– Ну, что там? – спросил артист, вытягивая шею.
– Да так, контролёр помер. Трухлявый пень! Давно пора.
– Никитка помер? Наш Никитка?
– Наверное. Какая теперь разница!
– Ровесник мой. Я с ним знаком уж двадцать с лишним лет. А тебя, мой дорогой, я знать не знаю.
– Игнат Афанасьевич! Я жизнь вам спас!
– Да разве же это спасение? Моё сердце даже не стучит. Оно остановилось по дороге к Таганрогу. А потом ты ко мне со своей магией сунулся, директор. Всё ради денег.
– Ради вас, Игнат Афанасьевич, ради ваших поклонников! Я – друг вам.
– Не друг ты мне, чернокнижник. А если друг, тогда оставь колдовство! И пусть душа моя покоится с миром.
– Э-э, не-е-е, господин Прокофьев, так не пойдёт. Я голос тебе даровал, как у юнца, так что ступай на сцену и делай деньги. Пой про родные просторы, фабричных молодцов и бескрайние поля.
– Не буду петь.
– Будешь! Ты горделив – пока есть голос, будешь петь. Не захочешь запомниться им, – директор указал в сторону зала, – никчёмным стариканом.
– А если убью себя?
– Ты знаешь, кто ты? Таких, как ты, просто так не убить.
– А как убить?
– Разорвать на части и поджечь! Ха-ха! Ну, давай, твой выход!
Артист вышел на сцену и отработал концерт от и до, без единой фальшивой ноты, а потом – на радость поклонникам – исполнил любимую песню на бис.
– Ай, молодец, – нахваливал его директор. – Ну, посмотри, ведь есть, для чего жить! Публика-то в восторге!
– В восторге, – подтвердил Игнат Афанасьевич. – Теперь приведи ко мне в гримёрку трёх-четырёх фанаток. Из тех, что дежурят у чёрного хода. Мне хочется отвлечься.
– Заслужили, дружок, заслужили! Всё будет, погодите, всё будет!
Прокофьев встретил поклонников радушно, открыл бутылочку абсента и принялся за комплименты. Одной даме он уделил столько внимания, что остальные стали ревновать. Вскоре завязалась потасовка. «Ну, чей я?» – воскликнул он, вставая между ними. Одна схватила его за голову, другая – за руку, третья – за другую руку. И так тянули они артиста, пока не разорвали. Голова его, отделённая от тела, вдруг начала смеяться, и всех поклонников смело, как бурей. Рука Прокофьева подползла к бутылке абсента и повалила её так, что жидкость растеклась по деревянному полу. Другая рука вытянула из кармана пиджака коробок, подожгла спичку и бросила в лужу. Игнат Афанасьевич увидел яркое пламя и блаженно улыбнулся.