Всякий герой смертен, пока не умрёт.
W. H. A.
Диего Варгес спрятал крест Святого Доминика там, где его решился бы искать только безумец – в свежей ране, оставленной монаху во время вчерашней погони. Теперь уже ничто не угрожало ни его миссии, ни душе. Черное солнце иссушило тело. Последние силы молодой пастырь потратил на то, чтобы отогнать от себя пустынных падальщиков. Грифы кружили неподалеку, ожидая скорого обеда. Кровь на лбу запеклась и больше не заливала глаза.
Тело Варгеса содрогнулось. Сознание вдруг стало ясным. Мир вокруг готовился схлопнуться темной бездной.
«Кажется, пора принять судьбу. Как там было сказано в древних книгах…»
Варгес забормотал первое, что пришло в голову. Он произносил слова медленно, еле заметно растягивая гласные:
— Если вам случится тут проезжать, заклинаю вас, не спешите, помедлите немного под этой звездой. — Сознание монаха гасло и он ускорился. — И если к вам подойдет маленький мальчик с золотыми волосами, если он будет звонко смеяться и ничего не ответит на ваши вопросы, вы, уж конечно, догадаетесь, кто он такой. — Варгес замер. Глаза его широко распахнулись. Следующие слова монах цедил насилу, концентрируясь на каждом звуке. — Тогда – очень прошу вас – не забудьте утешить меня в моей печали, скорей напишите мне, что он вернулся…
Чувство исполненного долга заставило монаха улыбнуться. Но даже если эта гримаса и была похожа на улыбку, последняя судорога исказила её, запечатлев нечеловеческую боль на месте того, что ещё прошлым утром было его лицом.
***
Спустя полчаса на дороге показался тёмный силуэт. Он приближался к распятому на земле телу неспеша, в нерешительности останавливаясь каждые десять метров и озираясь. Искатели не любили смотреть на мучения тех, кого оставляли Судьбе и Неизбежности. Но в этих краях не только они несли смерть.
Силуэт приближался. Один из грифов, клевавших тело несчастного, оторвался от плоти монаха и поднял клюв. На него смотрел неестественно высокий сухощавый мужчина, облачённый в длинный тряпичный плащ чёрного цвета. На лицо незнакомца был намотан шарф, концы которого тот аккуратно заправил за воротник. Голову прикрывал пыльный хомбург. Руки и ноги странника были стянуты ремнями. Старый фокус пустынников – держать мышцы в тонусе даже во время сна. Это не позволяло бродягам как следует отдыхать, но при этом они могли преодолевать гораздо большие расстояния. Долго так не походишь, поэтому к ремням прибегали только в крайних случаях – солнечные лучи не спасают плоть от омертвения.
Птица чувствовала, что скиталец ей не угроза. Очередной падальщик.
Скиталец стянул шарф и оскалился, обнажив пожелтевшие зубы. Движения стали увереннее. Перед ним лежало человеческое тело, исполосованное багряными рубцами. На вид мужчине было не больше тридцати. Значит родился в Новую эпоху. Очередной фанатик, слонявшийся по пустошам с забавными безделушками. Кажется, Искатели нагнали его на подступах к городу и линчевали.
Внимание странника привлекла рана на плече. Тучный гриф пытался вытащить из неё что-то, похожее на кость. Костью этот предмет не был. Если бы странник знал о том, что птицы умеют сплёвывать, эта картина не вызвала бы у него никакого удивления. Гриф щёлкнул клювом по металлу, бросил взгляд на стоящего рядом человека и резким движением отбросил предмет в сторону.
Предмет оказался крестом. Выплавлен из титана, нижняя ветка его была подвижна, на лицевой стороне ещё остались какие-то камни, хотя большая часть лакун пустовала. Выглядел хорошо и стоил, наверное, немалых денег. Но стоил ли он жизни человека, пусть даже одного из самых бесполезных на этих пустошах?
***
В небольшом городке неподалёку уже пару недель судачили о группе Искателей, рыщущих по округе в поисках артефактов и их Хранителей.
Странника здесь знали под именем Оден. Кажется, он придумал это имя, пока рисовал завитушки на гостиничном бланке – последнем оплоте цивилизации в этой забытой богом пустыне. Никто не знал, что господин Оден делал здесь, но дела у него явно были. Он появлялся в поселении каждые пару дней, скупал припасы и снова уходил в пустыню.
В этот раз Оден пришёл гораздо раньше намеченного срока. Сказал, что у него есть безделушка, которую он с радостью сдаст какому-нибудь старьёвщику за сдельную плату. В гостинице его направили к Рудольфу, одноглазому немцу, седому, но крепкому старику, прихрамывающему на левую ногу.
В мастерской Рудольфа было темно и стоял невыносимый запах – свидетельство того, что здесь живёт затворник. Немец говорил с жутким ацентом. Чужой язык давался нелегко несмотря на то, что был единственным средством общения последние тридцать лет.
— Возьмите стул. Не люблю разговаривать на ногах.
Оден достал крест и положил его на стол. Глаза немца блеснули.
— Я бы попросил вас убрать эту вещицу, но уж слишком она любопытна. Кто-нибудь знает, что она у вас?
— Только гриф, обронивший её у моих ног, — покачал головой Оден. — По крайней мере, мне так кажется.
— Дело в том, что этой вещью очень интересовались пару дней назад. Искатели, как вы понимаете. Если вы не Хранитель, а это очевидно, можете попробовать с ними сторговаться. Я такую опасную вещь покупать не буду.
— Хранитель дорого заплатил за то, чтобы спрятать этот крест.
— Да, и его можно понять. Крест святого Доминго… или Доминикана, в общем, красивая безделушка, оставшаяся нам от наших праотцов. Я видел её на билдхене, который принес тот Искатель. «Das Schnelle und Das Wütende» или что-то такое. Хотя тот святой и был похож скорее на лысого борова, мне кажется, он пользовался большим успехом у прихожанок.
— Чего ты боишься, Рудольф? — От такой фамильярности немец скривился. — Неужели ты знаешь хоть об одном случае, когда Искатель убивал кого-то, кто не был Хранителем?
Немец почесал нос. Вопрос ему не понравился.
— Например, Койотов? Я слишком долго ходил по пустыне и могу сказать: не моё это. Вести дела с Искателями, Хранителями, бандитами – оставлю это молодым. Я ведь был на севере. Видел, где всё началось. И ты был. — Рудольф смерил Одена взглядом, — По глазам вижу, что был. И знаешь, как на севере всё устроено. Самые ловкие принимают бремя власти, а самые глупые берут в руки книги и идут на юг. Им не хватает людей. Страх, на котором северяне построили свои города, требует много крови. И кто здесь, на юге, не подивится болвану в рубище, который вертит в руках богоданную блестяшку и бормочет о том, что там, откуда он родом таких – тьма? А потом и телегу толкнет о своём богоизбранном короле, который сидит на священной табуретке и жрёт свои благословенные оладьи.
Рудольф вздохнул. Поднялся со стула и проковылял к небольшой щели между двумя жестяными панелями, служившей чем-то вроде окна в его мастерской.
— Посмотри на них. Им нет дела до Хранителей. Эти фанатики вызывают лишь смех. Но вот вещи, которые они носят – другое дело.
— Мне всегда было интересно, как так получилось, что артефакты минувших эпох стали огромной редкостью. Судя по тому, через что мы прошли, эти предметы должны стоить не дороже, чем песок, — на этих словах Оден стянул крест со стола.
— Отличный вопрос. Хотя ответ на него прост, — Рудольф вернулся к столу, — Почему золото стало мерой всех вещей? Это просто удобно. А красивые безделушки всегда привлекали человеческий глаз.
Оден уже хотел уходить, когда заметил верстак, на котором сушился черный порошок.
Скиталец потянулся к сумке. Немец еле заметно дернул рукой – старая привычка пустынного торговца. Пошарив немного внутри, Оден вытащил промасленную холщевину. Через мгновение перед старьёвщиком лежал хромированный кольт модели 1873 года, именуемым Миротворцем. Немец заметил характерный изгиб курка и нетипичную окраску рукояти. До оригинала эта железка не дотягивала, но сейчас именно подделки продавались особенно хорошо.
Немец взял кольт в руки. Взвёл курок. Раздалось четыре характерных щелчка: «C-O-L-T». Глаза немца блеснули во второй раз.
— А за это я бы заплатил. Таких ведь больше не достать.
— Мне нужны патроны.
— Конечно, моя мастерская к вашим услугам. Но только если у вас осталось несколько гильз. В том, что вы таскаете с собой коробочку-другую я, если честно, сомневаюсь. Уверяю вас, отсутствие гильз такого редкого калибра делает вашего не менее редкого друга бесполезным. Но я всё ещё готов купить его.
Немец приторно улыбнулся. Оден вытащил из сумки и кинул на стол небольшой мешочек. Тот недобро звякнул. Рудольф взвесил мешочек в руке. Показная вежливость куда-то исчезла.
— Три дюжины? Надеюсь, тебе есть, чем заплатить за работу.
***
Рудольф заверил Одена в том, что в течение пары часов всё будет готово. Коротая время в вестибюле гостиницы, служившей одновременно и единственным на всю ранчерию салуном, он прислушивался к разговорам местных. В основном это были бытовые обсуждения того, как именно стоит затягивать узлы или варить похлёбку из ящерицы, но один оратор привлёк особенное внимание скитальца. Говорящему на вид было не больше шестнадцати, но вокруг него собралось около десятка человек.
— Когда мир изменился, Первые люди не уделяли должного внимания тому, чтобы сохранить распадавшиеся государства. Золотой век человечества завершился страшнейшим геноцидом, распадом цивилизации, на обломках которой стали появляться свободные общины. Исполнилась мечта философов, — парень перевёл дух и продолжил. — Затем внутри этих общин на первый план начали выходить наиболее одарённые – они силой и хитростью присваивали себе власть и материальные блага, побеждая таких же, как и они сами. Со временем они порабощали всё новые и новые общины, становились правителями, устанавливали законы, обеспечивая спокойствие в собственных землях.
Оден понял, кого слушали местные. Хранитель. Начнёт рассказывать о том, как артефакты ушедшей эпохи напоминают человечеству о благородстве и гордости предков. Скиталец никогда этого не понимал. В начале Новой эпохи на севере стали стихийно возникать группы бродячих проповедников – мародёров, рыскающих по безлюдным городам в поисках редких вещей. Эти монахи, или Хранители, как вскоре велели называть мародёров властители севера, здесь, в пустынных землях, были в общем-то безобидны. Но там, где песок сменяла пыль, важность их возрастала в разы. Они были неподсудными выродками, обладающими непререкаемым авторитетом и способными ударами дубин своих хозяев сломить любого, кто встал бы у них на пути.
А такие люди встречались. Некоторые не хотели отдавать для увеселения жён, другие – дочерей и сыновей. Чаще всего это плохо заканчивалось для ослушавшихся. Некоторые из тех, кому повезло, сбивались в группы и начинали выслеживать Хранителей. В пустыне их прозвали Искателями. Но убийства новых пророков не остались незамеченными. На севере Искателей объявили вне закона.
Впрочем, Оден был к этому равнодушен. Ведь жизнь в Новую эпоху действительно упала в цене, а опыт общения с Хранителями подсказывал ему, что их жизни им уже не принадлежат, поэтому убивая их, Искатели покушались скорее на властителей севера, чем на самих монахов.
Оден посмотрел за окно. Смеркалось. Рудольф, вероятно, уже закончил.
***
Следующие пару дней Оден выслеживал группу Искателей, о которой рассказал немец. Двигались они налегке. Часто петляли. У небольшого оазиса скиталец обнаружил следы лагеря. Кажется, охота на Хранителей приносила плоды. Неподалёку от лагеря Оден нашёл четыре тела, которые ещё не успели завялиться на солнце. Там же он приметил следы бумажной золы.
«Книги? Монахи решили устроить кочевую читальню? Путешествовать с крестом в кармане – это ещё куда ни шло, но вот книги, да в таком количестве… Как они вообще сумели пересечь с этим пустыню?»
Искатели шли на север вдоль по старой, покрытой трещинами дороге. Вдоль таких обыкновенно охотились банды Койотов. Оден знал, что пустыня не щадит ни героев, ни глупцов – только трусов и подонков. Это правило безотказно работало в здешних краях уже многие лета. Не стоит быть храбрецом там, где выживают только здравый смысл и запасливость. Но трусы Искателями не становились.
На ближайшем перекрёстке Оден обнаружил следы недавней стычки. Судя по всему, Искатели потеряли двоих в схватке с Койотами. Они свернули с дороги в погоне за своими обидчиками. Оден решил не рисковать, пытаясь отследить перемещения группы Искателей по песку, ожидая, что рано или поздно те выйдут обратно.
Солнце уже клонилось к закату, но Оден решил, что ночной переход будет не таким изматывающим сейчас, когда путь перед ним расстилается широкой ровной полосой. Да и шансы нарваться на Койотов будут теперь гораздо ниже.
К утру Оден набрёл на место, ставшее очередным лагерем Искателей. Кажется, в пустыне их изрядно потрепали. Если они и одержали победу, то не рискнули задерживаться здесь надолго. Но если Искатели отступили…
Оден ослабил ремни. В голове шумело. Отсутствие сна и тяжёлый ночной переход дали свои плоды. Он вытащил из мешочка, висевшего на шее, пригоршню семян.
«Дело на пять кофейных зёрен. Нужно продержаться ещё пару часов».
Четыре зерна Оден аккуратно расположил под нижней губой. Пятое тщательно разжевал. Слюна быстро скопилась во рту и сделалась терпкой. Каждые три минуты он всасывал её сквозь зубы и проглатывал. Теперь можно было сосредоточиться на дороге.
Едва последнее из зёрен было измолото в крошку, Оден услышал крик. Интуитивно он упал на дорогу и откатился вправо, к обочине. Крик повторился. Скиталец понял, что эти вопли были приветствием, и что их вряд ли издавали Койоты. Койотам некого приветствовать.
Оден встал и побрёл на звук. Его путь несколько разминулся с линией дороги, теперь он направлялся в сторону невысокой горной гряды. Лёгкая дымка, которая поднималась над грядой и характерный сладковатый запах свидетельствовали о том, что горел мескит. Группа, за которой шёл Оден, присоединилась к тем, кто уже стоял здесь несколько недель – мескитовые кустарники были оборваны на много сотен метров от лагеря.
«Сколько их там? Возможно, пятьдесят. А если больше?»
С десятком Искателей он ещё смог бы найти общий язык. Но небольшая армия… И что он сможет выторговать за этот крест?
Что за безумие потащило его сюда? Ведь он уже тысячу раз видел, как сильно пустыня не любит жадность.
За спиной Одена раздался щелчок. Странник вздохнул и закрыл глаза. Ладони его медленно поползли вверх.
***
Когда Одена привели в лагерь, первым, что его поразило, было количество палаток — порядка ста штук. Лагерь проектировал неглупый человек. С одной стороны он был защищён горами. С другой его огибала невысокая песчаная насыпь. Она скрывала палатки от чужих глаз и создавала впечатление, будто лагерь стоял в низине.
Конвойный вёл Одена в сторону хребта. Только теперь он заметил небольшую расщелину в скале. У самой расщелины на холме стояло укрепление из брёвен и металла.
Одена подвели к худощавому мужчине лет шестидесяти. Тот стоял у железного ящика, на котором были разложены старые туристические карты. Уставшие глаза старика были направлены на одну из них. Конвойный произнес:
— Крыса Койотов, Мастер. Был один. При нём нашли рюкзак. Из оружия длинный нож, револьвер и полсотни патронов.
«Когда он успели обыскать рюкзак?»
Мастер бросил на Одена тяжёлый взгляд. Потом повернулся к нему спиной и спросил:
— Если бы нам удалось разрешить все вопросы, получить на каждый соответствующий ответ, что бы мы стали тогда делать?
Глаза Одена блеснули. Сглотнув, бродяга тихо проговорил:
— Дорога к бесконечности так же широка, как и дорога в ад, и если ведёт не в ад, то в сумасшедший дом уж точно.
— Сумасшедший дом? — Мастер расхохотался. — Сумасшедшие дома исчезли вместе с микроволновками и президентами. Думаю, ни один из нас, заставших то время, не считает его менее безумным, чем время нынешнее. Просто изменились условия существования. И жизнь человеческая немного упала в цене, — он кивнул конвойному. — Верни ему вещи.
Конвойный нехотя всучил Одену рюкзак. Жестом Мастер приказал помощнику удалиться.
— Я бы пригласил тебя отдохнуть, но не стану. Как видишь, слишком много дел. «Ищите и обрящете» — так, кажется, пишут в книгах?
— Я не знаю, как в них пишут.
— Не скромничай. Цитировать Кроче, да так точно – это редкое умение. Наверное, ты был Хранителем когда-то? — Мастер внимательно посмотрел в лицо Одена, издевательски склонив голову набок.
Оден поднял брови:
— Хранители, монахи, серые робы, птицы – у этих фанатиков много имён. Не меньше их и у вас. Но мне всё равно. Чем бы вы ни занимались здесь, в этих пустынях, кого бы ни убивали, я просто хочу закончить свою жизнь в безопасности, в какой-нибудь канаве, в окружении пустоты и страха, чтобы на следующее утро падальщики растащили мои кости по своим норам.
Оден вспомнил о безделушке, которую таскал по песку и камням вот уже неделю. С каждой минутой он всё больше сомневался в том, что этот кусок металла чего-то стоит. За неделю крест лишился ещё пары камней и немного погнулся. Мастер устало посмотрел на безделушку. Прищурился, будто что-то вспоминая, потом весело улыбнулся.
— Ты знаешь, что это?
— Не уверен. Крест Доминго?
Мастер расхохотался. В этом старом теле ещё была жизнь, хотя стоило признать, что осталось её очень мало.
— Доминика. Да, крест Доминика. Но почему святого? Никогда не понимал этого пунктика ваших мистиков, — Мастер сделал упор на слове «ваших». — Они делают артефактами всякий хлам, пытаются выдать за пелёнки Христа влажные салфетки из забегаловок, а на вопросы о маскотах отвечают: «Да это же лик Господа нашего!». Полковник Сандерс в роли ветхозаветного старца, Рональд Макдональд в роли его первого пророка…
Руки Мастера затряслись. Голос задрожал. Кажется, он не смеялся.
— Знаешь, я хотел бы спросить, откуда у тебя этот крест, но не буду. Меня больше интересует, почему ты не слышал ни слова о его чудесном обладателе. Некогда он был очень известен. Много лет назад. Ещё до войны.
Оден опустил голову.
— Сколько это стоит?
— А сколько ты хочешь за него? Могу отсыпать три чашки риса или выдать восемь черногривых жеребцов. А лучше повесь эту безделушку себе на шею и хвастайся ею перед барышнями в салунах.
— Если бы салуны в наше время встречались чуть чаще, — Оден усмехнулся. — Значит, я неделю выслеживал вашего брата только затем, чтобы узнать, что стал счастливым обладателем чьей-то блестяшки?
— В качестве бонуса можешь присоединиться к нашему празднику жизни, — Мастер заметно оживился. — В рыцари мы тебя не посвятим, но героем у нас стать можно.
— Скорее злодеем. В пустыне вас не особо жалуют.
— Новый мир — новые правила. Но остаться ты правда можешь. Гнать гостя – навлечь беду.
— Слишком хорошо вы думаете о старом путнике, — Оден оскалил жёлтые клыки. — Но приглашение я приму. Сегодня возвращаться бессмысленно.
Праздник жизни состоял из церемонии посвящения пятнадцати неофитов, двоим из которых уже перевалило за пятьдесят. Оден бродил между палатками и всматривался в лица. Молодые, старые, красивые, уродливые — все объединяла одна общая черта. В их глазах читалась та пустота, которая возникает после тяжёлой потери. Оден понимал, что ни одна цель не может искупить совершённых ими злодеяний, но ему было жаль этих людей. Они потеряли свои семьи, дома и то, что можно было назвать честью в этом Новом мире. Они стали Искателями. Не принадлежащими никому псами Судьбы и Неотвратимости, рыскающими по свету в поисках тех… Оден поймал себя на мысли, что любуется ими. В этом действительно было что-то прекрасное.
Скиталец поднялся на песчаную насыпь и посмотрел на север. Облака плыли высоко, стелились ровными белёсыми слоями. В сторону лагеря летела стая птиц. В пустынях такое нечасто увидишь. Оден подошел к ближайшему валуну и взобрался на него. Следующие три минуты он внимательно всматривался в линию горизонта. Вдруг глаза его широко распахнулись.
Расплываясь в солнечном мареве, вдали показались фургоны, запряжённые лошадьми. Последний раз Оден видел такие полгода назад, когда принял решение отправиться в пустыню. Неужели к лагерю приближался крупный караван северян? Но северяне не рискнули бы забраться так далеко на юг.
Сознание стало ясным. Оден сделал свой выбор. Теперь пришла пора принять судьбу.
***
На импровизированной трибуне в центре лагеря произносил речь грузный бородач. Толпа одобрительно рычала. Мастер и Оден, стоя у помоста, ожидали её окончания.
— Иногда добрым громким словом можно добиться большего, чем пистолетом. Артур, это было прекрасно, — обратился Мастер к спускающемуся мужчине. — У тебя талант.
Артур одобрительно кивнул:
— Почему бы не воспользоваться им в последний раз. А теперь мне нужно вернуться к своим людям.
Мастер проводил его взглядом:
— Он был учителем в каком-то городе на севере. Жена, дети, дом. Потом туда пришла новая власть, бестолковый молокосос с запада, так его супруга ему и приглянулась, — Мастер вздохнул. — Ну что же, мой друг, теперь ты с нами. Оден? Прости, я забываю имена.
— Скоро оно мне больше не понадобится.
— Не нужно так печально. В конце концов, их там всего лишь в два раза больше. У нас есть шансы. Правда.
— Да, если бы речь шла только о Койотах. Но к ним примкнули фанатики из Хранителей. Как им удалось подчинить пустынных бандитов? — Оден усмехнулся. — Койоты, идущие под знамёнами северян. Можешь себе это представить?
— Мы должны были догадаться. Банды в последнее время осмелели. Без поддержки с севера они бы не рискнули выступить против нас.
Мастер направился в сторону холма в конце лагеря. В бою от этого старика было бы мало толку. Оден посмотрел в сторону приблизившейся птичьей тучи. Теперь он мог сказать, почему птицы сопровождали эту колонну. Во главе её три грузных лошади тянули повозку, на которой умостили шесть цилиндрических клеток. Внутри — шесть полуобглоданных тел. О том, кому они принадлежали, в лагере могли только догадываться. Но было очевидно, что по крайней мере один из тех бедолаг заговорил раньше, чем испустил дух.
***
Колонна объединенных сил Койотов и Хранителей развернулась веером, отправив конные разъезды в дальние концы горной гряды. Очевидно, они хотели лишить Искателей возможности спастись бегством. Но бежать Искатели не планировали. Это было бесполезно.
Оден достал из рюкзака промасленную тряпицу.
«Взвести и нажать на спусковой крючок — именно так мистер Кольт сделал нас равными».
Оден поглядел по сторонам. Палатки в одночасье исчезли. На их месте образовались баррикады. Ничего сверхъестественного — небольшие тюки и камни — все то, что можно было найти в лагере, но сейчас даже это представляло серьёзную опасность для нападавших.
«Замок без стен. Дорого бы я отдал за то, чтобы оказаться сейчас миль на десять южнее».
Мимо пробежал Артур, раздающий последние указания:
— Они не будут ждать. Экономьте боеприпасы. Когда первые прорвутся в лагерь, отходите назад. Последняя линия обороны — у пещеры на холме.
«Каким везунчиком нужно быть, чтобы выжить в этой бойне?»
По ту сторону насыпи раздались звуки горна. Всё в лагере замерло. Топот сотен ног содрогнул землю. Раздались первые выстрелы.
«Слишком быстро. Значит думают, что бой не продлится и получаса. Рассчитывают застать здесь десяток испуганных стариков. Возможно, на севере это бы и сработало. Здесь же каждый закалён пустыней».
Оден высунулся. Одновременно к лагерю двигалось около сотни бойцов. Противники приближались быстро, зигзагами, прячась за валунами. В руках у большинства из них были ножи и топоры.
«Ну, разумеется — порох в этот недобрый час становится слишком большой роскошью».
Курок взведён. До ближайшей группы нападавших оставалось около тридцати метров. Оден прицелился: выпрямил правую руку, левой взялся за основание рукояти.
«Двадцать пять. Двадцать».
Первая пуля угодила в ногу лысому здоровяку. Он повалился вперед, заставив замедлиться двух бойцов, бежавших позади. Оден снова взвёл курок. Опрокинул зазевавшегося коротышку. Следующие три выстрела скиталец совершил с интервалом в полторы секунды каждый. Последний — когда нападавшие начали карабкаться на песчаную гряду.
Оден проверил нож, легонько тряхнул мешочек с патронами, притороченный к ремню с правой стороны, и побежал. Воспользовавшись пружинным штифтом, он быстро освободил барабан от стреляных гильз. Уже около первой линии баррикад он начал развязывать мешочек на поясе. На то, чтобы заполнить барабан, у Одена ушло несколько секунд. Но в эти секунды он не следил ни за чем, кроме движения собственных пальцев. Когда скиталец поднял глаза, он увидел, что волна нападающих схлынула. Те окопались на песчаной гряде. Защитники услышали первые рикошеты, кто-то позади Одена вскрикнул.
«Слишком просто мы сдали первую линию».
О том же, вероятно, думал сейчас и Артур. Бегая от баррикады к баррикаде, он указывал рукой на холм и что-то кричал.
«Умираем поодиночке, да?»
Пальба со стороны гряды усилилась. Оден высунул дуло револьвера в щель между сваленными у валуна брёвнами. Следующие шесть выстрелов он сделал довольно быстро. Слишком быстро, как ему показалось. Но в тот момент, когда он снова скользнул за валун, землю около деревянной прорехи взрыло по меньшей мере восемь пуль.
Следующие пять минут Оден всё реже высовывал нос за баррикаду.
«Кажется, на севере производство пороха ставится на поток. Но сколько патронов они готовы потратить сейчас?»
Оден вспомнил легенду о китайском стратеге, который привёл корабль, гружённый тысячью вражеских стрел. Сложно представить, насколько плотно входили острия в его обшивку, если… Вдруг центральную баррикаду во втором ряду разорвало.
«Все улетели в открытый космос в тот момент, когда солнце взорвалось, а я единственный дурак, который остался».
После следующего выстрела он побежал в сторону холма. Петлять было бессмысленно. Дым от взрывов и пыль, которую подняла ударная волна, можно было счесть превосходной завесой.
Оден успел пересечь три линии, прежде чем увидел, что защитников в низине почти не осталось. Артура нигде не было видно. Выжившие старались добраться до укреплений на холме, но стрельба не позволяла им высунуться.
Вдруг со стороны холма раздался барабанный бой. Оден поднял глаза и увидел Мастера, размахивающего красной тряпкой. Пока стрелки Койотов отвлеклись на шум, Искатели поползли в сторону звука. Оден понимал, что этот маневр не останется незамеченным.
Мешочек на поясе нещадно пустел. Оден достал нож и парой коротких движений разрезал ремни, сковывающие его тело. Узкие одежды расправились и растянулись. Во время бега это могло визуально увеличить тело более, чем в два раза. Так Оден не раз отгонял пустынных хищников. Тем же ножом он разрезал плащ на фалды. Теперь четыре широких чёрных лоскута развевались за его спиной.
Оден закинул в рот горсть кофейных зёрен, оставшихся после ночного перехода, и быстро заработал челюстями. Теперь оставалось только выгадать время. На дне мешочка оставалось четыре патрона.
«А старик не подвёл. Знает свое дело».
Оден не надеялся на то, что у него достанет времени на перезарядку, поэтому выпустил четыре пули вслепую. Несколько стрелков начали бить в его сторону. Одену показалось, что это отличная возможность. Опустошив мешок, в котором ещё недавно были патроны, он заполнил его песком. Подготовившись к броску, скиталец вспомнил о титановом кресте, лежавшем у него в кармане.
Покрутив крест в пальцах, Оден вдруг подумал, что события последних дней были не так уж и бессмысленны. Ничего не предвещающая погоня за группой Искателей стала финальным аккордом его сюиты, полной разочарования и усталости. Бессмысленные блуждания по свету уже давно осточертели ему. Но самоубийство всегда представлялось Одену чем-то недостойным. Сейчас, отдавая свою жизнь за тех, кого он не знал, кого не считал ни друзьями, ни союзниками, он более всего на свете походил именно на них — одержимых, ставящих целью своего существования достижение какого-то неуловимого баланса между миром и собой. Иногда за этот баланс приходилось платить слишком большую цену.
Утешало то, что человеческая жизнь в этих местах становилась всё менее значимой с каждым годом, и ни один Искатель, Хранитель или кто бы там ни был ещё, не мог обратить этот процесс вспять. Новая эпоха, начавшаяся концом человеческой цивилизации, тотальным распадом всего, что человек собой представлял, потянула костлявые пальцы в прошлое, пытаясь утянуть в небытие артефакты и знания.
Оден аккуратно положил крест на землю и припорошил смесью мелких камней и песка. Прошлое остается в прошлом. И человеку не приходится судить о нём. Ни один Искатель не вправе решать, какой артефакт достоин существования в Новой эпохе. И ни один Хранитель. Каждый решает для себя, какую безделушку прятать в раненом плече. Всё начинается с выбора.
Он закрыл глаза и глубоко вздохнул. Размышления, достойные ребенка. На заре человечества и это было роскошью. Пора принять судьбу.
— Когда мы осмыслим свою роль на земле, пусть самую скромную и незаметную, тогда лишь мы будем счастливы. Тогда лишь мы сможем жить и умирать спокойно, ибо то, что дает смысл жизни, дает и смысл смерти.
Оден взвёл курок. Губы скитальца расплылись в умиротворенной улыбке.
***
Мастер увидел, как у одной из баррикад внизу вверх взметнулась чья-то рука. Небольшой чёрный предмет, который подлетел метра на два, разорвался, рассыпавшись песчаной завесой. С земли в сторону насыпи взметнулся тёмный силуэт, слишком крупный для того, чтобы принадлежать человеку. Он мгновенно привлёк внимание стрелков. Это заметили и оставшиеся в лагере Искатели, рванувшие в сторону холма. Через несколько секунд песок осел, и Мастер увидел распластавшуюся на песке тень. Мастер посмотрел на спасшихся людей. Оден не продешевил.