Внеконкурс
Обложка произведения Спички фирмы «Саламандра»
-- - + ++
«Ад пуст. Все черти здесь».

Уильям Шекспир

 

Вначале было пламя…

Спичка чиркнула о коробок.

С тихим шипением на её конце затрепетал крошечный огонек. Желтенькая точка росла, тянулась выше и выше, приветливо и дружелюбно потрескивая в непроницаемой темноте, пока не обрела форму увеличенной капли. Её теплота и сияние, подпитанные соками деревянной основы, разливались неспешной волной в окружающем вязком дегте, они несли в себе приятный дымный аромат. Пламя колыхалось, колеблилось,  будто кружилось в своем незатейливом, но чарующем танце. Как красавицы востока оно делало каждое движение быстро, но плавно, одновременно соединяло любой жест: наклон, поворот, скольжение, выпад — между собой так, чтобы получалось слитое воедино целое. Подобным образом мастер играет на скрипке. Водит смычком по натянутым струнам инструмента, не отрывая его от дрожащих нитей, но при желании заставляет мелодию звучать как бы стаккатно, разрывно, хотя и не по-дилетантски прерывисто.

Эта одиночная пляска огонька содержала в себе и страстные порывы фламенко, и ритмичное постукивание каблуков в чечетки, и нежные, робкие кружения вальса…

Мерцание усиливалось, пожирая внутри себя тонкое тельце соломинки. Хрупкая полоска всё больше чернела, изгибалась, ссыхалась, из неё высасывали жизнь, которую она безропотно отдавала, обращаясь в уродливый уголёк. А огонь не останавливался, шел вдоль её позвонка и жадно вбирал нутро жертвенной палочки, оставляя после себя в качестве шлейфа только покореженный ломкий трупик. Ему было легко: он хотел поглотить больше, сиять ярче! Он заглатывал дерево, впитывал его частички, все до последней, но, как и сама спичка, он самоотверженно отдавался в лапы кому-то —  непроницаемой тьме вокруг. Дарил ей свой свет, свою энергию, свой драгоценный жар…

Но тень была рождена на земле для того, чтобы скрывать нежелательное, пламя же – не только для обогрева, не только, чтобы освещать по вечерам комнату или создавать интимный полумрак. В противоположность избраннику оно ещё наделялось способностью приоткрывать закрытое, выхватывать из плотной черноты вокруг то, что не следует, кому бы то ни было видеть. Его любовь с беспросветностью не могла существовать в природе, слишком уж противоположны были функции этих великих древнейших элементов. По судьбе они находятся в неустанном противоборстве. Но никто не скроется, не избежит преследования разоблачающей силы света, если уж таковая разгоралась, рано или поздно любого настигнет эта участь потому, что мерцание правдиво и неотступно, такого его проклятие, оно всегда отворяет, вскрывает, вытаскивает из чуланов подноготное даже порой против собственной воли.

И выхватывала лучащаяся крапинка из пучины лица…

Ох, являлись бы они обычными! Только вот, то не были знакомые человеческие личины или маски, которые они привыкли надевать каждое утро, словно платье, нет, здесь притаились существа похуже, попротивнее, надеясь навеки обрести покой. Уродливые исковерканные физиономии вылезали из темноты: со свиными рылами, испещренные бородавками, изрытые оспинами, с пустыми глазницами и с крючковатыми рогами, с клыками и с раздвоенными языками. У одних имелись крошечные детские тела с головами взрослых, у других — сплетены воедино туловище птицы и льва, у третьих – наточенные острые когти, у четвертых – мышиные крылья за спинами, пятые — карлики, шестые – великаны. Цирк уродцев предстал перед глазами во время этой смертельной игры света и тени.

И пламя ужаснулось своему открытию, замигало испуганное, забилось в ознобе от тех кошмаров, которые оно обнаружило: его окружили давно не людские лица – были ли они ими вообще? — и флюоресцирующие, источающие лютую ненависть взгляды. Все участники этой диковиной труппы завизжали, зарычали, захрюкали каждый на свой лад, возмущенные подобным вторжением, такой непростительной выходкой, и проклинали пламя всем сердцем, если оно имелось в наличии, ночные твари страстно возжелали его потушить.

Безобразные отродья кидали в него камни, бросали ошметки лохмотьев, плевали, харкали, ругали, обзывали самыми гнусными словами, но оно не гасло, оно неизменно горело, само желая скорее погибнуть. Жаль его кончина не зависела от собственного рвения, лишь дойдя до конца тонкой деревянной линии, светило начало слабеть, стало уменьшаться, тускнеть.

Завыли радостно, торжествуя, жители мрака: запрыгали все оборотни, заулюлюкали все гоблины подземного царства, заносились хороводом черти с выколотыми очами, с обрезанными за грехи руками, за алчность свою лишенные способности брать и видеть, ведьмы, наделенные кривыми носами – отпечатками за колдовство и черную магию — хором что-то напевали на древних языках. Да продолжатся долгожданные прятки!

Замер, остановился на кончике соломины на мгновение огонек, поглядел на это убожество, и был абсолютно уверен в одном – никому не стоит видеть того, что открывает его искра. Никогда.

С этой мыслью он и погас.

Спичечная головка на лебединой шее склонилась вперед, будто в запоздалом прощании с ним. Слезы не катились по её тощему стебельку, этого она не умела, зато траурный кивок, обрати на него кто внимание, передал всю её скорбь о погибшем.

Опять наступила непроницаемая вечная темнота.

 

Девушка вскрикнула и распахнула глаза, испуганно осматриваясь вокруг. Её грудь натужно вздымалась, вдыхала коротко и судорожно, рот приоткрылся, жадно хватая спасительный кислород. Она тупо уставилась на стену перед собой. На ней вырисовывались неровные удлиненные  силуэты растений. Какими-то призраками стариков-монахов, щуплых, сухощавых, они стояли напротив в накидках до пола и наблюдали. По нежной коже бугорками сновали мурашки, поднимались вертикально колышками светлые волосинки, словно от пребывания на холоде, только вот лоб переливался от капель липкого пота, да и батареи шпарили во всю, что совершенно не вязалось с отговоркой о промозглости. Незнакомка, бледная и изможденная, полулежала, обхватив себя руками и откинув голову назад, на железную спинку кровати. Ее лихорадило. Запутанные пряди темных волос торчали во все стороны.

Между соединенными створками штор из плотной ткани небо тонуло в предрассветной синеве, больше напоминало закат, но через несколько часов пылающие полосы краски разольются вдоль горизонта, а солнце начнет свой неспешный ежедневный подъем наверх, на законный трон земного светила, который приходилось делить с задумчивым родственником. Скоро будет совсем светло. Будет же? Должно.

Женские плечи в легкой песочного цвета футболке устало опустились. Девушка подняла своё осунувшееся лицо и, неотрывно уставившись на эту успокаивающую щелочку, погрузилась на секунду в какое-то болезненное полузабытье, отчетливо чувствуя свою влажную спину на подушке позади, при этом ныряя обратно в мистическое сновидение. Она балансировала на грани. Но страх после увиденного снова вытолкнул её на поверхность, как спасательный жилет утопающего. Даже жуткая усталость не могла справиться с мерзостным осадком от кошмара.

Обидно. Рука привычным жестом, чуть подрагивая, потянулась к прикроватной тумбе, где лежал сенсорный гаджет. Для людей нынешнего века он любимая игрушка-отвлекалка — только с ней одной не появлялось желания залиться горькими слезами, боясь встречи с этим миром, в ней одной хранилось вселяющее хоть какую-то уверенность спокойствие, он дарил мнимое чувство безопасности.

Он говорил чопорным голосом: пять двадцать семь – и это было фактом, которому нужно верить. Идеально прочерченные белые цифры на фоне звездного небосвода, такие же рациональные и трезвые с виду, как по звучанию, принесли ожидаемое временное умиротворение. Планета вращается, она круглая – тоже сокращает уровень неизвестности. Сезоны сменяют друг друга. Ничего не замерло, не остановилось. Физические силы с пресловутым тяготением не отключились. Порядок. Тревожность отступает. Мы привыкли утешать себя точными знаниями, логикой, числами, истина привносит устойчивость, позволяет крепко стоять на ногах. Без неё мы уже не можем обойтись, сразу дискомфортно, шатко, когда на пятки наступает невиданное и абстрактное Нечто.

Девушка утомленно прикрыла глаза, положив рядом на одеяло мобильный телефон. «Будто и не спала». Она чувствовала себя такой разбитой, выжатой, казалось, у неё начал развиваться лунатизм, который каждую ночь без её ведома заставлял подняться тело с кровати и исходить весь город во всевозможных направлениях, мышцы страшно ломило, но не гипнотические способности луны здесь виноваты. Всё этот дурацкий сон. Черт бы его побрал! Который раз уже вдруг захватывает под утро в последнее время и неизменно пугает, лишая даже столь невинного права – приятного забытья.

Сегодня же он был куда отчетливее и полнее, чем обыкновенно, прямо-таки победа. До этого самое долгое – видение обрывалось на покореженных физиономиях гадких мифических существ, на их стонах, на их жестоких глазах, и голос незримого рассказчика был не таким громким и четким, он всегда просто создавал фон, мелькал на заднем плане, то появляясь, то смолкая на неопределенный промежуток. Сегодня же, девушка была более, чем уверена, сказка, наконец, была досказана до конца. «Может. Теперь он навечно замолчит, престанет мучить меня подобными ужасами? Что же это такое?! Зачем кто-то до такой степени навязчиво пытается поведать мне нелепую легенду об огне? Перестанет ли сейчас, после того, как я услышала концовку? Да возможно ли выспаться в этом мире хотя бы разочек, а не после смерти?!»

Прохладное запястье прикоснулось к не менее ледяному лбу и оттерло с него пот. Гнев, который она нарочно старалась пробудить, казался вторым действенным лекарством против  паники наравне с меняющейся датой на плоском экране, но эта эмоция, обессилив, не являлась на зов, мотала белым флагом, чеканила заевшее: «Сдаюсь!».

Стоило закрыть глаза, и тут же снова возникает видение с тягучим мазутным сумраком и колыхающимся бело-желтеньким пятнышком. От его конца вверх тянется синеватый развевающийся тюль.

«Как же там?.. Какое первое предложение?.. По-моему, что-то такое: — «Вначале было пламя…»

 

Небо уперто не хотело светлеть – по-прежнему над головами висела уже ставшая привычной темнота. Ещё и тучи подло явились в своих серых бесформенных одеждах, висевших на грузных упитанных телах. В конце октября это — не новость. Неизменный черно-синий пигмент теперь с каждым новым днем будет всё больше подмешиваться в палитру покрывала сверху. Ночь, ночь, ночь. Сплошная и нескончаемая, она станет следовать за тобой везде. Скоро, идя на работу рано утром, возвращаясь с неё вечером, неотступным кровожадным злодеем или верным, но крайне надоевшим оруженосцем всех будет сопровождать мрак. Только на крошечный урывочек времени, за обедом, удастся ухватить слабеющие лучи славного Ярила, а потом вновь очередное подводное погружение. Возможно ли выплыть из него хоть когда-нибудь?

Начинается осенне-зимняя спячка…

Может, научно данные ещё не доказаны, но и людям свойственно желание проспать отвратительно холодные и пронизывающие иголками хандры месяцы напролет, или хотя бы просто забиться и безвылазно сидеть этот период в своих норах с чаем, пледами и обогревателями. Но к нам вот относятся менее уважительно, чем к тем же медведям. И заставляют работать. Изверги.

Морозно. Белесый пар вьется изо рта под падающим столбом света одинокого уличного фонаря на остановке. Электрический сторож гундел невразумительными фразами, кажется, бранился на погоду. Даже избитое табло с расписаниями общественного транспорта пало смертью храбрых в сражении с минусовой температурой – остался лишь померкший монитор. Девушка поежилась, ещё больше вжимаясь в объемный шарф и высокий ворот пальто, как за защищающими баррикадами, подвигнутыми вокруг шеи и нижней части лица. Спрятаться, спрятаться подальше… Руки начали коченеть в перчатках.

Вокруг – редкие облезлые дома, неуклюже натыканные по чьей-то неумелой указке: где-то высокие девятиэтажки, где-то стеклянные офисные здания, где-то горбатенькие сооружения с  вертикальными рядами из пяти оконец. Поломанные заборы с облезлыми чешуйками краски напоминали торчащие железные прутья на заброшенных стройках, баннер – промокшего побитого нищего – стоял с рекламой очередной клиники по имплантации зубов со вторым в подарок. «А если он не понадобится, если остальная часть челюсти в норме, выбить собираются и вставить-таки новый?» — с какой-то желчной усмешкой подумала про себя незнакомка. Настроение поганое.

Людишки немногочисленной кучкой были расставлены в разброс на бетонном прямоугольнике в ожидании электрички. Когда же, наконец, вдалеке покажутся фары увесистого вагона, похожего разве что на консервную банку на колесиках? Когда заскрежетят его громоздкие механизмы? Когда уже завертятся шестеренки, разнесется по округе знакомый лязг при торможении? Когда по спинам ржавых рельс прокатятся, замирая, многотонные круглые диски? Когда водитель со спрятавшимся недосмотренным сном в уголках налитых кровью глаз и подсвеченный тусклой лампочкой в кабинке, как ярморочная гадалка, аттракцион, где любой желающий за монетку может узнать у неё своё будущее, положит руку на магический кристалл, панельку с рычажками и кнопками, и повезет молчаливых пассажиров сквозь мрачный небесный туннель, распарывая его люминесцентными круглыми фарами? Прототип земного Харона. Никто бы не оспорил, что мнит себя пробудившимся мертвецом.

Бр-р-р. Скверно на душе, ещё и снаружи слякотно. Как же здесь всё-таки слякотно! Девушка не вытерпела и стала поочередно поджимать под себя ноги, потирая их друг о друга, чтобы совсем не закаменели под слоем джинсовой ткани. Руки она кулачком сложила вместе, поднесла ко рту и выдувала в получившуюся между ними дырочку струйку тепла.

Чиркнула спичка.

От такого знакомого звука она едва не свалилась в своей позе цапли. В последний момент удалось восстановить былое равновесие. Совсем рядом… Совершенно неотличимый… Как в видении.

Может, не проснулась? Ей казалось, должна была, не может же всё быть настолько реалистичным. И мороз, и дрожь, и бесшумные выдохи замерших вокруг неё и погруженных в собственные мысли унылых статуй. Все как один запрятались в бездонные недра пуховиков, палантинов, свитеров. Оглянувшись, смотрит ли кто, и, убедившись, что свидетелей не будет, слишком уж все потонули в анализе жизни, делах, проблемах, бессоннице, она незаметно сдернула зубами с правой кисти перчатку, немного помассировала ладонь, возвращая ей жалкое подобие кровообращения, зажмурилась и ущипнула себя в запястье левой руки под рукавом. Болезненно, зато действует наверняка. Осторожно приоткрылся один голубой глазок, затем второй – ничего не изменилось. Она не спит. Радоваться или плакать? Непонятно.

Что здесь делают спички из сна?

Поспешно надев перчатку обратно потому, что осень затыкала наточенными пиками открытую кожу, она снова огляделась в поисках источника треска, но уже более пристально, словно навсегда хотела запечатлеть в памяти лица незнакомцев. Ну как незнакомцев…

Некоторые из этих восковых фигур, расплывчатых, неподвижных, ей когда-то встречались и не раз. Расписание, бывало, совпадало с её сменами в кафе. Например, мужчина, стоящий от неё левее где-то в двадцати шагах каждые два дня в начале недели, всегда пунктуально замирал на остановке в ожидании огней на горизонте и оглушительного гудения с таким выражением, будто тихо молился: «Хоть бы он не приехал сегодня, не приехал завтра, не приехал никогда или хотя бы переехал мою никчемную совокупность расшатанных нервов, кишок и мяса».  На вид оптимисту было около сорока пяти. Виски тронуты сединой, высокий лоб – морщинами. Брови кустистыми дугами в какой-то навеки въевшейся в них озабоченности сошлись у переносицы. Взгляд миндалевидных глаз, жалобный, просящий и одновременно с примесью нескрываемого высокомерия, даже спесивости, не вызывал благосклонности к его персоне. Складывалось ощущение, что голодная, но не теряющая надменности из-за редкой окраски дворняжка на последнем издыхании упрашивает тебя забрать её домой, вытащить из этого неприглядного места, хотя кашемировое пальто с шарфом тончайшей вязки явно говорили – он не бедствует, но приличная зарплата и хорошая одежда не есть гарантия счастья их владельца. Чаще выходит наоборот. Он стоит в неизменном положении: опущенная на грудь голова, повисла так, будто лежит на плахе, собирались отрубить, да незадача — топор не прошел до конца, оставил хлипкие ошметки кожи и мяса. Смотрит на носки лакированных ботинок, зажимает в руке кожаный портфель и тоскливо поскуливает.

Следующий мужчина расположился ещё дальше. С утра люди вообще не любят небольшие расстояния, видимо, не хотят делить свою печаль и получать добавку в виде чужой, ведь она может передаваться воздушно-капельным путем, но и этот факт пока необоснованно игнорируется учеными. Тип был постарше, настоящий дедок, пенсионер с усами, в огромных очках с широкой оправой, дужки прикреплялись к ней пластырями. На плечах повисло до неуместного объемистое для него пальтишко. Руки засунуты в карманы, по тому, что они топорщатся в разные стороны можно утверждать, что это его излюбленная привычка, хотя, может он сам её и не замечает. Головенка в съехавшей кепочке, тоже обремененная непомерной тяжестью, тянула шею вниз, убогое зрелище. Он такой сутулый, жилистый, покинутый, но так же педантичен, неизменно появляется на своём посту в ожидании поезда, но и не только,.. Здесь все мечтают о чуде в придачу. Лишь  иногда безжалостной зимой, видно, по болезни, сей человечек приходит крайне редко, точнее так, часто не приходит, не занимает законное местечко на воображаемой шахматной доске станции, разлинованной серыми кирпичиками и почти стертой ограничительной красной линией.

Чтобы лучше обозревать остальных присутствующих, девушка перекатилась на пятки, сапоги недовольно скрипнули. В окружающей тишине звук получился значительный. Никто даже не повернул головы…

«Вот интересно, куда этому мужичку нужно ехать? Кем работает? Сантехник? Дворник?» — гадала любопытная особа, переключаясь на толстого смуглого ожидающего в высокой меховой ушанке. Он, следуя собственному непонятному циклу, приподнимал руку, встряхивал,  глядел на выглянувший циферблат громоздкого механизма с широким металлическим ремешком, затем принимал прежнее положение, разгибая локоть, выжидал и принимался за новый подход странного упражнения. «Или, может, продавец в маленькой постепенно, но верно разоряющейся лавочке? А какова вероятность, что его заработок составляет продажа продуктов на рынке? Ставлю… девять из десяти. Угадала?» Так и подымало с ним заговорить. Хоть с кем-то. Подойти, дружелюбно улыбнуться, пристроиться рядом, пожурить погоду, электричку, работу, узнать о чьей-то жизни за пределами личной. Затем он раскроется, начнет отпускать старые анекдоты из пыльных когда-то популярных в его молодости сборников, она хихикнет, ответит чем-то в той же степени ему чуждым, и забудутся невзгоды.

Пробудилась нестерпимая охота нарушить пугающее безмолвие древних идолов вокруг. Казалось, они сговорились между собой, решив поиграть в детскую игру «звездочка-замри!», а её предупредить забыли. «Отменно же у них выходит…» Веки не двигаются, руки грузно виснут вдоль тела, грудная клетка, и та не расширяется! Пугающе находится в ватной немоте полуживых и на половину перешедших в загробное государство, глядеть на этих слепцов с выколотыми веками…

В сознании восстал свет дребезжащего огонька. Как она сама сейчас на него похожа! Утренний страх после пробуждения снова загнездился внутри, хотя, он не исчезал, просто заново заворочался. Словно она – тот светлячок, словно она – приоткрывает правду, словно её ненавидят те твари. «Прилипчивый, однако…» — девушка тряхнула головой и продолжила наблюдения.

Чуть позади стояла женщина лет пятидесяти пяти. Кажется, её бьет муж, если он есть. Или сожитель. Её непременно кто-то поколачивает, а она терпит. Потому, что застыла с видом великой мученицы. Кожа тусклая, прозрачная, немного отдает синевой, а от такого освещения вовсе выглядит забальзамированной мумией. У неё широкие впалые глаза старухи с фиолетовыми полукругами внизу, очень яркими из-за выступающих вен и недосыпания, да еще на фоне будто выгоревших радужек. Худенькая. Сгорбленная. Ломкая. Даже многослойность теплой одежды не скроет болезненности её организма, слабости. Голову прикрывает цветной платок. В руках, скрюченных, словно замороженные куриные лапки – облезлая сумка с неаккуратно криво пришитой ручкой, пакеты, тяжелые грузики, оттягивают их вниз, кончики пальцев лишились всякой циркуляции бордовой жидкости. Девушка оглядела себя, свою одежду, ноги, рюкзак, повешенный на одно плечо, хотелось ей что-нибудь незамедлительно отдать, хотелось её накормить, приютить, обнять, прижать к себе и прошептать: «Всё хорошо, всё будет хорошо, скоро это закончится, увидишь, продержись чуть-чуть».

Левее стоят две молоденькие студентки. Они тоже часто появляются по утрам в течение недели. Одна практически идентичная копия другой – строгие, сосредоточенные, уверенные, волосы собраны то ли в конские хвосты, то ли в шишки на затылках, не видно, скрываются под капюшонами и шапками. Прямо образцовые стюардессы или учительницы. Когда на них смотришь, сразу понимаешь, дамы не из тех, кто легко мирится с поражениями, не любят держаться в запасных, активистки, лидеры по натуре, не терпят неповиновения. Примеры настоящей суровой русской красоты – замерли с алыми и малиновыми губами, тонкими стрелками, ничего чрезмерного, вычурного, тривиального, и пуховики идеально облегают крепкие, но не полные фигуры.

«Наверняка в университет на учебу, а вот я ушла после девятого класса в колледж на парикмахера, не по призванию, просто куда-нибудь. Перебиваюсь работой по специальности редко, основной заработок пока в качестве официантки.

Всегда отчего-то нравилось работать с людьми, общаться с ними, любезно улыбаться, шутить, болтать, выслушивать истории и давать дельные советы. Так и обзаводишься впоследствии постоянной клиентурой». Она перестала изучать окружающих, ряды которых немного пополнились, углубляясь в воспоминания.

Пришли на ум пара тетушек, которые часто заходили в кафе неизменной двойкой, какое-то время воцарялись отношения работник-посетитель, но потом начало проскальзывать нечто дружеское, особенно, как женщины узнали, что она училась на парикмахера. Стали раз в три месяца записываться на стрижки. Скорее всего, делали они это из жалости к бедной девчонке, но она не обижалась, наоборот, старалась оправдать их доверие, подстригая как можно лучше. Часто после салонных процедур новоиспеченной троицей они подолгу сидели на крохотной кухне, пили чай с принесенными сладостями их собственного производства, никогда она ещё не ела лимонного пирога вкуснее! Весело, будто давние подружки, болтали обо всем, не удавалось обходить окольными тропами и тему ухажеров, которыми девушка никогда не способна была похвастаться, но больше они делились между собой кулинарными опытами и рассказами о разного рода приключениях.

Она задумчиво улыбнулась: их первый комментарий после её чистосердечного признания о полученном образовании мог бы элементарно оскорбить любого. – «По вам и не сказать, — промурлыкала дамочка, поправляя свою и без того зализанную прическу. – Не обижайтесь, милая, сапожник всегда без достойных сапог. Наверное, чтобы узнать, кем работает человек в большинстве случаев нужно просто посмотреть, чего у него нет или что выглядит похуже остального. Но вам, право, разрешается, вы молоды, да и мордашка, что надо, но вот стукнет сорок – придется как-то выкручиваться, удерживая ускользающую красоту».

Не сказать, даже и с этим дополнением в конце, что замечание лестное. Неужели у неё всё так плачевно было с волосами? Да, стрижка не самая стильная, но чем плохи ровные каштановые пряди с челкой до бровей? И кого это, в конце концов, может волновать, если она живет в какой-то дыре на окраине, работает в центре, но в переулках, так что знают о кафе только «свои»? Ни-ко-му. А сами-то тетушки хоть куда: с каре и мелироваными прядками, заграничные модницы. Но затем обе куда-то пропали… Возможно, уехали исследовать необъятный земной шар, как и хотели…

Тут подкралось понимание того, что исполнению её мечтаний в жизни нечего делать. Сначала учеба, потом учеба на новом уровне, потом подработка, работа, и вот абсолютно все тебе намекают на то, чтобы обзавестись семейством, которого ты не хочешь, а потом… а потом продолжение работы только с нагрузкой дома раз в пять больше, если ещё и детей скажут заводить – до старости не вылезти, и там перебиваться на выданные государством крохи, сидя на диете из сплошных лекарств и умереть. Светлые виды на будущее вгоняют в депрессию. Давно же она не заглядывала в заветный ящик с грезами, не примерялась к тому, насколько отходит нынешнее существование и от когда-то выдвинутых стандартов. Он успел покрыться саваном из пыли, отсырел и навеки стал погребенным в чулане. Вон, кто-то познает удивительные страны, пока ей предстоит просиживать годы на обляпанных скамьях остановок среди засасывающей трясины родного города, протирать столики от хлебных крошек и спрашивать, держа наготове блокнот: «Что будете заказывать?».

Она встрепенулась, выкидывая нежеланные мысли прочь, снова повращалась на месте. По правую сторону от неё в пяти шагах — непростительно близко — девушка отступила назад, вдруг обнаружился мужчина. Кажется, его тоже видит не в первый раз, но вот детали его расписания припомнить не удается.

Черная шапка, черная куртка, портфель тоже черный… Понятно, фанатом какого фильма он является. Только джинсы выделяются, тут всё предсказуемо – синие. Зато смотрит он хоть не на асфальт и не на собственные волнующие воображение ступни, просто вперед, на выдающийся пейзаж.

Позади замаячила ещё пара представителей мужского пола с дипломатами и папками подмышками. Один держал в обнимку тубус и что-то рыскал в телефоне со скуки, другой нервно топтался, а потом и вовсе заходил туда-сюда, видно, жутко опаздывал, новенький здесь, что ли? Неужели не знал, электричка никогда не приходит вовремя с наступлением осени и до середины весны. Да и потом не пример пунктуальности…

Что-то яркое мелькнуло среди неподвижных готических горгулий, закутанных, запеленованных в тряпки, словно притащенных сюда из католического храма французской столицы в дни некоего маскарада.

Огонек.

Девушка мгновенно встрепенулась, устремляя взор вслед за пламенем. Показалось? Нет… Свет, как и прежде, мерцал где-то вдали. На самом кончике импровизированной остановки. Сюрреалистичная картина, однако: воздвигнутые рукой талантливого художника столпы с людскими физиономиями, бетонная платформа и крошечный блик… Через пять женских меланхоличных силуэтов, через семь мужских фигур с выпуклыми животами у края, зайдя за ограничительную линию, ловко балансируя, выделился паренек. Куртка, вязанная гранатового цвета шапочка, модные очки на переносице, на спине портфель.

Девушка обалдело всматривалась в инопланетянина, неожиданно обнаружив, что скопировала его движение: застыла, поддавшись вперед, заступив носками на обрывки красного скотча. Завороженно глупо уставилась, забывая делать столь элементарное действие, как моргание.

Трудно было разобрать  досконально каждую его черту, но вот он  поднес поближе к лицу зажжённую мерцающую спичку. Пламя очертило профиль: наклонная линия лба, широкие брови, глаза или светло-зеленые, или серо-голубые, нос с некрупным бугорком. Густая несколько рыжеватого оттенка щетина образует полукруглую бородку, она аккуратно подстрижена. Ровными выпуклостями между жёсткими волосками пролегли розовые линии губ, их будто вылепила из марципана точная рука кондитера, вложив между ними беленькую сигаретку.

«Симпатичный. Очень симпатичный». Как под влиянием умелого гипнотизера она не могла найти в себе силы, чтобы оторвать взгляд от неохотно отданного кромешной темнотой притягательного лика. Возьми камеру и фотографируй, лишь бы сохранить навсегда. Одной рукой он бережно прикрывал от несуществующего ветра танцующий отблеск, который колыхался на стройном деревянном прутике. Пальцы правой руки деловито придерживали спичку и подносили к кончику сигаретки, помимо этого цепко обвивали длинноватый коробок с ярким малиновым рисунком. С такого расстояния и не разглядеть, что там изображено.

Если тщательно не приглядываться, могло показаться, что сияние сочится из его ладони, а он любовно нашептывает этакому дружку комплимент. В ответ на лестные слова огонек ведает ему тайны на собственном магическом языке.

Сигаретка зажглась, задымила. Паренек немного задержал руку, приблизив импровизированный факел к глазам, прокрутил тростинку между подушечек указательного и большого, поставил её то вертикально, то под наклоном, и, не мигая, глазел на свет. Затем его вылепленные губы сложились в трубочку, нежный поцелуй на прощание, выдувая струю воздуха. Лучинка затрепыхалась, быстро-быстро дергаясь, и погасла. Девичьи рецепторы почуяли запах дымного облака, или это наваждение? Незнакомец недолго потряс рукой, а затем бросил обгорелое тельце на промерзшую землю.

Клеточки тела вмиг захлестнул чудной порыв перевоплотиться в представительницу греющей стихии, пережить судьбу огня. Дыхание захватило от обуревающего желания. «Чтобы его губы были так близко-близко… Может, познакомиться?» Девушка так на него и таращилась, поражаясь откуда-то взявшейся смелости и сумасбродной идее.

Она уверена, пару раз он появлялся здесь когда-то, но беспорядочно, в разные дни, нельзя было установить четкое расписание, как нельзя было  наверняка сказать, студент ли, работает ли, разве что, совмещает и то, и другой по гибкому графику… «Когда ещё выпадет шанс?» Но обаятельность обаятельностью, а не в её власти сподвигнуть стеснительную девушку на знакомство. «Никогда не была любительницей нарушать  личное пространство, кромсать их задумчивость на лоскутки. Они все так сфокусированы на своём заветном. Может, я помешаю решению жизненно-важных проблем со своей противной навязчивостью? И за это меня проклянут, застрелят на месте.

О-о-ох! Просто ты робеешь, признайся! Ищешь оправдания перед совестью! Не волнует тебя его серьёзность, закомплексованная трусиха!»

Девушка хмыкнула, соглашаясь без споров с выплывшей неприглядной истиной, ссориться с самой собой как-то нелепо, тем более, когда знаешь наверняка, что проиграешь, и принялась заново строить из себя детектива, игнорируя внутреннее ворчание.

Неизменные пустые взгляды, ноль внимания на мир вокруг, даже отгадывать их судьбы неохота, ничего не вызывает интереса, вот только на секунду её голубые глаза натолкнулись на вызывающие коричневые круги того мужчины в черном. «Кто же это?» Не сдержалась и вздрогнула от неожиданности, он и не подумал отводить их! Просто изучал ее совершенно беспристрастно, без каких бы то явных эмоций. Будто смотрел через микроскоп на жизнедеятельность едва только обнаруженной бактерии в изначальной среде обитания, на её реакции к различным веществам, подлитым из пробирок. По крайней мере, всё, что крутилось в его сознании, если некоторое мнение на её счет у него сложилось, было не читаемо за тонированной поверхностью ничего не выражающий очей. Слишком странный, слишком неоднозначный, потому и пугающий. Затем она поспешно переключилась на незнакомца вдалеке.

«Подойти или нет?» — проявился переделанный вопрос английского драматурга. «Ничего же не потеряю… Что сказать? Начать с привета или отколоть нечто эпичное? Подойти же? А вдруг упаду, споткнусь, растеряюсь, не понр… Так, стоп! Не думай начинать подобные «а вдруг»! Столько напридумываешь недостатков, что не расхлебать! Ненавязчиво поглядывай, накрути прядку, дай номерок, подмигни, в конце-то концов! Как там, в фильмах, ведут себя все жгучие красавицы? Бери пример с них. Где же природное кокетство?!»

Рука поправила воображаемые очки. Глубокий вдох.

«Когда бог создавал меня, то добавил из самого маленького кулечка, оно и заметно, щепотку ума – зажал, безусловно, скряга, хотя, оставил и не совсем непроходимой невеждой.  Потряс склянку и брызнул в полученную кашицу каплю уверенности, так, чтоб было для приличия, потом щедро плеснул пессимизма, ливанул вредности, спрыснул упрямостью, но потом, потянувшись за порошком обольстительности, понял, что тот кончился, поэтому взамен вбухал сверх порцию сарказма и выпнул сей колобок в мир – нормально, сгодится… Так что, уж никого соблазнения не ждите…

И всё равно сегодня не подойду.

Нет, не хочу. Не готова морально для всяких отношений, слезливости, поцелуйчиков, объятий. Ну или отказов, которые незамедлительно последуют и без того уменьшат мою невысокую самооценку. Тогда термометр самомнения уйдет уже не в ноль, именно там ртуть чаще всего и останавливается, а куда-то в минус…

Но, если вдруг снова его встречу – клятвенно уверяю, попытки будут! Скорее всего… Разок можно и опозориться, зато создам себе оправдание до конца жизни, прикроюсь когда-то неудачным опытом.

И перестань уже на него пялиться!»

Но этого она уж точно не могла прекратить, не смогла удержать и хитрую улыбочку, исподлобья косясь на симпатягу. Созерцать его – невероятное наслаждение. Такой… живой среди всей толпы музейных экспонатов.

Поверх шапки у него были надеты наушники, теперь одной рукой он придерживался за их круглые чаши, другой – за прутик сигаретки, попутно пристукивая ногой в темп быстрой мелодии, с загадочной ухмылкой выискивая что-то на рельсах, на небе, на деревьях.

Внезапно он обернулся в её сторону. На короткое мгновение их глаза встретились. Девушка неслышно пискнула, и какое-то время упрямо вглядывалась на заиндевевшие железки, покусывая губу от нерешительности, но через секунду опять не удержалась, боязливо обернулась по направлению парня. Он всё ещё смотрел на неё, на робкую фигурку на красной линии, и улыбался широкой доброй улыбкой с ямочками. «Слава богу, на таком расстоянии не видно алых от смущения щек и намеревающихся подогнуться коленок! И какие же лучистые у него глаза! Будто светится изнутри! Я непременно обязана подойти! В следующий раз… Пусть мы снова встретимся, прошу, прошу, прошу! Ради такого миловидного наплюю на принципы, переступлю стеснение,  возьму и сделаю хоть что-нибудь! Да!»

В этот момент на горизонте, как будто выражая согласие будущего на предоставлении возможности повторного свидания,  стали угадываться две огромные желтые фары, два выпяченных переросших кошачьих  фонаря. Они быстро росли, приближались, до стоящих дошли ревущие басистые гудки. «Наконец-то появилась электричка! Как всегда с очередной задержкой, ну и ладно!  Зато удалось постоять с ним рядом… всего-то на расстоянии тридцати метров». Неутомимо грохотали её неизнашивающиеся двигатели, визжали при торможении давно не смазанные винты. Позади, со спины, чувствовалось заметное оживление, вздохи облегчения, шебаршение пакетов, игра в парализованных закончилась, люди вспомнили о двигательных функциях организмов.

Девушка опять перевела взор на парня. Он так же, как и остальные, смотрел вперед, на приближающийся транспорт. Ветерок трепал проводки его наушников, ломал линию табачного дыма. Выглянувший чубчик теребился поверх лба. Тут юноша обернулся в пол-оборота, упираясь в неё глазами. Кротким кивком он радостно указывал на поезд, видно, предвкушая долгожданную поездку, сердце учащенно забилось, зараженное его эйфорией, а затем счастливый, тот поглядел на собравшихся, зажмурился, снова забегал взглядом. На лбу появилась складка.

«Кого-то знакомого увидел? Бывшую подружку?» — она силилась понять, куда нужно смотреть, чтобы найти причину его озадаченности, глядя то на пасмурные физиономии уже виденных составляющих этой очереди в транспорт, то на  досконально проштудированное лицо возлюбленного. Отчего-то безмятежная улыбка, бродившая до этого момента по губам, мгновенно куда-то исчезла, сникла. Словно по щелчку незримые завязочки развязались, и опустился тяжелый занавес. Вместе с ней растворилась и былая безмятежность, порождающая то самое притягательное дружелюбие. Сменилось всё на изрядное ошеломление, а затем вовсе на подступающий ужас, да, именно ужас, который накатывался, затопляя большее и большее пространство тела. Паника постепенно исказила мягкие черточки, исковеркала правильность линий: брови нахмурились, веки неистово заморгали, будто намереваясь поднять их обладателя в небо, потом плечи, торс, бедра единовременно  вздрогнули, заходив от мнимого температурного озноба. Он завертелся по часовой стрелке, исследуя стоящих прохожих по северному курсу, перед жилыми домами, по западному и восточному, с лестницами для взгромождение на перрон. И везде его тревога была подпитана чем-то неведанным. Молниеносно залез под рукав куртки, ущипнул себя. И ещё, и ещё, и ещё. Одежда не скрывала, как заходила ходуном его грудная клетка, как лихорадочно участилось его дыхание. Он отступил на шаг, на два, вертя головой по сторонам, едва не сорвался вниз.

Девушка спешно протянула ему руку, готовясь стартонуть с места, лишь бы его удержать, бессмысленный жест на таком расстоянии, никчемная попытка уберечь незнакомца от падения под колеса поезда, от участи толстовской Карениной… Воздух забыл, куда проходить, замер в горле комом… Фух! Не сорвался, пронесло, хорошее же у него равновесие! Выдохнула.

«Что с ним такое? Потерянный мальчик в огромном лабиринте супермаркета… Что-то обнаружил? Забыл? Вспомнил? Кого-то увидел?» Она тщательно прощупала толпу шахматных фигур. Никого нового. Все стоят, не двигаются, смотрят прямо, только люди с дальних рядов подошли чуть ближе. А паренек все метался, сотрясался в нарастающих конвульсиях и истерически тер глаза в надежде на какое-то изменение. Они превратились в два красных пятна. «Что же ему так хочется развидеть?» Лишь этот глагол бы подошел для описания его состояния — ему смертельно хотелось перестать видеть неслыханный, неправдоподобный предмет, персону, панораму, что-то чудовищное и жуткое, чего другим, в том числе девушке, различить было не дано. Рот раскрылся, издавая немой крик отчаяния, нижняя челюсть подпрыгивала. Перепуганный загнанный зверек в городском зоопарке… Казалось, ещё миг, он ринется, рванет с места куда-то, лишь бы стоять не здесь, прикрыться, спрятаться, испариться. Но, видно, ноги совершенно не слушались, подгибались. Мимикой парень изображал неподдельное усилие, несогласованное с реальной парализованностью. «Что же могло так перепугать? Почему?»

И вдруг ей вспомнилось сегодняшнее утро, сегодняшний сон, в лице несчастного виднелось пародия на её собственное отражение, только на этот раз человек боялся чего-то не иллюзорного, не мнимого. Неужели его кошмары ожили? Неужели как-то оказались здесь, нашли лазейку? Было же такое надежное место для пряток – в рутине.

Позади неё кто-то нетерпеливо откашлялся, заставив подскочить и настороженно обернуться. Слева, но уже ближе, чем первоначальные пять шагов, стоял мужчина по возрасту — около тридцати семи. Практически белоснежная гладкая кожа, черные выделяющиеся брови, смоляного цвета щетина и глаза… Черные? Нет, насчет глаз показалось, просто очень насыщенного коричневого оттенка, настоящий девяноста девяти процентный темный шоколад, а не взгляд. Он тоже неотрывно изучал молодого человека, тоже увлеченно, причем, даже не замечая, что перешёл почти в неприличную близость к ней. Кажется, только они вдвоем и обратили внимание на носящегося туда-сюда парнишку.

Раздалось очередное покашливание теперь с неприкрытым раздражением. Двухметровый тип позади плотно прижался к её спине с явным намерением побольше сместить на кончик перрона. Ну нет, не прыгнет она под колеса, итак на самом краю! Девушка порывисто откинулась назад, неучтиво толкнув стоявшего и выразительно испепеляя яростными лазерами. Дала понять, что не сдвинется с места ни на миллиметр. Наконец тот сдался и замер, скрестив руки на груди и при этом нарочито грубо ткнув её в ребра. Притворилась, что не обратила внимания на подобный низкий жест. Зато любопытные карие кругляшки нарушителя личного пространства переметнулись от юноши поодаль на неё. Чувствовалось их рентгеновское излучение с левого бока, опять представила себя распластанную в луже химических препаратов под линзами микроскопа. Она демонстративно отвернулась к незнакомцу в черном спиной и приподнялась на носочки, увлеченно высматривая за стеной из человеческих тел мотающегося и перепуганного паренька. Только бордовая шапочка иногда мелькала где-то в просветах и, недолго думая, девушка надела портфель на оба плеча, начала пробираться в его сторону, пролезая со скользящим звуком между людьми.

Кому-то наступила на ногу, тот тихо ругнулся. Кого-то несильно толкнула, кого-то ударила сумкой, бормоча на негодующее шипение нечленораздельные оправдания, впрочем, не заботясь, что о ней там подумают все эти персоны, посчитают ли неотёсанной грубиянкой, обматерят ли. Она просто целенаправленно шла к противоположному концу остановки, ориентируясь чисто на внутренний компас – шапка уже не мелькала между крошечными отверстиями округлых брюх и крестообразно сложенных рук. Это заметно подгоняло.

«Может, он сорвался? Может, он убежал? Покалечился?» Девушка периодически замирала, чтобы отдышаться, нелегко было прокладывать себе путь через коридор с препятствиями в виде женщин и мужчин, потопленных в чае из осенней апатии. Некоторые увлеченно изучали ботинки, другие открывали невероятные виды: спины, деревца, скамейку, но смотрели как бы сквозь них. Они и не замечали каких-то там робких просьб хрупкой двадцати трех летней девчонки, куда уж! Хоть бы отреагировали, когда она откровенно нелюбезно начинала их толкать, лишь бы пробраться и плевать на извинения! И то не все.

Своей пассивностью они ещё больше её тормозили и выматывали, нежели, если бы бегали, беспорядочно сталкиваясь.

Она снова сделала привал, чтобы надышаться, а затем вновь пробиваться вперед. Какой же длинный перрон! Каждый такой перерыв она проводила, вытягиваясь по струнке и высматривая нужный головной убор. Опять не показался.  Складывалось ощущение, будто он просто испарился, если вообще был. «Черт, почему же никто не смотрит в его сторону?! Не замечают? Или просто не хотят…»

Поезд тем временем приблизился и замер. Вагоны остановили своё неспешное стуканье, последний раз скрипнули колеса, наступила затишье, и дверцы с грохотом и шипением распахнулись, выпуская наружу пары тепла. Секунду ничего не происходило, но затем люди стали нетерпеливо продвигаться к входам, распахнутым металлическим пастям.

Девушка замерла, охваченная нерешительностью: продолжать ли эту бесцельную борьбу дальше, пытаясь достигнуть несчастного, уже и не показывающегося вдалеке… «Может, пошел домой?» Или просто сесть в вагон, заняв привычное местечко у окна, включить музыку и погрузиться в убаюкивающее «чух-чух», в однотипный ландшафт, в свои проблемы, да хотя бы сон обдумать. «Нет, слишком просто». Она отрицательно помотала головой, отгораживаясь от соблазнительного покоя, вдохнула больше воздуха в легкие, брезгливо морщась от соприкосновения с влажной от пота рубашкой, и вновь начала проталкиваться вперед.

Делать это стало значительно труднее. Теперь безобидный в своем застое поток трансформировался в подобие водоворота, болотной вязкой топи, утягивающей в себя и относящей к входам, таким светлым, нагретым, манящим… «Нельзя, фу! Выбор сделан! Не сдавайся и не отвлекайся!» И локти включились в качестве действенного средства борьбы, стремительно заработали, теперь никаких вежливостей и мук совести, всё потом. Девушка неотступно стремилась вперед, было наплевать на негодовавших, пусть, сколько хотят, сверлят её, прожигают, проклинают, она должна помочь, если другие не хотят снизойти до простых смертных со своих колоколен, тоже мне, недосягаемые!

В ушах стоял отзвук проскальзывания, свистящий стремительный. Вж-жи-и-и-ик! И мозг искал новые лазы для протискивания… Идти, идти и идти! Шея взмокла, от натуги на щеках густыми румянами проступили пятна, ей не было их видно, но они чувствовались, пульс бил молоточком в висках. «И в спортзал не ходи!» — с иронией и привычной колкостью вклинилось сознание для разряжения обстановки.

Рука оттерла соленые градинки.

И вдруг человеческое скопище начала редеть, интервалы становились шире, отток с меньшей настойчивостью тянул к вагонам, двигаться стало свободнее, можно даже уже и не бочком, а в приемлемом положении корпуса. Она в последний раз была сплюснута между чьими-то выпирающими животами, в последний раз рывком дернулась, вырываясь из тягучей жижи, и буквально вылетела из гурьбы пассажиров прямиком на юношу, запнувшись об него, сидящего на корточках, сжатого в комок. Чертыхнувшись, спасительница пристально уставилась на того, кто несколько минут назад так обезоружил её своей раскованностью, безмятежностью, независимостью. Он боязливо держался за голову и перекатывался с пяток на носки, как неваляшка, с закрытыми глазами издавал странное подвывание раненого животного.

На смену испугу за его жизнь пришла и закралась жалость. Девушка заботливо склонилась над ним, накрыв своей ладонью его руку. Как-то автоматически, без сентиментального намерения, в экстремальной ситуации этим не пахло, под руководством чистых инстинктов сотворила ободряющий жест. От неожиданности тот замер, распахнув зелёные глаза и уперев их в асфальт. Он чего-то выжидал. Он боялся, она поняла это, парень боялся поднять глаза потому, что мог увидеть нечто…

Сев на корточки вместе с ним, девушка оказалась на уровне его лица, понурого, насупленного. Нежно, как ребёнка, она легонько потрепала по плечу. Раздался громкий глоток, за которым последовал отсчет с тройки: – Три, три с камушком, три с палочкой, два, два с пылинкой, два с рожками, один, один с листочком, один с ленточкой…

На нуле с крючочком и хвостиком взгляды их опять скрестились.

Светло-зеленые радужки в синеватой оправе с множеством желтых точек… Красивые, они запросто могли бы её покорить, зачаровать своим блеском, энергетикой, орнаментом, если бы не то жуткое отчаяние, которое в них читалось, которое ими источалось… Они оба одновременно вздрогнули, но затем настороженно ухмыльнулись, с недоверием, но, не выражая протеста для знакомства. Кажется, от её вида ему вроде бы стало спокойнее: задышал медленнее, убрал руки с головы, облизнул сухие губы, сигаретка давно выпала из них и куда-то откатилась, ведомая ветром.

— Здравствуй, — неловкая пауза. – Я Маша, — глуповатое начало знакомства, а-ля, как в детском садике, но на ум ничего путного не приходило. – Как вы? Что случилось? Вы… что-то нашли, так? Или вам что-то показалось? Или стало плохо? Могу я помочь, отвести домой? Есть адрес? Где-то рядом? – она первая рискнула нарушить молчание вкрадчивым тоном врача при разговоре с очень буйным пациентом. Кисть, вновь интуитивно, легла на его плечо, поглаживая вверх-вниз. Он явно собирался высказаться, объясниться, но горло свело. Получалось лишь бессмысленное мычание. Парень замолк, ненадолго оставив попытки, откашлялся, а затем, справившись с внезапно отказавшим языком и голосовыми связками, сбивчиво, но раздельно заговорил: — Не… не мо… Вы не видите… — прошелестело на одном дыхании. – Неужели я сошёл с ума? – риторический вопрос. Он приготовился завыть, но в последний момент предупредительно взял себя в руки, спохватившись, что на него ещё смотрят, а подобные действия не вызовут ни в ком доверия. Тогда только единственное слово, которое было выронено быстро, невзначай, но четко и абсолютно ясно, удалось распознать. Это было: — Беги!.. – и трясучка опять прокатилось по его телу.

Мария нахмурилась. Это какая-то дурацкая игра? Розыгрыш? Он шутит? От кого бежать? От него? Зачем? Не выглядит он маньяком. Что она не может видеть? Неужели сейчас рассмеётся ей в лицо, говоря, что она очень потешная?

Но нет. Взрыва хохота не последовало. Паренек сидел в неизменной позе эмбриона, скукоженый, обнимал себя и упорно обращал внимание лишь на каменную кладку. «Так, из него вытягивать пока что-то бесполезно. Нужно спросить, есть ли тут кто из врачей? Может, если попросить, то помогут?» Маша уже было хотела подняться, но парень неожиданно сильно ухватился за её запястье и дернул на себя. Она чуть не перекувыркнулась через его спину, а он даже не обратил внимания на её недоумение и гнев! Ему было всё равно на озадаченное лицо собеседницы, он приготовился повествовать и предупреждать о чем-то важном. Юноша решительно зашептал, периодически заглядывая над её плечом: —  Тебе… Тебе нельзя туда… — кивнул на вагон, в который всё ещё гуськом проталкивались многочисленные желающие. – Слишком много зла в этом месте… голодного жадного зла, которое никогда не насытится… — Снова затараторил с прежней скоростью: — Вам нельзя туда, слышите? Нельзя! Под запретом! Лучше вернись домой и не высовывайся! Слишком, слишком много прожорливой жути! Нам не справиться, она будут править! Они уже правят! Не спастись… – голос хрипел, срываясь то на бас, то на фальцет, теперь он неотрывно впился в неё одну. От этого стало не по себе.

– Это очень опасно, поверь… Туда… там… Опасно, понимаете?

Нет, она не понимала. Вообще ничего из того, о чем бредит этот ненормальный. После утреннего сновидения весь мир перевернулся!

Девушка нетерпеливо обернулась на вагоны, в чьи глотки протискивались последние заходящие. «Вот бы попросить у кого-то помощи, но почему же никто не смотрит?!» — и снова юноша одернул её капризным рывком, притягивая к себе. —  Я знаю, сейчас я, наверное, по-твоему, несу какой-то бред полоумного, ужасно выгляжу, отталкивающе, кажется, — впервые он заговорил разумно и вдумчиво. – Я также понимаю, что ты сомневаешься, но послушайте же, вам туда нельзя! Нельзя! – он окончательно запутался в личных местоимениях, поочередно заменяя одно на другое.

«Ну вот, опять закричал!»

— Они тебя сожрут!.. Они… Они тебя убьют… Они переговариваются между собой, планируя, как лучше прикончить, чтобы было мучительно, а после – вкусно… Ты, ты не такая… ты, как я, — она не смогла сдержать гримасу брезгливости, незнакомец сразу же её заметил. Пыл моментально поубавился, сменившись на угрюмость и злость: поджатый рот, возмущенный блеск, опущенная голова и упрямое повторение неизменной фразы: — Тебе. Туда. Нельзя.

Девушка закусила от досады губу. Она никогда не умела ладить с маленькими избалованными детишками и сейчас очень жалела об отсутствии этой супер способности в арсенале.  «Отлично, детка, ты по уши влипла. Сначала, влюбившись в рехнувшегося, хотя он-то был вроде ничего, потом, решив совершить храбрый подвиг и самонадеянно полагая, что справишься, угомонить разбушевавшегося ребенка… Пф-ф… Плевое дельце! Ага. Как же. И что теперь? Сидеть с этим наручником до конца дней? Телефон и тот не достать, он держит меня прямо таки железной хваткой! Что опять там лепечет?»

— Послушай меня, я видел такое… — его уста показательно распахнулись, будто в неопровержимое доказательство.

«Ладно, перейдем на «ты». Победа – достигнут новый уровень отношений». А с сарказмом то всё же переборщили.

— Я видел правду…

«Ничего себе заявление! Интересно, какой диагноз ему бы поставили специалисты? Я натолкнулась на шизофреника? Одержимого? Просто неврастеника?»

Паренек снова начал делать неловкие попытки достучаться до неё, заставить поверить, раз крики не проняли, только отпугнули, то вкрадчивый тон оставался для него единственным выходом, которым он, утратив практически всякую надежду, воспользовался: — Я понятия не имею, что со мной произошло, но… Как бы по доступнее сказать?.. – он задумчиво, словно бы ища помощи в поиске синонима, поглядел на девушку напротив. – Они, — он кивнул назад, на вагон, но не дал слушательнице отвернуться от него, — все притворщики, хорошие профессиональные актеры, загримированные под масками, в переносном смысле, конечно. Они прячут истинные личины, не знаю, каким образом так натурально, так… — опять блуждающий взгляд. Мария явственно различала, как в потоках мыслей он пытается отыскать то самое наречие, которое всё объяснит, которое поможет ей понять, что стало ему доступно, — так неотличимо от нас, — его лицо сияло, нашёл, — неотличимо от настоящих людей, — уточнил паренек, делая нажим на «настоящих». – Они… они не то, чем кажутся! – исступленный выкрик, осекся. Оба немедленно поморщились от столь банальной избитой фразочки из дешевого кинофильма. Эх, вот оно – оплот шаблонного мышления из-за взросления среди одинаковой низкосортной рекламы, сериалов, новостей, сплетен, которые без выходных и перерывов вливают в нас работники радио и телевиденья.  – Не верь никому… Не разговаривай ни с кем из этих… чудовищ.

Но как я смог?.. Ведь просто… Немыслимо! – продолжал он бубнить сам с собой между тем.

Поезд издал первый громкий вой.

Девушка не выдержала и резко перебила собеседника, казалось, полностью ушедшего в себя: — Что же ты там такое видел? Зомби, оживших трупов? Я с уверенностью тебе говорю — это самые обычные люди, ничего большего, простые трудяги, матери, супруги, как и всегда, собрались ехать на заводы, в магазины, в фирмы и до прочих шарашек, в которых гнутся и пашут практически всю никчемную жизнь! Да, видок у них подавленный, понятно по каким причинам, но ничего выдающегося и жуткого, а у тебя случилось с отчего-то помутнение! Почему так перепугался? Неужто от их? Я не знаю, что ты там себе напридумывал, но это рядовые пассажиры, непримечательные сонные работники офисов и торговых комплексов, которые больше всего ненавидят влачить своё тяжелое беспросветное существование. Но от этого они не монстры никакие! Признайся, ты просто перебрал, выпил или покурил, да? Что–то потом произошло, и здравствуйте, галлюцинации! – паренек за место ответа только ошарашено отклонился, он  ещё больше перепугался и закрылся, встретив столь ярое сопротивление. От неожиданности его пальцы разжались, выпустив женскую кисть, но потом, спохватившись, вновь её обвили, теперь почти бережно. Наверное, он даже толком не осознавал, зачем она ему, раз бесполезно рассказывать – не пронять, но вот так держать её было выходом, способом, чтобы не дать сбежать, унестись напрямик к верной гибели, сокрытой во внутренностях транспорта.

Доверительный шёпот, с которым выговаривались следующие фразы сбивал с толку, ведь манера указывала на его абсолютное здравомыслие, но то, что он лепетал, убеждало в обратном: — Я не желаю тебе зла… Маша, — в первый раз за всё время он назвал её по имени. «Запомнил…»

— Правда, я просто хочу тебя уберечь от большой, возможно, непоправимой ошибки. Они все, —  кивок на состав, который зашёлся вторым протяжным гудком, — они все не люди, — девушка не в силах была сдержать усталый разраженный выдох. – Я понимаю, по-твоему, этот сбрендивший несет какую-то чушь, невиданную околесицу, что он просто сошел с ума, — она с сомнением на него покосилась, правда, что ли, понимает? — Но если я и сошел с ума, то только от того, что действительно видел – правду. Не спрашивай,- остановил её жестом руки, приложив палец к губам, — откуда убежден, что это не лишь мои, как ты выразилась, галлюцинации от недосыпания или… дурманящих средств… Бывают такие моменты, когда просто знаешь…

«Ну я и ввязалась! Только понравился парень, хотела познакомиться, как он в ту же секунду теряет разум и утверждает, что абсолютно здоров, а все остальные слепы и видит то, чего среднестатистическим представителям человечества не дано… Да уж… Не видать мне распрекрасной личной жизни! Ещё и на работу из-за него опоздать не хватало!»

— Они все – обращенные монстры… Демоны, оборотни, вампиры какие-то… Знаешь, как во всех наших триллерах, только наяву, они…

— Хватит! – вскипев, девушка со всей мочи оторвала его цепкие пальцы с руки. При других обстоятельствах подобное держание за ручки она нашла бы душещипательным, ванильным, а этот парень являлся бы просто ожившей мечтой, но только при других обстоятельствах. Сейчас его неугомонный детский лепет, уговоры, придуманные кошмарики раздражали. «Вампиры и оборотни! Да он начитался комиксов на ночь!»

— Перестань же, наконец! Сколько можно нести эту чушь?! Ты хоть сам-то себя выслушай! Какие к черту демоны и вурдалаки?! Двадцать первый век сейчас, а твое средневековье кануло вместе с их чахоткой и инквизицией! Психопат недоделанный!

Паренек снова и снова пытался оплести её своими путами, вопреки её возмущению. Снова ухватить, дотянуться, не желал отпускать, как единственное ценное и спасительное существо на всем земном шаре. Его взгляд упрашивал, его глаза молчаливо молили не уходить, остаться с ним, не бросать, не сейчас, она так ему нужна…

Но вот заголосил третий, последний, рев. Он сотряс воздух особенно пронзительно и призывно. Девушка молниеносно вскочила с корточек и помчалась к дверям, под дикий оклик: — Не-е-ет!

Лишь она влетела внутрь, гостеприимно принятая в объятия удушливого тепла вагона, как железные створки закрылись с глухим хлопком, обрезая едва уловимую связывающую ниточку между ней и тем юношей. На секунду девушке привиделось, с таким звуком гильотина падает на шею приговоренного… Повинуясь какому-то внутреннему импульсу, она снова кинулась к выходу и прижалась к створкам в проеме, отгораживаясь от белого света ладонями. Подскочила – прямо напротив неё по ту сторону стоял неизвестный в чёрной куртке и буравил её взглядом. Руки прятал в карманах, ноги расставил на ширине плеч, вызывающая поза. Он пригвоздил Марию своим необъяснимо темным гипнотическим взглядом, в котором с трудом можно было различить круглые дыры зрачков. «Что ему надо? Чего выжидает? Не хочет ненужных свидетелей?!»

Мурашки заносились по рукам и спине.

Непроизвольно захотелось выставить ладони вперед как щит, возвести перегородку или пуленепробиваемую стену толщиной в десяток локтей, лучше всё сразу, вместе. Да только бесполезная это трата, и им не выстоять под таким натиском сверлящей, прибивающей эманации. Ты под надзором вездесущих очей, где бы ни намеривалась скрыться.

Снаружи в колышущемся полумраке предрассветного времени теперь оставались лишь две эти фигуры, два мужчины: один – перепуганный, дрожащий, незащищенный пребывал в той же напряженной и согнутой позиции, и другой – с недельной щетиной, черной, как сажа, бледной кожей, тонким аккуратным, несколько даже аристократичным носом, суховатыми потрескавшимися губами с оттенком фиолетового — угрюмо  застыл.

Поезд заурчал, заклокотал, тряска прокатилась от головы конструкции нервной судорогой, и тронулся. Маша изо всех сил вжалась в двери, желая не то найти опору, не то проломить их, не то похвастаться способностью проходить сквозь стены перед всеми собравшимися. «Кто он? Почему остался? Что он хочет с ним сделать?» — истошно допытывалось сознание.

Ещё секунду, когда колеса поезда стали делать первые повороты вокруг оси, незнакомец глядел на неё в упор двумя шарами цвета горячего шоколада, как бы провожая, а потом отвернулся, направляясь в сторону испуганного парнишки.

Девушка глубоко задышала, шаря в поисках заветной кнопки «стоп» вдоль ровных железных стен и обляпанных поручней. Не отыскав, она затем заколотила по дверным ставням, старалась раздвинуть железный капкан пальцами. Те остались равнодушны к её настойчивым взываниям.

Большего всего она сейчас жалела, что оставила несчастного там. Бросила. Предала… Он просил её помочь, а она трусливо сбежала. Вспомнились его выброшенные вперед руки и отчаянный пронзительный крик, экспрессивная озвучка переломного момента в мелодраме. Он очень хотел оградить её от необъяснимой опасности здесь, в этом самом поезде, которую видели лишь его глаза. Оставить рядом с собой в прохладе октября, чтобы получить поддержку, зарок, — заметил ли он не внушающего доверия типа, который всё не спешил зайти в транспорт? — что и его нетронут за решение поделиться этой тайной с ней. Ему Маша показалась единственной понимающей и сочувствующей. Парень раскрылся, плюнув на боязнь быть осмеянным и все возможные измывательства. Да хоть он и безумец, какая же она всё-таки  толстокожая, думала только о работе! Сейчас-то уже точно не узнать, что же являлось перед ним в вытянутых тенях этих людей…

Последнее, что удалось различить, снова прильнув к стеклу, – спину в куртке, поспешно таявшую на горизонте, уменьшающуюся, как что-то лишнее, ненужное в этом мрачном виде. Она растворялась в утреннем тумане, как оживший отчего-то мираж, умирающий с приходом рассвета, было и развеялось частичками по вселенной. Теперь в проеме отражалось одно испуганное лицо потерянной девчонки в бежевом пальто и огромном палантине на шее — хорошо бы на нем вешаться – с голубыми распахнутыми глазенками и спутанными прядями волос, выбившимися из-под капюшона. Она будто бы спрашивала у всего окружающего мира: «Куда её, черт возьми, занесло?! Куда привел её королевский всегда торопящийся кролик с часиками на золотой цепочке?!»

Оставалось только устало вздохнуть.

Безразлично убрав с лица мешающие волосинки, она огляделась.

Изнутри вагон напоминал грязную перевозную больничную палату с ослепляющим холодным светом, который имел свойство всех превращать в хилых и чахлых пациентов, с креслами, обитыми сине-зелеными клеёнками и огороженными металлическими поручнями. Люди сидели в каком-то беспорядочном порядке, бессмысленно разбросанные по разным сторонам, но при этом, соединенные между собой чем-то общим, едва уловимым, создавали подобие авангардной композиции со скрытым для ума обывателей подтекстом. Кто попал на место у окна в разводах, кто забился в угол с пылью и сухими ошмётками залежавшейся грязи, кого прибило к середине скамеек, некоторых растянуло поперек нескольких сидений. Без стеснения, а с одной полностью оправдывающей их немыслимой замотанностью на лицах, они дремали, положив головы на портфели и посапывая. И девушка бы сейчас не отказалась, ух, как бы не отказалась от сна, даже таким крошечным урывком, как предстоящие минуты пути.

Так странно, реальность вокруг сошла  с ума, а царство сновидений теперь кажется единственным разумным укрытием в подобном бедламе, хотя обыкновенно, неразбериха наоборот не любит вылезать за пределы черепной коробки.

Секунду Мария стояла в нерешительности на этаком перепутье, пытаясь понять, чего же сейчас больше хочется, чтобы посидеть и подумать, укрывшись от посторонних глаз: стекла, угла, серединки, но определённо не сидеть с кем-то. Нужно обдумать случившееся без чужих сопений, вздохов, зевков, вопросов, пусть даже и немых. Проступающие на лбах, они тоже жутко мешали.

Некоторые здесь сидящие очень уж недовольно, презрительно косятся на неё. Девушка попробовала представить себя их глазами, поморщилась, ироничная картина выходит: на последней секунде под дикий вопль с улицы, запыхавшись и с вращающимися глазищами, какая-то девчонка влетает в проход, а потом начинает молотить по створкам, судорожно моля поезд остановиться, метается у входа, словно одержимая. «Мда-а-а… Заработала себе авторитет местной бешеной. Ну и ладно, пускай себе думают, что хотят». Она перекинула портфель вперед, теперь держа его в обнимку, и прошлась по тонкой полосе из линолеума межу сидениями. Некоторые пассажиры неодобрительно её изучали, что-то иногда шептали под нос, а что конкретно, разобрать было невозможно, да и не хотелось. Иногда неосознанно, будто от заразной, они отшатывались, наклоняясь подальше, следуя природному инстинкту самосохранения. Маша ежилась от этих немых укоров, ударяющих похлеще плетей, но останавливаться не смела, идя в присмотренное тихое местечко, самый дальний угол, зато рядом с окном, и в ближайших рядах никого нет, ни одной головы с химической завивкой или лысой сверкающей макушкой. Отлично.

Девушка вяло осела в кресло, колени сами собой подогнулись, получилось несколько неуклюже, как мешок картошки, а до этого, подумать только,  она перестала обращать внимание на уровень своего утомления. Лоб, раскаленная сковорода, привычно прижался к оконцу, глаза закрылись. «То, что нужно после такого приключения». Рука удобно подперла подбородок. В ушах звякал ритмичный рокот от вращающихся колес, их успокаивающее, убаюкивающее поскрипывание, неспешная качка заботливо пела колыбельную. Но тут, вместе со скрежетом голоса машиниста на следующий станции, в голове зазвенел и другой голос, это неугомонное сознание принялось задавать те самые вопросы, на которые она никак не могла ответить: «Что это было? Что там произошло? Почему я? Кто тот неизвестный? Что будет с пареньком?» Они ожидаемо остались в подвешенном состоянии. «Уж прости, дорогой мозг, но вернуть тебе покой я пока не в силах, как и дать хоть какой-то клочок почвы, коврик из здравого смысла под ноги. Ни крупицы не осталось». Эту окончательно вывело девушку из состояния дремы к её величайшему разочарованию. «Нет, сегодня заснуть в дороге — никак не выйдет». Маша с раздражением фыркнула, немного сползая вниз, правая рука привычно пролезла в карман пальто за разновидностью современного действенного и вполне безобидного поставщика музыкального наркотика – наушниками. Популярный способ наподобие медитации или чтения, позволяет отрешиться, заглушить, притупить тошнотворные ощущения, где бы ты ни находилась, если упрямец Морфей не желает тебя забирать.

В её распоряжении были традиционные мелодии африканского народа – блюз — о чем она подумала не без сладостного предвкушения. С передачей их сердечных стенаний, печалей из-за прощания с близкими, повествованиями о неподъемных перипетиях жизни и о рабском труде на хлопковых полях под вой многочисленных бендов, хаммеронов и резких быстрых срывов. Дребезжащие струны басовых и акустических гитар, кажется, плачут навзрыд вместе с хрипловатыми придыханиями вокалистов.

Верный способ вывести себя из депрессии – послушать о том, что у кого-то всё гораздо хуже.

Но вместо практически бесшумного привычного шебаршения ткани от вытягиваемых проводков послышалось глухое бряканье, дробный перестук, раздались многочисленные удары от соприкосновения каких-то мелких деталей и поверхности не до конца забитой коробки. Как от пазл.

Мышцы на ногах невольно напряглись, останавливая неминуемое скольжение девушки вниз с кресла. Мария недоумевающе вскинула бровь, обращаясь к невидимому соседу напротив и оторвавшись от созерцания скучных тоскливых видов деревенских домиков в частных секторах, напоминающих скорее заброшенные кособокие сарайчики, чем жилища, от голых полей с черной влажной землей, полосок грязи, вырытых тракторными гусеницами, которые проносились за окнами, сливаясь между собой из-за скорости в неразрывные линии.

Обычно в карманах она носила лишь свои затычки с тонкими, вечно спутанными в узлы мосточками и платок. Даже мелочь сразу убирала в кошелек, а его в сумку, да и не могли железные монетки греметь, как множество легких вещиц.

Конечность трусливо выдернулась наружу, толком не поняв, во что, собственно, уткнулась, но, поколебавшись, несмело ощупала углубление одежды по периметру, распознавая предмет прямоугольной формы. Потом пальцы одними кончиками проворно юркнули внутрь, сразу же напоровшись на преграду – ровную, немного отсыревшую картонку. Интрига нарастала. Здесь притаилось что-то не из личного барахлишка дамы, что-то чужеродное, ну, или то, о чем она невольно могла забыть после приобретения. Обхватив её с двух противоположных сторон, они умело извлекли на свет продолговатую упаковку серо-песочного окраса с двумя темными стенками.

С удивлением у себя в охапке Мария обнаружила… пресловутый спичечный коробок. Хотя, нет, не такой уж и пресловутый.

Девушка недоуменно уставилась на находку, как на безделушку с неизвестным для неё назначением, что-то смущало в этом инопланетном объекте и заставляло ещё усиленнее разглядывать для выхватывания неосязаемого отличия. Ага! Есть! Поймала!

Размеры! Размеры были великоваты для магазинной альтернативы, это сбивало, а затем с трудом подавилось желание заорать от следующего озарения:

«Это же ТЕ САМЫЕ спички! ЕГО спички!» и через мгновение: «КАК они оказались у меня?!» Очередной вопрос  улетел во вселенную, очередная тишина в ответ. Видно, сегодня она решила устроить себе выходной. И что прикажете делать?

Теперь оглядывая всех присутствующих уже как замышляющий кражу преступник, она воровато покосилась на предмет в руке.

Для обыкновенных спичек коробок был слишком длинным, неестественно вытянутым и широким, Маша ни разу еще не встречала  подобных, хотя дома и стояла старая добрая газовая плита, требующая регулярной закупки этих инструментов для розжига. Бока находки были порядком исцарапаны, по ней кто-то очень часто чиркал. Ну, если тот паренек имел вредную привычку, то тогда всё складывается, собственность заядлого курильщика. Девушка повертела эту занятную вещицу. Никаких меток с адресом, телефоном фирмы не значилось, как и штрих-кода. Странно. Повернув лицевой стороной к себе, она увидела выведенную малиновой обводкой ящерку сантиметров десять длинной с высунутым раздвоенным язычком. Вид был как бы сверху, но и это позволяло думать, что зверушка будто бы ехидно поглядывала на неё парой выпуклых шариков с бликами, шаловливо гримасничая из-за всей происходящей прорвой пакостей, которые стряслись за сегодня. Спинка и лапки пестрили темными пятнышками разных форм. Некоторые из них растянулись в усмешках. Девушка прикрыла рисунок рукой и сердито уставилась вдаль. «У меня такое навязчивое ощущение, что ящерка ожила и за что-то решила подпортить наступившие сутки. Будем надеяться, только наступившие, не больше». Выдохнув, она снова вернулась к дотошному изучению предмета. Под большим пальцем над картинкой спрятались красивые выведенные орфографическим почерком буквы. Они сложились в слово, от которого веяло чем-то неуловимо древним, несколько сказочным. Малиновые знаки гласили: «Саламандра».

«Опять загадки… Причем же тут саламандра? Как земноводное может быть связано с фирмой по изготовлению спичек?» Хотя, если подумать, где-то ей попадалось несколько фактов о связи огня и ящерицы, но это так было давно, и, следуя всенародной поговорке, неправда. Она же зачитывалась всякой фантастикой в детстве. Сейчас и не вспомнить уже, о чем конкретно говорили авторы в своих книгах, но вспомнить то, как раз просто необходимо! Какое-никакое крошечное знание могло бы стать хлипкой опорой съезжающей крыши. Стой! Остановись! Поздно. Уехала, дорогая, только тараканчики отплясывают жигу-дрыгу на её обломках.

Конечности стала сотрясать нервозная дрожь. Ностальгическое чувство утреннего беспокойства опять нахлынуло, но теперь её окутывало тепло вагона, превращающееся в назойливую духоту. Оправдываться было нечем, не списать на холод – она действительно жутко боялась смутного и нависшего бедствия. Накопилось катастрофическое количество вопросов, на которые почему-то никто не вызывается давать пояснения. Хоть какие-то. Она согласна даже на витиеватые и загадочные. С кучей недосказанности, как в детских сказках, где на пути принцам встречаются дряхлые старухи, и начинается: «Хочешь богатства, дружочек? А принеси-ка ты мне, ну, к примеру, несуществующий нигде в мире зубок великана в третьем поколении, для коллекции надо. Да и коленки ломить что-то стало, отварчика наворю, тогда я и поведаю тебе тайны социального взлета». И ещё какой-нибудь байкой под конец совершенно заморочит парня, а он идет, хлюпает носом и ищет непонятно что. И, конечно, находит, к ужасу рассыпающейся хитрой перечницы, поговорив с кроликом, которого несколько недель назад угостил морковкой на другом конце царства-государства. А в заключение, недовольная бабуля перевоплощается в обворожительную красавицу, наилюбимейшую дочку великого заморского князя, и кидается на шею к офигевшему от таких чудес герою. Всё. Хэппи-энд. Снято. «Где же моя беззубая ведьма-наставница? Где же мой голодный ушастый зверь? Неужели тот паренек с перрона? Тогда дело – труба, не вручила ему щедрого десерта, кинула, пошла не по сложенному в веках сценарию. Но я согласна всю последующую жизнь, сколько мне там осталось протянуть с такими авантюрами, обойтись без принца, дайте же мне зацепку! Кто-нибудь!» Мария нестерпимо хотела завыть от досады на весь мир, и реальность, и потусторонние силы, сегодня они объединились воедино, чтобы окончательно подпортить ей жизнь и лишить разума. Его остатков. Пока три ноль не в её пользу.

Девушка снова заползла на скамейку, поудобнее обхватила портфель, поглядела на вид за окном: теперь небо практически полностью посветлело. Даже удивительно, что перед глазами не встало три солнца, да нет, шокирует, что солнце вовсе не перестало работать, хотя, с чего бы, это с её космосом кавардак, звезда не при чем, затем она вновь принялась за изучение коробка – вещественное доказательство ирреального происшествия. На этот раз она поднесла его к носу и понюхала. Первое, что ударило по рецепторам — запах ветхости, пылюги и сырости. Будто вещица пролежала долгое время, почти вечность, на полках старого антикварного магазинчика. Раньше же делали что-то подобное? Или даже не в задрипанном ларьке с витражными атрибутами декора, а в лавке фокусников, почему нет? Кажется, там всегда можно было найти много всего необъяснимого: от шляпы с нескончаемой лентой связанных платочков до говорящего кактуса. А тут просто длинные спички… Она нежно поглаживала немного потертые, распушившиеся краешки, трепещущая перед реликвией. Никогда подобного не встречалось ни в каком банальном супермаркете с его нагромождениями одинаковой одежды, напичканных пестицидами продуктов, идущих под копирку наборами маслянистых приторных сластей! Никакой уникальности, всё шаблонное, потребительское и масштабное. Рассчитано только на деньги и одноразовое использование. Здесь же — уникальность и качество притаились в каждой выведенной черточке. Снова принюхалась. «Так, так, так, мятная жвачка… Видно, паренек не очень то и пекся об этом артефакте, раз даже не удосужился переложить душистую резинку подальше от всё впитывающей представительницы работы великих мастеров прошлого», — Мария усмехнулась, но улыбка тут же погасла. Парень вспоминался, как некто, кто когда-то был, а сейчас… не остался он сейчас. Больше для него данного слова не существовало.

«Успокойся, всё с ним будет нормально, обойдется, пронесет. Мужчина вон остался, чтобы помочь… Не ограбить, не убить, по-мочь! Не придумывай себе здесь гангстерских боевиков!» Но почему-то слово «помочь» никак не хотело вязаться с тем пронзительным взглядом, которым он её проводил, словно хотел удостовериться, что она точно не вернется обратно. Как раз и предполагалось то самое убить, заставить молчать в тряпочку, стереть… И многие другие синонимы. «Не надо о плохом. Всё обойдется». Разум её, если только и обойдется, лишенный вразумительного повествования… «Тебе то легко говорить, сама удрала, а бедняге теперь отдуваться», — вступилась в защиту товарища-мозга совесть. «Отлично, два против одного. Свои же и нападают!»

Эх, и эти хотят окончательно её замучить. В экстремальных ситуациях, когда едва остаешься на плаву, проще простого узнать, кто друг, а кто только и ждал твоего крушения… Ладно, теперь надо сфокусироваться на решении вопросов, которые так и остаются завуалированными, но хотя бы можно опереться на память, если попытать. «Каким образом его спички оказались в моем кармане? Когда он успел их подбросить? Ну… И куда попрятались, гении? Как он успел мне их незаметно подложить?

Всё время, пока мы разговаривали, он держался за мои запястья и лишь в самый последний момент отпустил, когда я вырвалась, убегая, но не мог же парнишка менее, чем за секунду достать коробок из кармана, переложить в чужой и при всём при том, проделать телодвижения незримо. Может, он фокусник?» — её осенило, чуть ли не лампа замерцала над головой. – «А что, тогда всё более-менее объясняется. Длинные спички из магазина волшебных трюков, надо будет как-нибудь поискать на карте города, ловкость рук и отвлекающие маневры, вечный зрительный контакт, ведь спички непонятным образом оказались у меня, не почувствовала, внешность привлекательная, будто создан для сцены…»

Она пошла дальше, пользуясь дедукцией: «Может, всё это была просто хорошо разыгранная постановка, где-нибудь бы прятались насмешливые приятели. Просто обман, просто шутка… Позор-то какой! Он ведь пытался мне всё объяснить, сам чуть ли не ревел от разрывающего гогота, наверное, бубнил про артистов. Это и была главная зацепка, чтобы через время до меня, жертвы природной наивности, в конце то концов дошло!

И тот самый мужчина был его помощником. Или ещё кто-то из ожидавших на остановке! Да любой! Хоть всем скопом! А я, дура, повелась, решила, что он сбрендил, перепугалась!» — мозг лихорадочно работал. Маше казалось, она слышит тихое приглушенное жужжание, словно от включенного компьютера.

Теперь внутри неё клокотал не страх, куда там, гнев, гнев, некоторая примесь облегчения и щепотка гордости в начальных стадиях – ей поздно, но таки удалось разгадать такую тайну!

После этого озарения, она стала шарить по карманам пальто и портфеля, проверяя наличие своего добра. Всё было в целости. Не обокрали. Складывается.

«Спички оставлю себе как трофей, добытый в приключении, и как медаль, присужденную за глупость». Теперь на лице цвела радостная широченная улыбка, в глазах отражалось облачное октябрьское небо. Ей хотелось рассмеяться во весь голос от облегчения – первый раз за часы бодрствования её посетила уверенность в том, что жизнь в теле не приостановилась, асфальтоукладчик не размазал её до состояния кляксы.

Она удержалась, ограничиваясь хихиканьем про себя.

Голос из микрофона засипел: «Конечная остановка Центральная. Всем пассажирам просьба покинуть поезд».

«Уже конечная?! Когда время успело ускориться?» И действительно в вагоне остались девушка с толстой исписанной конспектами тетрадью да усталая женщина с двумя детьми, которые на удивление всю дорогу не проронили ни звука, непосед усыпила качка и стук колес. Путаясь в многочисленных догадках, Мария и не заметила, как пролетели обычные безынтересные полтора часа пути до ближайшей автобусной остановки. Оставался последний рывок – пятнадцать минут до центра, и она на месте.

К выходу продвигались под руку дедок и бабулька, напоминающие своим видом состарившихся моделей с раритетных открыток: слишком уж стильно была подобрана одежда, слишком уж высокие и осанистые они были для обычных трясущихся пенсионеров. Почти синхронно пара поправила на своих переносицах очки, надела перчатки, он – охровые, она — темно-зеленые, и шагнула наружу. Проводив их взглядом, девушка положила спички к себе в карман, надела на плечо лямку рюкзака, а затем счастливая, бодрой походкой двинулась к ближайшему рту вагона.

Зябкий осенний месяц бушевал, пронзал студеной суровостью своей хватки. Он пролезал под одежду, ощупывал каждый участок тела ледяными пронырливыми пальцами, словно доктор при осмотре жалобно стонущего больного.

Фигура застыла на пороге, а затем шагнула в неизвестность. Кончики волос моментально заиндевели от противоборства двух стихий: поглаживающего южного дыхания обогревателей и минусовой температуры. Человек оказывается незадачливым наблюдателем, которому достаются от этой незримой борьбы все шишки. Приглядевшись можно заметить, как искажается мир там, где соприкасаются жаркие выдохи транспорта и сквозняки приходящей зимы, этот сезон ещё не наступил, но его близость нависла над городом неподъемным грузом.

Поежилась. Каблучки ботинок почти бесшумно зашаркали по тротуару до очередного места ожидания общественного транспорта, на этот раз куда более людного. Скрип обуви весёлым покрякиванием вызывал интерес к девушке, окружающие хоть и были сонные, но менее вялые, дневной свет щедро поделился силой.

Жители ближайших районов теперь не изучали свои ступни и качество гравия на ухабистом перекрёстке, а рассматривали недавно выкрашенные здания, ворошили пушистые сугробы, вертели головами вокруг, выискивая когда-то увиденных здесь пассажиров, часто ковырялись в телефонах, листая непрерывно обновляющиеся ленты социальных сетей, некоторые заучивали какие-то упражнения, кто-то читал книгу, подгибая кончики на понравившихся мудрых высказываниях.

Фонари погасили, солнце лениво скользило, поднималось на невидимом эскалаторе к зениту. У настроения вместе с ним  повышался градус счастья, счетчик почти дошел до половины.

«Да, загадок, конечно, денек мне принес ворох и большую корзинку, но часть то удалось разгадать. Ещё и на работу не опоздаю, всё складывается замечательно, переползла черную полосу!» Ей вторило громыхание маленьких деревянных палочек, удобно уместившихся в кармане. Маша с удовольствием прислушивалась к нему в дороге, незаметно поглаживала стенки коробка, ощупывала и запоминала неровности от пропечатанной иллюстрации и выбитых букв. Даже ящерка перестала казаться злобной насмешницей и причиной несчастий, над ней просто пошутили пареньки, по-дурацки, не поспорить, но это не серенький мирок перевернулся вверх тормашками.

Вокруг по-прежнему встречались уже облитые желтым, а не медицинским обнажающим свечением недовольные лица сов с торчащими волосами, неровно нанесенной косметикой. Мученики сидят, стоят в переполненном автобусе, уставляясь в точку перед собой или прикрывая вспухшие веки, больше всего мечтая, чтобы водитель сменил маршрут, сделав пунктами назначения, если не их драгоценные кровати, то хотя бы подъезды.

После пяти остановок автобус заморено вздохнул и отворил двери, Мария, лепеча извинения, протолкалась к выходу, опять выпорхнув на мороз. Перед ней сразу же открылась привычная ширина проспекта с открывающимися киосками, сувенирными лавочками. На продуктовых поднимались железные ромбовидные загородки, на закусочных снимались замки. Везде переворачивались таблички «открыто», но часто на непроницаемых экранах зажигались маленькие мигающие лампочки, сложенные в буквы. Дверные колокольчики звенели, извещали о начале нового дня. Несколько дворников сновали по переулкам в их ядовито-оранжевых одеждах. Один, с телегой, выгребал мусор из баков, другой, с метелкой, методично перегонял сухие листья, снег и обертки шоколадок, сгоняя в кучку, потом укладывал во вместительный пакет.

Мария жизнерадостно шла прямо, кивая на приветливые улыбки продавцов, готовящихся к открытию, кондитеров, вышедших подышать после включения всех печей и плит. За их спинами через задние ходы робко просачивались сладковатые ароматы ванили, карамели и булочек с корицей, затем девушка с нескрываемым облегчением свернула за угол, удаляясь дальше и дальше от шумной главной улицы, и через пять поворотов, тройку кружений столкнулась с лыбящимся грецким орехом. Вот и работа!

Вывеска над ним гласила: «Кафе «Орешек» — у нас наиуютнейше и вкусно». Что правда — то правда. Готовили здесь потрясающе, а атмосфера была душевной, располагала к долгим откровенным беседам и чистосердечным признаниям, посетители сами часто подмечали. «Но табличка всё равно идиотская. Терпеть её не могу. Вот что за идея – оживший орех?» Но людям то без разницы, сидеть хоть под орехами, хоть под коровами, хоть под кружками на ножках, главное, чтобы действительно отвечали требованиям: съедобно и дешево, лучше ещё и комфорта добавить, а все эти многочисленные вывески всего лишь так, для антуража, чтобы знали, что это не обычный подъезд, а кафе. Если можно поставить галочки по всем пунктам, то даже местечко с названием какой-нибудь нелепицы станет популярным, а его чепуховое имя удостоится звания «изюминки» и завсегдатаев принесет.

Девушка ещё немного полавировала по дворикам, решив подышать освежающим чуть подрагивающим у входа воздухом, вобрать щекочущие нос и аппетит благовония от пышек в сахарной пудре, пончиков с посыпками, омлетов с прованскими травами, сырников со сгущенкой. М-м-м… Слюнки текут. Вот сегодня то она и не позавтракала, как назло, приходится терпеливо выслушивать небезосновательные жалобы желудка. Потом потянула на себя за ручку неприметную дверь, будто бы ведущую в частный загородный домик: вставки из стеклышек, выстроганный узор, миниатюрная скважина для ключика заблудившегося Буратино. Лицо окатили дуновения свежесваренного кофейного напитка, специй и тепла. Да, последнее тоже пахнет, ещё как! Блаженное умиротворение внутривенно растеклось по телу, глаза зажмурились от песчинок кошачьей размеренности и дремоты, ноги ватные от расслабленности сами несли тебя вперед, повинуясь какой-то неуловимой тяге. Колокольчик всё ещё деловито дозвякивал мотивчик мультяшной детской песенки, изгоняя из всех закоулков прокравшийся призрачный туман осени.

Девушка чувствовала, как из всех складочек, выемок с ворчанием вываливаются надутые толстые червяки мороза. До поры они не будут отяжелять её карманы, итак проехались зайцем.

Она постояла, призадумавшись у порога, постаралась абстрагироваться и представить себя не в роли работника, а клиентом.

Если непредвзято рассматривать помещение, то зал, безусловно, располагал любого к долгим посиделкам. Его стены были оклеены кирпичной кладкой с частично  выкрашенными в бежевый пятнами шпаклевки. Такая нарочитая небрежность, казалось, придавала определенного шарма, клиенты будто бы оказались не то в американском кафетерии, не то в заброшенном метро с облезлой штукатуркой, не то в стильной квартирке художника. Зависело от их воображения и предпочтений. Пол покрывала плитка, расцветкой, сделанная под дерево, на потолке висели гирлянды и металлические лампы, источая не режущий, струящийся свет, в углах их было чуть меньше, оттого создавался искусственный полумрак в вечернее время. Часто туда любили присесть одиночки или социофобы, которые таки пересилили себя, сподвигнулись на вылазку из норы квартиры, но пока морально не были готовы к кипучей толкотне, им бы прикрыться. Чуть поодаль от входа у противоположной стены воздвигнули искусственный камин – в его углублении были красиво выставлены разно размерные свечи, имитирующие пламя. Согревал он так себе, зато крошечные всполохи отлично дополняли интерьер, делая его максимально приближенным к шаблонному образцу домашнего уюта. По широким подоконникам у высоких, практически во все стены окон с деревянными рамами владелец расставил неприхотливые, но почти всегда зеленые комнатные растения, они были компактные, не разрастались в корнях, но зато верхушки пушились объемными шариками-париками. Вслушайтесь в наименования: Хамедорея, Калатея, Аспарагус, Хатиора, Традесканция. Напоминают то ли греческих богинь, то ли страшные заклятия, то ли хирургическое вмешательство при пересадке органов. Ну, в конце, этак скромно, без напускного пафоса,  значится захудалый папоротник. Зато красивый.

Посетителям предлагался выбор сидеть за столиками с диванчиками и на стульях с цветными подушками или на английских креслах с боковыми «ушками». Чаще предпочитали именно последний вариант, одновременная мягкость и ненавязчиво отгороженное личное пространство людям нравилась больше. Тянуло залезть с ногами, окутаться пледом, приобнять горячую кружку… Некоторые так и поступали, но с опаской косились на персонал, выискивая в них порицание.

Руководителем сего дивного уголка был Василий Павлович Иглов. Фамилия, надо отдать должное, не говорящая, на иголку ни внешне, ни по характеру он похож не был совершенно. Коренастый, низенький, но прыткий, несмотря на его шестьдесят с хвостиком, одевается всегда безукоризненно, но неброско: в клетчатую выглаженную рубашку да брюки со сгибом, держащиеся на кожаном толстом ремне. В руке носится какой-нибудь чемоданчик, и на голову кладется извечная кепочка набекрень, несколько по-дворовому, только с сезонами года легкий тканевый вариант заменяется вязаным. Часто любит наведываться сюда незаметно, попить кофе по-восточному, закусить круассаном. Пообедать, почитать газетку. Кажется, единственный покупатель Комсомольской правды в двадцать первом веке. Иногда он прихватывает с собой пару друзей, не больше, всегда расплачивается по счету за заказ, хотя и необходимости то нет. Внешность руководитель имеет самую неприметную, насколько её вообще может иметь добродушный старичок, поэтому очень редко его можно не принять за обыкновенного посетителя, но это ему только на руку, заодно проверяет подчиненных, которые скорее считаются у него за внуков на летней подработке. Кстати, личность он хоть и общительная, но скрытная. Как подобные качества укладываются вместе – непонятно, ну, человек существо вечно противоборствующее, иногда с таким диаметрально контрастным набором, что боишься, как бы не разорвался, ан нет, на веревочках, на сопельках, но удерживается.

Вот и он, вроде говорливый тип, в конце разговора с которым ты думаешь, что всё о нем знаешь, например… А что например? Да ничего. Общались с ним час, другой, стали закадычными друзьями, попрощались крепким пожатием, похлопываниями по спине, а толку то. Кто он? Никому из работников неизвестно. Чем он любит заниматься в свободное время? Есть ли супруга? Какой любимый цвет? В каком районе живет? Почему решил открыть кафе, и на какие шиши? По какой причине в закоулках, запрятанный так, что не обнаружить простому смертному без сведущего проводника? И вечно он тактичненько увиливает, уходит от прямого и ясного согласия или же неодобрения. Собеседник никогда наверняка не может сказать, что он ответил: может, да, а, может, нет. Чеширский котяра в прошлой жизни, только полоски припрятал. Улыбается съехавшим полумесяцем и быстренько ретируется, покидая тебя поначалу как будто и без претензий, а потом доходит – опять провели, оставив с носом.

Сам по себе человек он был неплохой, если его хоть кто-то действительно немного знает как этого самого человека, а в качестве босса – потрясающий, тут опыт имеется и у официанток, и у посудомоек, и у поваров. Ругаться не умеет, высокие тона в голосе напрочь отсутствуют, разговаривает вкрадчиво, но если не исполняются обязанности, то проявляет строгость. По своему невспыльчивому темпераменту. Без мата, без сцен, в будничной манере «ты уволен» и всё, любой понимает, что препираться и уговаривать бесполезно.

За три года работы здесь Мария однажды была свидетелем подобного действия, но по рассказу коллег, всего было два. Один раз официант украл деньги из кассы, приспичило отчего-то, потом сам же и вернул. И то, причина изгнания, кража, выяснилась для персонала лишь спустя год, Василий Павлович случайно проговорился, что бывает крайне редко, наверное, решил больше не напускать загадочности. После с виду мирной беседы с подтруниваниями и смешинками с обеих сторон пареньку выдали расчет и отправили, куда тот хочет. Всё понял без объяснений. Второй раз увольняли девушку, которую Иглов нанял из жалости – ошивалась у дверей, попрошайничала. Но через пару недель прилежной работы её обнаружили в доску пьяную. Владелец, казалось, знал, что так и будет. Он, кажется, всегда всё знает. Его даже вызывать не пришлось, сам явился к открытию, умыл даму, взял под руку, увел в кабинет, что делал в исключительных курьезных случаях, ведь зачастую его кабинетом так и оставался гостевой зал. Беседа продлилась около трех часов, потом скрипнул замок черного входа, и больше несчастную никто не видел.

— Доброе утро, Машутка! – девушку вывел из задумчивости приветливый голос коллеги и по совместительству хорошей подруги. На бейдже, приколотом к футболке с названием рок-группы на объемной груди, жирным шрифтом было выведено имя Светлана. Она, самая новенькая из официанток, работает здесь всего год, пришла без опыта, но моментально выучилась всему, стояла за баром и попивала излюбленный терпкий напиток.

— Доброе! – ответствовала служащая, напевая, приближаясь к вешалке у стойки и зачаровано косясь на стройный силуэт блондинки. Всё-то при ней было вопреки стереотипам! И идеальные формы, и идеальная наружность с длинными лоснящимися волосами, с началом работы она послушно заплетала их в пышную косу, на лице – неброский макияж, на ноготках – свежий маникюр, в купе с хорошим чувством юмора и знаниями, знаниями, знаниями. Мария со стыдом подмечала, как уступает этой особе с красным аттестатом в школе, получающей в данный момент высшее медицинское образование, периодически помогающей родителям в их семейной клинике, но желающей добиться всего с нуля. Несколько раз ей здесь даже удавалось показать себя в докторской стезе. Когда кто-то из поваров сильно резался, падал в обморок, и такое было, или когда сама Мария подвернула ногу, запнувшись о саквояж посетителя и облив его не горячим крем-супом.

О, тот день она помнит прекрасно! Клиент так раскричался на неё за непутевость и нерасторопность – она чуть не разревелась, почувствовав себя маленькой девочкой, не понимающей толком, за что заслужила такой гнев, хотя дядька сам расставил вещички в проходе, при этом видя, что работницы носятся в поте лица по узким коридорчикам. Но владелец опять в нужный момент явился на выручку, притаившись за излюбленной газетой у окна. Кое-как угомонил взбесившегося, накормив бесплатным обедом, покричал для вида на пригорюнившуюся подчиненную, незаметно ободряюще подмигивая, пообещал серьезно наказать. Когда же тип ушел – только посмеялся: ловко же он их обдурил, пытаясь поесть за бесплатно! Встретил непонимание на лицах работников. Оказалось, это обыкновенный мошенник, которого управленец приметил уже давно, потому последние дни и караулил здесь. Он якобы прохаживался во дворах со слишком подозрительным видом. Будто в нем боролась нерешительность Раскольникова. Так и высказался!

Светлана тогда долго успокаивала Марию в подсобке, поглаживала, мазала ушибленное место и бинтовала, справлялась о жалобах на боль. Вероятно, для них эта неприятная случайность и послужила неким важным для сближения моментом.

Иглов по-отечески следил за зарождающейся дружбой, блаженно щерясь.

— Кофе желаете, мадам? – лукаво зажмурившись, спросила успешная ровесница-медик и помощница в  трудные минуты по совместительству, а также, в добавление, пример совершенства и явной мужской глупости. Она с неподдельным наслаждением сделала новый глоток из белой маленькой кружечки.

С трудом вериться, но, несмотря на все её отсутствующие изъяны, красавица до сих пор влачила одинокое существование. Зачастую пялящиеся и скалящиеся, краснеющие и сжимающиеся претенденты не соизволят с ней даже заговорить. Она живое доказательство истины: будь ты хоть без крохотного недостатка, есть огромная вероятность, что на тебя и не взглянут, поэтому спокойно ешь по вечерам, ходи не накрашенная, если уж не дано найти – тут, хоть ты тресни, ничегошеньки не спасет от пустого окошечка в пункте «семейное положение».

— Ты же знаешь наперед, что буду, безусловно и неизменно, — Маша не могла удержаться, чтобы не ответить в той же дружелюбно шутливой манере.

— Только непременно по-восточному, — хором проворковали девушки профессорским тоном, изображая Василия Павловича, приподнимая указательные пальцы вверх, а затем звонко рассмеялись, как будто услышали старый, лишь им и понятный анекдот.

В утреннем затишье отчетливо послышались скрежеты и громыхания черного хода кафе, ведущего прямиком на кухню. Это повара, а их было трое, заправляющие блюдами и в качестве шефов, и их главных помощников, и заведующих грилем, рыбой, выпечкой, соусами, в общем, разносторонние профессионалы, спешили на рабочее место, переодевались в белоснежную накрахмаленную униформу, состоящую из рубашки с высоким воротом, чепчиками на военный манер и плотными полосатыми фартуками. Они захлопывали им отведенные шкафы для личных вещей, подходили к сверкающим столам, готовили необходимые инструменты: ножи, сковородки, разделочные доски, включали плиты и затапливали небольшую печь, на которой по желанию посетителей обычно на ужин или на обед готовилось свежее пряное мясо. Проскрипели форточки – и в холодное время жара от распалённых очагов моментально становилась невыносимой.

Светлана какое-то время увлеченно вслушивалась в бряцанье за стеной, а потом, словно в приветствии, загремела джезвой и зашуршала пакетиками с только что измолотыми обжаренными зернами и коричными трубочками с головокружительной пахучестью у компактной встроенной плиты у бара. Смешав ингредиенты, она обратила взор на пришедшую, испытующе и подозрительно долго изучала переодевающуюся подругу. Девушка чувствовала какую-то неловкость от этого непонятного пристального взгляда, надев бейдж с собственным именем на рубашку, она не выдержала и недоуменно уставилась в ответ, не обращая внимания на заспанную, но веселую физиономию прошедшего рядом кулинара.

После долгой паузы не выдержала: — Что с тобой? Ты чего так глазеешь, Свет? Неужели, как в прошлый раз, ехала всю дорогу с зубной пастой на щеке? Или выгляжу так ужасно? – в зеркале напротив себя отражение показывало совершенно обычную физиономию, да, с мешками под глазами и будто бы вечно сдерживаемым зевком, но, тем не менее, ни грязи, ни выдающегося признака недосыпания не обнаружено, в книгу Гиннеса не внесут.

Громкие голоса на заднем фоне свидетельствовали о том, что пожаловали посудомойщицы, две болтливые китаянки, в одной фразе которых можно обнаружить огромное множество интонаций: визг, отдающийся в голове звоном, какое-то мяуканье, протяжные подвывания, детский плач или же басовитую обрывочность.

Обе поморщились от истошных приветствий, – до сих пор не привыкли — но отозвались.

— Ничего особенного, просто… — снова вернулась к их разговору официантка. — Ты странная какая-то сегодня, вроде, выжатая, как обычно, но с неожиданно приподнятым настроением, — она склонилась над зельем. — И зашла, будто влетела на крыльях, застыла, огляделась, как в первый раз. Никогда прежде по утрам и не после выходного дня не была свидетельницей настолько редкого явления.

Произошло какое-то… — сглотнула, —  изменение? – чайная ложечка постукала по металлическому бортику резной посуды с виноградными лозами и завивающимися усиками растения. Напиток, от которого исходил влажный парок, приподнялся и начал бурлить с плещущимся шорохом, несколько капелек из-за большого количества воды упали на стол. Перелила жидкости, что при её-то самоконтроле случалось крайне нерегулярно – почти небывало, мера должна быть отработанной до автоматизма.

— Так у меня, что же, уже и без причин не может быть хорошего настроения? Почему непременно нечто должно стрястись?– вызывающе, несколько невежливо, отозвалась вопросом на вопрос Мария, сбитая поведением коллеги, которая поспешно терла столик, едва заметив непрофессиональную оплошность.

Было немного обидно. Взаправду она вечно такая нудная и подавленная бяка? Вот уж и не подумать.

Мимо протопал повар, кивнул обеим, понял, что будет нежелательным сотрапезником и бесшумно удалился, прихватив приготовленный для него чай.

— Да ты не обижайся только, — Светка сразу же залепетала извиняющимся тоном. «И всё-то она сразу подмечает. Аж страшно, знает меня и улавливает любые изменения получше психотерапевта». – Понимаешь, просто… — девушка потупилась и уставилась на поднимающуюся пенную шапку в турке излишне сосредоточенно. – Ох, сложно сходу сформулировать! М-м-м… — перенесла объемный пузырчатый слой в чашечку.

— Ну, постарайся, потому, что я совершенно не могу сообразить, — она подошла вплотную и скрестила руки на груди. — Я всегда чрезмерно угрюмая, пессимистичная? Колись, что не так? Что ещё удумала?

— Не то, чтобы прямо всегда, и не то, чтобы непроходимая безысходность, просто ты была другая…

— А сейчас какие отличия? Света, что за путаница? – хмурилась собеседница, напрасно пытаясь вникнуть в логику её домыслов.

—  В общем,.. Скажу, как есть, не приходит чего-то более удачного, — вздохнула, не поднимая глаз от остывающего варева с густым мутным осадком. – Подозреваю…

Нет, не хочется начинать, как полицейский… — жеманный смешок.

— Ладно, пойду проще… — между бровей пролегла складка, нехотя, но очи всё же поднялись на Машу. — Если ты нашла себе кого-то, так и признайся, — выпалила девушка и призадумалась. —  Нечего меня жалеть и сочувствовать, мол, одиночка несчастная! Да, осталась без любви партнера и заботливых мужских объятий, тем не менее, не планирую унижаться до того, чтобы вешаться на первого встречного. Подожду и продолжу верить в возможное обнаружение счастья, хотя и стану немного завидовать, чаще раздражаться и бурчать.

Будь добра, сказать правду, хотя и обидную. Вот мой совет, ведь, по крайней мере, именно это поведение докажет, что ты по-прежнему считаешь меня надежным помощником, а я со временем опять смирюсь со свободой в плане отношений и увижу тебя своей дорогой подругой, поглотив огорчения. Будет больнее, но чуть

скорее придет утешение, не ударили же подло в спину, признались, в отличие от твоих уверток и недоговорок, которые разят наповал, но запоздало, как какая-то отсрочка неминуемого, и вообще… — на одном дыхании вырвалось из неё эта обвиняющая тирада. Видно, она бы и продолжала, вот только девушка осеклась, заметив на лбу собеседницы крупными буквами выведенное абсолютно искреннее непонимание.  Маша озадачено моргнула, пялясь шокировано на длинные густые ресницы, гладкую кожу, детский профиль с приподнятым кончиком носика. Притягательное личико разрумянилось.

Обретя постепенно способность говорить, первое, что вылетело из запершившей глотки, была фраза:  — Кхе-кхе… Что?! Кто?! У меня?! Кто-кто у меня появился?! – ей никак не удавалось очнуться и прийти в себя. — Ты шутишь, что ли, Свет? Какой такой парень? Ты чего? Откуда это взяла? – руки вопрошающе развелись по сторонам, как бы говоря, что нет у неё ничего сокрытого. — Я уж и надеяться то перестала, а ты мне целую сцену, да ещё и с утра пораньше закатила! До сих пор не осознала, что со мной никакой романтики не случится, ибо на роду написано быть неудачницей? А мне только что едва не пасквиль приписали, дело, знаете ли, в том, что я таки пошла против системы. Сбой! Как же!

И так начало дня не задалось, весёленькое получилось, с черным юмором по всем правилам и традициям. И с кошмарами, и с розыгрышами этими, тут ещё ты бередишь рану про нашу с тобой непутевость, — Мария бессильно плюхнулась на стул напротив неё, не способная скрыть подавленность. Отлично, воодушевления от поездки поубавилось.

— С какими такими розыгрышами?

На пороге под колокольный перезвон и туман, которым часто пользовались в голливудских ужастиках годов этак восьмидесятых, вопреки ожиданиям мутанта со щупальцами и слюнявой пастью, появилась обладательница вполне человеческой наружности и не менее звонкого, чем у дверной побрякушки, голоска, третья работница зала, как всегда еще немного, и схлопотавшая бы опоздание.

— Привет, Лида! – одновременно поздоровались коллеги с миниатюрной девицей, потирающей ладони и отбивающей каблуками сапог чечетку. Копна темных кудряшек прыгала вместе с ней.

По сложению она скорее напоминала хилого мальчонку, вот только легкая короткая шубка, зимняя кепка, капроновые колготки, облегающие две палочки ног, уходящих под бардовую юбку-карандаш, говорили о принадлежности пришедшей к женскому полу.

-Приветик, дорогуши! – ответила девушка бойко.

Официантка, несмотря на хрупкость и бросающуюся в глаза юность, работает здесь под надзором Василия Павловича дольше всех, аж с пятнадцатилетнего возраста. Кто знает, как она вообще на него вышла? Ходили слухи, будто это его дальняя родственница, приехавшая погостить на каникулы в город, в итоге оставшаяся под покровительственным крылом, но никаких признаков кровной связи не нашлось, кроме как общей таинственности и умения увиливать, так что, предположение и осталось предположением. По собственным словам, сначала подрабатывала по половине суток, потом принялась брать полные смены по достижению совершеннолетия – большего не вытянули. Иглов при входе всегда похлопывал её по плечу, будто родную дочурку, что вскоре стал делать и по отношению к другим подчиненным. Даже его не особо габаритная лапа, казалось, могла легко сломать ей кость, приговаривал, не без гордости, что это дело у неё в крови.

И тут уж воспринимать слова за комплимент или наоборот как оскорбление в отсутствии достойных талантов кроме варки кофе да принятия заказов – большой вопрос. Лида без сомнения остановилась на первом, если вообще на чем-то останавливалась, девушке всегда было наплевать на то, что о ней думают другие, будь хоть замечания, хоть похвала.

Уходить отсюда, кстати, пока не думала, и все, не сговариваясь, решили, что владелец в конце таки передаст это место ей.

Работница была моложе всех, недавно исполнилось двадцать, но тело так и осталось нескладным, угловатым, впрочем, и взрывной переменчивый характер не изменился, зато в плане любовных дел удалось преуспеть куда лучше подруг.

Из ярких напомаженных блеском губок вырвалось бурчанием: — Ага! Так вы секретничали без меня?

Затем она продефилировала к вешалкам, рядом с которыми замерла, опустив вниз по склону ровненького носика неуместные по сезону солнечные очки, и пристально уставилась на официанток. Одну ручку она по-хозяйски уперла в бок, в другой мотала компактным ридикюлем.

– Чего это с вами, дамы? – снова хищный прищур. Света и Маша восседали за баром и следили за пришедшей, то ли восхищаясь, то ли умиляясь её деловой манере, затем, переглянувшись, прыснули от смеха, ей богу, школьницы, которые вспоминают детские проказы под надзором строгой руководительницы. Отчего-то их настроение всегда поднималось при виде третьей коллеги. Лида еще больше нахмурилась от этих хихиканий, никак не могла привыкнуть к взрывам смеха этих двоих от её напускной строгости. Но где-то внутри было очень приятно видеть подружек счастливыми, она, хоть и скрывала от окружающих, но понимала, что привязались к ним, к этой маленькой нестандартной семейке, причем чувствовала себя среди них самой уравновешенной. Конечно, вслух признание в любви не высказывались, но каждая ощущала причастность к некой единой банде, всегда защищенной, всегда рядом с крепким плечом.

Сегодня у Лидки опять было плохое настроение, раз она не подключилась к их неугомонному дуэту, значит, очередная ссора с «козлом», «негодяем», «грубияном» и просто «наихудшим представителем мужской половины человечества». Таких скромных званий был, разумеется, удостоен её парень, с которым за неделю они бесконечное количество раз расходились, устраивали скандалы, ну, в основном, она, мирились, потом снова ругались, каждый рабочий день для окружающих – игра с крутящейся рулеткой. Что выпадет сегодня:  красный, черный или зеленый?

Так и оставалось загадкой, что мог сорокалетний зрелый мужчина, предприниматель с квартирой в центре и каким-то приличным бизнесом в сфере торговли найти в хлипеньком несформировавшемся дите? Но любовь штука таинственная и нелогичная, управляют ей неизученные законы, поэтому они давно оставили всякие попытки объяснить данный феномен, просто приняли как факт.

Сейчас девушка с барашками на голове стоит напротив, смотрит из-под выщипанных полосок бровей, надутая и разгневанная. Снова поссорилась сладкая парочка героев из романа Набокова «Лолита».

— Что с вами двумя? – она нетерпеливо стала пристукивать ножкой. – Выпили, а? – глаза недоверчиво скосились на бар. Открытых бутылок и бокалов не было.

Подозреваемые, тем временем, лукаво переглянулись и изобразили такие заговорщицкие мины, будто им удалось провернуть ограбление мирового банка. Лида покрутила головой, изумляясь их поведению ещё больше, кажется, на минуту даже забыла о любовных разборках, дорогого стоит! А пантомима продолжалась бы до бесконечности, но Света, добрая душа, решила смиловаться, всегда отличалась мягким сердцем и природным стремлением к правдивости, и начала объяснять с видом раскаявшегося на суде преступника: — Не беспокойся, о величайшая царица, повелительница мужчин, подчиняющая и властвующая на сим миром, лишающая их способности мыслить! Мы, грешные, не пили, не курили и не лишились рассудка. Просто я оплошала, совершила непростительную глупость – обвинила невинную и чистую святую Марию в сокрытии лжи, — от таких залихватских дифирамбов не смутиться было не просто невозможно, а непростительно. Озадаченная жертва хорошего расположения духа работниц зала небольшого женского коллектива вытаращилась, но сумела-таки взять себя в руки, скрывая крайнюю степень замешательства, потрясающая выдержка. Теперь уже и на её лице закралось смутное понимание того, что здесь спряталась очередная утренняя придурь. Лисьи мины официанток выдавали их раньше времени.

— Так отлично, сударыни, можно ли поконкретнее?

— Конечно, — легко согласилась Светка, отбрасывая избыточную церемонность. – Я необоснованно лишила одну из нас, закоренелых старых дев, звания вечной одиночки, заподозрила, что на сердце и руку Маши появился претендент, о котором она ничего не желает нам рассказывать. Но всё обошлось. Мы неизменно одни. А потом пришла ты, не дав ей возможность рассказать о сумбурном сновидении и каком-то там розыгрыше, из-за которого отчего-то её настроение и было столь неожиданно приподнятым даже без выходного.

— Да-а-а… Ну, вы и загнули, мадамы… — облегченно вздохнула Лидка. Пытка закончилась – любопытство хотя бы частично было удовлетворено, и девушка, нацепив на себя значок с именем, уселась на стул бара, напротив уже дымящейся чашки с любимым капучино. – Расскажи-ка теперь ты, — обратилась она уже лично к Марии, — что там с тобой с утра успело приключиться? С неудачами в личной жизни без изменений – плюнем на неё. Что снилось с утра? Мне тоже требуется поднятие настроения… Опять же поссорились… Заметно?

Подруги тактично промолчали.

— Да ничего особенного, ерунда какая-то, — встретившись с двумя парами глаз, расспрашиваемая вздохнула и продолжила: — Представьте себе картину. Горит спичка в непроницаемой темноте, шевелиться, словно играет с вами, и вдруг из мрака высвечиваются страшные рожи демонов, ведьм, жуткие несусветные звери. Они все воют, скулят…

— Гадость какая, — наморщила носик Лидия.

— Ага, — поддакнула Света.

— Есть на разные вкусы: из сказок, ужастиков, мифов, — продолжала Мария, стараясь не сбиться и упомянуть всех до последнего из действующих лиц. Картинки сновидения поразительно беспрепятственно проявлялись в сознании. — И голос человека звучит где-то отдаленно, самого его не видно, но я как поняла, он был кем-то вроде рассказчика – говорил об огне — огонь мерцал, о существах – те шипели, всё как бы следовало его сценарию, — слушательницы удивленно переглянулись. – Не берите в голову, моя чепуха.

Лида покачала головкой: — Чепуха, чепухой, конечно, но страшновато. Тут соглашусь, такая пакость любое утро испортить может, но у тебя-то вроде всё возвышено было. С чего вдруг?

— А это уже другое, совершенно несвязанное с этим событие, но в реальности и на остановке, пока электричку дожидалась.

— Розыгрыш то твой? – Света заботливо подлила в чашку новую порцию ароматной жидкости из металлической джезвы. Когда уже успела наварить?

— Всегда тебе говорила, нужно переехать, живешь в какой-то далекой дыре, — не удержалась Лидка от очередного комментария насчет выбранного ею жилья. – Я вот ни капли не удивлена, что с тобой что-то случилось, единственное, что беспокоит – чего так долго ждали, ведь, сколько ты там шарахаешься? Год? Два? Как утерпели? И отчего вдруг событие-то обернулось замечательно?

Мария не обратила на язвительные реплики никакого внимания: — Так вот, сегодня я как обычно ждала нужной электрички, стояла на перроне, думала о своем, разглядывала людей, неожиданно увидела вдалеке симпатичного парня с сигареткой. Стоял, слушал музыку спокойно, иногда со мной переглядывался… Стыдно то как! Надо ж было мне пялиться…

— Вот оно! А ты говоришь, нету здесь никакого парня, в твоем хорошем настроении! – просияла Светка. — Не подводит житейская мудрость: девушка может порхать на крыльях по двум причинам. Либо, наконец, привела себя в порядок, сходив в салон или купив волшебную обновку, особенно, если по выгодной цене —  в тебе я такого не заметила. Либо влюбилась, – назидательно заметила она. Мария вспыхнула, но спорить не стала, только ещё больше поразилась интеллекту и догадливости подруги. Лида молча кивнула головой в знак согласия.

— Что дальше то было?

— А дальше плохо ему было, совершенно внезапно и бесповоротно, — тоскливый выдох. —  Я уж было подумала, с катушек съехал. Завертелся на месте, в глазах – дикий испуг, начал таращиться на окружающих, потом сел на корточки и закачался вперед назад. Самое странное, на него даже и внимания никто не обратил, кроме какого-то мужчины пугающего… То ли все знали о шутке, были сообщниками, с трудом верю, что столько народа подговорили, то ли замечать не хотели, пусть себе мучается, сумасшедший, замерли столбами и глядят под ноги.

Девушки внимательно и серьезно вслушивались, одновременно успевая составлять салфетки в салфетницы и проверять наличие соли и перца в стеклянных баночках на столах. Мария взяла в руки лежащие рядом стопки приборов и принялась за работу, ходя по помещению, раскладывая вилки и ножи возле каждого места.

— Не понимаю, — после минутной заминки продолжила она своё сетование, — есть вероятность, что и они участвовали в обмане. Но ради простого уличного трюка… Навряд ли. А если не трюк, то почему хотя бы не подошли, как  я, не попытались успокоить, вызывать скорую там, хоть что-то?

— Ну, не все такие отзывчивые, девочка, — ответила Лидка, как настоящая мать непутевой дочери,- не знаю, не могу быть уверенной, что и я не стояла бы в стороне, вот ведь ты же не смогла помочь, верно? Зачем пытаться, если ясно, что напрасно всё это? Да и какая гарантия была, что он не маньяк или наркоман?

— Ты права, заслужила прощение для этих бесчувственных осторожных грешников…

— Я одна чего-то не понимаю или как, а где же, собственно, розыгрыш? С чего ты вообще взяла, что паренек и правда был не болен? Я упустила эту крошечную детальку, – задала вопрос Света, стоя возле дальнего стола и выкладывая бардовые тканевые салфетки.

— Кстати, да, Маша, ты ждала, мечтала, потом увидела симпатичного паренька, начала кокетничать… Не спорь, когда игра в переглядки не была способом завлечения противоположного пола? Затем вы оба друг другу вроде бы и понравились, но внезапно из ангела с обворожительной улыбкой он превращается в нервного психа. Из жалости решаешь подойти, но, видно, понимая, что дело – дрянь, бросаешься в поезд и уматываешь. Так? – ответом ей стал кивок. – Где фокус? Где фанфары? Поче…

Колокольчик мнительно вклинился в их диалог, звякнул над дверью, напоминая девушкам, что сегодня вторник, очередной рабочий день.

Троица вздрогнула от неожиданности и обернулась на вторгшегося гостя – долговязого паренька в распахнутом пальто. Огромными глазами он какое-то время поочередно изучал трех красавиц, а потом, поняв, что явился не вовремя, смущенно потупился.

Юноша вопросительно посмотрел на свои наручные часы, согнув руку в локте, сверился с расписанием кафе, поискал настенный счетчик, сверился с ним. Затем, всё ещё недоумевая, за что же был награжден таким вниманием, просчитал в голове дни недели, даты, праздники и выходные, которые даже в ближайшем будущем не намечались. Всё это происходило в оглушительной тишине, девушки в течение данного промежутка опять уткнулись в дела, на этот раз молча, скомпрометированные новым лицом. Лида чистила кофе машинку, Мария рядом с ней выкладывала на стойку стопочку меню, Светлана же положила последнюю салфетку и дошла до первого на сегодня клиента. По уговору, она всегда начинала. Приветливая улыбка на месте, коса виляла то в одну, то в другую сторону. Теперь парень забыл и о подсчете времени, и о выяснении причин того недопонимания, отчего он вообще здесь появился, тупо таращился на подоспевшую официантку и подростково топтался на плитке перед входом. Под ним накапала лужица от растаявшего снежка.

— Доброе утро! – начала Светлана в неизменной прелестной манере, свойственной только по-настоящему открытым людям.

— Доброе… И вам… — осмотрелся. — Мне бы… позавтракать. Говорят, у вас тут вкусно… и не очень дорого, — он замолчал, красный до макушки.

— Кто бы вам так не сказал, он не соврал, есть такое, — она весело усмехнулась, а затем очертила в воздухе отработанный плавный жест, обводя помещение. – Какой столик предпочитаете? Все ваши. – Парень проследил за её рукой и пробубнил: — Я не привередливый, можно любой, — Света снисходительно хмыкнула, но даже от такого проявления симпатии, юноша расцвел, выпрямился, поднял голову и на удивление членораздельно добавил: — Мне, правда, любой, на ваше усмотрение, Светлана… Так и быть, доверю себя профессионалу.

От такого комплимента девушки у бара тихонько одобрительно присвистнули. Парочка и не моргнула, только оба теперь почувствовали желание выключить все источники освещения.

— Как скажите, — девушка прокрутилась на пятках, показывая кулачок коллегам, чем вызвала их довольное улюлюканье, и прошествовала к месту с диванами у окна – её любимое. У каждой работницы был обожаемый уголок, который они рекомендовали в первую очередь.

Официантки за стойкой косились на напарницу. Кажется, они обе понимали, здесь кое-что наклёвывалось. Мария задумчиво вздохнула, Лида углубилась в скрупулёзное начищение и без того сверкающих чистотой стаканов.

— Теперь за неё не беспокоюсь, пристроили, — играла официантка мать Терезу для одиноких  женщин, экая покровительница! – Осталась только ты, что куда сложнее…

— Спасибо уж, — булькнула под нос Маша. – Вот заведу себе двух котов и собаку – будете знать!

Лидка изобразила на лице неподдельный ужас, широко распахнув рот, но из глаз исходила задиристость.

— Ты лучше мне расскажи про фокус, в чем он заключался? Кажется, до вторжения студентика мы остановились именно на данной интригующей теме, ты не договорила, хотя собиралась начать. До сих пор этой части не хватает, чтобы уяснить, почему ты приняла всё произошедшее за обман. Мало ли, всё бывает, любой мог бы слететь с катушек в ту же секунду за место него. Тут уж как фортуна скажет: помиловать или четвертовать.

Мария колебалась, она и сама уже не была уверена в том, что такое странное оправдание происходящему может быть, но как же объяснить это чем-то другим? Да  и чем ещё, собственно? Чудесами?

В какие-то моменты парень говорил с ней абсолютно уравновешено и адекватно, почти убеждал во вменяемости, в какие-то опять срывался. Кто знает все эти психиатрические нюансы? Уж точно не она. Или это актерское мастерство проявлялось?

— Подарок оставил… — не удержалась, решила признаться, покоряясь настойчивым уговорам.

Девушка отложила приборы в сторону, быстро обернулась к вешалке, похожей в этот момент на разряженного шута, вот только на манер рокеров или готов: понавешано много разношёрстного тряпья  исключительно темной цветовой гаммы, лишь кончик её собственного пальтишка проглядывает где-то внизу, как непокрытая человеческая конечность. Добравшись до своей одежды, она сунула руку в карман. Некоторое время тщательно пошарила, углубилась, ещё немного, кисть полностью исчезла в его глубинах, достигнув основания. Пусто. Нахмурившись, Маша проделала ту же операцию с соседним карманом, ничего не найдя, вновь принялась за обыск правого. Где же они? Ощупывание подкладки дали тот же самый результат. «Не могла же я просто уронить коробок по дороге… В автобусе держала, не отрываясь. Или могла? Скажем, уже после того, как вышла из транспорта…» По улице она шла, отвечая на приветствия и иногда берясь за лямки портфеля. Всё она могла, как показывает практика. Выронила, когда тянулась, чтобы помахать поварам и не заметила, как с рукой из кармана вынырнули бы и спички. Что за особо выдающийся пасмурный день в её безынтересной биографии? Бывает же такое! Кажется, все на свете черные коты, от мала до велика, не просто перебежали ей дорогу, а улеглись на асфальт судьбы, выложив бесконечную широкую полосу. И идет она по этой трассе, идет, и не видать конца. А потом она еще не понравилась всем уличным гадалкам и цыганкам города, и недовольные дамы разом ссыпали на девушку все проклятия на всех возможных языках. В довершение всего оказывается, она слишком медленно переходила на пешеходных переходах, и каждый водитель обругивал её у себя в голове, шипел в салоне машины с клокочущей ненавистью в голосе. Вот и всё. Вот и испортили жизнь. Копилось, копилось, и прорвало…

Лида терпеливо и спокойно следила за махинациями подруги, догадавшись без слов по грустному лицу коллеги: не увидеть ей магического чуда, подарок неизвестного, разгадку тайны, карты не легли.

Утренняя живость и бурлящая радость Марии, успевшая поднакопиться за поездку до работы, куда-то испарилась, шарик с опьяняющим гелием сдулся, оптимизм вылетел через дырочку без остатка. Она-то наивная думала, разгадала настоящую загадку сама, будто детектив из романов Агаты Кристи, поздно, но раскусила обман, и вот ей подарок, вещественное доказательство на память. Молодец, пятерка за сообразительность! Но мало того, что и шутка теперь кажется вовсе не шуткой, так ещё и награду умудрилась потерять! Вот не прет, так не прет! Теперь не одна горечь досады застряла в горле, но и раздраженность от коварных игр судьбинушки, взбесилась, ополчилась, и без того почти не баловала, а сегодня приспичило совсем уж отыграться.

— Он тебе что-то отдал, значит, да? – осторожно начала подруга, наблюдая за всеми изменениями в настрое официантки. Та понуро вернулась к стойке и грузно опустилась на стул, готовясь то ли зареветь из-за мирской несправедливости, то ли достать биту и разнести всё имущество Василия Павловича в щепки. — Что было то хоть, расскажешь или великая зашифрованная информация?

— Какая уж тут шифровка, скажешь тоже… Я беспокоюсь лишь за то, что ты от услышанного можешь перенять часть треклятой ведьмовской метки со всеми вытекающими последствиями. Как видишь, не самая приятная участь, – раздраженно фыркнула Мария. Настроение не позволяло даже худо-бедно отпустить приличную шутку, фраза звучала скорее как реальная угроза.

Лида пожала плечами и неожиданно серьезно сказала: — Невозможно.

— Что — невозможно? —  опешила подруга, не поняв, к чему относится наречие.

— То, что ты сказала о метках — невозможно.

«Бог мой, она что же, приняла эту иронию за факт?» Видимо, да.

— Они не могут нанести ущерб, кому бы то ни было ещё, ведь предназначены и сделаны исключительно для одного человека, на которого собственно и накладываются. Передать их запросто не способен никто, не зараза, но переложить в редких случаях можно, тогда для этого элементарного пересказа о приключениях мало, нужны ритуалы и иногда даже кровавые жертвоприношения. Да и нет на тебе ни метки, ни проклятия, — она пристально её оглядела.

– Просто день неудачный. Не могу сказать, что такое бывает со всеми, ну, настолько неудачным я ни кого не видела, но стоит принять и прожить, перетерпеть, как говорится. А дальше – лучше. Не драматизируй. Самое плохое случится сегодня, потом вернется любимая закоренелая нормальность. Не знаю, с чего вдруг тебе кинули такой подарок на голову, наверное, кредит за предстоящее немыслимое счастье. Хотя, обыкновенно, люди расплачиваются уже после…

За всю эту бурную и беспрерывную речь о магии и колдовстве Мария шокировано глядела на Лиду и не сводила с неё голубях глаз. Было похоже на то, что она попала в какую-то школу начинающих ведьмочек, и сейчас строгая преподавательница проходит с ней тему по всякого рода заклинаниям на несчастья и лишении удачи. Знай себе, слушай да записывай. От удивления девушка раскрыла рот, поняла, что проговорить ей сейчас удастся одни непонятные мычания.

— Не утруждай себя расспросами, дорогая, я просто в свое время много об этом читала, — невозмутимо, как и прежде, ответила Лидка, возвращаясь к любимому занятию по начищению стаканов.

— Вот дела-а-а, — протянула собеседница. — Так у нас тут затесалась волшебница. Гадать то умеешь? Зарабатывала бы получше нашего.

— Умела, но давно уже не практиковалась, подзабыла все значения арканов, — девушка даже бровью не повела на ощутимый подкол. – Так расскажешь о подарке? Заинтересовала меня эта история, уж извини.

— Конечно, я не против, да и про метки я пошутить пыталась, не знала, что здесь присутствует такой профессионал, — она замолчала, собираясь с мыслями, а затем пояснила: — Коробочка это была, точнее, коробок, для спичек, паренёк использовал её, когда стоял и закуривал на перроне.

В потемках я их не очень точно разглядела, а когда оказались у меня – сразу осознала – те самые. Лучше не спрашивай… — никто и не собирался перебивать. — Спички были неестественно длинными, словно их фокусники использовали, что-то из той же серии, — слушательница понимающе кивнула. – Никогда не видела подобной вещицы. Предполагаю, могли купить в антикварной лавке или нашли в закромах дедов семейную реликвию. И сомневаюсь, что сейчас делают нечто столь же красивое и мистическое…

— Мистическое?

— Ага, меня не только габариты смутили, которые раза в три со всех сторон больше привычных нам палочек для розжига, но и название фирмы… А-а-а, как же её там? Это ящериц на подобный манер ещё иногда в фантастических романах называют, мелодичное название, дивное…

— М-м-м.. Саламандра? – предположила официантка, выслушивая рассказ чересчур нетерпеливо и сосредоточенно.

— Да! Она самая! – девушка просияла. – Хоть что-то удалось установить!

Са-ла-манд-ра…- зачаровано полу прошептала, полу пропела она.

Казалось, если произнести слово громче, с тобой непременно случится что-то из ряда вон выходящее, ирреальное. Первобытный страх перед неизведанным приводил к взбалмошному умозаключению о вещице: ты не можешь объяснить природу чувства благоговения и уважения, которое она рождает, просто сам, не зная почему, приклоняешься. – Потрясающе… и понимаешь, этакая странность, я держала спички в руках в дороге, прошлась до кафе, толком и осмотреть не успела, а так грустно без них, будто бы утратила что-то по-настоящему ценное, — она замолчала, медленно выводя на поверхности столика десять заветных букв. – Мурашки бегут! – и девушки, каждая наедине с собой, поразмыслили над историей с чередой неуемных причудливых событий.

— Спасибо тебе, Лида, — поблагодарила спустя минуту главная сегодняшняя пострадавшая. — Постараюсь не забыть, но вот никак не найду связи между названием фирмы по изготовления спичек и ящерицей. Где-то когда-то и читала, но не отложилось в памяти…

— Правда, что ли?! – вскинулась коллега. — Не знаешь?! Я-то думала, об этом даже детишки осведомлены… — она осеклась, замечая, что подруга опять начала раздражатся. – Из фантастики там… разной… часто же читают…

—  Что ж, очень милые ребятки с широким кругозором, а я – деревенщина, каких поискать, — Мария демонстративно подперла щеки кулачками и уставилась на дверь перед собой.

— Да не дуйся ты, пузырь, рассказать легенду – пустяковое дело, короткая. Просвещу уж, — великодушно предложила коллега. — Ничего, не отнимет много времени, да и посетители начнут ломиться через минут так пятнадцать. Не знала — ничего, не смертельно.

— Да, пожалуйста, будь любезна, не хочу приписываться к отстающим в сфере огненных ящериц! – съязвила Мария, по-прежнему злая, но начиная остывать. Голову девушка всё-таки отвернула от входа, даже придвинулась к говорящей, выражая неподдельный интерес.

— Ну, кстати, с названием ты угадала, — ухмыльнулась официантка. – Перевод «саламандра» дословно так и звучит, по-моему. Хотя, может, «ящерица, вылезшая из огня», не суть, — Маша вздрогнула, название земноводного работница произнесла без тени трепета и содрогания, в отличие от неё самой. Слишком громко, с нарочитым вызовом.

«Всегда знала, что она гораздо смелее меня».

— В общем, это старая легенда ещё со времен… Хм-м… чуть ли не пещерных людей, наверное. Хотя, нет, создатели были поголовастее и в плане речи, и в плане фантазии, раз смогли придумать, передать, сохраняя историю аж до наших дней, — её красивые бровки на пару тонов темнее, чем у самой Марии, уголками сошлись над переносицей у веснушчатого носика. – Не суть, — повторила она снова и отмахнулась, заговорщицки подмигнув слушательнице, которая во все глаза следила за красавицей-повествовательницей и готовилась даже слишком жадно впитывать каждое слово. – Сюжет таков: дело в том, что, когда было прохладно, наши предки, не бог весть, сколько лет им там было в истории человечества, жгли костры. Отопления тогда не существовало, как, наверное, догадываешься. Ладно, ладно, не издеваюсь, — засмеялась она своим приятным журчащим смехом, наблюдая, как подруга закатывает глазёнки к потолку на её неуемные шпильки, затем напустила серьезный вид. – Обогреться и поесть же нужно всем.

Для розжига они собирали хворост, сухие ветки. Этого добра вокруг было предостаточно, никаких тебе проблем с экологией и исчезающими ресурсами, глухой лес был практически везде. Он высоченными стенами вырастал, куда ни глянь.

Реже путникам встречались поля, уходящие за горизонт, непроходимые топи, дремучие потемки чащоб, но если вдруг попадутся – дух перехватывало от их царственного первозданного великолепия. Колосились травы, пушились кустарники с сочными дикими ягодами, пробивались из недр кристальные источники, чистейшие, словно в них струилась не вода, а горный измолотый хрусталь… — Мария завороженно смотрела на Лиду. Впервые коллега предстала перед ней в роли такого замечательного оратора. – Небо лазурным куполом раскинулось от края до края, в нем, вышитыми узорами, пролетали клиньями стаи уток, журавлей, гагарок… а облака… м-м-м… до них можно было дотянуться и потрепать по косматым макушкам… — Неожиданно раскрылся потаённый талант.

— Ты потрясающе воссоздаешь те доисторические ландшафты, Лидия… — не способная превозмочь свой восторг, взволнованно обронила официантка. Но и без слов это читалось в широко распахнутых глазенках.

Та лишь задумчиво уставилась перед собой невидящим взором, как всегда, не удостоив чей-то комментарий едва заметным жестом, и притихла ненадолго, будто давая переварить информацию, подробно представить нетронутые пейзажи старины.

В её словах чувствовалась непостижимая убеждённость путешественника, вещающего о собственном опыте, она будто бы выуживала картинки одну за другой из памяти и рассказывала то, что когда-то лично видела.

«Как это возможно? Наверное, кажется…»

– Когда нас было мало, когда мы не мнили себя повелителями планеты, — продолжилась речь в напевной манере русской слагательницы, — удовлетворяя своё эго в восклицаниях на каждом углу, якобы мы и есть – венец творения, – природа раскрывалась перед нами без стеснений, без испуга, щедро делилась всем, что имела в личных кладовых: свежим мясом, плодами, тенью в зной, прохладой пруда. Бери столько, сколько нужно и живи счастливо… Нам оказалось мало её подарков. Мы алчны, захотели всё и сразу…

Сейчас Флора и Фауна лишь отшатываются, уносятся подальше, наблюдая, что мы делаем, безумцы, или разят свирепыми бурями да извержениями вулканов, когда уж совершенно плюем на них.

Лидка резко опустила голову, зажмурившись, а потом тоскливо, без былой живости огляделась вокруг, вздрогнув, когда встретилась с участливым озабоченным лицом рядом.

— Тогда жить было лучше всё-таки в лесах, чем в рощицах и лугах, — с таким видом, будто сболтнула лишнего, залепетала служащая кафе, — легче соорудить прикрытие из нависших сосновых лап, спрятаться от непогоды, дичи наловить, найти расчищенное место для очага со сплошной землей, чтоб огонь не перешел на другие участки по ближайшим травинкам… Так, чтоб знала…

Как известно, люди в незапамятные времена еще не строили научных теорий. – Возобновила после паузы рассказ. — Они просто видели, просто наблюдали некоторые явления, повторяющиеся с несколькими соратниками. Тогда из них делали поверья или традиционные догмы. Случаи, происходившие лишь с парой соплеменников, превращались в легенды или ужастики, которых страшились не меньше. Но для нас сейчас эти абсолютные тогда истины, как например, с Зевсом, Афродитой, Евой, стали приписываться к мифам и поэтичным сказаниям – не почетная участь. Однако то же произошло с историей о саламандре.

В архаичный период эти существа считались настоящими детьми стихии. Представь, как перед ними трепетали, огненный элемент ведь был неоценимо важен и для обрядов, и в исцелении, и в молитвах, а тут его могущественное потомство! — в её выразительных зеленых глазах загорелся небывалый азарт и увлеченность, подкреплялось всё жестами и выразительной интонацией. – Происходила эта теория оттого, что древние люди, сидя вокруг кострищ, часто видели, как пятнистые ящерки стайками выбегают из пламени. Предки недолго гадали, о причине их появления, на свой лад сошлись на обосновании, мол, саламандры – ожившие всполохи огонька, костер – их прародитель. Вот сочинители бывали… — голос потеплел, вместе с тем наполняясь грустью.

Несколько минут они сидели в тягостной тишине.

Обе погрузились в размышления и прислушивались к собственным ощущениям по поводу сказанного. Только вот девушки сидели и печалились — но теперь уже не вдвоем, а втроем – неловкость восседала с довольной рожей посередине — по причине, которую нельзя было высказать известными словами. Не одно единственное сожаление о канувших в небытие народах со столь прозаичным восприятием мира вызывало уныние.

Мария не могла отделаться от навязчивого подозрения, что невольно ухватила секрет подруги, который вдруг непроизвольно оголился. Без её желания он воспользовался минутной слабостью и выкарабкался из шкафа, в обычное время запертого на амбарный замок. Было неприятно от того, что у неё есть какие-то утайки и недоверие и от того, что  вопреки желанию хозяйки, они-таки попались ей на глаза.

— А… А что?.. – решила она прекратить неудобную заминку.

— Разгадка на самом деле? – закончила за неё Лида.

— Да, какая же научная причина явления, менее поэтичное разоблачение работников нынешних лабораторий?- опять нескладная вышла шутка.

— Это ты верно подметила, «менее поэтичное», сейчас уже никакой фантастики не допускают, знать бы точно, дотошно, устаканить гипотезы по полкам, — в сопрано рядом стоящей заиграли нотки металла, но она лишь выдохнула. – Всё, естественно, легко и просто, по законам природы, без противоречий.

Ящерки любят поспать в теньке и безопасности, для этого лучше всего подходят норки, лазейки, щели в подкорках деревьев. Там их более, чем достаточно, вот стволы и стали их любимой «базой отдыха», но у людей были виды на эти коряги. Для одних – дом, а для других – топливо, питающее заветный огонь. Видно, когда предки собирали хворост, дровишки, они не замечали, как вместе с ветками прихватывали и сладко дремлющих, ни о чем не подозревающих земноводных. Живность очухивалась только тогда, когда пламя полыхало вокруг них. Ну и моментально спасались бегством, покидая сожжённое укрытие. Они выбегали из полыхающих языков и улепетывали перепрятываться в лес, подальше от этих одержимых кострами. Так что, название фирмы вполне оправдано. Не лишено логики и иронии, как видишь.

— Да-а… — протянула Маша. – Теперь хоть что-то прояснилось, спасибо, но что ты думаешь о том, как спички сюда попали, в смысле, откуда они могли взяться сейчас, в наши дни?

— Ничего я не думаю, — ответила девушка с явственным раздражением. — Впрочем, ты права в том, что не способны их придумать новомодные производители, если судить по твоему описанию об их облике, да и название то не смогли бы подобрать… Кто обращается к легендам и сказкам?

— Еще раз большое спасибо за просвещение, более-менее всё встало на свои места, – Мария демонстративно постучала себе по голове. – Слышишь, уже нет полого звука? Я определенно умнею в твоей компании, — обе грустно усмехнулись. – Жаль, не могу тебе их показать, тонкая работа художника и каллиграфа. Сейчас и не найти нигде…

— Хотелось бы взглянуть на оплот мастеров иного века, но ладно уж… Может, найдутся, если ты им понравилась, — несколько отрешённо промолвила Лидия, опять принимаясь за натирание посуды. Маша недоуменно уставилась на подругу, ожидая разъяснений этого невольного заявления, но промолчала, та полностью ушла в чистку, после паузы тихонько бубня: — Где-то я что-то слышала… Саламандра-саламандра… — концы бровей сошлись в хмурой гримасе. — Старичок заправлял… За поворотом домик… Цвет такой… Как его? Во! Серо-буро-малиновый!

Всего понамешал…

— Правда? Ты туда заходила? Как давно? Там что-то осталось? – с сомнением девушка покосилась на коллегу, вклиниваясь в её монолог. – Он только спички мастерил? Для фокусников торговал?

— Именно… — отозвалась кудрявая особа, ни к кому конкретно не обращаясь.

«Что «именно» то? Почему проигнорировала остальное?» — подумала Мария, но вслух просить о конкретике не стала.

— Популярная марка. В свое время за качество и низкую цену, кажется, присудили несколько королевских наград. С функцией оказались весьма специфической, позже выяснилось… Потому и закрыли производство… – Глаза беспокойно метнулись в сторону. – Ты же не успела их зажечь, да? Не куришь? – Лида испытующе сощурилась. Шутливой интонации не слышалось, хоть убейте.

— Н-н-нет, не курю… — показалось, будто задает вопрос следователь. — И зажечь не успела, но очень хотела, когда держала, — понимающий кивок сбил с толку окончательно. «Ей-то откуда известно?!» — Детство, что ли, проявляется, тянет ко всяким опытам с огнем, поиграться ради утоления любопытства?

Риторический домысел подруги девушка пропустила мимо, лишь облегченно вздохнула, когда убедилась в том, что у той нет вредных привычек, улыбнулась одними губами, и то, даже не показала ровной линии зубок, разгладила веснушчатый нос.

— Вот и отлично, вот и чудно. Мало ли, что бы натворила, если вагон бы дрогнул? Искра упала на ветки на улице? Ты же сегодня из самых везучих… Фшух — и готов пожар! Хорошо, что не успела и не поддалась искушению…

Да, кстати… Выкинь ты коробок из головы, – как бы между прочим посоветовала она. — Раз потерялся – так и нужно. И про фокусника своего… Ну, или черт его знает кого, забудь лучше, а если снова встретитесь, ты не подходи, нарвешься ещё… Подобные предметы, уверяю, простые люди с собой не носят.

— Угу, – только и оставалось сказать на такое.

«И что это было? Что за странное предупреждение? Что она имела в виду под «подобные предметы»? Что за «простые люди»? Какие-то ещё бывают? Почему так перепугалась, когда спрашивала о пристрастию к курению? Почему не зажигать? Почему не ответила про продавца?

Легче не стало… Вот и моя старуха с загадками…»

Мария хотела уточнить очень и очень многое, переспросить, прояснить оговорки и причину её осведомленности в сфере ящериц, спичек, к примеру, откуда же ей вообще известно про лавку, про легенду, про хозяина магазина, но, поглядев на угрюмую отрешенную официантку, поняла, что разговор закончен. Точка. Бесполезно.

Она прямо-таки опешила: сначала Лида умоляла всё ей поведать про паренька, про коробок, а затем – на тебе – забудь, лучше избегать при встрече, перестать думать о них.

Ну, работница очень сомневалась, что снова с ним, с безумным приколистом, сойдется. Если всё, конечно, было розыгрышем, паренек вряд ли сунется на одно и то же место дважды,  но вот спички жалко, их искать она точно будет. Вряд ли сядет в тот самый автобус, в ту самую электричку, но по пути пошарит, может, никто не прихватил? Лежат себе где-то на дорожках во двориках или рядом с кустиком, здесь же не особо людно в округе, есть вероятность, что и не заметили, даже если совсем близко прошли. Хотя бы трофей вернуть…

Над входом звякнул колокольчик.

Маша бы и осталась к нему равнодушной, но коллега пихнула призадумавшуюся подругу в бок и указала безмолвно на пришедшего визитера с таким уровнем сонливости, который верещал сиреной, что уши закладывало: «Кофе-е! Дайте немедленно ко-о-офе-е!» Затем взгляд она отвела быстро, сразу же переведя на Светку, работница по-прежнему беседовала с разулыбавшимся молодым человеком за дальним столиком, и недовольно покривилась – увлеченная любовными делами, та и не обернулась на зов о помощи.

Иногда оттуда слышался громкий льющийся смех воздыхателя и журчание женского – самой Светланы. Приятный дуэт, настоящая долгожданная идиллия между двумя одинаково привлекательными молодыми юношей и дамой, нашли друг друга на нашем вращающемся шаре, но всё хорошее кончается.

«А подруга-то я явно лучше меня разбирается в людях, вон кого заграбастала!» — завистливо подумалось Марии, когда она стремительно вышла из-за стойки навстречу гостю, прихватив по дороге пестрое меню с фотографиями продуктов, их составами и шутливыми не связанными ни с чем названиями, взять хоть борщ «Доминошка» или булочку «Сырные развалины». Наклеивая улыбку на непослушные губы, работница одновременно старалась отчистить мысли от фокусников, человека в черном, блеска огня, горящих палочек – слишком многого, чтобы запросто отвлечься от важных дел, если позволять всему этому беспорядку осесть внутри. Сейчас на талии повязан фартук, на груди висит бейджик, значит – некогда перерывать догадки.

Далее следовали привычные заготовки для обращения к любому клиенту, отточенные за годы работы: — Здравствуйте! Рады вас приветствовать в кафе «Орешек»! Меня зовут Мария. Я ваш официант.

После вводных выражений необходимо кратко пройтись по акциям, что подешевле сегодня на завтрак, какие блюда дня, на что действуют скидки, затем принято предоставить выбор столика пришедшему или самой проводить на любое свободное место, конечно, при условии, что обслуживание и цены его удовлетворят. Проходя мимо Светы, Маша едва заметно коснулась её плеча и прошептала одними губами: — Вырывайся из пут Амура, скоро начнётся ад.

Емкой фразы хватило, чтобы счастливая физиономия вмиг угасла, под напором  не самых соблазнительных обстоятельств. Жестоко поступила, но что делать?

Подземное царство не заставило себя долго ждать. Вообще, — заметно ли? — всё плохое весьма пунктуальный индивид, даже несколько нетерпеливый в своем наступлении, часто приходит чуть раньше ожидаемого срока или, словно по будильнику, расчётливо и неотступно, но опаздывать – не стиль земных бед и неурядиц.

Будто бы в подтверждение, снова зазвенел колокольчик, но теперь уже не переставая ни на секунду, заголосил ещё и ещё, извещая о потоке хмурых клиентов вплоть до обеденного времени. Люди перед работой спешно забегали перехватить вкусный кофе, сэндвич, яичницу. Уже через какую-то минуту вереница заспанных лиц теснилась у входа.

Светлана с душераздирающим сожалением обернулась на дверь, заслышав неуёмное звяканье, вздохнула, столкнувшись сразу же с десятком разбредающихся фигур, но, надо отдать ей должное, не продолжила мурлыкать и щебетать с кавалером, что было весьма заманчивой альтернативой, а мгновенно засобиралась работать, хотя и с максимально страдальческой миной. Паренек всё понял, обращая чистый взор к проходу, поэтому он мимолетно коснулся её руки, подмигнул и пробормотал: — Зайду после работы к шести, заберу, и прогуляемся вместе. Устроит?

Девушка кивнула, застрочив на листе в блокноте неровную, но разборчивую строчку цифр. Она положила заветную бумажку перед изумленным, но счастливым пареньком, вспорхнула со стула, на котором всё это время сидела, и унеслась, виляя из стороны в сторону длинной пышной косой до талии. Такая же улыбчивая и открытая с окружающими, как прежде, словно и не считает их всех своими главными врагами, этих голодных варваров, мешающих созданию новой ячейки общества.

Посетителей набилась тьма, в зале — не протолкнуться. Была бы многолюдность единственной проблемой, так нет, все галдели, нервничали, спешили, ели, едва пережевывая, пили, не чувствуя вкуса, тыкались в телефоны и папки с тоннами белоснежной бумаги.

Вот она — взрослая жизнь, предел мечтаний, главная греза когда-то неусидчивой беспечной ребятни, облепляющей стайками дворы, будто птицы – рябину с увесистыми гроздьями. Сидят себе эти надутые трудяги, нависая над параболическими графиками с вечными спадами, чешут лысеющие затылки, теребят душащие галстуки. И стоило ли этого того? Так уж и нужно было, сетуя на свою нелегкую долю сорванца, расположиться на подоконнике в отдаленном месте квартирки, запереться от родителей и старших братьев и с придыханием восклицать: «Ах! Как же я хочу вырасти быстрее!»? Зачем же было поторапливать без того неминуемое явление? Почему просто не наслаждаться быстротечной порой детства? Эх, человеческое стремление «сиюминутно здесь же!» не доводит до добра, только, разве что, до бутылки…

Ну, чего уж жаловаться? Не сразу рождаемся мудрецами. Ум развивается  с годами, не у всех, конечно, есть незавидные случаи, но большинство претерпевает некоторые смутные изменения в черепушке.

Так и что же всё-таки? Вымахали до солидного дяди, получили место в компании с помпезной табличкой и панорамными окнами, собственной конторкой, столом, компьютером. Питаетесь теперь по утрам не дома какой-то пакостной манкой жены, а сэндвичами, яичницей с беконом в кафе – звучит! – а вот какую зверушку  растекшийся глазок вам напомнил, пока вы торопливо не окунули хлебный мякиш в солнце на тарелке? Какую ароматную специю всыпал повар в блюдо не по рецепту, а потому, что настроение у него сегодня хорошее? Какой сироп добавила миловидная барменша в кофе, ведь вы ей приглянулись? Не скажете – не пытайтесь. Такую значительную ерунду никто в зрелости не примечает, тем более, толчения вокруг, октябрь за окнами, на работу можете опоздать…

И у всех на физиономиях, в позах, в мимике написано одно и то же…

Только в работницах теплилась бодрость, оживленность. Стремительными стрекозами, гибкими, энергичными, три официантки, даже Лида бросилась помогать, удрав со своего отгороженного сторожевого пункта, нагруженные тяжелыми подносами, ловко сновали между столами. Они умело лавировали между внезапно вскакивающими клиентами, спешно орудовали кофейным агрегатом, не путали заказы, моментально бежали к кассам и выдавали необходимый чек, помнили лица, список блюд и напитков, сроки ожидания, по необходимости подгоняя без того затюканных работников кухни, и при этом при всём успевали приветливо улыбаться только вошедшим посетителям.

Готовили здесь, необходимо отозваться похвально, как в дорогих ресторанах, лишь с тем крохотным отличием, что порции накладывали щедро, да и подавали всё: от шашлыка до итальянской пиццы и с карамельным мороженым в придачу.

Списывали заслуги, без сомнения, на поваров, которых здесь было трое, и каждый в своем деле мастер, но мало, кто знал — они подбирались по чистой случайности, так сказать, фортуне босса, что заставляло служащих заподозрить неладное в этом Иглове. Но, даже с дьяволом подпиши он договор, человеком был неиспорченным, оттого и уборщицы, народ весьма суеверные, сантехники, декораторы, чувствующие ложь и гнилость за километр, от него не сбегали, просто посматривали иногда с осторожностью.

Один из бригады стряпчих был по национальности казахом, Дамиром, с возрастом, теряющим всякие острые углы на теле. Второй – противоположный по сложению – хилым, но бойким русским корейцем, взявший имя Петя, ну а третий – итальянец Алонсо, владеющий русским на достаточном уровне, чтобы его понимали, но на недостаточном, чтобы колко кому-то отвечать. Это происходило бы весьма часто в силу задиристого характера, вызывать на конфликт он любил. Хотя, и его экспрессивных жестов было более, чем достаточно, для нелицеприятного подтрунивания. Обожаемой темой, разумеется, являлись узкие зенки коллег.

Каждый день, за исключением среды и воскресения, даже расписание чудаковатое — бог ведает, чем хозяину так не понравилась середина недели — трио приходило на работу и творило на свой уникальный лад в разных уголках кухни шедевры, отдаваясь душой жару плиты, шипению раскаленного масла, запаху интенсивно красных, желтых, оранжевых специй или объемным ванильным шарам взбитых сливок, растекающихся по золотистым выпуклым формам всевозможной выпечки. Талантливые от рождения, они не обучались в университетах, колледжах, кроме, разве что, корейца, но тот бросил учебу после первого месяца, понимая полную бесполезность просиживания нескольких лет за исписанными партами из опилок, среди набухших от чрезмерной влажности стен. Они и без того умели чувствовать блюда, рассчитывать количество ингредиентов и улучшать по своему усмотрению рецепты, этот дар передался им с молоком матерей от ядреной смеси генов всех их интуристских предков. Оставалось лишь много и с усердием тренироваться, оттачивая данность.

По словам самого лукавого владельца, казаха Дамира ему в свое время посоветовал приятель, он и сам бы его к себе пристроил, было бы куда, в офис повара пока затратно нанимать, да и слишком тривиально, не поймут люди, а парень-то прямо талантище, и лысый мужичок рискнул, покорившись настойчивым увещеваниям. Не прогадал.

Ему, если честно, вообще везло на нахождение подходящих людей.

Например, итальянец зашел сюда заплутавшим зевакой экскурсионной группы. Набрел на ближайшее кафе, проголодался и решил попробовать любимую сладость – булочку с корицей и сливочным кремом, но, поев, сердито потребовал вызвать начальника, — непременно самого главного! — не говоря ни слова о причине своего недовольства. Василий Павлович тут же явился на оклик, присел к посетителю, опять начались привычные шепотки, урчания, воркования, а потом оба полюбовно залыбились, посмеялись, директор шаловливо пригрозил иностранцу пальцем, последовало рукопожатие двух деловых партнеров.

Со следующего дня в беленькой форме и со вступительными словами: — Я ещё покажу вам, что такое настоящее кондитерское волшебство! Вы ещё попробуете у меня!

Как можно предлагать этакую дрянь в райском местечке?! – он стал здесь работать.

Конечно, казах надулся на оскорбление его кулинарных навыков, хотя и признавался, что со сладостями, за исключением национальных, с родины, у него дружба как-то не идет. Но быстро простил, покоренный мягкими румяными улитками с орехами, творогом, медом и сухофруктами, которыми приезжий с земель знаменитой пиццы и пасты часто баловал каждого, наметилось бы приподнятое расположение духа. Опять управленец подался влечению обстоятельств и снова не промахнулся.

Ну и в третий раз его удача не иссякла потому, что прибывший русский кореец, порядком распространенное когда-то явление, тоже не подкачал. Пришел по банальной причине – увидел на столбе давнишнее потертое объявление о свободной вакансии и решил попытаться – очень уж нужны средства к существованию.

Без проблем найдя кафе по указанному адресу, телефона для звонка не написали, зашел на кухню. Там ему молча выдали выстиранную отутюженную униформу и беспощадно кинули в полымя, приставив к плите с ножом и сковородкой. Было утро, акции, идея о которых внезапно озарила владельца, и до непростительного мизерные ценники набирали популярность среди жителей. Взмыленный, красный, зеленоглазый в мать, Петя орудовал наточенным лезвием, доской, кастрюлькой, которую только и поспевала намывать загнанная посудомойка, словно подлинное чудо — восставший самурай. Так и прошло его боевое крещение.

Стоит ли говорить, что под конец дня, когда официальный договор был подписан, этот салат из приезжих, эта разношерстная троица стала неразрывно связанной?

Несмотря на интернациональность коллектива, внутри улья кафетерия ссоры были крайней редкостью, а если случались, то непременно как-то сглаживались. То ли на всех влияла атмосфера «Орешка», то ли заботливый пронырливый Василий Павлович очаровывал, то ли тщательно выбранные цветы отчищали помещение от сгустков негативной энергии, только неизъяснимым было такое стечение благоприятных обстоятельств в одном месте.

А посетителей тем временем прибавлялось. В основном, всё тех же, давно слывших постоянными. Чай, кофе, кофе, чай, двойная порция завтрака из яичницы с помидорами и колбасой – то и дело записывали ручки в блокнотах их заказы. Чего же не елось дома?

«Быстрей, быстрей, быстрей!» — неистово помыкали девушками сжатые в линии рты толстопузых гурманов, оставляющие без ответа вполне уместный вопрос. Какие уж тут личные проблемы? Какие уж тут депрессии? Такой освежающий источник хлещет вверх, до самого поднебесья!

В бешеной погоне промчалась, унеслась безвозвратно первая часть дня, что на кухне, что в зале, все валились и ныли от усталости.

Маше так и не удалось надолго присесть, что уж говорить об анализе своих подозрений, терзаний? Они подождут до более спокойных времен, сейчас от неё требовались максимальная открытость и фокусировка. Приходилось молниеносно реагировать и думать, запоминать и советовать, всегда быть готовой для дачи вразумительных объяснений по виду, весу и вкусовым характеристикам еды с отнюдь не говорящими именами. Хотя, новые лица – редкое явление в таком затерянном кафе, как «Орешек», но завсегдатаи, перепробовавшие практически всё, часто переспрашивали, что представляет собой шедевр с интригующим наименованием от Иглова. Что за «Радушный тролль», «Мышь в балетной пачке», невиданное кофекао, смесь кофе и какао, которое подавалось только здесь? Люди не позволяли забывать эти сведенья, дотошно выведывая состав.

Помимо Марии ещё две пары ног в удобных кроссовках носились по проходу от кухни и обратно, иногда проходили к выходу, иногда шествовали по залу, встречая, провожая, отшучиваясь.

Им тоже доставались нелегкие опросники.

Например, у бедняжки Светы, больше всего жаждущей остаться за баром с воспоминаниями о студенте, уносясь мечтами в предстоящее свидание, какой-то беззубый старикан больше двадцати раз переспрашивал о причинах, побудивших наделить гороховую кашу званием «Последствие отравления». Она яро уверяла с каменным выражением, героически подавляя приступ подступающего хохота, что для неё это такая же тайна, и, что она давно не строит домыслов о причудах владельца заведения, и, да, если хочет, может заказать что-то другое,  хотя продукт съедобен, меню достаточно обширное. Но тот всё не унимался, постукивая венозным кулачком.

Лидия же вертелась с двумя подносами у столика, оцепленного директорами какой-то промышленной фабрики. Они, наоборот, не интересовались ничем, кроме своих схем и таблиц, распечатанных на кипах бумаги в файлах, делая заказы по её «личному усмотрению» и заглатывая блинчики, омлеты, пончики с одинаковым рвением. Вот и гадай, что понравится этим господам в черных костюмах, лишь бы поскорее!

Ох уж эти суетливые, дерганые тираны, устраивающие им самые настоящие сумасшедшие гонки с препятствиями, стекаются со всех прилегающих домов, набиваются в маленький «Орешек»!

Но, хотя работа и затягивала, Маша ловила себя на том, что не могла полностью, как обычно, в неё погрузиться. Воспоминание о темных шоколадных глазах неустанно маячило на заднем фоне, по коже пробегала волна крошечных мурашек. Густые мазутные очи смотрели на неё ото всюду и ниоткуда, наблюдали из всех мест одновременно… Возможно ли? В них мерцал огонь той подожжённой спички из ночного кошмара… Вновь оживала предрассветная темень на перроне, баннер, статуи, спрятавшиеся в её складках, словно в плаще, громоподобный истошный вой поезда с затихающим вдали: — «Не-е-е-ет!» Эти страхи периодически выплывали, мерещились с той поразительной четкостью и ясностью, которая бывает лишь впоследствии глубоких сновидений, когда за ночь переживаешь ещё несколько вполне реальных жизней, хоть ты и не возьмешься пересказать их сызнова кому-то другому, не поверят. После пробуждения же возникает абсолютная непоколебимость, тебя, скорее всего, надули, лишили части памяти по пришествие в эту вселенную, оставив с жалкими обрывками. «Каким способом обратно вернутся в сказку?» — гадает человек в течение суток.  «Каким способом не нарваться на портал в ту страну кошмаров?» — гадала работница, возвращаться туда ей, как раз, точно не хотелось.

А затем, Мария глянула на циферблат с недоверием, — может, кто-то перевел часы вперед? — наступил промежуток законной передышки — полдень. «Неужели? Так скоро?» — читался вопрос в голубых глазах. Две официантки в свою очередь уже с наслаждением облепили стулья за баром, вытягивая ноги вперед, массируя лодыжки, мышцы неистово гудели, они приглашали подругу присесть к ним, но она не подошла.

Девушка и не заметила, что объем работы стал ощутимо сокращаться.

В обеденное время клиенты, как известно, куда более веселые и разговорчивые, чем утром, приходили из соседних магазинов группками по два-три продавца, не целыми офисами. Часто подшучивали над работницами, передразнивали друг друга, раззадоривали, теперь они перестали ненавидеть каждого пришедшего, не сдерживали гогот, обстановка заметно разряжалась. Приходилось отрываться от мест в более редких случаях – люди просто заказывали и просто ели без критики, дозаказов, жалоб.

Единственное, Маше пришлось повозиться с огромным семейством из шести человек: отца, матери и четырех дочек, младшей из которых было два, а старшей двенадцать.  Маленькие девочки всё требовали у родителей новые порции сладкого. Официантка терпеливо забегала на кухню, прося то ещё мисочку мороженого, то рогалик, то трубочку с кремом. Но глава этого женского сборища старательно поднимал ей настроение комплиментами и анекдотами, так что она не очень оплакивала свою участь, пока Лидка и Света лениво беседовали о чем-то, попивая чай.

Далее количество визитеров стремительно уменьшалось, что заметно облегчало существование. Как на кадрах немого кино лица, будто бы изображенные на глянцевой пленке, проносились стремглав,  поочередно заменяя одно на другое, но затем аппарат с тарахтением ускорился. Все превращались в памяти в единое рябое пятно странной растекшейся формы, непонятные наборы размытых линий и точек, которые глаз не успевал восстановить до вразумительной картинки, мелькали друг за другом, только избранные личности из толпы чем-то цепляли. Какая-то родинка, морщинка, улыбка затем оставались от них, прикрепляясь к великому множеству выхваченных штрихов, создавался новый портрет, сливая обрывки в иную персону с уникальным профилем и отметинами. Но эти кривые так же неугомонно  чередовались между собой, не в силах замереть, остановится на чем-то конкретном. Если бы полученный объект, вдруг, прошелся по городу – никто бы не смог описать его наружность, спустя секунду нос, форма глаз, складка лба уже оказывались преобразованными.

На ужин, из великого сонмища гостей — свободных кресел всё равно оставалось маловато, запомнившихся Марии было не так уж много, забегала лишь мать с расканючившимися детьми, бескомпромиссно требующими вкусную аппетитную булочку. У неё была потрясающе красивая голливудская внешность с пышными лохмами уложенных волос, жемчужинами зубов и очень грустные глаза. Несколько пенсионеров, празднующих годовщину, обоим примерно за семьдесят, а они кокетничали друг с другом, как малолетние. Неугомонно виляли ножками в воздухе за столиком у подоконника, с хлюпаньем в унисон попивали из общего стакана молочный коктейль и подносили на ложечке партнеру собственное блюдо для пробы. Или несколько опоздавших поклонников Светы, завидевших работницу через окна, рискнувшие зайти, но далее действий не принимали, кроме как вызывающих наглых разглядываний. Среди них был обособленный молодой человек, всем видом говорящий, что ему полностью наплевать на окружающих людишек. При входе он моментально занял угловое кресло, подпер подбородок, искривил губу, с неприкрытой скукой в глазах обвел помещение с десяток раз. Привлекла заостренная серьга в хряще его уха, украшение было со звездами и планетами разных цветов. Да татуировка на скуле в виде скопища ласточек. Необычные предпочтения.

Изрядное количество раз особо любопытные и общительные  посетители возомняли себя психотерапевтами и обращались к призадумавшейся официантке с вопросом о её печалях. Может, намеривались познакомиться. Может, набивали скидку. Может, жаждали подружиться и помочь, но она лишь уклончиво лепетала невразумительные вежливости и срочно ретировалась, подражая Иглову, но не к выходу, а за спасительную спину барной стойки.

Всё вконец становилось каким-то фантасмагорическим. Голоса, лица, скрежеты, смешки, обращения смешивались в гремучей смеси, взбивались на высокой скорости в адском миксере и выплескивались наружу специфической жижей. Даже Лида, своими комментариями часто вызваляющяя её из этого состояния, насуплено глядела на неё из-подтяжка и молчала, не говоря ни слова, разве подгоняла по работе. Не подавала рукИ, не тянула в мир.

Что-то действительно произошло между ними с утра, что-то надломилось, порвалось после рассказа, что-то случайно выдала эта магическая история саламандры, но что именно, в голову никак не приходило. А в довершение — каждая пролитая капля кофе, каждая мутная клякса на столе превращалась в око незнакомца со станции, глядящее прямиком в её измотанную душу.

Холодно, внутри было нестерпимо холодно от некоего простудного озноба, иногда доходило аж до клацанья челюсти. Нестерпимо хотелось завернуться в одеяло, усесться в кресло у батареи и заварить прогревающий напиток, но, сколько она не пила чай – зябкость никуда не девалась, только от разморенности опускались веки. «Спать, спать, спать…» — щемяще завывал организм.

Девушка очнулась, когда часы показывали семь вечера. По-настоящему очнулась. Так, словно, её,  до того дремавшую в полусознательном состоянии, беспардонно окатили проточной водой. Наяву же работницу всего лишь кто-то с неимоверной силой тряс за локоть. Коготки оставляли следы на коже. Кудри щекотали щеку. Лидка. В первый раз после того разговора о спичечном коробке она с заботой и вниманием, без боязни, склонилась над ней близко-близко, смотрела в упор и ласково звала по имени, кажется, уже достаточно долго.

— Э-э-эй, дорогуша, опять куда-то унеслась? Ма-а-ашка-а-а… Медитации на рабочем месте никто не запрещал, но слишком уж ты углубилась в связь с космосом и окружающим миром. Засосет – не заметишь, вылезай-ка, драгоценная. Официально выходной наступит буквально через несколько часов. Выспись завтра, воспользуйся шансом, обещаешь? Дается всего лишь пару раз в неделю, надо бы ценить…

Удостоверившись, что та пришла в себя, девушка проговорила уже без юмора: — Беспокоюсь я за тебя, девочка. Извини, но выглядишь очень уж паршивенько… — они немного помолчали. Как в былые времена – почему это казалось чем-то далеким? – подруга села на корточки и положила подбородок на колени Маши. – Загоняешься из-за паренька-тире-фокусника-тире-обманщика, да? – опять молчание. Диалог как-то не хотел клеиться. Эмульсия, вероятно, некачественная попалась. – Ты прости, я там наговорила… И за тон мой резкий особенно, не знаю, приспичило что-то, не думала тебя обидеть, всё вылетает из головы, в общество каких нежных и чувствительных созданий меня занесло. Не пойму, что нашло…

Хрупкие девичьи плечи приподнялись вверх, а потом устало опустились. Она опять отвела глаза в сторону, смотря в только ей видимую точку.

— Эх, вру… Не могу с тобой рядом лгать, плохо же ты на меня влияешь, слишком порядочностью веет…

Точнее выразиться следует так: я догадываюсь, что меня сподвигло отдалиться сегодня от вас, но тебе пока не скажу… Запутанно всё это, да и тайна, по сути, не исключительно мне принадлежит. Может, когда-нибудь потом наплюю на всякие клятвы верности и ритуалы на крови, — глаза по косой остановились на лице Маши, та никак не отреагировала. — Или ты к тому моменту и сама догадаешься без чужих признаний, а может, и никогда не рискну, и ты не будешь обращать внимание на подсказки, часто люди их не видят… Время покажет, конечно, но скорее всего, придется…

Знаешь,  так странно, — после паузы продолжила изливать вслух давно тяготившие её размышления коллега, — смотришь, в прошлом ты была абсолютно уверена в чем-то. Выдвинула догму, постулат, сделала себе обязательную непреложную установку – только так и не иначе, — погрозила указательным пальцем в воздухе. — А потом вдруг оглядываешь себя через неделю, месяц, небольшой отрезок, ну, если посудить. И вроде нечего такого уж примечательного, совершенно кардинального не свершилось, всё текло, иногда чуть поспешнее, иногда чуть черепашьи, понемногу происходили сдвиги в связи с новыми людьми вокруг, поступками, изменениями в работе, семейном положении, но из ряда – да ни-че-го. Так оно и накапливается постепенно, это твое обновление, по чешуйке, по чешуйке – и та-дам! – свежая шкурка надета. И ты открываешь, что превратилась в коренным образом переделанную личность с уже новыми установками. И то, что когда-то воспринималось тобой на все сто непотребным, непростительным, теперь не кажется чем-то ужасным, просто нежелательным, но возможным, почему бы и нет?..

Маша отстраненно наблюдала за ней: женственный профиль этой кладези мудрости в теле школьницы тонул в облаке каштанового, цветочные духи с жасмином проложили десятки дорожек между столами, словно порфира короля. В эту минуту пьянящие бутоны привораживали её, обнося со всех сторон крепостью сладких благовоний. Зря, она итак была очарована. Затем Лида тяжело выдохнула, будто пыталась признаться в каком-то проступке, но не смогла и несмело посмотрела ей в глаза. Губы дрогнули в виноватой улыбке, точнее, только один конец, вторая половина оставалась обездвиженной. Плотная пелена парфюма колыхнулась.

— Бред какой-то лепечу сейчас… Ты, наверное, ничего не поняла из ерунды, которую я только что выплеснула… Не тони в этом, хватит с тебя больных с их заморочками, кажется, сама от такого натиска в психушку сляжешь.

Тронула её лоб, словно желая убедиться наверняка в приемлемом самочувствии подруги.

— Понимаю я того паренька, Маня, — видно, осталась удовлетворённой осмотром, — тебе хочется выговориться… От тебя исходит, как бы это… желание не просто выслушать, но вникнуть и понять человека. Нет этой равнодушности к чужому горю, чванства, высокомерия. И я бы тебе первой-первой доверилась со своими заморочками, да страх ещё сильно давит, сильнее, чем ожидала…

«Она, моя смелая и храбрая воевода, с осанкой полководца, с взглядом ястреба, кого-то может бояться? Ого! Чего же ждать от меня, лесного шуганного зайца?»

— Почему вот в парикмахеры-то пошла? Жила бы припеваючи в роли психолога,- не угомонилась вещать о накипевшем работница. — Выговорились часок – сразу чек выписала на пять тысяч, потом сказала, нужно ещё на пару сеансов прийти – ещё с десяток бумажек… Да, ты не такая, знаю уж, чуждо тебе богатство, толстосумы, романтичная моя… Перегибаю палку.

Запутала только больше, угадала?

— Ну… Полностью смысл не дошел, — не стала привирать собеседница, признавшись чистосердечно, — но в общем и целом… Скрывать тайны – твоё право, не велика беда, у всех есть. Когда захочешь, откроешь то, что необходимо, то, что посчитаешь там по своему мнению нужным. Я не знаю, какие скелеты в шкафу замурованы у тебя в спальне, не стану и выпытывать подробности, просто будь уверена, что доверять мне, правда, можно, даже и самое абсурдное, несусветное, ты ведь нечто подобное рассказать хотела? Не обещаю, что смеяться не буду, но… выслушать то смогу.

— А говоришь, что не поняла ничего, как же! – официантка шутливо коснулась кончика её носа. — Да ты буквально самую суть уловила и коротко всё выстроила, пересказав! Спасибо за терпение и понимание… Трудно это всё…

— Пожалуйста, обращайся, не сложно, но вот насчет загадок – ты верно подметила. С меня сегодня итак хватило, поэтому пока не тревожь новыми, хотя, сомневаюсь, что они способны переплюнуть эти…  колдовские.

— Способны… К великому сожалению, ещё и похлеще имеются, — вздохнула девчонка-подросток.

-…Но вот твоим советом по поводу нормального сна я, пожалуй, с удовольствием завтра и воспользуюсь. Хватит интриговать! Молчи! Никаких иных перегрузов, прошу!

Лида мотнула головой в знак согласия и встала: — Да, отдохнуть тебе просто жизненно необходимо, как бы мне не хотелось раскрыться, так и быть, запрусь на ключ, а тот до поры выброшу, но ты обещала, помни, с тебя должок – роль поверенной. И перестань грустить, раз уж начала придерживаться моих советов, — добавила она, снова обретая былую подвижность и бойкость. — Тоска моя зеленая, найдешь ещё себе кого-нибудь гораздо лучше. Выкинь из головы, образуется всё на свете, это моё тебе обещание, глаз за глаз, зуб за зуб. За плохим – всегда хорошее. Сошел с ума, не сошел, пошутит, не пошутил, какая к черту разница, если это его личные проблемы? Ты попыталась, совесть должна быть чиста.

— А розыгрыш ли был? – девушка сидела напротив входа за стойкой, где то и дело сновали спины уходящих посетителей, говорившие вежливые «до свидания!». Ответа они не получали. – Я и в этом стала сомневаться. Во всем стало сомневаться и совершенно ничего не понимать, а мне ведь всё-таки интересно, — послышался усталый вой подруги и звучный хлопок по лбу, – как-то странно вышло сегодня, да?

— Девочка моя, — Лида положила ладонь на каштановую макушку, чуть светлее собственной, и убрала несуществующие соринки. — Это верно, тебе досталось по полной, даже больше. Не пожалели, не смиловались, но послушай такую старуху, как я.

«Смешно, с учетом того, что она младше…»

— Всегда всё в конце встает на свои места… В один прекрасный день, ты откроешь глаза и прислушаешься к своим ощущениям. На тебя нахлынет неожиданное осознание того, что тебе спокойно, что внутри… как бы это…

— Гармония?

— Гармония! Да, именно! Ты просто почувствуешь на уровне какой-то своей интуиции – на время все непонятности завершились, тайны раскрылись, а если и нет, то перестали тебя интересовать, ты их отпустила плавать по пространству, расслабилась, готовая ко всему и не ожидающая ничего. Картежники за столом твоей судьбы, надо отдать им должное, досталось же тебе, вскрылись, выложили все тузы, ты изумленно почесываешь за ухом с приоткрытым ртом, не веря, когда, как, может ли такое быть?

— И скоро ли это произойдет? – Мария по-прежнему задумчиво и неподвижно восседала на высоком табурете с тремя ножками. – Когда же придет тот баланс? — подруга стояла рядом, всматриваясь во что-то за окнами. Немного подумав, та всё же ответила и отвернулась от стеклянных перегородок в стенах: — А черт его знает! Просто кончится, это непременно, извини, тут уж без конкретики, даже и карты не помогут, — опять в её интонации не было никакого юмора, только лимонная горчинка.

— Как-то и боюсь у тебя уже просить, — неожиданно вымолвила официантка, накручивая кудряшку из прямых волос подруги себе на палец, а затем натягивая её над губами, словно усы. На этот раз Маша повернулась к ней. Было заметно, что Лида немного колеблется, но заминка продлилась лишь секунду, потом она вздохнула, видимо, не найдя другого выхода и попросила: — Не хочу я тебя одну оставлять, но так надо, наверное,… В общем, можешь задержаться тут до последнего посетителя, прибраться, а потом закрыть кафе? Пожалуйста…

Чего я, в самом деле, не первый же день работаешь?

Столы мы со Светкой протерли, стулья составили, да и остались немногие.

Только сейчас Маша, покрутила головой, оглядывая изменения в зале: толпа голодных и ненасытных заметно поредела, теперь помещение выглядело таким же пустым, убранным, отдыхающим, как и с утра. С небольшим отличием в виде нескольких фигур за столиками, но они скорее служили неким декором наравне с торшерами или рамами на каминной полке. И только сейчас до неё дошло, что Светины вещи не висят на вешалке, как, впрочем, и Лидины – девушка держала свою меховую шубку в руке вместе с миниатюрной сумочкой на цепочке. Официантки решили не тревожить её, сделав последние штрихи перед закрытием. Действительно, за пустыми столами стояли плотно приставленные стулья, салфетки, приборы, солонки куда-то исчезли, а вокруг, за не покинутыми местами, сидели несколько кучек вымирающих любителей душевно поговорить вечерком вне дома.

Парочка пенсионеров, шепчущихся у окна при свечах с самого обеда, где сидел до того новый знакомый Светланы, четверо мальчишек на диванах у стены, от них иногда доносился привычный подростковый гогот, но тоже приглушенный, будто в библиотеке. Девушка за книгой у входа, скорее держит бумажный переплет с многочисленными страницами для вида, нежели для чтения. То и дело опустит глаза на написанное, а потом сразу же обращается к выемкам в стенах, за которыми бредут редкие представители населения – даже в позднее время некоторые любят бесцельно пошататься, а не посидеть в квартире. В самом же дальнем и неосвещенном углу кафе сидел мужчина с бесчисленным количеством папок, томов, деловым портфелем рядом, заинтересовано водя пальцами по записям, периодически заглатывая кофе… И что любопытного можно найти в скупом на эпитеты языке юристов?

«Дурацкое же это правило – работа до последнего клиента! Кто такое выдумал?! Домой бы лучше шли, а не захотят – улицы открыты, клубы, бары, но другим то не удлиняли бы рабочий день», — сокрушалась она безмолвно.

— Поварам я сказала идти домой, — прервала скрытую ругань работница. —  Пускай, служивые отдохнут, да и нам не помешает… Так что заказы ты принимать просто не сможешь, максимум, напиток какой. Тот мужчина, — она жестом указала на неизвестного в углу, — уже кружек пять выдул, вливает в себя до бесконечности, может, с него и хватит, а может, придется сварить, если попросит. В турке, видите ли, предпочитает, востока подавай! – возмущенно прогнусавила официантка, топая крошечной ступней. – Ну, я тебя учила – справишься, — Лидия по-матерински потрепала Машу за щеку, та приподняла подбородок и с деланой, какой-то хилой хитрецой спросила: – А вы чего не остались, леди? Ты же обычно тут восседала. Амурные делишки?

Лида тоже чуть ехидно улыбнулась, мол, ну понимаешь же ты всё, лябовь, она такая.

— Во-первых, тебе нужно здесь сегодня остаться… мне так кажется…  — девушка не нашлась, что на это возразить. – Против интуиции не попишешь. Во-вторых, со мной всё понятно, мириться еду, нести белый флаг своему возлюбленному, моя очередь делать первый шаг, не маленькая уже.

«И действительно не маленькая, будто ей и не двадцать вообще, а все шестьдесят. Столько уверенности, учености!»

— Увидела я тут, как вы, одинокие мучаетесь… Извини, конечно, но подобного как-то не хочется, даже от кошмаров спасти некому.

— Это ничего, хоть тебе на пользу идет мой неудачный опыт в личной жизни. А Светка с парнем?..

— Какие мы догадливые. Светка с парнем, — качнула головой коллега. Пышные локоны красиво съехали сначала вперед, а потом перекатились назад.

Представляешь, он сам её пригласил! Наконец! Хоть кто-то действует! А она ему номерок телефона всучила – вот и прыткость проснулась. Стоило только припечь хорошенько! Он как вышел, сразу ей и набрал, удостовериться, что точно встретятся, говорил, жить не может, если не будет уверен, что та позволит отвести себя на свидание, и в подобном роде целых пятнадцать минут трещал – засекала. А она и без того была в высшей степени очарована. Нашла эту ванильку ярчайшим примером изобретательности и романтичности! Ну, её дело… Честно, студентик мне понравился, одобряю, думаю, он, в отличие от большинства, взаправду всё от сердца, а не от полового органа лепетал, такой сладкий и наивный. Лапуля. Но при этом не постеснялся проявить к даме интерес! Будет счастлива, гарантирую, — подытожила монолог Лида.

— Что, на картах погадала? – съязвила подруга, сощурившись.

— Ха! Скажешь тоже, тут и без них всё ясно! Ты же тоже почувствовала? – Мария угукнула, усмехнувшись. Её гримасу расценили по-своему, поэтому в следующее мгновение коллега с сочувствием, но беспрецедентно сказала: — Да и ты себе найдешь, если не волшебника из мира Оз, то обязательно где-то рядом. На меньшее ты, кажется, не согласишься. И будет умный, симпатичный, с чувством юмора, подкаченный! М-м-м… Есть ещё предпочтения?.. Отправляю заявку вселенной, – обе синхронно, без тени притворства расхохотались, но потом вовремя очнулись, осмотрелись вокруг, нет ли недовольных от их непростительно громкой выходки. Пронесло.

— Да иди ты уже, иди, не беспокойся закрою я кафе, и руки на себя накладывать как-нибудь воздержусь после такой-то лекции, и в мир воспоминаний навсегда не улечу, — отсмеявшись, заявила румяная Машка.

— Ага! Попалась! Ждешь кого-то, угадала? Вон как меня выставить хочешь…

— Как же! Шатается мой колдун где-то далеко… Надеюсь, найдет,… но честно-честно, вот выгоню всех этих завсегдатаев-проглотов побыстрее, полуночники чертовы, но повежливее, постараюсь не пинками, и закрою, предварительно каждый угол перепроверю. Иди, лети, спеши к своему суженому налаживать личную жизнь. Пусть хоть у кого-то… А я буду восседать старой перечницей на трехногом троне, злой и одинокой, сгнивать от зависти к своим удачливым подругам и почесывать представителей своего микро зоопарка.

— Хочешь, я тебе даже котиков подарю на следующий день рождения, чтоб жизнь малиной не казалась? – послышался ответ ей в тон. — Как же, сгнивать она будет… Ну-ну… Нечего тебе в раю не умершей пребывать! Ишь, легкости захотела, простоту подавай! А кто же ссориться будет, расхлябывать последствия, вечно приводить себя в порядок, контролировать вес, готовить на себя и плюс на добрую сотню солдат армии оголодавших? И кому будут лапшу на уши вешать: не ем я твои противные йогуртики, для кого ты их покупаешь? А в итоге они кем-то таинственно сжираются. И стоит с невинной мосей потом эта детина. Боится в глаза смотреть, когда я открываю вечером холодильник с пустой полочкой этих самых «противных йогуртиков».

Нет уж, милая, не позволю тебе так просто отделаться, да ещё не ощутив в полной мере всей прелести знакомства с каргой похлеще меня, ведь у него и мамаша есть, в комплекте крепится. Не умереть тебе, драгоценная, без страха перед её ревизией! Столько интересного – честное слово! Экстрим!

И обе опять рассмеялись, сложившись напополам, не делано,  а совершенно искренне.

— Вот теперь я тебя узнаю, теперь не беспокоюсь, — пытаясь отдышаться, промурлыкала Лидка.

— Спасибо за разговор… Стало лучше, — с благодарностью отозвалась девушка, ловя себя на мысли, что впервые за этот день веселится без приступов истерики на подходе.

— Ой, да что ты, мне несложно, лишь бы вызволить тебя из топи. Не на такое ещё пойду, — она, как ни в чем не бывало, пожала плечиками, подобрала покрепче шубейку и, повернувшись на каблуках, с цоканьем по-модельному прошлась к выходу. Отправив на прощание воздушный поцелуй, кокетливо махнув ручкой и прошептав алыми губами: — Всё будет хорошо в конце. Всегда. И помни, ты – лучшая, — скрылась за дверью, исчезнув в холодном октябрьском вечере.
На секунду ледяной ветер и морозец успел просочиться через раскрытую щель, но быстро погиб в войне с теплом помещения, едва коснувшись невидимым пронизывающим дыханием Марии. Та, снова было впавшая в анабиоз – радость на поводке вышла вместе с Лидой – очнулась от забытья, как только что проснувшаяся сова сонно и недовольно обозрела мир. Из посетителей никто и не думал встать и убраться восвояси.

«Вот что за люди пошли?! Нет, чтобы дома поговорить, насидеться в мягких пижамах под пледами и с любимой кружкой – надо непременно куда-то тащиться. Многое бы я сейчас отдала, чтобы оказаться в своей замызганной квартирке!» — канючила официантка.

Стрелки на часах, жалко влачившие своё существование с допотопных времен, неотступно приближались к восьми. Они глаголили неопровержимую истину: рабочий день давно закончен, пора выпроваживать этих полуночников. Тонкие усики на циферблате подгоняли её монотонным потикиванием, разнося короткие ударчики по залу, но вряд ли кто-то их замечал кроме полулежащей страдалицы.

Все вокруг погружены в свои разговоры, нет, в мысли, разговоры это так, прикрытие. Лица хоть и изображают какую-то мимику, руки хоть и вытворяют какие-то вялые жесты, посетители не здесь, они все без исключения притворяются, слушая друг друга в пол-уха. «Вот и правильно, вечер лучше провести с самим собой, в такой компании всегда найдется, что полезного обсудить, там же столько накопилось! Но с этим отлично можно справить и на ку-у-ухне…

Ладно, прожорливые, вылезайте из закромов, лимит моей силы подходит к концу, — обратилась она к своим собственным мыслям, — грубить клиентам не хочу, как и увольнения, поэтому скрасьте-ка время своим присутствием, развлеките.

Нечестно всё это, однако, итак целый день меня донимали».

Мария прислушалась к внутренним шепоткам и кивнула. Да, они только и ждали приглашения, дай им волю – тут как тут, протягивают длинные щупальца, окутывают хандрой, подбираются ползком к сердцу. Сначала осторожно касаются несчастной мышцы, лицемерные актеришки, а потом спешно и жадно опутывают веревками беспомощно выстукивающую жертву.

Девушка сидела за баром, спрятавшись теперь за его громадой, ощущая всеми фибрами мерзкую тяготу, осеннюю слякоть где-то там, у солнечного сплетения. Смешно, солнцем там и не пахнет, врет название. Лоб беспомощно повалился на скрещенные руки, одна нога согнута, лежала на другой, опирающейся на подставку стула. Чувствовала она себя, как опустевшая солонка или как выжатая баночка с кетчупом. «Кажется, во мне пропал поэт! Какие литературные аллегории, метафоры, узрите! Да, кетчуп, это больше подходит». Сегодня она определенно баночка с кетчупом – вот только некогда пополняющая её красная жидкость внезапно иссякла, оставив одну пластиковую оболочку для вида, и то с практически стертой наклейкой.

«Отчего же так плохо? Что за жирная черная полоса? И спички посеяла,  крошечное воспоминание о минувшем, правда, это минувшее всё никак не желает отпускать, становиться тем самым прошлым, каким и положено быть. Присосалось уперто к настоящему и грызет, муслякает. Гад. И про паренька ничего не узнала, как он там вообще, живой? И глаза везде мерещатся… Да чертов октябрь портит настроение своей грязно-серой гаммой!

Так, ладно, Машка, не ныть! Держись! Хватит киснуть! Лида сказала, всё будет хорошо, а ей важно доверять. Бери с неё пример, сильной, независимой… Хотя, сегодня тоже какие-то странности говорила. Надо оставаться в кафе по судьбе, по картам, секреты не может раскрыть, экзорцизмом увлекалась… Что придумала вдруг? Попала под дурное влияние моего личного бреда?

Ох! Похуже ситуации были.

Кажется.

Были же?

Сразу-то ничего, конечно, не приходит на ум, но точно были. Наверняка.

Или нет? Или сегодня наступила то самое «хуже некуда», о котором иногда вспоминаешь, как о мериле неприятности?

Вот это да! Не верю! Установлен новый рекорд?! В голову ничегошеньки другого не приходит, такая подавленность, немощность… Я бы запомнила.

Наверное, самое плохое свершилось… свершается».

Призадумалась. Обыкновенно в минуты печали её заполняла боль, разные причины бывали: люди уходили, как прозаично упоминают смерть, ну или действительно уходили из Машиной жизни, открывая дверь, закрывая, разлетаясь по планете кусочками, кто-то оскорблял, давя на самое воспаленное, кто-то мог предать. Или, одноклассники, в основном, хвастались путешествиями, развитием, повышением, крутым хобби, забегая за блинчиками с сиропом на завтрак, а она лишь тем, что, ну, скажем… Сегодня разрешили взять с собой после смены в кафе больше булочек на одну, чем раньше… Такое себе достиженице по сравнению с прыжком с парашютом или покорением Эвереста.

Вслед за болью по плану наступала остроконечная тоска, везде мельтешит былое, проносящиеся места преисполнены теперь смыслом, Стинг завывает об одиночестве под покрапывающие тучные слезы на окнах. Накатывалось какое-то тянущее отупение, разное по силе, в зависимости от привязанности, а привязывалась она быстро, если человек хоть немного добрый и любит шутить. Её изъян, слабина. Это было неприятным, да вот напоминало о том, что в ней по-прежнему теплиться что-то близкое с хождением по границе смерти и по юдоли бытия. Тем не менее, не тьма кромешная, она не из привередливых, на подобное не жаловалась.

Но зато потом заступала на пост она — опустошенность, нижайший уровень удрученности, максимальный минимум, если можно выразиться подобным образом. Расположен где-то рядышком с загробным миром на вскидку, по приблизительным ощущениям. Когда не заполняет ничего, будто все чувства разом подали в отставку – значит, играешь со страшным. И без того угрюмый город вообще выцветает, словно линялый ковер, улыбки теряют пыл, солнце не светит, а иссушивает, саранча не стрекочет, она играет гимны мору, реквием в шуршащей траве из страждущих.

Вот и сегодня подобное Ничто ходит за ней по пятам, а эмоции взяли отгул, оставив хозяйку на растерзание бесконечному дню со всеми актерами театра абсурдности, балаганом клоунов, иллюзионистов, жонглеров. Вернитесь! Вернитесь немедленно! Прошу… Никаких выходных и отпусков больше, чтоб вас! Кольните иглой, вытащите из оцепенения! Но никто не пришел…

«Я должна научиться справляться с этим самостоятельно, выуживать себя из депрессивной проруби за рыболовный крючок на леске. Должна! Но как же сложно… Противником становится негатив внутри тебя. Мысли, испуг, стеснение, ярость,

потом ещё добиваешь накручиванием, как последним выстрелом. Помимо этого, они незримы, их присутствие различаешь, исходя из определенных параметров: упадок настроения, хандра, ищешь тумблер для установления извечной пасмурной погоды, ибо бесит, что лучистая звезда зубоскалится с неба, никого не желаешь видеть. Лежать тюленьчиком, да и всё.

Вот бы мне выдержку девочек, уверенность, разумность. Проходила бы через терние без затруднений и тупиков…

Или нет? Или Светка ревет навзрыд по вечерам, заедая мороженым низкопробную мелодраму, где показаны, пускай даже наигранные чувства, не имеющие аналога в реальности? У неё то и вовсе нет никаких.

Я ведь толком ничего не могу сказать о том, что же с ней происходит за пределами работы… Может, неутомимо хлещет красное вино по акции?

А верит ли Лида сама в свои мудрые убеждения, когда её личные дела плохи? Она, наверное, да. Она всегда умела держаться.

Взять ссору с кавалером – переступила гордый нрав во имя любви, пересилила себя, и отправилась извиняться через «не могу». Тогда и я преодолею какие-то никчемные ужастики. Не хуже! Вот ещё немного поработаю, доеду до дома, лягу спать. Наутро всё наладиться… Обязательно… Обязательно!» – с такой установкой девушка отодрала голову от рук, будто липкий воск от кожи – с оттяжкой. На лице – красный отпечаток и воинственное выражение, как у окрещенного боевым званием индейца. Сердитые решительные глаза, нахмуренные брови и готовность ко всем невзгодам. «Не сдамся! Не дождетесь! И без вас, мистер радость, обойдусь. Тоже мне, товарищ! Соберись,  жижица!» — так и слышался командный тон Лидки. «Попробую я, ладно. Хоть будет, чем оправдываться на страшном суде.

Представляю…

Э-э-э… Здравствуйте, сэр, кто вы там, слишком уж много человечество напридумывало вам кличек. Добрый день! Обращайтесь ко мне, пожалуйста, просто Маша, не надо официального – Мария. Так привычнее, официанткой ведь была, знаете, наверняка. А к вам как нужно, что предпочтительнее? Можно никак? Отлично, хорошо, запоминать меньше.

Давайте пойдем дальше.

Что там по правилам осуждения? Грехи? Признаю ли?

Ха! Признаю, безусловно. Грешила, было дело, не отрицаю. Вина имеется и персональная, и по случайностям, на других людей не сваливаю. Признаю ли, что влипала? Еще как!- тут вообще без комментариев обойдемся, родственное, избежать не могла, но поглядите, где внизу мелким шрифтом прописано. Поищите-поищите, я подожду. Лупу возьмите, чтоб получше разглядеть.

Что-что? Да, кажется оно… Будьте любезны повторить громче, пожалуйста.

«Она пы-та-лась».

Что-что?

«Она пыталась».

Ага, верно нашли! Это именно то, о чем я упомянула. Я же пыталась не делать ничего несносного? — пыталась. Пыталась не косячить? — пыталась. Пыталась проявлять доброту и милосердие ко всем? — пыталась. Другое дело, не всегда выходило, но… Пыта-а-а-лась же! Даже в документике прописано. Что же, сильно корить не будите? Будите? Фу какой! Ну и пусть». Отчего-то этот придуманный диалог её рассмешил. Наконец, она почувствовала, как мельчайшие осколочки, разлетевшиеся по всему городу от её израненного тела и души, начинают худо-бедно собираться в единую кучку. «Инвалид, зато живая, ползти могу, уже неплохо», — кратко отрапортовала она и сделала над собой непомерное усилие, усевшись таки прямо. Каштановая головенка с челкой вынырнула из-за стойки в ничуть не изменившийся зал. «Пора разгонять засидевшихся! Обнаглели! Я домой хочу! Мне необходима батарея и уютное кресло, а еще уединение. Кыш!» Данное  восклицание подала новый прилив откуда-то образовавшихся сил, подхлестнула к незамедлительному действию. Маша по-волевому сжала кулаки, готовясь поднять себя резким рывком. Раз, два, три!.. Для старта она смачно хлопнула ладонями по бедрам: — «Готовсь!»

И чуть не осела обратно…

Звук.

Послышался странный звук.

Что-то прогремело.

Помимо звонкого удара по ногам раздался другой не менее знакомый грохот. И опять ни к месту, не состыковывающийся с её выходкой. Будто коробочка с паззлами…

На её озадаченной физиономии смешалось недоверие, изумление, страх. Девушка обследовала свои конечности, задним числом понимая глупость этого осмотра. Ничего из их составляющих элементов не могло похвастаться громыханием такого рода. Медленно и нерешительно Мария потянулась к единственному подозрительному месту — карману фартука. Кончик пальцев тут же прикоснулись к шероховатой поверхности картона. Просунув кисть дальше, она уже знала наверняка, нащупается прямоугольная форма, на одной из широких сторон будут углубления вычеканенного рисунка и полукруглая надпись из десяти букв.

Дыхание опять услужливо позволило себя перехватить.

Она точно помнила, что ничего не перекладывала сюда из одежды или сумки. Даже наушники. Все вещи находились в портфеле, который неизменно стоит на полочке шкафа за стойкой и на вешалке, в рукаве пальто, куда вложен шарф. С утра она сняла с себя слои свитеров, палантин, нацепила табличку с данным от рождения библейским именем, которым была вполне довольна, хотя и перевод «горечь» не  совсем соответствовал желанию, и принялась обслуживать посетителей.

Работница ещё с большей точностью осознавала, что свихнулась.

Да, как бы смешно не звучало, это единственное разумное объяснение всему, ведь ей отчего-то вполне верилось, — какое иное оправдание? — что её преследует странная коробочка со спичками. И ей даже кажется, что эта особа стеснительна, и не желает показываться никому, кроме неё. Также, из всех закоулков кафе за ней наблюдают коричневые глаза, к которым палочки относятся, в общем-то, безучастно, а Лидия вдруг уносится с работы на метле, а не на автомобиле, с чем девушка тоже готова невозмутимо согласиться.

«Так, надо обдумать», — мозг отчаянно пытался уцепиться за ошмётки здравомыслия. – «Восстановим некоторую ясность. Я не трогала ровным счетом ничего, верно? Пришла, переоделась, накрыла на столики, поболтала с подругами, потом неугомонно носилась, к ланчу передохнула, к ужину погрузилась в себя. Когда проснулась – работники уже разошлись. Это да. Дальше.

За исключением Лиды никто не знал, что у меня есть спички. Вообще никто. Светлана не успела дознаться, познакомившись с юношей, сидела весь тот период с клиентом – отметаем. Повара в принципе в другом помещении не услышат – не подходит, где они лежат – уж тем более не угадали бы. Дальше.

Подруга не подходила ко мне целый день кроме вечера, переложить незаметно, сидя прямо передо мной, даже если и видела, что я тянусь к карманам верхней одежды, следовательно, найдя их там, — не могла, мои собственные локти для начала помешали бы.

Да, посему выходит, у меня или проблемы с памятью, и доктор ждет на прием, ну, или, если легкая форма, то сон и дешевые медикаменты в помощь. Или я шизофреник, теперь для меня всё вокруг ожило и бегает рядышком, и спички сами увязались за мной, как послушный песель и теперь не отстанут. Только вот коробок – не пес. Он — неживой предмет. Вдруг ходит хвостиком. Ха-ха! Поздравляю с бзиком, леди! Я, честно,  больше верю во второе… Шутка про психологическую клинику перестала быть такой уж  шуткой.

Ладно, сегодняшние приключения, оказывается, ещё не кончились, съев большую часть моих и без того плачущих нервов, но разум то куда отбирать! Не отдам!»

Мария шумно выдохнула гарцующим коньком, снова досчитала до трех и вытянула наружу коробок. Теперь прямоугольный объект лежал в её руке. Один глазок малиновой ящерки на поверхности на секунду закрылся, а затем занял прежнее положение.

«С ума сойти. Я давно знала, что крыша моя ту-ту, уехала, но не настолько же, чтоб хоть соломки не оставить, хоть пару досок».

Девушка внимательно прищурилась, с осторожностью проводя вдоль спинки линию. Подмигивания не повторилось. Покрутила коробку, спички внутри негромко перекатывались сначала на одну сторону, потом на противоположную. Поиск заводного механизма тоже кончился провалом, но мозг судорожно упрашивал достать для него тонюсенькую подпорку, удерживающей его величество от кружения в диковинной пляски жиги. Увы, ничего не нашлось. Точнее, всё то, что нашлось, скорее, ухудшало его плачевное нестабильное положение. Правда была сегодня беспощадна. Палочка-выручалочка не объявилась… А серое вещество в черепе залихватски взвыло толпой влюбленных фанаток на рок-концерте. «И ты меня бросаешь?» Раздавалось отбивание некоего лихого мотива ответной репликой.

А коробочка, между тем, будь она неладна, хотела, чтобы её непременно открыли, взяли спичку и зажгли. Очень сильно хотела, просто требовала. Что тут остается? Да простит её Лидка.

Мария обреченно вздохнула и повиновалась: выдвинула внутреннюю часть своего сокровища, словно полочку шкафа, та послушалась, чуть ли не удовлетворительно мурча от девичьего прикосновения, спичка будто бы сама прыгнула в её пальцы, улыбающаяся картонная челюсть задвинулась обратно. Снова проведя большим пальцем по пятнистой спинке древнего существа, углублениям от контура обводки, девушка головенкой деревянной палочки сделала быстрый росчерк по твердому боку.

— Вначале было пламя… — прошептала Маша, цитируя строку из ночной сказки.

Огонек моментально зажегся, образуя бело-желтую кроху, пятнышко среди взмывающих дымных потоков, потом немного разросся, увеличился, и вот яркий пламенный язычок затанцевал грациозно и завораживающе-притягательно. Появилось состояние дежавю: она видела не просто наваждение, её посетила стойкая уверенность – подобное уже было. Как и с утра, воспоминание о лучинке само по себе было расплывчатым, его хотелось ухватить, рассмотреть получше, но стоило потянуться к нему, как оно моментально просачивалось сквозь пальцы и уносилось, оставляя крошечный обрывок информации, картинку огонька. Это было похоже на игру с солнечным зайцем, когда пытаешься схватить блестящий блик на стене, но бесполезно, он мерцает тебе на зло, в непростительной досягаемости, а поймать себя не дает.

И тут сознание посетило ещё одно абсурдное умозаключение: а что если именно эти спички и были в сновидении? Когда с утра их зажигал паренек ровным счетом то же самое и накрыло её.

Пленительное маленькое сердечко, только что родившееся в этом мире, издало приглушенный треск, выражая подобие согласия. И, кажется, далее он признался, что она ему понравилась. Убежденность откуда-то взялась, это утверждение стало настолько очевидным, как решение простого примерчика: два плюс два – четыре, и не поспоришь потому, что так кто-то когда-то установил, а тебе осталось смириться с данной непреложной истиной. В свою очередь блик не просто был рад видеть свою создательницу, не просто был благодарен, но и выражал любопытство, оглядываясь вокруг и посылая неосязаемый сигнал – он в восторге.

Его свет точками отражался в голубых глазах Марии. Они смотрели друг на друга, не отрываясь. А голос сказочника зашелестел знакомой историей на заднем плане. Мягкая теплота постепенно и плавно кошачьими шагами наливала тело усыпляющей тяжестью, наполняла каждую клеточку, каждый волос каким-то колдовским снадобьем, от которого конечности цепенели, вся эта неподвижность была похожа на расслабленность перед тем, как из дремоты провалиться в глубокий сон. И хотя руки, ноги, спина стали ещё более подвластными земному притяжению, голова с трудом удерживалась на шее, чтобы не унестись в небо от легкости, проблем вовсе нет, они распускались свободно, будто некто дернул за ниточку и созданный мрачный рисунок строчка за строчкой начал исчезать. Горячая жидкость от корпуса добралась и до глаз, но это было скорее приятно, только неожиданно, очи как бы впитывали в себя часть огонька. Девушка даже часто заморгала, стараясь прогнать наваждение, но жар не уходил, продолжал неотступно двигаться к макушке, взбирался на самый пик. Достигнув его, зной как бы взорвался, прошел следующий шквал теплого бриза.

Подрагивающая рука, сжимающая в охапке коробок, тут же поднялась, повинуясь очередному огненному зову: — «Погладь меня!» – требовал бесполый дискант, и она беспрекословно протянулась к нему, но замерла: «А вдруг обожгусь? Будет больно». Что-то сразу же дружелюбно ответило: — «Успокойся, тебе ничего не грозит, ты хорошая, ты светлая, как я». И пальцы вновь устремились вперед, жаждя добраться, приласкать бесценное сокровище. — Какое ты милое! — пламя подмигнуло. — Зачем же тебя отдал хозяин? — приговаривала она, воркуя. Девушка повертела спичку между нежными подушечками. — Наверное, тоскливо без него? — в ответ огонек отрицательно затрещал скукоженой деревяшкой. — Нет? Со мной лучше? Ахах! Он же держал тебя рядом со жвачкой! Какой бесстыдник! – сощурилась и ухмыльнулась. — Что ж, я буду о вас, миледи или месье, кто вы там, заботиться с большей чуткостью и давать прогуляться, вижу, любишь бродить на свободе, и поджигать чаще обещаю.

Где хочешь попутешествовать? Могу показать тебе весь захолустный городок, в котором живу без перерыва двадцать с хвостиком со всеми его потрохами. Однако, он не совсем уж невыносим, как может показаться по началу, не стану утрировать. Везде можно обнаружить изюмину.

Есть пара лавок, — официантка плутовски зашептала, — где любой предмет пропитан чем-то… м-м-м… каким-то колоритом, наверное, какой-то особой атмосферностью. Некоторые совсем уж полуразрушены и осыпаются, некоторые новые, но, тем не менее, те подвальчики, в которых они расположены также переносят гостя в другое измерение. Люблю бывать в подобных местечках. Можно и не быть покупателем, одно удовольствие попросту побродить внутри и поглазеть, всё разрешается трогать, не как в музеях.

Надеюсь, жалоб на меня в качестве экскурсовода не последует, мы проведем приятный вечерок вместе, и много-много дней напролет…

Но тут она осеклась и приподняла изумленно брови, перебитая чудаковатым поведением друга — с пламенем начало твориться что-то неладное.

До этого спокойное и общительное, теперь оно непонятно от чего вдруг истерически заметалось. Блик запрыгал, то поднимаясь выше, то опускаясь, едва вовсе не погасая. Прерывистые колыхания искажали правильную форму архаичного природного элемента, всполох принялся разветвляться на несколько неравнозначных частей.

«Что происходит, милое?» — объяснение стихии не явилось в сознании, как было до этого. – «Что с тобой?» — пугающее молчание.

Путь по спичечному позвонку преодолен лишь до середины, он не должен был тухнуть, слишком рано, лимит данного ему времени пока не вышел. Но светлячок вновь быстро-быстро зарябил, забился пойманным в клетку соловьем, на служащую кафе нахлынул неотступный страх, не её собственный, а переданный от мерцающего прутика. «Почему ты боишься? Чего? Я рядом, я здесь, совсем близко. Я тебя успокою, обниму, только  отзовись, чем ты так испугано?» — продолжались мысленно расспросы. «Я ведь хочу помочь, а без понимания причин просто не смогу этого сделать», — но сердечные уговоры, просьбы, обещания защитить не возымели успеха. Новорожденное дитё будто содрогалось под воздействием острого приступа судороги.

Наморщился гладкий лоб: — Всё же было нормально. Отчего оно тогда так волнуется? Отчего не выговорится мне? Не из-за угрозы же… Какой такой?.. Может, я не настолько восприимчива?.. Или?.. – не успела она додумать.

— Кхе-кхе! – пробасил на удивление раскатистый женский голос совсем рядом, напротив стойки.

Маша едва не подпрыгнула на своем излюбленном деревянном пьедестале. Внезапно подобравшаяся и окутавшая сонливость моментально испарилась, появившаяся связь с пламенем развеялась по воздуху от чужеродного вторжения.

Спичка как нежелательная улика чуть ли не полетела, отброшенная, в сторону, следуя естественной реакции от испуга, но спохватившись, девушка молниеносно её задула, а затем зажала изо всех сил в ладони, превращая в прах половинку тельца. Угольный отпечаток перемазал извилистые переплетения линий судьбы. Какое-то время она не поднимала взгляд, боясь встретиться со свидетельницей своего преступления, кстати сказать, видимо простуженной и пожилой, и ещё давно не мывшейся по запаху. Очень давно. В какой-то момент работница буквально задохнулась от обступившей баррикады зловония и, чтобы не показаться невежливой, не зажать нос, отодрала глаза от стойки, взглянув на позднюю посетительницу.

— Извините, вы что-то хо… — снова осечка, снова Маша прикусила язык, клацнув нижней челюстью, когда её немилосердно передернуло, во рту появился неприятный кровяной привкус. Озноб стремительно прошелся вдоль девичьего тела, заставив трепетать каждую клеточку, она опять была на грани обморочного состояния. Или помутнения рассудка. Или, возможно, окончательной его утраты. Моргание не помогло, щипок – тоже, перед ней, нельзя было ошибиться, до груди обрезанная барной стойкой предстала семидесятилетняя старуха. Мысль о её немытости подтвердилась, но предположительное «очень давно» по виду оказалось «все долгие годы жизни». Бабуся, та самая, из задержавшихся клиентов, сидевшая за столиком вместе с дедом на свидании или праздновании годовщины, протягивала Марии счет, темно-коричневую книжицу в мягкой обложке, но теперь дама явно видоизменилась, безобидную представительницу рода человеческого было не узнать, разве что по одежде: блузе в розовый цветочек и шарфик, повязанный модным узлом. Остальные черты утратили всякую возможность претендовать на нормальность.

Кожа старушки зазеленела, как цветущая вода в озере, и пошла огромными гнойными волдырями, они почковались, образуя какие-то мерзкие бугристые наросты песочного цвета на лице и открытых до локтя руках. Казалось, ещё немного и содержимое налитых кашеобразной жижей пупырей вспрыснется на тебя, стоит их владелице сделать неловкое движение или прикоснуться. Бомбы замедленного действия. Нос разросся до невообразимых размеров, скрутившись на конце ближе ко рту. Из горизонтальной расщелины торчали кривым забором воткнутые колья клыков, покрытые налетом. Нижняя челюсть выпирала вперед, делая хозяйку похожей на допотопного вымершего в ледниковый период зверя. Белок глаз, круглых шаров, был далеко не белый, а сероватый с черными сетками капилляров, будто в них течет не кровь, а чернила. Уши стояли торчком, поднимаясь вверх до уровня лысеющей макушки с многочисленными миниатюрными точками в негустых волосенках, кажется, вшами. Передние прядки висели перед органами слуха по-эльфийски, вспомнились знаменитые фильмы о приключениях хоббитов. Ручка, державшая в галантной позе счет, незакрывающийся от стопки мелких купюр, оказалась шершавой мозолистой лапой с темными кудрявыми волосками и острозаточенными когтями – страх любой маникюрщицы. Под ногти забилось несметное количество грязи, в которой – не показалось ли? – копошились сытые толстенькие личинки, передвигаясь, ворочаясь в слое коричневатой составляющей благодаря сплошной гармошкообразной мышце тела.

Мария почувствовала дурноту, весь немногочисленный обед и кружка Светиного кофе с утра подобралась к горлу. Неприятное жжение от желчи уже расщепляло нежную розоватую поверхность. Ей с трудом удалось протолкнуть переваренную пищу слюной.

Некоторое время они молча изучали друг друга.

Официантка едва удерживала нервный смех – признак начавшейся истерики. «Если бы сегодня был Хэллоуин, такая жабенция заняла бы первое место в конкурсе по костюмам, вот только костюмчик не снялся бы. Тогда можно было бы дать приз за естественную красоту», — мозг, верный трудолюбивый парень, на последнем издыхании силился удержать ситуацию хоть под чем-нибудь. До контроля, надо полагать, уже очень далеко. Всё стремительнее она катилась в тартарары. «Спасибо, дружище, но дело – труба. Боюсь, тут уж не выйдет. Сэ ля ви, как говорят французы, это жизнь, смирись с неотвратимым, детка».

Молчание, давно заступившее за границы «неловкое», теперь приближалось к опасной точке «очень настораживающее». Гоблиниха натянуто улыбнулась, насколько это вообще позволяла её физиология и внешние данные, в столь миловидной форме можно описать её людоедский оскал, моментально заставив официантку очнуться. Зеленая лапа дернулась в пригласительном жесте: — Примите меню, дорогуша. С вами всё хорошо?

Девушка зажато кивнула.

— Вы не переживайте так, — дама заговорщицки мигнула, — конечно, курить на работе не стоит, хоть бы вышли бы на улицу, но сейчас, понимаю, оно вам действительно нужно – людей   была прорва, видела уж, сидели с мужем здесь целый день. Не скажу я ничего вашему начальнику, не пожалуюсь, но о пожарной безопасности думайте. На будущее совет.

«Ничего себе, она ещё учит меня правилам поведения в помещении».

— Спасибо большое за прием, всё было невероятно вкусно, чудное местечко тут у вас, — продолжала попытки построить диалог боевая старушка. Её явно нервировала молчание работницы – посетительница закусила губу и выразительно прочистила глотку. Маша, словно загипнотизированная волшебным маятником, следила за тем, как шевелятся её губы, как вырывается и летит к ней мерзлотное смердящее дыхание с запахом протухшей и разложившейся от зноя рыбы или испорченного заплесневелого яйца, такие пары были знакомы по мультикам. Наблюдала, как стайка жирных упитанных мух вылетает из пасти и залетает обратно, назойливо кружа над своей владелицей. Она не могла заставить себя пошевелиться, но страх, что её могут сожрать, если вывести это вылезшее из болота чучело, пересилил другой. Временный паралич куда-то делся, щелкнул разблокированным кодовым замком. Задубелыми конечностями девушка осторожно переняла папочку, натянуто улыбнувшись. Существо облегченно вздохнуло.

Пока работница пересчитывала деньги, точнее, делала вид, цифры никак не хотели складываться, прямо как в ученические годы на контрольной по математике, гоблиниха незаметно осмотрела свою объемную фигуру, проверяя, видно, действует ли наложенное заклинание. Мария ничуть не удивилась своей догадке, приняла её совершенно спокойно, это казалось саморазумеющимся и натуральным. Чары, монстры, видения… Она просто устала удивляться сегодня. Вот такой вот предел замотанности: обнаруживаешь в себе вдруг новый талант, мастера по психологии сказочных существ, а уже даже и шокироваться нет сил, только так, хмыкнуть апатично. Жизнь поставила главной целью на двадцать четыре часа огорошить её, выбить из колеи все способами, устроить экзамен на прочность здравомыслия. Поначалу получалось отлично, более чем, но теперь… стало просто всё равно.

Как ни странно, эта убежденность, что она в кое-то веки забила гол в ворота судьбы, помогла прийти в норму, относительную, конечно. Она даже слепила какую-никакую ложь клиентке в оправдание сегодняшней медлительности. Включился инстинкт самосохранения.

— Вы уж меня извините, бывает. Вы правы, когда сказали, что вина всему моя… вымотанность. Денек не сладкий прошел, голодные злые люди – это нечто, вбирают из тебя все соки. И курить больше не буду, клянусь. Куда только делась моя осторожность, да? – затем она заметила блестящую брошь на шарфе пенсионерки. Дешевая побрякушка, приобретенная за сто рублей на блошином рынке, пример явной безвкусицы: избыток криво приклеенных страз и непонятность формы какой-то металлической загогулины, наверное, создатель представлял подобным образом какой-то экзотический цветок – испортил бы любой со вкусом подобранный комплект одежды, а тут ещё больше ухудшил аляповатую блузку. – Прелестное украшение, — Мария кивком указала на объемистую грудь.

— Спасибо, милая, – дракониха расцвела, теперь уже совершенно расслабилась и заулыбалась, точнее, оскалилась, но очень дружелюбно. – В мои-то годы всегда должна выглядеть на все сто! Ой! – она смутилась. – Я не про возраст имела в виду, милая, про уровень привлекательности… А то кавалеры то разбегутся.

Маша решила немного подыграть и через силу рассмеялась. Отлично, теперь у неё появилась постоянная клиентка в лице очаровательного чудовища в розовом.

— Еще одно, деточка, — дама оперлась на стойку, та опасно накренилась и жалобно заскрипела, но леди не удостоила её вниманием, — чек мы с мои драгоценным спутником оплатили, — она упорно не желала обращать внимание на бейдж с именем, — но могу попросить стаканчик воды? Бесплатно же? – она опасливо сощурилась.

— Да-да, безусловно, — Маша быстро схватила ближайший стакан и графин, наполнив емкость водой. Зеленая лапа флегматично цапнула крючковатыми пальцами поданную посуду. Движение сопровождалось бряканьем в избытке навешанных колец и браслетов. Громкими глотками с похрюкиванием жидкость стала переливаться в её желудок, частично растекаясь прозрачными линиями по клыкам и падая на наряд. Тем временем, Мария, наконец, перевела взгляд на стоящего молчаливого спутника, дедка, который с любовью подносил несколько минут назад возлюбленной мороженое на ложечке. Сразу стало понятно, почему седовласый старичок с лысиной ото лба до макушки безмолвствовал: вокруг его тела, как лассо, скрутив намертво, вились змеи, черные и гладкие гадюки.

Обычно девушка встречала их только на картинках в рабочих тетрадках в начальной школе на уроках тогда ещё не биологии, а окружающего мира. Среди множества реалистичных иллюстраций красовались эти представители фауны, ядовитая живность с раздвоенным язычком и роскошными клыками, наполненными умертвляющей сывороткой. Теперь эти гады предстали воочию. Что же, браво художнику, удались на славу, но лучше бы так и остались одними картинками.

Стройные мускулистые тела, скользящие в каком-то нескончаемом движении по замкнутой траектории, словно египетский Уроборос, обвили несчастного от шеи. Одна приплюснутая головка путешествовала в районе тусклых глазок деда, вторая уставилась холодным абсолютно бесчувственным взглядом из-под стойки на девушку. Поганое ощущение, надо сказать, кровь стыла в жилах от такого внимания выпуклых хрусталиков с полумесяцами внутри, пробирало насквозь. Маша презрительно и с вызовом пялилась на змею, пока их хозяйка не отвлекла ей хлопком поставленного стакана.

— Ой! Виновата, — почесывая за ухом, вымолвила старуха. — Сердечно благодарю, дорогуша, спасли от смерти, можно сказать, — она не заметила косых переглядок между питомицей и официанткой.

— Ничего, всегда пожалуйста, — сдержано сказала Мария. Девушка прикусила язык, чтобы не продолжить: «На здоровье! Только не приходите сюда ещё!»

— Так жажда внезапно напала, милая, ты бы знала, — гоблиниха игриво подмигнула, поправив прическу. От такого кокетства чуть колени не подкосились.

— Со всеми бывает…

— Сдачу оставь себе на чай, дорогая. Вы чрезмерно любезны. Полагаю, мы с супругом обязательно вернемся и перепробуем все шедевры ваших поваров – такое лакомство – закачаться! До скорой встречи и приятного вам вечера! — она развернулась и направилась к выходу неповоротливой походкой слоника, разодетого в юбку. – Удачи вам с кафе! — пропела славная бабушка вроде бы проникновенно и открыто, но, прикрывая дверь, гоблиниха одарила Марию очередным долгим изучающим взглядом. Девушка выдержала и это испытание, весело помахав рукой, как давней подруге. Существо перестало колебаться, кивнуло, кончики ушей качнулись взад-вперед, и вышло с несчастной жертвой колдовства. Плетущаяся фигурка деда с его шаркающими шажками запечатлелась в сознании фотографией. «Бедный, но тут я помочь бессильна, даже и полицию не вызвать. Простите». Удаляющаяся спина безнадежно ссутулилась. Помощи ждать не от кого… Она ещё долго глядела на закрытую дверь. Через стеклышки было видно, как плывет, обступает непроглядная ночь, как стоят сосредоточенные фонарные столбы, как трепещут бегающие электроны внутри изоляционных покрытий. «Вот, что видел паренек… Вот, что за правда ему открылась…»

Стакан, оставшийся на стойке от горгульи, лыбился с издевкой, монументальный памятник начинающемуся безумию. Зеленая слизь с мелким, ворочающимся там червем, лениво стекала вниз. «Фу!» Поморщившись, официантка выдернула стопку салфеток, с тщательностью расставленных в вазочку коллегой, и несмело переставила посуду на стол для немытого, пусть посудомойщицы отдуваются, но слизь всё таки оттерла напоследок. Тянувшись тонкой нитью, она сформировала подобие шаткого мостика между двумя столами, а затем порвалась.

Пока Мария выбрасывала скомканные бумажки, её неожиданно осенило: «Если я могу видеть правду из-за этих спичек, то и не только с гоблинами имею возможность познакомиться…»

Девушка покусала губу, кивнула, а потом робко покрутила головой, упершись взглядом в новую жертву своей способности – читающую незнакомку.

Миловидная внешность девицы: аккуратное каре, подведенные глазки, пухлые губки, стройные пропорции тела в плиссированной юбке металлического оттенка и вязаном свитере цвета пыльной розы остались без изменений, вполне подражая человеческим вкусам в нынешней моде. А вот физиономия, как и в предыдущем случае, приобрела иные, более бредовые очертания героини ироничного сказочника Андерсона, но хотя бы сносные. Перевоплощение было таково – карга обыкновенная. По-другому не выразиться. Опять оскал, более умеренный, но, тем не менее, имелся, клычки выпирали через щелочку между губами, нос слегка удлинился, но не до критической точки, зато со здоровенной бородавкой, волосатой, выпирающей, по всем канонам ведьмовского искусства. Ноготки, надо отдать должное, не готически черные, а с профессионально сделанным френчем и голубеньким узором. На пальцах было пару перстней с камнями. Роман тоже совершил трансформацию, книжка то оказалась не современным романом. Вообще не романом и совсем не современным. На вид Маша дала бы ей не меньше пары сотен лет: в кожаном переплете с ремешками и закладкой из прутика какого-то помела. Впрочем, чего удивляться? Ведьма как ведьма. Только ведь правдивы байки про колдуний, а она, дура, не верила.

Кажется, посетительница почувствовала, что на неё смотрят, и испуганно метнулась своими подведенными очами на официантку, слабо улыбнулась. Мария мгновенно отвернулась в сторону, не хватало, чтобы её тут приворожили.

Любопытство – мощная сила и глупая одновременно, девушка оперлась двумя руками на прилавок и глазела на зал, забыв о всякой осторожности.

«С красавицей всё понятно, поехали дальше».

Следующим объектом стали подростки. Из четырех клиентов «Орешка» в этой компании трое оказались настолько костлявыми, что кожа тонким слоем натягивалась, покрывая выступающие кости. Играя в карты, они сидели, лопоухие и лысые, с угрюмыми физиономиями. Если вспомнить сказки, то существа были разновидностью не то гоблинов, не то каких-то горгулий без крыльев. Мужской пол в волшебном мире зачастую уступает женскому по габаритам. Маленькие рожки торчали изо лбов, бровей не было, за место них – ороговелые холмики.

Выглядело это сборище, как гопники параллельного мира. Ещё бы семечек и спортивных костюмов, но они прекрасно обходились выставленными для гостей орехами и просто замотались в какие-то едва прикрывающие наготу и анорексию последней стадии тряпки. Лямки сего стильного изобретения завязывались на узелки на плечах, и мешком ткань повисала на их телах. Всё замызганное, протертое, в пятнах от неизвестного блюда. Среди них был единственный не изменившийся ничем представитель человеческого вида, мальчонка не трансформировался ни в кого. Тихий такой, задумчивый, с ангельским личиком и светленькой макушкой. «Сколько ему? Четырнадцать? Пятнадцать? Подросток, в общем. И как ввязался в такую занятную шайку бандитов? Разве не говорила ему мама выбирать друзей лучше? Так, ладно, подождет, не смертельно, кажется, в отличие от того ушедшего старичка, хотя и измотан порядком. Возможно, что-то даже из энергии и вытянули, но убивать пока не планируют», — Маша опять усмехнулась себе. Ей бы книги научные обо всем этом писать, что только не гнездиться в голове, а она так запросто принимает!

«Идем дальше, последний».

Мужчина в углу с папками и записными книгами… приобрел где-то бархатный балахон, похож на ткань из театрального занавеса, с императорскими замашками, пафосный, бардовый. Откуда-то он достал кривой посох, на столе разбросал уже не офисную нудную документацию, а пару глобусов, один синий с мелкими точками и оранжевым солнцем с разрезами глаз и губами, звездное небо, значит. Едва различимыми позолоченными линиями выводились некоторые созвездия. Второй — обычный, с материками, морями, океанами, только вот привычные континенты стали немного другой формы и сменили расположение. В его пользовании также обнаружилась аутентичная стеклянная чернильница с вставленным туда пером, какие-то пожелтевшие свитки громоздились египетскими пирамидами, свернутые в аккуратные рулоны, а блокнот увеличился в размерах, переливаясь от света подвешенных ламп золотыми бликами. Напыщенно, не поспорить, откуда бы он ни прибыл, там явно умеют делать занятные вещицы наилучшего качества, но, видно, кофе в инопланетном государстве не подавали – вокруг клиента было далеко не пять чашек, как сказала Лидка, а штук пятнадцать. Они создавали целую композицию из высоких колонн-башенок, только каким-то чудом не падавших и нашедших баланс.

Лицо, хоть и бледное, но вполне себе человеческое, вселяло беспричинные еле-еле неуловимые опасения, но и излучало притягательность, перекрывающую страхи. Она внимательно следила за тем, как этот мужчина, оказавшийся на деле потомственным колдуном, заинтересовано перелистывал не сгибающиеся плотные листы пергаментов, периодически похлебывая вожделенный напиток. Явно ведь не юрист…

Чернокнижник, кажется,  почувствовал на себе её взгляд потому, что моментально засверлил в ответ. Его орлиные очи, сверкнувшие предупредительным рубиново-красным, пронырливо и нахально принялись за обследование смутившейся девушки, она почувствовала себя голой, неприкрытой спасительными слоями ткани, захотела лишь одного – потупиться, но… не могла. Правда не могла. Вроде проще простого опустить головенку вниз, упереться в пол глазами, но нет, что-то насильно держало её за загривок и не позволяло отвернуться. Тип в домашнем халате хищно оскалился, он уже неприкрыто до непристойности  упивался её нарастающей паникой.

«Что происходит?! Что он со мной сделал?»

Мария снова принялась за попытки дернуться, наклониться, осесть, безудержно рыпалась в западне, бесполезно. Ограничилось, по ощущениям, лишь выдернутыми прядками волос да синяками в области шеи от крепкой хватки кукольника.

Маг-то оказался из тех людей с хилым строением, от которых источается угроза больше, чем от разъяренных боксеров на ринге. К сожалению, это ты понимаешь слишком поздно, будучи пойманной в его незатейливые силки, когда капкан уже лязгнул механизмом, сомкнул неподатливую железную пасть на ноге, сильной хваткой прокусывая мышцы, дробя кости, оставляя сквозную рану.

Он продолжил постепенное обследование её бунтующего организма. Хотелось сжаться в раковину от подобного осмотра и его похабной пошловатой ухмылочки, но тело переставало слушаться сантиметр за сантиметром. В глазах мужчины притаилось зловещее торжество, гримаса удовлетворенного садиста заставляла внутренне содрогаться. Мария бы не постеснялась сейчас убежать из кафе, рвануть с места и унестись подальше, да только теперь не только голову, но и все конечности пригвоздили к одному месту, как несчастную бабочку мучитель-зоолог. Девушка поняла, что попалась по-глупому, по оплошности, ей то взбрело, что она может видеть всех насквозь, будучи недосягаемой для остальных. Опрометчивый поступок. Поплатилась теперь, этот незнакомец может сделать с ней всё, что пожелает. Абсолютно. И манипулятор это знал, был уверен в безграничности своей власти, оттого неспешно и неторопливо откладывал пытки жертвы, а они будут, наверняка. Читается по довольной роже.

Как рентгеновские лучи, неосязаемая сила проходила сквозь Машу, вкушая и присваивая девичьи тайны. Маг на миг замер, принюхиваясь к чему-то незримому остальным, ноздри заработали поршнями, отчего его лицо римского правителя вселяло неподдельную тревогу, а он упивался благовониями беспомощности, беззащитности и жмурился мартовским котом на солнце.

«Он знает, что я всё вижу, не знаю, каким образом раскусил, но он это сделал. Дура, вот и стой околдованная потому, что самонадеянно полагала, будто бы всё тебе сойдет с рук, что, не платя, можно войти в таинственные закоулки иного мира!» Девушка поймала себя на мысли, если бы не что-то невидимое, державшее её похлеще змей на том старике, она бы точно осела, обессилив. Слишком много навалилось всего и сразу, слишком мало она в последние сутки спала, но сейчас эта роскошь была непозволительна.

Пока она разбиралась со своими ощущениями, изящная рука посетителя медленно протянулась к корявому посоху, откликающемуся холодным сиянием на приближение владыки. Предчувствие чего-то болезненного и страшного закралось вглубь сознания, переварилось и выдалось: «Да он хочет меня убить! Так охотник тянется за ножом, чтобы не спугнуть добычу, смотрит в глаза, отвлекая. Зря старается…» Она ведь итак уже в плену, хотя, наверное, для него это развлечение, припереть к стенке, проткнуть иглой и наблюдать за искаженным лицом приговоренного от собственных его накручиваний, а потом конец в яркой помпезной агонии боли, крика и пламени, он играется!

Кажется, волшебник осклабился, неуловимо, одними кончиками глаз, собрав кожу в крошечные складочки, но это дало ещё один толчок паникующему мозгу: «А не читает ли он мысли?» Машу передернуло потому, что теперь он наплевал на всякую осторожность и таинственность, без напускного гипнотизма достает «клинок», чтобы прекратить, пресечь жизнь обреченного. Без секретов, без прелюдий, без надежды…

Длинные пальцы почти с нежностью обхватили талию трости. В подобные моменты, даже не зная молитв, даже всю жизнь, считая себя закоренелым атеистом и отпетым скептиком, начинаешь просить невидимые силы защитить тебя, подарить напоследок спасительное чудо. Кстати, а почему она отрицала существование некоего творца, восседающего на небесах и дарующего нам благодать или новые испытания? Не так уж это и невероятно с открывшимся знанием: вон какие чудики заглядывают в «Орешек». Что же, не быть теперь человекоподобному правителю с королевством на облаках? Если она выберется отсюда живой сегодня, то так и быть, определенно пересмотрит своё мировоззрение. Шутки шутками, но всё-таки её по-настоящему хотят испепелить могущественной и уж точно меньше всего смахивающей на безобидную старческую палочку тростью. Вон как кровожадно и пугающе горят синим её фонари. И почему колдун показался ей больше всех похожим на человека?

Мужчина что-то нашептывал.

Боковым зрением Мария заметила, что гоблины остановили свою увлекательную игру в карты, заволновались, оглядывая поочередно то девушку, то волшебника, разодетого барином восемнадцатого века. Официантка спиной чуяла, как и юная ведьмочка таращилась на будущую феерическую казнь со своего местечка. Очень бы хотелось, чтобы это просто была театральная постановка о римских нравах в Колизее!

— «Приветствую, приветствую, приветствую всех здесь присутствующих! Рад видеть столько народу! Да здравствует представление! Да здравствует веселье! У-у-ух! Бурлите?! Предвкушаете?! Да?! Не слышу!.. Да-а-а! Ещё громче!.. ДА-А-А! У-у-ух, горячо стало!

Отлично! Шедеврально! Бомби-и-ически!

Тогда… Пора! Тогда… А-а-аплодисменты! Мне необходим гром из ваших а-а-аплодисментов!» — разглагольствовал бы ведущий перед публикой с лавровым венком на макушке и в белой простыне с оливками. «Перед вами сейчас выполнят н-н-небывалый трюк», — растягивал бы он фразы. — «Перед вами сейчас — внимание! — испепелят человека! Эту юную преступницу, дамы и господа!» Почему-то казалось, её непременно должны испепелить, не задушить, не заморозить, не взорвать, а аккуратно, хирургически, но зрелищно сжечь. Без брызг крови или фиолетового лица. Не эстетично, а чернокнижник то не любит мараться. — «Не поверите по причине чего, но…- ох уж драматичная пауза! — за госуда-а-арственную  измену!» — добавил он зычным шёпотом, прокатившимся по сборищу зевак. – «Она стала видеть то, что не нужно, то, что не дозволительно при прописке на земном шарике!» — вещал бы оратор с выражением. – «Вот это шоу-программа предстоит! Вот это ажиотаж у собравшихся! Не вздумайте пропускать или переключаться во время рекламы! Будете жалеть всю оставшуюся жизнь! В любую секунду на ваших глазах случится не-е-евероятное событие!» — бурно излагал пухлый пиарщик, взмахивая величавыми жестами по направлению беспощадно прожорливой многоликой толпы, восседающей на скамьях древнего зала. Всегда жаждет одних только развлечений, как дорого бы они не обходились осужденным скоморохам.

Шутки, не без этого, получались глуповатыми, несколько печальными и ничуть не комичными, но даже и такой юмор – хоть что-то. Хорошее средство скрасить последние секунды. «Прости, Лидка, не дано мне, видно, кого-то найти», — оплакивала судьбу заледеневшая под натиском наложенных чар горемыка. – «Карты врали. Хиромантия не спасла. Поздно, не явится мой добрый и распрекрасный волшебник из страны Оз, опоздал, если вообще бы когда-нибудь пришел. Или я сама его упустила сегодня на станции? Дала сбрендить раньше положенного срока…»

И, кстати, сколько ей там осталось-то? Сколько ещё отведено до креста, до знака «выхода нет»? И в котором часу умрет, в котором часу прервется её никчемное прозябание? «Ну-ка…» — напряглась девушка с неизменной верой в везенье… Нет, не спасло, голова по-прежнему отказывалась поворачиваться, упорно не покидала положения, которое внушил ей злодей-экзерсис. Эх, вот участь – на отсчитывающее устройство и то не посмотреть! «Наверное, где-то перевалило за восемь», — предположила жертва наугад, подсчитывая, сколько приблизительно могло пройти с ухода работников, гоблинихи с супругом, сколько потратила на осмотр клиентуры кафе.

Не совсем восьмёрка красивое число, однако, не по вкусу чего-то. Она предпочла бы ранее утро, часов этак пять-шесть, увидев первые солнечные лучи, услышав птичьи трели, и уснуть навеки не очень жалко… Но выбирать не приходится, здесь не принято спрашивать о пожеланиях какого-то почти что казненного. Кому они нужны?

«Ой, боже!» — взгляд метнулся к противоположной стене — рядом с магом уже завихрилось подобие комнатного урагана примерно в метр высотой, в его глазах неистовый дьявольский блеск смешался с безжалостностью и непоколебимостью в предстоящей процедуре. Будто проделывал подобное не один раз.

«Неужели так дорого может обойтись информация, которую я получила в пользование по незнанию?! И неужели так долго может идти моя записка СОС во вселенную?!» — причитала девушка бессловесной русалкой, ведь и глотку обездвижили разящие наконечники с токсичной отравой.

«Сегодня взаправду не мой день… Вообще не мой… Хуже некуда прошел! И тот, кажется, последний…»

Тонкий синий луч, петляющий в урагане, ужасающе запульсировал, завертелся, набирая скорость в мощном потоке воздуха и крошек, сделал с десяток оборотов по часовой стрелке. «Что значит смерть? Больно ли умирать? Вот бы мне было не больно. Пусть его магия подействует как стоматологическая анестезия на десну, заморозит за мгновение до гибели… Ещё и корчится в муках! Моя заспанная рожица с мешками, прыщиками, недовольством без подобной мимики отпугнет стаю ворон на поле, неужели хочет подбавить?

Так и не выспалась же…» — внезапно подумала она сокрушенно. – «Вот говорила себе все годы работы – проспи! Полежала бы на кровати, выключив раздражающую пищалку, понежилась, пообнимала бы одеяла и подушки, на звонки босса ответила бы – нездоровится что-то сегодня. Ну, на голову то точно, не соврала бы, но не стоило уточнять. Ан нет, отрывалась от  столь божественного занятия всего лишь ради вида точно таких же, как твоя собственная, озлобленных мосей напротив. Только те авторитетно осмеливаются повысить голос на несколько тонов и требовать пищи! А ты выслуживай перед ними, утихомирь, улыбнись, важно не переборщить, а то будешь раздражать пуще прежнего.

Хотя, всё равно люблю я работать с людьми, несмотря на их причуды, все вроде разные и схожие одновременно. Но, возможно, они были перевоплощенными монстрами. А разница то теперь… Ох!» — её передернуло. Пламенный шар, до сих пор петлявший по невидимой траектории, теперь завершил круговое вращение в воздушном водовороте, и затем, не замедляя ход, метнулся в сторону парализованной девушки…

«Вот и всё! Вот и нагрянул неожиданно тоннель с белым, в моем случае, голубым светом в дальнем конце!

Что говорить? Какому примерному плану следовать? Где шпаргалка? Что, обязательно парадный выход, сцена, микрофон и… Начали!

Я же не готовилась! Какое еще – не будет второго дубля?! Я уже всё испортила!

Так, ладно, надо собраться. Была — не была, как получится сейчас. Не мастак я в публичных выступлениях и тем более в лаконичных торжественных речах…

Кхе-кхе!..» — прочистила в воображении горло. – «Прощайте, любимые подружки, Светка, Лидия, единственные мои!» — залепетала она про себя, пригвождённая в реальности не то силой мага, не то уже и страхом от приближающейся сферы. Мишенью та коварно выбрала для себя, кажется, её истерически выстукивающее сердце. «Придется вам вытирать со столов золу из вашей бывшей коллеги, простите за подбавленную работенку, милые. Но это будет в четверг, даже не завтра, отдохните пока, сутки подожду, полежу распыленная, никуда не денусь… Несмешная шутка, знаю…

Прощайте, Василий Павлович! Вы — лучший руководитель в мире, хоть и с чудинкой, но все мы здесь сумасшедшие, сами столько раз повторяли…

Прощай, паренек с перрона! Не спасла тебя, зато сейчас, наверное, окажемся вместе… Познакомимся заодно, если не будешь против, вдруг до сих пор обиженный ходишь… До последней секунды виню себя в том, что в это утро, с ума сойти, еще сегодня, бросила тебя, не откликнулась на призыв о помощи! Вот что значит – совестливая!

Прощайте, родители, мама, папа! Знайте, те, кто говорил вам, мол, вырастили замечательную дочь – лгуны и подлизы! Не создана я для этого мира, пыталась крутиться изо всех скудных силенок, но, как видите, всё равно нарвалась на нечто столь же безумное, какой вы меня считали! Вас-то было не провести! Раскусили этакую затесавшуюся инопланетянку!» — и девушка сдвинула две темные дуги над глазами, старясь тщательно сфокусироваться, перебирая в голове новую порцию людей, которым хотела бы высказать благодарности либо извинения, пока имелся последний миг. Набрала мысленно побольше воздуха, поднатужилась перед последующим заходом, и ринулась в бой: — «Итак, далее пойдем по списку. Самые важные вроде бы и закончились, сейчас по родственникам, однокашникам, клиентам…

Кхе-кхе! Прощайте, мои дорогие и многоуважаемые бабушки, Антонина и Любава Степановны!» — завыла Машка с сердечностью и пылом в очередном заходе. – «Вы были лучшими няньками, знахарками, сиделками, кулинарами с вашими ароматными пирожками и шанежками. Даже толстеть было не стыдно от таких-то яств…»

Прозвенел колокольчик.

«…мои дорогие и многоуважаемые бабушки Антонина и Любава Степановны, я очень вам признательна за…» — тут она немного запнулась, поморщилась, подбирая более лаконичные слова, как-никак голубая молния была совсем рядом. Звонил колокольчик. — «…дорогие и многоуважаемые бабушки Антонина и Любава Степановны…» — мямлила, как заведенная, нащупывая ускользающую нить повествования, недовольно нахмурилась, силясь сосредоточиться на поиске необходимого выражения.

– «А-а-а! Торопись!» — верещал перепуганный мозг. На груди, там, куда прицелился луч,  уже проступало невыносимое жжение от его убийственного приближения.

–«Прощайте», — сделала попытку закончить-таки хвалебные отзывы о любимой родне служащая, – «мои дорогие и премногоуважаемые Антонина и Любовь, Людмила, Лидия… Тьфу! Чтоб тебя! Забыла!» — топнула бы раздраженно ногой, не помешай ей магия. – «…дорогие и уважаемые ба…

Стоп…» — дребезжал колокольчик. – «Кто мои дорогие и многоуважаемые?.. Кого хотела упомянуть..? А-а-а!» — до соприкосновения светящейся змеи, выпущенной посохом, и тела оставалось сантиметров десять. – «Должна же хоть договорить!» — и разящая линия замерла.

«Стоп… Секунду… Почему?» — спустя мгновение: — «Что это?» — ушные раковины немного разложились, бряканье амулета над проходом вдруг стало доноситься особенно отчетливо.

Она спешно вынырнула из забытья, высвобождаясь, скидывая с себя апатию от безнадежности положения, отвлекаясь от созерцания лазера, и прислушалась.

Нет, ей не показалось, не пригрезилось. Всё действительно происходило наяву. Не какой-то сон или предсмертная галлюцинация, нет… Лёгкий перезвон продолжал оглашать зал кафетерия.

«Не может быть, но… Не приснилось, кажется, вовсе нет… это правда… Слышу же! Правда!» — не могла она поверить. – «Прозвенел. Колокольчик».

«Что?! Не-е-ет! Невероятно!» — допытывалось извилистое вещество в черепе.

«Дверной. Колокольчик. Черт. Возьми. Прозвенел. Взял и прозвенел! Сейчас! Прямо сейчас! Дорогой мой!

Вон как искривился, поморщился треклятый волшебник…»

Да, прозвенел веселый дверной бубенчик с повязанным розовым бантиком на верхушке, такой оптимистичный, радостный, даже неправильно как-то. Не самый нужный звук в разгар батальной сцены, но официантка и пожелать ничего большего не могла. «Родной мой! Звякалка моя драгоценная! Ха-ха! Помог оберег от зла! Не зря понавешали!

Но кто вошел-то? Кто пожаловал так вовремя? Чертушки, и не увидеть спасителя с этим заклятием! Хоть бы не его дружок-помощник!» — работница перевела пристальный взгляд на ведьмака.

«Нет, вроде не его…» Мужчина сразу как-то заметно погрустнел, его осанистая подтянутая фигура сгорбилась, ссутулилась, подчиняясь земному притяжению, халат повис несуразным растянутым мешком. «Кто же там? Враг? Человек? Маг? Друг, с которым не хотелось делить мой прах? Скажите же, иначе умру уже от неудовлетворенного любопытства!»

И, словно по велению, девушка почувствовала, как державшие её металлические тросы начали лопаться с распарывающим воздух свистом, силы, которые всё это время жесткой  хваткой держали несчастную тушу уходили. От кончиков ног, колен, бедер, рук, талии откреплялись прочные натянутые канаты. Кровь снова побежала по конечностям, груди, шее. Наконец, последние остатки чужеродного ненавистного волшебства улетучились, выходя их макушки. Стоило последней песчинке отшелушиться и слететь, как ноги, грозившие не выдержать уже довольно давно, претворили свою угрозу в жизнь, сдавшись, и просто согнулись. Она вовремя успела ухватиться за стол бара и, придержавшись, перенесла вес, плюхнулась на стул, а не на пол. Поняв, что падение больше не страшно, Маша вожделенно впилилась взглядом в посетителя, готовясь ни то удирать, ни то вешаться ему на шею с благодарностями и признательностью, но когда взор метнулся по направлению к входу, голубые глаза встретились со всепоглощающей темнотой… Точнее, горьким шоколадом, так она их прозвала с утра, где практически неразличимо по-хулигански мерцали два круглых зрачка, как вырезанные иллюминаторы в космическое пространство. На этот раз пришедший был уже без шапки, запыхавшийся, взмыленный, портфель рассеяно перекинут на одно плечо, угольного цвета волосы топорщились во все стороны, да и вид в целом потрёпанный, но держит себя уверенно, хотя в первую секунду с трудом подавил прорывавшийся поток растерянности и потрясения. Не ожидал увидеть знакомое лицо при таких непростых обстоятельствах. Она тоже.

Вечность прошла, пока Мария смотрела на знакомого незнакомца… Звучит необычайно по-книжному, но факт. Он в свою очередь глазел на неё. Оба пытались прочитать, что же каждый из них чувствует при встрече. Маша не сомневалась – у неё на лбу выведено громадными буквами полное непонимание, у него – скорее приятное удивление и даже облегчение. С чего бы? Из-за того, что подоспел?

Вот каков её спаситель в земном обличии, явившийся на отчаянный зов о помощи. Будет знать, к кому обращаться с нытьем в следующий раз.

Мужчина, тем временем, вздрогнул, оправившись от шока быстрее девушки, посерьезнел, от былого мимолетного мигания проказливых огоньков не осталось и следа: брови нахмурились, желваки напряглись, придавая выражению суровость. Теперь его восточный угольный взор, воспевающийся в популярных песнях бурной молодости предков, был адресован не ей, а магу за дальним столиком, о котором официантка благополучно успела позабыть. Какое-то время назад чародей подверг её этой пытке, игра в зловещие гляделки, своеобразное поедание оппонента без вилки и ножа, теперь сам стал жертвой, поменялся с ней шкурой.

Ему забава в таком ракурсе не очень-то и нравилась. Но по сравнению с ней, здесь немая битва длилась куда дольше, даже воздух накалился от сопротивления каждой из сторон. Никто из посетителей не шелохнулся, не смел вклиниться в протекающую войну между… Двумя волшебниками? Или человеком и магом? Нет, простой смертный никак не смог бы противостоять спесивой персонке, разодетой в королевский пеньюар и ведущей себя уж совсем раскрепощенно, как в собственных хоромах. Она проверила на личном опыте его не дюжие способности. До сих пор трясет.

Еще с минуту бойцы мерились могуществом в столь небанальной форме… И колдун, наконец,  покорился. Опустил понуро головенку на грудь, скукожился сильнее, сжался, как высушенная губка, прошипел что-то под нос, зыркнул ещё раз на незнакомца, словно в чем-то удостовериться. Видно, вопрошал, точно ли он продул? Точно ли должен уходить, так сидели ведь славно, смирненько? И затем прищелкнул пальцами — посетитель отрикошетил его такой свирепостью, что зрителям вокруг приходилось удивляться, чего это чернокнижник не разделился на мельчайшие частицы.

Глобусы, карты, свитки, книги с позолоченными страницами моментально взмыли вверх, закрываясь и сворачиваясь на лету. Какая-то сила утрамбовывала его багаж в стопочки, втискивала внутрь дипломата, что-то уменьшала, что-то просто сгибала напополам, а затем кожаная пасть чемоданчика захлопнулась, звякнув пряжкой, поглотив увесистое имущество. Как живая, издала оглушительную и совершенно непрезентабельную отрыжку. Вот дела! Спустя секунды три только кривые башни чашек остались стоять нетронутой шаткой конструкцией, прототип пизанской, необъяснимое явление, шедшее вразрез с известными законами физики.

Вместительный портфель замер в воздухе, осев вниз лишь тогда, когда кофеман протянул цепкие пальцы в её сторону, которые секунду назад сжимали  всесокрушающую игрушку с лазером. Обхватил ручку, запахнув свободной конечностью халат, снова сверкнул ястребиным взглядом, измерив Марию с ног до головы, и, высокомерно задрав голову, прошествовал к выходу, вполне приземленно шоркая тапочками. Посох из увесистого шеста стал миниатюрной зубочисткой и торопливо нырнул в карман. У входа колдун, подойдя совсем близко к пришедшему гостю, тихо неразборчиво для кого-то из присутствующих процедил сквозь зубы ему в самое ухо какие-то угрожающие слова. Незнакомец со станции ещё больше нахмурился, правда, теперь озадаченно, нежели гневно, и вопросительно глядел на колдуна, на ядовитую гаденькую ухмылку.

Впервые в жизни Маша поймала себя на мысли, что страстно хочет подарить кому-то на прощание смачную оплеуху, от души шлепнув по щеке этого… этого… Да обзывательства стоящего не найти! Красный очень хорошо бы скрасил его бледность, этакие румяна подчеркнули бы оттенок балахона. Что он ему наплел? Что с таким задором шепнул? Ух!

Маг лишь презрительно кивнул на девушку, опять показалось, что он прочитал всё содержимое её головы, противно хмыкнув: — До скорых встреч, Мария, попридержись, еще увидимся.

Опять проворный щелчок пальцами, и чашечка в шкафчике стойки воспарила, наполнилась без чьей-либо помощи густым напитком, затем бесшумно проскользила и приземлилась в ладонь колдуна. На баре проявилась из воздуха зелененькая хрустящая тысяча. Откланявшись и довольный произведенным эффектом, он вышел.

В ту же секунду нацепила ремешок на книгу и ведьмочка. Прихватила со стула пальто, сумку. Она жалостливо погладила на официантку, неожиданное сочувствие и доброта от природы отрицательного персонажа, выгребла, не считая, из кожаного кошелька всю мелочь, спешно выложила горсть на стол и ретировалась, прошмыгнув к двери перед незнакомцем. Маша мельком осмотрела кучку монеток. За один чай с бергамотом выложила рублей триста! Щедрые эти магические существа, но вот четырехзначную бумажку чернокнижника брать никак не хотелось.

Когда девушка снова глянула на незнакомца, тот отрабатывал потусторонний взгляд на злополучной троице и мальчишке. Последнему было всё равно, а вот трио занервничало. Какое-то время гоблины нарочно его игнорировали, но, не выдержав, негодующе нахохлились и засобирались: водрузили картишки в карманы, растормошили вялого человека и поочередно сползли с дивана, оказавшись ростом не выше второклассников. Злобно посылая в их адрес какие-то нелицеприятные комментарии, они нестрогой линией двинулись к выходу. Самый тощий и носатый, который замыкал всю колонну, выразительно и демонстративно харкнул на пол, но плевок исчез, так и не коснувшись поверхности. Напоследок на Машу они не обратили никакого внимания, все полные любви и ласки взгляды достались одному лишь мужчине с остановки, которому, казалось, вообще было безразлично их мнение и грубые посылы. Он оглядывал робкого мальчугана.

Паренек был несколько озадачен. С чего вдруг его замечательная компания заторопилась уйти? Но ничего не спросил, привык, наверное, к подобным эскападам товарищей, беспрекословно подчинился. Возможно, именно поэтому они всё ещё его и держат у себя, послушное экзотическое животное, цирковая обезьянка, похвастать перед сородичами, видите, какое чучело в наших рядах затесалось, может быть полезен. Едва табличку на него не повесили: «Кормить нельзя, только фотографироваться за отдельную плату».

Понурые и хмурящиеся закадычные друзья открыли-таки дверь, сурово пресекнув попытку вежливого спасителя помочь. Ничего не сказали на прощание, не кивнули, ушли на улицу в снежную октябрьские сумерки. Только мальчик, делая шажок к проходу, обернулся к работнице и промямлил: — У вас и правда очень вкусно и цены… вменяемые, хорошее тут кафе. Странно вы только работаете немного. Среда и воскресенье выходной отчего-то… Но это, кажется, уже к владельцу вопросы… Ладно, какая разница? Блюда – объедение! И люди вокруг такие… интересные, что ли, все разные собираются.

Девушка подавила ироничный смешок. «Что, что, а это он точно подметил. По-моему, такую завидную публику нигде не сыскать, но ему, видно, нравится проводить время вместе с всякими монстрами. На любителя пристрастие».

Юноша немного потоптался, покраснев до корней волос и добавил: — Я ещё сюда приду, один или с ними, можно? – он кивнул в неопределенном направлении, подразумевая товарищей. – Вы уж извините их, они никогда вежливостью не славились, но ребята хорошие, не всегда такие набыченные… просто настроение испортилось… Бывает. Спасибо вам. До свидания.

Официантка готова была попрощаться, но посетитель опять что-то вспомнил, начав судорожно перерывать карманы, боязливо перебрал всю пригоршню мелочи, фантиков, скрепок, посчитал, прикинув мысленно, на сколько они наели, снова умоляюще покосился на троицу снаружи, те делано не глядели в его сторону, потом смущенно перекинулся на Машу. Девушка покачала головой, одарив его кроткой улыбкой, мол, ничего не надо, всё нормально, будет спокойнее – всегда можешь занести в следующий раз. Но паренек колебался, потом быстро выложил на стойку без разбору все обнаруженные богатства и рванул. Кругляшки и зажимы со звоном раскатились по поверхности отгородки, несколько рублей в ржавых пятнах упрыгали на пол, несколько – остановились в опасной близости к краю. Дверь приглушенно скрипнула. За ней скрылась спина ребенка. Жалко. Порядочный же мальчик, примерный.

Внезапно образовавшаяся после его ухода тишина вокруг застала пару врасплох, она казалась чем-то вроде газа, её не видно, но эфемерный дух витал в помещении, просачивался в любые отверстия и вливался в полости. Небольшое количество оставшихся отзвуков: отсчет часов, отдаленные гудки, бибиканье где-то по ту сторону кирпичных стен домов, гудение холодильника на кухне как бы чуть смолкшее, обтекаемое  — присмирело, затаилось, будто снег выпал не только на улице, но и здесь, внутри, разглаживая, тушуя шорохи до неуловимых перешептываний.

Наваждение рассеял хрипловатый от затянувшегося молчания бархатный баритон мужчины, он остался стоять у входа: — Бедный парень, правда?

Официантка с удивлением осознала, что не одна.

Отметила про себя, что, несмотря на удачные разборки со всей нечестью, сейчас чем-то грозным и вызывающе свирепым от пришельца не пахло. Голос был и невысокий, и не слишком низкий, без картавости или других нюансов, упущенных логопедом, просто приятный, ласкающий, он мог им прикасаться и обволакивать при желании, как только выстиранным синтепоновым одеялом, но при этом какие-то дразнящие нотки проскальзывали, покалывали, не позволяя разнежиться и растаять полностью.

Рассмотрев его более детально, чем с утра, девушка поняла, что он вовсе её не пугает. Как такое вообще могло взбрести? Его внешность была привлекательна, а в голове то остался прообраз чуть ли не самого Дракулы. Вот и нет, гладкая бледная кожа не была идеальна, на лбу проведены крошечные полоски морщинок. Тонкий, несколько женственно-аристократичный нос с едва заметной горбинкой, узкие губы с фиолетовым оттенком, складчатые из-за сухости,  выделяющиеся скулы, аспидно-черная недельная щетина, брови, образцовые дуги, длинные ресницы, обрамляющие те самые шоколадные радужки.

Ах, какие глаза! Боже! За них-то чаще всего женщины и готовы продать душу, лишь бы он единственный раз на них мимолетно поглядел… В них мерцал не только свет потолочных ламп, но и проказливая насмешливость непоседы. Незнакомец принадлежал к числу тех мужчин, которые в зрелые годы не утрачивают лукавую искорку, могут сделать что-то из ряда вон выходящее и всегда продолжают расширять кругозор, поглощая информацию обо всем им интересном. Секрет вечной молодости, позволяющий, хоть и иметь следы вездесущего старения, но делающий их незаметными на общем фоне.

По сложению ночной посетитель был худощав, балансировал на грани между болезненной худобой и природной, щеки по этой причине были несколько впалыми, но не лишали его привлекательности, наоборот добавляли  толику романтичности в типаж.

— Жутковатая компания, да? – он очень хотел построить с девушкой хоть какое-то подобие диалога. Мария медленно кивнула, но затем решила не продолжать гнетущую молчанку, поэтому выдохнула, прикрыла глаза и промолвила: — Такие себе вкусы, спорить не стану, но, слышали, ему понравились сегодняшние «интересные» персоны? Экстремальные предпочтения…

Мужчина сразу же заметно расслабился и сделал шажок в её сторону, к стойке, глаза заблестели ярче. «Он осознает своё обаяние? Наверное, но вряд ли в должной степени им пользуется, выходит как-то само собой, но это и манит ещё больше».

— Не знаете, что будет с мальчиком?.. – осторожно продолжила девушка. Собеседник усмехнулся, попутно осматривая помещение: — Его не съедят, не беспокойся.

Можно на «ты»? – было добавлено между прочим.

— Без проблем, — она с готовностью переняла простоту его общения.

— Они его не тронут, заберут немного энергии. Не больше. Как пресытятся, бросят где-нибудь без объяснений и уйдут, он же так, для показушничества. Гоблины, знаешь ли, хвастливый народец, любят повыбражать перед сородичами.

Девушка недоверчиво покосилась на исследующего окружение мужчину, откуда он всё это знает? Впрочем, и ей же явилось идентичное осенение.

Его кадык, выпирающий бугорок на шее, методично подскочил и опустился. «Весело», — подумала Мария и заулыбалась, незнакомец тут же обернулся, поймав на секунду её любознательный взгляд, она зарделась. «Лишь бы он тоже не умел читать мысли, а то сразу кладите в гроб от стыда».

Кажется, вполне довольный произведенным осмотром, гость, наконец, развернулся на носках и решительно двинулся по направлению к барной стойке, без видимых усилий забрался на стул, водрузил снятый с плеча рюкзак на соседнее место, расстегнул куртку и сложил руки на стол, сцепив в замок. Пальцы с аккуратно подстриженными ногтями белым пятном отражались на лакированной глади.

Он отрешенно уставился, словно видел впервые, на свои конечности с мелкими вороными волосинками, собирался с мыслями. Мария опять словила себя на том, что считает его симпатичным во всех отношениях, но больше всего по-прежнему приковывали глаза, два магнита. Складывалась настырная убежденность, будто бы тело выросло, а лукавые всполохи дворовой егозы не претерпели ровным счетом никаких изменений.

— Ты ведь видела всё? Успела же спичку зажечь? – немного с натугой выдавил мужчина, прерывая её размышления. Маша даже кивнуть не успела, а он продолжил: —  Знаю, что успела, не отвечай, ненужный вопрос. Так бы маг тебя не тронул, может, пакость  какую сделал напоследок, если бы ты его выгнать собралась…

Дурацкое это правило – работа до последнего клиента, — с сердечностью посетовал он, кажется, взаправду сочувствовал. — Как вы так живете все ещё? И до утра ведь растянуть можно, раз упертые попадутся, — теперь обращался он непосредственно к ней, ожидая ответа, а не просто задал риторический загадку. Ему действительно было интересно вникнуть в тайну ресторанного бизнеса. Что тут ответишь?

— Ну, у нас есть определенный уговор с руководителем насчет таких случаев, — заправив прядь за ухо, стала с видом знатока изъяснять служащая. —  Если терпеть больше не можешь, а рабочий день по расписанию закончен, но люди есть, можно или позвонить коллеге, попросить подменить. Бывает много желающих остаться, не выгонять же толпу, или можно и выпроводить, если не так уж много… Конечно, часто подменить некому, но людей полно. Приходится высиживать до десяти – это предел, а потом просишь уйти. Всегда все понятливые были, входили в положение.

— Дельные инструкции, — он почесал подбородок. – Продуманный у вас начальник. Но место какое странное выбрал… обычно все стремятся к центру, хотя бы к дорогам основным ближе, а тут в каких-то лазейках, а люди то добредают по непонятным причинам. Прямо-таки тайна…

Ты, кстати, молодец, что спичку зажгла и потом громко звала на помощь, а то, так бы и метался по ближайшим дворам в поисках закутка, такие лабиринты – ужас! — найдет лишь знающий… Но вот мог и опоздать…

Глаза слушательницы расширились.

— Так вы меня слышали?! И искали?! Ты… Вы… — собеседник сдержанно улыбнулся, вышло как-то печально, хотя смешинки в глазах никуда не делись, будто радость текла из них через нос, но застряла из-за перегородки и не смогла толком добраться до рта.

— Искал, — подкрепил утверждение кивком. Вот и сообщение во вселенную, вот и записка СОС до космического бога. – Честно, решил, что уже и некого. Колдун-то твой…

— Вовсе он не мой! – воспротивилась возмущённая Машка. Тот проигнорировал девичье недовольство, равнодушно бормоча: — …мощный дядька, да ещё и рассвирепел, как почуял, что его раскусили. Не любит он, когда простаки вроде нас с тобой…

«Минуточку! Простаки?! И он?» — озадаченность доросла до невыразимых пределов. Никак нельзя было уложить в скулящем сознании, что самый заурядный, пускай и чуть более сметливый, чем остальные, обыватель, сумел бы расправиться со стайкой нечисти без единого слова.

— …раскалывают его щиты и заклятия, — будничным тоном просвещал её визитер-хранитель, — а потом узнал, что ты не сама, с инструментом. Значит, несмышленая и не сделаешь ничего, вот раз и начал тебя морочить колдовством, то и отступать не захотел, — всё та же задумчивая отстраненная манера речи. – Хорошо так держалась среди всей этой шушеры, могла бы и в обморок для приличия свалиться, — фейерверк звездочек вспыхнул россыпью.

— Это для какого же приличия еще? – буркнула девушка. — Я же не какая-то дохлая дамочка, которая всё охает да обмахивается веером. Боюсь, мода на лишение чувств и падение в объятия мужчин давно прошла, и, слава богу, если  откровенно… хотя, признаюсь,.. – Маша потупилась, — в один момент я была на грани, но уставилась на его грозное орудие и пропало желание, любопытство завопрошало, чтобы он им там сделал?

Опять выразительный понимающий кивок: – Это ничего, естественно, натерпелась, что с утра, что на ночь глядя…

«Да откуда он всё это знает?! Следил за мной со встречи на остановке?! Одним глазом – за парнем, вторым – за моей перепуганной персоной?!»

— Я, кстати, не представился. Денис, — мужчина улыбнулся в дружелюбном приветствии. — А ты, как вижу, Мария. Приятно.

— Мне тоже… даже из головы вылетело, что уже виделись. Знает… ешь – да будь неладно воспитание! – уже думалось, будто целая вечность прошла, год, два, но никак не несколько часов этого же дня.

— Понимаю, чересчур насыщенно, — поддакнул знаток по нечистой силе.

— А парень тот с перрона…

— С ним всё в полном порядке, — собеседник поспешил её успокоить. – Ты даже получше него это открытие восприняла. Гораздо, — добавил он после секундной заминки. – Но и ему крепче досталось. Станция, как-никак, существ больше, претендентов на сокрытие мистицизма, кроме тебя из людей никого, ну и я, конечно. Да-да, тоже человек. – Он опять замолчал и нахмурился, а потом резко вскинул голову, спрыгнул со стула, беря в охапку куртку, и приказал безапелляционно: — Собирайся-ка, нужно срочно кое-что проверить, чтобы наверняка, может, соврал…

— Кто соврал? – вопрос пропустили мимо ушей.

Пришедший потянул было руку к портфелю, но отдернул, махнув: — Ненадолго, полежит, кому он здесь нужен без алмазов и талисманов? Ты же закроешь на ключ дверь?

После этого из кармана он вынул уже знакомую шапочку, неумело нахлобучил на голову и пошел к проему, на ходу оборачиваясь и подгоняя: — Давай, давай, поторопись, одевайся… — затем изучающе посмотрел на не шелохнувшуюся девушку и её замешательство, устало вздохнул, как терпеливый учитель, едва пальцами  виски не помассировал, и сказал вкрадчиво своей нерадивой ученице: — Не кусаюсь я, спокойно. И не маньяк. В конце-то концов, жизнь тебе только спасти успел! Можно было и удостовериться… Что-то, да значит!

Видя присутствие неизменного смятения, возобновил уговоры с новым аргументом: — Нам быстро – до проспекта и обратно, нужно немного прогуляться. В какие-нибудь подвалы не затащу, трусиха… Мне необходимо всего-навсего проверить одну информацию, без тебя не обойтись.

Эти заверения помогли: официантка подошла к вешалке, сняла единственное оставшееся пальто, повязала шарф, но отвлеклась от данного занятия, повернулась, когда колокольчик прозвенел – Денис вышел. Трясущимися от волнения руками, совершенно не желали слушаться, застегнула верхнюю одежду, взяла ключик с полки, щелкнула выключателем, прошлась вдоль помещения, открыла деревянную дверь и занырнула в осеннюю стужу. На неё, вопреки ожиданиям, не накинулся голодной сворой ветер, только ночь окутала безмятежностью, подоткнув получше полы своего покрывала. Снег пушистыми хлопушками сыпался с неба, словно сахарная пудра на дымящуюся выпечку, редко удается поймать такое умиротворение в мире. Усыпляюще. Настоящий контраст с той неразберихой, в которую в последнее время превратилась её жизнь. Слишком много вопросов, голова кругом.

— Если есть сигнализация, — донеслось откуда-то слева, — лучше и её включи. На всякий случай, вдруг кому взбредет на ум вернуться и допить кофе, — всё в той же манере вещала спина в черной куртке. – И ещё – мне действительно можно верить. Нет гарантий с собой, но не убивал я того паренька, не грабил, не бил, что в таких случаях может напридумывать изощренная женская фантазия, подкрепленная детективными сериалами? И тебя не слопаю, Маша, не медведь, — легкая улыбка вышла теперь практически столь же игривой и неподдельной, как и лучи в мерцающих от уличного фонаря темных жемчужинах очей.

— Насчет парня я вам сразу поверила… Не знаю почему, не могу объяснить, просто послушала ва… тебя и всё, убедилась, а что до детективов по телевизору, его не смотрю, но с подозрениями несомненно угадали, — она весело хихикнула, но вышло немного зажато, губы отвыкли включать нужные  при смехе мышцы, только при работе, но так беззаботно стало. – Недооценили великого Конана Дойла с его Шерлоком, а он то, между прочим, тоже внес вклад в общественный бзик и неверие.

Закрывая дверь, она боковым зрением уловила движение: в свете одинокого городского прожектора вырисовывался точеный профиль незваного гостя. Мужчина чуть приподнял голову, выдувая мутную струйку дыма, между пальцами лежала бумажная трубочка. Девушка замерла, пытаясь впитать всё до последнего кусочка в этом мгновении, она буквально глотала неповоротливую раскормленную тишину, желтые очи обступивших их неровным забором пятиэтажных домов, матовую струйку табака, пущенную зыбкой и мимолетной  дорожкой, петляющей витиеватым узлом прямиком в небо. Снежинки садились на её щеки, таяли, оставляя после себя холодные мерцающие слезинки.

Очнулась. Вздрогнула. Мария проворно припрятала ключи в тайное углубление у порожка, затылком чувствуя изучающий взгляд стоящего поодаль наблюдателя. Он с нескрываемым восторгом следил за её действиями, и нечто новое, непривычное захлестнуло тело и разум: уверенность, что всё именно так и должно быть. Давно гармония не посещала её, вот, в чем убеждала Лидия, когда-нибудь она обязательно  наступит, и Маша жадно ловила все переживания, зная, покой непременно ускользнет сквозь пальцы, не старайся удержать, но от этой непрочности явление становилось более желанным, ценным, этот недолговечный мираж страстно хотелось растянуть на бесконечность и то будет мало.

— Ты сегодня везучая, — иллюзорная ткань порвалась, — вживую увидела ярчайших представителей дьявольского зверинца – все разные и в одном месте! Редко бывает, чтобы они могли терпеть друг друга так долго и полюбовно. Неизлечимые грубияны, возьми хоть гоблинов!

— А просто кафе волшебное, — ничуть не смутившись от своих слов, парировала девушка. — Наш владелец, замечательнейший человек, может исправить каждого. Даже без правил и запретов никто не устраивал драк, не вел себя непристойно, какая-то аура… домашняя, да? Так что чутко вы подметили,.. – осеклась. Она заметила, как Денис поджал губы, услышав очередной раз официальное местоимение, не может она со старшими вот так запросто перейти на «ты», всё детство вдалбливали – не избавиться. Но потом мужчина милостиво кивнул, смирившись таки с неисправимой привычкой.

Приподнявшись, наконец, с корячек. Она полностью обернулась к спасителю – тот тушил сигарету носком ботинка, а потом подобрал окурок и бросил в мусорный бачок. Через секунду он почти вплотную подошел к опешившей Маше и, чтобы она от него не отшатнулась, предупредительно прихватил за локоть. Без надобности, от одного только запаха одеколона, сладковатого с горчинкой, но не приторного, в её кровь выбрызнулось какое-то обездвиживающее вещество. И опять она могла только стоять и смотреть в два дегтярных круга перед собой. Показалось, или там, в бездне, на глубине,  водят хороводы бесята?

Под холодным светом мрамор его кожи стали еще более ровными, лишь щеки слегка порозовели.

— Итак, послушай меня внимательно, — серьезность в голосе никак не вязались с творящимися плясками в глазах. – Мы с тобой совершим короткую экскурсию, прогулку  по городу, называй, как угодно,..

«Вот бы было свидание…»

— …во время которой, я больше, чем уверен тебе нужно будет заставить себя придерживаться единственного незатейливого правила… — он выждал, когда она спуститься с персонального облачного дворца, и лишь тогда с ударением отчеканил: — не пялься.

Мгновение спустя безумный проводник заливисто расхохотался, даже вперед наклонился, держась за бедра. Наверное, уж очень у неё была комичная физиономия с этой выгнутой бровью и наклоненной вбок головой.

— Тебе бы… — через смех он отчаянно старался что-то сказать, но превозмочь эту истерику пока не получалось. В отрывках с короткими остановками он повторял: — Тебе бы… — новый звонкий раскатистый приступ. Смотря пытливо на покрасневшее лицо, раскрытый рот, зажмуренные глаза, наблюдая за его бессмысленными попытками остановиться, Маша тоже начала хихикать, подхватив против воли липучую заразу. Теперь они оба, наклонившись вперед, хватались за подвернувшиеся части тела, чтобы удерживать равновесие и не кататься по земле. – Господи,.. – глубокие вдохи, — как два маразматика, — оттирая проступившую слезинку, произнес Денис. – Больше не… Больше… Что больше?.. Ах, да! Больше никогда так не делай! Пожалуйста… Боюсь, с таким выражением столкнусь снова и меня придется откачивать, но наши медики приедут слишком поздно, я умру, а они напишут в графе о причинах: у неё было слишком уморительное лицо… Скончался от смеха. Впрочем, не самый наихудший вариант, в старости повторим, идет? Я предельно серьезен… Это было… Ох… — выражение никак не хотело продолжительно оставаться копией, снятой с сердитого родителя, то и дело улыбочка блуждала над подбородком, морщинки проступали гармошкой от глаз. – Так, вернемся к предупреждениям иного характера, — сотворил-таки суровую мину. — По инструкции, наверное, тебе следовало бы сказать «не бойся», а не «не глазей». Но, я понимаю по собственному опыту, страха не лишиться, каждый раз, снова и снова ты его должна преодолевать, со временем получается проще, легче, но он никуда не исчезает.

— Со всеми?..

— Да, так хоть с высотой, хоть с пауками, хоть с лифтами…

Поэтому тебе по-дружески советую – не пялься, веди себя максимально непринужденно, равнодушно даже, будто ничего и нет… такого. Ну, ты поняла.

Маша кивнула, она то уж точно поняла, что он подразумевает.

— Отлично, рад, ты так немногословна, здорово экономит время. Вопрос: всегда ли или только сейчас от шока? Мне можно не расслабляться, так как потом придешь в норму?

Опять его забавные подтрунивания, но девушка анализировала своё поведение довольно продолжительно и всесторонне.

— Не скажу, что кто-то жаловался на мою болтливость, — чопорно выговорила она, — но в данный момент мне, кажется, — замялась, выбирая слова, чтобы объясниться понятнее, — просто хочется помолчать, переварить всё, что ли… хоть немного разложить происшествия по остаткам изломанных полочек. Трудно стало, запутанно, повесили вверх тормашками и бросили. Очень много вопросов… Ответите?

— Хм, возможно, не на все смогу, но на самые фундаментальные – непременно. Страшно представить даже, что за каша у тебя там стала вариться после этих приключений, но прогуляемся, вернемся в целости, напоишь меня черным чаем, и я разговорюсь, изложив подробно информацию, не как в Википедии, не умничая, а то без моего нудения твой мозг кипит.

— Хорошо, — лаконично отозвалась собеседница, такой исход весьма соответствовал её личным предпочтениям. С ним хоть через толпы чертей идти, хоть сквозь девятый круг ада, раз предстоит ужин наедине.

— А, еще одно… — мягко прибавил мужчина. — К ночи из нор показываются всякие колдуны могущественные, ведьмы, что-то по типу твоих посетителей, но могут и вовсе несокрушимые. Как показывает практика, сказки то не без оснований предупреждают не шляться в ночь, любят злодеи именно по темноте бродить. Некоторые будут чуять, что ты спичками пользовалась. Не смотри так, всё пахнет, не для людей, но для отрицательной сил – да. Коробок может, кстати, у тебя появиться в кармане, не пугайся, на время ты стала его хозяйкой. Вероятно, иноземные существа захотят понюхать и его величество, и тебя, ругнуться, приблизиться, испугать, играй свою роль – и всё, не пялься. Иди и не позволяй в чем-то тебя заподозрить, будь якобы несведущей. Тогда они осознают, что другим себе подобным  ты их секреты не выдашь, зла не причинят, да, если что, я шатаюсь рядом. Всегда.

— Идет, — обреченно вздохнула Мария, не в силах подавить горькую досаду от того, что её опять тащат в пекло, не видать ей полноценного сна и хорошего выходного.

— Только вот, ты сначала побудь моим путеводителем, чертовы лазы, как вы до сих пор тут все не растерялись?! С ума сойти! Я вообще не понял, каким образом нашел-таки «Орешек». Кажется, тебя охраняет какой-то ангел…

В общем, пока за меня отвечаешь ты, потом поменяемся, — он подмигнул и пристроился с боку, намереваясь шагнуть вперед.

— Нам не в том направлении, — фыркнула Маша, изо рта выпорхнул белый поток воздуха. Как же, охраняют её, наверное, самый безответственный сторожила.

– Идемте уж, спасу вас в отместку, несчастного, так и быть, действительно ведь потеряться способны, и потом до конца жизни в лабиринте застрянете, — и она уверенно направилась в абсолютно противоположную сторону. Мужчине оставалось неловко семенить позади.

— Ты только не унывай и не беспокойся, выберемся! – его подбадривания, когда они приблизились к проспекту, звучали не особо обнадеживающе. – Их вполне реально обхитрить, надуть, шугнуть, — роль моральной поддержки ему не удалась. — И хуже передряги бывали…

Мария тут же затормозила, поглядела на него с сомнением из-под растрепанной челки и ответила: — Разве? У меня лично — нет. Думала над этим прямо перед столкновением с потусторонним ведьмаком. Знаете, ситуации безвыходнее так и не пришло.

— Вообще-то, я пытался тебя подбодрить… — тяжело вздохнул её герой. — У меня тоже, кстати, не было. Вот ты сейчас сказала, а ведь правда – это на данный момент пока лимит. Трудно же будет потом неурядицам переплюнуть.

Оба одновременно грустно усмехнулись, приподняв один кончик рта, и решительно двинулись по последнему мрачному проулку к шумному бульвару. Оставалось сделать каких-то несколько шагов, чтобы стать частью внушительного толчения, но тут Денис легонько дернул спутницу за рукав и шепнул в самое ухо: — Потом, позже, всё объясню, просто главное хорошо сыграй. Всё в порядке, ты просто мирно прогуливаешься. Даже, если тебе покажется, что ты оказалась в гостях у самого сатаны, не позволяй панике возрасти до критической точки, как бы сдерживай её на корню. Это важно. Некоторые питаются человеческими беспокойствами, могут начать охоту.

Ну, как оказывается, твоя клиентура стала не самой худшей ни по красоте, ни по силе. Взбредавшая головенка космического гения творила вещицы и позанимательнее.

Вот это уж точно возмутительно! И без того заниженную самооценку решили втоптать в грязь! Оскорбленная заклокотала от ярости.

— Не хочется мне сегодня проблем, вечер то сказочный и в какой-то степени незабываемый для нас, поэтому наслаждайся!.. – осторожно добавил гость, скалясь, как бы намекая этим, что просто невзначай вырвалась очередная кошмарная шуточка. — По мере возможностей, конечно… Насколько триллером вообще можно наслаждаться, — и он дружелюбно быстрее, пока не взорвалась, подтолкнул её вперед, кидая в ущелье, битком набитое детьми темноты.

«Как галантно с его стороны пропустить даму вперед, прямиком на обеденный стол этих тварей, да ещё в виде основного блюда!» — гневно сетовала девочка, выходя из последнего отпечатанного на асфальте силуэта, отбрасываемого жилым домом. – «Что же, хочет лишить меня сна и остатков нормального мышления – ладно, давайте, сдаюсь, не особо ценная, лишь бы подошел поближе».

Ступни пересекли бестелесное сине-серое ограждение, заступив на белую мерцающую от многочисленных ламп полосу. И две фигуры, мужскую — позади, женскую — чуть впереди на несколько шагов, выхватили из тени одноногие стройные фонари главной улицы, соединенные между собой проводами с заточенной в них текучей движущийся начинкой. Бежевая и черная точки сначала шли немного в стороне, прижимаясь к закликающим витринам сувенирных лавок, обувных, кафе, ресторанов, по обоим бокам потесненные их безудержным напором, точнее, бежевая вела, избирая путь вблизи стеклянных поверхностей, с притаившимися там дорогими безделушками, а черная лишь неотступно следовала.

Расстояние между ними часто варьировалось, то удлинялось, то укорачивалось из-за внезапного вторжения какого-либо субъекта, но никогда второе пятно окончательно не теряло опережающую компаньонку. Его гипнотические шары шарили по окружению, но постоянно возвращались к ней, тщательно ловили любой совершенный жест, анализируя, что могло подвигнуть ту на почесывание затылка, на поеживание, на заминку, и втайне любовались её робкой, скованной грацией, хорошо упрятанной под слоями вязаных кофт и плотного пальто, но всё равно прослеживающейся. Стоит лишь приглядеться.

Обнаженные деревья вокруг опутывались паутинкой из электрических венок с россыпью перемигивающихся между собой радужных огней, словно светляки, они облепили корявые кроны и расселись, довольно потухая и загораясь. Наверное, когда-то один человек, увидев на небосводе звезды, поставил себе цель жизни, во что бы то ни стало соорудить такую же, как на небе,  горящую сферу. Спустя сотни лет один из его последователей, возясь с инструментами и приборами в своей мастерской, удивленно воскликнул: «Ох, поглядите, я, кажется, приручил ночные искры!» — действительно получив подвластные ему светила. В наши дни благодаря данному открытию у каждого дома теперь имеются собственные белые карлики, красные гиганты, переменные газовые шары, которые так же, как и их природные представители рождаются, существуют, хотя гораздо меньший период,  и умирают, предсмертно мигая под потолками квартир, будто по-настоящему живые и чувствующие.

Может, все мы пошли от того самого человека, возомнившего себя Создателем одной безоблачной ночкой? Потому, что всегда, во веки веков, будем восхищенно взирать на видимые последствия термоядерных реакций, происходящих за многие-многие тысячи километров он нас, загадывать желания, наблюдая их последние полеты. Потому, что всегда будем с пониманием смотреть, как они разрываются от заточенных внутри мощных сил, нашедших чудом временный баланс. Потому, что во веки веков будем ловить что-то неуловимо знакомое в разноцветных пятнышках над головами, хотеть воссоздать что-то подобное у себя, здесь, на планете, в память о… Может, дело в том, что мы и сами являлись звездами когда-то? Кто знает, ведь у нас остались только смутные воспоминания да необъяснимая, иногда вдруг  накрывающая жажда  стать частью созвездия.

Но замечательное зрелище в виде украшений гирляндами, бантиками, шарами – дилетантскими пародиями на возможные прошлые перевоплощения, возбуждения в слитых неразборчивых фразах, лепете, гаме, болтовне, как бы не были они прекрасны, не способны отвлечь от прелюбопытнейшей картины: странные существа наводнили улицы в поздний час под куполом, окрашенным незримым маляром! До этого дня просто гуляющие перед сном жители, казавшиеся нормальными представителями человечества, в большинстве своем таковыми не являлись. Они отрастили рога, хвосты, удлинили конечности, оказались чрезмерно мохнатыми, в общем, преобразились в каких-то мудреных мифологических чудовищ, в свое время всех школьников заставляли читать о них легенды. Но помимо древнегреческих персонажей здесь бродили совершенно невиданные монстры. И толпа этих спешащих нагло протянула руки к новопришедшим, облизнулась и бесцеремонно заглотила, отправив мужчину и девушку в самую гущу.

Из неприметных окраин они по мановению дьявольской палочки очутились в забитой середке.

Мария шла, боязливо поглядывая по сторонам, но в основном упиралась взглядом в одну только землю. Она пасовала перед нелицеприятной правдой, которая – только решись – откроется в полной неприкрытой наготе. Работница с негодованием чувствовала, как картонный прямоугольник – причина всех несчастий за последние двадцать четыре часа — неумолимо тычется ей в бедро. Угораздило же прийтись по вкусу талисману из параллельного мира! Да ещё какому! Но стоило отметить свое смирение при мысли, что коробок теперь всегда станет её преследовать: она оставила его в баре, а он тут же оказался вложенным в карман – при этом никакая дрожь не охватывала тело.

«Подумаешь тоже…» — размышляла служащая «Орешка», потирая озябшие руки и прикладывая ладони ко рту, чтобы погреть. – «Бывает такое, чего таить, не с каждым человеком, но скулить пока не начну, не дождетесь. Восприму его как нового надоедливого друга, который всё хочет повсюду показываться мне на глаза, и ладно, придется смириться, выпроводить всё равно не в моих силах, но, может, Денис сумеет потом…» — вырвался неконтролируемый вздох, по которому, будь какая-то из подруг рядом, сразу же раскусила, что твориться в этой смятенной душе. Но вокруг был лишь дьявольский карнавал, со слоняющимися жителями подземелья. Никто из них не интересовался причинами бури внутри грустной незнакомки, напоминающей сейчас больше одну из точек над головой, нежели человека. Они провожали её взглядами, кто в упор, кто вскользь, смутно догадываясь, что печали человекообразной исходят не из-за порванного платья или поломанного ноготка, а из-за бездонности тоски по чему-то непонятному, недостижимому для неё, однако очень желанному. Интуитивно полчища чудовищ отклонялись подальше, шарахались от осязаемого и опасного для них свечения, которое исходило от девичей покрасневшей кожи сквозь одеяние, но изучали бедняжку доскональнее из своих закутков и дыр.  Им не дано постигнут подобную боль, оттого-то и любопытство возрастало.

Так потрясающе было разглядывать белоснежное покрывало под ногами! Свежее, местами ещё не примятое… Мария шла, скрываясь до носа высоким воротом верхней одежды, то и дело, морщась от недовольства.

Даже среди следов были чьи-то лапы, копыта, присоски на щупальцах или гигантских размеров ступни. Казалось, вышла на прогулку по диковинной саванне.

Девушка невольно скуксилась. Везде магия! Везде сплошные её проявления, а она же так и осталась на родной планете! Подумать только, жила себе вполне приемлемой жизнью, а тут оказалось, что за шаткой ширмой этой приемлемости стоят, бредут, горланят с давних времен тучи монстров. Вся рутина, нормальность раздавилась под исполинским вопросительным знаком, подвергающим сомнению вообще все догмы разумности и достоверности, которые человечество настойчиво, напористо выдвигало всю свою историю, чтобы хоть как-то оградиться от фантастики, чтобы не покатиться кубарем по наклонной. Как же фантомна и призрачна наша обыденность!

Может, все психованные вовсе и не психованные на самом деле? Они лишь не подчинялись, не позволяли подогнуть себя под общепринятые шаблоны и открыто заявляли обо всех причудах мира? Не боялись их, принимали, что есть. Вот вас за это и в больницу, оградив от  здравомыслящих людей. Но что, если они и есть здравомыслящие, а не мы, притворщики, играющие, будто все хорошо, будто — магии нет? Просто в какой-то момент нас стало больше, следовательно, по неоспоримому правилу толпы, все должны быть такими, как большинство. Остальные же – исключения, выбившиеся, значит, чокнутые, значит, опасные…

«От таких мыслей и меня лечиться отправят! Выкинь, выкинь, выкинь! Фу! Запутаешься, не удержишься под напором открытий, не спасет тебя ни наука, ни чуждые творческой натуре факты, унесешься в никуда, не выберешься… Слишком всё это трудно для принятия за единственное мгновение. Я не сверхчеловек, не атлант. Может, оно и верно, что людей с другим мышлением садят под замок? Может, оно так и нужно, хотя и изрядно смердит несправедливостью? Всё для общественного покоя, порядка… Скрывать действительность иногда необходимо, чтоб не сплющило. Но выдавали бы её порционно, как детям о способе их рождения, так нет, стараются совершенно выжить из голов, ограничить какими-то законами, вот, чего никак не принимаю».

Начав осознавать устройство мира, кропотливо возводимое людьми веками по принципу: просто строить высокие стены, словно роговые панцири, и запрещать глядеть за их пределы, начала злиться, одновременно задним числом понимая, что выдержать такое изобилие абсурда не всем под силу. Для математиков и физиков, к примеру, полюбовно живущих с цифрами, вычислениями – то ещё нелегкое испытание, ведь все их истинности, теории, системы на деле будут пустыми словами, ничем, в природе нету двоек, троек, уравнений. Им вот не выстоять без драгоценной опоры на счет и логику. Даже ей, абсолютном нолике в точных науках, приходилось тяжко. И тут ещё жутко стал раздражать взгляд утреннего незнакомца, впитывающегося в себя изменения её лица, жеста, голоса с жадностью. Он теперь ненасытным лаборантом, поставившим опыт на бедном мышонке, ждет последствий введённого медикамента, пытаясь скрытно читать душевные распри партнерши в попытках примериться с той новой явью, которая с вызовом в бескрайнем пугающем взоре бессовестно предстала неприкрытой распутницей. Но в этом  шпионстве Дениса было нечто трогательное, как первые шажки по просторному миру, в который тот только вошел, жаль, за счет её нервов. Почему же всё-таки она? По какой причине избрали именно её неудачливую черепушку, чтобы обрушиться крушащейся лавиной? «Ага, как же, жди, ответит тебе вселенная, та ещё интриганка, будет она перед кем-то раскрывать свои грандиозные планы…»

Мужчина тем временем, словно безмолвно упрашивал спутницу приподнять голову, оглядеться, воспользоваться способностью, взаправду видеть. Ведь такая возможность, вероятно, ни разу в жизни и не выпадет никому, а вот ей повезло. «Пожалуйста-пожалуйста!» — с трепетом, с замиранием сердца, но слезливо молил, словно требовал, сжимая кулачки, сей ребенок, а она всё бубнила взрослое: — Потом, дорогой, сейчас много работы, подожди, мне некогда.

Периодически в её поле зрения попадали его ботинки, шли рядом с ней какое-то время, потом исчезали. Когда это затягивалось, девчушка взволнованно шарила вокруг или стояла в ступоре, пока не находила совсем близко, но чуть правее или левее, он неотступно её охранял, верный данной клятве.

Внезапно знакомые ботинки с меховой подкладкой и однотонными боковинами опять испарились. Маша огляделась, выискивая ту обувь, которая и давала ей успокоение, занервничала, не найдя. Сначала, не сбавляя хода, изучала вытоптанную рядом поверхность, но затем остановилась, кружась беспокойно на месте, осматривая ворох сапог, кроссовок, туфель, среди которых не объявилось нужных. «Где же он?! Отстал? Потерял?! Я слишком быстро шла? Или просто сбежал, плюнул на такую растяпу? Нет, не мог, обещал». Постояв так какое-то время, она вспомнила совет о  не привлечении внимания. Девчушка, пялящаяся на асфальт, вертящаяся то в одну сторону, то в другую, не совсем справлялась с выполнением настойчивого поручения, поэтому официантка выдохнула, заправила прядки и подняла взгляд.

Денис стоял, как ни в чем, ни бывало, прямо перед ней, забравшись на каменный парапет и проказливо лыбился, несомненно, довольный проделанной обманкой. «Хитрюга! Заставил-таки осмотреться! Чтобы  я его поискала!» — она прожгла его яростным взглядом. Он быстро отвел глаза, лихо спрыгнул со своего пьедестала и подошел к ней, выговорив: — Ты должна была это сделать, — мужчина произносил эту фразу с такой невинной миной, что нельзя было его не простить. А потом из карих очей прямо выплеснулся азарт солеными брызгами: — Тут вся нечисть просто собралась! Все разные! – потер конечности в нетерпении. — Везет же тебе на такие вещи! Неожиданно везет! – видок у него был вороватый.

Мария вот никак не могла разделить его неугомонных восторгов.

– Я всегда знала, что удачливая, — проворчала она ядовито, но даже такая интонация не испортила настроение спутника. Он восхищенно глазел по сторонам, будто в первый раз в жизни побывал на вожделенном аттракционе: — О, да я большую часть только с картинок знал или по чьим-то описаниям! – с энтузиазмом восклицал тот, вращаясь юлой. Потом его тон стал несколько флегматичным, он поперхнулся, когда был смерен разящим прищуром, этакий знаток-ботаник: — Кхе… Они были не особо точны, хотя, возможно, дело в существовании нескольких видов…

Словно бы только тут проныра уловил раздраженность знакомой и совсем приумолк, озадаченно косясь шкодливыми кругляшками коричневого, оценивал, наверное, остыла или нет.

«Вот клянусь: ему только зефир подай – немедля рискнул подержать лакомство надо мной, как в походе у костра!»

Они молча двинулись дальше, спутник, не стесняясь, теперь шествовал совсем рядом, будто желал искупить вину своей внимательностью и предупредительностью, Маша же — таращась вниз. Но со временем любопытство таки одолело, казалась, его игривая энергия перекочевала в неё, и девушка смущенно, пугливо, да стала приподнимать взор, смотря на измененное окружение. Боковым зрением уловила одобрительную жемчужную ухмылку. Как бы там дама не проклинала его, а приятно.

«Сейчас прямо треснет от распирающей гордости! Нашелся великий преподаватель!» — ворчала в уме не без сарказма, но чувствовала, что тоже начала входить во вкус. – «Знаток по части развлечений, отдаю должное. Только не вслух – слишком уж распушился и без комплиментов!»

Поначалу, она бегло оглядывалась и опускала глаза на ботинки везде шастающего по зигзагообразным траекториям мужчины, потом рискнула останавливаться под конец на его черной куртке и синих джинсах, чтобы постепенно отрываться от асфальта, удивляясь, как задорно их обладатель лавирует между всеми чудиками. Складывалось ощущение, будто он увлеченно играет в какую-то лишь ему понятную игру. Иногда спутник оборачивался, одаривал её добродушной улыбкой до ушей, от которой что-то щемило внутри, а пульс ускорялся в десять раз, но это помогло вселить храбрость.

Фасады магазинов притягательно мерцали разноцветными лампочками, кое-где стекла украшали не только вырезанные осенние листья, но и узорчатые снежинки из бумаги, воздух дрожал от предвкушения чего-то волшебного, как в канун нового года, но магии здесь и без праздника хватало!

Если бы не спички, для глаза среднестатистического человека не было видно ничего необычного. Кругом сплошные прогуливающиеся парочки, снующие собачонки в вязаных ботиночках, группы девчонок и парней. Мужчины в спортивных костюмах с бутылками пива, пенсионеры на скамейках с семечками или бойко вышагивающие со своими палками, поддерживая форму, женщины с телефонами и пакетами, изувеченными до безобразия цветными логотипами акул-гигантов потребительского дела. Отдыхающие с детьми родители, школьницы с подругами — пестрая привычная смесь все возрастов и слоев. Но если посмотреть на сверхъестественное пламя, приоткрывающее дверцу туда, куда нежелательно, то безобидные семьи с колясками и младенцами трансформируются в семейство широкоплечих троллей с жирными лоснящимися волосами гнильного цвета, глубоко посаженными мелкими глазками-бусинами и болтающимися заостренными ушами. Их ребятишки, смеясь, кружили вокруг старших предводителей, топая, как слоники, и оставляя миниатюрными ножками следы сантиметров сорок длинной. Полная идиллия, разве что, отдавят случайному прохожему ногу или заденут, оставив синяки на теле жертвы. У забора расселись группы упитанных огров с оголенными животами, которые они поочередно почесывали, распивая непонятного вида напитки в здоровенных двухлитровых флягах. Оглушительно мерзкие отрыжки вырывались из их ртов протяжным ревом. Зеленая дымка заставила прошедшего человека содрогнуться и схватиться за виски. После этого великаны с похрюкиванием загоготали и харкали на асфальт. С крыши на крышу перепрыгивали визжащие девчонки. Мария уставилась на них с непониманием: ни разу  в жизни не видела ничего подобного. Их длинные синеватые гривы картинно

развевались за спинами, кожа отдавала юношеским нежно-розовым румянцем, гибкие стройные станы, хорошо вырисовывающиеся в ничего не скрывающей шелковой накидке, были такими легкими, как перья, перелетали с места на место. Дамы резво подтрунивали друг над другом, играя в догонялки. Всё бы ничего, но расстояние для прыжков было неподвластно обыкновенным людям, снова и снова девы преодолевали десятки метров, едва оттолкнувшись.

Денис прокашлялся, повернувшись к ней: — Это нимфы, знакомься, одна из разновидностей, вывелись недавно. Мадамы, как и наши феминистки в своё время, решили стать самостоятельными и независимыми, сбежали из привычных сред обитания, лесов, рощ, и обосновались в наших городах, — он с неприкрытым восторгом наблюдал за грациозными фигурками, любуясь этими сиренами с широченной ухмылкой. Разве что вслух не вдыхал, хватило ума. Маша съехидничала, пихнув его локтем: — Хватит вам пялиться, заметят же, потом проблем не оберётесь.

Мужчина очнулся, сразу же захлопнул рот и поспешил за удаляющейся девушкой: — Зато вот тебе и открылась причина, отчего иногда сыплются с крыш черепичные чешуйки или сосульки… Увы, и в колдовских семьях рождаются иногда неповоротливые белые вороны, этакие исключения из правил, которые крошат всё подряд…

— Знакомьтесь, я есть это самое, — брякнула официантка с досадой, которую не могла скрыть от подмечающих всё очей, но попутчик тактично промолчал, поняв, что для неё любые комментарии станут весьма болезненными. «Спасибо», — красноречиво отозвались её голубые радужки.

Они снова молча пошли, периодически встречаясь глазами и ответно улыбаясь. У лавки с сувенирами спутник кивнул головой в сторону скамейки. Проследив за ним, девушка увидела знакомую картину: стайка гоблинов-анорексиков резалась в излюбленные картишки.

— Не знаю, что уж их так привлекает именно в таком времяпровождении, ведь они не особо азартны, — принялся говорить экскурсовод, — на деньги не играют, не желания – тоже нет, разве что на гадости. Подножки подставлять, толкнуть, дверь, натертую до блеска внезапно выставить, а потом ржать над нашими неудачами. Ты часто на ровном месте спотыкалась?

«Вот так открытия… Дело было не в непутевости, а в потусторонних силах, которые отчего-то отыгрывали от души именно на мне!»

Прямо перед гуляющими из магазина брендовой одежды выскочила группка подружек с пятью пакетами в каждой руке. Ведьмы цокали шпильками, что-то увлеченно обсуждали и хищно рыскали по толпе. Проходя мимо Маши и Дениса, они все кокетливо впились в мужчину, словно по сигналу. Сей загадочный тип умудрился не только очень натурально казаться равнодушным, хотя, кто знает, может, они шли вразрез с его предпочтениями и он не притворялся, но и отбиться от мощного натиска профессиональных моделей легче легкого. Ограничиться обходительным кивком, вызывая и даже таким, не внушающим надежды, жестом бурные одобрения и многозначительные призывные реплики.

— Приветик, милый! – замурлыкала блондинка. — Какой ты симпатяга! Познакомимся, душка? Да твоя девчонка ничего и не заметит, не беспокойся! Ну, согласишься? – но он прошествовал дальше, как ни в чем не бывало. «Вот это выдержка! Будь я его реальной подружкой», – вздумалось пофантазировать работнице кафе, — «не смогла бы и придраться к столь примерному мальчику! Никакого повода для ревности не дал!»

Стоило осилить несколько магазинов, как из ближайшего ювелирного, разодетая в пальто с меховым воротником, прошествовала двухметровая горгулья. Сложенные за спиной крылья летучей мыши были грандиозных размеров, они высились сзади двумя горами. В когтистой лапе женщина держала телефон и утончённо тыкала по клавиатуре, не по-светски закусив от напряжения губу – трудно было не проткнуть технику насквозь при таких-то копьях. По визгу за спинами, раздавшемуся через десять шагов, они поняли – навороченный гаджет всё-таки не выжил, вопреки её неимоверным стараниям.

У самой автобусной остановки Мария приметила вдали прохаживающегося с высокомерным видом мага. Этот был без бархатного тяжеловесного халата, зато в костюме, выкраденном из музея зарубежной истории: белые лосины обтягивали накаченный выдающиеся вперед рельефные икры, поверх тела было надето подобие просторной туники, но более благородной, с рукавами-фонариками, узким пояском ниже талии, золотыми застежками и кручеными тросиками нитей. На плечи крепились крупные броши с мордами драконов, они удерживали в зубах неподъемный лиловый плащ из плотной не сгибающейся материи. В руках он держал кожаные перчатки, а на голове под наклоном находилась приплюснутая шляпа со страусовым пером. Вновь греющее дыхание и шепот защекотал ухо: — На вампиров тоже лучше совсем не глядеть, красивые юноши, но убьют в подворотне – ничего не екнет. Чуют лишнее внимание легко. Этот ещё маловат, лет двести, но силен…

Девушка медленно кивнула, прислушиваясь к своим ощущениям по поводу «маловат, всего-навсего-то лет двести» — сознание даже и не запротестовало, проглотило, переварило, выплюнуло. Успокоенная тем, что умудрилась так скоро привыкнуть к перевернутым реалиям,  развернулась и пошла дальше, теперь они двигались в одну ногу и выглядели, наверное, самой примерной парочкой на всем проспекте, вот только разговор на этом свидании был лишен и дюймовидного ошметка романтичности.

Денис заметил, как Марию передернуло от вида прошествовавшей мимо смердящей бородавчатой барышни, и заботливо, почти бережно, вдруг подхватил её под локоть, подводя к скамейке сквозь текучую шеренгу монстров.

– Садись-ка, выносливый мой воин, — какое-то время мужчина пристально её рассматривал. – Устала, да? И не жаловалась… Черт, затащил так далеко, совсем забылся, ты ведь и не выспалась. Мог бы ограничиться парой кварталов, итак всё понятно было…

— Вы выяснили, что хотели? – о большем она не спрашивала, боясь вновь наткнуться на невежливое молчание.

— Выяснил… Но ты отдохни, не волнуйся, разрешаю заслуженный перерыв.

На возражения у Маши не было сил, а она даже и не чувствовала, как утомлена прогулкой. Но ноги недовольно заныли, отказываясь продолжать путь, какой бы программа не была занимательной, и какой бы обворожительный гид ей не попался.

— Ладно, пока немного ввиду тебя в курс всего происходящего, хотя, ты и сама уже могла о большинстве причин странностей догадаться, — решился новый приятель. — Просто слушай и иногда кивай, чтобы мне знать, что ты не прикорнула, идет?

Ученица послушно исполнила поручение, смотря на него снизу вверх, ей богу – учитель, а её женская натура возжелала сантиментов. Ха-ха! Лидка бы непременно подколола, хорошо, что коллега давно дома. Но хоть за ручку подержал, чтобы без чувств не распласталась, на том спасибо.

— Подарочек, что ты переняла у того паренька с утра, как ты, вероятно, додумалась, не здешний, — лекция началась. – И то, что спички непростые, несомненно, тоже. Молодой человек их нашел где-то во двориках, по его же словам, между прочим, носил при себе, использовал как самые заурядные. Сам не разобрался, каким образом умудрился только сейчас столкнуться с их силой. Эх, не устраивали его, видите ли, зажигалки, — негодующе пожурил парня Денис, — не суть.

«Прямо у Лидки перенял… Или она у него. Может ли быть, что эти двое знакомы?»

— Какое-то время он был их хозяином, — декламировал брюнет, — но понимаешь, когда нечто волшебное попадает к нам сюда, оказывается вдали от магического, им нужна подзарядка. Будто паразитам, им необходим хозяин, который привередам понравится, да, они очень избирательны в этом плане, не любому попадутся. Если человек болезненный, то это может дело явно ухудшить, быстро убить, поэтому к нему – ни-ни. Чувствовала слабость? А, ты же не выспалась, тут по-любому паршивое ощущение, — он почесал макушку.

— Откуда вы и это знаете?

— Я всё знаю. Привыкай.

«Эх, объяснил, благодарствую».

— Поначалу паренек их устраивал, — возобновилась речь, — но потом им больше приглянулась ты. Короче, не удивляйся, как уже говорил, если будешь спички везде с собой находить. Они избрали тебя по неведомой причине, и связь эту можно порвать, только вернув господ домой… Там они сами приманят бывшего владельца, если были им довольны, ну, или кого более заботливого, но здесь хотят побыть с тобой.

— Но…

Он нетерпеливо шикнул: — Молчи, не трать силы! Знаю. Всё знаю.

Как они сюда попали, и что вообще за потусторонний мир, о котором я всё пространно лепечу? Угадал? Отлично. Ну, тут трудно ограничиться тем временем, которым мы располагаем, да и я сам о нем толком ничего не смыслю, ни  в его географии, ни в названии, ни в положении, но если максимально лаконично, то да, другой мир есть. Целая пропасть миров, даже без подсчета точного количества. Неужели ты наивно верила в единственную и неповторимую Землю с людьми, если вокруг нас простирается бесконечность, дражайшая? Ох, ладно, не отвечай, видно, вообще и не думала об этом особо.

Почему-то ей стало стыдно от своего незнания. Но если при Свете было просто немного неприятно, то при нем – прямо позорно. Хоть на месте проваливайся! Другое дело, куда ниже то, раз преисподняя переехала на этаж выше?

— Что о способе попадания сюда – своевременно хочешь узнать, без шуток, — консультировал её любопытнейший персонаж в черном, выводя плавные жесты пальцами. Вел экскурс для начинающих в изгнании дьявола. —  Используют нечто напоминающее порталы, но как-то по-другому их называют, на собственный лад, язык сломаешь… – немного помолчал, потом качнул головой: — Не, не помню…

Магические побрякушки же попадают в нашу реальность вместе с чудовищами, то есть владельцами, истории про параллельные миры не такая уж и легенда. Думаешь, описывали просто наобум? Не-а, не всегда, некоторые знаменитые литераторы, возможно, смогли когда-то улизнуть… Но об этом не сейчас, просто знай, что и сказочники, и ученые, и режиссеры легко могли родиться не в розовеньком роддоме на ближайшей улице, а на другом конце вселенной, или просто купить билет для круиза по измерениям.

Так, вещи, вещи… Что говорил? А, так… Повторюсь, они попадают в здешний мир как имущество всех виденных тобой чудиков. Переселяются гарпии с хоббитами по разным причинам, основная – поиск лучшей жизни, банально, не смейся, чужой мир всегда первое время лучше своего. Гоблины, великаны, феи эмигрируют сюда, обживаются, но на память о былом житье-бытье хитроумными уловками берут с собой что-то дорогое сердцу и родное. Потом предмет могут забыть, обронить, оставить где-то, и он легче легкого перекочевывает к непосвящённым, то есть, к ординарным людям. Поздравляю, кстати, ты к ним уже не относишься после такого-то… — поправил шапку, сдвигая её со лба.

— В лучшем случае амулеты не дают знать о суперсиле, используются людьми в качестве инструментов, декора, средств обихода. В худшем же – мы внезапно сталкиваемся лицом к лицу с чудодейственными свойствами сих творений и нередко испытываем их на себе. Такие неприятности часто возникают…

Кивок. Видела. Точно.

Мужчина поковырял снежок носком ботинка: — Честно скажу, жизнь у тебя не сахар! Как ради работы официантки ты можешь таскаться пять дней в неделю из далекой своей дыры в центр и обратно рано утром и поздно вечером, ещё и одна! Совсем не пронимают истории с маньяками? Даже теперь продолжишь, когда озабоченные извращенцы стали не самыми страшными спутниками для прогулок по неосвещенным переулкам?

И кафе то ещё в лабиринтах. Выискивал, блин, целую вечность во всяких закутках, — продолжал он сетовать. Она позволила ему выговориться, видно, что накипело. – Веришь или нет, до сих пор не понял толком, как ты меня оттуда вывела, и как я сам-то умудрился там найтись, причем вовремя! А тут ещё и под кроватные монстры, вдруг выяснилось, не просто сны.

Мария смущенно пожала плечами, мол, обычное для неё дело, ко всему привыкаешь…

— Ко всему привыкаешь… Да, наверное, — девушка изумленно на него вскинулась. – Я не умею читать мысли, не беспокойся, просто у тебя на лице всё написано, уж извини.

Ох, как вспомню, едва на тебя вышел, и то, когда ты спичку зажгла – зов ведь мощным зарядом получил — сжимаюсь. Зря, конечно, попробовала, не было бы этого сыр-бора. Хотя, был бы, от судьбы не деться, настойчивая дама. Разве что отстрочила ненадолго, зато познакомились…

— Ищите во всем плюсы? – в ответ он пригрозил ей пальцев у губ. Опять на неё чуть не шикнул негодующий родитель, но мужчина сменил гнев на милость, отозвавшись: — Что ещё остается? – потом выдохнул и спросил: — Спички то слышала? Звали?

— Ага… Не то, чтобы словами, но как-то желание возникло… оставить себе, чиркнуть…

— Именно, верно. Видишь ли, стихия любит свободу, хочет проявить себя. Отчасти, немного похвастать перед нашедшим, козырнуть умениями, так сказать. Вот и играет на любопытстве. Да и как же не воспользоваться побрякушкой, коль дают способность видеть настоящую магию?!

— Тоже мне, соблазнительное предложение…

— Тем не менее, ты не поскупилась им, — мягко запротестовал мужчина. — Еще издревле считалось, что огонь дарует не только свет и тепло, не только существует для бытового, но и приоткрывает сумрак…

— Делает явным скрытое… – отчеканила Маша, словно стишок на утреннике.- Так сказочник говорил.

— Сказочник? — Денис удивился. Теперь его очередь уморительно гримасничать. Выгнулась одна смоляная бровь, приоткрылись фиолетово-рубиновые губы.

— Да, мне с утра сон приснился, вы же всё знаете, карикатурно процитировала она его недавнюю реплику, — там огонек был, и голос… Историю кто-то рассказывал про пламя, его использование, как видео со словами, вот я и назвала его сказочником…

— А, ты про него… Ска-азо-оч-ни-ик… — мужчина довольно потянул слово, пожевал его, пробуя на вкус. Кажется, одобрил. — Красиво… Ля, да ты поэт, Мария! Пускай будет сказочником, мне нравится, — в глубине его глаз завихрились игривые лучинки.

— А кто он, этот повествователь на самом деле?

— Потом расскажу, позже, — увильнул ответчик, заминая в уголках глаз какое-то странное удовольствие от прозвища незримого диктора, которым официантка наделила того.

— Тогда можно ещё вопрос?

— Валяй, пока я добрый, — он очаровательно осклабился.

Замешкалась, но затем выстрелила на одном дыхании: — Почему они вас бояться?

С минуту продлилось молчание. Казалось, Денис несколько растерялся, не понимая, о ком конкретно идет речь, он размышлял, блуждая по окружению взором. Девушка выжидала, а потом подскочила, ошалевшая  от его реакции: взрыв хохота прорвался из мужской гортани. Уже второй раз он вот так, до колик смеялся над ней. Теперь было даже обидно, не перешла к ней смешинка, что на это раз отколола? Если бы не его мальчишеская проказливость и её онемевшие ноги, она бы просто ушла. Неужели опять выставила себя полной дурой из-за комичной мимики? Нет, голову на бок не наклонила, лицо не сильно скривилось из-за её вопросительной интонации. Что тогда? Задыхаясь, мужчина отрывисто выплевывал фразы, пытаясь оправдать своё поведение: — Меня?! Бояться?! Они?! Серьезно?! Пришло же! – поржал прямо от души. Всё то время с самой обиженной миной из своего арсенала дама восседала на деревянной лавке, скрестив руки на груди. «Оскорбиться или нет? Почему нашел это настолько идиотским? Разве я ошиблась? Но в кафе он так запросто со всеми расправился, без испуга и трепета перед ним, посетители из другого мира и не двинулись бы с мест. Впрочем, и наши соотечественники теми упрямцами бывают, с ними тоже следует часто поступать через вызов охранника или полиции, или выписку штрафа.

Пожалуй, на всякий случай, нужно показаться чрезмерно уязвленной».

— Всесильные маги, колдуны, великаны, к сожалению, ничего не бояться, — добавил несколько сдержаннее спаситель, моментально улавливая все перемены её настроения, — а уж если и есть такая угроза на свете, то точно не захудалый человечишко. Они бы раздавали меня, дай волю, но вот некоторые запреты при входе сюда сдерживают…

— Запреты при телепортации в чужие измерения? И у них? Ого! И визовый центр с таможней имеется? Вы там бывали? – поспешила она перевести тему в другое русло. Надутость тотчас испарилась.

— Ну, насчет визы, вроде бы, и не ввели пока, но вот что-то по типу осмотра вещичек – да, имеется, но, как видишь, всё равно не самое надежный способ, с помощью элементарной смекалки умудряются обдурить и пронести. Вот и владелец коробочки саламандры откуда-то приволок ценное имущество, а потом, мало ли, сам по рассеянности оставил, или карманники сперли,.. — он осекся, обвел редеющий проспект чересчур пристально, настоящий сыщик, останавливаясь на деталях окружения. Через лоб пролегла морщинка. – В том мире я был, мимоходом, забрел по наводке друга в портал, но меня сразу же выперли, работай на нас, но вот входить – не имеешь право. Удобно для вышестоящих, — затараторил он как-то напряжённо.

— Кем вы работаете?

— Кем, кем, потом объясню, засиделись что-то, пора возвращаться, — неожиданно резко оборвал расспросы Денис. – Дойдешь обратно? Выдержишь заход?

Девушка поспешно кивнула и приподнялась, опираясь на спинку скамейки. Ноги одеревенели, но хотя бы не противились идти. Мужчина подошел к ней и аккуратно придержал за локоть и талию, несколько нервно оглянулся по сторонам. Этот его жест, торопливый, командный сбил с толку, он не был похож на движение из арсенала властного супруга-тирана, скорее ребенок настойчиво и уперто вел куда-то прочь, надоело шатание по ненавистному супермаркету.

Маша ничего не понимала, но заразилась беспокойством, и изо всех сил старалась заставить конечности шевелиться и не путаться. Обсыпала себя упреками из-за того, что не догадалась одеться теплее. «Помодничать захотела! Не лучше гоблинов поведение!

Мама на протяжении всей юности мне твердила беречься, особенно зимой. Замерзну, продует, мало того, заболею, да ещё детишек не будет. Шапку нужно надевать, шарф, свитер, колготки, брюки с ворсом, укутываться всеми возможными способами, но когда я слушалась? Кто хотел в семнадцать походить на капусту? Однако на прогулку ночью никак не рассчитывала, может, на электричке в моих тряпочках было бы в самый раз, там тепло, светло… Ладно, не гадаю, всё равно бесполезно, могла бы вообще никуда больше не ходить, вообще не существовать, знай только, как перекати поле образовывать».

Девушка беспрекословно подчинилась, позволяя себя вести. Спутник, кажется, это почувствовал, оттого стал направлять её легкими, но твердыми касаниями.

Проталкиваться в толпе чудовищ теперь было сложно, существа, будто специально мешали уйти: часто вылетали навстречу из-за угла, распахивали дверь магазина перед носом, носились, детишки лезли под ноги, как маленькие несообразительные собачонки. Пару раз Мария чудом остановилась в такой непростительной близости от склизкого монстра, что дух перехватывало. Ударили по рецепторам запахи пота, немытости, плесени, гнойные коросты ороговели, распространяя смрад тлеющего тела. Но по-настоящему у официантки на секунду всё померкло, когда её щека коснулась бородавки на носу старухи. Аж обмякла. Больше всего захотелось немедленно вымыться, отскрести всякое напоминание об омерзительном касании. Фу! Щекотная колючка была прямо на собственном лице!

Но шепот знакомого баритона током прокатился по телу, возвращая к жизни. Она втянула сладкий одеколон и табачный дым, вкупе два этих ингредиента действовали на неё своеобразным нашатырным спиртом, и поддалась настойчивому зову увлекающего её мужчины. Денис так и придерживать её сзади, приобнимая, стоя близко, но, не напирая, сохраняя приличное расстояние, которое не позволяло заподозрить его в пошлости. Нахлынула расслабленность.

Они казались парой влюбленных, танцующих танго в полуосвещённом переполненном зале, плавно скользящие, кружащиеся, делающие выпады под единственным прожектором. Партнёр уверенно и темпераментно вел её по вымышленному паркету, Маше оставалось только закрыть глаза и следовать его указам. Темп их танца то ускорялся, то замедлялся, рисунок их прохода вихрился водоворотом или же неукротимо выбрасывал исполнителей вперед, простираясь лишь на пару метров, на большую дистанцию прогуливающиеся горожане не позволяли свободно уплыть. Иногда рука девушки готова была приподняться, чтобы провести по щетине спутника, подчиняясь атмосферности момента, однако конечность лишь вздрагивала и опускалась. Она не решалась поддаться пробудившейся пылкости. Но, в конце концов, после всех успешно проделанных ходов, хитроумных финтов, ряда перемещений, мудреных переплетений морскими узлами с туристами других вселенных, они замерли. Играющая скрипка умолкла. Вместе с тем, слуховые органы разложило от шума и гвалта наводненного суетливого города, их наполнила теперь сплошная приятная тишь, не абсолютная, не оглушительная, будто напихали ваты, но укачивающая. Звуки были смягченными, далекими и видоизмененными, словно они нырнули под воду.

— Просыпайся, спящая красавица, приехали, — опять насмешливо зашелестело около ушной раковины поглаживающим бризом, горячие пальцы убрали выбившуюся прядь. «Вот бы меня всегда до конца дней так будили, я была бы даже не против наступления очередного утра…»

Мария открыла глаза, с сожалением ощутив, что приятные путы, которые унесли её в царство мечтаний, ослабли, а потом и вовсе отпустили, убедившись, что она в силах выстоять без них. Вот и жалуйся теперь на свою железную выдержку!

Перед ней открылись дворики жилых местами потрескавшихся пятиэтажек с их дивными пленяющими разно размерными скачущими балкончиками, неуклюже нависшими один над другим кривой вертикальной строкой. Такие забавные! Отчего не замечала раньше? Где-то красовались неуместные пластиковые оконца с их белыми новомодными рамами, где-то торчали советские черные железки, где-то не имелось ничего, кроме рябенького бельишка, повисшего на натянутых веревках.

— Ты теперь ведешь, — сказал Денис с несколько виноватым тоном, похрипывая. – Я ещё не ориентируюсь… — карие глаза внимательно наблюдали за ней исподлобья.

Маша безмолвно прошла мимо него, механически прокладывая путь к кафе по знакомой изогнутой тропе. Разум допытывался: ей показалось, или его щеки действительно чуть больше разрумянились? Неужели она стала причиной малиновой краски лица?

Компаньон  уже абсолютно спокойно и проворно вышагивал рядом, перенимая бодрый темп. Пространства ниже скул вновь приобрели привычный для них оттенок слоновой кости.

— Если здесь столько нечисти за раз реально встретить, — поинтересовалась собеседница, — не проще было бы поехать ко мне домой? – вслух прозвучало довольно двусмысленно, но партнер даже не улыбнулся, а серьезно ответил: — Нужно было тебя проверить именно в толпе, да и сейчас этой всячины везде полно, ночь как-никак, да и электрички, представь себе, их излюбленное развлечение. С поезда в случае необходимости прыгать бы не хотелось…

— Ох! До такого могло дойти? Как-то не подумала.

Вы, кстати, обещали рассказать, что потом стало с предшественником, жертвой спичек. Простите за настойчивость, но тот паренек показался мне сумасшедшим, внезапно обезумел у меня на глазах, что не каждый день происходит, точнее, вообще впервые происходит, беспокоюсь… Не нужны ли лекарства, больница… Ой!

Перед девушкой неожиданно вынырнул из прохода между домами высокий смуглый мужчина, не дав договорить ей об отсутствии опыта в психологии. На его голове, непокрытой ни шапкой, ни капюшоном, развивалась пышная шевелюра, копна чуть ли не по плечи. Выглядел он очень молодо, сверстником Марии, но на висках проявилась неуместная седина, одна бровь была полностью выбеленной и разрезанная посередине вытянутым рубцом. Шрам очень ему шёл, добавлял какой-то воинственности и твердости, но при этом и пугал. Незнакомец почтительно придержал её за талию, привлекая к себе, не давая отпрыгнуть и гипнотизируя серповидными зрачками. Миг, и они вновь стали ординарно округлыми. Её плечо оторвалось от плеча Дениса, с которым они вышагивали вровень, тот молниеносно обернулся, ощутив пустоту рядом, затем ему понадобилось еще одно крошечное мгновение, чтобы одернуть девушку из-под воздействия магнетической ауры личности.

«Ну и реакция!» — она молча восхитилась.

Неизвестный не противился, отдавая пойманную, только показал кривой оскал и просипел: — Рад встречи, дружище, — звучало очень уж неприветливо, даже грозно, вразрез со сказанным. — Давно же судьба не сводила нас вместе, о, охраняющий спокойствие, думал, ты канул туда, откуда не возвращаются, — необычная, несколько устаревшая манера речи заставила присмотреться к нему внимательнее.

Родинка под глазом и несколько приплющенный, но острый нос – вот все его неординарные черты, какие выделялись из общего образа. Так, вполне нормальный юноша с вечным скрытым недовольством и бунтом внутри. Характерно для максималистов-подростков.

А он продолжал вещать на своем тарабарском: — Я терялся в догадках, кидал кости, смотрел на облака, — после каждого такого способа выяснения дел брови хотели забраться выше и выше по лбу, — сожрал ли тебя-то на работёнке, или всё-таки вывернулся, — не слышалось комичной интонации при названии всех вышеперечисленных способов, которые были популярны лишь среди колдуний прошлого. — Погляжу, живой, хоть и нездоровеханек, но тут всё плачевно из-за образа жизни, разве что, не спишь с сигаретами свои ежедневные четыре-пять часов.

«Ого! Так мало? А выглядит вполне прилично, в отличие от меня. Привык?» — подумала работница.

Парень умолк, облизнулся, а потом возобновил беседу, игнорируя гневный взор бывшего товарища: — Всё по окраинам скитаешься, но теперь с подружкой? – он скрупулезно осмотрел Машу поверх плеча Дениса с гримасой знатока. – Красотка, хороший вкус, не придерусь, но что-то больно быстро вы улепётывали… Рассорились? Свидание не задалось? Давно предупреждал – ты совершенно несносен для общества дам, — опять змееподобная насмешливость и прищур, от которых хотелось удрать, не медля. Неизвестный выжидал ответа.

— Привет… — процедил, наконец, воюющий со злом. — Не буду врать, приятель, нисколько не рад тебя видеть, — говорил спутник, будто выплевывая слова на землю. Кулаки непроизвольно сжались.

— А, противна наигранная вежливость, помню-помню. Бедняга, тяжко тебе живется в нынешнем времени… Остался таким же непотребным брюзгой по отношению к этикету, хотя, не лишено продуманности, не наживаешь ненужные знакомства…

Мария моргнула и молниеносно подалась назад, опасливо косясь на крошечное подобие огня, уже виденного на посохе колдуна в кафе, только теперь магический свет лился из ладоней замаскированного под человека представителя другого далекого мира, о котором она знала в течение да всего-то лишь меньше половины суток. Денис тоже его заметил и, нашарив заледеневшую руку подопечной, сердце её подпрыгнуло до горла, что-то неразборчиво зашептал. Лицо незнакомца с гривой исказилось в яростном кривлянии, теряя привлекательность экзотичных немного восточных черт, он хотел взмахнуть рукой с какой-то толикой тигриной грации и величавости, посылая в них сгусток света, но так и застыл каменным изваянием с перекошенным кровожадным выражением. Девушке некогда было думать над случившимся – её уже тянули, торопили прикосновения, она опять повиновалась, переходя на бег.

Хрустело под ногами…

Будто кто-то втихую поедал кукурузные хлопья на кухне, стараясь не привлекать внимание…

Было так хорошо нестись по миниатюрным сугробам, блестящих мириадами серебряных стразов и отдающих туманной голубизной под треск поедающих лакомства полуночников. Снег всё падал и падал дородными лепешками сверху, садился на волосы, залетал в глаза, целовал губы. Морозец слегка покалывал, щипал щеки, конечности же он не отмораживал, лишь окрашивал розовым.

— Теперь куда? – спрашивал Денис, бегущий чуть впереди, иногда вопрошающе оборачиваясь с широкой ухмылкой. Кажется, и он испытывал подобные же эмоции – эйфорию и беззаботность. Карие глаза горели теплым желтым свечением, такие шаловливые, озорные, детские. В них прыгали шустрые смешинки, губы немного приоткрылись, уголки поползли вверх, образуя по бокам ямочки. Когда взгляды встретились, он заговорщицки подмигивал. Их руки по-прежнему были сцеплены вместе.

Мария вошла во вкус и заранее отдавала команды: — Вправо, теперь – налево! Долго прямо! Резко направо! – пускай и дали ей роль навигатора, неожиданный утренний гость, свалившийся ей на голову, как и этот сигнал скорой зимы, который не предвещали синоптики, был рядом, а это самое главное.

…и вот спустя пятнадцать минут перебежек перед ними появились двери кафе с приветливой табличкой в форме ореха на ножках. Они остановились, жадно ловя воздух приоткрытыми ртами, он приятно холодил горящие легкие. Две фигуры глубоко дышали, стоя под фонарём, а затем одновременно сложились пополам и неудержимо захохотали. Нотки чего-то истерического закрались между этих переливов, но, тем не менее, никакой фальши и натянутости. Смех будто уносил следы всех перенесенных тревог. Преодолели столько трудностей, при этом обошлось без потерь, да ещё и погода волшебная! Даже и странно, не схожа с привычной суровой слякотью октября.

Отсмеявшись вдоволь и выместив наружу перенапряжение, Маша наклонилась за ключом, чувствуя за собой близкое и явное присутствие Дениса, словно проводившего её домой до подъезда. В животе что-то заволновалось. Работница приподнялась, покрутила пару раз в замочной скважине, потянулась к железной ручке, но компаньон, опередив, по-джентельменски распахнул перед ней дверь, пропуская вперед и сгибая руку в пригласительном жесте. Подыграв, она присела в нерасторопном плие, чем вызвала его и без того искрящуюся улыбку и вошла внутрь. Сзади донеслось: – Сейчас приду, потом буду долго и нудно рассказывать. Приготовься.

— Не-а, — мужчина удивленно поднял на неё глаза, — невозможно к такому заранее подготовиться это первое, — оскалилась она, перенимая его пленительную манеру и упиваясь тем, что смогла поставить  его в ступор своим непослушанием, — а второе… с вами интересна даже и теория, — собеседник оправился от внезапного проявления вредности и польщённо защерился на комплимент.

— Благодарю, конечно, но сидеть, правда, придется долго. В добавление ко всему я совсем обнаглею и попытаю тебя своей стряпней, ибо голодный, а ты попала под горящую руку, выбирай: яичница или пельмени? Что из двух блюд меню? У вас в кафе чуть больше, верно? – голубые глаза закатились, карие блеснули.

«Кажется, это начинает походить на наш тайный ритуал».

— Яичница? – кивок. — Ладно, сделаю её. Тогда,  можешь приготовить черный чай, что-нибудь из душистого, пожалуйста? Найдется ли пара яиц, сыр и помидоры на вашей кухоньке? Их тоже на видное место положи, иначе весь порядок нарушу, как торнадо круша гармонию, взлелеянную поварами…

— Как скажете, сэр, всё есть. Кстати, напитки у нас имеются и другие очень вкусные, но чай, весь перечень, самый настоящий с каких-то плантаций. Друг владельца нам привозит раз в месяц. Зайдете как-нибудь потом, попробуете?

— Спасибо за приглашение, но уж даже и не знаю… — он прикусил губу, увидев нескрываемую грусть собеседницы, не успела припрятать горечь. – Слышала же, что там про меня это медиум во дворе наговорил – работенка та ещё, без выходных,.. — сыпались оправдания, в которые и сам собеседник не верил, но говорил, противный себе за ложь, — но, выдастся минутка или окажусь рядом, в чем сомневаюсь, не разберусь никак в путаницах дворовых дорожек, — непременно.

Мария благодарно, но вымученно улыбнулась. Задней мыслью она-то понимала, что он красиво завуалировал такое страшное слово «никогда», но подал же надежду, щепотку, так, из сострадания выдавил, а ей лишь и нужно маленькую порцию, будет ждать.

— Вы не собираетесь заходить? – сменила официантка неприятную для обоих тему. — Урок обязательно на свежем воздухе должен проводиться? – он всё ещё топтался у входа, шаря рукой в кармане, пальцы вытянули вожделенные зажигалку и сигареты.

— Я быстро, покурю только, прав был тот волшебник и на этот счет, как видишь. Вообще он меня хорошо знает… Увы, лучше, чем хотелось бы, — пробубнил самому себе под нос Денис и исчез за деревянной перегородкой с цветными стекляшками  с так и неперевернутой табличкой «открыто» на крючке.

Мария пожала плечами перед закрывшейся дверью и мечтательно провертелась до вешалки, напевая про себя какой-то веселый популярный мотив, один из тех, что случайно услышишь по радио и ни за что не можешь выбросить из головы. Хо-ро-шо! Права была Света с её житейской мудростью: радуют только две вещи, среди которых имеется влюбленность в качестве основной. Пальто уже повисло на крючке, попутно зажигались лампы над стойкой, затем на кухне, но не все, хотелось сохранить какой-то домашний полумрак.

Достигнув плиты и обозрев содержимое ящичка со всевозможными травяными заварками, она вспомнила, как Василий Павлович однажды очень хвалил восточный сбор в изрисованной коробочке с оранжевыми цветами. Его никогда не давали посетителям, по настоятельным указаниям владельца им можно было угощать только неожиданно пришедших друзей в самые счастливые моменты. До этого Мария пробовала его пару раз за посиделками с Лидой и Светкой при устройстве на работу или её самой, или последней, а вот без коллег – никогда. Теперь она радостно улыбнулась невысокой баночке в дальнем углу, приоткрыв крышку, вдохнула цветочно-фруктовый аромат неизвестных ей заморских растений. Горсточка перекочевала в пузатый прозрачный заварник, стоило кипятку смешаться с лепестками и кусочками плодов, как высушенные ингредиенты начали распускаться, раскрываясь нежно-голубыми, фиолетовыми, персиковыми листиками и набухшими кусочками ягод. Крышка с круглым помпоном, идеально соответствующая диаметру отверстия, аккуратно перекрыла выход для ароматного пара. Пусть пропариваются, отдавая воде вкус, цвет и запах.

Официантка услышала, как звякнули колокольчики над проходом, как покрякали ботинки, как расстегнулась молния куртки, одежда легка на барный стулик с звяканьем. Хрупкая ноша с жидкостью тут же была водружена на деревянную подставку и прихвачена за ручку с помощью плотных рукавиц. Бедро слегка оттолкнуло дверь в зал, где Мария с удивлением уставилась на взъерошенного, растрепанного паренька, сравнимого с нахохлившимся, только подравшимся воробьем: черные волосы выпирающими чубчиками стояли торчком, указывая каждый в свое направление, под глазами стали заметны припухшие мешки от недосыпания, ресницы и щеки были влажные и поблескивали.

Улыбка тут же растянулась. «И это начинает входить в привычку при одном его виде».

— Ну вот, наконец, вы стали похожи на простого смертного, а не на героя из комиксов, — бойко изрекла работница на ходу, но Денис будто бы не слышал саркастического замечания в свой адрес. Он зачарованно смотрел на янтарное содержимое чайника, нос задышал, жадно уловил струйки брызжущего аромата настоя, одобрительно присвистнул, удобнее пристраиваясь на троне с тремя ножками и выискивая за прилавком чашки.

– А нет, сначала – руки мыть! – задорно погрозила девчушка, предусмотрительно оставляя посуду на метр от чайного любителя. – Идите, умойтесь, видок у вас прямо скажу… прикольный, — она не выдержала и прыснула от смеха в полный голос, когда мужчина недоверчиво на неё зыркнул, провел ладонью по торчавшим на голове кольям и попытался их разгладить, но, пружиня, те вновь восставали. – Прямо по коридору, как за угол завернете, потом справа увидите табличку, думаю, не заблудитесь, где для мальчиков, где для дам. Давайте-давайте! – подгоняла официантка.

Поняв, что она в этом деле непреклонна, спутник делано надулся. Он демонстративно громко отодвинул стул, чересчур медленно спрыгнул на пол, отряхнулся от невидимых крошек и вальяжно прошествовал, придерживаясь полученных указаний с выпяченной нижней губой и скрещенными на груди руками. Вернулся уже с уложенной прической, хоть и порядком мокрый, зато хоть немного посвежел, но круги под глазами так и остались на месте, жаль их не смыть проточной водой.

Так заметно упростило бы жизни и улучшило вид огромного количества людей! Все бы сразу лишились явных следов бурных ночей, проведенных наедине с собственными голодными мыслями, нерешительностью, убивающим радость одиночеством и социальными сетями, по сути, виртуальным сборищем бесприютных отшельников, которые всё чего-то ждут. Наверное, большинство надеются, что их таки вспомнят, если увидят кругляшек аватарки в списке «онлайн», но  ночь пролетает, зарядка гаджета садиться, веки смыкаются, а ощущение ненужности не проходит, так, заминается на фоне скорого звона надоедливого будильника в начале следующего нежеланного и тягомотного дня.

Маша отшугнула гадкие образы, когда мужчина опять ловко запрыгнул на высокий табурет напротив, сплетая руки в замок, придерживая большими пальцами подбородок на манер делового бизнесмена. Вот только мысли его пока тоже витали, но возле более лакомой темы чая, нежели брошенности, слишком уж душистая приманка выставлена прямо по курсу, к такой запретной конфете ручонки сами тянулись, но притронуться к раскаленной поверхности духу пока не хватило.

Мария наблюдала за ним незаметно, раскусывая внутреннюю дилемму в два счета. Теперь и она выучилась залезать в чужую голову. Громыхала за баром разрисованными кружками, выбирая самые расписные. Ручной работы, между прочим, Светланиной, работница – настоящая мастерица. Подарила на день рождение руководителю, когда подслушала его разговор с клиентом, но потом оказалось, просто в наугад названную дату. Василий Павлович посмеялся и решил отдать такую красоту в общее пользование, видите ли, не простит себе, если лишь он будет пить, тая подобную красивую поделку от многих, хотя и имея возможность поделиться. Не жадина же какая-то. При этом и вовсе не в его праздник получил, считайте, не заслужил.

«Пускай у неё всё сложится с тем пареньком, у нашей умелицы, заслужила, хоть познакомились так удачно только сегодня, но уже жить друг без друга не в силах…» — отправляла щепотку счастья подруге. – «Стоп, или уже вчера?» — недоверчиво крутанулась на пятках. Часовая стрелка неторопливо подбиралась к одиннадцати. Верилось с трудом, не сломался ли механизм? Ведь столько произошло, а всё уместилось в какие-то захудалые двенадцать промежутков на циферблате! Невероятно! Чародеи, гарпии, горгульи, тролли, пару раз чуть не убили маги, несколько раз она чудом не упала в обморок, парень на перроне при ней обезумел, с утра кошмар, который уже казался чем-то запредельным, туманным… Насыщенно на развлечения, это точно. Мало кто похвастает такой обстоятельно подготовленной содержательной программой хотя бы на месяц.

Денис мягко откашлялся, напоминая о  своем существовании. Слишком уж надолго она увязла в воспоминаниях.

— Лучше не анализируй, — посоветовал он со знанием дела и опять, будто читая её мысли, — всё, что произошло с тобой в течение сумасшедшего дня, имею в виду. Оставь, отстранись, переключись. Только головка больше разболится, но понять – не поймешь, и запутаешься окончательно. А как ненадолго вернешься в обычные реалии, проще будет потом всё принять, как есть. Сам знаю, опытный… — замолчал, но обнаружив гнездящиеся вопросы в глазах официантки заметил: — Да, работа с тем, с чем ты познакомилась вечерком – чумовая, нравится? – видимо, хотел пошутить, но вышло как-то горько и язвительно, даже с вызовом.

Понимая, что ему сейчас очень паршиво, наверное, больше, чем ей,  и что настроение собеседника внезапно ухудшилось ниже плинтуса, Мария стала отвлекать его, задавая вопросы, она заметила, что ему, хоть он и не желал открывать, нравилось блистать имеющимися знаниями.

— Так вы работаете… — начала и тут же замолчала служащая, подбирая наименование для специальности, в которой основными задачами является разгуливание по городу и спасение людей от последствий пробудившихся магических талисманов, успокоение пострадавших и отправление магических амулетов домой.

— Называй это профессией защитника, какого-то отдельного звания для моей должности не имеется, так что, тут дай фантазии волю, — задумчиво отозвался собеседник.

— Поэтично… Защитник…

— Ага, а обязанности то какие веселенькие – закачаешься!  — снова скользила неприкрытая ирония по отношению к самому себе.

— Вы мне расскажите?

— Мою историю-то? – изрекалось откуда-то издалека. — Или про того парня вначале? Или про того, кто тот черт из табакерки, который встретился во дворе? Или про то, что я с ним сделал? – ехидно один за другим выдавал девичьи вопросы загадочный субъект.

— Да про всё, но по порядку, итак медленно перевариваю и с трудом заставляю поверить себя, что не сплю.

— Ещё бы… Авантюры, опасности, спасение…- он поерзал на стуле. — Если чаю, наконец, нальешь – согласен и на данную страшную пытку, и на что похуже. Пахнет твой отвар – потрясающе!

«Кажется, приходит в норму, раз подкалывает».

—  И на кухню потом проводишь, чтобы я начал творить, а то юлишь, всё оттягиваешь неминуемое за хвост, – он зевнул, сладко зажмурившись и с наслаждением снова внюхиваясь, впитывая струйку дыма из плавно согнутой линии хоботка. – Этого-то мне и нужно напоследок, прямо для меня подбирали каждый лепесточек… душистый, аппетитный.

Девушка дернула рукой, неуклюже толкнув локтем чайник, и пролила часть медового цвета напитка на стол, но емкость удержала: — Как — напоследок? – голос чуть ли не дрогнул. — Уйдете уже? Так быстро? И… и мы не увидимся? – даже ароматная жидкость не казалась столь дурманящей, как раньше. «На что я собственно надеялась, глупая? На то, что он сейчас приготовит ужин, мы мило посидим и побеседуем до самого рассвета, а потом поцелуемся, проедемся до дома и заживем долго и счастливо? Смешная и наивная ты, Маня, напридумывала. Вот правду Лидка говорила, мне бы сказочного принца, и чего я тут забыла? Глядишь, волшебство ждало, ждало, да и решило самостоятельно за мной заехать, раз долго не являюсь. Вот прямо сегодня и отправилось на поиски сбежавшей эмигрантки».

— Эй, ты чего так расстроилась то? – прозвучало рядом. — Неужели из-за меня? Подумаешь, я практически конченый человек, каких поискать, тоже мне печаль, — его рука осторожно накрыла её. Кожа была горячей и мягкой в противоположность девичей – вечно влажной и леденеющей. От этого прикосновение, целью которого было её успокоить, наоборот, вызвалось знакомое пощипывание в глазах. «Только не разревись перед ним, девочка, не стоит. Тебя ждет замечательная жизнь, справимся, ты же с детства хотела быть старой безумной матроной с парой котов и собакой. Вот и не расклеивайся, а иди к мечте, не позволяй какому-то чужаку так просто рушить планы на жизнь», — но где-то внутри сердце отчаянно воспротивилось из-за звания «чужак», из-за когда-то вполне завидного приговора покинутой старухи… Счастье было так близко, буквально вытяни руку и ухвати.

Она выдохнула, собралась, осторожно убрала свою кисть из-под его ладони, заправила непослушные волосы, которые выбились вперед, и произнесла: — Всё… нормально… правильно…

Покусала губу.

— Просто с вами было так интересно, никогда ничего подобного со мной не происходило, я не только про подобные приключения, но и про вашу компанию, лучшую, в которой мне только удавалось когда-либо побывать.

Голос не сорвался. Фух!

Денис, кажется, был очень тронут столь откровенным признанием. И смущен, даже взгляд немного потупил: — Всё у тебя образуется, Маша… Не волнуйся, надеюсь, происшествий подобного масштаба не случится, хотя, кто его знает? Вряд ли моё пожелание здесь учитывается, во всяком случае, морально будешь закалена… А я… У меня должок перед миром, двумя, точнее, вот и приходиться расплачиваться, — помялись, находясь напротив друг друга. Никто из них не решился поднять глаза, на поверхности стойки сразу появилось столько всего интересного.

— Ну что, готовить идем? – прорезался хриплый баритон, пытаясь вызволить их обоих из давящей обстановки.

«Умело же перевел тему с наших обрывающихся отношений на еду…» — безмолвно заметила официантка. «Что же мне делать, когда придет время прощаться? Попросить не уходить? Гордо вскинуться и отпустить, а потом жалеть о своей холодности всю жизнь? Или напоить и привязать к месту?»

Но вслух лишь сказала: — Вашим родителям, наверное, хорошо доставалось, такой егозой были, угадала? – он закашлялся от удивления, пробубнив: — Так сильно заметно?

Девушка не могла сдержать улыбки, глядя на этого юнца напротив, болтающего ногами на стуле, по факту старше её лет на десять, тактично промолчала, но сразу стало понятно,  что ответ положительный.

— Идемте уж, горюшко моё, — и она поманила его пальцем к себе за стойку, а затем к невысокой бежевой дверке, за которой открылась комнатка с вездесущей белой плиткой, сверкающими металлическими столами и кухонной утварью. Рядом с одной и плит уже лежала упаковка яиц, нож, овощи и сыр. Мужчина осмотрелся, а затем по-хозяйски протопал ко всему этому добру, взял ближайшую сковороду и поставил на плиту.

— Газовая! Вот хорошо, — неподдельно восхитился он своей удаче. – Я думал во всех кафе и ресторанах одни электрические сейчас…

— Не во всех, как оказывается, — сразу отозвалась Маша. — Просто наш работник, кореец, только к подобным агрегатам и привык, поэтому владелец щедро преподнес ему как-то вот такой вот древний подарок. Специально выбирал пострашнее и надежнее, самый, что ни на есть, советский.

Денис нежно провел по подкопчённой от частого использования конфорке среднего диаметра. Его плечо ощутило робкое прикосновение, спаситель вздрогнул.

– Пока не начали готовить, может, расскажите если не о себе, то о пареньке, чтобы спокойнее было?

— А он, я смотрю, тебя сильно заинтересовал, — хмыкнул собеседник, но дальше ехидничать не стал, великодушно сжалился из-за двух красных щек. – Не беспокойся, с ним все хорошо и есть и будет, просто спать уложил.

— Спать?.. – между бровями кожа изошла мелкими бугорками. — И меня… уложите? – она осеклась, алея ещё больше. Который раз краснеет из-за несколько двуликой формулировки вопроса.

— Пока не знаю, но это навряд ли, — хмыкнул поваренок, нарезая спелые овощи.

— Гадаете, выживу ли после вашей стряпни? — пыталась она отшутиться, дабы скрыть смущение. – Тогда, считайте, и мараться не нужно.

— Да всё не так плохо! – возмутился Денис с неописуемым негодованием. Ножик на разделочной доске заработал быстрее. – Я сносный кулинар, — с запальчивой интонацией. — Ну, с яичницей, по крайней мере, точно, — добавил, почесав затылок.

— И ещё одно…  Это ваш дар? Ну, что вы меня учуяли, узнали местоположения? Вы на улице ещё рассказывали, потом про спички упомянули, мол, они помогли меня найти, когда вы заплутали и отчаялись… Это ваши способности магические? И ещё взглядом сверлить колдунов, запугивать…

— Да не запугиваю я их! Они боятся того, что могут быть мной отправлены домой за нарушение!

— Хорошо-хорошо, не спорю… Вы этим и занимаетесь? Отправляете их домой? – голубые глазенки сощурились, изучая мужчину. Она отчаянно цеплялась за возможность узнать хоть что-то.

— Не только, но и… — он кивнул на карман её фартука, немного оттянутый, в котором тут же оказался знакомый спичечный коробок, — атрибуты тоже по моей части.

— Неужели так невыносимо жить в том мире, откуда приходят монстры?

Стук наточенного лезвия по дереву.

— На их вкус там настоящий ад, — они по-прежнему стояли у плиты, так и не соизволив её включить, — но, как я считаю, им просто не нравится правила, ограничивающие магию, здесь за этим не особо следят хотя бы из-за того, что о таком даже не знают, да и смена обстановки как-никак. Конечно, в придачу здесь они хотят от души повеселиться, никто же не тронет, но заблуждаются. Подай спички, пожалуйста…

Сначала Маша не поняла, о каких идет речь, ведь маленьких коробок лежал возле него, заранее подготовленный, но потом с неохотой вспомнила о саламандре, порылась в кармане и протянула ему. Прутики недовольно скулили. Денис кивнул, принимая удлиненное хранилище  с соломинками, привычно чиркнул длинной палочкой, крутанут рычажок баллона, переключатель плиты и вокруг черного круга заплясали синеватые лучинки. Он как бы демонстративно говорил, что разговор пока закончен.

С шипением на поверхность сковороды плеснулось масло, удар — полетели склизкие куриные яйца.

Мария отошла к выходу, чтобы не мешать и с трепетом взирала на все отточенные движения ночного посетителя.

Как давно девушка мечтала, возвращаясь промозглым вечером в жилище, о чем-то подобном только в собственной квартире. Чтобы её проводили домой, потом заботливой рукой приготовили даже такой простой ужин, она бы согласилась целыми днями уплетать только одну яичницу, лишь бы хозяйничали на её кухне, громыхали утварью, воя что-то нечленораздельное себе под нос. Она купалась в уюте этого вечера, в запахах которыми он был переполнен: кусочки колбасы, зелени, томатов, сырой осени за окнами и одеколоне Дениса, горчащем от сигарет. Как кошка она стояла на кухне, прислонившись к стене, стараясь делать всё бесшумно, даже дышать, чтобы не разрушить чарующий момент, разве что не мурчала. И пускай ад оказался на земле, в таком шалаше ничего не страшно…

Мужская спина была покрыта наконец-то не черной, а темно-синей однотонной рубашкой с подвернутыми для удобства рукавами. Он сосредоточенно хмурил брови, примеряясь к нужному количеству специй, Мария вздохнула, завороженная правильным профилем.

— Значит, ваш любимый чай черный? – решилась заговорить.

— Да, терпкий, сильно заваренный.

— И спится хорошо от такого на ночь, вроде должен же бодрить? – чего бы это ни стоило, а она поставила себе цель его разболтать.

— Ты не переживай, сегодня уж точно заснешь, как миленькая, гарантирую, да ещё такая вкусная глазунья, никогда не пробовала! Два желтка мало? – он обернулся.

«Только бы не растаять».

— В самый раз, обычно по одному делаю.

Последовали неодобрительные качания головой то в правую, то в левую сторону и порицательное цоканье языком, как бабушка, которая безосновательно всё сетует на худобу внучки, замрет ещё.

Шкафы на кухне продолжали иногда  поскрипывать, Денис раскрывал дверцы, что-то ворошил, что-то понравившееся по названию брал и внюхивался, иногда пробовал на вкус, отсыпая на ладошку. Когда он дошел до целлофанового пакетика с красным наполнением, Маша замерла, с нескрываемым шоком следя за его действиями: он щедро сыпнул приправу в руку и отправил сей холмик в рот. Секунду спустя, как и ожидалось,  мужчина уже метался, учащенно дыша, и судорожно хватал открытым ртом воздух, лицо побагровело, на глаза навернулись слезы. Встретив его отчаянно взывающий взгляд о помощи, девушка кивком указала загнанному зверю на раковину в углу. Тот стартанул, словно профессиональный спринтер.

— Фу-у-ух! Ну и ну, —  только и смог измотанно вымолвить, напившись. – Где вы умудрились купить такой ядреный перец?! Я, блин, почувствовал себя чёртовым огнедышащим драконом! В жизни ничего подобного не пробовал! – он с опаской косился на пакетик, отставив его подальше, будто из него может выскочить легендарный монстр.

— У продавщицы одной на рынке, постоянные клиенты, со скидкой продает. Может, она ведьма и привезла с собой из магической страны в качестве памятного сувенира?  — она хотела съехидничать, но тут же с сочувствием спросила: — Кто же горстями специи ест?

— Да я ни разу с таким порошкообразным огнём не сталкивался! Точно что-то неземное понамешала в это снадобье. Наклейку бы вам сюда: «Внимание! Опасность!»

— Злая собака? – хихикнула Мария, представляя, как могут отреагировать подчиненные-иностранцы на изображение разозленного бульдога на специях.

Яичница нетерпеливо зашкваркала, ревниво привлекая к себе мужское внимание. Повар быстро обернулся на зов, покрутил рычажок, выключая пламя, покрошил уже натертый сыр и накрыл крышкой.

— Вот и готово почти. Теперь только немножко подождать, и приятного аппетита. Печенье-то, кстати, у вас есть? – последний вопрос застал врасплох.

— Нет, нету, а нужно?.. – служащая покривила рот в раздумье. — Работники кафе оставшееся всегда с собой могут унести, руководитель сам сказал. Часть продуктов – бездомным, а часть можем сами забрать.

— Бездомным? Добрый дядька. Ах, и вам перепадает! Так вот чего ты здесь работаешь и терпишь эту пытку! Ясно! Раскрыл-таки величайшую тайну! Бесплатная кормежка! – взволнованно голосил собеседник, упирая руки в бока. – Всё с тобой ясно, идешь на поводке у желудка!

— Я не… — Маше ужасно хотелось объясниться, раскрыв настоящую причину выбора именно «Орешка». Совсем нелицеприятное обвинение кинули, хотя и, как всегда, шутливо-издевательски. Ведь при устройстве сюда она не подозревала о таком съестном бонусе, шла ради общения с людьми, борьбе с излишним отшельничеством и ещё в надежде, что будет не слишком много клиентов, однако Денис не дал ей договорить.

— Но беда, — он озадаченно фыркнул, — необходимо печенье, чтобы всё было по фэн-шую, — добавил, погрустнев. — Десерт обязательно присутствует в любом приеме пищи по моим правилам, сегодня придется тебе пожить по ним, но без чая с какой-либо ломкой закуской нельзя.

И в магазин пока гуляли не зашли, молодцы, сейчас-то тебя лучше не отправлять, попадешься кому-нибудь в лапы, останусь совсем брошенным, а сам пойду – так я заплутаю и окочурюсь во двориках на скамейке…

На его лице была написана такая всеобъемлющая печаль, что прямо вскрикнуть хотелось: — «Я схожу, не переживайте! Я справлюсь! Да через всех монстров пойду, пробьюсь! Да через холод проберусь, с волками справлюсь, но добуду!» Но внезапное восклицание потушило её геройский порыв.

— А, точно же! – хлопок по лбу, и он поспешно просеменил мимо неё в зал для гостей. Оттуда донесся звук расстегивающейся молнии, шорох и копошение, ликующий победный возглас, через минуту спаситель вернулся, а в его руке уже была целехонькая упаковка песочной выпечки с каплей клубничного джема в серединке.

— Вы всегда с собой сладенькое носите? Сладкоежка? Вот уж и не сказать, повезло… — изучала официантка добытое из закромов имущество.

— Что, худоват? Ем и не толстею? Завидно? – мужчина насмешливо хмыкнул. – Зря, между прочим, не пахнет это особым здоровьем. И не всегда вовсе еду таскаю, просто… м-м-м…- решил оправдаться перед официанткой, — просто сегодня решил, что пригодиться. Домой зайти не успею, скорее всего, в забегаловке посидеть – тем более, видишь ли, график плотный и далеко не стабильный, не построишь каких-то планов. Был уверен, что с парнем точно не всё гладко пройдет, раз до сих пор никак не мог изъять чужой атрибут. Никогда не знаю, каким образом всё обернется, всегда готовлюсь к худшему – вот такой вот принцип на службе себе сформулировал… Пока не подводил.

Но у меня, — зашептал он, изменив интонацию на более проказливую, —  ещё и не такое есть в заначке! Представить себе не сможешь… Там, в портфеле, — заговорщицки огляделся и приставил ребро ладони ко рту, глазки немым знаком метнулись к залу, — есть… Только чш-ш-ш, никому! Обещаешь? – взял с работницы клятву сей плут. — Хорошо, доверюсь, так и быть. У меня имеется… Барабанная дробь… Помни уговор о молчании, а то настигнет адская кара, в котле лично сварю!  — Маша уже приготовилась захохотать. — Спрятал у себя самый божественный король-фрукт! Драгоценные мои… бананы! Представляешь? Знаю, знаю, что не можешь, — вещал Дениска под звонкий девичий смех, наслаждаясь этими радостными

переливами, будто музыкой. — Вчера купил по скидке, свежие, вкусные. М-м-м… Закачаешься! Если не наешься ужином – ты не стесняйся, говори, поделюсь, хоть и жадный.

— Ладно, учту, запасы – это хорошо… – ухмылялась Мария его разыгранной сценке с восхвалением жёлтых плодов. – Раскладываться-то в зале, не за баром? – задала она насущный вопрос.

— Да, давай уж в зале за столиком нормальным, по-человечески, не против? Таково желание последнего засидевшегося клиента!

— Ладно, наглежь, будь по-вашему, — снова сговорчиво повторила девушка, — тогда берите ваш кулинарный шедевр, а я печенюшки донесу для чайной церемонии, давайте мне. Расстаньтесь уже с десертом на некоторое время!

— Прошу, прошу, только не злись… — и он опасливо огляделся вокруг, погладил, словно дите, вожделенную сладость, а потом проказливо передал данное сокровище не перестающей смеяться знакомой. – Смотри, без меня не ешь! Крепись, орел! Никакой сухомятки! И береги их не только от себя и своего урчащего пищеварительного тракта, но ото всех пуще… пуще… — он призадумался, а потом спросил: — Пуще чего? Что самое дорогое?

— Пуще собственного сердца… — непроизвольно, со вздохом, вырвалось вдруг из женской гортани. Девушка моментально опустила глаза, осознав, что высказалась вслух. Да, плохой же из неё охранник оказался, раз не смогла уберечь личную ценность от лап какого-то неизвестного. Хороша, нечего сказать!

— Пускай будет по-твоему, пуще сердца… Жуткие же ассоциации гнездятся в твоей головенке, девочка!

И они разошлись по разным помещениям.

Пока Денис убирался на кухне, наводя за собой порядок, Мария оставила гремящий коробок с соблазнительным содержимым у чайника и осторожно принялась нейтрализовывать следы волшебных клиентов – например, разрушать постепенно высоченную конструкцию, оставленную злобным магом. Ей удалось это сделать,  ничего не уронив, вопреки собственным ожиданиям. Потом приступила за чашки со стола ведьмы, а затем за наполнение миски орехами на местах обитания гоблинов. Стерла пыль, смела крошки, убрала приборы. Мелочь с бара, не пересчитываясь, полетела в кассовый аппарат. Выдохнула, перекинув полотенце через плечо. Теперь единственным неубранным местом был столик в дальнем углу у окна среди пару пышных папоротников, её любимых.

Скрипнула боковая дверца и перед взором предстал мужчина, который благоговейно нес на вытянутых руках своё сокровище к месту, где уже стоял потемневший заварник, кипяток и упаковка со сладостями. Уселись они, одновременно плюхаясь, девушка – на стул, приобнимая взятую с соседнего кресла подушку, мужчина предпочел на диван.

Ещё немного они пребывали в молчаливой сосредоточенности, раскладывая пышущую жареную глазунью по тарелкам, оттягивая веревочки сыра, споря насчет кружков колбасы, пришли к соглашению, что ему, как повару – на один больше, а потом без реплик и расспросов поглощали ужин, оба смертельно проголодались. Слышалось лишь бряканье вилок о хрупкую гладь белоснежных плоских тарелок. Затем чай разлился по кружкам непроглядной темной жидкостью. Парок плавно завился к потолку, две мутные полосы сплетались в едином танце телами под шуршание разрываемой упаковки.

— Это было вкусно. Очень вкусно. Кто бы подумал? – по прошествии  получасовой трапезы отозвалась похвалой Мария.

Кулинар, довольный собой, лениво улыбнулся на комплимент и потянулся за новым печеньем. Весь его вид с долей самовлюбленности излагал: «Ха! А я говорил! Ты ещё сомневалась в моих талантах?!»

— Теперь вы мне всё расскажете? – девушка нетерпеливо приобняла горячую емкость и подогнула под себя ногу, как делала обычно лишь дома.

Медленно откинувшись назад, прикрывая глаза, собеседник произнес: — Теперь – да, можно. С чего бы только?..

— С самого начала, — перебила она без церемоний, слишком уж долго пришлось терпеть, — про того несчастного на остановке – это во-первых. Как нашли, как поняли, что у него спички – во-вторых, — затараторила собеседница, будто читая давнишние заготовки, —  потом о том, как умудрились напороться  на такую работу, потом о том, ну, кто вылез из переулка, и что вы с ним сделали, а я ещё вопросов походу подбавлять буду.

— Хорошо-хорошо, — он остановил её жестом, — понял я, что ты вообще без понятия о том, что происходит, пойдем в соответствии с твоим планом, как обещал, если чай ещё разольешь. Кстати, он мои ожидания оправдал. Дашь адресок этого вашего посыльного с плантаций? – с задумчивой миной пробурчал сей гурман, причмокивая.

— Итак, — сосредоточенно глядя на наливавшийся напиток, ответствовал повествователь, — повторюсь, про то, что некоторые существа иногда переходят в наш мир, ты уже поняла, — поза его была расслабленной, но, тем не менее, ощущалось некоторое напряжение внутри. — Моя задача – отправлять их имущество, запретные здесь вещицы обратно, часто в комплекте с хозяевами, если по их вине свершилось нечто очень погибельное, ну и если их вообще реально обнаружить. Видишь ли, вещи долго могут хранить запахи, но смешать их с чьим-то ещё – элементарно. Тогда и их хозяина трудно почуять. Должность моя без пафоса по собственному усмотрению зовется «защитником», никаких пресловутых суперменов. С воображением всё хреново, вот и не выпендриваюсь.

Ты пей-пей, остынет же, — он оказал на кружку.

Девушка притянула к губам раскрашенную позабытую посудину, подула и отхлебнула. Черная жидкость с востока, на вид – крепче некуда, даже не вязала во рту. Гладь изошлась рябью, заволновалась, пойдя чередой мелких волн, а Денис продолжил чуть более монотонно и устало: — Моя задача – ходить по улицам и опираться на интуицию, на чутье, выискивать амулеты, добывать их, если придётся, силой, — Мария прислушивалась к ощущениям после тепла напитка, он прокатывался вдоль гортани, распространяясь греющим пятном. Всё кажется таким ирреальным, далеким. – Очень радуюсь, когда вдруг подворачивается удача и приходится брать брошенный, оставленный талисман или лично изымать у хозяина. Сверхъестественный чудик, и тот легче отдаст, чем наш упертый русский человек, когда кто-то его имущество, хотя и не его вовсе, сразу в крики – не смей трогать личную собственность, — показал в воздухе кулак Денис, пародируя какого-то знакомого. – Прекрасно, ежели сговорчивые попадутся, но это – один на миллион. Если тебе так повезло – благодари того, в кого веришь… — он осекся, скрывая замешательство, когда отхлебывал чай. – Частенько приходится врать, играть, осторожничать, красть. Иногда, как сегодня, например, пытаться изъять, спасая непутевого хозяина, но вот бывает, что вещица во время приведения пострадавшего в чувства убегает к кому-то другому. Самостоятельные уж больно… — Мария задумчиво кивнула. В ее сознании крутились картинки с изображениями неописуемого ужаса на лице того паренька. Казалось таким давнишним, но страх опять заерзал в груди. – Приходится выбирать: или вещь, или разум человека. — Она встрепенулась и помотала головой, вытряхивая из волос дремоту. – Спасать естественно приходится от того самого открывшегося колдовства, с которым они не в силах совладать.

— А я как, справилась? – работница с трудом подавила зевок.

«Что ж такое, наелась, и правда вздремнуть захотела».

Мужчина вновь задумчиво улыбнулся, отпил и сказал: — Считай, что да…

«Неоднозначно как-то… Неужели могло бы удастся лучше? Я рассчитывала на похвалу, но, видно, не заслужила, попалась же магу на глаза».

— За тем парнем на остановке я давно ходил по пятам, в центральном парке, ну, в городском бору, — уточнил он, видя её непонимание, — почувствовал с неделю назад, что есть волшебный предмет, шел по следу и прямо передо мной этот наглец берет забытое имущество и тащит в карман. Я всю дорогу до дома его вел, потом даже пытался выкрасть в транспорте, но он заметил, не закатил сцен, но спички отдавать очень уж не хотел, понравилась винтажная ценность. Сегодня опять шел за ним, стерег, решил про себя – выхвачу и убегу, а дальше – по обстоятельствам. Но… ты стояла, переглядывалась с ним, подумал, у тебя может быть жизнь личная наладиться, — ядовито пошутил, щурясь, — или хорошая реакция, остановишь ещё, порвешь за любимого, потом ему стало плохо, как закурил, раскрыл умение талисмана, люди начали заходить… Ну ты меня и перепугала своим добрым порывом! Думал, никогда не уйдешь от него, и придется тебя как-то отвлекать, а любое промедление ему может стоить рассудка, но унеслась-таки в последнюю секунду, благодарю. Дальше я просто подошел к нему, успокоил, дал там подышать средством от насморка, чем не помощник? Проводил до  дома, благо адрес то знал, валерьянки дал, отпоил, побеседовали. Он во сне немного покричал, поразговаривал, обычное дело, а я заговорил его подушку, чтобы подчистить память, — он заметил, как собеседница напряглась. — Немного, просто, чтобы ему казалось всё произошедшее дурным сном, а до этого он вечером перебрал… Ну и удалил рисунок саламандры из сознания, размыл, мало ли, искать приспичит. А магические сувениры, они такие, могут  являться и взывать, — Мария неодобрительно на него косилась, но  отвлеклась, когда в кармане вновь что-то немного начало оттягивать. Пальцы выложили на столик коробок. Девушке показалось, будто ящерка опять подмигнула.

—  Вы и такое можете сотворить? Я имею в виду – стереть часть воспоминаний. А говорили всё, что не маг, не колдун никакой, где ж это обычному человеку такие фокусы вытворять? Кстати, я и решила, что парень тот был фокусником, а вы, возможно, его сообщником, вознамерились меня обдурить, но в качестве утешительного приза и на память о ярком событии оставили у меня эти спички…

— Ого… Ну и сюжет, — Денис почесал затылок, — Вот это ты придумала, конечно… Отвертеться от чудес очень хотела?

— Да… Логика, тяга к разумности, знаете ли.

— Эх, знаю, всегда мы так.

— А саламандра – название фирмы из-за легенды, верно? – продолжала она допытываться, но уже не так бодро, как в начале.

Мужчина удивленно выгнул брови, впрочем, сразу же постарался скрыть свою озадаченность: — Ага, ты и это знаешь? Я думал выдержать таинственную паузу, если ты будешь меня об этом расспрашивать, или наслаждаться гримасой непонимания у тебя на мосе, или послушал бы, что придёт в голову, какие увлекательные идеи, а она уже откуда-то наслышана!

— Тоже мне тайна, любой школьник знает! – высокомерно спародировала она коллегу.

— Кто рассказал-то? – недоверчиво и насмешливо поинтересовался спутник, раскусив её хитрую попытку показаться давно осведомленной.

— Подруга Лидка… вместе работаем тут… Официантка, — нескладно отозвалась служащая, куксясь. Не получилось построить из себя умную.

— Скорее всего, — поразмышляв с минуту, выдал предположение Денис, — она ведьмочка, будь готова. Конечно, знание легенды не показатель никакой, но редко кто сейчас интересуется сказаниями, особенно про всяких животных. Не отрицаю, что могло просто попасться где-то на глаза, дама запомнила, но как-то слишком много мистики вокруг тебя до этого группировалось…

Интересно… Просто-таки притягиваешь нечисть магнитом! – продолжил он, дотошно изучая сидящую напротив подругу. — Не удивлюсь, если и руководитель твой замешан с колдовством как-то, договор, вероятно, какой с сатаной заключил, нельзя же, чтобы такой-то кабачок в глуши так притягивал людей…

— Не ведьма она вовсе, да и он — не черт! — отрицательно закрутила головой девушка, впрочем, уже не шибко уверенно. – Просто изучает много литературы, кругозор широкий… — теперь совсем засомневалась.

— Ну-ну, как знаешь. Спички то не при ней зажгла? Не проверила?

— Нет, после, как все ушли. Кроме посетителей и меня остальные уже пребывали в завтрашнем выходном, а я высиживала до последнего клиента.

— Дурацкое правило.

— Дурацкое, — согласилась Маша, поправляя упавшую на глаза челку. – Мне легенда, кстати, гораздо больше понравилась, хоть и выдумка, но красиво.

— Согласен… Без всякой математики, физики, в общем, научного и заумного всё как-то поприятнее, менее приземленное, что ли, оттого то и притягивает нас старина. Умели раньше  творить прекрасное, притом не одними руками, но и языком. Исключения из правил могут в нынешнем веке выкинуть факты, плюнуть на теорию и создать чудесный миф… Наверное, одни детские сказочники.

— И сами дети… — тихо добавила официантка. — А что дальше было?

Денис выгнул бровь: — Дальше?

— Ну, да, как вы его заколдовали…

— А-а-а… об этом. Ну, вышел из квартиры, наведя предварительно необходимый беспорядок, так, бутафория, бутылок с мусорки поперетаскивал, создал антураж мировой попойки, для реализма, одежду, подушки разбросал, ему прическу поправил. В общем, запарился, но получилось на славу. Кстати, он рядом с тобой живет, буквально в соседнем доме…

Девушка покраснела до ушей, но постаралась придать себе серьезный вид. Игра с треском провалилась, когда она неловко хлюпнула чаем и закашлялась.

— А откуда вы знаете, что я живу рядом?

Теперь очередь Дениса была потупиться и буркнуть: — Учуял, — прозвучал лаконичный исчерпывающий ответ, вполне в его стиле.

— Я так плохо пахну? Везде-то вам мерещусь… — наступала она, понимая, что именно сейчас может его раскусить.

— Хах, нет, что ты, — он не смог сдержать очередной улыбки, глаза смешливо заблестели. – Просто видел тебя на перроне пару раз, запомнил запах, а нюх развит из-за работы, наверное, уже и не вспомню, когда точно начались эти улучшения организма, но когда-то он трансформировался, поэтому и везде всё улавливал… — дернул плечами. — Все дела.

—  А как вы вообще стали тем, кем стали?

Кажется, собеседник уже тридцать раз проклял ту минуту, когда разрешил задавать ей любые интересующие вопросы.

— Просто жил себе совершенно обычно, а потом вдруг голос мне говорит – твоя задача делать то-то и то-то, потом объясню получше, — подливая отвара, признался собеседник. — Сначала подумал – приснилось. Потом, как зов появлялся средь бела дня и мешал сосредоточиться на офисной работе. Да, я там пару лет  пробыл, пришел к выводу что рехнулся, потом убедился в этом, когда возвращался домой вечером и начал чувствовать, потом и видеть, всё безобразие вокруг.

— Без спичек?

— Без… Так и началась моя карьера странствующего рыцаря в борьбе против нечистой силы. В общем-то, и всё, до сих пор с ней маюсь, никак не уволят, хороший, видно, подчиненный, не отлыниваю от обязанностей.

— Что потом стало с голосом?

— Исчез, — раздался приглушенный баритон, — полагаю, он выполнил в каком-то роде свою миссию. Как наставил меня на путь – его больше не стало, ну а мне к прежней жизни возвращаться не захотелось, она казалась еще более беспробудной и никчемной нынешней. Однако здесь хотя бы помогаю людям и взираю на свои плоды с гордостью, когда проходят на улицах знакомые лица, которые только из-за меня и не отдыхают сейчас в психушке,.. хотя и понимаю, что всё бесполезно. В плане… Всегда будет добро, всегда будет зло, — взмахнул поочередно то правой, то левой рукой, изображая подобие весов, — а мы, люди, застряли посередине, впитывая в себя половину того и другого и вечно балансируя на тонкой грани, — поднял и опустил импровизированные чаши из конечностей.

Они молча сидели, периодически поглатывая остывший чай. Мария не могла поднять головы от наливающей её тяжести, просто смотрела на кружку перед собой, вращая по кругу коричневую жидкость. Веки смыкались, напала нестерпимая дремота. «Вот тепло и еда как разморили! Ух! Не вовремя!» Но мозг лихорадочно работал: нужно спросить что-то ещё, обязательно, так ведь много хотелось знать…

— Вы забыли поведать мне историю незнакомца, которого прозвали чертиком в табакерке. Кто он? Кажется, вы с ним давно знакомы были.

— Да, Дамир…

— О, как наш повар прямо!

— Тоже мне неожиданность… У них этих Дамиров… Это тот, кто и указал мне на портал, кстати. Мы с ним раньше в универе были дружны, а потом оказалось, что и он среди чудовищ из другой вселенной, с этих пор ещё общались, но потом мне пришлось отправить восвояси половину его соратников, жить ему стало менее весело, и мы начали враждовать. Он помогает заносить вещи в наш мир, чтобы мне насолить, а я же пытаюсь их убирать. Вот такое вот соревнование придумали. Глупо, наверное…

— Ещё как! Всегда вам лишь бы похвастать, кто лучше, — Мария не выдержала и опустила голову, подперев ладонью. — Тогда понятна его к вам неприязнь.

А заклятие накладывать, видимо, новая дополнительная способность с вступлением в должность?

— Угу…

—  Что же будете делать дальше? Как допьете этот поразительно вкусный чай? – она сладко зевнула. – Что делать со спичками? С засыпающей мной? Вам нужно будет уйти? – глаза приковывала эта бликующая темнота, этот черный водоворот. Она давно поставила емкость на стол и не трогала, а жидкость всё кружилась, кружилась отчего-то…

— Уйти, да, именно, подходящее словечко, — проигнорировав другие вопросы, отозвался мужчина, вмиг посерьёзнев. Быстро схватил печенье и заглотил, глаза метнулись к тикающим на стене часам. Маша молча смотрела, как рябит черная гладь.

Тут почувствовала, что теплая рука мягко, робко сжала её кисть. На этот раз девушка не высвободилась, позволив себе задержаться, понежиться в течение всего момента соприкосновения,  как в кровати в воскресенье, хотелось лишь взглянуть в карие омуты, которые – уверена — были направлены на неё. Но едва попыталась это сделать, как осознала, бессильна даже поднять глаза от напитка, не то, что голову! Не понимая, что с ней твориться, она резко дернулась, но перед ней всплывала всё та же круглая влажная темнота, только в этих кругах показались почти не различимые зрачки, однако жидкость среди них, человеческих глаз, по-прежнему волновалась, проказливо мерцая. «Там, кажется, взаправду веселятся черти, в этих коварных карих радужках. Угораздило же влюбиться именно в них… Что же он со мной сделал? Отравил? Одурманил? Усыпил? Так банально?» — опять последовал зевок.

— Помню, как впервые тебя увидел, — почти шептал Денис, голос его ломался.  — Ты при мне выходила на ночь глядя  в магазин. Я ещё удивился, что за самоотверженность или глупость тобой руководствовала. Ночь, леди хрупкая, симпатичная, кругом дворы безлюдные… А потом ты зашла в свой блеклый третий подъездик на третий, уверен, на не менее блеклый этаж с пакетами молока и шоколадкой. Незнакомка-то, наверное, отпетая любительница шоколада, раз в такой жуткий холод отправилась за лакомством, сам я вообще до костей продрог. Потом несколько раз ты опять то выходила, то заходила, то на остановке стояла с серьезной миной, пока я того парня караулил. Такая независимая и одинокая, как и я… Пытаюсь быть, ну, в первом определении, — он помолчал и продолжил, вздохнув: — Никогда меня так никто не интересовал и одновременно не был таким не загадочным, открытым, в хорошем смысле, разумеется. Просто умилялся этакой нормальности… И вот сижу сейчас в твоей сонной компании, держу за руку, счастливый дурак. Давно не удавалось поболтать с кем-нибудь по-человечески, покушать, попить чай.

Мария разморено улыбнулась, понимая, что говорят о ней.

— Честно, — он надкусил печеньку, крошки упали на стол, свободной ладонью мужчина аккуратно собрал их в кучку, — такое чувство будто я вновь зажил прежней жизнью, девушкой вот даже обзавелся… И нет того кавардака, который творится в последнее время, в который и тебя, увы, пришлось втянуть.

Первое время, погоня за монстрами – веселое развлечение, спасает от рутины, но потом хочется однообразия, хочется прекрасной бытовухи, ан нет… Путь закрыт, выхода нет… Как в песне.

Мария уже упала головой на руку: — А почему бы вам не остаться здесь? – бормотала официантка сквозь сон. Где-то внутри она успела зардеться, раскаиваясь и изумляясь проявившейся собственной смелости, ротовая мышца ворочалась нехотя, чтобы говорить четко, приходилось делать это жутко медленно, но дрема сковывала. – Почему вам обязательно нужно уходить? – Мир вокруг кружился по часовой стрелке и темнел, становясь сплошного коричневого оттенка, девушка чувствовала себя подвыпившей, порядком захмелевшей особой. Голова наливалась железом, тянулась вниз, мысли путались, один язык пытался как-то ворочаться. – Вы мне тоже очень понравились, Денис. Я бы даже отучилась со временем обращаться к вам на «ты», обещаю. Не только из-за спасения моей жизни, просто с вами весело, спокойно, уютно, интересно, и шутки у вас нормальные, а глаза настолько темные, красивые, бархатные… В них хочется занырнуть, потянуться, как ранним утром, обнять, потонуть… — её вторая рука тянулась в его сторону, но жест получился вялым содроганием перед окончательным болезненным засыпанием, чернильный круг продолжал увеличиваться в размерах, пока полностью не перекрыл собой всё.

— Пора баиньки, Маша. Вот и молодец, послушная девочка…

Она погрузилась в темноту, чувствуя, что её кисть повернули ладонью вверх. Серединку, испещренную сеткой многочисленных линий, обожгло горячее влажное касание и еле заметное покалывание щетины… Казалось все полоски судьбы, богатства, мудрости разом, чтобы ей там не было до этого предназначено, стеклись к месту этого поцелуя, формируя копию отпечатка его губ.

Где-то вдалеке знакомый голос сказочника нашептывал привычным тенором: — Там, в другом мире, куда мне пару раз удалось улизнуть, — вещал он загадочно, — в стране огня принято не умирать, а перерождаться, не делиться знанием в школе, а перерождаться, не разделять жизнь друг с другом, чтобы доказать любовь, а перерождаться, занимая часть в сердце любимой. Уж легенду про того же феникса знает каждый с пеленок. Он умирает в огне, отдаваясь этой властной стихии целиком, безотчетно, но только таким образом, может дать новую жизнь, вложив в птенца знания, умения, так же там с учителями и их последователями.

«И как я раньше не догадалась! Это он, он показал мне спичку! Он меня предупреждал!»

— Полезно, — предавался размышлениям Денис, — умрешь, и не придется тратить годы на обучение тому, что тебе стало известно, они сразу могут использовать их для добычи новых. Копится быстрее, — грудной смешок.

Маша хотела прокричать, остановить его, заклеить рот, начиная понимать, куда тот клонит, но из груди вырвался какой-то еле-еле различимый писк.

— Ужасный болезненный способ, вижу, ты тоже с этим согласна, — иронично подметил, — но на прием на работу это было одним из условий, тогда казалось – ну что такого, терять нечего, а так как время прошло и давно пора в отставку, то и знания пора передавать своему ученику…

Но я понял важную вещь…  — вздохнул он глубоко. — Сколько бы магии в твоей жизни вдруг не существовало, каждый всё равно рано или поздно придет к поиску покоя, того самого житейского счастья.

На руке, в самой серединке раскрытой руки девушки появилось новое прикосновение теперь только от пальцев, мужчина нежно поглаживал оставшийся след. Так мамы делают в детстве, приговаривая: — «Сорока, ворона кашку варили, деток кормили…»

— Проходит столько лет, а ты возвращаешься к тому, отчего, по сути-то и вышел. С той единственной разницей, что растерял практически всё, но ценить хоть и жалкие остатки начал во стократ больше.

Где-то далеко, сквозь вату победившей сонливости, Мария различила звук вырванного из блокнота листа, как быстро забегала, заметалась по блокноту ручка. Некоторое время  длился этот один единственный бег тонкого стрежня по поверхности бумаги, пишущий предмет громыхнул, положенный на стол, а потом чиркнула спичка.

«Сон? Нет, кажется, уже наяву… К сожалению…»

В непроницаемой темноте вокруг горел огонек, пританцовывал, протягивал горячие излучающие свечение ручки, его тепло приятно обогревало, а нос щекотал аромат паленого дерева. Только на этот раз всё происходило здесь и сейчас, насколько её состояние наркотического забытья вообще можно было приравнивать к не воображаемому. Из последних сил девушка разомкнула слепившееся, будто склеенные веки и увидела в метре от себя пламя, но уже в знакомой обстановке кирпичных стен и бежевых вставок. Инопланетные тени кружились, бегая по сторонам. Спичка умирала в длинных бледных пальцах, придавая оранжевый оттенок мрамору кожи мужчины напротив, впалые щеки покрылись желтоватым налетом от света. Пламя добродушно мерцало перед его ещё более исхудалым осунувшимся лицом у самых глаз.

Мария испуганно глядела на этот оживший, воплощенный в реальность мираж, зачарованная и парализованная. Мысли лениво перекатывались, сталкивались, перемалывались, голова не хотела работать, понимать, уточнять, она просто заставляла глаза видеть и запоминать, анализ подождет. Хочется спа-а-ать…

Её тряхнуло, когда черные от тени глаза встретились с голубыми. В них по-настоящему блуждали, резвились, шалили многочисленные всполохи, завихряясь, вальсируя, отталкиваясь в каком-то фиксированном, отрегулированном хаосе. Его губы сложились гримасой горьковатой усмешки, потом он решительно отвернулся от неё и поднёс руку к пламени. Кострище торопливо забралось на него по темно-синему рукаву и со знанием дела начало подниматься выше, с каждым шагов разрастаясь вширь. Приятные черты знакомого лица, всегда спокойного, но несколько хулиганского, исказила до того не показывающаяся и не дающая о себе знать страдание, боль, потерянность. Словно ему наносили мучительные смертоносные раны, так оно и было, если подумать, а он пытался разобраться, умер ли или ещё нет, впрочем, маска отчаянья задержалась ненадолго. Зажмурившись, прикусив губу так, что появилась кровавая бусина, он откинулся спиной на диванчик, притягивая за собой горящую тросточку и укладывая себе её на грудь, как домашнего питомца.

Прожорливая стихия, уже вгрызающаяся в его плоть на руке, прорывающая слои одежды с треском и всполохами, принялась за живот, за грудину, пробуя волосинки на вкус, они чернели и скручивались с недовольным шипением,  и кожу жертвы она не оставила без внимания. Огонь разошелся, поднялся вверх, окреп, алчно желая большего, с вожделением и беспрепятственно поднимаясь к шеи и сползая к ногам. Пламя было голодно, и пламя было ненасытно. Мужчина опять судорожно вздрогнул от боли, выгибаясь, поскуливая, но неизменно выдыхая глубоко, стараясь расслабиться, подчиниться, раствориться в этой муки как сахарный кубик в кипятке, который безжалостно уничтожает маленькие песчинки белого сладкого тельца, переваривая, впитывая, перемешивая с собой так, что позже их нельзя будет отделить. На какое-то время его глаза оказывались полуприкрытыми, но как только поднимались — непременно смотрели на девушку, в неё.

И он улыбнулся, как всегда, по-мальчишески просто, с озорством, шкодливо, только из глаз катились, оставляя бликующие дорожки, слезинки. Будто пришел с улицы в снежную погоду…

«Может, поэтому его глаза были мокрыми? Поэтому он решил якобы выйти покурить? Он прощался с миром, с собой…»

Мария отдаленно ощутила смутное покалывание в глазах, словно какую-то нежную, едва приметную щекотку, непонятная линия соскользнула и по её щеке. «Что это? Почему?..» — тусклыми голосочками отзывались вопросы, но они настойчиво поглощались темнотой. До неё не доходило понимание всего происходящего. Казалось, она тупо уставилась на экран телевизора после рабочего дня, даже не намереваясь угадать, что же происходит на нем с героем, просто, включила для фона. Только неприятная мыслишка, неугомонная, рвущаяся истерически, но несколько приглушённо, всё орала, вопила, что тело любимого человека, дорогого ей – почему? кто он? что я здесь делаю? – пожирало кострище.

Свет распространился вдоль его ног, она не видела, но чувствовала нестерпимый жар рядом под столом. Ей хотелось вскочить, полить его водой, крутануть кран, она буквально видела, как это делает, но не могла понять, отчего ей так этого хочется, да и что же здесь происходит? В сознании неутомимо порхала мысль о воде, но для чего ей вода?

Карие глаза больше не моргали и не двигались, пребывая в каком-то оцепенении, но в них всё еще теплился разум, осознанность, они как бы безмолвно пытались её успокоить, погладить без видимых действий. Будто горит её собственное тело и будто ей нужна помощь! Будто она сейчас сгинет в никуда!

В какой-то момент непонятное, некомфортное чувство страха, беспокойства дошло до своего пика, ей беспричинно хотелось заорать, застонать, истошно голосить, зовя на подмогу хоть кого-нибудь, пожалуйста…

— Помо… — конец терялся, застревал в сжавшемся горле. Новые попытки: — Помо… — кончались полным провалом.

Но, наверное, Денис её всё-таки услышал, его кончик тат чуть дернулся, голова едва различимо покачалась на чернеющей шее из стороны в сторону, мол, не нужно этого, мир — бренность, всё бесполезно…

«Что же ты делаешь?! Зачем?!» — она поняла, что ей не хватает воздуха. «Перестать же, молю! Зачем?! Остановись!» — она захлебывалась какой-то жидкостью в носу, чувствуя, что непонятных линий на щеках становится всё больше. Что-то внутри звало её, командовало встать и спасти мужчину, во что бы то ни стало, но ноги и руки повисли, не слушались, онемели, тело обмякло, распластавшись на столе подтаявшим мороженым. Единственное – соленые капли не подвели, текли и текли от дурацкой беспомощности и непонятной ноющей боли внутри. Сейчас официантка утрачивает нечто ценное и дорогое, но, хоть убей, она не могла понять что, отчего же так больно, почему? Были бы силы, девушка завыла диким зверем и упала на пол ничком, но ничего не могла, ни-че-го, а потом пришла отчетливая мысль, смысл которой она не осознавала. «Всё обойдется, всё будет хорошо», — нарастал какой-то дивная безмятежность от звучания этакой мантры.

«Если сгорим, то хотя бы вместе», — неся на своих крылах  спокойствие, умиротворение, пропело сознание.

Темнота подкралась на своих кошачьих лапках мягкой поступью, окончательно запеленав в темноту.

 

Солнечный свет как-то плотоядно подглядывал через оконную раму внутрь безлюдного не осажденного гурьбой из дерганных, спешащих в застекленные махины работников, где они были сравнимы с очкастыми аквариумными рыбками, или же без нервозных не выспавшихся студентов с лицами несчастных старцев. Внутри всё было до непривычного гармонично и покойно, никакого движения, никакой суматохи, рассеивающейся по помещению, словно сорняки, с приходом шуганных представителей человечества, разве что, в высвеченных пространствах у окон различались вальсирующие, везде снующие пылинки.

Мелкие частички хозяйничали в этой обители сегодня. Они веселились, шалопайничали, заглядывая туда, куда не позволял осесть ветер от несметного количества резких движений шумных взволнованных великанов. Или в те потаенные местечки, которые по утрам обычно – ужасное кощунство – протирали мокрой мерзкой тряпицей или цветастым пушистым веничком, лишая их тем самым уютного места для обитания, оседлой жизни и мирного существования. Мебели тоже нравилось затишье, хотя, стулья бунтовали, зачастую предпочитая именно быть использованными кем-то, пускай ими страшно громко водили по полу, когда подвигали, зато грели их телами или облокачивались на ручки. «Экие мазохисты», — недовольно причитали диваны, глядя на костлявых, ничем не обитых собратьев.

Тюль старался уменьшить их недовольство, ласково поглаживая своими невесомыми  кистями. Если прислушаться, можно различить приглушенный шепоток этой грациозной материи.

Но неожиданно это царство разморенности и пыли что-то потревожило, что-то живое дернулось, подымаясь из ниоткуда. Над тем местом моментально всколыхнулась целая стайка крошечных перепуганных частиц. — «Вторжение! Бесстыдное вторжение! Лжец! Лицемер!» — вопили они, прячась по углам. Но нечто живое не обращало на все эти крики и обзывательства, сыплющиеся на него из каждой щелки, поверхности, дырки, оно с утробным мычанием приподняло голову от стола, на котором никем не замеченное пролежало всё темное время суток. — «Преступник! Хитрец!» – кричали пылинки в обиде. Их обманули, подумать только! Не дали, наконец, заполонить всё местечки надлежащим образом! Это их день! Всегда был лишь их день!

Пока в воздухе ругались и роились крошки, наглому солнечному лучу представилась замечательная возможность первому рассмотреть незваного… незваную гостью…

Оно с нескрываемым удовольствием и любопытством ощупывало лицо девушки. На щеках с остатками отпечатанной паутинки волос и красными вмятинами от складок рукава рубашки, на котором она без изменений и передвижений так и провела всю ночь, проступали ещё припухлости. Кочками они выдавались вперед. Глаза только что проснувшейся были крепко зажмурены, видно, не желали открываться, сохраняя остатки прекрасного забытья, очи явно противились и бунтовали против пробуждения, подъем век —  жуткая пытка, но, кажется, разум таки пересилил, посылая им предупредительные угрожающие сигналы: «Распахнуться! Приказываю немедленно распахнуться! Прием!». Выбора не было, и тонкая кожица поверх белков стала неспешно, миллиметр за миллиметром разлепляться с нижней своей частью. Выражение же физиономии было таким, будто она прямо в этот момент на спор заглотила кислющий лимон. Честно, утро уже привыкло, редко, кто встречает его с иной гримасой. Тело юной особы ломило, судя по звукам: суставы хрустели от неизменного неудобного положения.

Солнце еле заметно продвинулось и отразилось в блестящем прямоугольнике с непонятными символами на груди девушки, вмиг отскочив на стену прыгающим зайцем. Кажется, эту штуковину прозывали «бейдж».

— «Ма-ри-я», — читала дневная звезда по слогам с карточки.

Она за все свои годы выучила уже множество человеческих языков, но никак не научилась их понимать, просто какие-то «буквы», как называли их сами люди, но что они в себе несут? Неизвестно.

Из глотки той самой Марии тем временем вырвался какой-то звериный, совершенно не женственный не то стон, не то рык – она окончательно пришла в себя и наверняка успела вспомнить весь прошедший вечер. Солнце очень удивилось этому звуку, но его ночной луноликий заместитель пересказал, что здесь творилось, поэтому оно понимало, что про незнакомку нужно сказать, как обычно говорят её представители, «ей больно». Но не физически, нет, кроме покраснений на лице ничего смертельного с ней не было, рана была коварнее, пряталась внутри, но даже не в так называемых органах, а в «душе».

Солнцу очень понравилось смаковать это словцо, когда-то оно услышало о нем из уст старца в первый раз миллионы подъемов назад, придумают же. Ду-у-ша-а. Хорошо! И звезда поставила этой несчастной страшный диагноз: болит душа, та самая, которая в наличии только у народов Земли, ну, по их словам. Оно всегда завидовало властелинам этих самых драгоценных «душ», чем бы они ни являлись, когда хрупкие жители далекой планеты радовались, из-за дарованного им вещества те будто бы сияли, наравне со звездами. Но очень жалело  хворающих этим недугом, «нездоровой душой», долго же им приходилось лечиться, если принять во внимание отведенные им десятки, да ещё переживать такие муки! В подобные минуты ему иногда казалось, что всё людское существо становится проснувшимся вулканом, из которого истекает обжигающая лава, уничтожая, убивая всё живое на пути, заставляя без видимых причин слабеть, терять аппетит, становится «а-па-тич-ным»,

толстый шар причмокнул, тоже из человеческого словаря. Но когда наступает, наконец, то самое утро, когда солнце понимает, что существо идет на поправку, оно сравнивает человека с полым предметом, где внутри нет абсолютно ничего. Пустота. Человек не грустит, однако не веселиться. Не шутит, не улыбается, не хмуриться, ему просто становится всё равно абсолютно на каждого в окружении. А потом медленно и осторожно жизнь снова, как зелененький слабый росток деревца на месте, разрушенного пожаром, вливает соки, дарует щедро минералы, и оно, существо ни с чем в груди, постепенно отмирает, живительная сила неторопливо возвращается в эти черные земли.

В нутре девицы сейчас жгло так же невыносимо, как на самой раскалённой поверхности.

Эх, как же эти маленькие смешные точки уморительны! Беспокоятся о таких пустяках, занимаясь самобичеванием, истязанием, их век итак краток, а они тратят большую его часть на погоню за какими-то бумажками или вот сидят, уставившись в одну точку и печалятся, переполненные до самых краев этой болью, она так и льется, вытекает от чрезмерности.

— «Будет чем похвастать перед родственником!» — пропела звезда. – « Видел бы он, как я уже изучило этих инопланетян! Всё про них знаю! Всё понимаю! Наверное, вскоре и мне достанется душа, вот бы посчастливее заполучить…» — С этими словами, лизнув на прощание лицо незнакомки, и очень довольное собой солнышко продолжило привычной восхождение наверх.

Официантка же, совершенно не подозревавшая ни о ругающей её пыли, ни о сочувствующей небесной звезде, ни даже о том, что день уже клонился к полудню, перебирала в памяти картинку, собирая, как пазл, её по осколкам, обрывочным пугающим воспоминаниям. И чем дольше она взирала на пустоту перед собой, уверенная, что ещё несколько часов назад там определенно кто-то был, на посуду на столике, на ручку с синими чернилами, тем больше восстанавливался сознанием прошедший вечер. И накатывался страх, а с ним и ломота, тошнота, ноющая невыносимая внутренняя хворь, по верному диагнозу солнца, болезнь души.

В какую-то секунду последняя частичка повертелась в головенке и встала на своё место с щелчком, образуя полноценную картину. От неожиданности Мария пружинкой подскочила со стула, желая как бы удрать подальше от того места, которое имело такое значение, отталкивая картинки прошлого от себя, которые уже не отцеплялись, опрокинув единственную кружку.

Посудина  лишь испуганно взвизгнула, если бы можно было немного замедлить время, девушка бы различила её крик о помощи и прощание с этим миром, звякнула фальцетом перед смертью при соприкосновении с полом и разделилась ровными трещинками на три части. Она бесшумно вздохнула, по-прежнему жива, хоть и изломана, превращена в инвалида.

Но Маше было не до этого, её одолевали собственные трагедии, она отступала назад, прикрывая рот рукой и хватаясь за волосы, за шею, за плечи, губы шептали: — Нет! Нет! Нет! – по нарастающей. — Мне приснилось… приснилось… Приснилось! Нет, не может быть… Не-е-ет! – она натолкнулась на стол позади себя и отскочила с безумным взглядом. — Он не….не.. не умер. Он не мог. Он просто… ушел. Да? Ушел? – голос перешел на поскуливание. — Де… де… Как же там? Как же дальше? – ещё один стол со скрипом отъехал со своего места по плитке. — Де… дэ? А-а-а, забыла! Нет, нельзя забывать, только не это! Вспомни, вспомни!

Как будто это могло чем-то помочь.

— Ну же, голова, вари родная! Де… Де… Денис! – выкрикнула она, как в свое время Архимед прокричал заветное: « Эврика!»

Её шатало, мир оказался весьма неустойчивой конструкцией, мебель плыла, свечение злило. И чтобы не упасть в ту же секунду, работница придержалась за ближайший стул, даже не смотря на него, осела мешком, глядела на диванчик у окна и прокручивала все ярко вспыхнувшие фотографии вчерашнего дня, те, которые были и пару дней назад, и недельной давности. Она ведь его видела и до этого! Точно! Вот этот незнакомец в черном сидел во дворе, вот он читает газету, вот он курит у столба вблизи подъезда, вот стоит среди утренних ожидающий на перроне, вот они столкнулись в магазине! Она вспомнила! Глаза бегали туда сюда, как у читающего, но в ускоренном в разы режиме, правда, книгу она не держала, она перелистывала всё в сознании, удивляясь  и серчая на себя из-за своей невнимательности.

Голова кружилась, пол уходил из-под ног. Рвота, которой даже и взяться то не из чего была, одна желчь, подступила к горлу, оказавшись в неприятной близости.

Измотанная, оглушенная, пустая и разбитая, она тупо глядела и не мигала на плитку, выкрашенную под дерево, боясь поднят взгляд выше, туда, где всё напоминало о вчерашнем вечере и о том, как могло бы всё измениться, заметь она его раньше, поприветствовав его, улыбнувшись…

Больно.

Слезы застилали взор, в носу кололо, тело рвалось в клочья, мышцы ныли, а в голове безжалостно и четко проступала картинка коричневых радужек, поедаемых пламенем.

«Может, может, просто сон?» — робко пискнуло сознание. Девушка раздраженно усмехнулась его предположению. «Тоже мне, гений!» — но тут же спокойнее выдохнула и в надежде подняла глаза на место впереди… такое дорогое…

Она бегло осмотрела диван, плитку, шторы – никаких признаков пожарища не наблюдалось, ни черноты, ни подгоревших следов на столе, а по логике и физике должно было вообще всё испепелиться, но что такое это логика и физика, когда выдумка и реальность так тесно соприкоснулись и переплелись?..

«Может, правда, кошмар?»

Служащая кафе собрала остатки сил, оперлась на спинку стулика, как на костыль и не спеша поднялась, привстала, а затем, хромая и спотыкаясь о невидимые преграды, словно понаставленные напоследок гоблинами, путаясь в собственных же ногах, дошла до лакированного стола, остановившись от него примерно в трех шагах.

Сковородки не было, второй кружки – тоже. Один только чайничек с черной, как чернила, заваркой, распечатанная упаковка почти съеденного печенья и единственная вилка. Спички тоже исчезли.

Она по привычке пошарила рукой в кармане фартука и окончательно убедилась, что вещественное напоминание, единственная магическая вещь, сгинула в небытие вместе с единственным человеком, с которым ей хотелось прожить до конца дней хоть даже и в обезумевшем городе под названием тартарары, куда её, вдруг, глупую, по ряду неслучайных случайностей занесло.

Голову ломило так, будто маша хорошо вчера захмелела, а потом её ударили дубиной для полного вырубания.

— Чертов колдун… волшебник страны Оз… Что же он мне такое добавил… Будь он нела…

Под диваном торчал крошечный белый кусочек с почерневшим ободком. Мария сощурилась. Его точно не было на поверхности, когда они сидели вместе и ужинали, только звуки в ушах всплыли… Ручка в быстром темпе носилась по плоскости дерева. «Он писал ей! Писал!» Конечно, если вообще существовал… «Может, просто вышел… Тогда отчего не вернулся?»

Она медленно и настороженно приблизилась к мебели и, держась за угол стола, чтобы не свалиться, протянула к записке руку, будто перед ней лежала змея, а не лист.

Голова опять протестующе загудела, но странно, послушно усмирила боль, стоило на неё ругнуться и приказать угомониться.

Махнув белоснежным крылом и красиво изогнувшись, лист полностью вылез из темноты. Черный ободок не тронул написанного, строчки были выведены мелким разборчивым почерком, редко можно увидеть у мужчин, но она была уверена, несомненно, писала рука Дениса. Бумага пахла им, его парфюмом, тем самым, пряным с никотиновой горчинкой. Его не забыть.

С какой-то внутренней дрожью девушка поднялась с корточек, а потом грузно осела на стул, на котором сидела вчера и проспала этой ночью. Она смотрела на буквы, буквы складывались слова, слова в предложения, но их значение пока не доходило до неё, словно были написаны на иностранном языке, а она вызубрила правила все чтения, но словарного запаса для разбора закорючек и черточек пока не хватало.

Маша поймала себя на мысли, что очень сожалеет, что письмо не сгорело. Самой хотелось поднести зажигалку и создать голодный язычок… чтобы остаться  в прекрасной безвестности, дать шанс надежде, как в детстве, когда твой старый кот, который все годы был для тебя хорошим другом в один день покидает дом, уходя без прощаний в никуда. Ты ищешь его, зовешь, но пушистый дедок не бежит привычной рысцой в ожидании вкусной награды или доли ласки. Задним числом ты начинаешь понимать – он ушел умирать, мирно, без шума, чтобы ты не грустила, найдя в углу его маленький окаменевший труп. Но в душе всё равно теплится уверенность – он жив, он просто ушел погулять, или на продолжительную охоту в место, где ему будет очень хорошо, но откуда уже никогда не выйти. Вот и Марии казалось, Денис, со всеми его смешинками, с его взъерошенными волосами цвета угля, с видом разбуженной днем совы, с его сигареткой во рту просто вышел и не вернулся, потому что… давайте без ответа. Но может быть в будущем… Да непременно в будущем! Она уже забудет эту историю, детали сотрутся из памяти, картинка станет размытой, покроется разводами и тут он вынырнет, человек из воспоминаний, из-за угла с его подскакивающей дворовой походочкой, кивнет ей на удивленный ошарашенный взгляд, усмехнётся…

Но эта записка, она чувствовала, разрушит весь её шаткий покой, стоящий на хрупком столпе незнания и самообмана, так легко сломать. И вновь боль, нестерпимая боль от потери кого-то родного ударит её своим электрическим разрядом, новый подход, новый приступ наступит, возвращая настойчиво к жизни, возвращая неотвратимо в этот самый мир со всеми вытекающими. Так правильно. Он любит поступать правильно. Любил, в прошедшем времени, употреблять пока не хотелось… надо знать наверняка. Вот его предсмертное желание.

Работница глубоко вдохнула, повертела листок со сквозными кружками по краю сверху, то разгибая эти бумажные кисточки, то сгибая. Вот бы сделать из листа самолетик и выпустить в небо – пускай летит и никогда больше не возвращается, послание итак всегда будет с ней, даже после разового прочтения, она знала, память выбьет каждое его слово на её сером веществе, как татуировку. Она выжидала случайность, оплошность судьбы, просчет этого великого математика в примере, где неизвестные представлены в развязке дальнейших событий, что вот сейчас её отвлекут: придет Василий Павлович, Лидка, Светка, ранний случайный клиент, захочет перекусить, настойчиво попросит, работник перепутает день…

Боль ведь будет равносильна добровольному четвертованию перед глазами многотысячной толпы…

Солнце поднималось выше, услужливо не подглядывало, как слуга в замочную скважину, не ослепляло холодным блеском, она теперь осталась совсем одна, даже без этого немого зрителя, свидетеля всеобъемлющего горя, к которому и сама звезда осталась не совсем равнодушной. Никто не пришел… И пыль притихла. Что ж, была, не была…

Руки заходили мелкой дрожью, чтобы хоть что-то прочесть, служащая положила лист на стол, заламывая кисти. От первой ровно выведенной строки хотелось разрыдаться: «Привет, Маша!»  — такая простая, радостная, шальная! Она так и сделала, дала слезинке драматично спуститься по щеке вниз и превратиться в темное пятнышко на рубашке, неровная лужица в ране сердца. Будто тикающий орган закровоточил от невидимой травмы. В кое-то веки и его трещины стали видны невооруженным глазом.

И почему огонь не забрал их двоих? Чертова магия! Чертов кошмар! Сжег бы всё!

Ещё немного проделав какую-то дыхательную гимнастику, упражнения из йоги она сделала над собой усилие и опустила взгляд вниз, насильно заставив вникать и понимать написанное.

«Если ты это читаешь, значит, уже проснулась. Доброе утро! Хотя, ты соня, наверное, уже день», – ещё одна соленая капля стала прочерчивать прямую дорожку вниз. Мария бросила взгляд на часы – полпервого. Угадал. «Уверен, солнце по-прежнему ярко светит, не опустилось-таки на землю из-за смерти очередного несчастного, не греет, увы, но хотя бы освещает этот мир, верное обязанностям, порождая деятельностью новый день, который мне уже не суждено увидеть. Я бы много отдал, чтобы снова посмотреть, хоть разок на рассвет, на то, как лениво показывается этот пухлый шарик над горизонтом»,  — странно, по её мнению сферу-то можно было сравнить лишь со слепящим прожектором, который вот-вот прожжёт насквозь. — «А потом отдал бы ещё что-нибудь, и посмотрел бы снова, и ещё, и ещё, разбирая себя на части в качестве платы за такое неописуемое зрелище. Перед смертью ведь не надышишься – подметил в незапамятный век философ. Оно верно. Меня бы от такого вида потом не оттащили и мне бы с каждым разом, с каждым его потрясающим взгромождением на небосвод стало бы всё больше и больше его не хватать. Такое вообще возможно? Что это? Жадность? Обесценивание момента? Ненасытность? Только когда стоишь перед железными воротами перед обителью загробного мира, вскоре, лишенный всего, понимаешь все ценности жизни. Жаль, нельзя умереть, понимая, как много для тебя значила, пусть и непутевая жизнь с кучей проблем, а потом вернуться новыми силами, с новой философией и установками и зажить – ух, как зажить! Не стесняясь, не боясь, не ленясь, ну, точнее, делая всё это, но уже легко переступая через себя. Да, столько бы сумасшедшего и интересного происходило бы каждый день. Но редко кому выпадает такая удача: столкнуться со смертью, всё пересмотреть, а затем вернуться. Я вот, например, всё это понял, но вернуться уже не смогу, а жаль, столько планов сразу появилось. Да хоть собаку завести. всегда хотел. План минимум выполнил – вкусно поужинал в хорошей компании, поцеловал красивую девушку… Спасибо за вечер.

Учить тебя, как многие современные психологи и тренеры, работать над собой, делать усилия, не буду, бесполезно, пока сама не дотопаешь своими силами, но со временем придёшь. Ты умничка», — Маша улыбнулась и шмыгнула носом.

«Извини меня, пожалуйста, за кошмар. Догадалась ведь, что я был тем самым «сказочником» – нет, красиво назвала, мне нравится. Залез без проса в голову, напугал, не верил, что получится, но просто хотел предупредить… Не очень умело вышло, успокаиваю совесть тем, что пытался… За огненное шоу прости сегодня… (зачеркнул) вчера же для тебя, дурная моя голова! Спутал. Странные эти разграничения… Сегодня, вчера, завтра, по-моему, есть только сейчас… Ох, вот и говорю уже как старец. Лик под плащом и с косой всех покрывает морщинами и сединой… Никак не дождусь наступления этого обязательного неизменного завтра. Прости за то, что так напугал, не имел на это право.

По инструкции, приписанной по работе, должен был получше тебя усыпить, удостоверившись в твоем даре, и даже ничего не говорить, не объяснять, не привязываться, явиться в сон, наставить и свалить по-английски. Как со мной поступили. Но не мог я так… Не хотел просто сыпануть волшебным снотворным под конец и раствориться  в ничто, будто ушел прогулять и не вернулся. Ты бы решила, что просто привиделось, зато не грустила бы, Маша, хотя, может, и придумал бы я всё, но так искренне звучало твое: «Вы мне нравитесь», слишком пылко, чтобы не открыть бурю в твоем девичьем сердечке. Есть во мне и эгоистичные побуждения остаться хоть в чьих-то воспоминаниях в этом мире, но есть ещё и совесть, которая упрямо и настырно пилила меня, говоря, что с такой томной девушкой, как бы ей потом плохо не было, надо поступать по чести, она правдолюбка. Перед смертью с этим голосом ссориться как-то не хотелось. Да вообще ссориться не хотелось ни с кем. Вот я и лишил тебя сладкого неведенья, подчиняясь, ты не просто жертва магических побрякушек, ты для меня… с тобой хотелось поступить по-особенному потому, что ты сама особенная…

Но по порядку. Раскрываю карты, будь внимательна здесь.

Спички – действительно волшебный атрибут, действительно показывают любому мир без прикрас, хотя, нет, наоборот, с такими прикрасами, что кровь в жилах стынет! Вселенная привыкла их скрывать, что мудро, дабы не травмировать наше эго о могуществе и разумности, не разрушать научное воззрение на мир, на отсутствие мистики. Они открывают тайны тому, кто посмотрит на пламя, как ты и тот паренёк. Не соврал ни про что. Как же я ему завидовал – хотел бы, чтобы и обо мне кто-то так же беспокоился, как ты – о нем, но как получил желаемое, пришлось прощаться и оставлять тебя с дыркой сквозной в груди… Сегодня ведь я должен буду умереть… Точнее должен был… вчера. Что за временная путаница? Голова кругом…» — Маша понимающе хмыкнула, оттерла рукавом текущий из носа потоп  и углубилась в чтение дальше. – «Моей смертушки никому не пожелаешь – сгореть заживо… Бр-р-р… Что за средневековье?! Но дело в том, что, как я говорил, пока ты ловко для новичка балансировала между сном и явью, — как же ты красива, когда спишь! – это было пунктом договора при устройстве на работу, а его обязательно нужно было выполнить. Такие дела, с магией лучше не связывать, а если получилось, то не нарываться. Страшнее наказание подыщут, чем наши отпетые головорезы-уголовники.

А теперь скажу страшную тайну – я от тебя утаил одно важное «НО», которое шулеры прописывают мелким шрифтиков внизу: обычный человек, без склонности, это никакой не талант, просто от рождения попал в тебя такой ген или нет, обошлось, не смог бы просто и без вреда для сознания смотреть на открывающееся огнем. Какие бы крепкие нервишки не были – невозможно это, Машенька, а ты вот смогла. Это первое, что меня смутило и заставило задуматься о твоих способностях. Дальше ползем, многострадальная.

Действие спичек то всего ничего – полчаса, а теперь подсчитай примерно в уме сколько ты там, в кафе, глазела на всех, сколько была под воздействием мага, а потом часа два ещё шаталась по городу в моей компании. Много. Долго. И всё неизменно видела. Вот и раскрылась цель моей проверки. Да-да, я хитрый лис, тебя проверял, не обижайся, нужно было убедиться, и мертвым прощается всё, вроде так по канонам.

Далее раскрою ещё тайны, не ворчи своё «сколько можно». Что же мне на ушко шепнул тот маг-клиент-кофеман? Постоянный клиент, которого ты из-за меня лишилась, ну ничего одним убудет – не самое страшное, и без того популярное место. Он сказал следующее: «Твое время вышло». И я сразу понял всё, понял, что всё идеально, всё, словно по заказу перфекциониста, как всегда. Совпало. Ну как идеально, в стиле судьбы, а-ля, смешно, саркастично, неожиданно и предсказуемо одновременно, ну и чутка дурацкого чувства юмора, соль  анекдота доходят только к старости или, в моем случае, к кончине, не старый же я ещё. В общем, сомнений у меня на твой счет уже тогда практически не было, тем более, я так часто тебя видел… А ты меня только и заметила в это злополучное утро…

В общем, к чему вел? Ты – тоже защитница, ну или как это там называется, с придумыванием имен у тебя лучше будет, ты – владелица редкой склонности-проклятия, даже не знаю в каком соотношении.

Что это тебе дает? Да ничего теперь и нового… Всё вроде объяснил вкратце… Будешь видеть больше, чем простые смертные, выключить увы нельзя, после взаимодействия со спичка, был как бы такой толчок, который и высвободил энергию изнутри, так что… живи как-то с этим…

Ох, знал я, что когда-нибудь момент моей остановки придёт, но он всё равно набросился нежданно, вылетел как пуля из ружья близкого друга, нашлась мне такая элегантная замена. И так отработал приличный срок, даже больше, чем положено… Не догадывался, что такая юная особа будет должна занять моё нагретое местечко, мой пост, мою вахту, и не думал, что так легко отдам ей все годы прожитой жизни, накопленные знания, таланты. Чувствуешь их присутствие?» – Мария вовсю хлюпала носом, содрогаясь от беззвучных рыданий. Листок местами покрылся влажными кляксами, размывая чернила, но глаза неотрывно носилась по строкам, жадно впитывая. – «Мне так странно просто было зажечь огонек и дать себя поглотить, расслабиться, раствориться в боли. Всё как по заученному! Сидел и удивлялся себе: меня сейчас не будет, сжарюсь, как котлета, как сосиска на барбекюшнице, а мне так спокойно, словно на пляже отдыхаю и загораю. Интересовало, сгорит ли это местечко вместе со мной? Сомнений не было, что твою тушу он точно не тронет. Сидел, даже на спинку откинулся, размышлял, на тебя глазел, переосмыслял все, а как бы сложилось, не будь я чертовым копом для колдунов, и жарился, как свининка на шампуре, впрочем, весьма и весьма тощая. Ты стала той причиной, причиной не смерти, нет, а спокойного её принятия.

Ещё тогда, когда я следил за Димой, тем парнем с остановки, видел тебя с сумками, видел тебя идущую, топаешь, бывает, злая до чертиков, разве что без рожек к остановке. Такая милая! Я часто стоял позади тебя в ожидании вечно опаздывающей электрички. Вот ни разу вовремя не приходила! Форменное безобразие! Часто даже ехал с тобой, сидя позади в вагоне, прямо за спиной. Вспомнила, наконец, растеряша? Но заметила ты меня только в то самое утро, когда мне надоело скрываться, но и тут внимание почти обделила! Как же я тогда на тебя разобиделся! Но сам виноват, никак не решался подойти и познакомиться. А потом судьбинушка подбросила такое потрясающее приключение с таким не потрясающим концом! Ну, хоть рискнул подойти совсем близко! Победа! Утешаюсь этим.

Потому-то из-за моей небывалой привязанности по большому счету и захотел написать это письмо, с одной стороны жестокое, с другой, преисполненное заботой и наилучшими наисветлейшими чувствами! Что ты со мной сотворила своими женскими чарами?! Стал каким-то поэтом! Мне хочется тебя предупредить, дочитай уж, немного осталось, не совершай моей ошибки – не лишай себя нормальной жизни. Не соглашайся с договором, а он не заставит себя долго ждать, как бы магия по твоему мнению не спасала от рутины. Смени работу, перед, путешествуй, учись, люби, но не лишай себя простых и только кажущихся скучными благ потому, что они – самые что ни есть настоящие, дорогие, бесценные. Это я тебе как почти мертвец говорю, мои слова хоть что-нибудь, да и значат. Перед смертью мы все становимся мудрецами.

Скоро к тебе придут, все объяснят, выдадут бумажку, адреса, всё, что нужно, разуберёшься, но даже если и решишь всё таки подписать этот договор с дьяволом, кстати, обеспечивает он достойный заработок, не думай ставить крест на простых общечеловеческих удовольствиях. И познакомься уже, наконец, с Дмитрием! Я этого хочу! Отличный парень, конечно, не ас в этом деле, но всё-таки… порядочный, добрый, с чувством юмора – пять с минусиком, ибо у меня всё же лучше. Музыку любит, рок там, джаз, не современные судорожные потрясывания, в общем, одобрен. Не отгораживайся стеной от эмоций, не возводи решетки и преграды, пожалеешь.

Говорил как-то, поройся в мозгу, что превратил его воспоминания в дымку, в сон? Так вот, когда-нибудь он непременно вспомнит про всех этих жутких личностей, ночью будет вскакивать перепуганный, кричать, а ты ему поможешь. Или он тебе. Трогательно и душещипательно. Мне бы в режиссёры мелодрам, не находишь? Вы оба поддержите друг друга, чтобы ты не предпочла сделать. А поступишь ты по своему, ведь похожи же – оба свидетели земного ада и оба те ещё вредины.

Будь счастлива, – очередное мое желание — несмотря на сумасшествие вокруг.

И ещё одно, помнишь, сказал про бананы в портфеле?» – Мария вздрогнула и подняла глаза — на стуле у бара действительно чернел знакомый рюкзак. Она нахмурилась и опять уткнулась в последние абзацы. – «Оставь его себе, пусть будет от меня подарком на память, идет? Исполнишь просьбу умирающего или уже умершего?

Понял, понял, дурацкая шутка, разгладь лобик!» – девушка улыбнулась и прикусила кулачок, чтобы не издать вой. – «Спички-то я всё равно с собой забрал, дорогая. Хватит с них творить тут эту чертовщину. Надеюсь, отстанут от тебя и не вернуться, обретут покой в старой лавке создателя занимательной утвари. Внутри рюкзака, кстати, пока не забыл, в кармане, уже и не помню каком, а проверять, несколько лень, найдешь платок. Цветастый такой, в клеточку, сразу узнаешь из миллиона, видишь, какой я предусмотрительный и внимательный к даме? Так на всякий случай говорю, вдруг понадобиться утереть одинокую скупую слезу. Или, небось, сидишь, сопли на кулак наматываешь? Угадал?»

Одинокая слезинка. Ага. Издевается, комик противный…

«Покупал я этот платок в обычном магазине, не вру, хоть он похож на перешитые труселя-парашуты какого-то деда, будто лоскут отодрали – ничего подобного, это просто… Новый. Купленный. Платок. Не больше — не меньше. Вот даже и ну лыбься тут!

И всё-таки мне кажется, директор – маг, а подруга, по крайней мере, одна — ведьма. Будь поосторожнее с ними, но, как могу судить по тебе и по ауре в кафе – они вроде бы и не злые, прониклись к тебе симпатией, не хотят причинять боли. Наоборот, наверное, готовы прийти на помощь. Но ты всё равно будь начеку, ведь мало ли, очень у них изменчивый, нестабильный характер, возьми за пример Дамира.

 

 

P.S. Бананы тоже, честное слово, свежие, магазинные, подкрепись-ка. Приятного аппетита. Позавтракай ими, не превращайся в кощеюшку, хватит с нас меня одного, пусть буду единственным и неповторимым, так что – ешь. Предстоит насыщенная жизнь, чтобы ты не предпочла, на какой путь бы не вступила, кушай, не заглушай эту важную потребность здорового нормально функционирующего организма.

Внутри моего скромного имущества припрятано ещё немного всякой всячины. С ней делай, что хочешь, хоть выбрасывай.

Спасибо огромное за составленную компанию, за проведенные вместе часы, за чай, за болтовню, за вопросы, моя юная почемучка. Не врал, когда признался, что это было лучшее время за последние долгие годы, а ты — самая интересная компаньонка и собеседница. Я почувствовал себя таким обычным, реальным, приземленным, понял, какое это – простое человеческое счастье, будучи рядом с тобой. Не такая уж и плохая штука. Попробуй как-нибудь на досуге.

Маша, ты чудесная. Правда-правда, на этот раз не подкалываю.

Люблю тебя.

 

Твой Денис…»

 

Мария устало откинулась на спинку стула в каком-то изнеможении.

Почему-то она думала, что будет долго и горько реветь после всего написанного, но каждое слово будто бы вливало в неё оптимизм и его признательность… Из глаз, конечно, катились незадачливые слезы, куда без них, горло свело, веки покраснели, лицо припухло, но выть и метаться больше не хотелось. Было такое сладкое ощущение, будто кто-то с нежностью погладил её по головке и дал конфетку, обнял за плечи, она едва дышала от такого четкого, осязаемого наваждения, сидела на стуле и пялилась перед собой туда, где раньше была пустота, но вот что-то же мелькнуло…

И перед ней тут же на удобном диванчике с декоративными подушками восседал и весело болтал ногами озорной мальчонка, застрявший в теле взрослого и, улыбаясь, курил тонкую сигаретку, выпуская вверх изгибавшуюся густую дымку, словно пойманное облако заточили в этот прутик между его зубами и теперь постепенно выдувают наружу.

Они, девчонка со спутанными прядями и неопределенного возраста мужчина, молча сидели напротив друг друга за столом. Какая комфортная тишина царила вокруг! Такую описывают, разве что, в книгах, говорят мельком в фильмах, она возникает лишь между людьми, способными и без слов понимать друг друга.  Пара завороженно следила за туманом. Марии никогда не нравился этот ядовитый смог. Она всегда вежливо обходила курильщиков стороной, но данный запах отчего-то был ей приятен. Может, потому что спички с саламандрой, от которых спутник закурил, изменили состав табака своей магией, может, потому что здесь аромат сливался с приятным одеколоном, а может, потому что выдувался из самых желанных и самых любимых на свете губ, сухих, чуть с трещинками? Может, всего понемногу…

Она помнила на ладони след от их щекотного прикосновения.

Время текло незаметно. Оно стало неизмеримой силой, которая просто вальяжно проистекала со своей, неизвестной, никак не измеримой для людей скоростью. Понимаешь, насколько она быстро мчится лишь на пороге старости. Или насколько медленно — на уроке истории.

Очнувшись от немого разговора, официантка не знала, сколько они с Денисом таким образом провели… Час, полтора, может, всего на всего несколько минут? Просто сидят с противоположных сторон два человека в пустующем кафетерии и, не открывая ртов, внемлют волшебному языку любви.

А потом так не прозаично разорвал тишину  на мелкие лоскутки её живой работающий пищеварительный тракт — заревел исполинского размера китом, настойчиво, непреклонно. С неподдельным замешательством девушка нахмурилась, а затем уставилась на причину этого звука, установив, что его издает, по сути, она сама. Как же хорошо успел изучить её этот хитрец! Предусмотрительно поступал, запасаясь всегда едой.

Немного послушав и поняв, что организм так просто не угомонится, Мария привстала с опорой на стол, потом, еле-еле ворочая ногами, проделала шаг один за другим, неловко, неумело. Добралась-таки до барной стойки, расстояние до которой показалась колоссальным, где на стуле по-прежнему лежал однотонный портфель с молнией сверху и на единственном кармане в нижней части. Работница привычно расстегнула замок, пошарила внутри так, будто всю жизнь только им и пользовалась, в руке оказалось четыре жёлтых банана в пакетике, чек из магазина на девяносто восемь рублей и восемьдесят три копейки, снова засунула руку в черную пустоту, порыскала подольше и выудила оттуда платок. Действительно походит на заплатку для дедушкиных труселей – огромный квадрат в сине-красную клеточку.

Она грустно улыбнулась этой шутке, мало кто может смешать после смерти, дорогого стоят подобные люди, взяла выловленные богатства в обнимку и снова приземлилась на трон на четырех опорах, на одну больше, чем у барных, спикировав на излюбленное место со съестной добычей.

Её собеседник уже куда-то улизнул.

«И пускай. Ему давно пора», – как-то отрешенно подумала Маша, надкусывая спелый желтоватый плод. Его сладости она не чувствовала совсем, жевала какое-то непонятное пюре, но хоть живот приумолк. Животинка, он и есть животинка.

Работница протолкала в  себя один банан, второй, третий, удивляясь проснувшемуся внезапно, несмотря на такой удар, чувству голода. Она-то была почти уверена, что если и проглотит фрукт, то её орган скрутится и выплюнет содержимое обратно, отчаянно сопротивляясь всякой поступающей пище, но нет, всё переварилось, как миленькое. Желудок явно крепче, и лучше справляется с невзгодами, нежели нервы. Аппетит не испортился, не её это роль – умирающая от горя страдалица. Ну и хорошо, ну и чудненько.

В тишине зала с монотонным тиканьем механизма часов, среди пустых столов и непрестанного жужжания кухонных холодильников вдруг завыл ветер. Он пел так, как обычно подвывает призраками в дырявых крышах, пугая детишек с расшалившейся фантазией. Легкие шторы на окнах моментально отозвались — затрепетали от его дуновения, словно корабельные паруса, забились, раздулись, взметаясь к высокому потолку. За ними, подражая, начали туда-сюда покачиваться прядки каштановых волос Марии, улавливая локаторами невидимые движения воздушных течений.

Девушка не удивилась прозрачному гостю, о нет, она лишь немного прикрыла глаза, подчиняясь его ласкающим касаниям на своем лице, сложила в пакет оставшуюся кожуру, откинулась на спинку, прижала посильнее к груди полученный на память сопливчик и вздохнула – у уха, совсем рядом, чиркнула спичка.

 

Мы будем благодарны, если вы потратите немного времени, чтобы оценить эту работу:

Оцените сюжет:
0
Оцените главных героев:
0
Оцените грамотность работы:
0
Оцените соответствие теме:
0
В среднем
 yasr-loader

Важно
Если вы хотите поговорить о произведении более предметно, сравнить его с другими работами или обсудить конкурс в целом, сделать это можно на нашем Форуме
0
Войдите или зарегистрируйтесь с помощью: 
0 Комментарий
Inline Feedbacks
Посмотреть все комментарии

Текущие конкурсы

"КОНЕЦ ЧЕЛОВЕЧЕСТВА"

Дни
Часы
Минуты
Конкурс завершен!
Результаты и списки победителей тут

Последние новости конкурсов

Последние комментарии

Больше комментариев доступно в расширенном списке
  • Татьяна Минасян на Ваша взялаЗмей, большое Вам спасибо! И извините, что благодарю Вас так…
  • Татьяна Минасян на Ваша взялаСпасибо!!!
  • Татьяна Минасян на Ваша взялаБольшое спасибо за высокую оценку и добрые слова! Я обязател…
  • Татьяна Минасян на Ваша взялаБольшое Вам спасибо! Простите, что не сразу отвечаю :-((( Ош…
  • Татьяна Минасян на Ваша взялаБольшое спасибо за отзыв и за все замечания! И прошу прощени…

Последние сообщения форума

  • Влад в теме Просто поговорим
    2021-07-28 18:44:58
    Да уж хотелось бы как-нибудь обнадежить, да пока ничего неизвестно. Приятно, что поминаете добрым словом 🙂
  • viktor.nameyko в теме Количество рассказов на…
    2021-05-26 11:03:05
    угу ставки, да ты просто в тему это разместил)) Я тоже пожалуй оставлю ссылочку на нормальный ресурс. На котором куда…
  • Антон в теме Количество рассказов на…
    2021-05-25 11:39:32
    http://vg-news.ru/n/146544 Лучший прогноз в мире. Другого и не будет
  • Alpaka в теме Просто поговорим
    2021-05-03 18:42:30
    Обращаюсь к организаторам Терры. Доброго времени суток) Товарищи, можно вас попросить просветить нас по поводу ваших…
  • Мит Сколов в теме Просто поговорим
    2021-04-08 16:46:19
    Можно постить свое творчество, например, сюда https://otrageniya.livejournal.com/ А вот здесь мы обсуждаем чужое…

случайные рассказы конкурса «Конец человечества»

Поддержать портал

Отправить донат можно через форму на этой странице. Все меценаты попадают на страницу с благодарностями

Авторизация
*
*
Войдите или зарегистрируйтесь с помощью: 
Генерация пароля