Сказка о диком влюбленном, чудовищах поневоле и рынке строительных материалов «Джамиля»

Совсем недавно в одной деревне на юге Москвы жил юноша, и полюбил он симпатичную девушку. Одно время девушка проявляла к нему изрядную благосклонность и они целовались и пылко трогали друг друга, но потом поссорились, да так, что девушка занесла телефон юноши в черный список, и не отвечала на его смс-ки, и проходила мимо, глядя равнодушно, и даже не показывала на него пальцем, смеясь вместе с подругами. И из друзей отовсюду удалила. А юноша  был добрый и чуткий, и это его необычайно тяготило. К тому же девушка однажды пообещала дать после первого сентября, а на дворе уже стоял август, и он боялся упустить такую возможность. Словом, он решил совершить яркий поступок и помириться. Скорее поздно, чем рано, когда розовоперстая Эос еще только выбирается из постели, хлюпая носом, и уныло смотрит в зеркало на поры на коже, да мешки под глазами, прежде чем как следует умыться и накраситься  — короче, незадолго до рассвета — юноша пришел к своей желанной под окна с банкой краски и кистью и вывел на асфальте: «Вика, я люблю тебя. Прости меня. Мне без тебя дико». И едва он это написал, как тело его покрылось шерстью, лоб навис над глазами, нижняя челюсть подалась вперед, ростом он стал в два раза меньше, ногами крив, а руками длинен — одичал совершенно. Разумом при этом юноша остался ясен, что было еще печальнее. Попытался он позвать на помощь, да из кривого рта и неприспособленной глотки раздавалось лишь угуканье и мычание

Зажилось юноше плохо. В отчий дом он не прошел дальше домофона. Мать родная не признала сына. Да и просто окружающие предпочитали не видеть его, принимая за особого одичавшего бомжа из малых народов. Сами бомжи, люди бывалые, прочь его не гнали, но едой делиться не спешили. А добывать пищу по объедочным было трудно — бродячие собаки кидались на него, и лаяли, и кусали, и висли, уцепившись зубами за шерсть, а драться с ними он, неизменно прогуливавший уроки ОБЖ, обучен не был.

Дикий юноша, разумеется, быстро сообразил, что преображение его не случайно и связано с надписью на асфальте. Стало быть, рассудил он, по всем сказочным логикам нужно, чтобы принцесса меня полюбила. Но как он не пытался подойти к своей девушке и помочь ей донести сумку, как не изображал собачку крупных размеров с грустным взглядом  в надежде, что она ему умилится, кончилось все тем, что отец и братья девушки погнали его прочь молотками и битами.

Так он и грустил, и лазил по мусорным бакам, и прятался за кустами. Но вот однажды на задворках рынка, ожидая, когда собаки отойдут от мясных обрезков, он увидел под старым прилавком серую кошку с голубыми глазами, и они как-то сразу все поняли друг про друга. На языке, известном всем невинно преображенным монстрам, они поделились своими историями. В той жизни кошка была  студенткой, и, пребывая в романтическом состоянии духа, взяла и зафиксировала на стене щитовой: «Хочу быть кошкой». Желание ее сбылось.

Поговорили они и решили жить вместе. Дикий юноша научился отгонять собак, а девочка-кошка делилась с ним молоком и колбасой, что оставляли ей сердобольные люди. А однажды, гуляя по оврагам Царицына, они встретили молодого коня, очень угрюмого и застенчивого. Коня звали Матвей, и он сам не догадывался, почему стал конем, прямо здесь, посреди оврага, только вот третий день он уже пасся тут же, отгоняя любвеобильных юных лошадниц плевками и хвостом.

— Присоединяйся к нам, все лучше чем одному горе мыкать, — предложил ему дикий юноша.

— Мы трое будем как в мультфильме «Большой секрет для маленькой компании», — добавила добрая кошка.

— А может быть четверо? — раздался голос откуда-то сзади.

Принялись они вертеться, но никого не увидели — лишь зеленую траву и большой серый камень. Он и говорил.

История у камня была похожая. Самовыражался он, правда,  по-английски: захотел оповестить мир о цитате из классиков: «I’m rolling stone”. Ну и оповестил.

Стали они судить и рядить о причинах своей беды. И сошлись на том, что коль они такие разные, все дело в том, что их объединило — в кистях или краске. Но кошка пользовалась кистью, которой еще в школе рисовала в художественной школе, дикий — старой кистью от позапрошлогоднего ремонта, а камень сам не помнил, откуда взял кисть, потому что был обкурен. А вот краска у всех была одинаковая — коричневая.

Начали они тогда думать про краску. Дикий юноша взял ее из дому, а вот откуда она появилась там не знал — когда отец ездил ее покупать, он помогать ему не захотел, притворившись, что идет готовиться к экзаменам. Кошка увела баночку у дворника- таджика, а камень вроде бы ездил покупать ее на какой-то рынок стройматериалов, но на какой именно не зафиксировал по вышеуказанной причине.

— Ну так, может, мы не одни такие? — сказал умный камень, — Пойдем по городу, соберем остальных. Вместе что-нибудь придумаем.

—  Ты-то как пойдешь, асбест безногий?, — заметил грубый конь Матвей.

— Не скажи. Я же таки катящийся камень.

И в доказательство камень нарезал на изрядной скорости несколько кругов по оврагу, высоко подпрыгивая на муравейниках.

Так они и разбрелись по всей Москве. И вскоре стало ясно, что краска покупалась на рынке строительных материалов «Джамиля», причем одно существо в черном плаще, написавшее «Хочу быть Бэтменом», даже вспомнило ларек, где покупка и свершилась.

Молва прошла, и странное общество собралось вскоре под утро у ворот рынка строительных материалов «Джамиля». Самоназванцев там было не много — в  основном, футбольные фанаты. Тащилось, шлепая по асфальту спартаковское мясо. Были и фанаты ЦСКА, в том числе и те двое, что написали «Мы — кони» и нарисовали  себя, не забыв про друга Матвея. Только здесь они встретились, все рассказали другу, и быстро  выяснилось, что лошади умеют не только быстро плавать, но и разом выбивать копытом по три зуба другим лошадям. Пришла группа полупрозрачных полубогов, живо обсуждавших, какие человеческие ощущения и радости они бы вернули в первую очередь — еду, курение, секс, но прежде всего удовольствие от пользования  туалетом и душем. Супермены и другие супергерои — все почему-то полу-органические полу-пластмассовые — вели нескольких прибалдевших девочек в новых платьицах; сами девочки ничего решить за себя не могли. Пришел  трясущийся крупной дрожью, икающий и пучащий глаза человечек, написавший «Я щас взорвусь», брел, преодолевая сопротивление нескольких повисших на нем безликих фигур, ухарь, потребовавший «Держите меня семеро», с постоянно дергающимися вверх руками шли те, кто сообщил: «Я голосую за Навального».

Невинно оболганных недругами было гораздо больше. Скакали жабы, бежали крысы. Ползли, оставляя за собой жирный нефтяной след, мрази. Перекореженные чмо отличались от просто уродов тем, что были мокрые и жалкие. Пришли и те, из-за описания которых ЭТУ СКАЗКУ НЕЛЬЗЯ НИ В КОЕМ СЛУЧАЕ  ДАВАТЬ ЧИТАТЬ ДЕТЯМ, НЕСМОТРЯ НА СОДЕРЖАЩИЕСЯ В НЕЙ НЕНАВЯЗЧИВЫЕ ПОУЧЕНИЯ О ТОМ, ЧТО НАДО ХОДИТЬ НА ВСЕ УРОКИ, ВКЛЮЧАЯ ОБЖ, ПОМОГАТЬ РОДИТЕЛЯМ, ВОЗДЕРЖИВАТЬСЯ ОТ УПОТРЕБЛЕНИЯ НАРКОТИКОВ, А ТАКЖЕ НЕ ПИСАТЬ ВСЯКУЮ ЕРУНДУ НА СТЕНАХ И АСФАЛЬТЕ. Было тут много ярко накрашенных девиц в вызывающих нарядах —  попросту шлюх. Ласково шурша, как тихое море в час прилива, приползла, извиваясь, стая мужских половых органов. Некоторые были даже в очках. Кривоногие мускулистые мудаки несли на руках огромный пень.

Стал конь Матвей бить в ворота рынка своими боевыми копытами. Стал дикий влюбленный стучать в них катящимся камнем. Пали ворота, и толпа устремилась к заветному павильону, переворошила его и нашла банку заветной коричневой краски — последнюю, единственную. Взял ее дикий юноша, окунул в краску кисть и для пробы написал: «Пусть пень снова станет человеком». И тут же пень обернулся солидным толстяком в дорогом костюме, который сразу, безо всякого волшебства, испарился — в переносном, дорогие читатели, смысле.

«А теперь меня», — потребовала какая-то вонючая сука, пользуясь тем, что никто к ней не подходил из-за запаха. «Напиши, чтобы я стала высокой блондинкой, с грудью ну так размера четвертого…». Но договорить ей, конечно, не дали. Каждый попер в первые со своими пожеланиями, все смешались в кучу, стали кататься, лягаться и брыкаться, а когда поутихли, то выяснилось что краска пролилась и размазалась. Осталось ее совсем чуть-чуть на донышке банки, да и то потому, что дикий юноша лег на нее и прикрыл телом.

И решили они тогда сделать одну-единственную надпись. Дикий юноша вывел очень  очень маленькими буковками: «Пусть те, кто превратился с помощью этой краски, снова станут такими как прежде». И чудо свершилось.

Вновь цивилизованный юноша и обращенная кошка сразу стали симпатичны друг друг, и то, чего юноша хотел, тоже произошло уже в сентябре. Бывший конь и бывший камень тоже остались их друзьями.

И жили они долго и счастливо.

Но не все.

Потому что последние капельки краски юноша приныкал.

И однажды, памятуя о своей бывшей, написал — «Вика такая-то, проживающая там-то —  мерзостное нечто». Но потом жалость его одолела и он добавил: «С двух до трех ночи по вторникам».