Шкатулка для сердца феникса

Шкатулка для сердца феникса

 

Закат пылал малиновым золотом. Все шире растекался над горами белый дым облаков, посреди которых неистовым пламенем полыхал великий небесный пожар.

Он смотрел на синие вершины и прохладные бирюзовые тени. Алое пламя понемногу заливало небо над долиной.

Внизу копошились люди – но никто из них не поднимал глаз от своих мелких, суетливых дел.

Закат. Это всего лишь закат.

Такие закаты – знамения больших войн или великих бед.

Неужели время пришло?..

Жаль. В этом мире было много хорошего.

 

-Смешно, – сказал его собеседник. – Ты жалеешь корни, из которых вырастут новые листья.

Он ничего не ответил.

-Мы с тобой уже немало лет боролись друг с другом. Я уже и привык к тебе, враг мой Аксу, – собеседник усмехнулся, огладил черную с проседью бороду. – Пришла пора делать общее дело.

Они помолчали.

-Пришло время, которое предрекали пророки. Есть приметы. Есть знамения. И ты тоже их видел.

-Да, – сказал наконец он. – Я видел. Но не думал, что это будет так скоро.

-Я и сам не думал. Но так получилось.

Казалось, вокруг них замер даже ветер.

-Я нашел дракона, Аксу. Ищи и ты.

 

Он сидел на теплом камне и жадно впитывал этот закат – каждую краску, каждое облако, каждое дыхание ветерка. Трепет жилистой ивы у дороги, запах пыли и камня, говор усталых погонщиков, суету хозяина харчевни за спиной – тот хлопотал, не смея беспокоить высокого гостя, вздыхая о том, что пироги стынут, а медно-красный чай придется заваривать заново.

Почтение и хлопоты были ему привычны. Уже много лет эта суета сопровождала его повсюду – и в стенах собственного замка, и в случайных придорожных ночлежках, и в золотой сутолоке дворцов. Везде, куда бы ни приводила судьба, его встречали боязливые взгляды, поклоны долу, трепет в руках и сердцах, шепоток за спиной – ну как же, величайший из величайших, белый маг Аккор-Суу, тот самый, который… В легендах о его подвигах половина была красивой выдумкой, а другая половина в изложении досужих болтунов еще меньше походила на правду.

Когда-то эти разговоры за спиной были ему приятны. Сейчас он не замечал их, а назойливых просителей мог отправить прочь одним взглядом – или, напротив, сдвинув брови, не поднимая глаз.

Как быстро все происходит. Еще вчера он мальчишкой скитался по этим тропам, был подмастерьем у плотника, учеником мага, придворным кудесником – покуда не понял, что служить этому миру куда важнее, чем искать призрака власти во дворцах. Исполнив три заветных желания падишаха – ах, не принесло это правителю счастья, – он удалился от дворцовых интриг, поселился в горах и стал затворником. И выполнял только то, в чем звучало веление судьбы. Ведь горе дочери каменотеса способно так же сотрясти мир, как и приказ правителя, что зальет пески десятка пустынь кровью своих воинов.

Только мудрый знает, что судьбы мира порой висят на кончике крыла птички, что прыгает по берегу ручья. И только дважды мудрый может понять, где искать веления судьбы – и чего они требуют от людей.

Судьба играла им, и он принял предложенные правила. Это была самая увлекательная игра на свете. Он следовал судьбе, искал ее, пытался распознать ее повеления, порой сражался с ней – и иногда ему что-то удавалось. Тогда на него нисходил краткий покой – а потом все повторялось: поиск, борьба, победа.

Удавалось ему многое. Удалось отменить войну, в которой мог погибнуть его народ. Удалось исцелить несколько сотен раненых и больных лихорадкой; изгнать в Верхние Миры стаю чудищ, что питались на ночных дорогах лошадьми, а порой не брезговали и их хозяевами. Удалось обуздать джинна и успокоить вулкан, поймать духа Огненной Чаши и направить бурлящую от дождей реку прочь от города, где люди в ужасе ждали гибели.

Чаще получалось совершать маленькие чудеса – дать людям знание о том, как строить свои жилища и хоронить своих близких, обороняться от призраков и нежити, исполнять обряды предков.

Дела его порождали легенды, а сам он помнил только то, что отзывалось в сердце – иногда мимолетной улыбкой, иногда щемящей, как старая рана, болью.

Он писал книги и лечил, собирал травы и магические предметы, гадал и следовал знамениям. Он, белый маг Аксу,  так долго считал, что поддерживает равновесие, которое необходимо этому миру.

И опять просчитался.

Дело было не в равновесии. И даже не в том, чтобы побеждать и отступать, танцуя бесконечный танец бытия. Бесконечности не было. Белое замкнулось и умерло в черном, а черное плавно перешло в белое.

Просто пришел конец света.

Привычно и обыденно, как очередная война местного полководца Хамзы. Так же спокойно, как появляются на горных тропах пыльные вооруженные всадники, пропахшие конским потом. Примета за приметой, признак за признаком – горы ложатся наземь, реки текут вспять, иссыхают древние родники.

И в довершение всего – письмо от врага. Черно-красный иероглиф среди серого пепла очага, белый конверт на лапке рябого голубя. Приглашение на встречу, за которой уже ничего не будет.

Он все понял правильно. На рассвете маленький караван был уже в пути. А через неделю в крохотной чайхане у дороги состоялся тот памятный разговор.

Сидели на кошме два старика, пили чай. Темноволосый оглаживал бороду и усмехался в усы. Его собеседник больше молчал, чем говорил.

Поглядеть со стороны – друзья, что давно не виделись. Обсуждают, кому первому в гости заглянуть, что отпраздновать.

 

-Благодарю тебя за приглашение, Джакор.

-И тебе спасибо, что отозвался. Я-то думал, ты в своем орлином гнезде оборону держать будешь. Думал, придется к тебе из пламени вставать или глиняных болванов творить, в осаду идти.

Седой маг смолчал. Не ответил и на улыбку соперника, не принял скрытого вызова. Ты до сих пор красив, Джакор. Были времена, когда юные девушки на все были готовы, лишь бы улыбнулись им эти уста, лишь бы подняли на них взгляд темные очи. Не ведали бедные голубки, что сулит им улыбка темного мага. Не счесть выпитых душ, замученных тел, убитых детей. Не зря за твоей спиной так и вьются черные вороны.

… а за твоей, Аксу – пусто. Только золотится пылинкой солнечный луч…

-Я позвал тебя, потому что этот день уже не за горами.

Не время и не место для шуток, Джакор. Я и сам знал, что этому миру осталось недолго. Вот только не могу представить, что же случится. Как это все произойдет. Придет ли моровая язва, восстанут ли непобедимым огнем горы, или дождь смоет все и будет течь с небес, покуда воля Милосердного не остановит его.

-Да, – сказал наконец Джакор. – Да. Они погибнут. Ты так долго спасал их, что уверился, что это и есть наша земная цель.

Наша? Пожалуй, ты прав, мой враг. Я спасал их, а ты не щадил. Но и я, и ты были одним колесом в арбе Милосердного. И неведома нам цель, но известна дорога, где пролегли наши жизни.

-Было время. Эх… Но и я ошибался. Я искал силы, славы, могущества. А нашел только одно. Я всего лишь слово из великой книги, извилина орнамента на стене храма. Я должен исполнить фразу из пророчества – и на этом завершить земной путь. Свой – и не только свой.

…Люди – всего лишь письмена на песке. След голубиных лапок в пыли. Или все-таки нет?..

-Говори о себе, Джакор, — разомкнул уста белый маг. – Люди живут сами по себе. Наши игры им безразличны.

-Ну уж нет, – рассмеялся его собеседник. – Нам с тобой придется возвестить начало новых времен. Или, если хочешь, – начало конца.

Не хочу, подумал он. Не хотел бы. Но надо. Тут ты прав. Если есть пророчество – оно сбудется. Должно сбыться. Иначе ради чего мы так упорно всю свою жизнь сплетали нити судьбы?

… я нашел дракона.

Ищи и ты…

 

Закипал второй чайник. Длинные тени растворялись в сумерках. У горизонта все еще догорали алые облака, кипели далеким золотом.

Ты обогнал меня, Джакор.

Я читал все книги пророчеств. Как и ты, я искал в них мудрости и тайных знаков судьбы. Иногда находил, но чаще ошибался.

И всегда думал, что слова о конце света должен будет толковать кто-то другой. Не мы. Только не мы.

«И придут дни, когда солнце утратит белизну свою и будет слепо глядеть с небес. И придут закаты, что зальют небеса кровью. И возродится дракон. И ударит крыльями феникс. И будет битва их длиться целую вечность. А потом придут те, кому суждено заново строить мир».

… где же мне искать феникса?..

 

Ночь он провел без сна. Смотрел на низкие дрожащие звезды, повторял про себя яркие, как девичьи бусы, имена созвездий.

Впервые ему было непонятно, что делать. Но утром случилось то, что уверило его: путь найден. Жаль только, что по этой тропе он будет идти, как слепой, на ощупь.

(дойдет ли?)

Слуга, кланяясь, сообщил: местный князек казнен за измену. Его имущество распродано, а слуги обращены в рабство и тоже поступили в аукцион. Ваша милость палача вроде искали, так вон он, и мастер дельный. Смотрите, сейчас яблоко рубить будет.

Но палач показал другое. Яблоко накрыли листом старого пергамента. Один удар девятихвостой плети – и разочарованный гул небольшой толпы: ничего! Но мерно жующий стражник приподнял пергамент – и все охнули: раздавленное яблоко словно еще корчилось в пыли. А представление продолжалось. Второе яблоко накрыли тем же пергаментом. И первый же удар разорвал тонкий лист кожи надвое, смял ее в клочья, ни следа не оставив на медово-золотистой оболочке плода.

В толпе зашевелились. Кто-то потянул из пояса кошель, кто-то озирался, прикидывая, стоит ли вязываться в торги.

По толпе пронесся разочарованный вдох, когда седой старик в белой одежде опустил в ладонь распорядителя толстый кошелек: такую цену не перебить. Да и с магом связаться – себе дороже выйдет: превратит еще в червяка, будешь потом в этом же яблоке дырки считать.

-Продано! – возвестил стражник.

Уловив умоляюще-жадный взгляд палача, направленный куда-то в толпу, маг наклонился к распорядителю.

-У него есть семья?

-Они уже почти куплены, господин, – замялся толстячок. – Женщина и двое детей, два сына. У нас ценят плодовитых жен, господин.

От мага не ускользнули ни бегающие глазки, ни юрко снующие по карманам пальцы.

-Что вы там ищете, уважаемый? Уж не это ли?

Завидев пухлое золотое кольцо, распорядитель торгов отшатнулся.

-Помоги мне, – тихо сказал маг, – и оно – твое.

Тот никак не мог решиться. Тянул себя то за нос, то за губу, щурил масляно блестевшие глазки.

-Мне нужна его семья.

Еще несколько монет – и распорядитель решился. Прокричал фальцетом:

-По закону великого Хамзы женщину нельзя разлучать с мужем и детьми! Купивший мужа должен получить и его жену, а заодно и детей!

Толпа разочарованно вздохнула.

Палач упал перед магом на колени. Тот легко и ловко поднял его.

-Я… Спасибо, господин. Да я теперь за вас…

-Не стоит, – сухо оборвал его маг. – Просто ты мне нужен. И я не люблю умножать зло в этом мире. Так что бери жену и ребятишек и ступай за мной. Тебя отвезут в мой замок, в Келемер.

Толпа раздалась, пропуская шестерых путников. Маг шел впереди, и люди отбегали, чтобы невзначай не коснуться его полой одежды, или падали поодаль на колени – не кто-нибудь, сам великий Ак-Суу почтил их селение свои присутствием! Позади шел слуга – и опущенные долу глаза прекрасно все замечали, а уши слышали каждое слово. Но ничего крамольного или интересного никто так и не сказал.

 

-Ищи, – сказал белый маг. – Любые следы, любые слухи. Среди старух, пиратов и портовых пьяниц. Среди добрых и злых, среди торговцев и рыбаков. Кто-нибудь о таком да слышал.

Слуга молча поклонился и покинул комнату.

Сквозь стрельчатые окна в гостиницу проникала дневная жара. Отдаленные выкрики с базара сливались в мягкий бархатный гул.

«Жизнь его видела на нити жемчуга и нити слез, но ничто не перевесило. Жил он ни на суше, ни в море, покуда не забрали его в плен цветы. Так он и обитал, ни раб, ни свободный».

Легче просеять береговой песок и найти жемчужину, чем такого человека.

Но они нашли.

 

Он родился в день, когда пираты разорили его родную деревню. Мать и увели на галеру, младенца хотели выбросить в море. Напрасно ныряльщик предлагал хохочущим рыжебородым нить из самых крупных жемчужин – на дом копили! – напрасно рыдала и умоляла мать. Ребенка, не глядя, швырнули за борт – и он упал прямо в руки купца, что скупал краденый жемчуг , а еще промышлял тем, что выращивал на плотах улиток и устриц.

Там, на плотах, мальчик и вырос. Десять лет провел он в шалашах на бревнах, что качались и хлюпали под ногами. Он не знал, что такое твердая земля, покуда не пришел Большой Ураган.

Тот, кто считал себя его хозяином, ушел из его жизни – вместе со скользкими плотами, корзинами ракушек, солоноватым запахом гниющих водорослей. Крикливые наследники делили имущество и рабов. Но ни в одной записи не нашли его имени – и мальчик ушел прочь, вразвалку, как моряк, который давно не ступал на твердую землю. Бродячая жизнь пришлась ему по душе. С каждым днем он все дальше и дальше уходил от моря – и удивлялся: неужели ее так много, этой мягкой рассыпчатой тверди, на которой растут удивительные, ни на что не похожие – и такие разные цветы, травы, деревья?..

 

-Зачем он вам, господин маг? Или вы решили развести у себя сады?

Аксу, досадуя на себя, стоял у врат сада Хамзы. Невдалеке работал садовник – черноглазый паренек с ловкими руками. Он пересаживал розу – и под его пальцами куст словно врос в новое место, расправил спутанные густые ветви, развесил под вечерней росой нежные алые бутоны.

(словно капли крови на смугло-зеленых листьях)

-Мне нужен этот юноша. Мне все равно, кто он и что умеет делать.

-Ай, не кривите душой, господин маг! Вы же искали того, кто умеет хорошо работать в саду. Хотите, я найду вам трех таких рабов? Молодых, ловких, красивых?

Под взглядом мага суетливый толстый человечек отшатнулся, упал на колени:

-Не сердитесь, господин маг! Все мой длинный язык! Я не хотел… то есть ничего такого я и не думал! Просто этот слуга – любимый слуга Хамзы… то есть он умеет ухаживать за любимыми розами… простите! Я все сделаю, как вы сказали!

 

Юноша принял свою судьбу спокойно – или так ему показалось? Стражники привели его на рассвете. Он не пытался ни убежать, ни умолять о том, чтобы его отпустили. Просто стоял и смотрел на своего нового хозяина – не опуская глаз, точно и не был рабом, которого можно и купить, и продать. (На самом деле он и был свободным – но за такую цену, которую уплатил старый маг, ему бы и самого Хамзу упаковали в мешок и вынесли к старым виноградникам, кланяясь и благодаря).

Пока что Аксу не стал разговаривать с ним – только проследил, как юношу подвели к белому коню и развернул своего жеребца на восток. Впереди была долгая дорога – и каждый прожитый день оставлял в сердце свою толику тревоги: успею ли? не поздно еще?

Только потом он подумал о том, что даже не спросил имени юноши. Ну и хорошо; зачем имя тому, кто будет орудием в руках судьбы? К чему имя лопате или ножу? Хорошо уже и то, что семьи у него нет, и ни одной девушке еще не успел он начать петь песни любви. ( А такой, как он, должен бы хорошо петь).

Раньше Аксу пришел бы к вечернему костру своих слуг, послушал песни. Посмотрел бы, как взбивают плотную вечернюю пыль золоченые каблуки, как сыплет серебряную дробь ритма звонкий тамбурин. Он умел слушать и смотреть так, что потом ему были благодарны и служили с двойным рвением. Не зря же о том, чтобы попасть в число его слуг, мечтали, как о награде. Он знал толк и в удовольствиях, и во вкусной еде. И даже в красавицах, даром, что сам давно отказался от удовольствий плоти; но выкупить для слуги девушку, в которую тот влюблен, соединить сердца, стать для кого-то сватом – бывало, это он делал.

Почему же сейчас при одной мысли о том, что люди живут как обычно – любят, страдают, бродят по земле в поисках работы и удовольствий, – у него сжимались губы и взор становился острым и холодным, как сталь?

Дорога в Келемер заняла месяц.

Это время показалось ему бесконечным.

 

-Как тебя зовут?

-Никет, господин.

-Ты хотел бы знать, зачем белому магу нужен палач?

-Нет, господин.

Аксу поднял брови.

-Если господин купил меня, значит, ему нужна моя работа. Ни на что другое я больше не годен. А если господин призвал к себе, значит, я должен приготовить что-то для своего ремесла.

-Хорошо. Ты сметлив. Мне и в самом деле вскоре будут нужны твои услуги. А пока скажи мне: сможет ли человек выдержать наказание в тысячу дней по полсотни плетей за день? Если бить аккуратно, не повреждая кожи?

-Трудно сказать, господин. Тяжело, очень тяжело вынести такое суровое наказание.

-Я не так спросил, – медленно сказал маг. – Ты сможешь сделать так, чтобы этот человек продержался тысячу дней?

Он заметил, как блеснули глаза палача.

-Это… месть, господин?

-Нет.

Слово повисло между ними, как меч на тонкой нити. Слово скажи, шелохнись – упадет.

-Не из любопытства спрашиваю об этом, господин.

-А зачем тебе это знать?

-Для того, чтобы понять, к чему должны привести эти муки. Если он должен умереть, это одно. Если раскаяться – совсем другое. Он может стать идиотом, дрожащим от ужаса, или нищим, у которого рука поднимется только за подаянием, славящим ваше милосердие.

Аксу усмехнулся.

-Ну, милосердием это не назовешь…

Палач смотрел на его перстень. Рубин переливался на солнце, бросал на белую джуббу багровые блики.

-Мне надо, чтобы он выдержал тысячу дней, не утратив разума. Вот и все. Потом я отпущу тебя на волю – вместе с семьей.

Никет склонился перед ним до земли.

Если это в человеческих силах – он сделает всё, что сможет. Теперь Аксу был в этом уверен.

-Он молодой? Или старый?

-Он молод.

Никет потер затылок. Он походил на лавочника, которому предложили выгодную сделку, а он никак не может решиться купить товар.

-Я смогу так сделать. Есть еще и мази, притирания… Да. Он проживет тысячу дней, господин.

-Сколько времени тебе надо, чтобы все приготовить?

-Один час, –Никет задумчиво кивнул. – Да, господин. Через час я буду готов.

-Хорошо. Жди. Его приведут через час.

-А господин не придет… посмотреть?

Аксу убрал руку в складку джуббы. Белое на белом – и ослепительное солнце за окном.

-Нет.

 

Высокие стены белого замка приняли его шаги. Солнце уже клонилось к вечеру, и длинные золотые тени покрывали весь двор.

Оказывается, он скучал по своему дому. И рад, что вернулся.

(и по этому миру я буду скучать)

Деревянное кресло стояло на прежнем месте. Именно здесь он проводил вечера. Сюда приносили маленький резной столик для книг. Здесь он искал ответы и открывал тайны, покуда солнце не уходило за зубцы высокой стены.

А потом он сидел и снова смотрел на закат.

Но в этот раз привычную тишину нарушили крики из подвала. Они едва доносились сюда, но были исполнены такой муки, что слуги оглядывались и творили знаки защиты.

Зачем? Все равно ничего не изменишь. Так должно быть – и так будет.

Если только он не ошибся…

Но книга в руке не давала усомниться. Красные цветы, золотые перья на крыле и хвосте невиданно красивой птицы – феникса. И черная вязь мелких букв на тисненом пергаменте:

«Только человек способен на это. Только безмерными муками и жаждой истины можно оплатить чудеса, в этом их тайна и сила. Феникс всегда далеко и близко, и для того, чтобы призвать его в этот мир, надо претерпевать немыслимые страдания – и быть готовым отдать еще больше.

Человек – вместилище скорби, но и надежды. Если не побоится он сердце свое предать огню, если сам отдаст очистительному  пламени радости и беды жизни своей – достоин будет пера из крыла Огненной Птицы. Есть испытания, что немыслимы – и все же возможны, как если бы тысячу дней подряд принимал он по полсотни ударов плетьми. Такая жизнь порождает шрамы на коже, узоры ужаса на душе; если письмена боли и страха не заставят человека ненавидеть и убивать – станет кожа его шкатулкой для сердца феникса.

А где шкатулка, там и сам феникс».

 

Нет других способов. И других предсказаний.

Этому миру нужен феникс.

Значит, будем ждать.

Тысячу дней.

(очень долго)

 

Через неделю юноша бежал. Он притворялся обессиленным и наконец дождался утра, когда к нему пришел только один слуга. Стоило открыть дверь, как он набросился на мучителя и связал той же веревкой, которой накануне был связан сам. Потом беглец прошел вдоль недостроенной задней стены замка и скрылся на крутом вклоне в зарослях колючих кустов, столь густых, что туда не полезли даже собаки.

Обратно его привели к вечеру третьего дня. Пленника доставили прямо к магу. Аксу сидел в своем деревянном кресле и читал. Он едва поднял взгляд от книги, но от его внимания не ускользнули ни лихорадочный блеск глаз, ни рваная одежда, ни подвязанная полосками ткани обувь и израненные, сбитые в кровь ноги.

Юноша обратился к свому мучителю столь дерзко, что стража не сразу додумалась бросить его на колени.

-Господин, в чем я провинился перед вами?

Аксу снова поднял глаза и отложил книгу.

-Ни в чем.

-Так за что же мне назначено наказание?

Но ответил маг не  пленнику, а слугам. Он приказал им позаботиться о ранах беглеца – и сразу отвести его в подвал, где снова придется начать счет роковой тысяче дней. Еще раз.

Услышав это,  юноша поник и перестал вырываться.

Когда его потащили вниз, маг вспомнил, что до сих пор не знает его имени.

 

Теперь перед магом стоял Никет.

-Господин, надо ли мне наказать его за побег?

Аксу отвел взгляд от далеких горных вершин, которые уже покрывались розовой дымкой.

-Наказать?

-Ну да. Он совершил побег. Обычно за это наказывают.

-Нет, – сказал маг. – Не надо. Не причиняй ему лишних мучений.

Показалось ли Аксу, что на этот раз в криках звучало невыразимое отчаяние?.. Или это был просто отголосок холодного счета дней, последних осенних дней этого мира?

 

Наутро магу доложили, что пленник не ест и не пьет. Он умоляет о встрече с господином.

Умоляет? Хорошо. Пусть его приведут.

Полдень выдался ветреным. Облака неслись над замком, и вместе с ними словно бесконечно летело прочь огромное, холодно-синее небо.

Повинуясь едва заметному жесту мага, слуги сняли с рук юноши цепи и удалились прочь.

Интересно, а что бы делал ты сам на его месте? Ты, независимый и гордый юнец Аккор-Суу из селения, где отродясь не видали никого важнее козы, а вся известная селянам магия умещалась в баночку с бальзамом из трав?

Неправда. Ты никогда не плыл по течению. Ты был другим. Юнец, который спустился с горы в долину и долго стоял, пытаясь понять, в какую сторону ему идти. Золотая пыль и далекие лоскутки виноградников, дорога среди камней – в обе стороны. Тогда ты шагнул влево – и в итоге попал в столицу, открыл для себя новую жизнь. Сумел стать тем, кем хотел быть.

Когда-то и этот мальчик стоял на перепутье. И выбрал сад Хамзы, где под его руками распускались розы и лилии, а среди цветов грезили о любви женщины из гарема. Оттуда его и увели, скрутив, как барана, приносимого в жертву.

На его месте ты бы… ну да. Сбежал.

А он?

Аксу рассматривал своего пленника. Тот стоял, опустив глаза, и едва дышал, точно боялся вымолвить слово.

Но все же заговорил.

-Господин, вы великий маг. Я слышал, что белым магам не нужны ни кровь, ни страдания людей. Нет такого дела, за которое можно платить кровью или жизнью других. Правда ли это?

Не совсем, мальчик. Но к чему тебе это знать? Ты никогда не грезил о магии,  не мечтал стать волшебником. На самом деле магия – это просто сила, немыслимая сила, и нужны крепкие руки, чтобы удержать и направить ее. На этом пути хватает и боли, и смерти. Надо только понять, что все неизбежно, и научиться принимать это. Без крови и боли не бывает жизни.

-Я не раб. Я не сделал ничего плохого. За что вы так поступаете со мной?

Нет вины за тобой, мальчик. Никто не виновен в том, что этот ветреный и солнечный мир доживает свои последние дни. А ты – красный листок на ветру, лист пергамента в Книге Судеб. В грядущем – шкатулка для сердца феникса.

Но об этом лучше не говорить.

-Господин, – юноша говорил очень тихо, – я… понимаю, что без причины вы не стали бы ничего… совершать. Но я хотел бы только… понять, почему мне выпала такая судьба. Я не буду… против судьбы не пойдешь, на все воля Творца. Но могу ли я узнать, откуда это… почему тысяча дней…

Аксу поднял на него светлые, ледяные глаза.

-Ты обучен грамоте?

-Да… господин…

Смуглая морщинистая рука взяла только что захлопнутую книгу, помедлила, протянула юноше.

-Возьми. Читай здесь.

Сам он взял другую книгу. В тысячный раз пробежал узорные строки – но мысли его витали на той странице, которую, хмуря брови, изучал черноглазый пленник.

Так они и сидели – один в резном деревянном кресле, другой на теплых от солнца камнях. И Аксу знал, что иногда пленник бросает на него быстрые взгляды из-под густых ресниц.

Тот перечитал эту страницу много раз. Долго смотрел на камни у своих ног.

А потом открыл книгу с самого начала и стал читать.

В час, когда края облаков стали золотыми, юноша отложил сборник древних пророчеств на резной столик. Пал на колени, склонился перед Аксу и «взял прах» от его ног, приложил ко лбу, затем к сердцу – и снова поклон. Почтение, наивысшее почтение, что оказывают учителю, – не господину!..

-Нет слов для моей благодарности, господин. Теперь мне все… ясно. Если вы… разрешите, я хотел бы изредка… приходить сюда. И читать… книги.

Маг неспешно наклонил голову.

-Мне… пора, господин.

Он спустился с белой стены сам – быстрым, легким шагом, расправив плечи.

И только когда слуги заполошно метнулись следом, Аксу, не поднимая взгляда, на мгновение спрятал лицо в ладонях.

 

Этот юнец стал ему… учеником!

Аксу и сам себе не смог бы признаться, почему он ждет того часа, когда дерзкий пленник явится и почтительно попросит разрешения взять очередную книгу. Впрочем, и пленником он уже не был – его не стерегли, а к палачу он с того памятного дня всегда являлся сам, без охраны, что повергало Никета в изумление.

На другое утро маг спросил, как зовут пленника. Тот, не удивляясь, ответил: «Дамар. Мое имя Дамар, господин», –и снова совершил земной поклон со «взятием праха».

Теперь у «шкатулки для сердца феникса» появилось имя. Дамар выпрашивал для себя все новые и новые «милости». Теперь с утра он помогал каменщикам, возводившим стену у обрыва – «чтобы не ослабнуть, господин». С полудня он приходил на стену, читал книги и молчал, глядя на серебряный бег облаков, а потом, совершив ритуал почтения учителю, уходил в подвал, к палачу.

Иногда, если были силы, он потом возвращался и вместе с Аксу молча смотрел на закат.

Он окреп, стал шире в плечах – и все-таки с каждым днем словно таял, становился прозрачнее. Никет, качая головой, составлял для него мази и травяные настои; иногда он появлялся возле рабочих или на стене, безмолвно наблюдая за своей жертвой, но в ответ на вопросительный взгляд мага только пожимал плечами – на все, мол, воля Творца.

И однажды Никет пришел к хозяину, едва родилась заря. Он, потупив взгляд, сказал, что не сможет выполнить повеления своего господина. Пусть его самого казнят или навеки оставят в рабстве – пленнику не вынести назначенных повелителем мук. Ничего не поделать.

Аксу отпустил его и долго смотрел вниз, где строители – и вместе с ними пленник – возводили вдоль обрыва белую каменую стену.

Зачем? Все равно этому миру скоро придет конец. Но Аксу не чувствовал себя вправе нарушать заведенный порядок. Пусть достраивают замок, даже если этим стенам суждено вскоре превратиться в руины.

Вечером он объявил Дамару свое решение. И тот, изменившись в лице, пал на колени и готов был умолять о продлении пытки – но маг суровым тоном приказал ему встать и напомнил, что никто не смеет ослушаться слов учителя. Ты выбрал меня – так не спорь же. Никакой кровью и болью не оплатить приход феникса. Люди забыли, как это надо делать. А на такой дикий призыв отзовется разве что еще один дракон.

(пророчества говорят о другом – но я был слеп или глух, я так ничего и не понял, и знаю лишь, что прежде я ошибался)

-Но как же битва? Как же… люди? Учитель, если не призвать феникса – дракон тогда просто пожрет этот мир?

-Думаю, – Аксу усмехнулся, – у нас будет случай это проверить.

В этот день его ученик ушел со стены позже учителя. Сдвинув брови, он читал страницу за страницей. Откладывал одну книгу и тут же принимался за другую – словно искал неведомые прежде пути спасения.

Спустя несколько дней с поклоном он вручил учителю все тот же том пророчеств и толкований. Тот перечел несколько строк – и с сомнением покачал головой.

 

Вечером все приготовили для обряда.

Все слуги собрались во дворе. Поодаль поставили резное деревянное кресло для Аккор-Суу.

«Только безмерными муками можно оплатить чудеса, в этом их тайна и сила… если письмена боли и страха не заставят человека ненавидеть и убивать – станет кожа его шкатулкой для сердца феникса.

…а где шкатулка, там и сам феникс».

Перед лицом юноши горел огонь. А сам он корчился под умелой рукой палача, что выделывал на левом плече живую кожу, словно пергамент. Аксу же думал о том, что мальчик так и не выпил отвара из трав, что смягчил бы боль, – разве ты мало страдал? Разве надо снова пытаться платить собою за спасение мира?

Наконец обряд был завершен. Окровавленный клочок кожи, по размеру сполне пригодный для того, чтобы обтянуть им маленькую шкатулку, лег в ладонь Дамара. Тот протянул руку к огню, шагнул вперед…

… и пламя, мягко качнувшись навстречу, объяло его – окутало рыжими сполохами, осияло каждый уголок двора, слепя глаза, – один за другим падали люди на колени, отчаянно голося, приникая к земле, творя молитвы. Только Аксу стоял напротив костра и смотрел, как золотистый огонь лепит заново широкие плечи, как вырастает над ними оранжевый абрис крыльев, как склоненное лицо проступает сквозь яростный белый жар. Словно в жарком тигеле душ отливали иное тело для того, кто заново пришел в этот мир, зная свою судьбу – и принимая ее до конца. И не было на этом раскаленно-белом лице боли – только изумление, будто новорожденное существо читало в Книге Судеб неведомые никому строки о былом и грядущем.

А потом костер как-то сразу опал, угас, а над двором, шелестя крыльями, взлетел огненный феникс – словно солнце снова взошло над сумеречной долиной.

Пять минут спустя  рядом с подернутыми пеплом углями снова стоял обнаженный до пояса юноша, а за его спиной, рассыпаясь грудами искр, таяли прозрачные крылья.

 

Они снова вместе любовались закатом – маг в своем кресле, феникс у его ног, на камнях.

Аксу посмотрел на темные волосы, где нет-нет и сквозили текучие стайки ярких искр. На его языке дремали вопросы, которые он, похоже,  никогда не осмелится задать.  Как ты догадался, что нужен именно этот обряд? Или просто отчаянно кинулся в никуда, готовый принести любую жертву, лишь бы не ждать предсказанного конца света?

-Нет, – сказал вдруг Дамар, – я ничего не знал. Так… догадывался. Просто ты привык понимать написанное очень… буквально. А на самом деле даже там, в тексте, есть много намеков на истинное положение дел. Например, шкатулка. На языке твоих предков это слово означает еще и убежище, вместилище. Получалось, что само тело – это и есть место для сердца феникса. Значит, человек-жертва и есть сам феникс. Вот и всё.

-Не всё,– тихо сказал Аксу. – Важно, каким было это сердце.

-Не проверишь – не узнаешь, – улыбнулся Дамар, и в глубине его зрачков словно промелькнули отсветы далекого пламени. – Вообще-то каждый из людей может стать фениксом. И не обязательно для этого так… мучиться. Можно все сделать иначе. Проще и быстрее. Надо больше доверять себе. Я был просто молод и глуп.

-А я понял, – медленно выговорил Аксу, – что глуп и безнадежно стар. Что я ничего не знаю об этом мире. И всю свою жизнь истратил на то, чтобы это осознать.

-Это… не совсем так, – наконец отозвался феникс. – Когда-нибудь ты это поймешь.

-Сейчас это неважно. Важно то, что ты есть. И у меня закрадываются мысли о том, что битва дракона и феникса тоже может оказаться… не совсем такой, какой ее ожидают.

Феникс тихо рассмеялся.

-Да. Ты прав. Тебя ждет еще много интересного. Как там сказано – вечная битва дракона и феникса? Ну да, конечно. Вечная. Пожизненная!

За его спиной, потрескивая, стали разгораться крылья.

-Я ненадолго, Аксу. Знаешь, это, оказывается, так здорово – летать!

Лети, мальчик, подумал Аксу. Лети, да будет с тобой благословение всех богов, в которых я, глупец, раньше не верил. А теперь впору проводить тебя на битву и уйти в какой-нибудь монастырь.

-Не вздумай, – сказал Дамар, расправляя крылья.

-Ты… научился читать мысли?

-Нет. Это у тебя на лице написано. Я просто хотел сказать, что ты мне нужен. Очень нужен. И будешь нужен еще больше, когда… когда я вернусь.

Вернешься? О чем ты говоришь, мальчик?

-Когда мы вернемся, – сказал феникс, зависая над пропастью. Крылья его трепетали, точно живое пламя, глаза полыхали золотом. – Мне, конечно, придется поискать твоего дракона… но я найду. Тебя ждет еще много открытий. Не сомневайся. И все будет хорошо. Ты только нас дождись.

Он исчез, как падучая звезда, и сразу навалилась тьма, пришивая взгляд к небу острыми иглами звезд.

Аксу никак не мог напиться этой ночной прохладой, холодным горным ветром. Боль из сердца ушла. Наконец-то он понял: закаты хороши тем, что будет новый рассвет. И старый мир не умрет, а просто незаметно перерастет в новый. Кое-что он даже увидит… если доживет. А белые маги живут долго.

Ты только нас дождись. Ты же мечтал воспитывать внуков?..