Человек со звезды

 

 

…

In the startled ear of night
How they scream out their affright!
Too much horrified to speak,
They can only shriek, shriek,
Out of tune,
In a clamorous appealing to the mercy of the fire,
In a mad expostulation with the deaf and frantic fire,
Leaping higher, higher, higher,
With a desperate desire,
And a resolute endeavor
Now—now to sit or never,
By the side of the pale-faced moon.

…

Эдгар Аллан По <<Колокольчики и колокола>>

 

Крик кидают прямо в ночь,
Прямо в уши темной ночи
Каждый звук,
То длиннее, то короче,
Выкликает свой испуг,—
И испуг их так велик,
Так безумен каждый крик,
Что разорванные звоны, неспособные звучать,
Могут только биться, виться, и кричать, кричать, кричать!
Только плакать о пощаде,
И к пылающей громаде
Вопли скорби обращать!
А меж тем огонь безумный,
И глухой и многошумный,
Все горит,
То из окон, то по крыше,
Мчится выше, выше, выше,
И как будто говорит:
Я хочу
Выше мчаться, разгораться, встречу лунному лучу,
Иль умру, иль тотчас-тотчас вплоть до месяца взлечу!

 

Перевод Константина Дмитриевича Бальмонта

 

 

1

На свете жил маленький, неуклюжий, толстый, губастый, с одутловатыми, плохо выбритыми щеками и лёгкой одышкой человек. Костюм он обычно носил коричневый, ведь на нём не были видны пятна от кофе. К сожалению, некоторых пуговиц там недоставало. Дома на столе стоял стакан с уже давно высохшим чаем, а в правом углу стола ещё можно было различить под паутиной когда — то давно задуманный, но так и не доделанный радиоприёмник. В висевшей на балконе гитаре уже третий год подряд вили гнездо птицы. Когда — то давно он мечтал о звёздах, но судьба — злодейка уготовила ему место в бухгалтерии. Ошибки, которые он совершал с завидной регулярностью, ему исправляли его коллеги — женщины, младшей из которых недавно исполнилось пятьдесят. Женщины его ненавидели, так как восьмого марта он без всяких поздравлений пытался уйти раньше всех. Но никто не знал, что в этой непричёсанной голове шла бурная работа мысли. Двенадцатая проблема Гилберта не давала покоя нашему герою.

2

Однажды поздно вечером, гуляя по знакомому парку, он заметил странное происшествие: как — будто со звёздного неба на него упали синие прозрачные стеклянные очки. Герой подумал, что кому — то на небе плохо, ведь те очки упали на землю и разбились. Он почувствовал, как кто — то наверху мучается, гнётся, как будто его ломает. Не успел он прийти в себя, как на его хлипкую фигуру обрушилось тело высокой худой девушки в белом летнем платье. Она отлетела от него и ударилась об плитку.

— Барахлит. Дверка в моём космическом корабле барахлит. Прости, засмотрелась на твои мысли.

 

3

 

На следующий день Леонид Сергеевич Пререгатов проснулся такой же толстый, неуклюжий и одинокий. В прошедший вечер девушка пробормотала огрубелым севшим голосом: мне ещё думать, как добыть этот чёртов эфир для получения энергии. А калибоэстра совсем развалилась, нужен компрессионно — пространственный двигатель. Но ведь Корн не ждёт! и смешно пошла на широко расставленных худосочных ногах, шлёпая прямо по грязным мартовским лужам. Чёрные длинные волосы прядями поднимались к лицу, гонимые сильным ветром. Густой, восхитительно собранный хвост блестел и лоснился от жира, чего нельзя было сказать о её безнадёжно усталой фигуре. Она обернулась и приблизилась. Леонида передёрнуло от фанатичного красного лица, с припухшими веками. Казалось, от лика исходило отчаяние. Айяайна (впоследствии герой узнает имя девушки самым очевидным образом) в припадке безнадёжности схватила радиолюбителя за воротник, заглянула в самое лицо, скорее прятавшееся от вторжения, затрясла его от злобы, усталости и бессилия, затем с досадой отпустила и окончательно зашагала прочь в темноту.
— Интересно, эфир нужен сам по себе, в качестве результата или это лишь средство? По факту, в современной физике эфир не используется. И почему она такая невыспавшаяся? — автоматически подумал Лёня.

4
— Стой! Куда? — заволновался бы обычный человек, но Леонид — экстраординарная личность, поэтому он медленно открыл один глаз, затем второй и когда увидел потрёпанный куцый куст родного парка, наконец успокоился. Разумеется, идя домой, наш герой ждал опасности из-за каждого угла, он припоминал все детективы, прочитанные в раннем детстве, а детективы Лёня знал хорошо. На старом боярышнике Леониду мерещилась смертельная петля, в старой машине соседа, с ручным переключателем скоростей, он узрел трясущегося, как скрюченный суслик шпиона, за дверью подъезда точно кто — то стоял. Леонид то семенил по парку, подражая мисс Марпл, то характерным жестом стряхивал пепел в траву, а иногда останавливался отдышаться, поджидая на лестничном пролёте Гастингса. Но Леонид Пререгатов не знал: в те минуты он был настоящим Ниро Вульф.
Вернёмся к началу. Надо признать, Леонид Сергеевич не в состоянии был успокоиться. Он недоумевал.

5

Леонтий недоумевал: как можно погрузить человека в фантастическую среду и потом бросить его. Такие вмешательства вызывают депрессию, однако этот факт, похоже, заботит только Лёню. Жить по-прежнему уже не хотелось. Леонтий решил измениться. Но на работе он также путал циферки, говорил не то, что хотел. Он ходил на биржу труда — биржа закрыта, её нещадно заливает зябкий дождь, Head Hunter ничего не отвечает, бегать одному вокруг дома непривычно; бегать одному не хватает воли.
Тени вокруг газоразрядной лампы напоминали головы змей. Лео позвонил матери. (Пока шло соединение, он думал о том, что лампы бывают газоразрядные, накаливания и светодиодные. Отличие газоразрядных ламп состоит в наличии в них газов, светящихся под действием электрических разрядов.)

— Мама, а она вернётся?
— Вернётся, вернётся.
— Ну тогда ладно.
— Пока?
— Пока.
6
Лео искал в интернете информацию о девушке-пришельце. На последней странице поиска он натолкнулся на понимание со стороны пресной, скверно выполненной, никем не просматриваемой страницы. На ней излагалось описание нескольких лиц, при встрече с коими следовало обращаться к отправителю.
Леонтий удивился: в адресе стояло ГКБ №40.
Лёня буркнул, но назавтра отправился по адресу.

 

 

 

 

Его машина тихо остановилась в мертвенно-бесшумном пустом районе.
Тишина настолько сильно овладела мотоциклом, пятаком подержанных авто, бетонными стенами мутного здания, что легко можно было расслышать скрип по асфальту приземлившегося листа.
Лёня вытянулся к переднему стеклу машины и, увидев предметы, будто выросшие не в городской зоне, а среди парка, особенно стену, словно выросшую из земли, расписанную бунтарскими надписями, засомневался: а вдруг вне машины гуляют чудовища?
Страшновато вылезать из нагретого автомобиля на заведомо прохладную улицу. Через зелёные двери с обсыпавшейся краской Лёня вошёл в неврологическое отделение. До этого он долго заполнял анкеты в регистратуре.

7
Идя по коридору, сидя на проштампованном дырчатом стуле, он был взбудоражен, по телу скакали мурашки, приятные от предвкушения долгожданного чуда. На кровати лежала громоздкая семнадцатилетняя девушка, чьё тело было унизано присосками с проводами, подводящимися к кардиографу, непрерывно измеряющему сердцебиение. Кожа на пальцах слоилась, волос местами недоставало. Те, что остались, были тонки и сужены к концам прядей. Вот чудовище, — может, и фантастики не надо — подумал Леонтий. Леонтий удивился: вся комната этого урода завалена сорняками. На шкафу, на подоконнике, на полу в вазах, в руках улыбающейся девушки находились одуванчики. Везде одуванчики.
— Здравствуйте, — я Леонтий.
— Здравствуйте, — я Ветта.
— Откуда у Вас столько одуванчиков?
— Это мои любимые цветы. Откуда они, Вы узнаете, когда я расскажу Вам свою историю, вы ведь за этим сюда пришли?
— Да, — ответил Лёня и рассказал ей, как он здесь оказался.
— Теперь моя очередь, — сказала Ветта.

8
Мне было двенадцать. Нас с братом отправили к тётке на лето, в загородный дом. Я первый раз одна пошла гулять и, пройдя сквозь лес, вышла на незнакомое поле.
По полю проходила дорога, на которую я не сразу вышла. После нескончаемого блуждания по дороге я добрела до узкой прозрачной холодной голубой реки. На другой стороне я увидела что-то невероятное: под белым дубом стояла удивительная, невозможная к описанию машина. Она стояла, освещаемая весенним солнцем, которое дарило ей свои золотые лучи. Этот прибор выглядел ещё грандиознее в потоке самолётиков-листьев с соседнего дерева. Наступая в холодную, режущую ноги воду, я пошла по камням и дотронулась до калибоэстры. Название это я узнала позже. Что было дальше — не помню.

 

9

Я открыла глаза в многолюдном шумном зале, посреди коего стояла группа интересных молодых людей. Очень странная толпа шла на них, повсюду двигались существа разных видов. У всех были значительные отличия от людей. Люди в «чистом виде» располагались лишь в одном месте – в центре прохода. Та группа, по виду учёные, усиленно что-то обсуждала, столпившись вокруг чудного устройства.
Высокая девушка, сидящая у устройства, медленно поворачивает голову, она, ломаясь, распрямляет колени, как железные шторки. Она встряхивает голову, блестящая чёрная грива рассыпается сзади неё. Айяайна. Справа уходил по эллипсу Чотзытаву, повторяя: Ну где же? Где же? Разбитое жизнью существо рядом, форма, образованная от человека, застыла в раздумии. На вид – лесник в тулупе с пронзительным взглядом в никуда. Собравшись кучкой, визжат и переговариваются девушки: Савфыдон Гоп, Сейси, Лаледия, Фузи, Мецвон, Дудь, Илезир. С левого бока непонятной машины два парня: один высокий, худой, некрасивый, в чёрной водолазке. Другой – симпатичный, с закруглённым мягким кнопкой-носом, Аландел.

10
Устройство имело вместительную кабину вполне удобную для пряток. В кабине полыхало пламя. Сверху прикреплена грубой рукой лампа, от которой тянутся во все стороны нити – провода, по ним бегут яркие заряды. Сверху из окна торчат две ноги-железки, справа – блок-плата, нечто схожее с коробкой передач. Вдруг из-за конструкции вышел некто. К нему прикованы все взгляды. Корн. Корн. Корн. Шум в ушах нарастал. Под громкий шум шум толпы, едва не задев смешной мальчишеской головой одну железную ногу, пригнувшись, вышел парень в длинном белом халате, на шее – длинный, в красную клетку шарф, красные глаза альбиноса, волосы вьются бесцветными кудрями. Айяайна многновенно съёжилась, стала маленькой и куцей, судорожно принялась теребить жабо на рубашке. Да что там Айяайна, с появлением Корна у половины парней пропал голос. Глупо было бы спрашивать, что произошло. Ветта не хуже других понимала, в чём дело. Увидев Корна однажды, невозможно не стремиться к нему всегда. Местная сирена, кумир, алтарь для жертв, предмет любви мужчин и женщин, универсальный весельчак.

 

Корн обладал невозможным обаянием, харизмой, необъяснимой частицей света, ускользающей радостью, располагал к себе. Этот светящийся огарок свечи, вспышки где-то рядом в темноте, мгновенно исчезнувшей из вида, напоминал о себе лишь своим восковым креслом и запахом сандалового дерева, огонь же перенесся в другое место, пропылав кратковременной вспышкой.

11

Всё быстро завертелось перед глазами. Айяайна объясняла Ветте: это устранитель сгустков пространства, автор – Корн – Айяайна указала в ту сторону, куда и без того не к чему было указывать. Там скакал, застилая свет и тьму, Корн. Он колесил между девушками, тыкающими в него пальцами.
— Сначала Корн изобрёл расширитель области. Расширитель отображает невидимые глазу частицы, изменения. Вкратце, то, что существует в прослойке и что не видит человеческий глаз, включая внутрипредметный обзор.
Проблема заключается в сгустках пространства. Видишь шлем – расширитель на Корне?- когда он впервые надел шлем, то увидел мешающие нашей жизни невидимые образования. Корн съёжился от обилия лампочек и был похож скорее на новогоднюю ёлку, чем на учёного-изобретателя. Горе-изобретатель.
Смеющаяся физиономия скрылась в рядом стоящей калибоэстре. Поклонницы дёргали за ручку, но не могли открыть дверь. Если честно, Ветте не очень-то хорошо слушалось.

 

На огромной высоте, над дверьми, висела надпись, добавляющая абсурдности ситуации:

 

ЧАСЫ СОЧТЕНЫ

12

 

— А помнишь, как мы в шестнадцать прикрепили эту вывеску. Хотели отомстить преподавателю биотока, он как-то сказал, что мы ограничены в поступках, например, не можем выкинуть что-нибудь эдакое на глазах у множества людей. Тогда мы прибили эту надпись – до сих пор никто не заметил – прокомментировал взгляд Ветты Аландел.

На это Корн мило улыбнулся.

 

— Кстати, а где ты был до пятнадцати? На нашей кафедре ты тогда так неожиданно появился – спросил лучший друг Корна, Аландел.

 

Стеклянная кабина по трубе понеслась вверх. Неизвестно почему, из кабины был виден каркас здания: все комнаты, этажи, без людей. А потом здание совсем исчезло, так что за стёклами виднелся синий воздух. Порой Ветта отчётливо чувствовала невесомость.

— Где они? В космосе?

Девочка находилась на слишком близком расстоянии от Корна, лимит для неё был превышен. Поэтому она повернулась задом ко всем, лицом к стеклу и, держась за поручень, стала разглядывать светлые пятна синего дыма. Пока круглый, как у собаки, нос прислонялся к кабине, а глаза зачарованно следили за светилами сзади, раздался голос Айяайны:

 

— Совсем неинтересно? – Айяайна думала, что девочке скучно, но девочка просто стеснялась выражать свои чувства.

13

 

— Нет, очень интересно – сбивчиво, как всегда невпопад, отозвалась толстуха.

Далее о Ветте совсем забыли. Но не все.

 

— Хочешь я покажу тебе фотонный двигатель, в соседней комнате -спросил Корн у Ветты.

 

— Нет. Просто..,.

 

— Просто дура – подумал Леонид Перегатов.

 

Пока шли по коридорам в лабораторию, произошла интересная история.

 

Ветта заметила объявление о выступлении Корна с музыкой недалеко от института. Конечно, Корн и гениален, и красив, он поёт песни, за ним бегают толпы поклонниц. Но не в этом суть. Ветта увидела в нём душу, во всяком случае, ей так показалось. Про себя она, сама не сознавая этого, решилась проверить душевность Корна при первой же возможности. А пока, в течение четырёх часов, девочка наблюдала старания Айяайны, девушки с грубым голосом, которая проводит ночи в работе, чтобы только не оторваться от своего кумира и не потерять драгоценные встречи с ним.

14

Рядом смеялись девушки, работали друзья-коллеги Корна: старый Рукторн, безликий Нужецио, громоздкий Чотзытаву, уродливый Вульц, Веха.

 

Пора было спать. На ночь Ветту определили к женщинам из финдирекции.

 

Как ужасно будет, если я его больше никогда не увижу – шёпот Ветты разносил её мысли по дому, стоящему в ночи. Эта фраза сказана, разумеется, про незабываемого незнакомца:

— Хотя что с ним может случиться: утонет в ванне, за ночь улетит из прослойки?

 

 

Она проснулась ранним утром, настолько ранним, что было сумрачно и темно; вечное новолуние, луны здесь не бывает. Светло-зелёный туман охватил лужайку, сад, объял дом со спящими жителями в каждой комнате, каждого с его потаёнными этажами. Лужайка покрыта густой зелёной травой; промозгло. Фиолетовая качалка, срез отливов громадных окон, макушка спускающейся по лестнице Ветты, крючковатая ветка. Девочка поднималась вверх по воздуху, семенила по воздушным ступеням. Вскоре она расправила плечи и нырнула в воздушную гладь. Она прижимала руки к бокам, перебирала ногами, летала напротив торца, боясь заходить выше слуховых окон. Наяву это, или во сне?
За счёт чего осуществился подъём? Сжиженный воздух, вышли и открылись те самые сгустки пространства, что рассматривал Корн? По периметру сада проходят мощные восходящие потоки? Если это и было так, то об этом Вы узнаете чуть позже.
Окончательно героиня проснулась при слабом солнечном свете. За стенами деловито ходили, собирались Клона, Филоенна, Иона. Ноги отяжелели, разбухли, в теле приятно сквозила боль. Перенасыщение щёлкающими кадрами жизни. В соседней комнате – шум и суета: кто-то пробежал по коридору, в дверь с веранды вошёл Аландел.

15
— Привет. Приветики! Привет-привет. Что, уже собрались? Через пять минут ухожу. А, ну не успеете?

Паника! Одеться срочно — Аландел там расхаживает. Вдруг ему сюда зайти захочется? С пола распластанную вельветовую куртку, шорты в цветочек, с кресла тетрадку с латинскими названиями растений – всё собрано. Абсолютно лишняя тетрадка с Земли, как же она напоминала о доме.

И снова научный институт, коридоры. По поводу “лифта” Ветта ничего не решила. Везёт ли он на тончайших сверхпрочных нитях в космос? Ясно одно: часть института находится в другом измерении. Белые этажи. Цилиндр. Вокруг него множество кругов-этажей. Отовсюду смотрят стёкла. У бортика доступен вид на соседние этажи. Внутри цилиндра полость с зимним садом из экзотических растений, с правого края – золотая лестница ко второму этажу. От этажей зигзагами петляют коридоры, их количество меняется от каждого прохода. Вот друзья Корна – серьёзные взрослые мужчины пятидесяти лет, загрубелые и придирчивые, ведь только такие способны работать в научном институте. А вот и они – Корн с Аланделом. На отворотах у них лакированные чёрные жучки.

— Зачем тебе это?, — неприветливо пробурчал Вульц.

16
— Жучок – чтобы переговариваться с Аланделом или Чотзытаву на расстоянии. Полезу в шахту, а кто-нибудь останется у панели управления. Нужно держать связь – прозвенел голос Корна.

И коридоры, листья, растения в горшках, белые стены, слабые попытки заниматься по прослойковским учебникам: непрерывно звать Клону, сидящую на кафедре, совестно, а самой не получается сдвинуться с места. Перерыв. Клона пошла за «плюшкой» Ветте. Веттин лоб в испарине от натуги, нужно перейти к следующей формуле до прихода Сейси и Клоны. Неожиданно из – за белого параллепипеда высунулся Корн, по-видимому, они с Аланделом давненько носились по уровням здания и вот сейчас забежали сюда. На весь коридор прогремел громогласный голос:
— Вет-т-та!
Ветта почувствовала, как два пальца, сложенные в курок, упёрлись ей в спину.

— Вы окружены.

 

За время пребывания в прослойке Иветта осознала несколько аспектов.

17
У девочки внутри определённо были двери в другие миры, они были всегда, только не всегда Ветта помнила их открытия. Как-то она стояла на лестничном пролёте, и из окна на неё пахнуло холодом. Пшеничные волосы зашевелились и поползли по голове, пух-паутина просвечивал почерневшие провалы окон. Будто проскрипела и открылась дверь в удручённый мир. Ветта чётко почувствовала ветер и ощущение, словно что – то оборвалось. На дальнейшее наложено табу. Это не может быть описано в истории. Корн приостановился, проходя по лестнице. Он видел эти бездонные серые глаза, чей пепельный цвет так необычен. Вспыхнул погасший свет в лампе с зеркальной решёткой, за окном гремела гроза, всё вернулось на место.
Что ещё из новых ощущений, — похоже, Ветта перерождалась. Она больше не могла прикасаться к предметам, пальцы упирались в барьер, среда не реагирует на неё.
Девочка захотела изучить местность: поднялась на последний этаж, сорвала пломбу на кабинете, залезла по приставной лестнице. Книги по прослойке, столь ценные материалы совсем близко. Вульц почти поймал девочку.

18
— Летать ты пока не научилась, так нечего и выпендриваться – заговорил Вульц.

А вот это Вы зря.

— Я старалась.

— Надо не стараться, а делать, — сказал тихий Нужецию.

Ещё минута, и некрасивый длинный Чотзытаву ласково спросит: хочешь, я тебе лучше расскажу про давнюю модель Корна?

— Ну давай – усмешка пробежала по лицу Ветты, также по нему пошли мимические судороги. Наша пришелица не любила выражать эмоции, ей тяжело давались диалоги, так как обычно она говорила совсем не то, что думала; и теперь от собеседников скрылась вся правда.

— Вкратце, Корн способен проходить сквозь предметы. Но это очень опасно. Он не делает этого после того, как застрял. Оторвалась кожа на левой ноге.
Напряжение спало и Ветта завладела невидимым микрофоном.

— Мёртвые зоны из-за неоднородности материи. Хотя бы возьмём колебания предметов. Для датирования информации подойдёт код Хэмминга. Пожалуй, так.

— Всё. Я заглохла.

— Код Хэмминга — вероятно, наиболее известный из первых самоконтролирующихся и самокорректирующихся кодов. (Википедия) – подсказала Айяайна.

Непонятно, откуда у маленькой девочки появились такие знания.

С теорией на сегодня было покончено. Оставалось пройти тесты, а проходить тесты, согласитесь, куда интереснее.

Позже в кабинет зайдёт Корн и компания, захватив хихикающих девчонок, отправится в гараж, где учёные отдыхали после работы.

 

Недалеко от института раскачиваются зелёные кроны деревьев. Чтобы добраться до гаража, необходимо пройти прикрытие. Прикрытие придумали для интереса, так как оно защищало от животных и не очень умных существ, решивших пробраться в восстановительную учёных. Поэтому сейчас учёные бежали по протяжённым крышам гаражей-пустышек. Лабиринт из гаражей-пустышек окружал пристанище, образуя пустырь. Лабиринт находился в зелёном парке, почти в зарослях. Учёные, конечно же, шли неспокойно, они скакали вприпрыжку, разве можно лишь только засиживаться в кабинете? Аландел бежал и перестреливался с Корном и Нужецио, Вульц с Вехой и Олпудом, будучи зрелыми, если не сказать пожилыми, пересмеивались:

— Ну-ну, вы ещё водяной пистолет возьмите, ай, ты, смотри, не сбей!

Корн мчался наперегонки, он бегал быстрее всех, у него очень хорошо получалось бегать. Полы пиджака развевались на ветру, он стучал руками по воздуху. Оглядывался с хитрыми зрачками, рот раскрыт в огромной хитрой улыбке, как у маски.

 

— Эй, я достану тебя – крикнул Аландел, но Корн на это только разогнался, оставив бегущих на расстоянии.

 

— Ах ты, … — Аландел глотает кашель, давится, опускает подбородок, берётся за колени, вихрастые коричневые волосы сползают на лоб – подожди!

 

—  Буду я тебя ждать! – Корн сделал заманчивый полукруг, покрасневший Аландел прохрипел, но, всё же, протянул руку схватить полу. Корн вовремя увернулся, он поигрывал бровями, ослепительно улыбался.  Нужецио отстал. Тогда парни принялись за новую игру: они рубились мечами, тыкали друг друга пальцами, отходивший защищался, нападающий подталкивал к краю крыши гаража. Задача состояла в том, чтобы не соскочить вниз и не упасть. Нужецио отличился здесь завидной проворностью: вместо того, чтобы, как всегда, отстать и плестись на отдалении, закутавшись в плащ-толстовку со свисающими шнурками, он вёл основную сюжетную линию.

 

— Перестань, что-то ты разошёлся – уже не смеялся намертво защекоченный Аландел, он ходил по самому краю, соскальзывая и наступая на слив. – Нужецио, парень, это уже несмешно. – Полосатый носок в кроссовке заступает за край слива.

 

Все замерли в изумлении (подходить опасно, шевелиться опасно): Нужецио нанёс решающий удар в пряжку пояса. Послышались крики, девушки в ужасе визжали, мужчины просто напряглись – высота гаража пять метров! Удар идёт в живот, в рубашку, в худое, почти подростковое тело, и сейчас оно распластается на асфальте! – Но, но, нет! —  Аландел в самый последний миг уклонятся, чуть вжимает живот, живот рыбой проскальзывает, Аландел замирает у бока противника, затем, слегка постояв, со злостью поворачивается к Нужецию, берёт невидимый меч и начинает загонять Нужецио в толпу, Нужецио оступается, врезается в Савфыдон Гоп, Лаледию, оглядывается. Аландел загнал бунтаря и, признаться, загнав, порядочно отлупил. Никто не мешал ему. Как неожиданно, такой скромный, спокойный, приятный парень и так поступил: напал на Аландела.

Наконец, учёные пошли умиротворённо, Аландел шёл, срывая колосья, проросшие на мшистой кое-где крыше гаража. Нечто, вроде белой бабочки, пролетело мимо Ветты.

— Работа, работа… — приду, упаду на кровать в одежде – сказал Рукторн. – Я просто не в состоянии думать – он запустил руку в длинные каштановые волосы, сцепленные маленькой бирюзовой резинкой на затылке. Прямые волосы рассыпались сзади. Савфыдон Гоп ответила, хотя она работала в отделе искусств и ей была совершенно незнакома нагрузка программиста.

— Скоро тепло, перед концертом, думаю, уменьшат нагрузку, не переживай – сейчас волосы Савфыдон Гоп алели, чёрные перья на чёрных глянцевых сапогах смотрели агрессивно, торчали.

— Уменьшат — не уменьшат, а на время концерта она точно снимется – ответила Сейси, она шла, развернув косметичку, подрисовывая блестящие узоры на лице.

— Тот золотой узор, он напоминает пролетевшую бабочку – продолжила Айяайна, она редко заговаривала с девушками.

— Это и есть почти бабочка. Анурогнат — род малых птерозавров из семейства анурогнатид (Anurognathidae), живших в конце юрского периода. Она и есть. Это и то, что недавно пролетело.

— Ты уже сделал расчёт зарплаты? – спросил Корн у Аландела.

— Нет, закрутился.

— Не забудь нам накрутить, — подтолкнул Аландела плечом Корн.

— Про расчёт зарплаты… — вспомнил Корнелий. – Говорят, НДФЛ понизили, наверное, после того, как я изобрёл ионный автоматизатор – горделиво заметил он.

 

У очередного гаража Корнелий остановился. Соскочил вниз, там была такая лесенка, ходы гаражей не давали увидеть ничего, кроме дороги в мелких чёрных камушках. Местами рос ковыль, приблудившиеся полевые цветки, висели провода, кассеты с вывалившейся плёнкой.

— Погоняю на калибоэстре до гаража. Кто со мной? Все?

— А всем, я полагаю, места-то и не хватит, только девушкам и Аланделу? – прозорливо заметил немолодой Веха.

— Ага – беззастенчиво отозвался академик фракции научного физико-математического института альбинос Корнелий.

Калибоэстра стояла наготове, Корн провёл рукой и, как шторка, отъехала верхушка машины, калибоэстра переформировалась в гоночную повозку, что поделаешь, на то она и калибоэстра. Ветту, очевидно, брать и не собирались. Ей уготовлена была иная участь: плестись вместе с мужчинами и отвергнутыми парнями.

— Вау-у-у-уууууу! – сказала Савфыдон Гоп. – Как ты это сделал?

— Нашёл на свалке машину с крышей, в которой от ржавчины образовались дыры. Автогеном крышу отварил. Свинтил остальное с калибоэстрой.

Корн заскочил в кабину не открывая дверь, через верх. Вся компания подскочила рассматривать внутренность машины. Ветта ничего не видела за спинами окружающих.

— Вот газ, давишь слабее-сильнее – меняет скорость, тормоз только для экстренных ситуаций, когда просто отпустить газ не поможет, ручка переключения скоростей, но при этом, если хочешь увеличить скорость, придётся использовать сцепление и газ – пояснила Айяайна. Её с Веттой причислили к группе отвергнутых парней и немолодых мужчин. К сожалению. Развесёлая компания не вмещалась. Тогда подошёл Аландел и выдвинул из-за заднего бампера кузов для грузов.

— Залезай – предложил Аландел Сейси.

— Хорошо, залезу в эту тележку.

Большинство девушек и Корнелий с Аланделом вместились в самой машинe.

Аландел сел за руль, завёл, громыхающая тележка понеслась по лабиринтам гаражей-пустышек к цели, а Ветта с оставленными побрела вдогонку.

 

В гараже играла яркая музыка, чаще всего там проходили вечера работы за дополнительными изобретениями “для души”, танцы, расслабление. Корн выскочил из–за железной откидной дверной накладки с довольным видом.

Ветта, смущаясь, зашла в просторный холл, на столе в центре лежал синий блестящий экран. Айяайна вновь взяла на себя роль инструктора:

— Гравитационное экранирование—термин, обозначающий гипотетический процесс экранирования объекта от воздействия гравитационного поля. Такие процессы, если бы они существовали, могли бы приводить к уменьшению веса объекта. Форма экранированной области была бы схожей с формой тени от гравитационного экрана. Например, форма экранированной области над диском была бы конической. Высота вершины конуса над диском зависела бы от расстояния экранирующего диска от массивного объекта. В настоящее время не существует экспериментальных подтверждений существования эффекта гравитационного экранирования. В физической теории гравитационное экранирование считается нарушением принципа эквивалентности и, таким образом, противоречит как теории Ньютона, так и Общей теории относительности. (Википедия)

Что же произошло раньше: полёт Ветты или появился этот аппарат Корна?

 

За деревянным столом на высоких козлах, таких, что верхняя балка доходила Ветте до подбородка, за столом собрались трое: Веха, Аландел и Вульц. У дружной компании были и другие имена – забавные прозвища: Криптон (Kr), Фарадей, Жорик. Жориком представлялся Вульц, и это не был аналог мужского имени. Умный-разумный Веха, естественно, Фарадей, крепкий, спортивный компанейский парень Аландел  — Криптон (Kr), существовал, разумеется, и Зимогор, но он был не из этой компании. Олпуд – мужчина на любую погоду, неразрушимый, неповреждающийся, вечный. Прозвания, кроме того, что отражали характер, имели ещё и исторический вес: Аландел носил сапоги – криптонилы, отсюда и пошло прозвание, Жорик наедался при первом же собрании, он съедал все даже из чужих тарелок, остальные учёные, как правило, уходили со сборов голодные, Веха помечал все свои детали наклейками с Фарадеем. Олпуда всегда отправляли в долгие походы на сессии, он жил в одиночестве, лишь ловя новости по квантовой телепортации. В прослойке не имелось социальных сетей, развитого интернета. Всю информацию люди черпали из книг, ведь интернет не развивает, а время с ним утекает безвозвратно. Живое общение, полные тексты, неограниченное количество символов – лишь одни из преимуществ высокоразвитой цивилизации.

 

— Где ты оставил карбюратор? – обратился к Жорику Криптон. В данный момент вопрошающий стоял у ремонтника.

 

— Так я не помню, за шкафом посмотри, в кузове тележки для поездок по подземным, гномьим туннелям – отозвался радостно Криптон, он сейчас как раз заканчивал партию с Фарадеем. В гараже была принята забавная игра “Кронштейн”. Автомат выкидывал речи с лекциями одного из преподавателей кафедры, прописными истинами. Чаще всего следовало продолжить фразу, придумать алгоритм развития высокогорных слоёв тонких материй, метко обозвать конкретного учёного, редко – разобрать анализаторы событий, сгущения пара в большом зале.

 

— Назовите имя лектора из второй лаборатории, что стоит за зоной B.

 

— Э-э-э… — пробормотал Олпуд.

 

— Время идёт.

 

— Двадцать четыре, двадцать три,…

 

— А-а-а – заверещал Аландел.

 

— Двадцать один.

 

— Погоди, постой – продолжал Аландел.

 

— Девятнадцать.

 

— Жорик что ли? – снова попытался парень.

 

— Семнадцать.

 

— Чудак? Чотзытаву – схватился помогать Вульц. Его увлекали нервирующие игры.

 

— Шестнадцать.

 

— Лесник-заросший-мерило? Нужецио. Беги-пока-не-оторвало? Аландел – Вульц прикусывал язычок. По широкому лбу бегали переливы качающийся лампы.

 

— Десять.

 

— Гопак, Савфыдон Гоп? Она вроде механику не ведёт, нет? – Аландел опасно откинулся на стуле вниз.

 

— Пять.

 

— Айяайна – пробормотал Вульц. Сейчас он сидел, перебирая своими маленькими жирненькими ножками.

 

— Принимается.

 

Ветта стёрла пот со лба.

 

— Я пошёл? – воскликнул Аландел-Криптон, натягивая на плечо рыжую куртку. Он посмотрел слегка замутнённым взглядом, подкидывая в руке мяч. Речь шла о спортивной игре “Лублов”.

 

— В “Лублов” и без меня? – приподнял одну бровь Веха-Фарадей, он даже не повернулся в протёртом, с торчащими нитками, кресле. Все учёные вышли поиграть, только Айяайна и некоторые другие девушки остались. Айяайна призналась, что интересно поразмыслить над прохождением через предметы. На самом же деле, она не успела разобрать конспект лекций, но не хотела обнародовать «несостоятельность», просить о помощи. Боязнь быть выгнанной со школьных лекций за неуспеваемость даже сейчас отзывалась в ней. Айяайна пообещала подойти, когда закончит, и она обязательно подойдёт, ведь не хотела же девушка отстать, проиграть хоть в каком-нибудь институтском упражнении. Её худые, дрожащие пальцы старательно выводят электрическую схему, кисть делает несколько загибов-штрихов, так, так.

За гаражом располагалась обширная поляна, перед ней еле-еле виднелась стена.

— Да не стена это, а сцена с подмостками – подумала Ветта. На планшете, сзади, коробки в кучу. Арлекин совсем ветхий, потрёпанный, болтается на сквозном холодке. Бархатные тряпки, зелёные драпировки, прозрачная леска, чтобы поднимать во время спектакля маленькую девочку, подружку Ветты, она играла роль херувима.

В воздухе расплывался петрикор.

Игра состояла в следующем: по поляне шли кротовые норы, на ней местами росли деревья, стояла горка в виде слона, рампы, площадки трудного прохождения. Кротовые норы – это порталы, позволяющие перемещаться в пространстве, ходы, которые были только в этой части прослойки. Задача состояла в том, чтобы сорвать все ключи, ключи висели в самых различных местах. Каждый игрок должен был опередить другого, выхватить ключ первым. Такие простые правила — сперва и не подумаешь, что игра такая бойня. Ключи — просто побрякушки, не несущие никакой цели.
Чёрными птицами учёные вскакивали и выскакивали с разных углов. Ветта вначале просто бежала по дороге, затем захотела сорвать ключ. Она встала на трубу, по которой полагалось проходить не соскользнув, подпрыгнула, зацепясь за ветку. Ей нелегко было затащить тело на выступ, Иветтина выбросила вверх одну ногу, обвернула ею ветку, вскоре пыхтя вскарабкалась по стволу. К дереву подбежали Нужецио и Чотзытаву, Чотзытаву снял очки и, щурясь, оглядывал ветки.

— Потрясём? — предложил он.

— Вот это наглость — подумала Ветта — как можно, если другой подобрался к ключу, я на дереве, в конце-то концов!

— Я здесь — крикнула девочка.

Никого ничего не смущало.

— Сильней тряси — объяснял Нужецио, — так ведь не свалится.

— Конечно, не свалится — автоматически подумала Ветта. И тут же она кубарем покатилась на траву.

— А что, это серьёзная игра, её никто не звал, — рассудительно отозвался Нужецио.

Ветта хотела схватить поблескивающий в траве ключ, но и здесь её опередили.

— Посижу на дереве, пока понаблюдаю — решила малютка. А наблюдать было что — красочные сцены полётов в кротовые норы, выхватывающих из-под носа ключи, прыжки, извороты, прохождения препятствий. Веха-Фарадей забежал на рампу и достал с шестка ключ, окунулся в кротовую нору рядом. Механизм продуман: только тот, кто забежал на данную рампу, может прыгнуть в нору, с другой стороны она закрыта. Жорик-Вульц боролся с Аланделом, в «Лублове» борьба возможна только оттеснением плечом. Вульц давно снял белую рубашку, сейчас его коричневато-багровая грудь блестела от пота. Он загораживал, наступал. Аландел-Криптон повернулся худой, но накаченной спиной, Ветта увидела его лопатки.

Ветта стала раскачиваться на ветке и угодила головой прямо в кротовую нору. Тогда девочка вынырнула уже с другой стороны кроны.

 

По поляне бежала, сцепив зубы и опустив голову, Айяайна, ключи уже, в большинстве своём, расхватали. Айяайна подпрыгнула, прокатилась колесом по лабиринту, иначе его преодолеть было невозможно, только ползая, но это занимает много времени. Она подпрыгнула, уцепясь за верёвку на дереве, и раскачнувшись достала дальнюю ветку, повиснув на ней, головой вниз, акробатическим жестом схватила ключ. Затем на носках прошлась по штырям, так быстрее, чем в обход, тем более, что в их узоре тоже ключи, но проход больше в ширину, поэтому ключи не вытащить нагнувшись, только пройдя по штырям. Метким толчком плеча Айяайна разбила Криптона с Жориком. Выхватила ключ у их ног.

Игра закончилась. Выиграл Вульц. Он был самым ловким.

 

Немного подвыпив и определённо устав, Айяайна собрала слушателей, чтобы рассказать прослойковскую “философию”.

— Однажды, проходя по галактике, один парень …кха ему стало одиноко, он создал мирок и разместил его у себя на письменном столе, он создал прослойку, чтобы люди в ней вечно страдали и мучились, не находя выхода из скудного мира в самих себя. Ударялись и падали, как косточки об стену: что же там, за солнечной системой, за прослойкой, дальше?
Это было самым разумным, что Ветта услышала от девушки. Должно быть, подруги уведут её спать, а мне неприятно смотреть — пойду, не буду вмешиваться.

Вот она загадка, тема для вопросов: как выбраться из вселенной, узнать продолжение космоса. На тему дальнего мира в прослойке слагались баллады, легенды. Вся религия технократического общества составлялась из вопроса: что же? Дни шли, и только один человек в прослойке давал смутные надежды на прояснение истины, только один лётчик, казалось, знал или способен был узнать разгадку главной дилеммы: бесконечность вселенной, барьер серого неба. Создавалось ощущение, будто академик в состоянии открыть заветный догмат, что он летал, или же, улетит…

 

 

Настала ночь. Караван гуляк расходился по территории сектора. Сектор назывался Глосси, в честь местных непонятных явлений, значение которых Ветта так и не смогла постичь.
Ветта закончила говорить, в клинике перешли на тускло – зелёное освещение, а затем и вовсе выключили свет. Поначалу Иветта и Лёня обходились фонариком телефона и громким шёпотом, но потом решили продолжить разговор на улице.

Отделение лучевой диагностики, складские помещения, коробки, луна, оранжевый пакет в земле.

— Вам не холодно в пижаме и куртке?

— Не хочу отвлекаться на мелочи.

Ветта выставила вперёд руку и изображала небо прослойки.

— Вы так рассказываете, как будто управляете звёздами. Вон-вон, смотрите, даже облака побежали.

— А всё-таки Ваш Корн пустой парень, обычный: жестокий, грубый – поколотит словами и не заметит, ему плевать на чужое самолюбие, идёт напролом, как бронетранспортёр. Через чужие амбиции перешагивает. Он просто рисуется. Хотя за изобретения я его зауважал.

Ветта сжалась, превратилась в зверька. Она обхватила себя руками, обхватила голову. Девушка вышагивала в такт, отвернувшись от пристальных глаз, до боли сжав кулаки. Мнительность и иллюзии. Жизнь, призрачная как взмах крыльев бабочки. Был ли вообще тот, другой мир?
— Прекратите, не будьте таким, пожалуйста, перестаньте. Корн очень нежный и одухотворённый. Хватит, — Ветта прикрыла обеими руками голову, зачем-то пытаясь остановить Леонтия. – Даже если так — мне-всё-рав-но.

— Хорошо – если бы c Леонидом сошлись чуть ближе, он перестал бы соглашаться.

— Вы уверены, что он не замечал суматохи вокруг него и вообще сломанных судеб? Несчастья других людей его не волновали, где банальное сострадание? Какой же он одухотворённый?

— Не моё это дело, а потом ведь он и сам нервничал, однажды перенапрягся и слёг. Там, правда, и я постаралась.

— Стоп-стоп-стоп. Вот с этого места поподробней. Как это было?
— Не сегодня. В следующий раз. Хочу отдохнуть.

— Скажу только: я не проницательный человек, не усмотрю бледность в лице, помертвелые веки, увижу лишь труп, падающий на руки.

В тот вечер Лео явится домой неспокойным: он прочувствовал свою бесполезность, несостоятельность, а ведь он тоже полон сил и желаний, почему у него нет прослойки и калибоэстры? Он с нервами съел охапку батончиков. Ночью он написал песню, схватил гитару и заиграл рок. Яростно дойдя до слов:

Много можно в жизни добиться –
Во-время-нуж-но-ос-та-но-вить-ся.

Леонтий неожиданно сник.
Через неделю Перегатов пришёл в нелепой рубахе с огромными расписными цветами во всю косоворотку и коробкой конфет. Каждый должен делать то, что может и умеет — не спорьте.

Захлопнув стеклянную дверь, Леонтий произнёс: Ветта, а послышалось: И-жж-жож-етта.

Иветта медленно прошла мягкими ступнями по гладкому паркету, приостановилась у поворота на лестницу, маленькие ножки нажимали на чёрные и белые прямоугольники как на клавиши пианино, безбрежная пустыня, серый лифт, огромные зеркала, в голове гудит множество пчёл, мысли разбегаются – не догонишь. Ива уже застилала кровать, когда неожиданно раздался голос, от которого она подскочила:

— Жозетта?

В комнату вошла молодая девушка неброской наружности. Эта уборщица перепутала имя, где – то услышанное. Девушки посмотрели друг другу в глаза и поняли, как близки. Они одиноки. И не важно, что у одной нет прослойки, у другой какие-то свои дела, Ветта просто увидела этот взгляд брошенной собаки – во мраке сверкнули тёмные блестящие глаза со слёзной поволокой – и девушки держали друг друга в объятьях. Показалось, что в темноте резкими скачками движутся навстречу друг другу чёрные крылатые существа.

— Я вот очень переживаю, чтобы выборы прошли удачно. Вы голосуете за Каралиева? Нет? Почему?

— Тени хочу прикупить себе и подруге. А Вы почему не краситесь?
Ива отвернулась, чтобы не покатились слёзы, и до боли прикусила губы. Во второй раз за день она не хотела показывать лицо. Ветта тяжёлая, толстая, а душа у неё красивая, чувствительная, нечёткая, несформировавшаяся.

 

Небольшая экспедиция от научного института была собрана. Необходимо постоянно исследовать меняющуюся структуру здешней природы. Летальщик — это небольшая машина, чем-то напоминающая вертолёт. Он навис над поляной, трава под ним, решетчатая из — за пучков зелени, шевелилась, дыбилась. Земля дрожала под громадой машины. Корн сам собирал всю аппаратуру, летальщик он выстрадал собственной кровью; ему пришлось вступить в борьбу с гронами, заселившими цветочную поляну и холмы за ущельем.

 

— Гроны – это простейшие существа, напоминающие сусликов, проживающие на полянах моноэтнического государства Красный полюс. Корн для них как солнышко. Он вызывает у них бурное веселье, смех, улыбки. Когда Корн приходит к ним, гроны начинают покланяться ему, падать, биться головой о его коричневые потёртые ботинки.

 

Ведь там распологались ценные минералы. Они нужны для кварцотерна, машинки измеряющей уровень, то есть показывающей, где ты находшься. Прибор показывал альтуровень, разноцветные камушки рассыпались и складывались в условные знаки

— поведала Айяайна.

В это холодное утро компания собиралась посетить пещеру далеко от сектора, где располагалось небольшое поселение, в котором жили наши герои. Айяайна стояла с необычной зверушкой. У её ног резвилась полукрыса-полусобака с перепончатыми крыльями. Длинная вытянутая пасть, загибающаяся кверху. Массивное тело и маленькие лапы. Фиолетовая морда соперничала в яркости окраса с зелёным хвостом. Кожаный нос, бархатные чёрные глаза, обведённые сверху и снизу длинными ресницами. Данное существо тёрлось о бирюзовые колосья, ползало под алыми листьями ядовитых цветов, тонкие клыкастые зубы впились в складки рубашки хозяйки, пасть закрывалась, похожая на жерди духовки. На самом деле у Айяайны было не одно животное. В кармане плаща у неё была ящерица, трансформирующаяся в различные предметы. Однажды она чуть не потеряла её, когда ящерица превратилась в ручку, и одна женщина из бухучёта унесла её. Через десять секунд раздался вопль; Айяайна немедленно забрала любимца.

— Как всё мило, как по-домашнему – подумала Ветта. – Вот всегда бы так, …но… как только Корн соберёт канал связи, меня отправят домой. – она грустно посмотрела на свои руки. С каждым днём ситуация всё хуже и хуже: руки уже не захватывают траву, девочка медленно исчезает, местность берёт своё. – Не нравится мне местный климат — тела не чувствую, головка клонится.

Парни, — Аландел, Рукторн, Вульц, Нужецию, обсуждали полёт.
— Необходимо посадить грона в кабину управления, так как близость фауны не помешает при возникновении черезвычайной ситуации природного характера. Суслик подаст сигнал — мрачно продекламировал Вульц, чем вызвал гримасу на лице красавца — Аландела.

А Корн в это время подкатил к девушкам. Он их смешил, тыкал, убегал.
— Гоп, наш роман окончен — крикнул Корн и с наивным бесстыдством побежал размахивая ручками. Сывандон Гоп разъярённо оглянулась в его сторону.

Дудь, Сейси, Мецвон, Фузи стояли в немом молчании.
Стальное(на вид) крыло, поручень, ступенька, на которую нужно запрыгнуть; внутри повсюду торчат оголённые провода, конденсаторы, схемы валяются по углам, чертежи, расчёты, на черновых листах много соединённых перекрывающих друг друга труб.

Корн использовал уникальные свойства нейтрино для устройства летальщика. Для предотвращения аварий Корн использовал стабилизаторы среды. Летальщих брал энергию электромагнитных волн, опасность заключалась в самой природе.

— Нейтрино (итал. neutrino — нейтрончик, уменьшительное от neutrone — нейтрон) — общее название нейтральных фундаментальных частиц с полуцелым спином, участвующих только в слабом и гравитационном взаимодействиях и относящихся к классу лептонов. В настоящее время известно три разновидности нейтрино: электронное, мюонное и тау-нейтрино, а также соответствующие им античастицы.

Нейтрино малой энергии чрезвычайно слабо взаимодействуют с веществом, и поэтому имеют колоссальную длину пробега в самых разных веществах: так, нейтрино с энергией порядка 3—10 МэВ имеют в воде длину свободного пробега порядка 1018 м (около ста св. лет), а практически все типы звёзд прозрачны для нейтрино. Каждую секунду через площадку на Земле площадью в 1 см² проходит около 61010 нейтрино, испущенных Солнцем, однако их влияние на вещество практически никак не ощущается. В то же время нейтрино высоких энергий успешно обнаруживаются по их взаимодействию с мишенями. (Википедия) – Айяайна снова читала лекцию.

— А они не издеваются насчёт этого опыта: пытать чудовище, не лучше ли сразу ставить всем чёрные метки на руках? Айяайна, что мы будем делать? — Веха спрашивал трусливо, а его глаза сузились, бегали, лоб отливал блеском бесцветных волос, торчащих из маслянистой сверкающей кожи.

В пещере их ждал страх. Что выкажет местность, которая постоянно меняется? — в таком ракурсе фантастическая вселенная выглядит не столь привлекательной.

 

 

Куски жирового налёта нездоровой белизны висели на длинных сущностях из жёсткой шерсти, что это, запутавшиеся куски жира? — сало в чёрных точках и волосах, или неправильные, неестественные образования, замешанные на шерсти ЗВЕРЯ? — по углам росли пара деревцев, будто бы ежевичных, но с пустыми отделами для плодов. На земляном полу ползали в большом количестве костянки, так что даже передёргивало; известно, костянки легко проникают в любые тесные пространства, чему способствует уплощённость тела. Ноги Ветты постоянно тряслись в ознобе, она преждевременно сбивалась, спотыкалась, запиналась. В то время, как Сейси с Фузи и Мецвон активно обсуждали модную обложку с событиями института, ведь правда, было о чём говорить: Савфыдон Гоп предстала на ней в глянцеватом сером костюме, с молниями и пришивками в разных местах, а что уж было говорить про содержание. Аландел как вьедливый журналист по-мужски просто и вкрадчиво составил описание всех лабораторных поисков, вариантов и тупиков со стороны работы.

— А почему здесь молния прерывается и так лицо затемнено? — повернув узкий подбородок к Мецвон спросила Фузи, она мельком стряхнула искрящуюся пепельную прядь на серый пиджак, оправила одежду двумя руками за лацканы.

— Ну, не знаю, может, и не так затемнено, может, ретушировано — девушки почему-то никогда не спорят с навязанной модой, публицистикой, для них она закон, для них она важнее, чем правда.

— Ретушь, говоришь — да, здесь действительно полно, но и недостатки кожи тогда обойти было возможно, почему не сделали — посмотри, сколько дырочек на носу, вкрапления на щеке, даже её шрам детский на руке виден.

Ветте стало по-настоящему жутко, впереди канала лилась вода, трубы проходили чуть выше колен, вода хлюпала под ногами, гулко ударялись поодаль капли. Запахло чем-то странным, Ветта только не знала, чем, она всего лишь один раз проходила мимо кладбища, это случилось вечером в поселении тётки, когда родители повели в соседнюю деревеньку, тогда она покрепче сжала руку брата, Густава, и постаралась повнимательней рассмотреть могилы, но видны были сиреневые цветы, памятники, надгробия. Поэтому запах сырой почвы, винный аромат, кольца стружки настораживали не опыт, но разум. Аландел неуместно пошутил:

— Эгехе, Айяайна, ты строишь из себя умницу.

— Да, ты всё время гундишь о работе — поддержал немолодой Олпуд.

Парни наконец-то нашли отдушину, их теперь было не остановить:

— Не ешьте таблетки от посудомоек.
— Не бегайте с ножницами.
— Выключай утюг перед тем, как покидаешь квартиру.

Вот сколько ценных рекомендаций получила от Чотзытаву и Аландела работящая, пунктуальная девушка.

— И для избежания подобных инцидентов, дабы изъявить бдительность — подытожил, заламывая руки Сейси, Корн. Разговор вообще-то шёл про Айяайну, но, видать, хотелось потискать Сейси. Академик перестарался: девушки давно вопили, Веха уже с негодованием подходил, а Корн увлекшись, закусив язычок, старательно выворачивал руки со всей богатырской силой, свойственной человеку его роста.

Парни перехихикивались над сценкой.
Греза, нечто сходное с собакой, и Клоуза, ящерица, — животные Айяайны, остались в летальщике, в летальщике осталось и Гральте — аппарат для изучения предполагаемого чудовища.
А вот куст с кроваво-красными ягодками, сам сухой и ломкий, обгоревший, ноготки черных сухих палочек окаймляют алые грозди. Маленькие ручки этих каёмок резко зажимались и понеслись лопать ягодки единственной работающей кистью, при этом создавалось ощущение, что ручки откидываются назад сжимая пальцы к впадине ладони. Неожиданно.
А по проходу прямо — шкура, на шкуре жертвенник, и жучки-скарабеи ползают туда-сюда, и сладкий приторный ароматный винный запах, от чего глаза застилаются бордовым цветом. Компания заговорилась и ушла за поворот с громкими криками.
Корн что-то изображал и кричал, подпрыгивая:

— Гомункулы! Электрический ящик! Реактор любимый.

Ветте стало очень грустно. Хочется закричать что-нибудь, чтобы заметили, услышали, но в группе, где ребята так заняты собой, что достижения двенадцатилетней девочки их мало заботят, не принято уделять внимание детям. Для кого-то это ничего, для самолюбивого — крах.
Ей невыразимо одиноко. Странно — в одиннадцать, десять, шесть — такого не было. Со времени нахождения в прослойке у неё начались выпады. И вот сейчас, зачем она взяла нож и принялась проводить полосы по предплечью? Корнелий подкрался сзади и мягким, очень нежным движением вынул нож и убрал его за пояс, отодвинув складку лаборантского халата.

— Подходи, не бойся — робким голосом предложил он, и когда Корнелий говорил это, опасаясь дрожания, без замашек самоуверенного академика или концертного бунтаря, ему хотелось отдать всё на свете.

Послышался страшный рык, небывалая громада чудища выдвинулась из-за закоулка. Оно приближалось, но пока его никто не замечал. Страшная волна прокатилась по коже. Никогда. Больше. Не будет.

Ветты.

Айяайны.

Корна.

Прослойка. Это конец.

Карие глаза, клыки, рычащая пасть на пути в склеп подобных чудовищ, огромные, огромные зубы вопьются в кожу, их ничем не остановить. Пока никто не заметил. Всё ближе и ближе. Это будет длиться вечность, год, это никогда не закончится, это будет длиться целую вечность. Ну, давай же, давай, скорее, я жду. И, кажется, уже не имеет смысла. Всё. Я готова к адской боли, небытию, ну же, давай, скорее.

И вспыхнуло адское пламя.

Гральте разорвалось яркими вспышками, по проводам перетасовывались заряды и чудовище исчезло как страшный сон.
Аландел, он стал причиной, именно он не забыл взять чёрный ящик и нести его, чтобы всегда был под рукой.
Они выбрались из пещеры той же ранней порой, тёплые жаркие лучи согревали прозябшую грудь.
— Вечером это надо отметить. Посажу гномов в тележку и покатаю по подземным пещерам — решил Корнелий.
— Как же это ты их «покатаешь», если они все трудяги и добывают драгоценности как заведённые, и их ничем не оторвать от работы.
Корн глубокомысленно, мечтательно замолчал.

 

У выхода из пещеры разлилось рыжее озеро, над ним нависли ловцы, яркие светлые лучи приветливо бьют в глаза. Ловцы схватывают волосы, ловят слова, шумы, к ним опасно приближаться, поскольку они всё поглощают, потом проблематично забирать утерянные вещи.

 

— Сейси, посторонись, у тебя с кофты пуговица исчезла.

— Да? Как неприятно. Смотри, сам не попадись, когда будешь возвращать.

 

Такой диалог произошёл между Сейси и Рзором. Рзор подпрыгнул доставать пуговицу, но сам потерял лоскут поясной сумки и крепёж. Нужно придумать хитрость. Просто так утерянные вещи не вернуть. Воздух между ветками с ловцами наполнен обратными к ловцам сущностями — провалами. Провалы — это параллельные вселенные, туннели между мирами. Перефразируя, это -наполнители; если ловцы – это поглощатели, то провалы – это наполнители вещами, мирами. Провалы кружились в воздухе между веток маслянистыми пятнами, они были чёрными пятнами, которые не всегда видел глаз: то отсвечивало, то нет; между тем, их оболочку составляли белые крапинки, большее число коих клубилось ближе к чёрному центру, меньшее же рассеивалось с увеличением расстояния, как и на Земле, пропорционально квадрату расстояния.

 

Ескурург подошёл и достал один из провалов, подвёл его к ловцу и поймал выскочившие предметы. Вопрос исчерпался.

 

Вся компания поразилась: из ложбин на освещённое пространство вылез зверь. Очень милое, большое существо: многогранные тёплые коричневые глаза, похожие на две блестящие бусины, медвежья холка, огромные клыки, заострённые и очевидно мешающие сомкнуть пасть. Два мягких, лежащих как шёлк уха, огромное пушистое белое тело образуют перинки шерсти. Тело испещрено дырами, дыры образуют провалы. На звере имеются и цветные пятна. Аландел выбежал навстречу к лестному жителю и полез на него, как на стог сена, зверь привычно зарокотал и провёз Аландела на несколько локтей. Остальные принялись теребить его шерсть, девушки бесцеремонно трогали гранёные глаза, отворачивали уши, но зверю, пожалуй, нравилось такое, своего рода, внимание.

 

Словом, даже Ветте, с её детской непосредственностью, стало приятно, уморительные скачки Аландела по поляне вызвали у неё тихий, застенчивый смех.

 

— Забавно.

 

Животное последовало за учёными, они решили забрать “зверька” в институт, — пришёлся по вкусу.

 

— Свыкся, уже свой парень – сказал про него Аландел.

 

Сильезир и Лаледия забирают цветы в волосы, смеются:

 

— Лавра — так Сильезир сокращала Лаледию, — держи фру.

 

— Фру – змейки из мелколесья — промелькнула в голове у Ветты подсказка Айяайны.

 

— А-ааааа-а, убери это – Лаледия указывает на змею.

 

— Здесь может оказаться горная река, горные реки всегда прозрачные и отличаются ярким голубым цветом, удивительно, ведь небо у нас серое – проскочило замечание Аландела.

 

— Эх, знал бы ты, почему небо серое – отозвался Корн.

 

Поскольку размеры молекул воды сравнимы с длиной волны части спектра местного света, горная вода здесь выглядит голубой. На Земле на цвет воды влияет отражение неба, наличие горных ледников.

 

Высотная болезнь (высотная гипоксия) — болезненное состояние, связанное с кислородным голоданием вследствие понижения парциального(единичного по отношению к газовой смеси) давления кислорода во вдыхаемом воздухе, которое возникает высоко в горах, а также при полётах на летательных аппаратах, не оснащённых герметичной кабиной (не изолирует внутреннее пространство от внешнего), в которой поддерживается давление воздуха близкое или немного ниже нормальному атмосферному давлению (например, парапланах, дельтапланах, воздушных шарах). По этой причине, находясь в горах, люди частенько теряют сознание, или находясь в закрытом помещении. Кислород организму нужен для окисления, он участвует в реакциях, подаёт энергию – поясняла Айяайна.

 

Меняющиеся законы физики прослойки не позволят непрерывно обеспечивать систему кислородом, но вокруг Ветты создалось кислородное поле, его поддерживают Нужецио, Чотзытаву, Ескурург, несколько других парней с кафедры.

 

— Да, я романтик, — сказал Корн, я хотел на горную реку.

 

С этого момента мечта о горной реке не оставляла Ветту.

 

Ветта держится особняком, молчит, она младше, ей нечего сказать, она маленькая и далека от взрослых подлостей, ухищрений, ей тяжело играть

 

словами, обсуждать склизкие темы, шутить… так. Тем не менее, Ветта умный ребёнок.

 

Пора бы описать внешность наших героев. Это очень удобно сделать именно тогда, когда они идут по долу, в углубление, впадину между высоких гор, по траве, природную аллею обрамляют стройные, необычайно высокие, просто гигантские деревья с белой корой, они похожи на секвои, только с увесистыми сильными ветками, почвопокровные цветы вплелись в скалы.

 

Айяайна одета в красную клетчатую рубашку, синюю водолазку, полы мягкой рубахи покачиваются от ветра, её чёрные необъятные волосы доходят до пояса, брюки обычные, серые, заношенные, стройные ноги в скрипучих ботинках, полосатых носках, ткань носков совсем не тянется, она защищает ноги от мозолей, но это не сильно повлияло на недавнюю битву: на лодыжке и голени кровавые царапины, даже на лице маленькое красное пятнышко на щеке. Айяайна больше всех страдает, так как принимает любую опасность как личный вызов. Лицо у неё круглое, некрасивое, с коротким носом, рано обрубленным, похожим на кость скелета. И совсем, совсем бледная болезненная кожа, высиженная в лаборатории. Ескурург идёт впереди на длинных, больше похожих на ходули ногах. Он не человек, это видно. Помните, здесь не все люди, некоторые существа схожи по поведению с людьми, они есть в институте, они есть среди учёных и сейчас, но это только формы, как их здесь называют. Ескурург был формой.

 

Корн в коричневой кожаной куртке, джинсах, с очень свежим лицом. Высокий, красивый. На вид ему двадцать пять. Здесь все молодые ребята и девушки выглядят на этот возраст. Только у одного Нужецио возраст колеблется в пределах шестнадцати-сорока лет, это его форменный парадокс выглядеть так. Вроде бы встретил — смотришь — видишь — понять не можешь.

 

Сейси в короткой юбке-карандаш, длинные узкие чёрные сапоги заканчиваются перьями, её чёрная кофта также содержит перья на плечах, девушка любит всё яркое, цветное. На костюме у неё развешано много приборчиков, например, чтобы проследить движение частиц воды в стакане. Розовый, красный в волосах преобладают. Сейси идёт, поднимая носком сапога траву, Ветта замечает, что комок проводов на её рюкзаке развязался, продолжает идти, остальные тоже замечают дорожку проводов на траве.

 

— Что это? Откуда? Почему развязалось? – встрепенулась Сейси.

 

А Корн стоял поодаль и хохотал от души. Видно было: он развязал клубок. Что поделаешь, своеобразные шутки академика одобрял далеко не каждый.

 

— Я решил взять себе творческий псевдоним, я вообще люблю псевдонимы и нимы — чуть погодя хотел начать рассказ Корн.

 

Ним — короткое впечатление, набор моментов, составляющих шарики памяти, очень распространенная вещь в прослойке, действуют один раз, окатывая получателя избытком эмоций. Рассыпаются блестящими искрами, популярны среди девушек помоложе.

 

— И какой же? – переспросил Веха после ответа.

— Поцелуйкин!

Ахаха, — и кого же ты «целуйкин»? — осведомился Вульц.

Меня «поцелуйкин»? – А, Корнёк? – совсем не по-дружески вопросил Алландел и подмигнул Корну.

 

Парни загоготали. Корнелий очень самолюбивая личность, он терпеть не мог шуток над собой и поэтому сквозь зубы пробормотал:

— Да никого я не целую.

 

На половине пути, а возвращались они уже другой, более длинной дорогой, чтобы отдохнуть и получше рассмотреть местность, Корн вдруг запел, точнее не запел, а стал проговаривать мотив песенки, Ветта стеснялась подходить ближе, из-за чего её слух ловил мондегрины:

 

Танцующий гоблин

 

Вспыхнули окна-светлячки зелёными огнями,

Ночь пролетела над плечом едва задев крылами,

И отблеск света на щеке как будто тьма посеребрила,

Как будто полночь погостила, оставив отражение в окне.

 

Туру-ру-ли-ли-лу-лу — — — — Туру-ру-ли-ли-лу-лу

 

Там далеко горит звезда: страна из грез и дарованья.

Наверное, живут на ней эльфийские созданья,

Холмы, луга и замки там. Протяжно дует ветер,

Цветочный чай там разольют, сыграют на рожке или на флейте.

 

Туру-ру-ли-лу-лу — — — — Туру-ру-ли-лу-лу

 

Фантомные поляны обворожительно сияют,

Стеклянные шары на веточках играют.

Ножки-деревяшки, вы тонки, как плечи,

Тьма, как мироздание, окропила вечер.

 

Туру-ру-ли-лу-лу — — — — Туру-ру-ли-лу-лу

 

Нас легко порушить, поднимаясь выше,

Выше, дальше — некуда.

Мы уже на крыше.

Что-то неожиданно защемило душу.

Нас легко порушить, нас легко порушить.

 

Туру-ру-ли-лу-лу — — — — Туру-ру-ли-лу-лу

 

Эльф уже на крыше, выругался громко,

Не могла поверить в это та девчонка.

Холодом дождливым окропили мир,

На приставной лестнице

Эльф ваш закурил.

И его ребята засмеялись громко,

Дождь закапал желчью, обливался потом.

По пожарной лестнице

И по трубам, нишам.

Выше не бывает,

Мы уже на крыше.

 

Туру-ру-ли-ли-лу-лу — — — — Туру-ру-ли-ли-лу-лу

 

Кудри, руки бледные, алые глаза,

Сколько неизбежности,

Стонут голоса.

 

Гоблины в почете некогда бывали,

А уродства очерки статность закрывали,

Не заметишь сразу их глубокий взор,

Эльф, ослабь же хватку, приуменьшь напор.

И до самых лучших августовских дней,

Танцевали с гоблином девочка,

За ней

Дождик мерно капал, за собою звал,

До чего красиво гоблин танцевал!

 

Туру-ру-ли-ли-лу-лу — — — — Туру-ру-ли-ли-лу-лу

 

Когда он закончил, Аландел воскликнул:

 

— Обязательно, обязательно, как только вернёмся, пойдём в «танцующего гоблина», девушек брать не будем.

Танцующий гоблин – паб напротив института, захожее место, одно из провалов.

 

Аландел с Вульцом и Рзор переглянулись:

 

— Там мужская компания, свои разбирательства.

По откидной лестнице команда забралась в летальщик, Лаледия, высокая статная девушка, провела первых пилотов к смотровой площадке, план рассчитан так, чтобы после исследовательской работы система двигалась на автопилоте, а пилоты выдыхали воздух и смотрели на картинки. Корнелий взял Аландела за плечо и подвёл к экрану смотровой площадки. Высветилась запись полёта над Землёй.

— Смотри, там проходят ледники, а вот архипелаг Фиджи, смотри, земля Уилкса, Каледония, Тасмания.

 

Оставшийся день был выходным, вечером Ветта также ложилась спать в доме тех же женщин. Собравшись на подушках и ручках кресел, они и неожиданно пришедшие девушки прокручивали видео, где Корн привязал гномов к тележке и катался по подземным туннелям.

— Какой милый! – сказала Сейси.

— Ты всё время только о нём и говоришь, ты что… кху-кху… что ли? – возмутилась Савфыдон Гоп.

— Да, влюбилась, понравился — подытожила Гражина Ай.

— Вовсе нет – сказала Сейси.

— А тогда почему всё время о нём говоришь? – ответила Савфыдон Гоп.

— Сильезир, создай одежду – обратилась к подруге Гражина Ай.

Сильезир принялась делать наброски на бумаге, чертить.

Внешность в прослойке корректировалась очень просто: каждый сам, с вечера, придумывал себе образ, утром он материализовывался. Разреженная молекулярная оболочка.

Именно поэтому цвет волос Сейси и Савфыдон Гоп менялся каждый день, одна любила красный, фиолетовый, розовый, другая — небесно-голубой, алый.

 

А гномы на записи всё визжали и визжали, их забили, затесали, проделали над ними качественную работу, после которой они уже не могли как заведённые выколачивать сокровища, это их сильно напрягало. Связанные двусторонним скотчем и чем-то покрепче они проезжали с Корном, как по горкам по своим подземным туннелям, наверное, мысль о таком использовании туннелей раньше не приходила им в голову. Запись шла с камеры, приделанной на ручку тележки.

 

 

А тем временем в прослойке происходил апокалипсис: захватив все главные мыслительные должности, отняв места у других парней, Корн неплохо себя чувствовал.

 

Корнелий, как глава академического семинара, выступал на учёном совете, в бюрократических дрязгах не участвовал, лишь бросал идеи, исполняемые после, проводил концерты, забавлял народ, он певец, и да, конечно же, солист. Возникала нехватка рабочих мест: слишком сильная конкуренция. Люди сами же губили себя: отдавали ему лучшие должности, не воспринимали других ребят, как людей.

 

Корну очень нравилось вести куда-то народ, куда — неважно, главное — вести. Сейчас он вёл за собой большое скопление народа, среди них было много детей. С фанатичным блеском в глазах Корнелий спускался и поднимался по ветвистым крючковатым коридорам, зачем-то держа за руки двоих мальчишек. Коридоров огромное множество, проделанный путь вряд ли удастся повторить по памяти — подумала Ветта.

— Господи, откуда и зачем ему эти дети? — искренне удивилась на красавца Ветта.

А Корн, не обращая внимания ни на кого, проходил, как по коридорам, так и по времени главным событием эпохи.

 

— Концерт Поцелуйкина!

Огни, пламя везде, Корн бегает в оранжевом шлеме, огненные стрелы вылетают из-за вымпелов, девочка с ужасом шарахается от них, а сердце стучит. На траве лежит стаканчик от мороженого. Голубо-розово-белый. В полоску. Именно он ассоциировался у Ветты с весной, с апрелем, любимым месяцем.

Громадная площадка, окруженная тянущимися вверх деревьями усеяна одуванчиками, посреди стоит сцена, Корн играет на терменвоксе, ребята помогают ему, он концертмейстер, солист, певец. Усовершенствованный терменвокс, управляемый эмоциями.

Вокруг бушуют толпы поклонниц и поклонников, из-за их продолжительных возгласов и умопомрачений концерт никак не может начаться.

 

Корн пел, а поклонницы смотрели на него и приписывали ему те положительные качества, которых у него отродясь не было.

Корнелий с микрофоном выбегает вперёд, пружиня на тонких ногах, и кричит:

 

Восхитительно!

Поехали!

 

Я улетаю, я остаюсь в Ваших сердцах

 

Жвуууу… Последний ключ в бардачке,

Завожу и мчусь налегке,

Траектория огней следящих глаз,

Поворотник, ха! Сегодня не для нас.

 

Чтобы кто — то лучше был — нет,

Чтоб меня веселее — бррр…

Не удачливей, гениальней, дурачливей.

Красота? Я просто неотразим.

 

Иглы — перемещатели рассекают

чужой воздух,

Спицы в голове перепутались

Кххх.. в эмоциях. Счастье!

Вены пульсируют на тонких запястьях.

 

Хей! Я буду первым и мне…

Конденсаторы тихо шумят в тишине…

 

За окном идёт космический дождь,

У тебя работа по плану —

Не подойдёшь.

Лечу.

Некого брать — да я и не хочу.

 

Что я оставлю?

Цветы на окне.

Одуванчики — грустно.

Грустно и мне.

Я далеко —

меня не найдёшь:

Когда ты, парень в кудряшках, придёшь?

Корн на сцене походил не на парня, а на тонкий стебелёк с пушистой головой, совсем одуванчик.

 

Итогом концерта стал резкий спад музыки, когда она дошла до апогея.

 

 

Толпы в конце концов разошлись, так что остались лишь «институтские» и Ветта.

 

Непонятно, как это произошло, но Ветта резко вскочила на опустевшую сцену, выхватила из сумки ручку и заговорила в неё пришедшие за выступление в голову стихи.

— Не имеет смысла то, что здесь всего шестнадцать человек, не миллионы, как у Корна, что у меня ручка в руках, а не казённый микрофон, я буду выступать и выкладываться на полную силу – импульс пришёл сам по себе и очень быстро, Ветта не управляла своим телом, ей не было предоставлено времени подумать.

 

— Знаете, если уж говорить о путешествиях, то… — запинающимся голосом произнесла Ветта.

 

 

 

 

Я ВОЗВЫШАЮСЬ

 

Я возвышаюсь, возвышаюсь…

Земля давно уходит вдаль.

И мельком брошу я, пожалуйста:

Не жаль, не жаль,

не жаль.

 

Больших колёс винты вращаются,

Как вехи времени…

Прошение?

мне всё равно чем знаменуется моё мне возвышение.

 

Не помню я уже друзей, подруг

Поверьте мне:

Я с вами доживаю

последний круг.

 

Я возвышаюсь, возвышаюсь…

(Корн постукивает ногой, опустив голову)

 

Старше я многих на свете людей,

Ну, а талантлив — как черт, как злодей.

Сотни рабов в моем сердце томится,

Кара-Проклятье

На всём отразится.

Сами творите свои беспорядки.

Я возвышаюсь в безумном припадке.

 

Прислоняясь ухом к рубке, где гудят провода.

Навсегда.

 

То ли тембр, то ли талант за собою тащит.

Напряжение.

Электрический ящик.

В вихре, сумятице, ветром из листьев,

Уносит до капли.

На полу ручка сломанной шпакли.

И не заведующий,

Лучший.

Только ведущий.

 

Отсчёт…

(Корн считает: 1, 30, 30, 45)

 

Кажется, можно…

Отдать всё

— кому? —

Я не пойму.

Полифонично, до самой души;

Стой, Мефистофелю помочь не спеши!

 

Я возвышаюсь, возвышаюсь…

 

Взгляда достаточно, хитрых зрачков, черных не нужно богатых очков. Все очарованы.

На тебе — роли.

Да,…

От сердец наших тоже пароли —

Как же, тетрадные обрывки бумажек

На мостовой, твои, посмотри!

Грязью истоптаны, молены,

Попраны, ну же, бери!

От поклонников,

С телефонами в строчке по ветру веют

Браслетов листочки.

Грязью истоптаны,

что не берёшь?

Как же, столько позора сотрешь!

И обижаются только невежды.

Нет у других мужчин

надежды.

 

Полно задач, увы, не лишних.

 

Единоличник.

 

(Корнелий поднял голову, развел руки и поет отдавшись ритму)

 

Вы машете руками, а я, а я…. уж где-то там…

Парю я высоко над облаками.

 

 

Корабельные записки

 

Преступление, расстройство,

Наказание, прости.

Пристань близко, небо низко.

Час отхода впереди.

 

I

 

Бушприт наводит на мысль открыть корабельный дневник.

То ли скверна погода, то ль такелаж

Поник:

Писать — так правду, напрямик.

 

Люди веселятся, весело кружатся.

Падают стихи, раскачивая борт.

Вот.

И еле я дышу, и жив, пока пишу.

 

Слова мне не скажут,

Танцами накажут, скоро мой отход.

Знаю. Вот.

Огоньки померкли,

Стыдно отнимать,

Каждому сказать:

Нет.

Здравствуй!

Здравствуй…

Привет!

Каждому сказать:

Нет.

Здравствуй, прощай!

Быть не обещай.

 

Мы все отходим от Вас, мы все расстаемся с Вами, оставьте, оставьте нас

никчёмными дураками.

 

II

 

«Красиво»

— тебе выдохнуть так больно.

Зачем же вдаль стремятся корабли —

Не потому, что им там лучше иль привольней

Но дело, деньги, жизнь,

приободри.

Кого-нибудь.

Отправь себя

в надежды путь.

 

Все рядом

в стекле

И кружатся

В танце

Стеклянные стансы,

Стеклянный колпак.

 

Всё

Так.

 

Частички света отразив друг в друге,

Находятся в стеклянном круге.

-Не тяжело ходить так, нет?

— Не понимаю я,

Привет!

 

Весёлый смех

И буйство красок,

А колокол гудит.

Ужасен.

Надменный, откровенный звон.

Смеяться может даже он.

 

lll

 

Не понимая, поборя усталость, кому нам рассказать про всё,

Про мутность глаз, про страх и слабость,

Про груз, который тащат в трюм?

 

lV

 

Чтоб в бурю не кутаться, громом не квакать, любить и не падать, вставать и не падать,

Качаясь на палубе, руки сжимая,

Холодные кости к лицу прижимая.

А губы от холода холодом сводит.

В губы из губ дыханье уходит.

В жилетку красная нитка уходит.

Шерстью болтается, графиком скачет,

скоро умрет, скоро заплачет.

 

V

 

Качает, теряю опору,

Разбитый стеклянный сосуд,

Непреднамеренно больно.

Больно. Да нет, горячо.

Теплом разливаясь по коже, греет старинный пунш.

Все корабельные тоже хотели тот пунш вдохнуть.

Винящий и прянный запах,

Украден чужой бокал,

И нет для меня оправданья.

Сказано раз: взалкал.

И миллионы многих

Шатаются на снастях,

И корабельные мачты

Качают несчастных в горстях.

Всё это мелко,

Основано на страстях.

 

Vl

 

Осталось место на листочке,

Не дай дойти, не дай дойти,

Дойти мне до

Последней

Точки.

 

Зверь

 

1:

 

Вы не хотите марать руки,

Служите вы сухой науке,

Однако счастья лишены:

Не видеть ни охоты, ни войны.

Так слышьте вы! Вот тут, намедни,

Поймал я зверя до обедни.

Медведь здоровый, точно баржа,

Он вышел гордо и отважно,

Сражался чудно, не на шутку,

Позвольте отниму у вас ещё минутку.

И я не промах, с ним сцепясь, с багровым ликом, заливаясь потом

Я как Отелло дрался с обормотом.

Но вырвался, подлец и убежал.

В зубах унёс обрывок эполета,

Пока искал в траве следы пропавшего мушкета

Я.

 

2:

 

Мой храбрый друг, я тоже зверя наблюдал:

Он захватил все должности на свете,

Его обожествляют даже дети.

Как Шива многорукий концертмейстер он, изобретатель, летчик.

(в сторону: лучше бы математикой занимался!)

 

1:

 

Да, тот ещё налётчик ваш молодчик!

 

2:

 

Гермес и Аполлон в одном лице,

Игривости занять неплохо бы красавице.

 

1:

 

Как ошибался я,

Решил, что вы охоты лишены,

Ан, нет — всё интереснее войны.

 

Ветта с нарочитой серьёзностью выдыхала в импровизированный микрофон звуки, в конце она совсем закрыла глаза, футболка промокла от пота, на лбу уже что-то билось, сердце, казалось, совсем выскакивало из груди. Ощутимо стенал лоб.

Ветта остановилась сморщившись, на переносице возникла складка, глаза зажмурены, рука отведена назад, прямо как у Корна на концерте.

 

Наступила сцена осуждения и неприязни. Все всё поняли.

 

“Корабельные записки”, в данном контексте, означали нехватку тепла изголодавшейся влюблённой толпы. “Выпит чужой бокал” значило: испей кто-либо любви академика фракции научного физико-математического института, другие останутся без вполне заслуженного тепла. Нечестно было бы бросить ту же Айяайну, яркий пример скорби, девушка могла и не любить исследования, кто бы мог подумать, девушка могла быть гуманитарием! Но с её страстью, с её любовью к Корну любые барьеры походят на дымку, другой вопрос, как искусно справляться с ними, чтобы потом они стали дымкой, как заведовать лабораторией, как стать правой рукой Корна. Бессонные ночи в лаборатории, истерики с учебниками, непрекращающиеся нервные вспышки в одинокой комнатушке, зная, почему, и не зная, кому пожаловаться теперь, закалили её до того, что она стала безразлична к чужим жалобам, и с насмешкой взирала на них выплаканными, безверными, жестокими глазами.

 

— Нас тьмы и тьмы – подумала Ветта.

 

Креза и Клоуза являлись незначительным абсорбером, Айяайна частенько хотела просто зарыться в круглый, пушистый ковёр посреди комнаты, дома, и лежать на нём со своими питомцами, она также хотела заниматься тем, чем интересуются другие девушки её возраста, но нет, она не выпустит часы с Корном в лаборатории, с Корном, которому нет дела до человеческого, до привязанности.

 

Но всеобщее внимание выделяло явно не эту песнь: дерзкая броская третья горела на обожжённых устах, сколько толков вызвала она после!

 

— На девушку похож. Это точно.

— Вот многорукий вшивый!

— Речистый Аполлон.

— Надо же, хитрые зрачки.

 

Всё это слышалось завесой, учёные, да и просто интеллигентные люди, обычно не говорят такое в лицо, они делают так, чтобы и слышно было, да и нет, вроде бы, показалось – не придерёшься.

 

— Ну знаешь, так и держала бы всё это при себе — с явным неудовольствием проговорил Веха — знаешь и знаешь, нечего нам, сюда нести.

 

Парни нахмурились, несмотря на то, что в себе они тихой яростью ненавидели Корна, с постоянной непрекращяющейся злобой искали у него ошибки, пускали издёвочки, здесь мужская солидарность победила.

 

Корн прислонился к косяку двери в гримёрную, видно было, что по его широким плечам проходит дрожь, он по-мужски упёрся в согнутый локоть. Сквозящим, пронзающим болью взглядом он посмотрел на Ветту, посмотрел, — и больше ничего, ушёл в гримёрку.

 

Конечно же, Корн был обычным человеком, поэтому он вёл себя неидеально, расслаблялся после длительной работы, расслаблялся со всеми, кроме Ветты. С ней он такой добрый, нежный, внимательный и заботливый. Никогда не

 

позволит себе грубости, вытерпит всё, как бы она его не обидела, кажется, пусть даже убьёт. Такой абсолютной, детской, доверчивой улыбки не вызывало у него ни что. Иногда, но это только мельком, создавалась фантомная вера, будто бы Корн готов пожертвовать ради маленькой девочки славой, работой, прослойкой. Но это было не так. И мы все знаем своё место. Не стоит рассчитывать на отдачу, забудьте. Ветту пробрала дрожь, ей стало невыносимо совестно: этот парень не заслужил такого, он так хорошо к ней относился, за что же так?

Ветте пришла догадка: Корн призван на эту землю, дабы пройти огнём по ней, опалить почву, заиграть ужасом в людских глазах, причинить людям вред через самих себя, но, по-настоящему он добр, он не такой. Может быть.

 

Перекрёсток коридоров, между — двери в лаборатории, Ветта движется, далее — просторная комната с фонтаном, в ней мост от одного бока к другому, прямоугольниками зияют концы моста. Ветта заходит на ажурный мост и слышит диспут. Корн, как налогоплательщик, беседует с администратором в общежитии, приземистой тётенькой в обычном костюме.

 

 

 

— Пора оплатить проживание в крыле.

 

— Нельзя требовать от меня того, что я не могу сделать.

 

— Вы уже давно живёте в общежитии, живёте отдельно, как божёк, технику Вам институт обеспечивает, электронику, разве не так?

 

— Так – когда Корн разговаривал с Веттой, да и вообще на серьёзных моментах, как сейчас, он говорил в себя, опустив подбородок, его овальное лицо с огромным ртом и сужающимся подбородком смотрело в синий свитер.

— Платить пора, за два месяца долги, — администратор перебирала ключи в связке — да Вы и не оплатите, если срочно не сядете копить, Вам сейчас не по концертам бегать – на повышенную ставку выходить нужно, иначе обнищаете при Вашей-то зарплате.

 

— Вас не учили вести себя достойно, не говорили, что нехорошо скакать вокруг девушек, резвиться как ослик? – администратор не собиралась делать остановку – я скажу девушкам, чтобы они отлавливали Вас во время…так сказать…Ваших эмоциональных всплесков, приводили ко мне.

 

— Это не так – тихо-тихо проговорил Корн.

 

— Так вот ты какой, академик, ничего у тебя своего нет, обычный студент, – подумала Ветта, подслушав чужой разговор.

 

*Танцующий гоблин — паб напротив, захожее место, одно из провалов*.

**Провалы — параллельные вселенные, туннели между мирами.

****Ним — короткое впечатление, набор моментов, составляющих шарики памяти, очень распространенная вещь в прослойке, действуют один раз, окатывая получателя избытком эмоций. Рассыпаются блестящими искрами, популярны среди девушек помоложе.

 

Абсолютно неясно, как создавался климат прослойки, на основании теорий великих умов делался вывод о наличии микро-термоядерной звезды, однако прослойка имела форму тора, вследствие чего излучение не могло бы быть разреженным для такой фигуры.

Будем же называть погодные условия прослойки в соответствии с внешними проявлениями.

Экономика прослойки представляла из себя следующую схему: а никакой схемы, всë как на Земле, то есть как получится.

Окрестности прослойки составляли сектора, дома прослойковцев были формами, причём живыми, они принимали разные обличья и выбирали случайные места для расположения, интуитивно связываясь с хозяевами. Как поняла Ветта, делается это так: снимается картография психополя человека в юности, и полученная матрица подаётся генератору жилища. Затем в течение примерно трёх месяцев будущий жилец должен приходить в генераторную для выполнения юстировки выращиваемого дома.

Ветта бежит на занятия в институт по мосту с железными полосами, на железных подводах — цепях, по балкам, шли заклёпки, мелькали точечные шероховатости, под мостом зеленел луг, проходили линии квантовой штольни, в ней трудились те самые гномы.Сооружение со стеной, расписанной граффити — трансформаторная подстанция. Белая краска слетает с яркой меловой стены. Мост имел очень интересное устройство: подобно бабочке, он состоял из двух прямоугольных пластин и, когда поршень между двумя пластинами расправлялся, мост вспархивал вверх, когда же складывался, мост съеживался, проседал вниз. Его состояние зависело от одного гнома-шалопая, который работал в штольне и по временам нажимал красную кнопку. Ветту лихорадило: подгибались ноги, оступалась, один разок даже так больно подвернула туфлю из чёрной бархатистой ткани, — босоножку с застёжкой в виде бабочки, так что ей показалось, что у неё перелом голеностопа. Её трясло от прохлады, что было странно при мягкой погоде. Тряска охватывала всё тело, лицо, девочка нервно сжимала руки. Кожа на пальцах слоилась и слезала, последние пару дней нервные подёргивания не оставляли её. Ветта страшилась предстоящих самостоятельных занятий, занятия с Сейси и Клоной принадлежали к числу разовых, здесь же прошло много дней, в течение которых Ветта следовала за весёлой компанией, но не делала ничего по науке, нос заострился, был облучён местным реактором. Говорят, после общения с нечистью люди сходят с ума, попадают в больницы, дома для умалишённых, Ветта также начала склоняться к нервному срыву, что было совсем не удивительно для такого маленького ребёнка.

Ветте необходимо заниматься: её опять повели по большому залу. Но в этот раз, в зале, она заметила сильные изменения: под потолком висели предсказания, но не формы, отличные от людей, а концентрации пара, переходящие в видимые образы. На одном человек бежал по беговой дорожке из гальки, на последующим парень стоял у распахнутого во всю стену окна, рядом отливала стальным блеском, покрытая гайками калибоэстра. Парень смотрел на синие дали, смотрел чуть опёршись рукой о дуу мегового цвета. О чём предсказания, не определялось до того, как сбудутся.

В кабинете Дудь и Ветта.

— Возьмёшь вот эти книги, сегодня же прорешаешь задачи…со звёздочкой… до 683 номера.

— А если я не успею?

— Спецмат для всех, девочка. Ты успеешь, иначе отправляйся к чертикам.

— С твоим интеллектом вполне приемлемо доходить сразу до 1011, но задержки в развитии теперь мешают тебе разобраться, если быть собранней — сразу догонишь. Вперёд!

— Лаконично — больно отозвалось Ветте.

Честолюбие зашевелилось в Ветте змеёй:

— Как же, все учёные, далеко ушли. Мне никогда их не догнать, никогда не перегнать, я сделаю всё, чтобы стать лучше Корна во всех видах деятельности, я, да я…! Будет тяжело, но я прорешаю все эти задачи и стану гениальным математиком, тогда…тогда займусь риторикой, как Корн…и буду…также вести концерты, также заимею толпы поклонников. И они меня ещё вспомнят, а Корн, а этот Корн выстоит весь концерт рядом и взревёт от досады. Тогда я поманю их всех, поддразню сухариком, а сама громко крикну:

— Не жалко! Отойдите, уроды, что пристали? Не нужна мне ваша дурная любовь!

— Тогда ты займёшь его место — продолжала поток мысли Дудь.

Ветта с большим удивлением посмотрела в её сторону.

— Что? — говорил возмущённый взгляд, — откуда она узнала?

Видимо, Дудь всё это время продолжала дискуссию, это Ветта не слушала.

— Эскурург после полудня освободит аудиторию, и ты войдёшь и займёшь его место. Ты ведь знаешь, что такое полдень?

— Да — ответила Ветта, но сказала неправду, она не желала выглядеть глупо.

Лоб в холодном поту, десять, пол-одинадцатого — когда же настанет этот полдень: в двенадцать или тринадцать? — пробирают мурашки, — если я приду раньше в аудиторию, то получится, что я сглупила, простушка.

После многочасового сидения в библиотеке стены для девочки превратились в смесь пестроты: охра, кобальт — круги на белом фоне. Сегодня Ветте нужно было отчитаться перед зам. декана факультета, она очень боялась такой встречи, она очевидно не намеревалась отчитываться, так как догадывалась, что её успехи в науке почти равны нулю. Ветта написала на бумажке то, что собиралась сказать, после читала по бумажке, окружающие думали, что она нечестно играет, обманывает, но Ветта читала свои речи с бумажки лишь от стеснения, текст она всегда составляла сама.

Ветта подходит к аудитории в двенадцать, рядом с кафедрой прохаживается Ескурург на длинных паучих ногах:
— Здравствуйте, профессор Ескурург. Я…я..подготовилась к сдаче темы – прочитала с бумажки Ветта.
-Здраствуйте. Вы прочитали доказательство теоремы Ферма? Расскажите.

Разумеется, Ветта задумывалась над тем, как и почему здесь оказалась, но на этот вопрос ей отвечали лишь глухие стены. Как стеснительный человек, как ребёночек, она не задавалась задачей выспросить, выяснить нечто по этому поводу. Знала одно: Корн уже собирает прибор, скоро возврат; сроки обновлялись.

Корн слёг, он несколько дней не выходил на работу.

Через пару дней Корн вышел и принялся за проделки: он подходил к группке девушек, раскрывалглазки, приподнимал уголком бровки, длинным, слегка загнутым носом тыкал воздух, опуская голову.

— Хи-хх-ха-ха-х, пррррррр-пумц-пумц — слышался сначала смех, затем девушки в смущении отворачивались, убегали, в смущении задевая предметы, так как не могли сосредоточиться, сбивались, не ориентировались в пространстве.

Войн в прослойке совсем нет: развитая цивилизация, практическое мышление, на рукоприкладство наложено табу. Жители уничтожали друг друга морально, создавали конфликты, собрания по захвату власти. Но другие существа, веры, полностью отличные от людей, не пренебрегали бойней.
По большому заржавелому рупору объявили эвакуацию, веры на нижних этажах распространяли эпидемию, подходя; на самих разносчиков вирус не действовал. Приходилось с верхних этажей спускаться по пожарным лестницам. Ветту налёт застал на занятиях: она сидела прямо по центру у огромной доски, но не понимала ни одного знака из формул, доставшихся её разуму, после перевода Айяайны. Это было ужасно. Корн сидел в красном свитере, покачивал стройной ногой в полосатом носке, заложив руки — он сам вёл все занятия и сейчас ухмылялся:

— Как можно такого не понимать! Да это же простейшая задача, да её все знают. Ещё и спецматом называют!

— Я всё решил, я все ваши задачи решу!

Притихшие девушки разрисовывали эскизы платьев, тех, что потом материализовывались, опустив глазки и прикусив губки, Корн не связывался с девушками, видимо, считал, что они созданы не для спецматов, а сидят здесь по привычке, парни изо всех сил корчились, крючились, и вот один подошёл к Корну с клетчатым листом:

— Так?

— Нет. Даже близко.

Парень сделал нечто, что условно можно назвать развёртой и, когда Корн ответил, Нужецио опустил руки и она развернулась. То, что развернулось, было таблицей, склеенной из двадцати листов (такую развёртку вполне можно использовать от дождя или как палатку): недоказанная теорема Ферма, неподтверждённая гипотеза Римана.

Корн подошёл к доске и принялся записывать, когда раздался призыв по заржавелому рупору:

— Эпидемия, нижние этажы поглощены, экстренный выход.

Корн бросает мел, отряхнув руки идёт к окну, выбрасывается наружу, все сшуршаньем заструились вокруг кафедры, громоздких скамеек, подошли к окнам. На улице клубилось серое небо, паром сходили от него завитки воздуха. Зелёные побеги охватывали стены.

Ветта опустила ногу в туфельке на траву, отпустила перила красной лестницы и сразу же увидела размытую толпу набегающих веров,
Иветта несётся через поляну в сторону изумрудных вердепомовых деревьев. Их ветки состоят из пульсирующих разноцветных шаров, а за поляной, в другую сторону, идёт размытая толпа веров, они поражали всех опасной болезнью. С боку от них, в перспективе, выбежало белоснежное чудовище, то самое, что встретила экспедиция в пещеру. Ветта увидела, как милый, большой, и всё же опасный комок бросился, взревев, прямо грудью на оружие, чудовище больше не будет жить, оно погибло, Ветта хотела заплакать, но слезами не помочь горю, придётся вынести всё и жить. Много знакомых упали, Иветта не могла бежать, она остановилась и, стоя на подгибающихся ногах, смотрела, как упала знакомая девушка в тунике, как упал целый поток упыреподобных существ, уродливых, с массивными носами-трубочками. Веры, творения в виде размытых контуров, очень гибкие, скачущие, легко бегущие на любые дистанции. Но сейчас они сосредоточились в зоне наибольшего скопления.

Ветта пробежала несколько шагов и встретила «Танцующего гоблина», ей было жутко одной, она решилась зайти хоть куда-то, где есть люди. Сферическая дверь в резном квадратном проёме, форма которой достигалась с помощью кубатуры круга. Квадратура круга — задача, заключающаяся в нахождении способа построения с помощью циркуля и линейки (без шкалы с делениями) квадрата, равновеликого по площади данному кругу. Наряду с трисекцией угла и удвоением куба, является одной из самых известных неразрешимых задач на построение с помощью циркуля и линейки. (Википедия)

В кабачке у «Танцующего гоблина» всё было оттенков красного, напитком служил «Фарисей», в багровых тонах разливались мечи, много металла, шпаги, по левую руку располагались подмостки, вертелся круг для танцев. Здесь собирались заросшие, грязные, плотные, рукастые инопланетяне, кабак со смыслом — в каком-то месте обязаны быть и провалы. Ветта искала их глазами: стены, стилизованные под бесконечность, красные, тëплые, как бокалы с напитком, столики, покатые, в виде крыш, с черепицей-карманчиками для еды и вещей путников: удобно, практично, на концах ножек столов квадратики-окна, зелëные, над входом бархатистое чучело ночи с бусинками-глазами, пожарная приставная лестница вела на чердак.
Здесь было много инопланетян, чужеземцев, Ветта немного успокоилась.
На красный круг вышел приземистый инопланетянин с орлиным носом, стрижкой, лëгкой щетиной, в тëмной рубахе, он танцевал под звон монет, песней служил «Танцующий гоблин», певцы не видны, пели еë по-видимому те самые голоса, что стонали в оригинале.

В кабачке произошла встреча.

— Здорово — воскликнул зеленобородый рыжий верзила, — знаешь, я работую в первую смену, на рудниках, перевозчиком, поставляю заготовки для квантового бура. Поставщик.

— Квантовый бур разрушает почву, она распадается на кванты, да, так действительно быстрей. А я занимаюсь разработкой кремнеорганической жизни — отозвался хилый парень в больших очках, он явно происходил не отсюда, а из института, таких как он сразу видно, они не здешние жители, захожие лица, пришёл расслабиться — кто знает, однажды и это пригодится в рудниках, — он продолжал уже с сознанием дела отхлёбывать из неимоверно крупной чаши, что держалась у него в тощих руках. Парень несколько раз пристукнул пальцами по столу и спрятал ближнюю к зрителю руку в карман, юный, с прожилками на обтянутых кожей пальцах.

— Парень, а ты бредишь, — что за ерунду ты несёшь? — неспеша уронил плечистый, потный бородач — откуда кремниевая жизнь, этого не было у вас в институте.

— Не понял — парень неспеша повернулся на стуле.

— Вчера ты выходил из здания через стеклянную дверь, в голове стонало, словно ныла всунутая металлическая капсула, ты вышел на озеленённую лужайку?

— Да, так и было.

— Видишь, я знаю, я знаю, что говорю, а кремниевой жизни не было, слышишь, не было?

— В смысле? — парень поддался зову красных, увлекающих огоньков кабака, он очевидно пришёл забыться — разве моя работа в институте мираж?

— Да, это сейчас ты всё придумал, тебе кажется. На самом деле ты ходишь каждый день на работу, собственных идей не набираешь, решаешь задачи Корна на занятиях, делаешь механическую работу в лаборатории.

Парень с шумом вдохнул последний залп из кружки.

— Да, наверное, так. Действительно, мне всё приснилось. Это Корн виноват, он захватил девушек, всю работу на себя берёт, другим и просунуться негде. Особенно его это: «Девушки — это моя работа.», — скажи, а, чего стоит?!

— Молоток, парень, ты прав, наконец дошло. Это в твоём пьяном, размягчённом уме родилась идея про кремнивую жизнь, ты же так хотел хоть что-нибудь придумать, только переиграть Корна. Вот и вообразил невесть что. Расскажи-ка, откуда патент, сам-то ты ничего не стоишь, мы с ребятами что-нибудь, да сварганим.

— С какой это радости я просто так отдам вам свою идею? Я особо так не помню, что там было.

— Да не нужна твоя идея нам, и так понятно, что не мы создатели, но на рудниках это важнее, чем в институте, кремнивые добавки облегчат дело там, где можно заменить углерод. За счëт прочности.

— Займëшься чем-нибудь ещë, не строить же кремниевую настольную вселенную.

Кремнеорганическая жизнь — альтернативная жизнь, основанная не на углероде, но на кремнии.

На Земле все создания сделаны из длинных цепочек молекул углерода, употребляющих воду для обмена веществ и энергии. Для прослойковцев существует другая форма жизни, не углеродная, и такая жизнь будет сильно отличаться от того, к чему мы привыкли. Правомочность углерода образовывать длинные цепи делает его идеальной базой для строительства достаточно сложных молекул, требуемых организму для осуществления жизненных функций. Пусть углерод отлично подходит для образования комплексных молекул, это не единственный в природе элемент с такими трюками в кармане. Есть также кремний, который располагается под углеродом в периодической таблице элементов.

Кремний наделен многими химическими свойствами, сходными с теми, что есть у углерода. Внешний слой атома кремния имеет четыре неспаренных электрона, готовых к образованию молекул с длинными цепочками. А также он неплохо взаимодействует с кислородом. Имеется различие: связи углерода прочнее связей кремния. В особенности это касается тех кремниевых связей, которые нужны, чтобы получались длинные цепи. Даже когда такие цепочки образуются, они обычно нестабильны, если их окружает богатая кислородом среда. При взаимодействии с кислородом кремний образует песок, следовательно, живые существа просто-напросто дышали бы песком, дыхание выбрасывало бы пыль. И все же, поскольку у двух элементов есть так много общего, некоторые ученые полагают, что жизнь на основе кремния теоретически возможна, хотя мы никогда еще не находили научных подтверждений этой гипотезе.

— Так умирают идеи! — подумала Ветта.

Тем временем заиграл марш: под звон бокалов между столов начал прохаживаться настоящий уродец, он колесил, скакал, а выйдя на алый круг, запел:

Эльф уже на крыше, выругался громко,
Не могла поверить в это та девчонка.
….
Эльф ваш закурил.
И его ребята засмеялись громко.

До Ветты дошло: сама песня провал! В начале она текуча, спокойна, затем ты будто летишь в пропасть, сюжет стремительно развивается, а потом всë снова возвращается — провалился. Значит (скорее думай, скорей!), где-то здесь должен быть провал, «крыши» — не то, обычные столики, мечи в ножнах — просто гравюры, что же, где же? — начало и конец не могут быть, именно середина: Эльф уже на крыше — точно! Некоторые черепицы пустышки, вот, например, у стола со сломанными стульями чëрные дыры. За этот стол никто не садится, он бракован. А дудочки на стене, откуда поют голоса — это тоже провалы, только обратные.

Парень побрëл к провалу, его уговорили продать идею Марсу. Теперь марсиане станут поставщиками нового вида бочек и буров.

Ветта ничего не успела ни крикнуть, ни сказать — парень с бородачом растворились в воздухе маслянистых чëрных пятен.

Больше здесь делать нечего: моральные войны ты уже видела — можно идти. Ветта выбралась из злачного места.

Теннистые аллеи наконец добралась до станции. А на станцию на особом виде летальщика подъехал новый отряд веров. Эти творения поражали, только через некоторое время формы падали на листву, как худое тело в большую кровать, лишённые жизни, обмякшие, вывернувшиеся под неправильным углом существа падали, умирали прямо на улице, когда сквозь них проходили линии электромагнитной индукции повышенной напряжëнности. Ветте и жалко инопланетян и страшно, она не желает привлекать к себе внимание. Вдруг Иветтина замечает знакомых девушек. Наконец-то знакомые! Они позаботятся о ней, и действительно, девушки закричали Ветте:

— Эй, ты! Иди за нами. Скорее!
— Беги-беги, быстрей.

Мост был опущен. Девушки вместе побежали по мосту, затем в заросли кустов. Оттуда выскочили новые веры. Смешно и грустно – так легко попасться. Ветта видела, как подошёл старый, опытный Веха. Он кинул нечто, похожее на шкатулку в воздух, в воздухе она раскрылась. Веров засосало в провал. Дело в том, что, если бы Веха руками открыл провал, ему оторвало бы руки, он умудрился подбросить шкатулку так, что она в полёте открылась, направив проём точно на веров. Веха рисковал. Сильно рисковал. Смерть миновала.

Решились не расходиться до вечера, загладить потрясение поможет студенческая посиделка. Что ж, общежитие.

Обычное здание на задворках института. Аналог школы. Кабинеты – комнаты. Помним, что в комнату Корнелия не попасть, он живёт в пристройке отдельно.

В общежитии Ветта столкнулась с калибоэстрой; Оно имело эмуляторы и сэнтебы, пеговые Дуу цвета вита, пжьлязры и огромное стекло с левосторонним обрамлением в виде розовых слонов, почему именно слоны, почему именно этого сливочного оттенка — никто не знал. Возможно, Корн подсмотрел узоры в другом мире, может быть, хотел не так давить своей величиной, значимостью: Корн громадного роста, он нависает, Ветта содрогалась при виде такой громадины, поэтому несколько раз при встрече Ветта пискнула — Корн с удивлением вздрагивал и смотрел вниз, подняв и встряхнув локоть. Смотрел откуда-то из-под руки в клетчатой коричневой рубашке.

Он просунул хитрую голову в проём и сейчас стрелял глазками. Рассудительный Веха не выдержал, подошёл и закрыл дверь.

Эскурург кинулся на Корнелия с кулаками, а Корн схватил его за руки и завертел: полы его халата раскачивались из стороны в сторону — так исчерпался конфликт.

Девушки разговаривали, собравшись в комнатушке за чаем. Ветта зашла на таком месте диалога:

— Не из эльфов ли сам академик? — заговорила Сейси — посмотри, какое у него одухотворённое лицо, тонкие запястья, кудри, он худой, хотя без остановки ест сухарики и вообще fast food, у него скоро гастрит начнётся, точно тебе говорю.

— Да, действительно на эльфа похож, но явно не эльф, только черты — ответила Савфыдон Гоп, она была в зелёных брюках, на шее висел кулон с коричневым камнем в пиратских символах, но без весёлого Роджера, и пушистым, как мех у норки, пером. Заметим, что Ветта не смогла бы отличить мех норки от любого другого, поэтому сравнение носит случайный характер, — здоровьем академик перетрётся, недавно он с жаром ходил на работу.

— Он сам жар — отреагировала Дудь, — как взбрыкнёт на семинаре — волосы на голове закипят.

— Так он у вас ещё и взбрыкивает? — удивилась Мецвон, Мецвон могло принимать и мужское и женское обличье, Мецвон, в данный момент она, состояла на другом факультете химиком — по траве не ползает случаем, нет?

— Ползает, недавно уполз, — отвечала Сейси, — по траве, за минералами, иногда, но редко.

Мецвон возмущённо повела головой из стороны в сторону.

Корн ушёл куда-то из общежития. Через несколько минут девушки смотрели прямую трансляцию по огромному экрану на первом этаже. Все устроились на мягких диванчиках.

Корн вёл передачу по экрану:

Он сидел в беседке, с фанатичным лицом, безумно счастливо читал теорию своей любимой риторики. За побелевшими от капель дождя стойками беседки бесился ливень, ветер сносил железные листы, громыхали шумы, прямо за бортиками ударила молния, так близко, что следующая вполне могла бы огорошить самого академика.

— Какой милый вечер — сказал Корнелий, — ну, а мы продолжаем нашу программу -повторяйте:

— Говорил командир про полковника и про полковницу, про подполковника и про подполковницу, про поручика и про поручицу, про подпоручика и про подпоручицу, про прапорщика и про прапорщицу, про подпрапорщика, а про подпрапорщицу промолчал.

три корабля
лавировали, лавировали, лавировали,
лавировали, лавировали, лавировали,
лавировали, лавировали, лавировали,

лавировали, лавировали, лавировали,
лавировали, лавировали, лавировали,
лавировали, лавировали, лавировали,

да не вылавировали, да не вылавировали.

— Пересказывайте текст, улавливая основную идею каждого абзаца, описывайте картинки, соблюдая аверс и реверс, и не забывайте:

тезис и лозунг,
формула Цицерона,
план и эпистема.

До скорой встречи!

Умилённая улыбка Корнелия снисходила прыгающим, неуравновешенным прохожим.

— Идеален – вздохнула Савфыдон Гоп.

Учёные собрались в гараже. Аландел носился с тарой для напитков, он громко кричал через весь гараж:

— Айяайна, отгадай кроссворд!

— Не хочу.

— Ну, Айяайна, ну отгадай.

— Неа.

— Одиннадцать букв, третья — «х», шестая — «к», восьмая — «а», по вертикали, общество, построенное на принципах меритократии, в котором власть принадлежит научно-техническим специалистам.

— Наше, что ли?

— Не важно.

— Отвечай.

— Технократия.

— Откуда, вот откуда, а?! Она всё знает — Аландел отвернулся и махнул рукой.

Лампа на обрывках проводов, похожая на сальную бутылку с желтком, бултыхалась маслом, качалась из стороны в сторону.
Веха развешивал на стене план приборов на будущее время.
Настроение у академика фракции научного физико-математического института периодически менялось, нервная система была подвижной. Он закрылся ото всех, одел наушники, спрятал голову в руках, ещё чуть-чуть и по его лицу бы потекли слёзы, он ушёл в угол – такая перемена крайне неожиданна.

— Эй, мужчины не плачут, что за неженка? — заверещала Сейси.

— А я думала, мужчины не плачут — взгрустнула Савфыдон Гоп.

Корн поднял голову от рук:

— Музыка очень красивая.

— А что за песня-то была? — мгновенно закопошились ребята.

— Скорее — девушки подпрыгивали от нетерпения.

— Ну, давай же, сейчас вечер, хочется чего-нибудь интересного — подошла к Корну немолодая Филоэнна. — Ну, скажи же, это же не про числа Фибоначчи рассказывать, чего мнешься?

Корн забился в угол, не хотел ни с кем говорить, ни про кого знать. Про него быстро забыли. Ветте стало не по себе: зачем академик на цыпочках крался, прижимаясь к стене гаража, зачем хитро посмотрел из дверного проёма, что он делает? Вскоре Корн вернулся, встал у стеночки, успокоительно сложил ручки на груди, задумался о чём-то.
Случился большой химический взрыв. В гараж вбежал Аландел, протягивая окровавленную руку, между тем именно улыбка разливалась по его лицу.

— Ра-бо-та-ет.

— Что работает? Прибор какой?

— Да ничего не работает, взрыв с ребятками соорудили.

— Я тебя! — прокричал на парня Веха.

Все учёные выбежали на улицу, посмотреть, что же случилось. Они вышли, прошли пару метров, упёрлись в стену гаража: заляпанная брызгами чёрных химикатов, с двумя круглыми пятнами крови и чётким отпечатком руки.

— Это эффект вакумной бомбы. Представляю, что за фейрверчик ты сейчас устроил. Подрывник! Небольшой заряд взрывчатого вещества заставляет горючее, составляющее основную массу бомбы, распыляться в пространстве, образуя облако аэрозоля – смеси мельчайших частиц горючего с воздухом. После этого происходит подрыв второго заряда, приводящего к детонации аэрозоля по всему распыленному объему. КПД – сто процентов — констатировал Веха.

Ветта ещё не знала, что это встреча последнего вечера.

Есть такая лаборатория с дальней стороны гаража, там работают допоздна и на ночь не выключают свет. Её не видно ни из одних окон. Ветта слышала краем уха об отправке, ей не спалось, она встала, походила, одела свою детскую куртку и, выбежав на улицу, увидела свечение. Маленькая девочка замерла, деревья качались, шелестел ветер. Там были двое, играла музыка, танцуя, эти двое смеялись.

— Знаешь, почему я наткнулся на ту девчонку?

— Нет – засмеялась Айяайна, -даже не представляю.

— Я летал на Землю.

— Но ты ничего не говорил об этом.

— Я вам здесь многое про себя не рассказываю.

— И что заставило тебя отвлечься и пропустить девочку?

— Забытые перчатки.

 

А на следующее утро Ветта проснулась, узнав, что её отправляют домой, на Землю. В центральном городе, если это место можно так назвать, технический прогресс разросся до необычайной величины. По городу ходили люди в разнообразных костюмах, поверх которых наброшены легчайшие прозрачные накидки, мгновенно менявшие форму и обьём по малейшему желанию владельца, накидки приспособлены под различные операции. Накидки обывателей умели многое, например, увеличивали дальность и разрешение зрения владельца. По улицам ходили странные существа: андроиды, роботы на колёсах, инопланетяне, гибриды, биолюминисцентные деревья. Над дорогой пролетали беспилотные автомобили.

Наконец ученые вышли на площадь.

На возвышении располагалась калибоэстра, но другая, доработанная. Аландел стоял у рычага, они с Корном перешучивались. К Веттиному ужасу они смеялись. Ветта тоже улыбнулась, сделала вид, что всё в порядке.

Итак, Ветта выходила на эшафот. Вспышка. Мрак.

 

 

Мама сказала ей:

 

— Посмотри на меня, что с тобой случилось? — она подняла подбородок триннадцатилетней Ветты.

 

Ветта вырвалась, заистерила, упёрлась лбом в подушку.

 

— Я больше так не могу. К чему эти постоянные истерики? Что случилось? После поездки к тётке, год назад, ты сама не своя, скажи мне, что с тобой?

 

— Не могу — ответила Ветта.

 

— Почему?

 

— Не знаю, как это назвать.

 

— И хватит тогда беситься, об учёбе подумай. А то сама не знаешь, к чему бы прицепиться.

 

Через полгода уже вся семья, родители, знали об истории, поначалу, услышав, они метко язвили, подшучивали:

 

— Будет тебя целовать этот Поцелуйкин — пошутил брат.

 

— Летуну придётся сменить род деятельности – язвил отец.

 

— Ну, напиши своему Корну.

 

— Не могу, он в другой галактике.

 

— Слушай, это хорошо, но мы этому не верим.

 

— Найди другого Корна.

 

— Позвольте мне самой решать.

 

— Решай. Только не истери и не доставай всех.

 

Ветту перевели в самую лучшую математическую школу города. Расстраиваться времени не оставалась, консультации, занятия — это выбивало до шести вечера, потом едешь в метро, домой, чтобы снова засесть за уроки.

 

Ещё через год диалог изменился:

 

— Надо что-то предпринять. Ветта, хватит, давай по-взрослому, ты поехала к тётке и встретила в деревне парня. Где это было? Расскажи, что это был за парень.

 

— Он из прослойки, не из деревни, я не вру. Я действительно больше никогда его не увижу.

 

Отец вздохнул.

 

— Сама же себя и накручиваешь. Не знаю, что с тобой делать.

 

И ещё через год:

 

— Мам, — весело отозвалась Ветта, — а вдруг я увижу Корна и он будет не альбинос и звать его будут не «Корн»?

 

— Хорошо. Это будет очень хорошо — мягко начала мать.

 

И ещё через год:

 

— Ты так подружилась с Бартошом, вместе возвращаетесь со школы…- нехорошо улыбнулась мать.

 

— Бартош Бартошем, а Корна я не на кого не променяю.

 

Вот как Ветта подружилась с Бартошем. Их школа носила не название математической, «лицей имени Владислава Иренеуша Зелиньского», существовал математический класс, Бартош всегда завидовал Ветте, он-то не попал к физ-мат-ам, остался в ист-гум-е. «Ты совсем тупая?», «Нам уже десять раз говорили о причине французской революции, и да, там было больше жертв, чем в», «неужели нельзя меньше лопать?» — несколько его колких замечаний. Ветта быстро вычислила, парень неглупый, сама подошла к нему завязать дружбу, через два месяца они уже не помнили, как объединились.

 

— Мицклевская! Ветта — закричал через переулок Бартош, чтобы они с Веттой пошли в школу по заснеженной дороге.

 

Ветта хочет подойти, подбежать, но не может. Всё тело затрясло, руками не пошевелить, не отвести их в стороны. Она упала посреди улицы.

Нервное перенапряжение, а Ветта такая, она всё сдержит в себе, не проронит ни слова.

 

Ветта лежала в больнице, а через несколько дней составила описание прослойки на сайте.

 

— Всё. Мне семнадцать, одиннадцатиклассница, скоро выпишут – говорила Леониду Сергеевичу Ветта при очередной встрече.

 

Лёня Перегатов замялся, он понятия не имел, что говорить в такой ситуации.

 

— Что ж, думаю, мы ещё встретимся – спасибо, что всё рассказали — промямлил он и вышел.

 

Ветта проходит практику в центре управления космическими полётами, решает “задачу трёх и более тел”.

 

Иветта Мицклевская выходит из коричневого сталинского здания, проходит по выложенной серой плиткой дорожке, растут

 

Она минует консерваторию, садится в автобус, чтобы ехать домой. Люди в автобусе хмурые, они ударяют Ветту тяжёлыми пакетами, город совсем изменился с тех пор, как Ветта была маленькой: бандитские группировки не стеснялись устраивать резню прямо посреди улицы, Ветта пару раз уже попадала под набеги, но всё было терпимо, уличные маньяки, приставалы – всякого сброду полно на улицах большого города.

 

В автобус завалились два молодых парня, они громко ругались, один посмотрел на Ветту, она сжалась. Отвернулась, полезла поправлять сумку, у неё в наушниках играл “Наутилус помпилиус”, парень подошёл быстрыми шагами:

 

Первый опыт борьбы против потных рук

 

Приходит всегда слишком рано.

 

Попутчики безразличны, Ветта вывернулась, выбежала из автобуса:

 

Любовь — это только лицо на стене,

 

Любовь — это взгляд с экрана.

 

Она оказалась на остановке посреди трамвайных путей, наушники упали на снег. Следующий автобус. Почему у людей в автобусе всегда такие безразличные лица? Парень, среднего роста, в красной ветровке, со стрижкой полубокс толкнул Ветту:

 

— Простите, я вас задел. Люди в автобусе обычно такие безразличные, дома нынче обваливаются, оседают, город совсем рушится?

 

— Постойте, не уходите.

 

Так завязалась дружба троицы: Ветты, Авессалома, Леонида.

Авессалом часто был непрочь выругаться, пойти в ночной клуб, покурить кольян. Он как будто не сумел себя проконтролировать вовремя, с каким-то животным взглядом чудовища Франкенштейна он выходил на улицу, смеялся, не замечал никого вокруг, в нём было что-то обезьянье. После вылазок Авессалом приходил к Ветте, как сейчас.

Ветта раскладывала листы с экзаменационными вариантами у себя в комнате.

— Определение интеграла. Интеграл — это…

Авессолом стоял у дверного проёма прикрыв глаза.

— Прости, я опять. Сходил вчера.

Ветта села на диван, Авессалом прильнул к её коленям, положил на них голову.

 

На днях компания столкнулась с бандитской группировкой, все встречались у станции метро, расположенной между работами друзей. Ветта пришла раньше всех, с юго-востока, лил дождь. Она жила на Бартыцкой. Вскоре к ней присоединился Леонид Сергеевич с зонтом, он пришёл с улицы Цоколова, с юго-запада. Авессалом шёл с севера, он опоздал, Леонид Перегатов с Иветтой Мицклевской проговорили добрых полчаса. Ветта Мицклевская пришла с курсов, у Леонида Сергеевича Перегатова закончился трудный рабочий день, Авессалом много часов провёл за перечитыванием нескольких глав по экономике, он был приглашён на собеседования в две торговые фирмы. Его исходной специальностью была экономика, кафедра Факторов формирования величины денежной массы. Это потом он переформировался в журналиста. Друзья устали и хотели полноценного отдыха.

Они прошли колонну короля Сигизмунда на Дворцовой площади.

— Пойдём по набережной? – предложил Авессалом.

— Нет, пойдём в парк, как и собирались – Леонид Сергеевич не любил непостоянность Авессалома, его меняющиеся планы.

Ветта шла впереди, не замечая ничего вокруг.

• Проулки, переулки.

Быстро проносятся туда-сюда автомобили, железное чёрное кованное ограждение, на серой дорожке, выложенной уголковыми плитками, как в старом европейском городе, на главной площади, под открытым небом стоят столики кафе, над ними качается на ветру полосатая бело-красная крыша. В Старом городе много магазинов, витрин. Но смешно было бы представлять, что наши герои заходят в рестораны, ведь кто они? – старшеклассница, журналист, бухгалтер. Авессалому не помешало бы написать статью про влияние церкви на культуру, решено —  Базилика Святых Михаила и Флориана. Ветта пообещала себе, что обязательно посмотрит вниз с колокольни, послушает колокола.

— Такой вид, как у старого готического замка – начали по отдельности и дружно закончили Леонид Сергеевич и Ветта.

Вход из красных кирпичей, чёрные ветки ольхи. Ясень, волны нецветущих осенью цветов. Алые, морковные, винные, кирпичные, ядерно-рубиновые, цвета губной помады кирпичи. Друзья шли, на ходу как бы раскачиваясь. Смольные облака держали ветки в руках. Камушки пестрели среди листьев кабошонами. Как ни странно, у подхода в костёл друзья столкнулись с Веттиными одноклассниками, что же, город общий, бродить в сумерки по кладбищу в поисках приключений для подростков дело стоящее. Подростки моментально пристали к компании друзей, а точнее к Иветте Мицклевской.

— Засаленные волосы… — уточнила девушка.

 

— Ветта… — звуки растаяли в предзакатной тьме. Это кричал один из двух подростков-приятелей, что поменьше ростом.

 

— Она у нас Ветта – Лас-Вегас! – констатировал второй высокий.

 

— У тебя джинсы со второго класса. – зашумел второй парень, покрасивее.

 

— Иди помойся. – настаивал первый некрасивый парень.

 

В толпе школьников Ветта узнала Бартоша. Он тянул розовую жевательную резинку из коробка, который держал в руках прыщавый парень с бессмысленным взглядом. На серых футболках печать из фантастической серии мультфильмов “Драконы & Entropy_is_growing”, все мальчики одеты в серое, только одна девочка с волосами, раскрашенными неоновыми полосами, предпочитала надписи шишечкам-заклёпкам. Скорее всего, сами подростки не осознавали смысла надписи и символики.

Стрельчатые башни, аркатурный пояс, витражные цветочные окна.

 

— Андрогин — съязвила девушка про Иветту Мицклевскую, девушка шагнула назад, к правому порталу. На асфальте валялись зелёные кусочки патины.

 

— Может, станцуешь, мужик в юбке? – предложил Бартош, он прискакивал, заходя прямо на клумбу рядом с елью, закрывающий памятный камень.

 

 

— Ветта, вы очень порядочная, серьёзная, образованная девушка. Стройная. Не расстраивайтесь из-за этих панков.

 

— Спасибо, Лёня – Ветта Мицклевская прошла вперёд, отодвинув плечом Авессалома, Леонид Сергеевич порозовел от приятного, его голубые глаза раскрылись и немного заблестели, Ветта впервые назвала его “Лёня”. А Ветта поглубже закуталась в бабушкину серую шерстяную шаль, быстрыми шагами вошла в западный портал. Она хотела пройти быстрее, отойти от своих ребят, ведь только она знала, что Бартош, Бартош, друживший с ней, стоял у клумбы, говорил те самые слова.

 

Друзьям очень хотелось пробраться к колоколам. Для Ветты это значило даже больше, чем для всех остальных.
В церковной лавке Авессалом попросил пропустить “прессу”, а, следовательно, проход в любые места был открыт для компании, “только не шумите и не трогайте ничего”.

Друзья походили по храму, Авессалом писал, Леонид Перегатов бродил молча, Ветта ко всему приглядывалась, слушала пояснения Авессалома, ведь Авессалом хоть и несерьёзный парень, но в работе журналиста разбирается очень хорошо. Так, как будто выходит после падения, из западни грехов, на свет божий, и бросается с яростью и нетерпением на любую возможность исправиться. Его работа – это то, куда он легко окунался, будь то после пробуждения в четыре часа ночи или на следующий день после посещения ночного клуба, или по прибытии домой с маршрута “Ад-Земля”. В этом было его сходство с Корнелием. Поэтому Авессалома было приятно слушать, он был отличным экскурсоводом и имел приятную внешность молодого мужчины.

Огромные витражи завораживали, от величия сводов по коже пробегали мурашки, Ветта с Леонидом Сергеевичем немного побегали, попрятались между нефами, Авессалом рассказывал, что находилось здесь в девятнадцатом веке, он уделял внимание подсвечникам, говорил много о дарохранительнице, заводил Ветту прямо в апсиду, туда, где обычно стоял хор, туда, откуда священник читал свои проповеди, Леонид Сергеевич скромно стоял где-нибудь у колонны, не ходил за ребятами. Ветта Мицклевская поначалу боялась, громко и в то же время нервно хохотала, прикрываясь ладонью, позже, после того, как Авессалом дёргал её за руку и тащил в разнообразные углы здания, ей удалось расслабиться.

В православной церкви есть время, когда любой желающий может позвонить в колокола — неделя после Пасхи — Светлая седмица. Никто из друзей не являлся человеком, яро исполняющим все церковные таинства, участвующим во всех богослужениях, ежедневно приносящим свой поклон Господу. Друзья не знали времени, когда можно звонить в католической церкви. Поэтому они и не думали звонить в колокол.

А Ветта всё думала: “где здесь лестница к колоколам”? Ветта так мало знала о храмах, что не могла определить точно: при входе, у апсиды; Ветта заглядывала в каждую колонну, разглядывала проходы между лавочками. Ближе к центру, в правую кирпичную арку, вплетена лестница в самом центре храма. Ключ взят: друзья вынырнули из кирпича и преград в вечерний воздух колокольни в центре храма. Оттуда видны башни, девятиэтажные дома с квартирами, в которых зажигали свет. Тёмно-синяя, насыщенно-синяя бездна. Это полный синий. Какое ясное красивое небо! В синих размывах уже намечались искры небесных светил.

— Интересно, какого здесь ночью? Где правда: здесь или в прослойке? И что есть Бог? Откуда он? Может, Бог живёт, пока где-то живёт светлое. Может, он – и есть мы. Наши искры, пусть и на грязном фоне.

Ветта, Авессалом и Лёня выглянули в резное окошечко стрельчатой башенки звонницы.

Друзья запрокинули головы: коричневый пиджак Леонтия растрепался в пути, розочка на нём ожила на вечернем воздухе, стройный Авессалом картинно выкинул руки в небо:

 

— …пострадал от стихии, шпиль левой колокольни, разрушен – заметил герой.

 

Ветта слегка толкнула колокол. Послышался звук намного сильнее, чем она ожидала.

 

— Смотрите – вдруг сказал Леонид Сергеевич.

 

Друзья не слышали диалог, но сцена им не понравилась.

— Подозрительно – сказала Ветта, всматриваясь.

 

На площадке у поворота, недалеко от ларька, по диагонали к девятиэтажному блочному дому собралась группа, она совещалась, заговаривала с мужчиной, только что проходившим по дороге и теперь повернувшимся на полпути, остановившемся, отвечавшем в пол оборота:

 

—   Сделай “чистку” списка.

— Вы реально не понимаете, что это опасно?! Я не могу.

— Вот – парень протянул блокнотный лист – эти люди не должны попасть в список кандидатов на выборы. Я знаю, что ты сможешь получить доступ к базе данных.

— Но это смешно! Я не один в совете, как я объясню?

— Не добрали голосов.

— Как я уверю. Меня могут курировать.

— Найди программиста. Он взломает систему и создаст брак в голосах. Иначе Норберт поднимет шум на фабрике, он заставит устроить дебош по поводу засорённой реки, а экология – твоя зона ответственности.

— Ты прямо так, на улице?

Мужчина не смутился.

— И что? Всем без разницы. Посмотри – он обвёл рукой улицу с ларьком, указал на сквер у дома по ту сторону улицы. Только два человека шли сейчас по переулку, да наши друзья стояли на звоннице. Значит, зрителей почти не было.

 

 

 

Друзья шли по переулку. Лёня краем глаза заметил чёрную группу людей, он отвёл взгляд. Через пять минут начался террор, мафия стреляла по людям на улице, обидно смотреть, как народ падает, не добежав до укрытия. Ругающиеся подростки, старушка с сумкой на колёсиках. А дальше асфальт – кровавое месиво. Мафия поставила целью подчинить город, сделать разруху и террор нормой жизни.
Ветта показала на белое здание, намагниченную дверь подъезда открыли, забежали внутрь. Друзья дошли до третьего этажа, вдруг Лёня с Веттой, они бежали впереди, оглянулись. Авессалом громко проговорил:
— Чёрт.
Лёня понял. Здание пошатнулось, балка упала, где-то по соседству просел пол, этажи поехали, дом рушился.

 

В метро ходили уборщицы

Друзья чудом сели на последний поезд.

 

 

Хотелось бы знать, что делал в это время Корн. Создалось впечатление, будто люди для него не имеют значения. Что ж, поначалу это было так: Корн перестал работать, он не сочинял стихотворений, замкнулся в себе, провожая Ветту, он с усмешкой представлял, как легко для него попасть на Землю, но понял, что ошибался: ударившись о барьер, не смог пробраться в низший земной мирок. Он стал другим, с мягкой, почти старческой нежностью он ловил каждое слово, обнимал всех, кто к нему подходил, называл всех девушек, мужчин, детей, взрослых «солнышко», обнимал. Ведь ребёнок может обнять и поцеловать кого угодно. Поклонники больше им не интересовались.

 

А назавтра Ветта не смогла ничего с собой сделать: она просто встала и пошла не разбирая дороги, ей казалось, вот сейчас, сейчас произойдёт чудо. В пять часов она пробежала по спящей улице, впорхнула на автобус, бежала по парку к зданию практики. Памятник Ключевскому, аллея, большая серединная тропа, и ветки осокорей, словно чернила, выдутые из трубочек. Тонкие фаланги чёрных чернильных веток. Под ногами высохшая листва. Ветта подумала: должно произойти чудо, она очень-очень захотела, чтобы оно произошло. И оно произошло.

От памятника, впереди, площадка из бурой плитки надвигалась на неё, разверзлась белая пропасть, свет, четвёртое измерение.

 

Ветта увидела впереди ЕГО,

 

Я стою у тебя за спиной, я стою у тебя за плечами

 

ОН вертелся вокруг машины,

 

И каждый продавленный контур

белый халат замаслен,

Отдаётся огней свечами,

 

ОН согнулся,

Лампадок и свеч, что однажды которые стоит зажечь
Разгорятся.

 

руки напряжены.

Никогда

Эти слёзы, по-видимому, не прекратятся.

 

ОН стирает пот со лба рукавом,

Драпировкой спускается штора книзу.

 

Шаг.

Вниз по карнизу.

 

Ещё  шаг.

Тонкие руки, трясутся плечи.

Время не любит, время калечит.

 

Что-то запульсировало и дёрнулось.

Чем дальше – тем хуже, уже не услышит.
Рыдающий мальчик на статуэтке ближе.

Яркой музыки «скорой» низвержение.

 

Бак с маслом, лужа бензина.

Близких нет. Если б были – залезли под стол,
Не желая узнать продолжение.

 

ОН улыбнулся.

Ты бы их напугал.
Не посмели бы более над тобою глумиться:
Вот нашли безответного, безотказного,
Пред которым им стоило бы преклониться!

Лезет в карман,

Я вижу, ты плачешь, закрывшись руками,

 

Чтобы достать спичку,

Вельзевул из стёкол серванта награждает твой трепетный мир тумаками.

 

Поворачивается и видит Ветту.

Отворится дверь,
Ты запомнишь тот вечер,
Когда ветер возложит тебе руки на плечи.
Значит, каждой слезинке был свидетель,
Тот, кто положит тебе руки на плечи.

 

 

Эпилог

 

Походка, поднимались колосья, бескрайнее поле, загорался рассвет.

Из-за поворота за холмом вышел человек, он направлялся вдоль пологого склона невысокого пригорка, у подножья которого лежал посёлок, обрамлённый куцым снегом. По ногам били и ударялись мертвенно-жёлтые засохшие травинки.  Корну нравилось, когда ветер мягко касается щёк и персиковым теплом отзывается на болезненной, пропитанной моросью коже. В руках у Корна перчатки. Казалось, будто где-то далеко в долине переливаются притягательные дудочки, а из труб вырываются совсем не отмеренные порции густого дыма, а раздуваемая болтовня, пересуды и окрики местных жителей. Казалось, сейчас погрузишься в холодное смолисто-вязкое озеро. Корн шел по шелестящей весной траве, уходя далеко от людей, огибая развалившиеся канавы, покрытые кружевной паутинкой. Корнелий вышел на луг и брел до того момента, пока не показалась крона чёрной ольхи, землисто-белый дуб. Руки щипало холодом, глаза покрылись водяной пленкой, а кончик носа неприятно покалывало. Всё тело знобило от предвесенней лихорадки, мелководная река похожа на что-то маленькое, неслышимое, производит иллюзию, как будто, перебирая камни, оно сейчас прорвётся. Алчущий ветер скомкал и разметал синих парашютистов-листьев. Он шёл и казалось, что его тонкую фигуру ломает этот разгулявшийся мартовский ветер. Лунные камни отходящего на нитках кварцотерна показывали альтуровень, рассыпавшись и сложившись в точёные изгибы, а в сумке болтался белый фосфор. Неожиданно его обволок пух и у самых ног засеребрилась река.

До хвоща были каламиты, относящиеся к каменоугольному периоду, каламиты были огромными деревьями в двадцать-тридцать метров высотой, имели ребристые ствол и раскидистые ветви. По краям реки цвела белладонна, проглядывал бессмертник. Колосилось поле, его окружал лес и вкраплялись меняющиеся беспрерывно кусты. Бересклет, он растёт порой даже поздней осенью.

Вечер.

Вечер на Земле.

Ветта и Корн из разных миров, они никогда не смогут присутствовать в одном мире вместе. И это прекрасно. Корн — призрак в подлунном свете, Ветта призрак в заоблачном.

— Я здесь, всё хорошо, не плачь, знаю, больно, тяжело, маленькая, травма, не готова, рано. Всё будет хорошо — с этими словами Корн взял руку маленькой девочки в свою большую руку в здоровой рабочей перчатке, внешне схожей с вратарской.
Девочка постепенно задышала спокойнее, слёзы прекращались.
— Мне потом будет очень стыдно. Никогда этого себе не прощу — сказала девочка.
— Стыдно? Ты такая сильная, ты плачешь не поэтому, признайся?
— Я знаю, если бы я не плакала, была бы уродом.
— Правильно, у тебя есть душа, хорошо, молодец.

— Расскажи про свой новый прибор – попросила Ветта.

— Обязательно расскажу! Ментальное взаимодействие душ – я пока не знаю, как его построить, но знаю: он мне нужен.

Ветта закрыла глаза. Ей на минуту показалось, что Корн поднёс свои прозрачные губы к её лбу, сделал вид, что поцеловал прозрачными губами белоснежный лоб.

 

 

Примечания

• Матерчатая крыша кафе, раскрашенная в белый и красный, намекает на то, что события происходят в Польше. Ведь её флаг состоит из двух цветов: красного и белого.
• Друзья, Авессалом, Ветта Мицклевская и Леонид Перегатов, приходят с разных концов города образуя знак “мир”. Они несут мир, дружбу, интеллигентность.
• Фраза “Часы сочтены” говорит о том, что время встреч Ветты, как и других девушек, с Корном ограничено.
• Фигуры под потолком в большом зале предсказывают перепутье, парень стоит и смотрит в окно, вдаль, он выбирает свою судьбу. Ближе к окончанию книги Ветта застаёт Корна за попыткой самоубийства, в той самой комнате, что изображена в предсказаниях.
• Произведение преследует три цели:

— Показать, что вселенная ещё не изведана людьми, непонятно, что находится за солнечной системой

— Обрисовать некоторые проблемы современного общества

— создание прекрасного, чистого, неземного. Истории Корна с Веттой.

6) Прослойка – лишь размышление о том, что находится за с/с

 

В тексты были использованы материалы Википедии.