Дар саламандры

Молния полыхнула в ночном небе остро, будто лопнула натянутая, как парус, небесная твердь, отворив все свои хляби. Дождь забарабанил в окно, зашумел, пытаясь своим заунывным пением заглушить все сущие земные звуки. Мир погрузился во тьму, и только изредка собачий вой напоминал об обитаемости окружающего мира.

В белом ночном колпаке и стоптанных домашних туфлях, держа в левой руке бронзовый канделябр с одной горящей свечой, по скрипящей витой лестнице, старый аптекарь Иеронимус дель Кастильо поднимается в верхнюю комнату, при каждом новом сполохе молний, беззвучно шепча губами короткие молитвы. Ключ нехотя повернулся в замке, издавая такой скрип, какой издают больные старики, если им приходится посреди ночи подниматься с постели, но всё же, маленькая кованая дверь подалась, и новая вспышка молнии на миг высветила десятки склянок разного размера и формы, какие-то немыслимые приспособления, устройства и механизмы, и ещё множество свитков, лежащих на рабочем столе мастера. Здесь, в этой комнате, старый аптекарь Иеронимус дель Кастильо, в тайне от большинства людей, становился приор-структором ордена «Третьей Звезды» астрологом и алхимиком Фервидусом.

Старик вошёл в комнату, поставил тяжёлый канделябр на край стола, установив на нём ещё две свечи, зажжённые от первой и сел в кресло, развернув перед собой большой, испещрённый странными значками, свиток. Руки его дрожали. Стараясь справиться с растущим волнением, алхимик затаил дыхание и медленно, знак за знаком стал переводить свиток, записывая каждое слово на чистый пергамент. Слова складывались в осмысленные фразы, а фразы в совершенно чёткий текст заклинания. А это значит, что он, Фервидус, Иеронимус дель Кастильо, нашёл ключ к древнему шифру. И теперь он прочтёт и этот и множество других, зашифрованных старыми мастерами свитков.

«In nominum albus ignis,

In nominum rubeum ignis

In nominum viridi ignis…»

Рука мастера дрожала, выписывая аккуратные завитки букв, позволяющих открыть одну из самых заповедных тайн мира. После заклинания шёл полный список ингредиентов, необходимых для проведения церемонии. Названия этих элементов, конечно же были засекречены, но ему, приор-структору ордена «Третьей Звезды» был понятен смысл тайных слов: «Соедини несущий свет с мужским началом. Вложи душу и смешай…» Несущий свет – это без сомнения фосфор, мужское начало – это arsenicum, мышьяк, душа – это ртуть. Далее список элементов продолжался, и весьма подробно описывалось всё то, что следовало сделать с ними и в какой последовательности. Если верить свитку, то описанное в нём делание помогает призвать и укротить саламандру, живущую в пламени, и способную исполнить всего одно, но зато любое желание, призвавшего её. Всего одно желание! Но уж он то, великий Фервидус, знает, что попросить у саламандры!

Закончив перевод, старик взглянул в окно. Светало. Гроза утихла, и лишь редкие капли, падающие с покатых крыш, нарушали тишину зарождающегося утра.

Как же хотелось начать всё прямо сейчас. Но Великое Делание не терпело спешки и кустарщины. К нему надо было подготовиться.

Выспаться было просто необходимо. Но сон не шёл. В предвкушении грядущего, старик долго ворочался с боку на бок в кровати. И только, приложив усилия воли, ему удалось-таки уснуть.

Проснулся он ближе к вечеру. Причесался. Одел самые торжественные одежды. Долго и величественно глядел в окно, сидя в удобном кресле, окидывая взглядом и крыши ближних домов, и горы, что высились у самого горизонта, и солнце, что освещало и согревало этот мир, бескорыстно, не жалея ни тепла ни света для каждого его обитателя.

Затем старик встал и пошёл наверх, сильной уверенной походкой, совсем не похожей на ту, что была прошлой ночью.

Войдя в комнату, он разжёг камин, протянул руки к жаркому пламени, потирая одну о другую, и когда почувствовал, что они достаточно согрелись, приступил к деланию.

Необходимый порошок в нужном количестве получился легко. Затем, алхимик подошёл к камину и начал читать заклинание. Когда Фервидус дошёл до строк: «Mater Salamandra, appareas in nomine ignis, aquae, aeris et terri», он с силой кинул зеленоватый порошок в самую глубину пламени. Огонь на мгновение вспыхнул разноцветными языками, но затем успокоился, и горел как прежде. Старик ждал, вглядываясь в пламя. Ждал долго. Кажется, время перестало для него существовать. Так прошёл час, а быть может больше. Но вот среди мелькания алых языков он начал различать силуэты существ, резво, будто ящерицы, снующих в огне, как в своей родной стихии. Силуэты эти вначале только угадывались в хитросплетении красно-жёлтых струй пламени, но затем всё яснее и яснее стали проступать их контуры, затем мелкие детали, лапки, глазки… Одно из существ, самое крупное, отделилось, и выпрыгнуло из камина. Ловко, словно язык пламени, оно поднялось по ножке стола, и застыло среди развёрнутых пергаментных свитков.

Прямо перед алхимиком, на его столе, сидела самая настоящая саламандра. Вся она словно состояла из огня, и лишь маленькие красно-жёлтые глазки существа были живыми, и источали живую энергию любопытства и лёгкой иронии.

— Ты звал меня. – Сказала саламандра, и алхимик услышал её голос прямо в своей голове. Голос был сильный, красивый, и кажется, женский.

— Да, я Фервидус, Иеронимус дель Кастильо, приор-структор ордена «Третьей Звезды», призвал тебя, Мать Саламандра, для того, чтобы ты исполнила моё самое сокровенное желание.

— Чего же ты хочешь попросить у меня, Фервидус? – Спокойно и величественно спросила огненная ящерица.

— Красный Лев… — Сбивающимся голосом произнёс алхимик два заветных слова. – Мне нужен Красный Лев.

— Философский камень?! – Изумилась Мать Саламандра. – Это великое желание, достойное приор-структора. Но известно ли тебе, что за исполнение такого желания я потребую плату?

— Я готов заплатить любую цену. – Как можно спокойнее произнёс старик. Однако лоб его покрылся испариной, что выдавало крайнюю степень волнения.

— О, ты отчаянный человек! – Сказала саламандра, и старику показалось на мгновение, что она при этом улыбнулась. – Но нет, не волнуйся. Я не потребую от тебя ни кровавых жертв, ни какой-либо иной мзды. И твоя жизнь мне тоже не нужна. Я дам тебе камень. Но взамен возьму с тебя клятву, что камень этот ты будешь использовать лишь ради добрых дел, и сам никогда никому не причинишь зла. Но стоит тебе нарушить эту клятву хотя бы раз… — тут голос Саламандры стал грозным, — …я лишу тебя не только камня, но и самой жизни.

Холодный пот прошиб алхимика, и он еле устоял, на ногах, ставших вдруг ватными. Но потом выпрямился в полный рост, взгляд его вспыхнул, и он тихо и величественно произнёс: «Да. Я согласен на это, Мать Саламандра».

Огненная ящерица метнулась к чистому листу пергамента, специально для неё приготовленному и забегала, заметалась по нему огненным вихрем, теребя лапками по его поверхности. И вот на девственно чистом листе стали появляться выжженные буквы, слагающиеся в слова и формулы.

— Вот запись того, что следует делать с камнем. – Сказала Саламандра, и вспыхнув ярким пламенем, исчезла. Но на том месте, где она только что была, остался лежать невзрачный, маленький камешек, бурого цвета. Таких камней полно на дороге, и всякий прохожий без сожаления пнул бы его, окажись тот на его пути.

Не теряя ни минуты Фервидус принялся за работу. Всё, как было написано огненными буквами на пергаменте. Перегонный куб, реторты… Затем в готовый раствор погрузить обломок свинцовой пуговицы. И теперь главное… Погрузить туда камень.

Едва маленький бурый комочек коснулся поверхности жидкости, в которой лежала пуговица, как прозрачная до того, она стала густо-синего цвета, затем закипела, источая беловатый дым, с характерным металлическим запахом. И тут произошло невероятное. Сероватая пуговица вдруг стала на глазах желтеть, приобретая блеск и оттенок чистейшего золота.

— Auro solidi! – Прошептал Фервидус, держа на ладони маленький слиток жёлтого металла. – Чистое золото!

Положив и пуговицу, и камень и свиток в кованый ларец восточной работы, он спрятал его в небольшом тайнике, сокрытом в толще стены, и поспешно вышел из комнаты, заперев её на ключ.

Эмоции переполняли сердце аптекаря. Красный Лев, мечта всех алхимиков мира, был в его руках. И именно он, Иеронимус дель Кастильо, владел величайшей тайной мира – Философским Камнем.

Даже не тронув ужина, старик вышел на улицу. Город бурлил своей жизнью, совсем не ведая о том, что случилось всего несколько минут назад. Никто, ни один его житель даже не подозревал, что некий горожанин, неспешно идущий по улице, достиг высшего градуса совершенства и прикоснулся к святая святых, Высшей Тайне Мира.

С тенью лёгкой иронии наблюдал аптекарь за жизнью города, ни на йоту не изменившуюся, ни на секунду не прерывавшуюся, с тех пор, как философский камень обрёл своего хозяина. Вот мать, отчитывающая своего неряху сына, за испачканную и порванную рубаху. Вот крестьянин, везущий на рынок зерно. А вот нищие в грязных рубищах, сидящие прямо у дороги. Все эти люди были такими и час назад, и продолжали жить сейчас, совсем не заметив произошедшего. Но… это тайна. Тайна, которую он обязан хранить. Ибо став достоянием всех, она станет служить и добру и злу. А этого приор-структор Фервидус никак не мог допустить. Тем более, что он дал страшную клятву Саламандре.

И Тайна всех Тайн умрёт вместе с ним скорее, чем станет служить злу. Так он решил, и от сознания этого его тело и разум наполнялись силой.

Миновав рынок Фервидус свернул в узкий переулок, желая сократить путь к реке. Побыть сейчас наедине с речной прохладой, полюбоваться на мерное течение воды… Это то, чего сейчас ему хотелось более всего. В переулке, возле одного из домов, стояли люди. Они смотрели как солдаты выносят вещи из дома, а какая-то женщина сидит на узлах, и рыдает на глазах у вех.

— Её муж вчера проигрался в карты, и теперь сидит в тюрьме. А дом забирают за долги. – Сообщил аптекарю конопатый мальчуган в замусоленной кепке. В его живом взгляде чувствовалась и ирония и какая-то грустинка одновременно.

— Какой удивительный взгляд. – Отметил про себя старик, а вслух добавил. – Ох, горе, горе… Карты это истинная погибель человека.

Пройдя пару кварталов аптекарь остановился. Тишина опускалась на город. В небе вспыхнула первая звезда. В воздухе приятно запахло рекой и печным дымом. Где-то неподалёку играла музыка. Фервидус осторожно втянул носом воздух, наслаждаясь его ароматом, и пошёл было дальше. Но его окликнул приятный девичий голосок: — Синьор, не найдётся ли у Вас для меня монетки? А я могла бы за это скрасить Ваш сегодняшний вечер…

Совсем юная девчушка, с рыжими, как пламя волосами, стоя на крылечке весёлой таверны, глядела на него своими озорными глазёнками, в которых угадывалась какая-то надрывная щемящая боль.

Старик с отвращением сжал губы и ускорил шаг по направлению к дому. Ему расхотелось идти на реку. Столько было зла, порока, грязи в окружающем его мире, что самым сильным его желанием было уединиться дома, и в свете бронзового канделябра, предаться чтению книг и поиску Истины.

Одинокая Луна глядела на него молча, источая лучи печального света на мостовую, дабы одинокий путник смог отыскать дорогу к дому.

Ещё раз старик отпер свой тайник. Ещё раз открыл кованый ларец, и извлёк из него своё сокровище. Золотую пуговицу, маленький бурый камень и свиток пергамента. Ещё раз взглянул на них, разложив на столе, в свете Луны.

В тот же момент Тайна всех Тайн, бурый камень вспыхнул, и огненная ящерица вновь появилась среди свитков. Но глаза её источали боль, и голос её звучал сухо и неумолимо. С поникшей головой слушал старик свой приговор.

— Я, Мать Саламандра, рождённая в огне. Моя жизнь – стихия огня и страсти. В пламени чувств я храню великую Истину Вселенской Любви. Ты же, мастер, сегодня породил зло трижды. Ты не подал нищим, не помог несчастной женщине, лишившейся крова, не уберёг от падения девушку, готовую отдать себя за гроши, чтобы прокормить больную мать. Ты имел все средства, чтобы помочь всем троим. Но не сделал этого. И потому мне придётся покарать тебя. Ибо равнодушие есть наибольшее зло, против стихии Пламени.

Языки огня охватили пергамент, написанный Саламандрой, и от него загорелись и все остальные свитки на столе мастера.

Никто никогда так и не узнал, какая же тайна скрывалась в доме старого аптекаря Иеронимуса дель Кастильо, приор-структора ордена «Третьей Звезды».