Раньше было лучше. Каждый упавший самолёт обступали репортёры, врачи, пожарные. Осматривали всех и каждого. Фотографировали. Спасали. А сейчас, в мире, где уже никто не мчится по высокоскоростным наземным магистралям, где дороги заброшены, самолёты падают десятками. Такси – самолёт. Автобус – самолёт. Хотите метро? Пожалуйста! Тоже самолёт. Как так – не спрашивайте. Не знаю. Ничего не знаю. Даже номера скорой – и то не знаю. Знаю, что из разбитой коленки течёт кровь. Знаю, что надо наложить заживляющую мазь. Но никак. Просто сижу. Среди тел. Среди людей, безразличных к чужим. Они собирают вещи. Свои, чужие. Без разницы. Что упало — то пропало. Мимо проходят спасатели. Их интересуют только те, кто не может позаботиться о себе сам. Настало время мира, в котором все носят маски. А у меня нет маски. Потерял. Многие потеряли жизни. А я маску. А в этом мире маска важнее жизни. А жизнь без маски — не жизнь. В поисках маски щупаю руками асфальт вокруг себя. А маску не найдёшь. Маску можно лишь создать. Натянуть на себя безразличное выражение. Поверить, что тебе на всё плевать. Встать и пойти, собирая по дороге вещи. Свои и чужие. Как они. Безликие. Безразличные. Бездушные.
— Вы в порядке? – доносится справа.
Кажется, что источник звука совсем рядом, и в то же время так далеко. Поворачиваю голову. На меня смотрит нечто с разноцветными волосами и глазами неестественного, но очень модного фиолетового цвета. Ей всё равно, что я отвечу. Это её работа. Ходить и опрашивать потерпевших. В любом случае всех присутствующих запихнут в рабочий вертолёт и отвезут в ближайший город. Живых отпустят с миром, мёртвых — на опознание и воскрешение. Да, это идеальный мир.
— А глаза-то голубые… — прошептал я в спину уходящей девушке, и откинулся на асфальт, отдаваясь вечному сну.
И она вздрогнула. И остановилась. Не от звука удара, а от слов. От слов, что полоснули её по спине раскалённым ножом.
Зажужжали, раскручиваясь, лопасти вертолёта. В первый раз опознавательный компьютер морга дал сбой. В его программу не была занесена такая маска.