-- - + ++
— Я так больше не могу, — сказал отец, встал из-за стола и ушел.

Так все и началось.

Нет, началось все гораздо раньше. Я даже толком не помню с чего. Прошло слишком много времени. Я помню только, как школу закрыли на карантин. Об этом объявили по телевизору. Мы сидели за столом всей семьей. На папином лице было три пластыря, а под маминым глазом – синяк. Она раскладывала по тарелкам кашу с подливой и не сводила глаз с экрана.

— Глобальная эпидемия прокатилась по всему миру, затронув уже более трех миллионов жителей и унесла жизни восьмидесяти тысяч человек. – Вещал молодой диктор с тремя пластырями на лбу. – На данный момент ученые продолжают искать причину загадочной болезни, но ни вируса, ни бактерии, способной спровоцировать данные симптомы, до сих пор не обнаружено, однако доказано, что контакт с больным способен вызвать болезнь. На вопрос, каким именно образом, ответа пока нет, но мы настоятельно рекомендуем вам не покидать дом и максимально ограничить круг общения.

Мама перевела взгляд на папу, брякнула тарелками о стол и медленно опустилась на табурет. Моя старшая сестра Аня тоже с опаской посмотрела на отца. Он и не подумал реагировать, крепче сжал ложку и принялся за еду.

Кажется, это был первый раз, когда никто никому не пожелал приятного аппетита. Мы ели в полном молчании до тех пор, пока отец не покинул кухню.

Он ушел первым, как всегда, и Аня тут же раскрыла рот. Да, именно с этого все и началось.

— Меня Макс позвал погулять, можно взять твое платье? – спросила она.

— Нет, — отрезала мама, подхватила тарелку с недоеденной кашей и закинула в мойку. – Нельзя сейчас из дома выходить. Ты слышала про эпидемию.

Аня насупилась, бросила ложку на стол и скрестила руки на груди.

— Да чушь все это! Подумаешь, пара болячек. Ты знаешь хоть кого-то лично, кто от этого умер? Макс говорит, они все выдумали, чтобы…

— Я сказала, нет, — мама повысила голос и снова опустилась на стул, помяла пальцами опухший глаз и тяжело вздохнула.

— Но если я не приду, он Машку пригласит!

— Тем более, нет. Если он готов так сразу заменить тебя Машкой, значит, не так уж и сильно ты ему нужна.

На Анькины глаза навернулись слезы, она яростно выдохнула и сказала то, чего никак нельзя было говорить. Даже в свои двенадцать лет я прекрасно это понимал.

— Это ты отцу не так уж и нужна!

Затем она вскочила из-за стола и скрылась в своей комнате, хлопнув дверью.

— Музыку громко не включай, — крикнула ей вдогонку мама, и в тот же миг стены сотряслись от громоподобных басов.

Да, точно, так все и началось. Я зажал уши руками и сполз вниз по стулу так, что столешница оказалась напротив глаз.

Отец вышел из гостиной, подошел к Аниной двери и без предупреждающего крика легко снял ее с коротких петель, а потом швырнул в коридор. Дверь проехалась по скользкому линолеуму и остановилась у порога кухни. Мама вздрогнула, схватилась за сердце и застыла, словно почуявший беду зверь.

Отец что-то сказал и скрылся в комнате. За музыкой я ничего не услышал. Спустя секунду музыка смолкла, и закричала Аня срывающимся от рыданий голосом:

— Нет, папочка, пожалуйста, нет! Я больше не буду громко включать музыку. Я больше не буду…

Послышался звонкий шлепок, через секунду скрипнула оконная рама, что-то вылетело в окно и разбилось об асфальт. Аня завыла, как минуту назад выла гитара ее любимого музыканта.

Не выдержав, мама кинулась на помощь. Несколько минут я слушал их крики, затем в коридоре появился отец, а за ним мама. Он тащил ее по коридору за волосы туда, где было ее место – на кухню.

Потом все затихло. Мама поднялась с пола, раскрыла морозилку, приложила к глазу пакет с замороженными ягодами и снова села за стол.

— Ешь, — сказала она мне.

Не смея возражать, я выпрямился, схватил со стола ложку и принялся запихивать в рот кашу. Как сейчас помню ее вкус. Отвратительный. Горький от страха и жалкой мысли: только бы папа не заметил меня.

Так и началось, да. Со страха. А потом была ненависть.

 

Аня сбежала тем же вечером. Вылезла в окно вслед за разбившимися колонками и была такова, как лиса из басни про ворону. Мама ушла искать ее, не приготовив ужин. Наскоро соорудив яичницу для себя и отца, я накрыл на стол и позвал его.

Папа поковырял вилкой в тарелке, не похвалил и не попробовал, только поковырял, а потом сказал:

— Я так больше не могу.

И ушел. Следующие несколько месяцев я его не видел, но хорошо запомнил еще три новых пластыря на его лице.

 

Мама плакала целую неделю. Аня не нашлась, отца она и искать не стала. Плакала, готовя ужин, стирая белье и моя полы. Я старался помочь, бегал вокруг, как дурак, без конца наговаривая слова утешения, но она только отмахивалась от меня, падала на ближайший стул или кровать и принималась рыдать еще горше.

Когда мама перестала плакать, на ее шее появился бинт. Я не спрашивал, откуда он, но заметил у прохожих на улице и у дикторов по телевизору такие же бинты и пластыри в разных местах. Сомнений не осталось, эти болячки и были симптомами болезни. Мама подхватила их от отца, а отец, видно, принес откуда-то с улицы. Осознав, что тоже могу заразиться, я заперся в ванной, разделся и внимательно себя осмотрел, но ничего кроме пары прыщей на лице да старого шрама от пореза на ноге, не заметил.

Вздохнул с облегчением и впредь старался держаться от мамы подальше.

Она не возражала. Чем меньше я ее доставал, тем тише она себя вела и тем реже вставала с кровати. И совсем скоро мне пришлось самому готовить еду.

Запасов в кладовке хватало. Мама не разрешала мне гулять, говорила, что это опасно. Я тоже не рвался на улицу. Со сверстниками не дружил и привык проводить время за компьютером.

Последний мой реальный друг заявил мне, что я трусливый щенок, еще год назад. Он потащил меня на заброшенную стройку, забрался на стрелу ржавого крана и позвал за собой, но я лезть отказался. На этом наше общение прекратилось.

Помню, я ужасно расстроился тогда, закрылся в комнате и разревелся, как ребенок. А Аня сказала, что это ерунда. Вот подрасту, и появятся новые друзья. А Пашка – дурак и вырастет уголовником. А потом будет на меня работать, потому что я умный и, в отличие от него, закончу настоящий университет.

Я тогда развеселился, хоть в глубине души прекрасно знал, что Пашка прав. Я – трусливый щенок. И дело даже не в кране, а в том, как тряслись мои колени каждый раз, когда отец кричал на мать.

Я ни разу не видел, чтобы он ее был. Но я знал, что он делал это, и молчал, потому что боялся, что и мне тоже достанется.

Вслед за воспоминаниями пришла тоска по сестре. У нее смелости хватало, потому она и сбежала с Максом.

Стремясь отвлечься от тоски, я включил компьютер, загрузил игру и провалился в вымышленный мир. Игры занимали особое место в моей жизни. Там, в виртуальной реальности, я был смелее, умнее и сильнее. Тот я не позволил бы отцу обидеть маму и сестру и не отпустил бы так просто.

С каждым новым уровнем уходил и страх. Пока я был там, мир за окном не имел надо мной власти. Никаких болезней, никаких предательств и смертей. И если интернет не отключат никогда, я смог бы остаться там навечно.

Но как только я подумал об этом. Экран компьютера погас. Свет отключили, и я остался наедине с реальностью.

 

Жизнь превратилась в жидкую вязкую массу, перетекающую изо дня в день. Запасы в кладовой заканчивались. Мама совсем перестала вставать с постели и отказывалась от еды. Я позвонил бабушке, но она не взяла трубку. Я нашел дневник Ани, но не обнаружил там ни одной записи. Позвонил в больницу и услышал нескончаемый поток коротких гудков. Выйти из дома не решился, заперся в комнате и решил экономить.

На мамином теле появилось еще несколько язв. Иногда я садился в коридоре и наблюдал за ней через щель в двери. Она лежала неподвижно, лишь изредка переворачиваясь с бока на бок.

Однажды она пролежала неподвижно несколько часов. Я ждал, что она пошевелится или хотя бы вздохнет, но ничего не происходило. Не стерпев, я вошел в комнату и слегка потрепал ее по плечу.

— Уйди, — тихо прохрипела она. – Я не хочу сейчас говорить.

И я разозлился. Ярость поднялась в груди огромной волной и захлестнула рассудок. Я шлепну по одеялу ладонью и требовательно крикнул:

— Вставай!

— Уйди, — повторила она.

Я забил по одеялу обеими руками и повторил:

— Вставай! Вставай! Вставай!

Мама села, гневно нахмурилась и влепила мне пощечину.

А на следующий день в дверь позвонили.

 

— Не открывай, — сказала мама. – Пусть идут к черту.

Раньше мама так не выражалась. Я почувствовал себя неловко, кинул неуверенный взгляд на дверь и осторожно выглянул в окно. Увидел Аню.

Она стояла на пороге, размазывая по щекам смешанную со слезами косметику и снова жала на звонок.

— Мама! – закричал я и замахал рукой. – Аня вернулась!

Мама откинула одеяло, села, спустив на пол покрытые язвами ноги, и хромая побрела к двери. Я затаил дыхание. Радостной она не выглядела, взволнованной тоже. На ее лице не было ничего, кроме ярости, такой же дикой и не сдерживаемой, какая раньше часто искажала отцовские черты.

Внутри все сжалось, я с опаской выглянул в коридор. Мама открыла входную дверь и, не сказав ни слова, влепила моей старшей сестре звонкую пощечину. Аня завыла еще горше, чем когда отец выкинул ее колонки. А когда мама захлопнула перед ней дверь, отчаянно забарабанила по ней ладонями.

— Пусть идет туда, где все это время шлялась, — сказала мама и снова легла в постель.

Я сам впустил сестру домой. Прижал палец к губам и жестом поманил за собой. Худая и бледная, вся перемазанная косметикой, она продолжала всхлипывать. Мы тихо прошли на кухню, я достал из кладовки гречку и взялся за кастрюлю, но сестра меня остановила. Она крепко прижала меня к себе и тихо прошептала:

— Он меня бросил. Я не достаточно красивая для него, — и слезы с новой силой полились из ее глаз. – Как же я себя ненавижу…

 

На следующий день на ее лице появилась первая язва. Аня не стала заклеивать ее пластырем. Она целыми днями смотрела на себя в зеркало и ковыряла подбородок пальцем, делая рану еще больше.

— Чем быстрее я умру, — сказала она однажды, — тем скорее в мире станет еще на одну уродину меньше. Это все из-за мамы, я на нее похожа. Поэтому папа ее не любил, и поэтому ушел. А от меня Макс ушел…

И она снова начала рыдать, как мама, только громче. И в тот момент страх отступил. Я разозлился. Сжав кулаки, я выбежал из дома. С момента, как все началось, прошло три месяца, зима кончилась, пришла весна. Дорожку у дома затопило талым снегом. Ноги промокли и моментально замерзли, а я стоял и бил себя рукой по голове, повторяя одни и те же слова:

«Ненавижу, ненавижу, ненавижу…»

Взгляд упал на переполненный почтовый ящик. Среди газет и счетов, я увидел письмо. Оно торчало уголком вверх, как флажок. На линейке «от кого» было написано имя отца. Схватив его, я ринулся на кухню. Разорвал конверт зубами и достал короткую записку.

«Прости, что ушел так внезапно. Иначе я не смог. Я разгадал загадку болезни. Нас убивает несчастье. Так что, если ты там несчастен, тоже беги».

Вот так значит, он не просто ушел, а сбежал. Не собрал вещи, не попрощался, не попытался наладить отношения, а просто сбежал. Потому что несчастен. Будто бы мы все тут счастливы.  Скомкал письмо и швырнул его в угол. А на следующий день на моих руках появились первые язвы.

 

Мама умерла в среду, за несколько дней до дня моего рождения. К тому времени весь дом держался на мне. Еда закончилась, магазины закрылись и стояли разоренные со сломанными замками, телефоны врачей молчали. В трубке не было даже гудков. Никто не работал.

Еду приходилось воровать, и я здорово с этим справлялся. Поначалу жутко боялся заходить в чужие дома, но вскоре понял, что вряд ли кого-то там встречу. Те, кто еще мог ходить, давно уехали в город, ища спасения, остальные тихо умирали в кроватях, не обращая внимания на детей, рыскающих в поиске еды.

Иногда я даже гордился собой. Забираясь в чужой дом, я представлял себя отважным героем компьютерной игры, спасающим загнанную в ловушку больную девушку. Роль этой несчастной играла моя сестра.

Погружаясь в фантазии, я не думал об отце и чувствовал себя почти счастливым. Даже свежие язвы, ежечасно появляющиеся то там, то тут почти переставали болеть. Но стоило мне вернуться домой и увидеть лежащую на кровати Аню, как меня снова бросало в дрожь, на глаза наворачивались слезы, а язвы начинали кровоточить.

Крови вытекало не много. Она медленно сочилась, проникая сквозь бинты, и приносила с собой невыносимый зуд.

— Ненавижу, ненавижу, ненавижу, — тихо повторял я, перебинтовывая руки и ноги. – Как я все это ненавижу.

Потом я шел на кухню и готовил то, что удавалось раздобыть. Слава Богу, наш дом был таким старым, что в нем сохранилась печь, а дрова теперь доставались бесплатно в ближайшем лесу. Мама не готовила в печи, топила для тепла, и мне стоило огромных трудов разобраться, как это делается.

В интернете не посмотреть. Свет так и не дали. Поселок городского типа, в котором я жил, снова превратился в глухую деревню. Из соседей совсем никого не осталось. Неделю назад я видел мелкую девчонку на дальней улице, но с тех пор мне попадались только брошенные собаки, сбившиеся в стаю и воющий по ночам хаски, ими не принятый.

Приготовив ужин, я приходил в комнату сестры и помогал ей есть. Она быстро слабела. Как и мать перестала плакать, лежала в кровати и сверлила взглядом потолок.

— Ненавижу себя, — шептала она иногда. – Будь я красивой, все сложилось бы иначе.

Я не знаю, права ли она, но думаю, что не права. Наша красивая соседка двумя домами дальше умерла около месяца назад, я видел ее тело, когда выходил в поиске провизии. И не только она была красивой, и не только она умерла. Телевизор, радио, интернет – все перестало работать, и я даже примерно не представлял, сколько красивых и некрасивых людей успело умереть за эти годы.

 

А Аня умерла в пятницу. В свой самый любимый день. Все любят пятницу, но Аня любила ее особенно сильно. Я помню, когда школу еще не закрыли, у нее была традиция. Она приходила в пятницу со школы, бегала по комнате и раскидывала тетрадки, как конфетти.

— Пятница-пятница, — пела она во весь голос. – Пятница – гуляльница, пятница – влюбляльница. Пятница – развратница!

Когда отец был на работе, шуметь не запрещалась. Да плевала она на все запреты. Сестра у меня была классная, и, по-моему, вполне себе симпатичная. А этот Макс – идиот. Надеюсь, он тоже умер.

Последняя мысль пришла мне в голову сразу, как Аня испустила последний вздох. Я не плакал, но язв на теле открылось сразу пять. Две на спине, куда она хлопала меня, когда хотела привлечь внимание. Она не звала, подходила со спины и хлопала сразу обеими ладошами, а потом кричала в ухо:

— Не заметил!

Я подпрыгивал, как дурак, а она смеялась надо мной, хватала за руки и крутила вокруг себя. Две на запястьях, там, где она держала, пока крутила, и одна под ребром, куда тыкали ее пальцы, когда она на меня злилась.

 

Тем же вечером я лег в постель и решил больше не вставать. Больно было – ужас. Мне было тринадцать лет, но вместо того, чтобы стать мужчиной, я решил стать мертвецом. Это вообще не трудно в условиях эпидемического апокалипсиса, когда «заражен». Я даже удивлялся себе вчерашнему. И чего я так гонялся за едой по всему поселку? Залезал в дома, разбивал окна, вскрывал подвалы и погреба и тащил к себе домой тяжелые банки с соленьями и вареньем. Знал же, что мама умрет, и сестра тоже умрет, и я умру.

Страх снова заскреб душу, а вслед за ним голод. Я с трудом выбрался из кровати, добрел до кухни, раскрыл тайничок под буфетом и вытащил последнюю банку с помидорами, вскрыл ее ножом и без аппетита и благодарности судьбе за жизнь, начал по инерции забивать желудок. И в тот момент в самом углу между холодильником и плитой я нашел скомканный листок, покрытый пылью и застарелым маслом. Это было последнее письмо отца. На конверте он ясно написал обратный адрес.

«Извини, что ушел так внезапно. Иначе я не смог. Я разгадал загадку болезни. Нас убивает несчастье. Так что, если ты там несчастен, тоже беги».

Еще одна язва плюсом. На шее, как у мамы. Я туго замотал ее бинтом. Едва не задохнулся, и пришлось ослабить. Крови почти не было, но боль пронзила такая, что почти заглушила снова воспылавшую в груди ярость.

Видите ли, несчастен он с нами был. Можно подумать, мы с ним были счастливы! От старых воспоминаний сердце болело сильнее, чем тело от язв. Я вспомнил тот страх, что заставлял меня молчать, каждый раз, когда мать доставала его, и он за волосы оттаскивал ее на кухню. Вспомнил, как он яростно орал, что приносит домой жрать, чтобы она готовила, а не возникала. Что она должна лучше нас воспитывать, чтобы мы не орали и не мешали отдыхать ему после работы. Я вспомнил каждый мамин синяк, каждую слезу и до боли сжал кулаки.

А теперь это сволочь счастлива. И здорова. А я один среди мертвецов сижу и собираюсь к ним присоединиться. Ну, уж нет, так легко он не отделается.

Я достал из кладовки топор для колки дров, собрал в дрогу рюкзак и отправился к нему, отнести обратно его проклятое несчастье. Дорога предстояла неблизкая. Эта сволочь сбежала от нас в соседнюю деревню. Автобусы давно перестали ходить, возить все равно было некого. На машинах уехали выжившие, да и водить я не умел. Разок пытался завести старенькую «Волгу» нашего соседа, но ничего не вышло. Пришлось идти пешком.

Сворачивая на главную дорогу, я бросил через плечо короткий взгляд на дом той красавицы, что жила неподалеку от нас. Да, она была красивее Ани, а умерла раньше. Никакого счастья эта чертова красота ей не принесла. Но будь она у Ани…

Да напридумывала она все, дура. Это из-за Макса она считала себя недостаточно красивой. Это он во всем виноват! Вот бы встретить его сейчас, я бы этим топором…

Но вместо Макса на дорогу выбежала девочка. Грязная, потрепанная, вся в мелких язвах, с разбитым подбородком и в драных ботинках. Та самая, что попалась мне несколько дней назад.

— Дай еды! – потребовала она.

— Нет у меня.

— Есть! Полный рюкзак! Дай мне.

— Да нет там еды! Там вещи, я переезжаю.

— Врешь! – взвизгнула она и наступила мне на ногу.

Очередная волна ярости на мгновение отключила рассудок, и я с размаху врезал ей пощечину. Девочка отшатнулась, в ужасе расширила глаза, прижала руку к щеке и зарыдала так, как не плакала даже Аня в день, когда вернулась домой.

— Ненавижу! – выдавила она сквозь слезы.

Не знаю, что на меня нашло. Боль пронзила грудь, и я согнулся пополам. Язва в тысячу раз больше других, открылась буквально за мгновение. Футболка промокла от крови, и не смея взглянуть на девчонку, я опрометью бросился прочь.

 

Последние километры до отцовского дома шел, шатаясь и спотыкаясь, думал, не дойду. В горле пересохло, страшно хотелось лечь и уснуть, но ненависть вела меня вперед с той же силой, что терзала мое тело. А когда я увидел дом, сорвался на бег. Двухэтажный, высокий с новыми рамами, не сравнить с той лачугой, в которой жили мы. Хорошо ему одному, да? Сразу и деньги появились и счастье вместе с ними. Семья такого счастья не принесет.

Я рванул вперед, забарабанил руками по двери, но никто мне не открыл. Из дома не доносилось ни звука. Неужели и отсюда сбежал? Отправился в путешествие в поиске счастья? Даже интересно стало, нашел ли он его. В последнее время мне все чаще казалось, что счастье – миф. Ведь если отец прав, и болезнь убивает несчастье, то можно сделать вывод, что несчастны абсолютно все. Но хуже всего то, что оно еще и заразно. Один несчастный человек, может сделать несчастным всю свою семью. А, может, и весь мир.

Я разбил топором окно, просунул руку и открыл его. Забрался внутрь. До этого дома еще не добрались мародеры, видно, отец держал оборону до последнего, пока не умерли все вокруг. На журнальном столике возле телевизора лежало ружье, а рядом коробка с патронами. Стрелять он меня никогда не учил, потому я решил проигнорировать находку. Заглянул в кухню и нашел там приличное количество консервов, многие банки были помяты, некоторые испачканы кровью. Как это похоже на него – отобрать больше, чем можешь съесть.

Этот дом был больше нашего, хоть он и жил тут один. Думаю, будь у него миллиард, он купил бы себе дворец и даже слугам не разрешил бы в нем жить, чтобы не нарушали тишину. Но, может, это не так. На каминной полке в гостиной я увидел фотографию. На ней была семья – мой отец, женщина и девочка. Но это была не Аня, и не моя мама. Это была совершено другая семья.

Я поднялся на второй этаж. Последняя ступенька скрипнула, и кто-то застонал ей в унисон. Сердце вздрогнуло в груди, и тело, будто парализованное, застыло в ожидании. Стон повторился. В дальней комнате кто-то был. Я бросился туда, пронесся мимо раскрытой двери другой комнаты и остановился не в силах принять то, что увидел в ней боковым зрением. Сделал шаг назад. Потом еще один и медленно повернул голову.

Розовые стены, усыпанные веселыми медвежатами, были обрызганы кровью. На кровати, застеленной покрывалом с изображением принцесс, лежала женщина с дырой в голове, а на ее груди – кукла. Нет, девочка с красно-бурыми кудрями, лица которой я не видел, потому что женина, даже мертвая, все еще прятала ее от холодного дыхания смерти.

Стон снова повторился. Хриплый и настойчивый зов. Требовательный и будто бы знакомый. Я решил, что там за дверью меня непременно встретит сама смерть с косой, в черном длинном плаще с капюшоном, накинутым на голый череп. Но сдаваться ей так просто я не собирался.

В два прыжка преодолел лестничный пролет, схватил со столика ружье и, надеясь, что для выстрела хватит простого нажатия на курок, снова поднялся наверх.

Дальняя дверь светилась падающим из окон дневным светом. Пыль кружила по коридору, половицы скрипели под ногами, и сердце молотом било по ушам.

Я задержал дыхание и вошел.

На двуспальной кровати лежал отец весь покрытый язвами. Он тяжело дышал, постанывал и что-то говорил, глядя в потолок. Я подошел ближе и наклонился.

— Ненавижу, ненавижу, ненавижу… — тихо нашептывал он, совсем как я раньше.

Нет, это я совсем как он. Ненавижу.

Он даже не перевел на меня взгляд. Шептал без остановки, словно мантру, одну единственную фразу.

— Эй! – крикнул я и ударил ладонью по кровати. – Слышишь меня? Это я, я здесь. Ну и какое лекарство ты нашел? Счастлив теперь, да?

— Ненавижу, ненавижу, ненавижу… — продолжал шептать отец, не обратив на меня внимания.

Вне себя от ярости я вскинул ружье, навел на него дуло и крикнул:

— А ну посмотри на меня или пристрелю! Это я тебя ненавижу, понял? Это я ненавижу!

Язвы заныли как никогда прежде. Перед глазами поплыло.

— Ненавижу, ненавижу… — шепнул отец.

И я спустил курок.

Раздался тихий щелчок.

— Ненавижу, ненавижу, ненавижу… — как ни в чем не бывало, продолжал нашептывать отец.

Я отшвырнул ружье в сторону, упал на колени рядом с его кроватью и разревелся.

 

Отец умер в воскресенье. В тот самый день, когда совершенно точно не вызовут на работу. Он любил этот день, а я ненавидел, потому что в этот день он всегда был дома. С момента моего прибытия прошло всего несколько часов.

Вовремя я пришел. Как раз, чтобы увидеть последний вздох человека, которого я ненавидел. Как ни странно, легче мне не стало. То, что я его пережил, не принесло никакой радости.

Я чувствовал, что мне тоже осталось недолго. Сидел на кухне среди его запасов и думал, зачем мне столько еды. Кусок в горло не лез. Потеря аппетита – один из симптомов скорой смерти. Но умирать в его доме я не хотел. Собрал остатки сил, припасы и отправился домой.

 

Обратный путь показался бесконечным. Уже на подходе к деревне, меня окружили собаки. Они вертелись вокруг, учуяв корм, но не нападали, еще не забыв, кто такой человек. Хозяин.

На их телах я не видел ни одной язвы, хотя точно знал, что собаки, как и люди, бывают несчастными. Отец не разгадал загадку. Он завел две семьи, ушел из первой во вторую, но это его не спасло.

Тут что-то другое, некое внутреннее проклятье, пожирающее изнутри. Нечто черное, с рождения сидящее в сердце каждого человека. То, что делает нас не только несчастными, но и больными. То, что проявившись однажды, больше не отпускает до самой смерти.

Ненависть?

 

Я стоял напротив своего дома, глядя на разбитое окно. Когда я ушел, кто-то залез туда в поиске еды.

Девчонка. Последняя выжившая. Она сидела на кухне, ковыряя пальцем покрывшуюся плесенью банку из-под помидор, проводила по стенкам и запихивала палец в рот. Морщилась и повторяла действие снова и снова.

На щеке, в том месте, куда я ее ударил, краснела сочащаяся кровью язва. Я вошел в кухню и бросил рюкзак на стол.

— Еда, — сказал я.

Девчонка подняла на меня испуганный взгляд, перевела на рюкзак, схватила его маленькими ручками и притянула к себе. Покопалась внутри, нашла банку кукурузы и разревелась.

Я забрал банку открыл ножом и высыпал содержимое в миску. Дал ей ложку.

— Ешь.

— Пасиба, — проскулила она, утирая слезы.

Она набивала живот с фантастической скоростью. А мама говорила, маленьких детей трудно кормить. И чего мы капризничали?

Доев, девчонка вылезла из-за стола и крепко обняла меня за талию, прижалась к животу. В тот момент боль в груди наконец-то затихла. А на следующий день язва на ее щеке перестала кровоточить и через неделю исчезла совсем.

2
Войдите или зарегистрируйтесь с помощью: 
20 Комментарий
старее
новее
Inline Feedbacks
Посмотреть все комментарии

Текущие конкурсы

"КОНЕЦ ЧЕЛОВЕЧЕСТВА"

Дни
Часы
Минуты
Конкурс завершен!
Результаты и списки победителей тут

Последние новости конкурсов

Последние комментарии

Больше комментариев доступно в расширенном списке
  • Татьяна Минасян на Ваша взялаЗмей, большое Вам спасибо! И извините, что благодарю Вас так…
  • Татьяна Минасян на Ваша взялаСпасибо!!!
  • Татьяна Минасян на Ваша взялаБольшое спасибо за высокую оценку и добрые слова! Я обязател…
  • Татьяна Минасян на Ваша взялаБольшое Вам спасибо! Простите, что не сразу отвечаю :-((( Ош…
  • Татьяна Минасян на Ваша взялаБольшое спасибо за отзыв и за все замечания! И прошу прощени…

Последние сообщения форума

  • Влад в теме Просто поговорим
    2021-07-28 18:44:58
    Да уж хотелось бы как-нибудь обнадежить, да пока ничего неизвестно. Приятно, что поминаете добрым словом 🙂
  • viktor.nameyko в теме Количество рассказов на…
    2021-05-26 11:03:05
    угу ставки, да ты просто в тему это разместил)) Я тоже пожалуй оставлю ссылочку на нормальный ресурс. На котором куда…
  • Антон в теме Количество рассказов на…
    2021-05-25 11:39:32
    http://vg-news.ru/n/146544 Лучший прогноз в мире. Другого и не будет
  • Alpaka в теме Просто поговорим
    2021-05-03 18:42:30
    Обращаюсь к организаторам Терры. Доброго времени суток) Товарищи, можно вас попросить просветить нас по поводу ваших…
  • Мит Сколов в теме Просто поговорим
    2021-04-08 16:46:19
    Можно постить свое творчество, например, сюда https://otrageniya.livejournal.com/ А вот здесь мы обсуждаем чужое…

случайные рассказы конкурса «Конец человечества»

Поддержать портал

Отправить донат можно через форму на этой странице. Все меценаты попадают на страницу с благодарностями

Авторизация
*
*
Войдите или зарегистрируйтесь с помощью: 
Генерация пароля