Акохиру

Первое, что она увидела, открыв глаза – узор трещин на пожелтевшей от времени штукатурке. Пахло сушеными травами, сыростью и лежалым бельем. Что-то давило на грудь, мешая делать глубокие вдохи, и больно впивалось в спину. Она попыталась пошевелиться и поняла, что связана.

Сонная вялость сменилось парализующим ужасом.

Она открыла рот, чтобы закричать, но вместо этого лишь захрипела. Язык казался сухим и шершавым, как наждачка. Губы потрескались. Она завозилась, стремясь освободиться от пут, сначала неуверенно, затем всё яростнее.

— Очнулась наконец.

Она вздрогнула от неожиданности, испуганно притихла. Повернула шею – туго стянутый широкий ремень под подбородком мешался и ограничивал движения – и скосила глаза.

От увиденного снова захотелось вопить.

На узкой больничной койке, привалившись спиной к стене, сидело странное существо. Длинные синие волосы были тронуты сединой, и из спутанных прядей как айсберги из воды торчали уши с тремя острыми кончиками. Огромные миндалевидные глаза занимали треть лица, фиолетовые губы обнажили желтоватые зубы с парой острых клыков. Создание было невысокого роста и издалека могло сойти за семилетнего ребенка. Однако время не пощадило голубоватую кожу, и лицо, без сомнения когда-то прекрасное, теперь расплылось и напоминало печеное яблоко с переливающейся чешуей вместо кожуры.

— Чего вылупилась? – окрысилось существо. Вероятно, женщина: на это недвусмысленно намекал пышный бюст под белой больничной рубахой. – Ликси что ли никогда не видала?

— Что? Я не… Что ты вообще такое?

— Хамка, — фыркнула синевласка.

Сунула руку под бесформенную подушку и выудила оттуда большую деревянную шкатулку. Откинула крышку и извлекла сигару, которая в её крохотных ладошках казалась здоровенным поленом. Провела коричневым брусочком под носом, крякнула от удовольствия. Длинными загнутыми когтями обрезала кончик – отрубленная попка отскочила в сторону и покатилась по полу. Из складок рубахи вытащила зажигалку и подставила край сигары под пламя.

— Где я?

Вопрос был неправильным. Как только слова сорвались с языка, связанная девушка вдруг поняла: куда важнее было спросить «Кто я?». Она не представляла, как оказалась здесь, но что ещё страшнее, совершенно не помнила ничего о себе: как зовут, сколько лет, как выглядит?.. Никаких воспоминаний, только чернота. Только пепел и дым. Глаза защипало, крик застрял в горле, тело словно одеревенело.

Синевласка тем временем раскурила сигару, неглубоко затянулась и выпустила длинную струю белого ароматного дыма. Тесная комнатушка с растрескавшимися стенами наполнилась запахом табака с легкими цветочными нотками.

— Забористая вещица, — сказала она. – То, что доктор прописал.

— Ты не… Не знаешь, кто я такая? – голос дрожал так, что слова превратились в невнятный лепет.

Существо ловко спрыгнуло с койки и вразвалочку подошло к ней. При ближайшем рассмотрении оказалось, что у синевласки глаза пронзительного голубого цвета с серебристыми крапинками, и в каждой радужке – по три вытянутых зрачка.

— Конечно, — хмыкнуло удивительное создание. – Ты Ирлиш.

Ирлиш? Она попробовала имя на вкус, покатала его на языке. Оно казалось странным и чужеродным. С другой стороны, сейчас ей абсолютно всё казалось таким. Ирлиш так Ирлиш. Всё лучше, чем ничего.

Она хотела задать следующий вопрос, как вдруг синевласка с гаденькой улыбочкой выдохнула ей в лицо облако белых завитков. Ирлиш будто током ударило.

Запертая дверь полыхает, до окна не добраться. Занавески уже объяты пламенем. Рыжие волны перекатываются по потолку и раскаленный воздух обжигает кожу. Смог мешает дышать, кислотой разъедает роговицы. Всё вокруг тонет в серо-оранжевом удушливом тумане. Кто-то снаружи разбивает стекло, и дождь из осколков сыплется на пол. В проеме появляется голова в каске, лицо скрыто громоздкой маской. Человек что-то кричит, но сквозь рев пламени она не может разобрать ни слова. Здание стонет, сотрясается, умирает. Она чувствует, как где-то рядом проваливается крыша. Пол под ней раскалился, перекрытия скоро не выдержат, и она рухнет в пылающую бездну. Это конец, но ей не страшно.

Всё тонет в ослепительной вспышке.

— …а я Хрцашицухага. Или просто Хага.

Ирлиш ничего не ответила: видение оглушило своей яркостью. Ей подумалось, что если зажмуриться, то получится удержать картинку за хвост, снова погрузиться в… сон? Воспоминание? Нет, всё тщетно. Вспышка поставила точку. Назад пути нет.

— Что, даже не скажешь «мое почтение»? – прищурилась синевласка. – Я же говорю, хамка! – она больно царапнула Ирлиш по щеке кончиком острого когтя и, потеряв всякий интерес, отошла.

Дверь отворилась с мерзким скрипом. Ирлиш скосила глаза к источнику звука и опять подавилась криком.

На пороге стоял человек в белом халате. Человек ли?.. У существа была голова оленя с ветвистыми рогами. Заходя, он отточенным до автоматизма движением чуть развернул корпус и пригнулся, чтобы не зацепиться за дверной проем. Его большой черный нос влажно поблескивал, стоящие торчком уши подрагивали.

— Очнулась значит, — сказал он мягким баритоном. – Как самочувствие?

Ирлиш только испуганно пискнула. Кажется, ответ оленеголового не интересовал, и вопрос он задал просто из вежливости. Он уже переключил внимание на синевласку.

— Хага, опять куришь? Я что тебе говорил про сигары в палате?

— Виновата, — маленькое существо сокрушенно покачало головой. Сигару Хага спрятала за спину и состроила невинную рожицу. – Я помню: только на свежем воздухе. Больше не повторится, док.

— Верится с трудом, — нахмурился тот, кого Хага назвала доком. Его пушистые уши гневно дернулись.

Оленеголовый снова развернулся к Ирлиш. Его морда скривилась в подобии улыбки.

— Готова познакомиться?

 

*             *             *

Она не стала сопротивляться, когда два рослых санитара сдернули её с постели, подхватили под руки и поволокли куда-то по длинному обшарпанному коридору. Они были похожи друг на друга как две капли воды: крупные мужчины с выпуклыми брюхами, чуть вытянутыми безволосыми головами и причудливыми костяными наростами на макушках. По сравнению с Хагой и оленеголовым доктором, санитары больше всех походили на людей. Это странным образом успокаивало.

В отличие от палаты и коридора, кабинет дока не выглядел обветшалым. Все стены от пола до потолка были заставлены полками с книгами. В центре стоял большой письменный стол, рядом – кресло и кушетка. Санитары усадили Ирлиш на кушетку и замерли по обе стороны от неё, придерживая за плечи здоровенными лапищами. Оленедоктор опустился перед ней на корточки и заглянул в самую душу своими огромными черными глазами.

— Меня зовут доктор Иин. Ты обещаешь хорошо себя вести? Мы можем развязать тебя?

Ирлиш кивнула. Путами, всё это время сковавшими её, оказалась обыкновенная смирительная рубашка. Длинные рукава были несколько раз обернуты вокруг тела. Её руки были зафиксированы на груди и для верности перехвачены ремнями. Со стороны Ирлиш наверняка напоминала насупленного, расстроенного ребенка, баюкавшего самого себя неловкими объятиями. Именно так она себя и ощущала: потерянное дитя в огромном враждебном мире.

— Отлично. Но помни – дай только повод, и тебя мигом нарядят обратно, — доктор подал знак, и санитары принялись расстегивать многочисленные ремни и распутывать завязки.

По кивку головы они покинули кабинет. Дверь хлопнула, но удаляющихся шагов слышно не было. Ирлиш мигом представила, как верзилы замерли у входа в кабинет, скрестив на груди могучие руки. Оленедоктору достаточно будет только повысить голос, чтобы они ворвались обратно. Она поёжилась. Возвращаться в плен смирительной рубахи ей совершенно не хотелось.

Пока её освобождали от пут, доктор Иин удобно устроился в кресле. Теперь он сидел, закинув ногу на ногу, и что-то строчил на прикрепленном к планшету листе. Ирлиш как загипнотизированная рассматривала его мясистые пальцы, покрытые длинными и жесткими бурыми волосами.

— Как ты себя чувствуешь? – спросил доктор. Похоже, в этот раз его действительно интересовал ответ: он оторвался от бумаг и вперил в неё тяжелый взгляд.

— Не знаю… — пробормотала Ирлиш. – Хорошо?

Он сделал пометку и продолжил:

— Голова не болит? Не слышишь голоса?

Она помедлила, прислушиваясь к себе.

— Нет. А должна?

Доктор Иин удовлетворенно хмыкнул и снова начал что-то писать.

— Послушайте… Я не знаю, как здесь оказалась. Я вообще ничего не помню. Где я? Кто я? Что случилось?

— Совсем ничего не помнишь?

Она помотала головой. От собственного бессилия хотелось кричать. А ещё Ирлиш начинала злиться. Маленький уголек тлел в груди, обжигал душу. Она всегда была такой раздражительной, или это несвойственное ей чувство?

— Напрягись, вспомни, — настаивал доктор Иин. Он подался вперед. Теперь его вытянутая морда находилась достаточно близко, чтобы она могла впиться в неё ногтями. Надо только как следует оттолкнуться и… — Как тебя зовут?

— Я не знаю. Та странная, Хага, сказала, что меня зовут Ирлиш.

Доктор откинулся на спинку кресла и громко расхохотался. Его смех напоминал конское ржание.

— На древнем языке её предков Ирлиш означает «сумасшедшая».

Ей бы обидеться или рассердиться, но она ощутила только пустоту. Тончайшая ниточка оборвалась. Снова никто, человек без имени и прошлого.

— Давай решим, как мы будем называть тебя, — предложил доктор, склонив набок рогатую голову.

— Пусть будет Ирлиш. Мне всё равно, — глухо отозвалась она.

Ответ врачу как будто не понравился. Он цокнул языком, что-то записал и продолжил:

— Хорошо, будь по-твоему. Итак, Ирлиш. Ты пережила некое травматическое событие. Твой разум защищается от воспоминаний. Возможно, память ещё вернется, нужно запастись терпением и понаблюдать.

— Что именно произошло?

— Я не знаю деталей, — уклончиво ответил Иин. Его уши дернулись. – Вероятно, твою деревню спалили во время набега. Больше никто не уцелел. Тебя нашли среди тлеющих руин. Ты бросилась на спасителей с горящим факелом, крича «Я есть пламя!».

Ирлиш в который раз напрягла память. Снова ничего, только зола и смог. Про какую деревню говорит Иин? Она жила в городе. Высокий дом, комната с большим окном, прозрачные занавески в цветочек. Если распахнуть рамы, то можно почувствовать запах черемухи и услышать шум оживленного шоссе.

Минутку… Что такое «шоссе»?

— Ты могла навредить себе и другим, так что тебя привезли сюда, в лечебницу для душевнобольных, — продолжил Иин.

— Я не сумасшедшая! – разозлилась Ирлиш.

— Разве я называл тебя сумасшедшей? – бровей у оленеголового не было, но мышца над глазом выразительно дернулась.

Ирлиш не нашлась, что ответить.

— Не бойся. Мы отпустим тебя, как только убедимся, что ты не представляешь опасности для себя и окружающих. Может, сумеем хотя бы частично вернуть тебе память.

— Как? – с надеждой спросила Ирлиш.

— Ложись на кушетку.

Она нехотя повиновалась. Доктор Иин встал, убрал планшет с бумагами на стол и присел на краешек кушетки рядом с ней. Закатал рукава халата, обнажая поросшие жесткой шерстью руки.

— Готова? – спросил он.

— К чему? – прошептала Ирлиш. Одна её часть хотела вскочить и бежать, другая – остаться на месте в надежде, что ей помогут заново обрести себя.

Доктор Иин не удостоил её ответом. Вместо этого он начал водить ладонями над её лицом, бормоча что-то низким, глухим голосом. От него пахло потом: сильный мускусный запах становился всё отчетливее с каждым непонятным пасом. Он почти рычал, и Ирлиш вдруг показалось, что воздух вокруг начал вибрировать. Она почти осмелилась спросить, что происходит, как вдруг доктор Иин начертил в воздухе загадочный символ, похожий одновременно на летящую птицу и диковинный цветок. Тонкие линии вспыхнули розовым пламенем. Он подул на знак, и волшебная руна полетела к её лицу. Ирлиш и пикнуть не успела, как огненный символ прикоснулся ко лбу.

На кроваво-красном небосклоне пламенеют три солнца. Их лучи превращают в пепел всё живое. Повсюду, насколько хватает глаз, раскинулась бескрайняя пустыня с иссушенной, растрескавшейся землей. Вдалеке пляшут огненные силуэты. Пахнет палеными волосами и горелой плотью – божественные ароматы!

Что-то рыжее, тягучее, подернутое серо-черной паутиной ползет мимо неё. Лава! Она наклоняется, тянет охваченные огнем ладони к медлительному потоку. Зачерпывает раскаленную пригоршню, подносит ко рту. Поцелуй лавы сладок, и она стонет от удовольствия. Оранжевое сияние ослепляет её.

Отчаянный вопль вырвал Ирлиш из власти видения. Она дёрнулась, упала с кушетки, и тьма поглотила её прежде, чем она распласталась на полу.

 

*             *             *

Из темноты проступил знакомый пожелтевший потолок с лабиринтом трещин. Ирлиш испуганно рванулась и с облегчением поняла, что в этот раз её не спеленали смирительной рубашкой. Теперь на ней была только белая больничная рубаха – точно такая же, что и у Хаги.

Она перекинула ноги через край койки, опустила босые ступни на холодный пол. Голова кружилась, лоб покрылся испариной, дыхание со свистом и хрипом вырвалось из груди. Страх колотился где-то в горле. Что это было? Что она видела?

— Очнулась наконец.

Знакомый голос, знакомые слова. Ирлиш подняла глаза и уставилась на Хагу, которая валялась на соседней койке на боку и ковырялась в зубах кончиком когтя.

— Не понравилось знакомство с доктором? – осведомилась она. – Он же такой душка. Не каждой убийце позволено хранить в палате сигары и зажигалку, а мне док разрешает.

Убийца? Надо бы испугаться, но Ирлиш слишком устала. Всё казалось сном, затянувшимся кошмаром, поэтому страх померк, растворился предрассветным туманом. Что-то в словах маленького чудовища привлекло её внимание. Может то, с какой гордостью Хага называла себя убийцей? Хочет поиграть – будут ей игры.

— И кого же ты убила? – ухмыльнулась она.

— Не твое собачье дело, — насмешка в голосе Ирлиш явно задела Хагу. – Слишком долго перечислять.

— Я никуда не спешу.

С минуту Хага буравила её яростным взглядом. Затем оглушительно рассмеялась, одобрительно хлопнув себя по узкому бедру.

— А ты ничего, — признала она. – Палец в рот не клади. Мы с тобой поладим.

Ирлиш в этом сомневалась, но предпочла промолчать.

Она поднесла руки к лицу и с удивлением стала рассматривать необычно длинные пальцы и смуглую кожу. В далеком сне о пожаре у её кожи был молочный оттенок, это она помнила точно. Осмотрела ноги: ни порезов, ни ранений – ничего, что можно было бы ожидать от жертвы таинственного набега. Вдруг вспомнила про горящий символ, коснувшийся её лба – осталась ли отметина?

— Здесь есть зеркало?

— В лечебнице для психов? – Хага выгнула синюю бровь. – Сама как думаешь? – разочарование Ирлиш было таким явным, что синевласка смягчилась. – Если очень хочется поправить прическу, есть другой способ.

Она спрыгнула с койки и подошла к обшарпанной стене.

— Подойди ближе, надолго меня не хватит.

Ирлиш послушно приблизилась. Росточком Хага не вышла: спутанные колтуны прибавляли ей несколько сантиметров, и всё равно её голова доставала Ирлиш только до талии. Но она не обманывалась: синевласку опасно недооценивать. Одними когтями она с легкостью разорвет ей горло. Ирлиш не хотелось выяснять, какие ещё смертоносные умения есть в арсенале этого субтильного существа.

Хага прикоснулась к стене растопыренной ладонью. По растрескавшейся поверхности пошла рябь, словно застывшую гладь пруда потревожили брошенным камушком. Рука Хаги провалилась в кладку по самое запястье, но её это не смутило: она пробормотала что-то себе под нос, и часть стены превратилась в чуть замутненное зеркало.

Ускользающий обрывок воспоминаний подсказал Ирлиш, что сейчас она увидит молодую девушку в веснушках, с копной непослушных рыжих волос. Но нет: из зеркальных глубин на неё смотрело узкое смуглое лицо с оранжевыми глазами. Золотые вертикальные зрачки тускло поблескивали. Вместо волос – тонкие черно-красные перья, пышным гребнем топорщащиеся на макушке. Ушей не было: лишь два маленьких черных отверстия, скрытые скудным перьевым подшерстком.

— Что я такое? – прошептала Ирлиш, отшатнувшись.

— Детка, как сильно ты приложилась головой? – с некоторым сочувствием поинтересовалась Хага. Она вытащила ладонь из стены, и страшное отражение исчезло. – Ты – птерил. Не самая уродливая раса, чтобы так пугаться.

Ирлиш вспомнила свои жуткие глаза и вздрогнула. У неё на этот счет было другое мнение.

 

*             *             *

Похлебка в потертой деревянной миске была неказистой на вид, но оказалась наваристой и вкусной. В большом зале собралось много народу, и некоторые выглядели устрашающе: Ирлиш особенно напугал здоровенный многоглазый монстр с четырьмя мощными мускулистыми лапами и длинной мордой. Каждый раз, когда он забрасывал себе в пасть очередную ложку похлебки, он жутко клацал клыками, отчего его ближайшие соседи без конца вздрагивали. Были здесь и другие страшные создания, но Ирлиш решила поменьше глазеть и сосредоточиться на еде. Провоцировать сумасшедших ей не хотелось. Как много здесь было убийц и опасных больных? Присутствие санитаров её немного успокаивало: рослые здоровяки прохаживались между рядами столов, оглаживая рукоятки дубинок на своих поясах. Ирлиш сомневалась, что дубинки будет достаточно для усмирения некоторых тварей, но надеялась, что санитары знают, что делают.

За стол к ним с Хагой никто не сел. Сначала Ирлиш решила, что дело в ней, но быстро отбросила эту мысль. Душевнобольные не задерживали на ней взгляд дольше, чем на секунду. Зато на Хагу недобро косились и перешептывались. Синевласку, которую едва было видно из-за столешницы, это не волновало. Она громко чавкала и отрыгивала, явно наслаждаясь бесхитростной трапезой.

Позже их выпустили на прогулку во внутренний дворик лечебницы. Душевнобольные разделились на группки и принялись праздно шататься по заросшей травой поляне. Хага не пожелала к ним присоединиться:

— Пойдем, — сказала она и направилась к огромному дереву, раскинувшему свои ветви рядом с высокой стеной.

Они устроились в тени развесистой кроны. Хага сразу же достала из кармана сигару и принялась любовно оглаживать кончиком пальца покровный лист. Раскуривать её она не торопилась, упиваясь ей одной известным ритуалом.

— Как ты здесь оказалась?

Более точным вопросом было бы «Почему все так злобно пялятся на тебя?», но Ирлиш решила зайти издалека.

— Что ты знаешь о ликси? – спросила Хага после затянувшейся паузы.

— Ничего, — пожала плечами Ирлиш.

— Всё время забываю, что ты стукнутая, — усмехнулась Хага.

Она поднесла сигару к лицу и потянула носом. Умиротворение и счастье мгновенно омолодили её, и на несколько мгновений Ирлиш увидела её такой, какой ликси наверняка была много лет назад: юной и прекрасной до щемящей боли в сердце. Хага сунула сигару Ирлиш и приказала:

— Понюхай.

Ирлиш сделала глубокий вдох, позволив букету диковинных трав наполнить ноздри.

— Приятно пахнет, — признала она.

— И только? Тьфу, перевожу на тебя божественный аромат, — Хага сплюнула на землю и снова приникла носом к пахучему брусочку. – В сердцевине сигары не только табак, но и пряные травы моей родины. Такие больше нигде не растут. Самый вкусный запах на свете!

Она отточенным движением когтя срезала нераспечатанный кончик сигары и щелкнула зажигалкой. Ирлиш как зачарованная смотрела на танцующий язычок пламени.

— Ликси – раса целителей, — продолжила Хага. – У нас много талантов, но самый мощный – наложением рук изгонять хвори. Но иногда лечить поздно. Или не стоит. И тогда… тогда нужно найти в себе мужество убивать.

Хага вращала сигару над кончиком пламени, давая табаку равномерно разгореться. Ирлиш поймала себя на желании сунуть палец в огонь.

— Здесь мало по-настоящему буйных, — сказала Хага. – В основном жертвы набегов. Воинственные племена севера опять развязали войну, и выжигают все деревни и города на своем пути. В основном в лечебнице находятся те, кому нужно оправиться после бойни. Иногда достаточно травяных настоев и волшебных рун, чтобы перестать вопить по ночам и пытаться вскрыть вены ложкой. Иногда нужно больше времени. Но мне… — она приникла фиолетовыми губами к сигаре, сделала первую неглубокую затяжку, выпустила струю дыма. – Мне ничего не поможет, потому что я убивала. И сделала бы это снова. Голоса говорили мне, кому из раненных не стоит жить, а наложением рук можно не только исцелять.

Она подняла на Ирлиш странные многозрачковые глаза. В них не было раскаяния или сожаления.

— Почти все здесь знают о том, что я делала. Я не скрываю. Однажды, когда я ещё была на свободе, встретила тимбона – здоровенная тварь с рогатой башкой. Не видала таких? Нет? Неважно. У него была всего лишь царапина на плече: такую достаточно промыть родниковой водой и заживет сама. Я видела: он дышал смертью, ему нравилось убивать. Мне тоже. Поэтому я запустила хворь в его рану, и смотрела, как она захватывает его. Он мучился: под конец из каждой поры его тела сочился гной вперемешку с кровью. Один глаз лопнул, как гнилое яблоко, и зловонной жижей растекся по лицу. Как он кричал!.. Я могла распороть ему глотку и дать захлебнуться почерневшей кровью, но не стала. Милосердие бывает разным.

Ирлиш прислушалась к себе. Слова Хаги должны были её напугать, но ей не было страшно. Скорее любопытно, будто она изучала экзотическое насекомое.

— А сейчас ты слышишь голоса?

— Снадобья и руны доктора Иина – храни его душу Провидица! – помогают заглушить их, но они никогда не уходят полностью, — ответила Хага. – Они всегда со мной. Нашептывают, подсказывают, направляют. Мои друзья. Часть меня. Куда я без них? Последнее время они частенько говорят мне о том, что та лопоухая дылда не заслуживает жить.

Хага кивнула в сторону высокого создания с ушами размером с блюдце. Оно мирно прогуливалось вдоль стены, то и дело касаясь шершавой поверхности большими семипалыми конечностями. Ликси искоса посмотрела на Ирлиш и спросила:

— Боишься?

— Нет, — честно призналась Ирлиш.

Хага расхохоталась.

— И откуда ты такая взялась?

— Если бы я только знала…

— Что ты помнишь?

— Трудно сказать. Можно ли назвать это воспоминаниями? Иногда на ум приходят странные слова, значение которых я понимаю не до конца. Когда ты выдохнула мне в лицо дым, я вспомнила пожар в доме. Думаю, я там жила. Но я помню себя другой… Без перьев на голове. Помню себя… человеком.

— Кем-кем? – переспросила Хага.

— Человеком.

— Никогда не слышала о расе с таким дурацким именем, — протянула она.

На столбике пепла появилась трещина. Хага надломила пепельный хвостик о раскрытую ладонь и стряхнула его на землю. Ирлиш успела заметить, что там, где у людей обычно находились линии судьбы, её кожа была изувечена многочисленными округлыми шрамами.

— Когда я была у доктора Иина, он что-то сделал со мной, — продолжила Ирлиш. – Яркое видение. Всё в огне, и я пью лаву. Мне кажется, я сама горела, но мне не было больно. Знаешь… я почти уверена, что вижу картины из разных миров. И мне нет места ни в одном из них. И здесь тоже.

Хага ничего не ответила. Она немигающими глазами следила за лопоухим созданием, гуляющим туда-сюда у стены. Одна рука ликси была занята сигарой, в другой она держала зажигалку, и то и дело щелкала колесиком, освобождая и вновь заточая в сверкающем серебристом прямоугольнике крохотный огонек.

— Можно? – попросила Ирлиш.

Синевласка протянула сигару, но Ирлиш отрицательно помотала головой. Хага пожала плечами и отдала ей зажигалку.

— Только не спали тут всё, — сказала она с беспокойством. — А то док отнимет мои сигары.

Щелк! – и перед глазами Ирлиш возник огонек с красивым синеватым гребнем. Она неотрывно смотрела на него, с удивлением отмечая, как страхи и сомнения отступают и растворяются. Ей казалось, что она пьет пламя, наполняется силой, изгоняет незнакомую пугливую сущность и заново обретает себя – спокойную и яростную, неприметную и смертоносную. Огонь был прекрасен, и ей захотелось поднести зажигалку к траве и смотреть, как янтарные язычки распространяются по изумрудному морю, оставляя за собой черноту. Она сдержалась, но не отказала себе в другом удовольствии: сунула в огонь сначала кончик пальца, затем накрыла всполох ладонью, ощущая, как жар страстно целует кожу. Боли не было – только наслаждение.

— Любопытно, — пробормотала Хага.

— Ты говорила, голоса всегда с тобой, — сказала Ирлиш. Она отпустила колесико, не без сожаления позволив огню вернуться в плен, и протянула зажигалку ликси. – Что они говорят обо мне?

Хага сдернула зажигалку с её ладони, недоверчиво разглядывая невредимую кожу.

— Ничего, — буркнула она, и после недолгой паузы всё же признала: — Они тебя боятся.

 

*             *             *

Несколько дней спустя Ирлиш лежала на кушетке в кабинете доктора Иина. Он проводил сеансы каждый день, иногда дважды. Ирлиш чувствовала, что её случай особенно заинтересовал его. Оленедоктор даже отменил пару сеансов Хаги в пользу встреч с Ирлиш: видимо, по сравнению с необычными видениями, присмиревшие голоса чокнутой ликси уже не казались такими интересными.

— Ты что-нибудь вспомнила после вчерашнего снадобья? – спросил Иин.

При мыслях о той дряни рот Ирлиш наполнился горькой слюной. Отвар был мерзким: наверно, такой же на вкус будет вода, если в ней вскипятить пригоршню свежего навоза и вонючие, стоячие от грязи носки. Она сделала только пару глотков, а остаток незаметно испарила прямо в кружке.

Силы постепенно возвращались. Каждое слово, каждый луч солнца, каждый плач, стон или смех душевнобольных – всё наполняло её кровь жгучим пламенем.

— Нет, ничего.

Это было неправдой. В видениях Ирлиш всё чаще видела обрывки прошлого, своего и в то же время чужого. Корчащиеся в пламени фигуры. Чернота. Озера огня. Изумительный запах гари. Она больше не пыталась вспоминать, просто выжидала. Всему свое время.

— Как ты себя чувствуешь? – спросил Иин.

Он не смог скрыть озабоченность в голосе. Ирлиш понимала, почему доктор так обеспокоен. За несколько дней её смуглая кожа утратила здоровый золотисто-коричневый оттенок и сделалась пепельно-серой. Теперь она всё больше напоминала обугленную деревяшку.

— Хорошо, — ответила Ирлиш. В этот раз не лгала: она действительно ощущала себя великолепно.

Иин сокрушенно покачал головой. Его письменный стол, который в день первой встречи был девственно чист, теперь оказался завален стопками книг. По центру лежал раскрытый фолиант, обнаживший свое пожелтевшее от времени нутро. В комнате пахло пылью, и миллионы крохотных точек танцевали в широкой полосе солнечного света, расчертившей кабинет от окна до стены.

— Сегодня я хочу попробовать новый обряд, ты не возражаешь?

Доктор уже закатывал рукава, когда они оба услышали топот ног в коридоре. Дверь с грохотом распахнулась, и на пороге возник один из санитаров. Его маленькие поросячьи глазки почти вылезли из орбит. Задыхаясь, он закричал:

— Док! Хага… Там… Скорее!

Иин вскочил и побежал за санитаром, громко цокая копытами. Про Ирлиш все как будто забыли. Неудивительно: она была тихой, мирной, почти незаметной. Безобидной. Не было нужды связывать её или держать под пристальным наблюдением. Ирлиш оставили в кабинете, но дожидаться возвращения Иина она не собиралась: поднялась с кушетки и поспешила вслед за врачом.

Во внутреннем дворике царил хаос. Душевнобольные сбились в стаю – жуткие белые фигуры посреди зелени – и санитары пытались оттеснить их ко входу в здание. Одни протяжно выли, другие плакали навзрыд: мерзкий булькающий звук резал уши, словно кто-то давился тягучими вязкими соплями. Воздух сотрясал и другой звук, ещё более чужеродный и странный.

Смех. Заливистый, истерический, безумный смех.

Несколько санитаров сбились в полукруг у дальней стены, загораживая что-то своими спинами. Доктор Иин поспешил к ним, грубо растолкал всех и вскрикнул. Из уст такого великана изумленный (или всё же испуганный?) вскрик показался особенно жалким. Ирлиш преисполнилась отвращения. Она тенью последовала за ним и заглянула в просвет между телами.

Ирлиш сразу узнала нелепые блюдцеобразные уши. Распростертое тело валялось на земле поломанной марионеткой, раскинув в стороны семипалые руки. В остекленевших глазах отражалось небо. Лицо было покрыто гнойно-кровавыми струпьями, горло разорвано, и среди багрового месива Ирлиш разглядела белеющую полосу позвоночника. Больничная рубашка напиталась кровью. От мертвеца пахло тошнотворной сладостью и гнилью.

Хага валялась рядом, уткнувшись лицом в землю. Санитары как раз закончили скреплять длинные рукава смирительной рубахи за её спиной, и теперь возились с застежками ремней: их руки тряслись, и они никак не могли попасть стальными язычками в маленькие дырочки. Хага не сопротивлялась, только смеялась, захлебывалась хохотом, от которого у всех волосы вставали дыбом на загривке.

Их взгляды встретились. Да, Хагу трясло от смеха, но её глаза кричали.

 

*             *             *

— Зачем ты это сделала?

Хагу привязали к койке, и теперь из кокона ремней была видна лишь маленькая голова с растрепанными синими волосами. Один из санитаров вытащил из-под подушки её сокровище – шкатулку – и сначала разломал деревянные стенки несколькими ударами ботинок, а затем превратил в труху и сигары. Палата наполнилась резким запахом табака и трав. Уходя, он плюнул на пол рядом с кроватью ликси. Когда дверь за ним захлопнулась, Ирлиш подошла к убийце.

Хага плакала. Мутные зеленоватые слезы текли по её морщинистым щекам.

— Зачем? – повторила Ирлиш.

Ни ненависти, ни страха. Только любопытство. Ничего другого она не чувствовала.

Ирлиш уже хотела вернуться к своей койке, когда Хага наконец ответила:

— Такова моя природа, — сказала она. Её голос осип от слез. – Никакие руны не спасут меня от несмолкающего шёпота в голове. Иногда череп распирают бесконечные призывы, и моим собственным мыслям не остается места. — Хага закрыла глаза и надолго замолчала. – Этот подонок… этот подонок все сигары растоптал? Ничего не уцелело?

Ирлиш посмотрела на жалкую кучку на полу.

— Ничего.

Хага заплакала ещё горше.

Ирлиш с удовольствием проглотила её боль и отчаянье. У горя ликси был терпкий, кисловатый вкус. Он приятно обжег язык и горячим комом провалился в желудок.

— Я думаю… — Хага распахнула глаза, и на время её затуманенный взгляд прояснился: – …что голоса лгут мне. Та тварь… то существо не хотело умирать и не понимало, за что я отнимаю его жизнь. Его душа плакала. Я слышала.

Ирлиш уже потеряла интерес. Она получила всё, что хотела. Отошла, вытянулась стрункой на койке, закинув руки за голову, и стала разглядывать причудливую вязь трещин на потолке. В них угадывались хитросплетения языков пламени.

— Я кажется поняла, что ты такое.

А вот это уже интересно, потому что она сама так и не смогла вспомнить до конца. Ирлиш повернула голову к синевласой сумасшедшей.

— Мне бабушка рассказывала сказки про таких, как ты. Только ведь это не сказки, так? – не дождавшись ответа, Хага продолжила монотонным, бесцветным голосом: — Она называла их акохиру. Знаешь, как птицы, которые сгорают в собственном пламени?

Память услужливо подбросила нужное слово из прошлой жизни:

— Фениксы?

— Они самые, — Хага попыталась кивнуть, но ремни помешали. – Акохиру – это отголоски богов, ненасытные темные сущности. Они бродят по мирам, вселяясь в чужие тела и подпитываясь ими, пока не наберут сил для следующего перерождения. С каждым своим воплощением они становятся всё сильнее, уничтожают всё больше, пока им не достанет сил пожрать всё сущее.

Ирлиш поднесла ладонь к лицу. Там, где ещё несколько дней назад можно было разглядеть синие узоры кровеносных сосудов, теперь отчетливо проступали золотистые и рыжеватые прожилки. На запястьях это было особенно заметно: под кожей вились огненные змейки.

— Я думаю, тебе осталось недолго, — сказала Хага. – Ты тлеешь изнутри. Оболочка птерила скоро не выдержит.

— Боишься?

— Нет, — ответила ликси и снова закрыла глаза. – Жизнь куда страшнее смерти.

 

*             *             *

Когда в палату вошел доктор Иин, заходящее солнце уже превращало небосвод в расплавленное золото.

Ирлиш лежала, натянув тонкое одеяло до самого подбородка. Она чувствовала, что наливается жаром. Выступающий пот тут же с тихим «пшш» испарялся, будто кто-то капал водой на раскаленную сковороду. Её лихорадило, но горячечные спазмы отзывались во всем теле сладкой истомой. Она чуть дрожала, и зрение заволакивала багровая дымка.

Хагу не освободили даже к ужину, никто из санитаров не принес ей похлебку. Всё ещё связанная, она оставалась в постели, уставившись невидящим взором в потолок. Её губы едва шевелились, словно ликси вела с кем-то неслышный разговор. К вечеру она обмочилась, и скверный запах заставил доктора Иина скривиться от отвращения. Он остановился рядом с её койкой, грозно навис над Хагой. Его ветвистые рога отбрасывали на лицо ликси зловещие тени. Сжатые в кулаки руки не сулили ничего хорошего.

Доктор долго молчал, только дышал тяжело и прерывисто.

— Почему не сказала, что голоса вернулись? – наконец прорычал он.

— Они никуда и не уходили, док, — ответила Хага. – Просто стали тише.

— Ты понимаешь, что натворила?

Хага молчала.

Доктор говорил что-то ещё, но Ирлиш уже не слышала. Внутри неё что-то лопалось с сухим треском, но ни Хага, ни Иин как будто не замечали кошмарных звуков. Она встала, отбросив в сторону одеяло. Ткань уже занялась и теперь смрадно чадила. Ирлиш увидела, как у стоявшего в пол-оборота доктора чуть дернулся нос. Он ещё раз принюхался, шумно вдохнув.

Обернулся, но слишком поздно.

Правой ладонью Ирлиш цепко ухватилась за его бок, вгрызаясь ногтями в могучий торс. Обжигающая волна пробежала по её телу от пяток до кончиков пальцев на руке, и лишь маленькая толика этой мощи просочилась в доктора. Иин открыл было рот, пытаясь закричать, но вместо наполненного смертельной мукой вопля из горла вырвались лишь пламя и дым. С негромким хлопком его глаза лопнули, и теперь огонь тонкими струями бил из пустых глазниц. Ещё через мгновение он вспыхнул целиком, превратившись в огромный живой факел. Доктор рухнул на пол, и Ирлиш опустилась на колени рядом с ним, не отрывая руки от его объятого пламенем тела. Огонь пожрал его до обугленных костей за считанные секунды.

О, этот божественный запах паленной шерсти и сожженной плоти!.. Ирлиш ликовала. Пламя бушевало не только в душе: её тело облачилось в изысканный наряд из золотисто-голубых завитков.

Наконец истинная сущность вырвалась из плена этой нелепой оболочки.

Хага не кричала: может, страх отнял её голос? Голубоватая кожа враз посерела, словно вся краска схлынула с лица. Она не старалась освободиться, не дергалась в тщетной попытке вырваться из пут. Лишь молча смотрела на Ирлиш своими красивыми глазищами, похожими на бескрайнее звездное небо.

В палату ворвались два санитара. Они не успели ничего сделать: акохиру отмахнулась от них, как от приставучих мошек, и непрошенные гости тут же вспыхнули гигантскими спичками. Один с жутким воем выбежал прочь, другой упал на пол, напрасно стараясь сбить пламя – его крик скоро затих. Дверь уже пылала: скоро вся лечебница окажется во власти пожара. Ирлиш позволила себе торжествующе улыбнуться.

— Зачем ты убила дока? – сквозь рокот огня слова Хаги были едва различимы. – Он был хорошим. Именно он раздобыл для меня сигары.

Ирлиш не удостоила её ответом. Что толку оплакивать кого-то? Это всего лишь энергия, которая приходит и уходит. И будет куда лучше, если эта энергия приумножит её силы, а не пропадет в бессмысленном круговороте жизни.

— Со мной будет то же? – спросила Хага. Её голос не дрогнул.

Ирлиш молча кивнула. Отважная ликси её забавляла.

— Хорошо, — Хага улыбнулась уголком рта. Она вздохнула, и смертельная усталость ещё больше состарила её лицо, озолоченное отблесками пламени. – Я не хотела быть такой, но даже док не смог помочь мне. Поглоти меня, чтобы я больше никому не могла причинить вреда.

Ирлиш протянула к ней руку, но резкий окрик заставил её помедлить.

— Постой! Прежде, чем всё закончится… Ты пыталась быть другой? Пыталась… не идти на поводу у своей природы?

— Зачем? Я такая, какая есть.

И она мягко коснулась кончиками пальцев лба Хаги.