Обнажение душ

Солнце показалось из-за горизонта, окрасив золотом гору Хоян-Сэв. Семикилометровая каменная скала, явно неестественного происхождения, была похожа скорее на башню с ровной вершиной, чем на гору.

Возвышавшаяся над миром эта гора стала местом проведения ритуала Сидянг-тяльтц или «Обнажение душ».

Через три дня должен начаться еже вековой ритуал, в котором примут участие самые достойные представители всех магических практик и духовных конфессий. Практики принесут жертву этому миру, чтобы получить покровительство неба и земли для своего братства на следующие сто лет.

К подножию Хоян-сэв приближалась последняя делегация, прошедшая по традиции долину льда без еды, воды и магии. Это была шаманская община «Хаер», родом из ледяной тундры. Они двигались в абсолютной тишине. Казалось, к палаточному городку приближались призраки. На них были забавно скроенные одежды из шкуры, похожие на платья, и сапоги без подошвы, тоже из шкуры. Они были похожи на мастеров духа, пришедших с восточных равнин, но ниже и крепче на вид.

Хэнк, молодой медиум огненного духа, или, как говорили шаманы, Друг огня, шёл во главе этой толпы по праву хэбидя – святого избранного. Перед походом к Хоян-сэв он изучил всё о ритуале обнажения душ: от порядка приветствия мастеров до очереди подъёма к площади пламени. Прибыв к лагерю, Хэнк нашёл место для стоянки общины и пошёл искать пирамдамба — возвышенных, проводивших ритуал в этом веке.

Лагерь мастеров был похож на карнавальные улицы. Среди разноцветных палаток бродила разнородная публика, интересная, но опасная. Тут и темнокожие некроманты в больших деревянных масках с барабанами из человеческой кожи, и высокомерные волшебники с туманных островов. Краснокожие, которых Хэнк видел впервые, и большеносые сновали то там, то тут. В этом многообразии было сложно ориентироваться. Каждый присутствующий несомненно был мастером своего искусства или культа. И многих связывала многовековая вражда. Казалось, воздух дрожал от напряжения. Несомненно, они перебили бы друг друга, но закон Сидянг-тяльтц, запрещает проливать кровь в год ритуала. За 15 веков никто не посмел нарушить его.

Хэнк осторожно бродил между палатками в поисках делегации из железного леса. Он искал скромный лагерь, где не будет излишних роскошеств. Волхвы не стремились к богатству и славе, несмотря на их силу. В этом Хэнк видел сходство со своим народом.

Потратив почти час на поиски, он всё же нашёл, где расположились волхвы. Ступив на территорию их лагеря, Хэнк согнулся в низком поклоне и поприветствовал их, согласно этикету проведения ритуала. На его спине вспыхнуло пламя и обратилось полярным Волком. Белое пламя было тайной общины «Хаер» и являлось доказательством принадлежности. Волк пристально посмотрел на стоящего перед ним старика, очевидно старшего среди пирамдамба, и поприветствовал его, слегка склонив голову.

Затем Волк погрузился в тело Хэнка и тот выпрямился. Волхвы поклонились ему в той же манере.

Старшего звали Бажен, это был высокий старец, с белой, как снег, бородой. Он ударил оземь трижды посохом и из земли появилась огромная лапа, затем вторая, через несколько мгновений перед Хэнком стоял чёрный медведь. Он медленно поклонился Хэнку и обратился в глину.

— Моё почтение мастерам железного леса. Шаманы «Хаер» прибыли на Сидянг-тяльтц, согласно договору мастеров – сказал Хэнк, протянув руку Бажену.

— Наше почтение мастеру ледяной тундры. Вижу вы один. Делегация добралась без проблем?

— Всё в порядке. Спасибо за заботу. Мы прибыли вовремя?

— Да, но у вас не будет времени отдохнуть. Как только солнце достигнет зенита, мы двинемся в трёхдневной подъём. Вы уверены, что всё в порядке?

— Не стоит волноваться, мы будем последними в очереди – ответил Хэнк и, снова поклонившись, ушёл.

К полудню палаточный городок опустел. Все маги, волшебники, шаманы, некроманты и прочие практики выстроились в один ряд. Словно змея, обвивающая жертву, вокруг Хоян-сэв. Узкая, извилистая лестница, на которой едва уместятся двое, была единственным доступным способом подняться на вершину. Из-за массовости мероприятия и невозможности менять порядок проведения ритуала, подъём на семь километров занимал три дня.

Община «Хаер» была замыкающей. Хэнку казалось, что очередь совсем не двигается.

— Они что там, заснули? – воскликнул он ни к кому конкретно не обращаясь.

— Если б не закон, я бы вырезал всех, кто впереди, и мы сами провели ритуал – ответил ему некромант, стоявший перед ним. Он был невысок, истощён, а кожу покрывали письмена. Из одежды на нём была лишь маска, из глаз которой без конца капала кровь, и пояс, на который крепился барабан.

«Ну почему именно они? Три дня дышать этим?» — подумал Хэнк и улыбнулся, стараясь не вдыхать трупную вонь, исходящую от некроманта.

— Я Монифа, мастер смерти – сказал голый южанин и протянул руку.

— Хэнк. Друг огня – ответил северянин и пожал руку Монифе.

На руке Хэнка осталась кровь, он незаметно вытер её, чтобы не оскорбить некроманта и его традиции.

— Ты хэбидя? Я ханггор – сказал Монифа и вскинул голову.

Хэнка не смутило лёгкое пренебрежение чернокожего. В конце концов он поделился кровью, а у них, как он слышал, это был знак почтения.

Каждый мастер, носивший звание ханггор, был вписан в историю своего братства.

О роли хэбидя обычно не вспоминали. Это не было позором, просто на эту роль подходил любой сильный практик. Ханггор же проходили тщательный отбор, после чего долго тренировались для единственной цели – Сидянг-тяльтц.

Хэнк раздал своим братьям пайки. В глубине души он сожалел, что последней трапезой этих десяти героев будет походный набор, выпитый на ходу. Три ампулы с мутной жидкостью, похожей на морскую воду, идеально подходили для ситуаций, когда нельзя использовать магию.

Сидянг-тяльц ограничивал магию до подъёма на вершину, позволяя лишь приветствовать пирамдамба. Так же те, кто ступил на лестницу Хоян-сэв не могут больше есть или пить. Так что это последний шанс восстановить силы и бодрость перед трёхдневным подъёмом без сна.

«Надеюсь, в пути никого не придётся оставить» — подумал Хэнк и полез в сумку за своей порцией, но порезал руку. Одна из ампул была разбита. В сердцах проклиная судьбу, Хэнк выпил содержимое двух ампул и посмотрел на порез. Оказалось, что разбилась самая полезная. Эликсир должен был восстановить травмы, в том числе микротравмы мышц и органов.

Хэнк, перематывая руку тряпкой, проследил взглядом за лестницей, ведущей к небесам. «Надеюсь, доползу» — подумал он и сжал кровоточащие пальцы.

Когда солнце уже клонилось к вечеру, Монифа встал на первую ступень и от радости ударил в барабан. Второй шаг он сделал лишь через пол минуты.

Хэнк сделал шаг на первую ступень и почувствовал вибрацию. Эта гора буквально пульсировала, как живая, она приветствовала каждого, кто пытался подняться на её вершину.

Хэнку казалось, что Монифа побежал вверх и постарался не отставать, позабыв о товарищах за его спиной, которых он должен довести до вершины.

Неожиданно сверху упал человек. Падение не убило его, хотя, судя по всему, он свалился с большой высоты. Несмотря на сильные повреждения и кровотечение, упавший не издал ни звука. Он молча пополз в конец очереди.

Произошедшее отвлекло Хэнка от бега и тогда он понял, что стоит лишь на третьей ступени. Монифа же был буквально в метре от него и никуда не бежал. Стоило на секунду утратить концентрацию — всё вокруг менялось, лестница изгибалась или растягивалась, соседи позади и спереди исчезали или убегали. Одно неверное движение и ветер сдует тебя, другое — и ты шагнёшь в пропасть. А вибрация, которую ощутил Хэнк, стала отдаваться в голове хохотом. Первые секунды подъёма казались минутами, тем, кто слабее, часами.

«Хорошо, что паёк выпили», — подумал Хэнк и посмотрел на своих ханггор. Все десять преодолели первые ступени и следовали за ним. Никто не паниковал, не суетился, всё-таки их разум годами тренировали старейшины «Хаер». Переживал Хэнк в первую очередь за себя и свою роль в ритуале.

Солнце скрылось за горизонт, но луна так и не взошла. Лёгкий дождик постепенно перешёл в ливень. Где-то вдали сверкали редкие молнии, на мгновение освещая путь в кромешной тьме. Буквально на ощупь приходилось делать каждый шаг по скользкой от воды лестнице. Но Хэнк был рад дождю по двум причинам: во-первых, он смыл вонь с Монифы, а во-вторых, заглушил хохот в голове.

Когда дождь стих, в небе появилась луна и тысячи звёзд. Ярко-красный свет позволил процессии немного расслабиться. В свете кровавой Матери, так называли луну в ледяной тундре, Хэнк погрузился в воспоминания.

Будучи подростком, он уже был весьма одарённым практиком, несмотря на это, его единственного среди сверстников не допустили до тренировок ханггор. Тогда он сбежал и чуть не замёрз в тундре. Его спас дух полярного волка, вместе они ушли в чужие земли, где Хэнк и вырос, где он и овладел мастерством магии.

— Эй, хэбидя. Слышишь? – Монифа вернул его в реальность – Где твои ханггор?

— Твою мать!!!

Хэнк побежал вниз по лестнице: его подопечных не было видно. Он спотыкался, с трудом удерживая равновесие. Спустя всего час он стоял на земле у подножия Хоян-сэв. Картина, открывшаяся ему, повергла в шок. Сотни мёртвых практиков разных течений. Очевидно, они сорвались во время дождя. Но нигде не было видно его братьев.

Лишь на восходе он нашёл Ябко, двоюродного брата. Тот удачно приземлился на тела других практиков, потому был жив, хоть и не приходил в себя. Осмотрев его, Хэнк не нашёл никаких внешних повреждений. Оттащив его к лестнице, он продолжил поиск товарищей. Ближе к полудню удалось найти ещё двоих, но им не повезло, они погибли при падении. Семерых оставшихся найти не удалось.

Хэнк решил, что они лежат где-то дальше, возможно, ещё живые, но уходить далеко от Ябко он не хотел. Вернувшись к лестнице, Хэнк нашёл его ползущим вверх, волоча за собой ноги. Призвав дух предков, можно было исцелить Ябко, но магия была под запретом до самого подъёма на вершину Хоян-сэв. Если нарушить закон, пирамдамба узнают и убьют нарушителей. Таков закон.

— Брат, что случилось? – спросил Хэнк, догнав своего подопечного.

— Брат, они нас предали! Они отказались от Сидянг-тяльтц.

Ябко плакал, то ли от боли, то ли от обиды. Хэнк усадил его так, чтобы тот мог всё рассказать подробно.

— Когда пошёл дождь, я столкнулся с Пуйнэ. Он шёл назад. Я понял, что он испугался и преградил дорогу. Думал, смогу подбодрить его, но он накинулся на меня. Сзади за ноги меня схватил Вавля. И они сбросили меня. Где остальные?

— Нет никого. Только мы с тобой. На верху никого нет, я думал, вас смыло дождём.

Ябко опустил голову, Хэнк лёг на лестницу. Неизвестно, все ли семеро сбежали или только двое, в любом случае, ритуал сорван. Без Сядянг-тяльц народ тундры погибнет за пару лет, хотя раньше его истребят другие народы за нарушение договора мастеров.

Хэнк размышлял: так ли он любит свой народ? В конце концов, он вырос в чужих городах, слоняясь по улицам, пока не нашёл мастера магии, который ради забавы взял в ученики медиума с волчьим духом. Пока есть время, можно попытаться сбежать, скрыться. Но как быть с Ябко?

Когда Хэнк поднялся, он увидел, что Ябко продолжает ползти по лестнице.

— Ты что делаешь? – спросил Хэнк.

— Нужно принять участие в ритуале.

— В таком состоянии ты не сможешь. Ты даже до верха не доберёшься.

— А что ты предлагаешь? Свалить? Тогда нас вырежут. Даже не получив благословления, исполнить договор я обязан. У меня дома дети. Я обязан принять участие. Тогда у «Хаер» будет шанс, даже без магии.

Хэнк смотрел на цепляющегося за надежду Ябко и проклинал себя. Он уже решил бежать, бросить раненого товарища, но вместо этого молча поднял его себе на спину и обвязал ремнём вокруг пояса, чтобы тот не упал, обхватил бессильные ноги и бодро зашагал вверх.

На закате второго дня они догнали процессию.

— О! Ты нашёл своих ханггор – сказал Монифа, обернувшись.

— Только одного, к сожалению.

— У вас в тундре не бывает дождей, странно что вы все не погибли. У нас бывают дожди как сегодня, только идут они месяц. Ты представляешь?

Монифа уставился на Ябко, словно только заметил его. Он остановился и преградил путь.

— Я Монифа. Мастер смерти. Я тоже хонггор.

— Ябко. Друг огня.

Они пожали руки и продолжили путь в тишине.

На закате случилась новая беда: сознание Ябко раз за разом уплывало в видения или он вовсе отключался. Хэнку нужно было любой ценой удержать товарища в сознании, при этом не потерять концентрацию. Разговоры сильно отвлекали. Благо не было дождя и небо щедро одаривало их лунным светом.

— Ты знаешь наши народные легенды? – спросил Хэнк – я почти ни одной не помню.

— Наши легенды невероятно тупые, ни слова правды – отшутился Ябко – лучше расскажи, зачем ты сбежал?

— А у вас в тундре тактичности вообще не учат? – засмеялся Хэнк.

— Какая тактичность с собственными ногами? Ноги не рассуждают, ноги слушаются.

Они натужно посмеялись.

— Я не помню. Я же ещё пацан совсем был, ни ума, ни силы. Чуть не сдох в пурге.

— А знаешь, что я помню? Я помню, как пришёл старейшина и сказал мне и родителям, что я один не прошёл отбор в жертвы. Родители радовались. А мне было не важно…

Ябко закашлялся. Переведя дыхание, он быстро надел рукавицу. На ладони у него была кровь: пострадали лёгкие.

— На следующий день за мной пришли и сказали, что я прошёл отбор. Так глупо, они всем сказали, что он единственный не прошёл и отсеяли тех, кто расстроился или обрадовался. А ты так и не узнал.

Рассказ прервался падением Хэнка, он споткнулся от усталости. Мышцы горели, голова кружилась, казалось, что он задыхается.

Ябко ударился о ступеньку локтями, смягчив удар для Хэнка. Это вернуло его в чувства. Он перевернулся на бок и закричал.

— Монифа!!! Помоги отстегнуть его!!!

Монифа в один миг оказался рядом и отстегнул пояс, фиксирующий Ябко, позволив Хэнку отдышаться. Он стоял с минуту над ними, после чего молча ушёл вперёд.

Хэнк начал засыпать. Но на этой лестнице сон был равносилен смерти, потому Ябко бил его по щекам, как только тот закрывал глаза. Так они лежали на ступеньках, потеряв счёт времени.

Глубокой ночью они продолжили путь, снова пристегнувшись к друг другу. Ябко настаивал, что не стоит этого делать, но Хэнк сказал, что по-другому ему будет тяжелее. Взамен он пообещал, что не будет бежать, конечно, не планируя выполнять обещание.

На рассвете утренняя прохлада взбодрила Хэнка. Казалось холодок остужал его горящие ноги и лёгкие. Он упрямо шагал, стараясь догнать идущих впереди. Каждый раз, поворачивая за угол, он ожидал увидеть чёрную спину некроманта и за каждым поворотом его ждало разочарование. Хэнк злился, не понимая, что и кому он доказывает.

На третий день пути всё чаще падали вниз обессилившие практики. Когда они пролетали мимо Хэнка, он ускорялся, хоть и ненадолго, повторяя про себя: «Нет, я так не закончу, у меня есть важное дело».

К обеду все-таки удалось нагнать процессию. В этот раз Монифа не обратил на них внимания. Он словно впал в транс, не обращая внимания ни на что, кроме своих шагов.

В похожем состоянии был и Хэнк. Мышцы явно были сильно повреждены, без магии он не сможет ходить после этого подъёма. Он шёл на одной силе воли и духа, с каждым шагом превозмогая адскую боль. Один глаз закрылся, судя по всему, навсегда, он оглох, и больше не чувствовал жажды. Сознание не помутилось, скорее адаптировалось к ситуации, отключив то, что мешало ему идти к цели.

На закате третьего дня после начала пути начнётся Сидянг-тяльц и закончится на рассвете — в самую короткую ночь в году. Остался один день пути — самый длинный день в году.

На огромной высоте воздух становился тяжелее, дышать было всё сложнее. Холод не тревожил шаманов, но идущий перед ними Монифа буквально посинел от холода. Каждый шаг был подобен сотне в начале пути. Многие практики пытались покинуть процессию, используя магию, но падали к подножью Хоян-сэв, убитые волхвами, которые по праву пирамдамба с самого начала пользовались ею. Некоторые падали, обессилев, как только они засыпали, глиняный медведь выходил из стены и, взяв практика в охапку, бросался вниз.

Ябко всё сильнее мучился от боли. Казалось, что лёгкие наполняются водой. Откашливая всё больше крови, он надеялся, что дотянет до верха, где можно будет наконец призвать предков, чтобы они спасли его жизнь. В глубине души он уже плюнул на Сидянг-тяльтц, всё, что его заботило — это выживание. Он злился на Хэнка за то, что тот шёл всё медленнее, за то, что не реагировал, даже, когда Ябко ударил его.

«Наверно он совершенно спятил, хорошо, что психов не сбрасывают,» — подумал Ябко. И снова откашлял сгусток крови.

Когда солнце вдалеке коснулось земли, раздались первые песнопения с площади пламени на вершине Хоян-сэв. Первые в очереди, не считая возвышенных, воспевали небу и земле благодарность за право преподнести жертву этому миру.

Последняя ступень осталась за спиной, и Хэнк упал, не в силах сделать хоть шаг. Только сейчас он понял, что не может слышать и почти ничего не видит. Ноги словно раскрошены, мышцы были разорваны, правая стопа совершенно не двигалась.

Перед ним вспыхнуло пламя, обратившееся старым другом – полярным Волком. Он проскулил и, поднырнув под Хэнка, помог ему встать на колени. Из ниоткуда в его зубах появился бубен. Опираясь на Волка, Хэнк ударил в него правой рукой, пальцы которой уже почернели от заражения.

От удара небеса содрогнулись, вокруг Хэнка заплясали бесплотные духи. Обратившись в туман, скрыли его от мира. Из тумана вышел шаман в разноцветных одеждах, обвешанный всевозможными амулетами и оберегами. Он подошёл к Хэнку и положил руки ему на голову.

Зрение и слух постепенно начали возвращаться. Боль отступила, силы вновь вернулись к Хэнку. Он поднял голову, чтобы поблагодарить духа предка и просить исцеления для своего брата, но, увидев шамана, застыл. Перед ним стоял Ябко.

— Прости, я не справился – сказал дух и на прощание одарил Хэнка улыбкой.

Туман рассеялся. Хэнк стоял, держа в руках бездыханное тело своего последнего хонггор. Манифа подошёл к нему и молча ударил в барабан три раза, отдавая дань уважения не сдавшемуся шаману.

— Договор исполнен. Хонггор принесён. По праву пирамдамба заявляю: община «Хаер» не будет преследоваться собранием мастеров. Положи Хонггор в пепелище прошлых веков. И можешь отправляться в путь, — сказал Бажен. Неясно, когда он оказался за спиной Хэнка

В центре площади возвышался огромный костёр, высотой по меньшей мере шесть метров. Век за веком здесь проводился ритуал, и век за веком в пламени его сгорали тела и души, принесших себя в жертву. В этот костёр положил Хэнк своего брата.

Последние солнечные лучи коснулись вершины, осветив множество тел, лежащих в костре. Хэнк потрепал загривок своего друга – Волка.

— Прости. Тут мы, видимо, расстанемся – сказал он, глядя в ещё не зажжённый костёр. Волк проскулил в ответ.

— Бажен! Прошу позволить мне принять право хонггор – сказал Хэнк, склонившись перед волхвом, – По договору мастеров я могу претендовать, преодолев испытания.

— Ты нашёл добровольца, который заменит тебя, если ты получишь благословение мира?

— Я прошу, пирамадамба, оказать честь общине «Хаер».

— Нет. Никто из волхвов не станет жить в ледяной тундре. Без связи с землёй-матерью мы теряем силу и умираем. Прости, шаман, у тебя ничего не выйдет.

— Я буду хэбидя! – вмешался Монифа в разговор.

Хэнк вытаращился на него, не зная, что сказать.

— Ты осознаёшь на что согласился? Ты будешь изгнан из своей земли, из своего племени, забыт в своём доме. Ты будешь жить в ледяной пустоши по законам «Хаер» – сказал Бажен, глядя в глаза Монифе.

— Я всё равно должен был умереть сегодня. Моё племя получит благословение, со мной или без меня.

— Да будет так. С этого дня по праву пирамдамба, учитывая твоё право, я объявляю тебя неофитом общины «Хаер». Ты хэбидя. Ты не вправе покинуть их до следующего ритуала Сидянг-тяльц.

Бажен ушёл обьявить о своём решении племени Монифы, оставив его наедине с Хэнком.

— У вас красивые женщины? – спросил Монифа.

Хэнк не видел его лица из-за маски, но ему казалось, что тот улыбается.

— Да, очень красивые – сказал он и замолчал.

— Ты растерян. Думаешь, зачем? – Хэнк махнул головой – Когда Монифа видит шанс, он хватается за него. Нас учат, что умереть на Сидянг-тяльц — честь. Но не дают выбирать, не сбежать, не отказаться…

Монифа смотрел, как в стороне Бажен говорил с его бывшим племенем. Они молча кивали и кланялись ему, лишь раз их хэбидя кинул презрительный взор на него. Никто не смел перечить возвышенным, тем более, оспаривать их права. Следующие сто лет все решения пирамдамба будут чтить как непреложный закон.

Когда день утратил свои права и небо озарилось первыми звёздами, воспылал костёр в центре площади, нагревая каменную плиту. Бажен объявил о начале Сидянг-тяльц.

Все практики, добравшиеся до верха, начали занимать места, определённые много веков назад. Хэбидя стояли на внешнем кольце каменной площади, древние письмена защищали их от жара и пламени. Все хонггор были внутри, воспевая благодарность миру. Весь ритуал делился на три этапа. Сначала костёр должен раскалить докрасна внутреннее кольцо площади, где находились хонггор. В это время хебидя настраивались на свою роль в ритуале.

Монифа поставил барабан перед собой и нашёптывал в него наговор, чтобы очистить от магии, которую он впитал за годы практики. Деревянная маска была сброшена с края площади. Когда он закончил наговор и артефакт некроманта стал просто барабаном, Монифа заметил стоящего перед ним Волка – хранителя Хэнка.

— Что такое, малыш? Хочешь мне что-то сказать?

Волк, недовольно проскулив, обошёл дважды чернокожего неофита и лёг подле него. Монифа посмотрел на Хэнка и в глазах прочёл: «Позаботься о волке». В ответ он лишь склонил голову, удивившись, что Хэнк называет своего духа просто Волком. На самом деле, у Волка никогда не было имени. Всё, что предлагал Хэнк, тот отвергал, потому и остался просто другом — Волком.

Когда песнопения закончились, плита была раскалена докрасна, некоторые кричали в агонии, другие молились, кто-то магией защищал себя от боли или от жара, нарушая условия жертвоприношения. Но большинство хонггор молча стояли или сидели, буквально плавясь от жара. Так начался второй этап Сидянг-тяльц.

Все, кто был на внешнем кольце начали вливать свою магическую или духовную силу в площадь, тем самым разгоняя температуру воздуха во внутреннем кольце. Воздух нагрелся до такой степени, что одежда на телах жертв начала гореть, огромные волдыри набухали и лопались раз за разом.

Ханггор пустились в пляс. Прыгали и кричали, подражая движениям животных и птиц. У каждого в руках был защищённый от пламени артефакт.

Хэнк беспрерывно бил в бубен, перескакивая с одной ноги на другую, падая и снова вскакивая, он кружился, взвывая, как волк, или крича, словно ястреб. С каждым ударом бубна с него осыпалась обуглившаяся плоть. Он не горел, как те, кто упал на землю, не выдержав боли. Он тлел. И постепенно, утратив в мучительной пляске плоть, он продолжал бить в бубен черной от жара костью.

Ритуал достиг апогея, когда первые из хонггор полностью утратили плоть, превратившись в огненный дух-проводник, через который можно подчерпнуть силу этого мира.

Хэнк стал бестелесным духом в самый последний момент, когда ритуал перешёл в финальную стадию. До восхода оставалось 2 часа.

Из раскалённой ямы в центре площади, где догорали угли, начали разливаться потоки белого света. Словно змеи они бросились к хонггор. Те, кто не успел избавиться от остатков плоти буквально взорвались, стоило свету коснуться их. Те, кто успел истлеть, соединились с потоком света и больше нельзя было узнать в них прежних практиков. Их можно было узнать только по артефактам, которых никто не бросил.

Постепенно всё стихло. Лишь треск догорающего костра нарушал тишину.

Монифа следил за Хэнком, его движения были обычными, как будто он видит и слышит. Казалось, что он осматривает своё новое тело, состоящее из чистой магии.

Хэнк приблизился к барьеру, отделяющем хэбидя от пламени. Стоя напротив Монифы, он ударил в бубен и из его груди вырвался луч света, который, проходя сквозь барабан, стоящий между ними, рассеивался на Монифу. Свечение не жгло и не грело. Монифа не мог ничего видеть, но чувствовал себя, как никогда. Казалось, что магия целого мира принадлежит ему. Со временем свет стал тускнеть и можно было разглядеть лица хонггор. Они улыбались, несмотря на то, что сжигали свои души и навсегда переставали существовать.

Рассвет близился, его лучи возвестили окончание ночи. Последние секунды перед рассветом были последними мгновениями существования Хэнка. Он знал на что идёт, но не понимал, как это грустно. Ему хотелось хоть раз погладить волка или быть призванным благодарными потомками, или возродиться в новой жизни. Его путь окончен, сквозь него уже видно тонкий дымок, поднимающийся от кострища.

Монифа смотрел в глаза Хэнку до последнего мига. Пока первые лучи солнца не развеяли призрак по ветру.