Уязвимость нулевого дня

“Привет, педики!” 

 

Никто не догадывался, что именно с этого обращения, а не синего экрана ТВ или под звук сирен произойдет новый слом в обществе. Угроза или спасение не пришло от радикальных исламистов, никто не нажал красную кнопку. Если разбираться виной всему стала кнопка “отправить” в социальных сетях, именно публикация шейм-манифеста стала отправной точкой всего, что произошло потом. Шейм-манифест — это челлендж, который поддержали все лидеры мнений сначала развитых стран, а потом и развивающихся — экран смартфона отлично работает — неважно в бурке ты на него смотришь или носишь женский парик. 

По сути, шейм-манифест был направлен на то, чтобы навсегда цензурировать любые отклонения в интернете в сторону шейминга — никто не должен страдать от негатива в сети. Этот день цензурировал интернет навсегда — без китайского фаервола, репрессий и прочих неповоротливых инструментов старческого тоталитаризма. Модель поведения закрепил самый действенный аппарат — общественный договор. Я приведу отрывок из манифеста для того, чтобы вы понимали как выглядело начало конца Сети. 

 

Дорогие подписчики, сегодня я хочу поделиться с вами новым челленджем — с сегодняшнего дня я объявляю нулевое терпение к шеймингу!✊?

Я запрещаю все комментарии на своей странице связанные с оскорблением по любому признаку??

Все люди пишущий негатив в мою сторону или других пользователей сразу отправляется в бан!
Никаких исключений не будет — только так мы сможем побороть хейт в интернете и сделать наш мир немного лучше!??

 

Дальше по тексту шел призыв поучаствовать в челлендже другим пользователям и еще немного эмодзи. Первой реакцией стала как раз волна дикого хейта, из-за чего все больше блогеров перепостили шейм-манифест из своей колыбели в Канаде он как-то дошел даже до закрытых маргинальных китайских соц.сетей. Чем больше людей поддерживало эту затею — тем меньше становилось сопротивление в комментах. Весь процесс перехода к чистой сети прошел за месяц, теперь телевидение конца десятых стало просто кукольным театром по сравнению с чистой сетью. Абсолютное уважение, любовь и полный позитив сочились с экранов. Теперь каждая домохозяйка могла постить развалившуюся в духовке домашнюю пиццу или видео ребенка пускающего сопли в крошках и не бояться простого “говно” в комментариях — все социальные сети радостно подыграли юзерам и ввели стоп-лист для каждого языка, запостить то самое “говно” теперь было нереально. Самых ярых противников просто глобально кикали из сети — они больше не могли пройти фейс-авторизацию для входа. 

 

Такая революция открыла шлюзы для массового постинга и появления контента, нет страха критики — нет самоцензуры качества контента. Вышеназванные домашние рецепты, пукающие дети и другие радости раньше считавшиеся маргинальными стали основой жизни в сети. Естественно производство такого контента стало повальной самоцелью, отвлечься от комментирования и просмотра можно было только во время производства своего контента. Тогда же была выдвинута “гипотеза смыва” — психоаналитики отмечали падение интереса к теме смертности и осознавания собственного непостоянства на фоне гимна вечной жизни в соц.сетях, тема смерти стала табуированным шок-контентом — грубо говоря, некрологи ушли в небытие. Люди просто уходили под одобрительное молчание всех вокруг, знаменитости не умирали от передозировок — они просто больше не появлялись в сети, все понимали, что произошло, но не хотели вмешиваться, чтобы вдруг не оскорбить память усопшего. 

Глупо и неуважительно по отношению к человечеству думать, что не нашлись люди, которые не восприняли перемены — их постигла самая незавидная участь, волна роста самоубийств среди обеспеченного населения развитых стран в конце десятых годов взорвалась с новой силой уже через год после публикации шейм-манифеста. Люди, пытавшиеся достучаться до родных и друзей упирались в укоризненное молчание, когда поднимали тему болезней, смертности или другого шок-контента. Одиночество сжигало человека очень быстро — безразличие родных из-за невозможности нормально поговорить на острую тему, а иногда и просто поговорить, добивало и люди массово начали выходить в окно, но это не стало серьезным поводом задуматься. Потому что конечно же массовые смерти замалчивались всеми, несмотря на то, что в каждой третьей семье один из членов заканчивал жизнь именно так. Как и во времена русского ГУЛАГа говорить об этом было не принято, нарушать privacy  чужого аккаунта — просто не приемлимо. Поэтому не нужно было никуда вывозить человека, репрессировать, стрелять и т.д. — неугодные элементы сами подчищали себя. Это время — расцвет диджитал-маркетинга, ведь производить контент нужно на основе чего-то, а анбоксинг голосового ассистента два раза не сделаешь. Мгновенный фейс-пэй и шиппинг без ввода каких либо данных — минимум контактов и максимум прайвеси. Такая система работала на идеальное потребление, круговорот купил-сделал-запостил-порадовался без сбоев функционировал с двух сторон. Странам третьего мира пришлось догонять Запад, но войдя во вкус они открыли громадные рынки. 

Религия и секс — две главные архаики нашего времени, Первая была осуждена по двум параметрам: попытка спекулировать шок-темами смерти, страдания и смысла существования и признание бездоказательных дисциплин — фейк-ньюз, вне зависимости от срока давности. Что произошло с сексом вы можете догадаться — договориться о взаимном контакте и не обидеть человека по стандартам шейм-манифеста стало невозможно, поэтому мужчины в тайне от жен заполняли документы на бесконтактную беременность, а жены подписывали согласие на “принятие биоматериала”, конечно, никто не поднимал такой вопрос вслух, потому что желание завести ребенка — очень оффенсивное поведение со стороны партнера. Тем не менее, давно не приходилось писать это слово, дрочить можно было сколько угодно — ведь это не нарушает личного пространства других людей и никого не оскорбляет, правда, о содержании коррект-порн не хочется говорить даже сейчас. 

 

Преступность тем временем просто вымерла, потому что любое классическое преступление — шок, за который исполнитель отключался от Сети. Физическая изоляция тюрьмы была заменена тюрьмой информационной, при этом преступник мог спокойно продолжать, потому что критика полиции это оскорбительно, ведь там работают такие же люди, однако, изоляция била даже по этим элементам. Поэтому все ограничилось несколькими рецидивами, когда в Сиднее коренные жители после отключения вырезали еще пару семей об этом конечно же умолчали в интернете. Общество благополучия и гимна позитива и жизни постоянно выходило на новый виток само-цензуры. 

 

Все закончилось через три года.

 

Новый 26 год по традиции отмечали на самых крупных площадях мира, но после последнего 12 удара часов все увидели не фейр-верк на экранах своих смартфонов, а черный экран и надпись:

“Привет, педики!” 

 

Реакция людей не напоминала теракт, в последствии, произошедшее назовут именно диджитал-терактом, это был большой глобальный ступор, потому что все камеры мира и лайв-трансляции застыли на шестнадцати-метровом слове ПЕДИКИ на Таймс-сквер, Красной площади, бывшем Ватикане и Пикадилли. После небольшого приветствия крутившегося в течении 10 секунд на экране появился текст обращение группировки, которая назвала себя Лига Справедливости — в честь запрещенных, а точнее сказать, изолированных комиксов. 

 

“Интернет был нашей сказкой, здесь мы могли обмениваться информацией и плевать на законы морали и государственности, нарушать их и не нести ответственности — потому что адекватные люди понимали, что происходит в интернете — остается в интернете. Он был источником познания — того, что отличало нас от животных, осознания собственного непостоянства и поиска смысла существования, того чем занималась человеческая культура с древности, мы узнавали о важных вещах происходящих в тысячах миль от нас за секунды, но вы превратили это прекрасное изобретение сначала в ярмарку тщеславия, потом вы добавили к этому лицемерие и наконец, откровенную цензуру. Мы знаем результат — вырождение критического мышления, гендерная деформация и общество согласованной лжи. Сказка стала ужасом, за это мы — Лига Справедливости выносим вам приговор — лишение всех видов коммуникаций, от телеграфа и до спутниковой связи и интернета. Мы предупреждаем, что любая попытка отдельных лиц или государств возобновить доступ в интернет приведет только к более серьезному шагу — отключение электричества, как и попытка выяснить наше расположение и уничтожить нас. Мы — остатки кибер-войск нескольких ранее влиятельных государств, поэтому попытка перехитрить нас закончиться вышеописанными последствиями. Мы осознаем весь ужас, который начнется в процессе возвращения общества к аналоговым межличностным отношениям, но, к сожалению, это единственный шанс не утратить остатки человеческого. 

We wish you a merry Christmas and happy New Year!

Last seen online long time ago?

 

Первые минуты люди молча пытались подключиться и залогиниться, после этого начался массовый психоз. В обществе рванул гнойник похожий на видео из времен фрай-нета, когда пожилому человеку на видео давили огромный чиряк на спине. По сути, это было возвращение к первобытному строю в разных его вариациях, от совсем диких — коренные народы Америки просто вырезали все белое население рядом с резервациями уже в первую ночь и интуитивно стали возвращаться к классическим обрядам и племенному строю, только под светом ламп и за рулем пикапов. Где-то установилась новая диктатура, но все сведения были крайне ненадежными и противоречивыми — никакой связи больше не было и можно было только догадываться, что происходило не только в соседней стране, но и городе. 

 

Основными источниками информации были информ-листы. Листы газет вывешенные в специальных боксах — аналог стенгазет стран третьего мира в середине прошлого века. В зависимости от того, где вы проживали там можно было получить информацию о комендантском часе, пунктах питания или рабочих часах жрецов, и графике жертвоприношений. Мы в Братиславе пострадали меньше, чем условный Майами или Йоханнесбург — общество было не на таком продвинутом уровне интеграции,город меньше, но упадок был очевиден — социальные связи настолько прогнили за три года, что в первые месяцы люди умирали от голода — никто не решался взламывать склады с припасами. Более того, первые люди умерли просто ожидая доставку — отказываясь верить, что связи больше нет. Правительства под давлением стагнирующих корпораций взялись мочить диджитал-террористов в сортире, но особо рьяные нарвались только на серию довольно долгих блек-аутов. Стало очевидно, что Лига Справедливости имеет целую систему закладок для взлома инфраструктуры. Так вот, если сравнивать, то у нас во всяком случае молочники уже стучат, когда приносят полные бутылки — вместо того, чтобы молча оставлять их под дверью, а это невиданный прогресс — хотя конечно, это фигура речи, ни о каком молоке речи не идет.

 

Меня зовут Слободан Ишт-Астар, раньше я работал в онлайн-медиа репортажником, в детстве, я кайфовал смотря в интернете интервью с труднодоступными радикалами — после просмотра разговора с Басаевым я решил стать журналистом. Работа в Словакии была очень удобной, я имел равноудаленный доступ к Европе, бывшим странам СССР и легко долетал до Турции. Проведя детство в огне Югославской войны я легко ориентировался в местах конфликтов, после того как то ли сербы, то ли хорваты вырезали пол нашей деревни, включая, моего отца — я спокойно относился к тому от чего в итоге сбежало шейм-общество. Короче, мне хватало времени заглянуть в глаза смерти. После публикации шейм-манифеста я очень быстро осознал плачевность ситуации, а моя профессия вымерла стремительно — люди больше в упор не видели того, о чем обычно говорит журналистика. Уйдя в Малые Карпаты я еще некоторое время поддерживал часть с остатками редакции, но последний раз со мной выходили на связь за два года до появления Лиги Справедливости. Узнать, что случилось с коллегами я не мог, по понятным причинам, но, думаю, они кончили так же как и большая часть сознательного населения. 

 

Напрячься меня заставили выстрелы, которые я услышал в предгорьях, как оказалось, через неделю после отключения чистой сети. Тогда я решил покинуть убежище и так добрался до тогда еще полностью открытой Братиславы, мне повезло, потому что потом эти горы облюбовали последователи чистой сети — они решили, что часть программистов Лиги засели в этих горах, забегая вперед, стоит сказать, что они были не так далеки от истины. В Братиславе я чудом сошелся с Ивицей, бывшим главредом — как и весь мир, мы были в патовой ситуации и не понимали куда теперь повернет человечество. Вечером мы сидели возле Истрополитанской академии — внутри теперь выдавали пайки и работали “разговорные клубы” — аналоги общества анонимных алкоголиков, только для людей восстанавливающих социальные связи. 

 

Про наркотики все забыли, поскольку они вызывают зависимость, а это очень неудобная тема, которой можно обидеть зависимого. Да и зачем, если весь мир сидит на игле чужого одобрения. Поэтому в горах я в свое удовольствие выращивал сортовую индику и превращал свой мозг в желе осознавая внешнюю капитуляцию перед шейм-обществом. Теперь мы спокойно курили косяк в центре, уже наверное, бывшей столицы и допивали остатки сегодняшней воды. Молчание нервно нарушил Ивица: 

• Вчера со мной связался Кара и попросил передать тебе это. 

Кара — наш старый связной для налаживания коммуникаций перед поездкой в опасную для журналистов зону, мы предполагали, что это не один человек, но сейчас я уверился в этом еще больше.

 

Ивица достал старый 3G модем в виде флеш-накопителя. 

• База данных боевиков ИГИЛ? — отшутился я. 
• Как думаешь, кто мог бы передать вещь связанную с фрай-нетом? — Ивица явно думал быстрее, чем я. 
• Посмотрим вместе? — ответил я.
• Сказал, что лично тебе — если они нашли как связаться, то уверен проконтролируют, чтобы запустил ты его один. 

 

Ивица докурил и даже не прощаясь ушел, на мои вопросы в спину он не реагировал. Я нашел в старых классах универа ноутбук с USB-входом и воткнул белую флешку, фирменная надпись Deutschland Netzwerke была заклеена стикером Against modern net. Черный экран сменился ползунками загрузки из интро сериала Черное Зеркало популярного в конце десятых, учитывая его содержание — было бы логично, если членами Лиги были его сценаристы. На экране появились люди в масках героев комиксов. Я догадывался, что это будут они, но я все равно опешил от смеси страха и восторга. Супермен в центре сразу заговорил: 

 

“Привет, Слободан

Ты же не думал, что мы дадим тебе выход в сеть с помощью этой шутки? Извини, просто такой юмор. Ты уже догадался кто мы, но уверены тебе очень интересно почему после того как мы обернули развитие человечества год назад мы не выходили на связь — не заявляли о своих требованиях или что еще обычно делают террористы. 

 

Тут все супергерои заржали в один голос.

 

Так вот, к сожалению, ты единственный настоящий журналист оставшийся в живых и находящийся на приемлемом от нас расстоянии, чтобы встретиться. Зачем — ты узнаешь уже здесь. Завтра в 9 утра встретишь толстого, усатого мужчину на центральном входе бывшего Radisson-Bratislava. Крикни ему:  Hai zhive Belarus! Это условный знак и к тому же он спугнет людей, орать мы слышали они до сих пор не сильно научились.

 

Дальше он сам расскажет тебе все, а теперь у тебя есть 2 часа удовольствия, сам решай как их потратишь. — последнюю фразу Супермен сказал с нескрываемой улыбкой. 

 

Экран погас, но на нем сразу открылся браузер и 2 вкладки: 

 

Вау.

 

Я понял, что не читал энциклопедию, и не смотрел настоящее порно уже 6 лет. Не буду вдаваться в деликатные подробности происходившего далее в библиотеке самого старого университета бывшей Словакии. 

 

Было очень тяжело заснуть, потому что мозг распирало от информации из вики, а выкинуть картинки от лучших американских студий было так же тяжело как и осознать перспективу поездки с косплейщиком Лукашенко непонятно куда для встречи с главными людьми планеты прямо сейчас. 

 

Я проснулся в холоде, это был не холодный пот, просто сильный озноб. Мне снился Ивица, кажется он приходил ночью, но я склоняюсь к тому что просто перепараноился от смеси впечатлений и Afghan Kush.  Интересно, знают ли еще о существовании этого сорта на его родине.

 

Ровно в 9 возле заколоченного входа в отель действительно стоял грузный и усатый мужчина славянского типа. Он был одет в бланковую черную футболку и такие же слегка зауженные штаны — типичную одежду уни-секс и нон-сайз — эталон шейм-фэшн. Сходство с бывшим белорусским диктатором действительно было, но только усы выделялись из общего нормкора внешнего вида. 

 

Я вдохнул и крикнул: 

• Hai zhive Belarus!

Мужчина обернулся на крик, улыбнулся и поприветствовал меня на немецком, акцент был очевиден:

• О, Слободан, их хайсэ Саша. Ви хэтэс дир? — далее я буду приводить уже перевод его слов. 

Саша, усы, Беларусь — я напрягся, но ответил. 

• Доброе утро, приятно. Какой у нас план?
• Серб что-ли?
• Словенец.
• Ну главное не мусульманин, я их брата того — не очень люблю.
• Ого, а вы и способность к неприязни сохранили.
• Таких и искали — “шейманутый” не доведет же, а в Вене уже сантиментов нет, там вспомнили исторические корни — ладно, сам все увидишь.
• Так мы в Вену идем?
• Со мной — да, а там — новый проводник. 
• А вы действительно белорус?
• а как проверишь? Дашь килограмм картофеля и на скорость сожрать заставишь?
• Даже так, со стереотипным юмором. У меня отец просто оттуда, а я уже в Югославии родился. 
• Пиздежь, в Витебске ты родился — документы просто сделали там уже. 
• Чего?
• Забудь, нам двигать надо — моя машина на выезде из Братиславы 1. Там кордон как раз — его обойдем.

 

Мы двинули пешком на окраину центрального района — по нему проходила фактическая граница города.

 

Выход из Братиславы 1 был фактически конечной известной границей Братиславы, дальше уже шла старая граница с Австрией. Блок-посты уже давно были сняты — езжай на все 4 стороны, но такая перспектива никого не прельщала, а люди, которые уезжали, по закону жанра, не возвращались.

Мы сели в старую вишневую Toyota Camry и выехали из города — несмотря на дикое любопытство я вырубился практически сразу и проснулся от знакомого озноба. Мы уже подъезжали к Вене. Первое, что бросилось мне в глаза — новый биллборд, на белом фоне готическим шрифтом было написано:

 

Свободная Венская Агломерация
Население в 2027 году — 250 000 человек
Наша цель — 300 000 человек в 2030 году! 

 

Саша заметил мой взгляд и с ухмылкой сказал: 

— Добро пожаловать домой, Слобо! 

 

Странно, потому что так меня называли в семье, но я уже слабо удивлялся всему происходящему. Тут же Саша ткнул мне бумагу слабо походящую скорее на справку, а не паспорт. Документ был выдан Министерством Развития СВАо, в нем значилось мое новое имя — Геннадий Прёдль, из примечательных деталей в документе значилось, что я подтвержденно-репродуктивен, не состоял в однополых отношениях и не имею генетических предрасположенностей онко-заболеваний. Сразу стало понятно под какой целью меня везут в Вену. 

 

На въезде на Рингштрассе мы заехали на блок-пост, хотя в милитарном понимании это и не было блокпостом, просто пункт пропуска с двумя невооруженными людьми в такой же одежде как и у Саши. 

 

Проверив его документы и мою справку, Саша и работник пункта обменялись уже знакомым мне приветствием. Пока я слабо въезжал как Вена связана с бывшим “европейским оплотом тоталитаризма”. Выехав с кольцевой улицы мы двинулись в сторону Леопольдсберга к самому высокому замку Вены. По сравнению с Братиславой на улице кипела жизнь, люди стояли в очередях, городское пространство явно убиралось — работали ЖКХ. Над проезжей частью улиц висели баннеры белого цвета с черными готическими надписями: 

Экспорт поставили — импорт впереди

 

Не сливай! Используйте биоматериал только для достижения целей СВАо

 

Дело северных-восточных братьев продолжит новая Европа

 

Транзиту Берлин — Вена — быть!

 

Молчание прервал Саша.

 

• Ну ты наверное думаешь какого хуя, да? Где Минск и где Вена, где усатый диктатор и где город штаб-квартира ООН. Ты знаешь, что после обвала сети люди везде повели себя по разному. Так вот Беларусь ввиду своей отсталости пострадала не так сильно, люди ждали не включения интернета, а команды сверху — поразительно, насколько они были ручными. Недолго думая командование решило пойти на Запад на помощь бедствующей Европе, к тому моменту, как не смешно — она действительно загнивала. Удивительно, но архаичная политика дала результаты уже в Польше — убийства на улицах прекратились, немного помогли даже с эпидемией ВИЧ. Правда из-за технической отсталости счастье было скоротечным — белорусов перебили как только они начали спускаться ниже. До Вены дошли слухи о подвигах белорусов, а потом появился первый человек “из вне” он и поведал историю подвига славянского народа. С тех пор в Вена культ Белорусов — городское государство строится по очень..хм..специфическим канонам смеси Конституции Республики Беларусь и немецкому Орднунгу. 
• А вы как то пытались проверить эту легенду? — спросил я.
• Нет, нам хватило того, что он первый живой человек добравшийся до города после событий. 
• Интересно, так а куда мы сейчас едем? 
• В наш аналог ЦК — раньше он был здании крепости на Леопольдсберге, но потом мы решили, что перегибаем с символизмом и переехали в новое здание экономического университета. 

 

Через 5 минут я уже изучал прекрасную картину — корпус библиотеки спроектированный Захой Хадид завешенный черно-белым баннером с молодым усатым человеком (сын Лукашенко?) и надпись FOREVER YOUNG. От созерцания меня отвлек мой попутчик. 

• Давай, сынок, заправимся и по делам. 
• Не такой я и молодой по сравнению с вами.
• Это как посмотреть. — Саша заметно расстроился моему вопросу. 

 

Перед входом в здание висел информационный лист — мне стало любопытно, чем живет местный процветающий колхозный панк. Лист назывался “Правда” — аналогия очевидна, подумал я, но содержимое удивило меня еще больше, точнее шокировало. Я приведу несколько заголовков и кратких содержаний материалов: 

 

“Вена — часть мировой акватории! Путешествие наших земляков по Дунаю.”

 

Текст рассказывал откровенную дичь: якобы местные моряки на двух прогулочных катерах доплыли по Дунаю до Португалии (!) и рассказали о дипломатических переговорах с южными городами. 

 

“Мать-героиня родила десятерых и не погибла! Ученые СВАо рассказывают о пользе капитального оплодотворения”

 

“Рассказывает генеральный-менеджер СВА! О старте импорта экзотических фруктов, переговорах с лидерами новой Европы и запуске транс-европейской железной дороги” 

 

“Отчет с наших житниц и кросс-хозяйств, что ожидать на прилавках города зимой! Белуга, батат и шиповник” 

 

Ко всем номерам и материалам прилагались фотографии. Я надолго застрял возле этих образцов прекрасной журналистики — действительно, как будто вернулся в пост-социалистическое детство. 

 

• Саша, это что все правда? — спросил я с сомнением.
• Нет конечно, эта газета — источник человеческого счастья и надежды. Нет никакой новой Европы — на 800 км вокруг пустошь, если не брать Братиславу. 
• А зачем тогда? — я пытался докопаться до сути. 
• А ты послушай сейчас в фуд-хабе как люди благоговейно обсуждают поставку бананов или запуск железной дороги. Мы конечно постоянно откладываем все эти громкие анонсы и люди жалуются на нас, но и хорошо — надежда есть, кто виноват в том, что она еще не реальность — тоже есть. Сейчас мы самый счастливый город на земле, а правда счастья не приносит, в отличии от “Правды”. 
• Хорошо, а фото? 
• Хах, забытое искусство — фото-монтаж. Ладно, пошли есть — я с утра не ел.

 

Мы вошли в здание, хотя есть мне совершенно не хотелось. Саша заказал по шницелю с картошкой и пивом, кроме традиционно прусских блюд был только раздел “трибьют” в меню с одной позицией — драниками. 

 

Я потыкал в еду, пока Саша уверенно убирал свой поднос и сопел в усы. 

 

• Ладно, не хочешь — не ешь. Хотя у вас в Братиславе, кроме сырых овощей хер что найдешь. Сейчас пойдем я тебя передам — тебе сегодня двигать  дальше, времени изучать местный колорит нет. 

 

Мы встали из-за стола, люди вокруг действительно выглядели счастливыми и, как будто, искренне обсуждали поставку бананов из Аргентины и запуск той самой железной дороги, так же открыто они обсуждали секс, но не с точки зрения удовольствия, а как выработку на производстве и соизмеряли шансы на новое потомство. 

 

Мы поднялись в пустой open-space на верху здания, в его конце была одна дверь — войдя в нее я увидел обычную офисную переговорку с кулером и длинным столом. За столом сидела вся Лига Справедливости — я не успел ничего сказать как Супермен сказал: 

• Ану, давай!

 

Саша стоял сзади, но резко развернул меня к себе лицом:

• Даруй роднай. — сказал он голосом моего отца.

 

После этого последовал удар обеими открытыми ладонями по вискам — я сразу вырубился. 

 

• RealTransAero welcomes you on board — please, fasten your seatbelts. 

 

От этого электронного голоса я и проснулся, кажется, что само собой, но для меня это был полный шок — я оказался в самолете, который взлетал. После английского текста шел набор каких-то глухих согласных и открытых гласных не похожих ни на один язык в мире. После объявления в салоне заиграла песня Kanye West — Homecoming. Голова не болела, но привычный уже озноб колотил все сильнее. В иллюминаторе ничего не было видно — абсолютная темнота. Маленький частный джет, кроме меня в кабине никого не было. Самолет был нон-сенсом — навигация как и любые коммуникации не работали ни в каком виде, а без них он мог лететь только по наитию. 

 

Именно так он и летел, когда я прошел по салону и решил зайти в кабину пилотов, то никого там не обнаружил — как и в принципе в самолете, поэтому я решил попробовать изучить мир внизу хотя бы в темноте. Весь полет мы летели над однородным ландшафтом — пустыне, на которой временами появлялась рябь, похожая на легкий ветер на море, но потом исчезала и поверхность была такой же гладкой. Иногда мы входили в зону турбулентности — хотя это было больше похоже на обычные толчки, после каждого такого толчка мое самочувствие ухудшалось — это было похоже на отходняки от стимуляторов, только вместо пота — дикая сухость, а тело по ощущениям становилось легче, хотя визуальных изменений не происходило. Также после каждого такого толчка в иллюминаторе показывались потоки летящих фрагментов похожих на ткань, но почти сразу эти потоки обрывались. 

 

Мы начали садиться и все симптомы, кроме легкости тела — пропали. Посадка была абсолютно не мягкой — пришлось действительно пристегиваться и держаться за все возможное. 

Спустившись на землю я заметил, что небо было черным только внутри — теперь над пустыней висело марево цвета разлитого капучино, это не было похоже ни на утро, ни на вечер. Я пошел вперед по песку и тут тоже шли волны как будто от вибрации — они были похожи на рябь из самолета. Отойдя буквально двадцать метров от него я увидел два карикатурных указателя, как ставили раньше на курортах, чтобы показать расстояние по морю: 

 

Мелуха — 0,21 световых лет

Намри — 0,18 световых лет
Саммара — 0,23 световых лет

Дильмун — домой

 

Иронично указывать расстояние в световых годах, но спасибо за очевидную подсказку. Как только я отвлекся от указателя — сзади послышался голос. 

 

• Молодой человек, вы шашлыки жарили? — спросил меня классический пожилой Армен из архитипичного кафе на всех трассах от Сахалина до Дубровника. 
• А вы кто? 
• Ну считайте спонсор всех шашлыков. 
• И что дальше?
• Поговорку “куда ветер — туда дым” знаете? — продолжал мой собеседник вопросами.
• Да. — меня уже начинали напрягать эти ребусы. 

 

Он зажег небольшую палочку похожую на благовонию и передал мне.

 

• Хорошая фраза, но подходит только для жарки мяса — идите по дыму, на указатель не смотрите — он морально устарел. — на последнем словосочетании он довольно ухмыльнулся. 

 

После этого шашлычный конферансье удалился в салон самолета и в миг взлетел в нем — по законам физики он не мог даже дойти до штурвала за это время, но я уже опустил этот факт. Дым на удивление дул в противоположную ветру сторону — назад, туда я и пошел. 

 

Не знаю как долго я шел, но ровный пейзаж больше не менялся, только под ногами постоянно проходили волны — я решился засунуть руку в песок и под ним оказалась сплошная вода — нырять туда полностью я не решился, наконец, я увидел впереди себя некое подобие стадиона. Он был вытянут вдоль — боковые трибуны, хотя это было скорее похоже на отвесные стены были высотой 50-60 метров, третья трибуны в конце удлиненного поля была меньше — высотой где-то 30 метров.

По мере приближения к арене я заметил, что с расстояния очень преувеличил высоту и размеры стадиона, боковые трибуны были в три раза ниже. В центре был заметен силуэт человека — он пытался набивать мяч бедром. Подойдя я увидел фигуру в белом подобии военного маск-халата — фигура обернулась и я увидел знакомого Супермена. 

 

• Можешь выбросить огарок, это была защита от шуток нашего коллеги — не думаю, что они уместны сейчас. Не понимаю, как можно было до такого додуматься — решить, что в Мезоамерике эти арены действительно использовались, чтобы играть в подобие волейбола бедром. — начал он разговор без особого приветствия и тут же оставил мяч в покое. 
• А для чего же они тогда использовались? — решил поддержать беседу, все-таки ради этого я сюда и шел.
• Жертвоприношения конечно, на это смотреть было куда интересней, чем на недо-спорт, хотя не знаю, чтобы я лично выбрал сейчас — казнь или хороший футбольный матч. 
• У казни сюжет один, а матч это всегда загадка. 
• Не соглашусь, если людей казнить — да, драмы особо никакой. Ладно, не об этом у нас сегодня разговор Слободан. — перешел ближе к делу Супермен. — Извини, за радушный прием в Вене, но по-другому бы и не получилось тебя доставить сюда. Ану очень не хотел тебя бить — оно и неудивительно, запрещать отцу говорить ребенку, что это его ребенок, а потом еще приказать вмазать — не самая приятная перспектива для первого. 
• Саша не мой отец. Моего отца зарезали в Подгорице в 95 году. — пахло явной ахинеей, но вспомнив поведение Саши мне было не по себе. 
• Нет, хотя с годом ты +\- угадал, но все же нет, Саша — твой отец Слободан, ану твой отец в более глобальном смысле. — последние слова Супермен явно хотел особо донести. — как у хорошего журналиста, у тебя наверное много вопросов по поводу нашего теракта, но, скажем так, на них ты и сам знаешь ответы. 

 

Супермен потянулся к лицу и снял маску — под маской оказался я, ровно такой же каким видел себя последний раз в зеркале. 

 

• Я решил сделать именно так, чтобы тебе было проще вспоминать.
• Вспоминать что? — я начал терять последние остатки того, что люди называют разумом.
• Не было никакой Лиги Справедливости, Слободан, ты сам ушел в дип-хакинг после публикации шейм-манифеста и через время выкатил решение и сделал то, что полагалось, но опасаясь за свое решение и то, что у тебя все еще были бекапы если не физические, то в голове ты побоялся выдать их и вернуть сеть и поэтому после новогоднего выступления покончил с собой. Слободан умер тогда как герой предпринявший последнюю попытку. — я рассказывал эту историю с явным сожалением.
• Херня, я год скрывался в Малых Карпатах и вышел только когда начали стрелять. Как я мог умереть если я вообще добрался сюда. 
• А что ты помнишь, кроме того, что курил, спал и ел? — спросил я сам у себя.

 

Тут произошло страшное — я понял, что не помню ровно ничего, кроме каких-то смутных отрезков в которые действительно входили только эти процессы. 

 

• Понимаешь тот год и все, что происходило до встречи с Сашей — это процесс умирания Слободана. Ему повезло — его стадия умирания хоть и была скажем так забита и не давала шансов но все равно была лучше, чем у всех остальных. Ты сделал очень много для него, но последствия были еще более ужасными. Ты давно пробовал зайти к людям и переиграть все — придумал популярного русского пост-модерниста и пытался зайти к ним через него, потом были уже более явные намеки, природные катаклизмы — наконец ты отчаялся и с помощью Слободана решил болезненно, но решить ситуацию. Все это было сделано с большой любовью — мы правда сделали все что могли. 
• Что случилось после теракта?
• После Нового Года мир обратился в хаос, выжили где-то суммарно до полумиллиона разбросанные по всей земле, но они быстро и практически одновременно разобрались с данными, которые были засекречены до этого — наука свободного доступа была далеко не полной, но из-за деформированных наклонностей в сторону подпитки собственного эго люди добились большого прогресса сначала в генетике продления жизненного цикла, а потом и в его бессрочности. Теперь по планете бродят пол-миллиона старых, но внешне молодых существ — единственное, что выдает их это глаза. 
• Вена? — спросил уже не знаю я ли. 
• Вена — или СВА, это лучший сценарий из возможных после того как Слободан вырубил коммуникации. Это общество пост-правды — там много буквально счастливых людей, но они живут в изолированной среде, на самом деле это была проекция и уже твоя стадия умирания, мы хотели сделать приятное и показать как могло бы быть, на Саше соединялся ты и Слободан, потому что он имел отношение к вам обоим.
• Где мы сейчас? — я плавно подбирался к главному вопросу, но мне казалось, что в уме ответ формируется сам — как будто я вел внутренний диалог. 
• Да, ты прав это по сути твой внутренний диалог. Мы дома, на Дильмуне — физическом доме, ты, наверное, заметил волны под ногами и разницу в размерах стадиона, когда подходил. Ты был прав с первоначальными расчетами, стадион действительно метров 60 высотой, а волны расходились от твоих шагов, потому что вибрация очень сильная, когда по земле идет 40 метровое существо. Небо такое по причине того, что если говорить земными мерами исчисления мы здесь либо очень рано, либо очень поздно. 
• Что делать дальше и кто я все-таки? 
• Это самая печальная часть нашего диалога — видишь ли, ты всегда опускалась к людям, чтобы помочь, выбивая перерождение в их мире и последним таким явлением был Слободан — за это мы дали ему такое хорошее умирание, но после открытия бессмертия люди подписали пакт “о нераспространении” — нет больше новой жизни, нет места куда можно родиться. Они сами заковали себя и обрекли на вечные страдания, которые по их мнению должны были стать счастьем. “В те дни люди будут искать смерти, но не смогут найти ее — смерть убежит от них” говорили им открыто довольно современные по нашим меркам классики. Их много раз предупреждали, а ты пыталась им искренне помочь. Оно и неудивительно, каким бы не был твой ребенок — для тебя он всегда самый лучший. 
• И что ничего нельзя сделать?
• К сожалению нет, мы встречаемся здесь далеко не первый раз — ты предприняла бесчисленное количество попыток, но в этом мире была уязвимость нулевого дня — это когда в компьютерном коде есть уязвимость неизвестная разработчикам и она вскрывается только тогда, когда ей пользуются. Такая же уязвимость была и у людей — она не подлежит исправлению, поскольку была заложена изначально. Ты сделала все, что могла, но это конец — ты сама попросила помочь убежать от них в этот раз. Поэтому мы и стоим здесь. Прости себя и пойдем домой, Иштар.