Свои

– Псих.

– Сам ты псих!

– А ты ещё психее!

– Эй вы, психи! Прекращайте и сгоняйте лучше за водой! – С грохотом по ступенькам скатилось помятое жестяное ведро.

Двое одинаковых мальчишек вскочили и кинулись его догонять, а Жменя спустился с крыльца и подошёл к рассевшейся на траве компании.

– Красиво получается? – Машка повернула голову, пытаясь разглядеть, что выводит рука художника на её обнажённой лопатке.

Мишаня вытянул шею.

– Угу.

На бледной коже багровым пятном расцветала пышная роза.

– А Барсука ныкто нэ видэл? – лениво поинтересовался Вага, протирая иглу машинки.

– Как с ночи ушёл в город, так ещё не объявлялся, – подал голос Андрюха и почесал щеку грязным пальцем, отчего на ней тут же протянулась серая полоса.

Барсук – вот кто точно псих. Угрюмый нелюдимый парень. Он появился полмесяца назад. К тому моменту солнца не видели с неделю, земля расползалась от дождя, все сидели как мыши, злые и голодные. А он пришёл и постучался в ворота. На вопрос «Чем докажешь, что не мертвяк?» выдал такую длинную матерную тираду, что Мишаня покраснел, Машка восхищённо ахнула, а Вага, переглянувшись с Андреем, кивнул «Открывайтэ. Свой».

Правда, увидав паренька почти одного с ними возраста, ребята скисли.

– Ещё один рот кормить придётся, – сплюнул на землю Андрей.

А Жменя, никогда не отличавшийся вежливостью, довольно грубо сказал чужаку, что ему здесь не рады.

– Я завтра уйду, – насупился гость. – Плату за ночлег возьмёте? – и, скинув на землю потрёпанный мокрый рюкзак, достал две банки свиной тушёнки.

– А взрослые где? – хмуро поинтересовался парнишка, когда все расселись под навесом вокруг нещадно дымившего костра.

– Ушли.

– Все?

– Все.

– Дольше всех оставалась тётя Песя. Но и она ушла. Правда, не далеко. И до сих пор иногда возвращается, но мы её не пускаем, – пояснил один из близнецов, облизывая жирную ложку.

Гость обвёл мрачным взглядом всю компанию: семеро пацанов лет так по тринадцать-пятнадцать. Шестеро бритых налысо, только Жменя щеголял растрепанной светлой шевелюрой. Отрезаны от всего мира бетонной стеной, жрут макароны и картошку из интернатских запасов. И не сказать, чтоб сильно опечалены. На чумазых лицах улыбки, то и дело раздаются грубоватые шуточки.

– Эй, Машка, соль передай! – Андрей толкнул локтем сидящего возле него тощего мальчишку в растянутой майке-алкоголичке и драных джинсах.

Тот повернулся, и гость увидел маленькое розовое в свете костра ухо, с тремя круглыми серёжками-колечками. Девчонка?

А бритоголовая Машка уже достала откуда-то из-за спины засаленную деревянную коробку с серой крупной солью и принялась щедро посыпать булькающие в кастрюле макароны.

– Как школьные занятыя закончылис, все разъехалыс, – пояснил Вага. – Осталыс мы вот только. У блызнэцов и так сэмьа большая, мамка родыла ещё одного, там мэста уже нэт. Машка тоже из нэблагополучных. У Жмэни отэц запойный…

– А ты сам-то откуда? – перебил приятеля крепкий лобастый Андрюха.

В его вопросе был резон – интернат стоял почти за чертой города, на пригорке. Дальше пустыри. Может, поэтому мертвецы (или как ребята их назвали – муды) им не сильно досаждали.

– С Первомайки. – Гость отложил ложку в сторону, помолчал глядя в огонь и признался: – Там вообще мрак.

– Много? – испуганно выдохнул десятилетний Мишаня.

– Как тараканов.

– Как же ты выжил? – насторожился Андрей. Вага нахмурился, а Жменя покрепче перехватил обломанную ножку стула, которой помешивал угли.

Гость поднял голову, пробежался взглядом по напрягшимся пацанам и снова уставился на пламя.

– Повезло.

Назавтра Барсук не ушёл.

С самого утра всех разбудили знакомые ворчание и скрежет.

– Прочухались, – ворчал Андрей, вернувшись от ворот. – Ещё солнце только-только выползло, а они уже ломятся.

Массивные хоть и проржавевшие ворота перекрывали путь на территорию интерната. А высокий забор надёжно охранял стайку ребят, укрывшуюся внутри.

Жменя выполз из корпуса, поёжился от холодного ветра и злобно зыркнул под самодельный навес, где раздувал угли новенький. Поддел ногой пустую жестяную банку из-под тушёнки…

– Слышь! Завтраком кормить не обещали! Выметайся давай!

Барсук поднял голову и прищурившись глянул на плоское безоблачное небо. Затем потянулся, набрал в закопчённый чайник воды и поставил его на пару кирпичей в центре разгоравшегося костра.

– Планы поменялись. Поживу пока у вас.

Такой наглости Жменя не стерпел… Хорошо, подоспели Андрей с близнецами. Разняли дерущихся. Но костёр был безнадёжно залит.

– Сам же слышал, что за воротами творится, – пояснил незваный гость Андрею, стряхивая с одежды золу. – Сейчас не выйти никак.

– А вчера ты как до нас добрался?

– Вчера дождь был. Они дождь не любят.

Общим советом ребята решили: пусть пока остаётся. Жменя выступил против, но Машка пожала плечами и сказала, что картошки хватит на всех, а раз Барсук остаётся у них, пусть он и чистит.

– Почему «муды»? – спросил девушку, когда они поднимались по лестнице на второй этаж.

Но она только плечами пожала и повторила явно кем-то придуманную несмешную шутку:

– Потому что мудаки.

Спали все в одной комнате. Из длинного ряда голых панцирных коек только несколько были прикрыты матрасами и как попало застелены казёнными синими одеялами.

– Там спит Андрей, рядом Жменя, а вон та, где рисунки на стене – это Вага, – показывала Машка. – А вон моё гнездо. – Она кивнула головой в сторону койки, заваленной одеялами, сверху было сооружено некое подобие балдахина из простыней.

Они с Мишаней вызвались показать территорию новенькому. В первую ночь его в корпус не пустили, да он и не рвался, остался ночевать и сушиться у костра. На просторной интернатской кухне покрывались пылью электрические плиты. Ребята на крыльце под навесом палили костёр из разломанной мебели. Хорошо, вода в кранах ещё была. Но сколько её осталось в водонапорной башне, видневшейся за забором?

– Можешь занимать любую свободную. – Машка прислонилась к спинке кровати, сунув руки в карманы. Угловатая, немного нескладная она и впрямь была похожа на пацана. Если б не лицо. В темноте он не сразу разглядел её, теперь девушка стояла повернувшись к свету и было видно тонкие изогнутые брови, нежный пушок на щеках, длинные ресницы.

– А что это у вас – мода такая? – Барсук очертил пальцем макушку.

Машка хрипло рассмеялась и провела рукой по бритой голове.

– Не. Это на спор. Я раньше волосы заплетать не любила. Воспитка постоянно грозилась, что обреет налысо. А как вон оно всё случилось, так с пацанами и поспорили, кому не слабо.

– Не могу представить тебя с волосами, – признался парень.

Машка метнулась к тумбочке, вытащила жестяную коробку, что-то поискала там и вернулась, держа в руках карточку.

– Если не найдёшь – второй ряд, третья слева.

Он только хмыкнул. С цветной фотографии на него смотрели штук тридцать подростков с очкастой тёткой посередине. Второй ряд, третья слева… В недоумении поднял взгляд на Машку. Снова посмотрел на фото. Снова на Машку.

– Ни за что б не догадался.

Та в свою очередь фыркнула и села на кровать, обхватив руками колени.

Он опять принялся всматриваться в девочку на фото. Серьёзное лицо, плотно сжатые губы, глаза смотрят в камеру с какой-то… печалью что ли. И волосы – длинные. То ли русые, то ли какие – не разберёшь. Чёлка ровно подстриженная, как у куклы. И застёгнутый на все пуговки воротник. Нет, эта строгая девица, может даже отличница, никак не может быть Машкой. О чём он и сказал вслух. В ответ на это девчонка только рассмеялась и, забрав фотографию, принялась показывать ему остальных. Вагу Барсук узнал сразу по сросшимся на переносице густым тёмным бровям. Близнецов – потому что одинаковые. Жмени и Андрея на фото не было. Машка пояснила, что они из другой группы.

– Теперь ты понимаешь, почему мы не скучаем по прежней жизни?

***

Его не гнали. Но особо и не радовались его присутствию. Поначалу насели, расспрашивая, как там снаружи, позже отстали. Вели себя так, будто его вовсе нет. Только Жменя постоянно косился, да проходя мимо редко сдерживался, чтобы не сказануть что-нибудь неприятное в адрес незваного гостя.

Барсук сидел на перевёрнутом ведре, в кастрюле на огне плавали голые картофелины. Ещё штук пять и хватит. За забором привычно бормотали и стонали муды, в ворота непрерывно скреблись и постукивали, но интернатские не обращали на это никакого внимания, потому и Барсук вскоре расслабился.

Поднял голову, наблюдая, как мальчишки играют в «пекаря». Жменя, кривляясь и потешничая, изображал игрока популярной американской забавы. Поправлял невидимую бейсболку, поигрывал палкой, как битой, и напускал на себя зверский вид. Бросок – и пирамида из камней и пустых консервных банок слетела с бетонной плиты. Мальчишка под радостные вопли «болельщиков» принялся обегать территорию, раздавая «пять» в подставленные ладони. Где теперь та Америка?

Барсук хмыкнул и потянулся за очередной картошкой. Рука нашарила в мешке что-то мягкое, пушистое… Оно выскользнуло из пальцев, выскочило из мешка, пытаясь удрать… Удар – тяжёлый ботинок с хрустом размозжил слабые косточки.

Барсук поднял мышонка за хвост и швырнул в костёр.

– Ты совсем?! Доставай давай!

В плечо ткнули с такой силой, что он едва не отправился следом. Вывернулся, вскочил, обернулся – за ним, сжав кулаки, стоял «бейсболист».

Ответить не успел – к ним уже подбежали другие ребята, Андрей, вооружившись черпаком, раскидывал дрова, пытаясь достать трупик.

– Да бесполезно, он уже дохлый, – попробовал оправдаться новенький.

– Он дохлый, а мы нет, – огрызнулся Жменя. А Андрей, кидая горящий комочек на землю, и сбивая пламя со шкурки, пояснил:

– Ещё штук пять – и суп вполне наваристый выйдет.

Барсук недоверчиво глянул на него. Придуриваются что ли? Подошла Машка, кутаясь в длинную серую шаль. Глянула на мышонка, недовольно скривилась:

– Какой муд его так приложил? Шкуру теперь снимать будет неудобно.

– Так вот он! – снова окрысился Жменя. Он уже отошёл и теперь поднимал сбитую банку, наполненную камнями для утяжеления.

Барсук лишь головой покачал, возвращаясь на свой пост.

– Живёте как крысы, мышей жрёте. Скоро сами в зверьё превратитесь…

За спиной кто-то предупреждающе вскрикнул. Потом по затылку что-то сильно шандарахнуло, и красное солнце, как в ускоренной перемотке, стремительно закатилось за забор.

***

Страх дунул в макушку, заставляя проснуться. Он открыл глаза и сжался, напряжённо вглядываясь в полумрак. Было больно. И тихо. Непривычно тихо. И темно. Он уже привык просыпаться в самых неожиданных местах, не помня, как туда добрался, поэтому даже не задавал себе вопросов.

Скрипнула дверь, впуская в комнату полоску бледного света. Кто-то вошёл.

Испуганно дёрнулся, когда длинная тень прошаркала мимо него. Кроватные пружины предательски взвизгнули, тень остановилась.

– Не спится?

Он не успел придумать ответ, как она приблизилась и развернула перед его лицом большие чёрные крылья.

С криком откинулся назад – и свалился на пол. Отполз в угол, прикрывая лицо руками…

– Эй, ты чего? – тень, кажется, не собиралась от него отступаться.

– Слушай, он, кажется, этого… того, – проговорил кто-то противным гнусавым голосом.

– Сам ты того. Барсук, или как там тебя? – Его настойчиво потянули за рукав. – Не баись, все свои.

Но он только глубже вжимался в угол. Его не раз так называли, хотя он знал совершенно точно: барсук – это не имя. Это животное. А он ведь не животное. Они все просто смеются над ним, знают же, что не может ответить…

– Кинь его, Машка, – снова тот же гнусавый голос. – Не видишь что ли? Совсем поехал.

– Тебя б со всей дури приложить – ещё и не так поехал бы! – рассердилась тень и прикрикнула: – А ну брысь по койкам! Тоже, блин, спектакль нашли! Не видите что ли? Человеку плохо.

***

Пробуждение было неприятным. Голова трещала, на затылке прощупывалась здоровенная шишка. Хорошо хоть штаны сухие. Когда он вышел из корпуса, всё сидели под навесом и завтракали. Порыв ветерка донёс вкусный мясной аромат. Взгляд приметил в руках глубокие тарелки с супом. Вспомнил вчерашний вечер и, быстро сглотнув подступившую к горлу тошноту, направился к стоявшим поодаль умывальникам.

Когда вернулся к костру, ребята уже поели. Мишаня скрёб пучком травы пустую кастрюлю. На Барсука все подозрительно косились, но он привык к таким взглядам. На него редко когда смотрели по-другому. Что ж, всё понятно, здесь он тоже надолго не задержится.

К обеду ветер усилился, пригнал серую пелену облаков. Звуки за забором стали тише – к дождю.

Когда он уходил, все молчали. Только Машка пожелала удачи, да так и стояла, вцепившись в щеколду, глядя, как он уходит по пустынной дороге. А потом опасливо глянула по сторонам и потянула на себя тяжёлую створку.

***

То, что взрослые могут быть мудаками похуже мудов он понял, ещё когда впервые проснулся.

– Да не трепыхайся ты, суслик! – смеялся и дышал в лицо перегаром красномордый. – На-ка глотни, веселее будет.

В зубы ткнулось горлышко бутылки, а чужие руки уже потянули вниз штаны…

– Я не суслик. Я Барсук, – вдруг спокойно ответил только что скуливший мальчишка, перехватил бутылку, вывернулся и впечатал стеклянную гранату в череп своего обидчика.

И сбежал.

Ему и вправду повезло – редкий дождик немного очистил улицы от слоняющихся зомби, прорезиненный дождевик, снятый с ублюдка, защитил от едкого дождя. А уже к вечеру мальчишка был далеко и от Первомайки, и от тех уродов, которые называли себя «племенем последних людей». Сколько таких «племён» было разбросано по городским останкам? За полгода скитаний он повстречал три. Но нигде надолго не задерживался. Стоило хоть немного расслабиться, и тот второй вылезал наружу. А потом ревел, размазывая сопли, и вновь уходил, давая дорогу своему двойнику и защитнику. Но диковатого психа сторонились. Особенно нехорошо вышло в самый последний раз, когда тётки, словно наседки цыплят защищая своих детёнышей, попросту выгнали зашуганного дёрганного парнишку обратно на улицу. Чудом спасся, спасибо дождевику. Сгнившими зубами плотную ткань не прокусить, а бегать быстро полутрупы не умеют. Забился в кабину грузовика и сидел там дня три, пока снова не пошёл дождь. А потом добежал до ближайшего продуктового и набивал рот печеньем, запивая газировкой. Уже не обращая внимания на тухлую вонь и назойливых зелёных мух, стихийно расплодившихся на останках испорченного мяса и полуживых останках тех, кто когда-то был людьми.

Домик на пригорке, окружённый высоким забором, он заприметил с крыши многоэтажки, на которой жил последние пару месяцев. От города далековато. Зато движение вокруг забора куда тише, чем на улицах. В бинокль разглядел струйку белого дыма. После некоторых колебаний решил навестить этих «последних из могикан»…

***

Сельский магазин встретил непривычно целыми окнами и, что особенно удивило, амбарным замком на хлипкой двери. Стёкла бить не стал, замок поддался тонкой скрученной проволочке. Стараясь дышать ртом, проник внутрь и крепко прикрыл за собой дверь. Наблюдения показали – муды старались держаться поближе к людям. Так может, стоит попробовать добраться до темнеющего на горизонте леса?

Сунул в рюкзак палку сырокопчёной колбасы, несколько пакетов сухарей, взял с полки банку рыбных консервов… покрутил в руках… и принялся выгружать из рюкзака сухари. Так, где тут гречка?

***

…когда Барсук перевернул опустевший рюкзак и вытряхнул оттуда несколько плиток шоколада, стихшие было вопли восторга возобновились с новой силой.

– Пируем, братцы! Пируем! – орал Жменя, кидая колбасу и набрасываясь на сладости.

– Барсук, отныне ты мой герой! – вопила Машка, разворачивая обёртку и раздирая блестящую фольгу.

– Посвящаю тебя в рыцари съедобного ордена… – Андрюха поднял из костра обугленную палку и торжественно перекрестил сидящего на корточках парня. – Аминь.

– Ты чо как поп? В ордэн нэ так посвящают, – заметил Вага, щуря в улыбке раскосые глаза.

– Я знаю как! – Вскочил один из близнецов. – Дай, покажу! – И попытался отобрать у Андрея палку.

Но тому понравилось быть главным, поэтому палку отдавать он не захотел. Завязалась шутливая возня. Чёрный острый конец опасно кружил вокруг головы добытчика, и Барсук с ворчанием «вы меня так одноглазым рыцарем сделаете» отодвинулся поближе к Машке. Та, разделив плитку пополам, ела осторожно, отламывая по кусочку. Рядом Мишаня засунул свою половину в рот почти целиком и жадно жевал, пуская коричневые слюни.

– Мы думали, ты ушёл насовсем, – сказала Машка позже, перед тем как забраться в своё гнездо.

– Я тоже так думал. – Барсук кинул пустой рюкзак на аккуратно заправленное одеяло. Надо же! Они не распотрошили его постель.

– Чего тогда вернулся?

– Много будешь знать…

– …плохо будешь спать! – тут же встрял влетевший в комнату Жменя и с разбегу нырнул на свою койку. – Ух, как я наелся! Теперь уж точно заживё-ом!

Барсук дёрнулся было, но тут же сообразил, что Жменя ничего такого не имел в виду. И уже засыпая в своём углу, прислушиваясь к сонному бормотанию Мишани и тихому посапыванию со всех сторон, понял – его приняли. Вопрос: надолго ли?

***

К Барсуку все быстро привыкли. Хотя иной раз он вёл себя более чем странно. Мог вдруг замереть, обхватить себя руками и начать испуганно озираться по сторонам. А один раз, достав из-за кармана большой чёрный пистолет, долго и со знанием дела чистил его, но вдруг изменился в лице и отбросил оружие в сторону, словно из ствола на него тарантул выскочил.

– Эдак гляди, он нас всех ещё порешит, – ворчал Жменя, но открыто больше не задирал новенького. Лишь шипел, когда тот с грохотом падал с кровати. После пары таких ночей, Барсуку предложили переселиться в другую комнату. И только Машка неожиданно встала горой за парня, напомнив Жмене, как его прятали всей группой, когда за своим чадом явился уже в который раз «раскаявшийся» батя. Или как кидали Ваге в изолятор хлеб через форточку, когда того избил воспитатель «чтоб учился правильно говорить по-русски». Жменя начал было с ней спорить, но Мишаня испуганно заревел, заслоняя девушку от размахивающего руками дылды.

– Хрен с ним, – махнул рукой Андрей.

И в другую комнату перебрался Жменя. Правда, всего на одну ночь. В открытую форточку вползали прохладный ночной воздух и стоны мудов, которые в ночной тишине становились ещё ощутимее и тоскливей. И если не успел уснуть, пока из-за неплотно прикрытой двери доносились голоса ребят, то потом уже ворочался до самого рассвета, нервно открывая глаза от каждого скрипа. Что ни говори, а вместе оно было всё ж как-то спокойней.

***

Когда он спросил, пробовали ли они выбраться за территорию, на него глянули как на идиота. Куда выбираться, когда кругом пустыри и муды? Барсук рассказывал, что в городе те, кто выжил, окопались на заводах, вычистив всё внутри от ходячей падали. В магазинах полно жратвы. Вещи там всякие. Трупам ни к чему, а горстке выживших очень даже пригодятся. Но всё без толку. Ребята твердили, что все воспитатели, которые были на территории, ушли. Один за другим. Обещали вернуться.

На все его доводы, что муды боятся дождя, мальчишки только скептически качали головами. Конечно, кому приятно попадать в дождь, после которого кожа чешется, как от крапивы? Да и добираться до города далеко. Погода летняя переменчивая. Вот ливануло с неба, а через десять минут уже солнце вовсю сияет. А ещё через пять муды стонут, в ворота ломятся – им в зубы попасть, так лучше с водонапорной башни спрыгнуть.

Когда же Барсук достал пистолет, мальчишки заинтересовались. Патронов, правда, маловато. Оружие он нашёл случайно. Один из полусгнивших мудов разложился до такой степени, что не мог даже сдвинуться с места. Подпирал стену, когда Барсук спустился по балконам в очередной рейс. Кем мертвяк был при жизни – может, охранником, может ментом. Но только кобуру парень с него стянул, предварительно хорошенько разделав мертвяка ржавым прутом. На всякий случай.

Если б найти оружейный склад… Но это места знать надо. Мест Барсук не знал, потому патроны не тратил. Просто таскал с собой пистолет на всякий случай. Откуда он умеет с ним обращаться, было загадкой даже для него самого. Умеет и всё тут.

***

– О, тётя Песя в гости пожаловала! – возвестил один из близнецов. Высунувшись по пояс в окно второго этажа, он осматривал окрестности в бинокль.

– Это которая? – Барсук закончил развешивать мокрые носки на спинке кровати и присоединился к торчащим в окне мальчишкам.

– А вон, видишь? В синем халате. А рядом с ней муд, похожий на кактус – это дворник наш, Степаныч. Из самых первых. Уже потёк…

Мертвяк, про которого сказал мальчишка, помахивал культяпками рук, крутил лысоватой башкой и в своём зелёном рабочем комбинезоне и впрямь походил на большой ходячий кактус. Зомби были живучие, почти три месяца уже пришло, а самые первые ещё держались. Вот только лысели они почему-то очень быстро.

– Барсук, дай пестик, а? – прошептал мальчишка. – Шмальну в него, гада. Он нас, знаешь, как гонял, когда мы за яблоками в сад выбирались?

С тыльной стороны интерната рос сад, огороженный кованым заборчиком. Несколько корявых яблонек, заросли айвы да раскидистая алыча. Самих яблок уже не было – семеро выживших сожрали их ещё зелёными задолго до появления Барсука. Теперь сад быстро желтел, сдаваясь осени и колким секущим дождям. Будет ли что с него в следующем году?

На слова мальчишки Барсук лишь головой покачал и отошёл от окна. Надо же, как быстро у всех прошли страх и паника. Хорошо сидеть в своём привычном уютном мирке, есть печёную картошку и думать, что теперь они хозяева жизни.

***

В этот раз в охрану Барсуку выпало идти с Машкой. Мишаня с утра жаловался, что болит живот, и парень подменил мальчишку. Всё равно ведь где сидеть – под навесом у кухни или в хлипкой сторожке у ворот.

Он смотрел как Машка, вытянув из хвоста шали несколько толстых нитей, сплетает их в шнурок. И думал о том, что его тревожило. В последнюю ходку витрина магазина оказалась разбитой, а полки подозрительно опустевшими. Нет, не разрушенными. Продукты не валялись под ногами в изгрызенных порванных упаковках, как бывало, когда муды забирались в магазин, если плохо закрыть дверь. Еды просто стало заметно меньше. И ряды пятилитровиков с водой поредели. Это настораживало.

– А имя-то у тебя есть? – мысли перебил вопрос.

Он пожал плечами. Может и есть.

Почему он Барсук? Он всегда знал, что его зовут именно так. Всегда. С того момента, как первый раз проснулся. В том подвале. Было темно, больно, внутри ещё трепыхались отголоски чужого страха. И он понял, что засыпать больше не хочет. Но пришлось. С тех пор он просыпался всё чаще, а потом и вовсе стал жить день за днём, лишь иногда теряя куски памяти.

– Зачем тягаешь эту тряпку? – Он перевёл разговор на другое. – Пойдём завтра со мной в город, там в магазинах шмотья навалом.

Но Машка только хмыкнула.

– А на кой оно это шмотьё? Перед кем выпендриваться? Вот ты нацепил новенькую кожанку, джинсы модные, и чё? Они тебя теперь круче сделают?

Он хотел ответить, что его старые вещи пришлось выкинуть после того как заблевал, нажравшись после трёх дней голодания… Но девушка продолжала:

– Воспитка у младших была. Оленька. Добрая очень. Всех жалела. Бывало, сядет рядом, обнимет так, шалью накроет… И как под крылом у мамы курицы. – Она обхватила себя руками, разом сделавшись похожей на большую серую моль. – Шаль до сих пор её духами пахнет.

– Тоже свалила? – презрительно сплюнул Барсук.

– Не-а, – Машка покачала головой, глядя вникуда. – Когда самый первый дождик пошёл, самый ядрёный, она малышей как раз в город на экскурсию повезла. А Мишаню тогда наказали за то, что тарелку разбил, и не взяли с собой. Больше мы их и не видели.

Она рассказывала спокойно, буднично. Как если б он спросил её, как варить макароны. Но в шаль плотно завернулась и тихонько покачивалась из стороны в сторону под ставший почти ритмичным стон из-за ворот. И было в этом что-то настолько жуткое, что Барсуку захотелось уйти. Впервые ему захотелось самому уступить контроль тому, другому, и спрятаться.

***

– Как он? – спросил Андрей Машку, когда та присела к вечернему костру.

Девушка только покачала головой и плотнее завернулась в длинную шаль – к ночи поднялся сильный ветер, обещая бурю. Осень надвигалась медленно, заигрывая с выжившими. Но ещё немного и она спустит с цепи ледяные ветры, и ливни превратят землю в раскисшее болотное месиво, дай только срок. Может, тогда муды совсем расклеятся и исчезнут?

Мишаня болел уже третий день. Горел. А у них банального аспирина не было. Когда ребята осознали, что остались совсем одни, они устроили Праздник Непослушания и первым делом взломали все закрытые двери. Папки с информацией на каждого воспитанника отправили в костёр. Туда же покидали и лекарства. А белый халат Захаровны – зловредной фельдшерицы надели на швабру и торжественно сожгли, решив хоть таким образом отомстить за жуткие часы в изоляторе с его голыми плитками и койками, заправленными холодной клеёнкой. А теперь бледный мальчишка метался на кровати, укрытый по уши двумя одеялами, и Машка почти не отходила от него, отпаивая тёплым чаем.

Одна надежда на Барсука. Едва дождавшись, пока небо снова начнёт оплакивать останки цивилизации, он отправился в город, в аптеку. «Если с очередным дождём не прилечу – считайте, что у Мэри Поппинс сломался зонтик» – мрачно пошутил он, застегнул дождевик и выскользнул за ворота.

Но прошло уже двое суток, по ночам в окна барабанил дождь, а Барсук всё не возвращался.

– Сгорит, – спрогнозировал Жменя и отошёл от кровати Мишани.

Громыхнуло за окном, стекло залил косой дождь.

– Если к утру Барсук не объявится, я пойду в город, – решительно заявила Машка.

***

Он вжимался в стену, надеясь, что ящики с гнилой капустой сыграют свою роль, и те, двое не сунутся в овощной отдел.

Те и не совались. По-хозяйски набивали большие армейские рюкзаки тушёнкой. Сквозь щель между кочанами он видел заросшие бородатые лица, автоматы, перекинутые за спины. Быстрые слаженные движения и короткая речь говорили о том, что на глаза им лучше не попадаться.

Скрипнула дверь в коридор, и помещение магазина наполнилось знакомым подвыванием. Мальчишка ещё глубже втиснулся в щель между стеной и пирамидой ящиков.

– Хозяева явились, – заметил один из бородачей. – Сними одного, остальные не сунутся.

Второй сдёрнул с плеча автомат. Барсук зажал ладонями уши и кинулся на пол. Пули широким веером окропили помещение. Вой перешёл в хлюпанье и топот – муды, из числа тех, кого не зацепило, спешили убраться подальше. Огненного дождя они, похоже, опасались не хуже небесного.

Давно стихли шаги незнакомцев, а в углу тихонько скулил сжавшись в комочек перепуганный маленький мальчик. Он совершенно не понимал, как он здесь оказался, куда ему теперь идти и что делать.

***

– Эй, Барсук!

Парень, заматывающий рюкзак в плотную дождевую плёнку, поднял голову.

К нему спешила Машка, на ходу запихивая в карман пустой магазинный пакет.

– Я с тобой.

Он покачал головой.

– Не в этот раз. – Показал на небо. – Видишь ветер полосу гонит? Можем не успеть.

– А сам как же? – нахмурилась девушка.

– Привычно…

***

Барсук метался в липкой темноте, но выхода не было. Тот второй полностью захватил контроль над телом и совершенно не хотел его выпускать.

Сдохнут. Они просто сдохнут. Или муды вернутся, или те двое… Даже неизвестно, что хуже. Ну же, малыш! Как там тебя? Вставай уже и давай выбираться! Там за городом нас ждёт большой уютный дом. И костёр. И пацаны. И Машка…

Видимо, что-то он сделал правильно, потому что темнота вдруг отступила. И хотя контроль над телом не вернулся, но по крайней мере Барсук видел, куда идёт и что делает.

Хорошая новость – в торговом зале мудов не видно. Новость плохая – закончился дождь. Сквозь стёкла витрин, обклеенных дурацкой плёнкой, он видел мёртвые тела, слоняющиеся  по улице. Если побежать, они б успели… Но при одной мысли об этом тот, второй, затрясся в панике и Барсук едва снова не рухнул в темноту.

Пацаны! Ребята! Андрей, Вага, близнецы! Машка!..

Подействовало.

Он забились в закуток между витриной и задней стенкой камер хранения. В рюкзаке, бережно прижатом к животу, таилось самое драгоценное. Тушёнка само собой. И пара банок сгущенки. Таблеток Барсук набрал гору. Сметал всё подряд – на месте разберутся. А ещё плеер с батарейками и несколько дисков. Коробка красок и толстый альбом. Пару раций. Вроде китайские, но от спальни до ворот должны тянуть. И рукавички. Красные, вязанные. Машка говорила, что зима надвигается, а у неё нет тёплых рукавиц…

***

Едва дождавшись, пока небо начнет поплевывать на тротуар, Барсук выскользнул за дверь и держась поближе к стенам поспешил из города. Надо торопиться. Из-за этой борьбы за тело, он потерял уйму времени.

Срезал путь напрямую через поля. Ботинки чавкали в раскисшей почве, скользили по круглым головкам. Сахарная свёкла сгниёт уже через месяц. Убирать её абсолютно некому. Есть, впрочем, тоже.

А вон и знакомая башня виднеется! Надо только обойти стройку. Высокие насыпи земли, расшатанный деревянный забор… Задумавшись, он совершенно не обратил внимания на то, что дождь давно прекратился. Неосторожно выскочил на гребень земляного вала – и еле успел нырнуть обратно, спрятаться под прикрытие сваленных в кучу деревянных паллет.

Остаток пути патрулировали муды. Впрочем, почему патрулировали? Может, им просто заняться больше нечем, как бродить туда-сюда от стройки до высоких интернатских ворот.

Парень осмотрелся и закусил губу. Укрытие так себе. Надо придумать, чем отвлечь мертвяков, пока они его не учуяли.

Расстегнул дождевик, достал пистолет. Оружие оттягивало руку и внушало уверенность. Их не так много, и если он…

Впереди раздался визг и прокатился по окрестностям гулким эхом. Барсук выглянул из-за досок и нахмурился в недоумении. Такого ещё не было. Муды дрались. Может, от голода и частых дождей они тоже потихоньку начали сходить с ума?

Новенький бетонный забор вокруг интерната возвели аккурат прошлой весной. Андрей рассказывал – готовились к приезду президента. Даже ворота заказали новые. Вот только поставить не успели… И муды со всей округи собирались и толклись у стен. А ребята иной раз поддразнивали их, кидаясь с крыши сторожки консервными банками, набитыми камнями. От этого муды выли ещё больше и начинали грызться друг на дружку. Всё ж какое-то развлечение. Но такого, как в этот раз, ещё не было.

Барсук видел, как здоровенный лысый мертвяк поймал бывшего сторожа за культю – и вырвал её из туловища. А потом принялся жрать, впиваясь жадным ртом в склизкое мясо. По спине его скребли тонкие пальцы мелкого тощего мертвяка. При жизни, наверно, был не старше Мишани.

Барсук спрятался обратно и уткнулся лбом в холодный влажный земляной скат.

Сними одного, остальные не сунутся.

Медленно поднял пистолет.

Одного. Только одного. Они же не люди. Они все давно мертвы.

Перебрался на другую сторону своего укрытия, присел на одно колено, чтоб удобнее было целиться.

Которого? Трупоеда? Или Степаныча? Скормить сторожу пулю. Пацаны б заценили. Или вон того, тощего?

Время шло. Палец прилип к узкой полоске металла, а он всё никак не мог решиться. Взгляд пробежался поверх забора. Почему не слышно криков ребят? Обычно они рады таким зрелищам. Но никого на крыше сторожки не было, и в окнах второго этажа пусто. Умерли что ли? Его не было всего-то пару дней.

Шутка внезапно не показалась смешной. И мальчишка уже с тревогой пытался уловить за стонами и визгом далёкие голоса. Но тут один из мертвяков повернулся – и на левой лопатке что-то мелькнуло. Рука дёрнулась, Барсук едва не выронил пистолет. Привиделось? Прищурился, пытаясь лучше рассмотреть… Мертвяк повернулся спиной – так и есть. На левой лопатке алел знакомый узор.

Ужас, от которого он так долго пытался сбежать, догнал наконец. И предательски подставил подножку.

Внутри что-то ухнуло, и сознание уплыло в темноту…

***

Когда открыл глаза, низкое серое небо нависло над ним, словно проверяя, жив ли ещё. Затрясло. Почему небо? Откуда небо? Он же был в магазине!

Вместо привычной плёнки рюкзака пальцы сжимали что-то твёрдое. Снова этот пистолет! На этот раз не стал бросать, осторожно положил на землю, отодвинул от себя. Страшно просыпаться непонятно где, под открытым небом да ещё и с оружием в руках. Но куда страшнее жуткие стоны со всех сторон. Так близко!

Он зажмурился, зажал руками уши. Если притвориться, что ничего этого нет… Он может уснуть и ничего этого и в самом деле не будет. Но прошла минута, другая… Спасительная темнота не приходила. Зато пришёл голос.

Он возник из ниоткуда. Как и тогда в магазине, и в прошлые разы тоже. Спокойный уверенный голос. Поначалу было совершенно непонятно, что он говорил, но постепенно слова зазвучали чётче. Вот только то, что голос от него хотел, ему совершенно не нравилось. Голос звал убивать.

– Я не хочу. Я боюсь, – попробовал он возразить голосу, но тот продолжал уговаривать, спокойно и мягко.

Говорил голос о ребятах. О Мишане, которому очень нужно выздороветь. Об Андрее и его рассказах про тётю Песю, вышедшую за ворота и успевшую отойти совсем недалеко… О Машке… Нет, о Машке голос на этот раз молчал.

Давай, малыш. Ты сможешь. Они уйдут, и мы вернёмся к своим.

Он поднял пистолет и прицелился. Худой мертвяк качался на самом верху земляной кручи, словно сигнальный флажок.

Рука дрожала. Белый череп прыгал, никак не желая попадать в решетку прицела.

Или ты, или они. Давай. Ты сможешь.

Палец нажал спусковой крючок. Мимо. Ещё раз. Снова мимо. И ещё. Белое пятно лопнуло как мыльный пузырь. Он отбросил пистолет и разревелся.

Когда Барсук пришёл в себя, кругом было тихо. Только дождь лупил по голове, по плечам. Дождь – это хорошо, – отметил он машинально, поднимаясь из своего укрытия. Значит, больше не сунутся.

Легко вскарабкался наверх, перемахнул через рваную сетку и быстро зашагал в сторону ворот. Проходя мимо кручи невольно кинул взгляд в ту сторону – навалившись грудью на покорёженную проволоку, лицом вниз лежало тело, уже наполовину скрытое осыпавшейся землёй. На левой лопатке цвела пышная роза…

– Почему так поздно? – сердито спросил Жменя, в ответ на барабанный стук в железные створки.

Барсук ничего не ответил, отодвинул парня плечом и прошёл мимо него на территорию. Снял с плеч рюкзак, кинул под ноги.

– Разбирайте.

Дошёл до знакомого здания, поднялся на второй этаж, и только тут его отпустило. Прислонился к равнодушной голой крашеной стене и закрыл глаза. Когда-нибудь он это забудет. Когда-нибудь они смогут выйти за ворота и уехать куда угодно. Разъехаться на все четыре стороны и забыть друг о друге. Когда-нибудь, – повторял он как мантру. Только она этого уже не узнает. И выдох застрял внутри, цепляясь за горло шершавым хрипом.

Он направился к своей койке, когда был остановлен сиплым голоском:

– Ну чё, принёс? Барсук, ты герой!

Всё. Это конец. Если он начал слышать её голос в своей голове, то можно прямо сейчас отправляться за территорию. Этого он уже не вынесет. Отшвырнув в сторону бесполезный пистолет, парень развернулся и застыл на месте – на пороге, разглядывая надетые на руки рукавицы, стояла Машка. Живая и невидимая. Но ведь он сам видел розу, растущую на могильном холме!

Он стоял, как придурок разглядывая розовое ухо с тремя маленькими колечками, шрам на бритой голове…

– Откуда?.. Откуда?.. – договорить он не смог.

Машка подняла голову, в недоумении глянула на него, но тут же встревожилась, подошла ближе, стягивая рукавицы.

– Барсук, тебе нехорошо? Может, приляг, а? Ты какой-то бледный. Чё, там совсем хреново?

Он покрутил головой и выдавил из себя:

– Кто придумал такую татуху?

Машка заулыбалась.

– Заценил да? Это мы с Вагой как в охране стояли, так заприметили того муда. Ну и решили мне такую же забацать. По приколу.

Подзатыльник влепил без замаха.

– Ты чё? Совсем псих? – обиженно взвыла подруга, но он уже рванул за ворот, притянул к себе.

Машка ещё немного подёргалась и затихла, уткнувшись носом в грязную кожанку. А он крепко держал, прижимая к сердцу колючую бритую голову и чувствовал, как отпускает, разжимает объятия тяжёлый страх одиночества.