-- - + ++
Я с детства любил это место. Друзьям, конечно, говорил, что из-за живущих поблизости мутантов. Наблюдать за ними и правда было любопытно – всё-таки двоюродные братья, исчезающее звено эволюции. Когда полмиллиона с лишним лет назад открыли эликсир жизни, часть людей принципиально отказалась приобщаться – вот от них эти мутанты и произошли. Мы их иногда вылавливаем, чтобы показывать детям, как выглядят Болезнь и Старость. Вроде популяризации прививок в древности – чтобы никому в голову крамольные мысли не лезли, как мутантским предкам в своё время. Они тогда перестали быть конкурентоспособными, медленно спланировали на социальное дно, а теперь их килоправнуки и до первобытных австралопитеков еле дотягивают – одно только, людей не трогают. Ни разу на нас не нападали – высокий моральный облик им, видимо, достался от прародителей.

Но ту поляну в лесу я любил по другой причине – тоже связанной с натурализмом. Там каждую весну собирались целые тучи бабочек – самых разных видов. Росли на ветках, как листья, шелестели крыльями без ветра, осыпались пыльцой и потом тихо умирали. Я никому о них не говорил. Одному созерцать интереснее, да и мне приятно было оставаться единственным хранителем тайны. Бабочки собирались на свои шабаши для меня одного. Я умел на них не наступать. Я умел быть осторожным. Поэтому меня и выбрали в пионеры.

Я родился в самом начале 587064 века – и все говорили, что мне повезло. Говорили, это было время мечты. Мы, люди, на инстинктивном уровне забыли, что такое бояться. Всем диким животным давно вживили ген преданности человеку, так что в самом глухом лесу можно было гулять, не оглядываясь. Ядовитых насекомых заменили неядовитыми. Течения замедлили, воду нагрели, дожди одомашнили, и даже от плюща теперь делался свежий цвет лица. Равновесие в биосистемах поддерживали искусственно – какие угодно изменения без последствий, у нас полностью развязались руки. Мы контролировали всё – и мне это жутко не нравилось. Долгое время я не мог понять, в чём же было дело. Рай, в котором мы жили, был бесконечно стабильным, но когтистые лапы угрозы вечно тяпали меня за всякие неудобные места. Часами я прогуливался по улицам рука об руку со своей настороженностью. Те, кто жил у подножия башни, поглядывали на меня с интересом. Полузакрытые глаза, рассеянные улыбки – все, кто не относился к касте учёных-правителей, выглядели так. Они обрюзгли, ослепли и оглохли, они были добрыми – но незаслуженной, невыстраданной добротой. Сутками по городу бродили сотни комбинезонов жёлтого цвета – жители обязаны были надевать такой каждый раз, когда выходили на улицу, чтобы встроенные в ткань генераторы превращали тепло их тел в энергию – её мы и использовали для жизни. Ни я, ни мои родители, этих роб не носили. Поэтому нас и легко было отличить.

Когда-то я пробовал с ними заговаривать, но вскоре бросил это занятие. Большинство из них сразу робело и впадало в ступор, другие попросту путались в своих и чужих словах, забывали, о чём шёл разговор и быстро теряли к нему интерес. Любое волнение или напряжение воспринималось ими как угроза, они избегали вмешательства в свою жизнь. У них почти не бывало детей – да и зачем дети бессмертным? Не то чтобы они вовсе не умирали – но это случалось так редко, что о смерти почти перестали думать, а если она напоминала о себе, считали произошедшее из ряда вон выходящим недоразумением – никак не закономерностью жизни.

Единственным, кто как-то ответил на мои попытки заговорить, был один из старейшин — древнейших жителей города. Он смутно помнил что-то о давних временах, и мучительно пытался объяснить, рассказать мне какую-то важную тайну. Как и я, он перемерял шагами весь город, и я видел, как что-то беспрестанно грызло его, как он ослабшим, отвыкшим думать и вспоминать мозгом всё-таки пытается додуматься и вспомнить, понять свою и мою тревогу за невидимо надвигающуюся беду.

— Есть что-то… раньше я ходил по-другому… я ходил быстрее. Чуть не ушёл с прамутантами, но остался… Чего-то боялся, как они… Веками, веками я жил, как теперь – чего же я боялся?

Я жалел его беспомощность. Снова и снова заговаривал с ним, пытаясь по обрывкам мыслей, на которые он был ещё способен, понять, о чём он пытался рассказать самому себе и мне. Только в последний раз он сказал что-то, хоть отдалённо напоминающее утверждение. «Мы боялись, что и правители станут такими же – рано или поздно… Они стали. Теперь уже поздно». Воодушевлённый этим успехом, я пришёл к старейшине на следующий же день – чтобы увидеть только отсутствующий взгляд рядового комбинезона. Я понял, что ему дали Лекарство.

Тем, кто в нашем прекрасном мире вдруг начинал необъяснимо тосковать и беспокоиться, выдавали Лекарство. Вразумлённые примером мутантов, мои современники не отказывались уже ни от чего из того, что им предлагали учёные. Старейшина не стал исключением – и успокоился навсегда. Никакие попытки вызвать его на разговор больше не увенчались успехом.

Я ненавидел мир, в котором жил. Особенно ненавидел я его потому, что вся моя семья, их друзья и коллеги принадлежали именно к той касте, которая поддерживала этот строй в его демоническом совершенстве.

Меня ни за что не отпустили бы жить среди комбинезонов – я бы и сам взвыл на второй день, никакое Лекарство бы не помогло. Но и продолжать дело учёных я наотрез отказался. Создавалось впечатление, что места в этой идиллической антиутопии для меня не нашлось. Так оно и было, пока мне не исполнилось 98 лет. Тогда я начал понимать то, чего не умел мне объяснить старейшина.

Ещё при закладке нашего Последнего города, основатели запустили программу, которая должна была искать параллельные миры – потенциально для увеселительных путешествий, а то и вовсе для спасения от глобальных катастроф. За сотни и сотни тысяч лет о программе все забыли. Разработки больше не велись, а огромная установка всё гудела в подземном ангаре – пока не начала вдруг выполнять свою функцию с удивительной производительностью. Первые врата были найдены через месяц после моего совершеннолетия, а в течение следующих двадцати семи лет открылись и оставшиеся восемь. Нам говорили, они вели туда, где не бывал ни один человек за всю историю нашей планеты, и не было самой Земли. На её месте в космосе находилась планета другая – очень похожая, почти та же самая – но что-то в её истории пошло не так, как в нашей.

Моё детство едва закончилось, но родители уже не могли меня удержать. Я вызвался одним из первых. В числе комбинезонов желающих не нашлось – путешествия между мирами давно утратили для них свою романтическую привлекательность, как и всё за пределами комфортного существования. Но многие дети учёных, самые молодые из них, выстроились перед кабинетом Верховного правителя в день, назначенный для отбора. Выйдя, он оглядел человек двадцать собравшихся и повёл нас в незнакомую мне часть Старой башни, где, наряду с до недавнего времени забытой Портальной, ржавели и другие оставленные древними эксперименты. Одним из них была Оранжерея – так её называл Верховный правитель. Кусок Древнего леса в защищённом подземном бункере – там, под присмотром нескольких избранных, жили всё ещё дикие звери, летали всё ещё ядовитые насекомые и текли всё еще холодные воды. У Оранжереи Верховный разделил нас на пары и велел снять защитные костюмы. Это требование вызвало такой ступор, какого я никогда ещё не замечал на лицах своего окружения. Костюмы не снимали никогда – именно они, вместе с Эликсиром, превратили смерть из неизбежной спутницы жизни в исключительную ошибку. И сейчас, у ворот самого опасного места в городе, нам велели снять костюмы и сдать биоматериал для возможного клонирования – на случай этой самой смерти. Услышав требование Верховного, двое претендентов тут же ушли.

— Я знаю, о чём вы думаете. – начал Верховный. – Я отправляю вас на испытание до того, как вы прошли обучение. Но сейчас я хочу посмотреть, способны ли вы думать – этому не научить тех, кто рождён только исполнять.

Я вспомнил старейшину, за бесконечную жизнь почти утратившего способность мыслить, и других комбинезонов, рождённых после него уже вовсе без этой способности. Но мы-то не были комбинезонами. «Мы боялись, что и правители станут такими же – рано или поздно…» Не покидавшее меня долгие годы предчувствие беды никогда ещё не было таким сильным. Я понял, зачем Верховный проводил это испытание. И первым снял защиту.

— Ваш биоматериал собран по всем правилам. Что бы с вами ни случилось, мы сможем вас вернуть, — увещевал нас Верховный, когда мы парами заходили в буферную зону бункера. Уже в безопасном и гладком коридоре я понял, что каждый шаг без защиты – это настоящая работа, от которой мы давно отвыкли. Другие не могли сразу перестроиться и забывали самостоятельно смотреть под ноги, перешагивать порожки и ступеньки, даже поддерживать равновесие – но не я. Весь мой ум, всё, что я осознавал в себе, сконцентрировалось в тот момент на элементарнейшей задаче ходьбы – и я пошёл в первый раз. Неожиданно для самого себя я почувствовал не страх, а настоящую радость, и с удовлетворением отметил, что некоторые испытуемые переживали то же самое.

Мы с напарником начали испытание первыми. Я понял, что шагать по земле – это не то же самое, что шагать по бетону. В последний момент остановил своего спутника, который привычным движением попытался съесть какую-то ягоду с куста – мне не нравился её глянцевито-красный цвет. Мы говорили громко, потому что искренне верили, что животные здесь сыты, как и везде – поэтому вскоре нам пришлось бежать. Я забрался на дерево, ободрав руки, и впервые увидел собственную кровь. А потом и кровь моего напарника, которого рвали на куски прямо подо мной. Эти животные напоминали мне кого-то из ныне живущих, но сходство было столь отдалённым, что я никак не мог понять, кого в них узнавал. Да, именно об этом я думал, когда мой напарник истошно вопил под деревом. Его должны были клонировать, да и смерть для меня всё ещё была явлением полумифическим. Как можно, ни разу прежде не испытав боли, сочувствовать боли другого? Сочувствие есть лишь в реальном мире, в котором я тогда ещё не жил.

Волки – я узнал потом, что это были они, — очень быстро расправились со своей добычей. Оставшимся членам стаи, которые через несколько минут присоединились к сытым товарищам, ничего не досталось, поэтому они ещё долго ждали под моим деревом. Я всё думал, что испытание давно должны были закончить – не сидеть же мне здесь весь день. Я планировал даже слезть прямо к дожидающимся меня зверям, и закончить испытание самому – но смерть моего напарника уже успела пробудить во мне смутную веру в возможность собственной уязвимости, и я продолжал терпеливо ждать наверху. В конце концов, волки и правда ушли – вполне возможно, заслышав приближение других испытуемых. Я слез с дерева и, больше не встретив на пути серьёзных препятствий, добрался до выхода на противоположном конце Оранжереи. Уже там я узнал, что единственный не погиб во время испытания.

Меня и ещё троих отобрали для тренировок под руководством Верховного. Остальные претенденты, благополучно клонированные, вернулись к своим повседневным делам. Я смотрел на них с неподдельной жалостью – мне казалось, что я неизмеримо счастливее их всех вместе взятых.

В моей жизни наконец-то появился смысл – появилась боль, появилось преодоление, появилась усталость и… гордость. Впервые в жизни я мог достичь чего-то, не загрузив в свой мозг нужный пакет знаний, а своим трудом, своими силами. Нам запрещали лёгкие выходы. Мы не срезали и не хитрили. Мы не знали, что ждёт нас там – и нас заставляли отвыкнуть от удобного и приветливого мира, в котором мы выросли. Я ходил сам, думал сам, учился сам и создавал – главное, создавал сам. Хуже любого из наших компьютеров. Но мне было плевать – я наконец почувствовал своё тело и свой разум. Я стал человеком. И все, кто также был в моём отряде, тоже стали людьми. Мы, впервые за сотни и сотни лет, проснулись. Только мы во всём мире. Надо ли говорить – наш отряд был для нас не просто семьёй. Он был для нас Ковчегом с последними из рода человеческого на борту. Вслед за первым Ковчегом появились и другие – их обучали уже мы сами, без Верховного. В итоге нас набралась чёртова дюжина пионеров – это залихватское название мы понапритаскивали из наших путешествий, и очень им гордились.

Путешествие между мирами – это то же путешествие во времени. Не говори, не мешай, не задевай никого, ни к чему не прикасайся. Не вызывай лишних вопросов, не нарушай предопределённые для этого мира причинно-следственные связи, иначе всё уничтожишь. Только смотри и думай. Подслушивай, наблюдай, угадывай – унести можно только слова, а слова – это голос в воздухе. Я был лучшим из всех, и первым отправился в открытую дверь. В защитном костюме, всё ещё дитя своего мира.

Как только я переступил черту, меня ослепило молодое Солнце. Я почувствовал запах земли – такой, каким он был в Оранжерее, только сильнее. Я видел сон из прошлой жизни – всё в том мире казалось мне странно знакомым. На меня залаяла собака – я не знал тогда, что это была «собака», и что она «залаяла» — всё это, как и многое другое, я узнал во время своих последующих путешествий в эту дверь. Но я видел, что зверь был привязан к своему месту, и не испугался шума. Собака не видела меня в защитном костюме, но совершенно точно чувствовала мой запах. На неё закричала откуда-то женщина, а затем и вовсе вышла во двор из покосившегося деревянного дома. Я сразу понял, что это была старуха. Она походила на наших старых мутантов, которых обычно показывали нам, чтобы пробудить в нас отвращение и страх. Но меня не оттолкнули, а поразили её лютые глаза, её лицо – на нём было выражение. Не рассеянной улыбки, не привычного блаженства – это было что-то вроде злости. Она думала только о том, как замучила её эта собака – но мне было плевать. Я рад был любому выражению мысли, любому напряжению сознания. Тот покосившийся деревянный дом, та ограда, злая собака и её дряхлая хозяйка казались мне самым прекрасным, что я мог увидеть в своей жизни. Они были живыми, как и я теперь.

Старуха направилась обратно в дом, и я последовал за ней. За тесным коридором, в пустой и просторной комнате я увидел неотёсанный деревянный стол, на котором стоял какой-то ящик. У него уже сидела женщина помоложе – к ней старуха и вернулась. Только приблизившись к ним вплотную, я понял, что ящик был гробом, внутри которого лежал мёртвый человек. На нём не было ни царапины – его смерть ничем не напоминала ту, которой умер мой напарник в Оранжерее. Но, глядя на него, я понял первые две Тайны. Я смотрел на молодую женщину, которая тихо плакала над этим телом и понимал, что для неё эта потеря – навсегда, и что эта потеря тяжёлая. Она не имела никакого отношения ко мне, но я вдруг подумал о своих родителях, и почувствовал страшную боль, хоть и не был ранен. Уже после я узнал, что это называют сочувствием. Тогда же я по-настоящему испугался, потому что не видел настоящей, физической причины своих страданий, и это было для меня необъяснимо. Так я познал Тайну горя. Тайну же неизбежности я прочитал в лице старухи – смерть не вызывала у неё слёз, и мне казалось, я понимал, почему. Потому что она видела её раньше – много-много раз. Ничто и никогда прежде не заставляло меня думать и чувствовать столько, сколько та короткая сцена. Кажется, именно тогда я встал на путь, конец которого оказался концом целого мира.

Меня вскоре вытянули обратно. В более поздние путешествия мы выходили уже без привязи, но во время первого эксперимента были очень осторожны. Следующие две недели я умирал от болезней, которые успел подцепить в том нестерильном мире. Машины дали мне переболеть всем по очереди, клонировали меня десятки раз и помогли эволюционировать заново. В моей ДНК был ключ к выживанию всех остальных из моего отряда. Я стал первым Источником. И ничего больше не мешало мне узнать обо всём, что находилось за открытой дверью.

Я часами слушал разговоры живших там людей. Уже через месяц я узнавал каждое животное, обитающее в ближайшем к порталу лесу. Это был настоящий лес – не сады моего мира, даже не Оранжерея, поэтому я умирал ещё, и меня снова клонировали компьютерные системы. Вскоре я уже учил других всему, что знал – и они избегали сотен мучительных смертей, которые пережил я. Их могли бы клонировать тоже, но мне больше не было всё равно. Земля вокруг первого прохода пропиталась моей кровью — и собака у забора больше на меня не лаяла. Я заслужил право жить в том мире. И хотел заслужить такое же в остальных. В то время уже открывались следующие двери, и я каждый раз начинал сначала.

Существа, древнее самых древних экспонатов из наших музеев, проплывали в толщах прозрачной воды у меня на глазах – они были необъятно и необъяснимо огромными, и их тела работали и жили сами, без датчиков и контроля, без моих родителей начеку – эти подводные динозавры были живыми, живыми по-настоящему – разрушительной, первобытной, неуклюжей, бесконечно пылающей жизнью, которую мы не могли контролировать, которую мы никогда бы не смогли создать… За той дверью я познал Тайну жизни.

В другом мире полуживотные людские племена сгоняли друг друга с насиженных мест – цель всего была в том, чтобы снова и снова доказывать собственное превосходство, брать столько, сколько нужно, и до последнего драться за своё. Там я познал Тайну силы.

Тайны ожидали за каждой дверью, и я хотел узнать их все – не только для себя, но и для всего привычного мне мира.

Мы докладывали обо всём, что находили в соседних мирах – не только на учёных собраниях, но даже комбинезонам. Мы не были обязаны этого делать, но путешествия сильно изменили нас, и мы не могли больше не видеть людей за привычными масками вечного спокойствия. Мне казалось, что на некоторых из этих лиц впервые начинало появляться выражение любопытства. Вскоре несколько комбинезонов-завсегдатаев начали появляться на одном и том же месте, чтобы послушать наши рассказы. И чем больше я радовался изменениям, которые замечал в их рядах, тем меньше мне нравилось то, что происходило с нашими начальниками.

Учёные-правители стали по-новому тщеславны. Наши люди не рвали друг друга на куски, не старели и не умирали. Животные были как из Эдема. Болезней больше не существовало. Благодаря нашему вновь приобретённому иммунитету мы теперь были не просто бессмертны, а бессмертны с запасом.  Многие сотни лет до первого портала нам не с кем было себя сравнивать, не с кем соперничать – но теперь всё изменилось. Наша верхушка снова могла льстить себе. Им казалось, ни одному из открытых миров нельзя было сравниться с нами. И тем непонятнее для них было то, что один за другим члены чёртовой дюжины переставали возвращаться из своих походов, оставаясь в облюбованных ими мирах. Незадолго до конца, в Последнем городе ещё жили только двое из первого Ковчега, я и Верховный. Безутешные родители собирались свернуть проект, но тут был найден последний, девятый проход.

Это случилось в ночь моего дежурства – я был первым, кто увидел его. Наши приборы сказали нам, что планета горит, и там почти ничего не осталось. Идти туда не хотел никто. Тогда вызвался я. Мне казалось, что раз я первый его нашёл, этот мир находился под моей защитой – я должен был за него отвечать. Среди сослуживцев я стал уже почти богом – столько лет я учился на своих смертях – и они, и все миры, которые избежали разрушения по их вине, были мне обязаны. Мне оставалось только отправиться в огонь, чтобы впечатлить их ещё сильнее.

Планета горела не вся. Только город, в котором я очутился. Город, весь засаженный зеленью, которая теперь корёжилась в пламени. Кругом, жутко-зачарованные, бродили люди – ещё с остатками прежнего блаженного идиотизма на лице, уже с зачатками будущей звериной жестокости в глазах. Им предстояло снова бояться за свою жизнь – непростая наука, которую они бросили повторять тысячи лет назад. Некоторые комбинезоны уже пробегали мимо меня – очевидно, они почувствовали первую боль. Это был мой мир, только в другой, параллельной Вселенной – я узнавал улицы города, некоторых из бегущих – любителей послушать мои истории, даже воздух, пусть и пропитанный запахом гари, был мне до тошноты знаком. Понять, что здесь произошло, было невозможно – вокруг меня никто не говорил, катастрофа была совсем безмолвной. Оставалось одно – попробовать найти себя, если какая-то версия меня вообще существовала в этом мире. Я отправился в центр города, к башне учёных-правителей, где могли жить наши двойники.

Системы пропустили меня без всяких проблем. Я поднялся в нашу часть башни и увидел, что она почти пуста. Я один – тот я, что был родом из этого гибнущего мира, сидел прямо на полу в середине комнаты, с каким-то удовлетворением наблюдая за видом из панорамного окна.

Было очевидно, что этот ад уже ничем нельзя было испортить. Я вышел из невидимого режима и приблизился к другому себе.

— А, вот и ты… Я помню день, когда впервые оказался здесь.

— О чём ты говоришь? Как ты можешь его помнить?

— Они считали себя такими совершенными… Хотя ничего из того, что было открыто за последние сотни лет, не было заслугой учёных-правителей – всё было сделано генератором и центральным компьютером, запрограммированными нашими действительно гениальными предками. Мы же отупели настолько, что даже не смогли понять, чем на самом деле были те порталы…

Тут только очевидная правда стала понятна мне. Другой я ждал моего прихода, потому что помнил, как пришёл сюда в своём прошлом – в день, когда открылись последние врата.

— Это путешествие во времени. Всегда было путешествием во времени. Мы не поняли этого только потому, что не нашлось машины, которая бы нам это объяснила.

Слова старейшины наконец обрели смысл. «Мы боялись, что и правители станут такими же – рано или поздно…» Учёные-основатели поняли это очень давно – уже тогда большинство людей стало комбинезонами и зависело только от горстки просвещённых. Они построили города, в том числе и наш Последний город – настоящую систему обеспечения для травоядных, которыми мы стали. Эликсир жизни должен был гарантировать, что их преемники будут вечно механически поддерживать работу систем, а комбинезоны – обеспечивать необходимый для этого уровень энергии.

Перед моим мысленным взором встали лица тех, кто жил вне башни – их блуждающие улыбки, равнодушие ко всему, пустая жизнь с прибитым сознанием. Я понял, ощущение какой вечной угрозы не оставляло меня – лица моих собственных родителей так похожи были на лица тех, кого мы презирали. «Мы боялись, что и правители станут такими же…» И они стали. После веков и веков механического поддержания построенной не ими системы, они забыли, как думать, они перестали учиться. Теперь только запущенные тысячи тысяч лет назад машины стояли между нами и смертью.

— Что здесь произошло?

— Что и должно было – рано или поздно…

«Станут такими же – рано или поздно…» — отозвалось у меня в голове.

— Системы дали сбой, и никто из ныне живущих не смог это исправить. Учёные в последнее время ведь только и делали, что просто включали и выключали механизмы по древней инструкции… Кто из прародителей мог знать, что до такого дойдёт, когда они строили эти машины?

— Теперь мы начнём заново, — продолжил другой я после секундного раздумья. – Перезагрузка системы. Ты сам видел, иногда это должно случаться. Что?.. Конечно же видел. Просто не понял. А теперь уходи отсюда – здесь опасно.

Я попытался возразить, но прежде другой я подошёл к окну, за которым полыхали опустевшие улицы. До того, как я понял, что он собирается сделать, он отодвинул одну из створок и шагнул в открывшийся проём. Я подбежал как раз вовремя, чтобы увидеть, как он летит вниз – всё уменьшающаяся точка.

В первую секунду мне в голову пришла безумная мысль прыгнуть за ним. «Ты сам видел – это ждёт тебя в любом случае. Ты давно это знал – тебя и всех вас уже не спасти,» — шептал голос в моей голове. Отшатнувшись от окна, я обвёл глазами пустую комнату, которая выглядела совсем как обычно. Встав спиной к стеклу, нельзя было даже догадаться о том, что происходило за ним.

Я вышел на полыхающую улицу. Не знал, куда мне идти. Тот, другой я, чего-то не договаривал – системы не могли просто так выйти из строя. Их создали для того, чтобы они не выходили из строя – прародители как раз-таки прекрасно всё знали. Я понял это, когда достаточно пропутешествовал – понял, чем стали мы и те, кем мы должны были управлять. Машины кормили нас, но от нашей воли больше ничего не зависело – выхода не было ни для кого.

Детская привязанность привела меня на то место – сам не помню, как дошёл до него. Поляна бабочек в тот день перестала быть моим секретом. В воздухе шелестели крылья, а на самой середине поляны кто-то был. Приблизившись, я увидел мутантов, и среди них – нескольких выживших детей из города. Сидя на траве, они вместе смотрели на горящие башни, а с неба вокруг падали бабочки-однодневки, смешиваясь с пеплом…

«Теперь мы начнём заново,» — сказал другой я. И всё прояснилось. Каждый раз заново – я сам видел, так и должно быть. Сначала я думал, что отправлялся в параллельные миры, потом – что путешествовал в прошлом. Но что если та собака, и старуха, и запах живой земли – что, если всё это ожидало нас в будущем? Что, если древние морские чудовища были не моим прошлым, а прошлым той старухи со свирепыми глазами? Что, если пока я думал о путешествии в одну сторону, меня перебрасывало то вперёд, то назад? Я смотрел на сидящих передо мной – на то, как спокойно мутанты рассматривали всполохи вдали, на то, как дети-комбинезоны прижимались к ним, почувствовав защиту. Они не видели меня, но сам я знал, что это им – именно им, вместе с несколькими выжившими, скоро предстоит стать людьми. Только не нам – не тем, кто сейчас находился по ту сторону. Я в последний раз взглянул на бабочек, умирающих на поляне. Затем на тех, кому предстояло вернуть нас на истинный путь. И отправился домой.

— Извержение вулкана, — объяснял я учёным-правителям. – Думаю, это было ещё до образования жизни – условия там адские, вам точно лучше не соваться.

Разве могли они мне не поверить?..

Я всё думал о том, что этот мир не поздно ещё спасти – что, если увиденное можно было предотвратить, перевернуть с ног на голову… Ведь комбинезоны приходили уже слушать наши истории – люди снова просыпались в них, у нас оставались древние библиотеки – неужели нельзя было научиться всему, как в первый раз?

Я сутками не выходил из лаборатории. Пытался понять, куда же делись учёные-основатели – может, они не приняли эликсир, и от них не осталось уже и праха? Или преемники впервые испытали Лекарство именно на них, чтобы забрать контроль над всеми? Может быть, учёные-основатели до сих пор жили в других городах – ведь если наш город назывался Последним, должны были существовать и Предыдущие? Тот факт, что с ними давно не было связи, казался мне не просто подозрительным – пугающим.

Я облазил всю Старую башню и нашёл несколько старых машин для коммуникации вместе с инструкциями. Быстро разобрался с установкой, и потом часами дожидался ответа на посылаемый сигнал, слушал совершенно пустой эфир. Однажды, когда я в очередной раз безнадёжно прослушивал космос, в комнату вошёл Верховный.

— Я пытался много раз. – сказал он непривычно-тихо. – Их там нет.

— Простите, – я смешался оттого, что он даже не спросил, что я делаю – ему, казалось, и так всё было понятно.

— Идём – сказал он. – Я кое-что тебе покажу.

Мы прошли по старомодно отделанному коридору до такой же двери, за которой я увидел пустой зал. Верховный уверенно подошёл к противоположной от входа стене, сдвинул какую-то панель, и перед нами открылся затянутый паутиной зёв потайного хода. По нему мы с Верховным дошли до лифта, на котором поднялись на самый верх Старой башни. Это была смотровая площадка, с которой на многие километры виден был лес вокруг города.

— Взгляни вон туда, — сказал Верховный, указывая на хорошо просматривавшуюся прогалину далеко в лесу.

Приглядевшись, я рассмотрел на ней шевеление нескольких сотен существ.

— Мутанты. – констатировал я.

— Да, мутанты. Я наблюдаю за ними уже многие сотни лет, и с каждым годом их становится всё меньше. По нашей вине.

— По нашей вине? – я непонимающе уставился на Верховного.

— Они живут тем, что находят в природе – прямо как дикари, которых ты видел в своих путешествиях. Мы контролируем все биосистемы с учётом каждого живущего в них организма – за исключением одного. Эти механизмы были построены задолго до разделения нашего вида, поэтому существование мутантов для них – лишняя неизвестная в уравнении. Чтобы поддерживать заданные алгоритмы, им нужно от неё избавиться. Ты это понимаешь?

Я глупо уставился на Верховного.

— Системы… убивают мутантов?

— Именно. Не знаю, как именно, но наши системы истребляют мутантов как непредвиденную помеху. Долгое время этому виду всё же удавалось выживать – но скоро исчезнут и последние представители, а этого нельзя допустить. Ни за что нельзя.

Я вспомнил мутантов, сидящих на поляне в обнимку с детьми-комбинезонами. Мне казалось, я понимал, что Верховный имел в виду.

— Мы, как и эта горстка мутантов – последние представители нашего вида. Остальных городов давно уже нет. Наш был построен последним – поэтому и погибает последним.

Он всмотрелся в зелёные улицы, раскинувшиеся у подножия башни, а я всё думал о том, что этот разговор не может, просто не может происходить в этом знакомом мне, неизменном городе, пока комбинезоны всё так же привычно разгуливают в своих генераторах.

— Я пытался учиться заново. – устало продолжил Верховный. – Ты понял, как пользоваться тем радио. Но знаешь ли ты, как оно работает? – он сделал паузу, посмотрев на меня. – Я вот знаю. На то, чтобы это понять, у меня ушли годы – а это примитивнейший механизм в сравнении с теми, что управляют нашим городом. Я понятия не имею, как перепрограммировать механизмы так, чтобы мутанты могли выжить. Они исчезнут задолго до того, как я со всем разберусь. После этого мы проживём ещё какое-то время – но рано или поздно системы откажут, как это уже случилось в других городах, и мы тоже исчезнем. А вместе с нами и человеческий вид – навсегда.

— Может быть, к тому времени вы уже поймёте, как ими управлять? Может, город будет жить и дальше?

— Другие основатели не смогли – значит, не смогу и я.

Я удивлённо взглянул на него.

— А ты что думал? Нас было двадцать, по числу великих городов. Построив эти машины раз и навсегда, мы за миллионы лет вернулись к состоянию почти пещерных людей – и теперь мир рушится. Мутанты – наша последняя надежда. У нас нет знаний и нет способности к выживанию – взгляни на комбинезоны. У мутантов есть хотя бы последнее.

— Но они мутанты. Не наш вид.

— Они – самое близкое на Земле к тому, что ты называешь нашим видом. Последняя ступень эволюции до нас, а мы пошли по ложному пути. Теперь нужно сделать шаг назад и исправить ошибку.

— Начать сначала. – сказал я.

— Именно. Начать сначала. – он ещё раз внимательно посмотрел на копошащихся вдали мутантов. – Я знаю, что ты видел за девятой дверью — ты видел единственно правильный выход. Я не могу перепрограммировать системы… но я могу их отключить. Только для этого нужно два человека. Такая система безопасности. Я хочу, чтобы ты помог мне сегодня ночью.

После этого разговора я отправился в комнату к родителям. Они, как и почти всегда в свободное время, смотрели на картину за окном – зелёный город, подёрнутый красным от заката, и изредка — прогуливающиеся жители.

Не помню, что сказал им. Не помню, что они ответили – в том, о чём мы тогда разговаривали, не было ничего особенного. Я лишь хотел увидеть их в последний раз. Только они не давали мне решиться.

Наверное, я бы и не сделал, что было нужно, если бы не видел другого себя в будущем и не знал, что уже принял решение, которое мне только предстояло принять. Я оставил родителям записку. Я знал, они доберутся до мутантов, которые их защитят – вся жизнь учёных-правителей была посвящена тому, чтобы выполнять инструкции, а эту я составил максимально чётко.

Нас с Верховным никто не остановил у генератора – кому бы пришло в голову что-то заподозрить? Стоя в разных концах комнаты, мы отключили рычаги, отвечающие за экосистемы, снабжение и транспорт. Вот так просто. Я думал о том, что прерываю тысячи жизней в эту секунду – жизней, которые за все эти годы стали мне дороги. Когда всё было закончено, Верховный вышел из комнаты – я не знал, куда он ушёл. Мне было всё равно. Оставалось только закончить собственный путь.

Когда той ночью я в последний раз проходил через девятые врата, я слышал, как серебристо опадает пыльца с мёртвых крыльев… В следующем году на поляну прилетят новые бабочки.

Мне хотелось снова увидеть пылающий город с высоты башни. Я оказался там уже в ту минуту, когда всё было охвачено огнём. Сел на пол и, глядя сквозь панорамные стёкла думал о том, как наш совершенный мир смогла разрушить пара фанатиков. При этой мысли я улыбнулся. За моей спиной раздался шорох, и я оглянулся назад.

— А, вот и ты… Я помню день, когда впервые оказался здесь.

 

 

 

0
Войдите или зарегистрируйтесь с помощью: 
14 Комментарий
старее
новее
Inline Feedbacks
Посмотреть все комментарии

Текущие конкурсы

"КОНЕЦ ЧЕЛОВЕЧЕСТВА"

Дни
Часы
Минуты
Конкурс завершен!
Результаты и списки победителей тут

Последние новости конкурсов

Последние комментарии

Больше комментариев доступно в расширенном списке
  • Татьяна Минасян на Ваша взялаЗмей, большое Вам спасибо! И извините, что благодарю Вас так…
  • Татьяна Минасян на Ваша взялаСпасибо!!!
  • Татьяна Минасян на Ваша взялаБольшое спасибо за высокую оценку и добрые слова! Я обязател…
  • Татьяна Минасян на Ваша взялаБольшое Вам спасибо! Простите, что не сразу отвечаю :-((( Ош…
  • Татьяна Минасян на Ваша взялаБольшое спасибо за отзыв и за все замечания! И прошу прощени…

Последние сообщения форума

  • viktor.nameyko в теме Количество рассказов на…
    2021-05-26 11:03:05
    угу ставки, да ты просто в тему это разместил)) Я тоже пожалуй оставлю ссылочку на нормальный ресурс. На котором куда…
  • Антон в теме Количество рассказов на…
    2021-05-25 11:39:32
    http://vg-news.ru/n/146544 Лучший прогноз в мире. Другого и не будет
  • Alpaka в теме Просто поговорим
    2021-05-03 18:42:30
    Обращаюсь к организаторам Терры. Доброго времени суток) Товарищи, можно вас попросить просветить нас по поводу ваших…
  • Мит Сколов в теме Просто поговорим
    2021-04-08 16:46:19
    Можно постить свое творчество, например, сюда https://otrageniya.livejournal.com/ А вот здесь мы обсуждаем чужое…
  • Alpaka в теме Просто поговорим
    2021-04-04 13:05:16
    Мит Сколов сказал(а) Приходи в жж (livejournal.com)! Посмотрела, тебя нашла)) Вот только не знаю, чем мне там…

случайные рассказы конкурса «Конец человечества»

Поддержать портал

Отправить донат можно через форму на этой странице. Все меценаты попадают на страницу с благодарностями

Авторизация
*
*
Войдите или зарегистрируйтесь с помощью: 
Генерация пароля