И звёзды, как пыль, на погонах моих

1. Рядовой

Я солдат. И значит, я – патриот.

Я патриот, а потому я – солдат.

Я из числа тех, кому никогда не были пустым звуком такие понятия, как долг, закон, порядок, конституция, норма, приказ, запрет, разрешение, предписание, инструкция, стабильность, прогресс, правило, распоряжение, максима. Со всей ответственностью я могу заявить: базисом моего морального императива являются ответственность и государственность, трактуемая как эмоция, чувство сопричастности к чему-то, что своим великолепием превосходит гностические способности моего слабого, человеческого разума.

И если меня спросят, чего ради я стойко несу тяготы службы, стоя с шокером и термическим – нелетальным! – оружием против толп беснующихся, нарушающих порядок протестантов, я чётко отвечу: «Есть такое призвание – Государство защищать!» Призвание врождённое, генетически имманентное мне, человеку – и оно выгодно отличает меня от масс этих, не знающих ни цели, ни смысла собственного существования генно-хаотичных унтерменшей, считающих себя «естественно рождёнными» людьми. Уверенных, что знают, что такое «любовь»! Как же! На допросе никто из этих овец не сможет привести словарного определения понятия «любовь»! Имбецилы! Как может из грязи, из нестерильных биологических жидкостей родиться что-то, достойное называться «человеком»? Это невозможно. Сама мысль об этом вызывает гормональный сбой и спазм в желудочно-кишечном тракте!

Тотальная стерилизация решила бы наши проблемы – но Государство считает иначе: Оно предписывает беречь стадо, рассчитывая использовать его ресурсы в случае чрезвычайных обстоятельств. Ему виднее. В конце концов, кто я такой, чтобы задаваться подобными вопросами? Неверные вопросы губительны для ценнейшего чувства социального организма – для чувства единства. Сомнения превращают человека во влачащего жалкое существование раба – собственных мыслей, чувств, страхов и страстей.

Справедливости ради, должен отметить: зачатки разума наличествуют и в этих «людях». По статистике, всё большее число самок унтерменшей добровольно приходят к выводу о необходимости модификации будущего плода. Хотя ими движут корыстные интересы («У ребёнка будет гарантированный заработок сверх безусловного базового дохода, пусть и на Марсе», – говорят они, явившись в инженерные клиники), но прогресс налицо: они понимают, что Государство – лучший самец и идеальный Отец. Оно знает, что генно-модифицированные дети Родины с честью будут нести свет Интеллекта туда, к чему они наиболее приспособлены: в глубины океанов, в экваториальные пустыни, на планеты с меньшей или большей гравитацией, радиацией, магнитосферой, с той или иной степенью пригодности атмосферы для дыхания «эталонного человека» и прочими физико-биологическими факторами.

И это – Устав веры каждого из нас!

 

2. Капрал

Чрезвычайные обстоятельства – неочевидно – наступили. Оказалось, что стабильность социальной системы годится для состояния гомеостаза с окружающей средой либо для равномерно ускоряющейся экспансии. Любой перелом кривой функции приводит к кризису.

Текущий кризис начался в виде череды статистически маловероятных событий. Подобно тому, как в двадцать первом веке, в разгар климатического коллапса, бессистемно нарастали частота и разрушительность стихийных бедствий атмосферного генеза, так в нынешний период была отмечена дестабилизация облака Оорта, проявившаяся в росте количества импактных событий на внешних планетах – проще говоря, усилилась метеоритная бомбардировка систем газовых гигантов.

Вот тут и пригодились люди старого образца. Часть была инкорпорирована в церебральную сеть, другие остались, после небольшой модификации, ограничившейся имплантацией дополнительных процессоров, в своих телах: ИИ Ксавьер, ядро Государства, мобилизовал все наличные ресурсы Цивилизации. Я прошёл курс высшей математики и астрофизики и был приставлен обеспечивать коммуникацию между одной из «мыслителей», как мы прозвали «новых людей», и Ксавьером. Эта самка – ошибка, исправляюсь – эта девушка, Линн, имела близкие к идеальным физиологические параметры и сумела за 28 суток установить – несмотря на всю пропасть между нами – эмоциональный контакт. Я всё чаще стал ловить себя на мысли, что желаю как можно больше времени проводить рядом с нею: принимать пищу, сидя напротив; помогать облачаться в скафандр и сопровождать на поверхность станции; работать вместе над решением поставленных задач. Более того, в период отдыха я стал видеть смутные образы, будто мы совершаем прогулку по хвойно-лиственному насаждению с упорядоченными аллеями (позже я выяснил, что это парк городища «Павловск»), прикасаемся друг к другу руками, о чём-то беседуем, и, хотя пинг между нашими фразами чудовищно велик, он не вызывает дискомфорта. В общем, я, похоже, стал видеть пресловутые полумифические сны.

Опасаясь реакции Психологического надзора, я стал больше времени отдавать работе. Её результаты шокировали: по всему Местному скоплению галактик участились вспышки новых и процессы звездообразования, а суперкластер Девы сиял невиданным количеством гамма-всплесков. На Земле тоже творилось неладное: мутации в микромире порождали по новой пандемии каждые несколько месяцев; с таким трудом остановленное вымирание биосферы ускорилось на одиннадцать процентных пунктов; остатки «людей» самовольно покидали карантинные зоны, неся хаос и разрушение в заповедные резерваты дикой природы.

Чрезвычайное время потребовало чрезвычайных усилий. Линн осталась на Луне штудировать вирусологию и святая святых Государства – генную инженерию. Я, без сомнения, освоил бы пакет новых знаний быстрее, но Ксавьер сделал ставку на более высокую ассоциативность мышления естественно рождённой девушки… она, обретя смысл жизни, преображалась на глазах… а я был задействован в операциях по спасению дикой фауны и флоры (генетическое разнообразие могло стать ключом к нашему выживанию) попутно становясь биологом.

Лучше бы я оставался тупым солдатом.

 

3. Лейтенант

Инвазия.

Это слово, произнесённое Линн за обедом, прозвучало, как приговор.

Инвазия.

Это значит, что в Мир вошло Чужое.

Чуждое.

То, столкновение с чем подобно падению корабля в гравитационную воронку.

Где-то на уровне бактерий и вирусов действовали неведомые силы, подменяя саму подложку Жизни, высасывая соки из её корней. И мы не знали, вскрыли ли мы природный очаг ожидавших своего часа микроорганизмов – как когда-то вытащили в свет холерный вибрион, до того мирно подъедавший хитиновые панцири отмерших рачков в дельте Ганга, – или всё их царство мутировало и восстало против нас, зверей, эволюционной случайности, расчищая дорогу кому-то другому. Например, насекомым.

– А что, вполне возможно, – согласилась со мной Линн. – Рой удобнее для панспермии жизнью земного образца, чем жестяные коробки для… людей, –  последнее слово она произнесла, тщательно обдумав. Груз многолетнего унижения нет-нет да прорывался в построении её речи.

– Ты хотела сказать, чем та биологическая диверсия, которую устроили Элен и её Попутчик?

– Да будет забыто имя его, – прошептала она формулу, впитанную с молоком матери. Я с интересом наблюдал за непроизвольными, алогичными реакциями девушки.

– Недостаточно данных для оценки эффективности того или иного метода, – выдал я рекомендованный Ксавьером ответ. Вторую часть – что современный прогресс человечества является продуктом того акта террора – ИИ пометил как «для личного информирования».

– «Мало данных, мало данных», – передразнила Линн. – Нас сожрут, пока вы будете собирать данные. А может, это такая форма вторжения? Мы же терраформируем Марс, Титаны всякие – вот и нас кто-то ксеноформирует. А что? Мы тут как чашка Петри: готовый субстрат. Подумаешь, оптическая изомерия аминокислот другая! Станем для них лекарствами! Кстати, развести тебе кофе? – она неожиданно –  впрочем, как всегда – сменила тему.

Я отказался: здоровый образ жизни является необходимой моделью поведения современного человека.

– А знаешь… Это даже хорошо…

– Мой отказ от наркотика? – уточнил я.

Она закатила глаза:

– Уф! Вторжение! Может, эти вирусы окажутся человечнее вас, недокиборгов! И это же эйфорично – знать, что мы не одни во Вселенной. Неужели не понимаешь?

Я понимал. В своё время культурным шоком оказалось не то, что к нам прибыли пришельцы, а то, что мы так и не обнаружили, несмотря на огромное количество открытых экзопланет, никаких следов не то что разума – даже примитивной жизни. Ожидания не оправдались, и цивилизация впала в коллективную депрессию. И кто знает, где бы мы были, если бы Ксавьер не вышел из спячки и не помог тому, чьё имя подлежит забвению, совершить самый чудовищный акт в истории. Но Линн об этом знать не следует.

Женщин нужно беречь. Даже устаревших модификаций.

 

4. Капитан

Следующие несколько лет земного времени мы провели в «поле» – в бесконечных экспедициях. Мои сны – я убедился, что это именно данный психический феномен, и Ксавьер, при очередном сканировании моего неокортекса обнаруживший данное знание, взял меня под особое наблюдение – начали сбываться: мы с Линн исследовали кристаллические леса, выросшие после санации жёстким излучением ксенобиоценозов, поразивших холодные полупустыни Восточной Европы и Большого Бассейна; я не только прикасался к ней – я был её глазами и электромагнитным преобразователем одновременно. Бесконечные аллеи деревьев, состоявших из кристаллов пьезокварца и цветных корундов, поражали великолепием даже в оптическом диапазоне, а уж когда Линн подключалась ко мне… когда части наших разумов объединялись, я воспринимал эмоции, переполнявшие девушку, как свои собственные – её восторг, стремление и обладать сиянием, проносившимся всем спектром волн по иглам «крон», и быть замеченной им, отдаться ему, стать желанной для этой странной… жизни?

– Ты – лучший, – отсоединившись, говорила она, обращаясь то ли ко мне, то ли к Нему, и прижималась хрупким телом в лёгком скафандре к моему экзоскелету.

Я тоже чувствовал нечто подобное – страсть к власти, покорению, познанию. Хотелось  растерзать это сияние, а растерзав, возродить и взрастить в её, Линн, теле – и она, похоже, ощущала исходящее от меня напряжение, потому что как-то раз сказала:

– Так вот вы какие…

Другим открытием, поразившим меня, стало то, что Ксавьер способен испытывать «боль». Это случилось, когда наш спешно отстроенный флот сконцентрировался для уничтожения колоссального кристаллического леса, покрывшего меркурианский океан Жары. Он проявлял аномальную даже для этой формы квазижизни активность, влияя на само Солнце – а потеря звезды для нас была намного страшнее потери Земли и равносильна тотальной катастрофе («Хотя казалось, куда уж тотальнее, – прокомментировала Линн. – Но нет, то была белая полоса…»). Когда корабли изготовились к нанесению удара, они, один за одним, были втянуты в… гравитационную ловушку? искажённое пространство? нечто иное? Все их арифметические параметры были словно логарифмованы, так, что даже зонд метрового диаметра вытянулся в 60-километровую струну. Именно тогда все мы, настоящие люди, инкорпорированные в Ксавьера, почувствовали его боль от утраты значимой части себя – боль, которую Он никогда не проявлял ранее, но которую, как мы внезапно узнали, испытывал каждый раз, когда погибал кто-то из его людей; испытывал, но не отнимал священного права на смерть, выстраданного в борьбе с порождениями Элен и её Попутчика, да будет забыто имя его.

Как бы то ни было, разгром у Меркурия – точнее, очерёдность гибели кораблей – позволил понять: это управляемая агрессия.

Оставалось найти агрессора. Чтобы победить, договориться или хотя бы понять, кому помешало наше существование. Ксавьер и здесь проявил человеческое качество: он отверг вариант капитуляции и заминировал все планеты нашей родной системы серой нанослизью. По его призыву люди прошли дополнительные модификации, чтобы уменьшить потребление ставших гиперценными биологических ресурсов, даже Линн согласилась на апгрейд некоторых органов – прежде всего потому, что работать нам приходилось в агрессивной среде разрастающихся лесов: в координации с другими элементами человечества мы изучали кремнийорганическую генетику силикатной «жизни»; ретранслировали на всех волнах и во всех кодировках – от бинарной и далее –  сигналы Ксавьера, пытавшегося вступить в контакт; анализировали ответы – будь то молчание или реакция. Последняя могла быть самой неожиданной – от осмысленного, казалось бы, послания, но скомпонованного из наших же «фраз», до…

В этот раз мы прятались под «травами», выросшими из материала криогейзеров Тритона: ленты, состоящие из материала с азотистым основанием, тянулись, вопреки гравитации, на сотни километров над Дынной коркой. Где-то внизу, под толщей льда, кипела жизнь вполне земного образца, а здесь – бродили «раздражённые» шары энергии: то ли дроны, то ли аналог их сторожевых псов, то ли сами пришельцы. Несколько наших команд уже были уничтожены ими.

– Роботы-садовники, – сказала Линн, глядя, как я разбираю ногу: нужно было починить челнок и покинуть эту злую луну Нептуна. – Мы для них вроде паразитов.

– В чём смысл сада?

– Спроси ещё, в чём смысл всего этого, – она обвела манипулятором вокруг. – Может, эти «водоросли» аккумулируют свет Солнца и передают его вниз, в Океан.

Она была счастлива: я отдавал ей почти весь генерируемый моим организмом дофамин. Чтобы уберечь – свою? – девушку от отчаяния. И, несмотря на то что у меня самого уровень гормона был угрожающе низок, мне было радостно наблюдать внешние проявления этой эмоции: улыбку, потягивания, тембр голоса.

–  А может, это вообще растут реснички как у инфузории-туфельки. Нарастят и поплывут, – предположил я и тут же осознал, что не обдумывал эту мысль!

Линн тоже заметила и не удержалась от шутливого ругательства:

– Разродись я, как Элен! – она всплеснула руками. – Ты понял, что сейчас выдал?

– Не совсем. Я сказал что-то, что не имеет очевидной логической связи.

– Это же ассоциация! Ты… ты… человек?!

Я засомневался. А человек ли я? И если я сомневаюсь, не признак ли это распада Ксавьера – ядра моего Государства?!

Майором я так и не стал.

 

5. Человек

Должен ли был Тритон стать звёздным странником или луною-садом, мы так и не узнали: рой чёрных микродыр прицельно разнёс его, как и несколько десятков других объектов. Так мы узнали, что не одиноки в своей войне. Что мы обрели… нет, не союзника. Врага нашего… врага? А был ли старый враг врагом? Новый актор Рагнарока  нёс не меньшие разрушения. С его появлением на Юпитере запустилась термоядерная реакция, Проксима Центавра, вопреки всем законам эволюции звёзд, коллапсировала в пульсар, червоточины разбирали Солнечную систему по частям и отправляли неизвестно куда…

Война велась не с нами. Мы оказались даже не расходным материалом – нам выпала честь стать полем битвы. Мы были в роли рыбок в водах Мидуэя, муравьёв при Мегиддо и домашних кошек при прорыве московской ПРО: над нами горело море, под нами плавилась земля.

Мы стояли на поверхности Седны. Как когда-то Попутчик и его Элен. Отсюда началась эра Ксавьера, здесь она, видимо, и закончится: Он тоже был с нами. Он смотрел на мир свой нашими глазами.

Где-то за спиной, в стороне Великого пленителя, вселенная вскипала, как перегретая  вода, в которую уронили песчинку: вероятно, наш метастабильный вакуум туннелировал в истинный; вероятно, «боги» довоевались; а может, то вторгалась иная вселенная, со своими физическими законами и константами. Это было уже не важно.

Важным оставалось то, что мы с Линн были вместе, как воссоединившиеся андрогины; то, что вокруг простиралась прекрасная ледяная равнина цвета свернувшейся крови (подумал я) – цвета гранатовой корки, скрывающей волшебные рубиновые зёрна (подумала она); и то, что я не смог соотнести со своим состоянием словарное определение «любовь».

Над головой медленно, одна за другой, вспыхивали сверхновые; впереди, во всём своём скромном величии и блеске, сияла, как жемчуг, Солнечная система.

Мы с Линн подняли сцепленные руки и укрыли Её ладонями.

 

Примечания:

Оптическая изомерия – свойство молекул образовывать хиральные (зеркальные) формы, не совпадающие в пространстве (как правая и левая ладони); «Станем для них лекарствами» — при взаимодействии с хиральными компонентами организма (белками, ферментами), большую биоактивность проявляет один из стереоизомеров лекарства;

Неокортекс – «новая кора» головного мозга, отвечающая за высшие нервные функции, в т.ч. осознанное мышление;

Большой Бассейн – регион на западе США;

Океан Жары – крупнейший кратер на Меркурии, размером ок. 1500 км;

Местность дынной корки (Cantaloupe terrain) – территория на Тритоне, спутнике Нептуна;

Мегиддо (Армагеддон) – холм в Палестине, место битвы в 1457 г. до н.э.;

Седна – карликовая планета за Нептуном; инуитская богиня, создательница и разрушительница всего сущего;

Великий аттрактор (от attract — «привлекать, притягивать, пленять») – гравитационная аномалия в 75 Мпк от нас, в Наугольнике, центр притяжения на несколько сотен миллионов световых лет вокруг;

андрогины — мифические существа-предки, перволюди, соединяющие в себе мужские и женские признаки; боги разделили их надвое и рассеяли по миру, и с тех пор люди обречены на поиски своей половины.