|
История, которую я собираюсь вам рассказать, опровергает мораль и переносит нас в самые тёмные времена истории человечества.
Всё изменилось. Со времён последнего жаркого лета всё досконально поменялось. Многие учёные предрекали нам глобальное потепление, но случилось то, чего они и не могли представить. Глобальное замерзание планеты. И пошло оно как раз из России. Стереотипы о холоде подтверждаются, ага. Луна приблизилась слишком близко к Земле, выгнав воды из берегов. Произошёл стихийный катаклизм, и Петербург чуть не превратился в новую Венецию. Но с каждым днём начало чуть-чуть холодать. Отечественные СМИ это не освещали — думали, что всё устаканится. Но ничего подобного не произошло. Россия погрязла в холоде, а мировые океаны начали покрываться непробиваемой коркой льда. Как вам это понравится? Ужас. Мир пришёл в упадок. Экономика начала рушиться, а сообщение между странами прекратилось. У всех начали кончаться запасы топлива, горючего, угля и т.д. Не было времени заботиться о других. Надо ведь, в конце концов, и о себе подумать. Первые начали загибаться страны Африки. Но, впрочем, речь моя не о них, а о моей стране.
В России правительство на первых парах пыталось что-то делать. Теперь же только по одному оставшемуся каналу отговаривается. Оппозиция призывала к выходу на улицу, и народ послушался. Но и люди поняли, что тратить своё драгоценное тепло не стоит по пустякам, вот и решили засесть в домах, выходя лишь ради того, чтобы пропитаться. Автомобили перестали ходить, и теперь на улицах кладбища металлолома. Собак сожрали в первые недели голодовки. Городские мучились очень сильно. Сначала бродячих кошек и собак ловили, громили приюты с ветеринарными клиниками, а потом хозяева перекинулись на собственных животных. Самая ужасная участь — умереть от рук собственного друга. Люди перессорились из-за этого. Молодые старались сдержать старшее поколение. А старики обезумели от наступившего голода и отсутствия лекарств и стали походить на американцев, вновь попавших во Вьетнам. Непрезентабельно ведь, господа и дамы!
Деревням в этом плане немного легче. У нас есть леса рядом, где водится всякая живность. Но мы отрезаны от города, так что каждый борется сам за себя. Не каждый готов помочь другому. Но мы как-то выживаем. Деревенские чуть-чуть и совсем иногда, но помогают друг другу. Где кусочек мяса матери-одиночке отдадут, а где инвалиду доехать до дома целым помогут. Деревню нашу, к слову зовут Тефаевкой. Может, генерал здесь какой-то раньше жил, или что-то наподобие этого случалось? Я не знаю. Знаю, что жителей не очень много. Ибо домов меньше десятка, вроде как. Сейчас из-за снежных бурь ничего не разберёшь. Приходится ориентироваться на зов сердца, как делает любой, кто хоть раз был жив. Бессердечные, к сожалению или к счастью, теперь почти все вымерли. Ибо одному выжить в такой стране, да ещё с такими условиями — нереально.
Ах да, я забыл представиться. Бессменно Ваш Саша Фирс. По секрету я вам скажу, что мне от деда достался маленький кусочек прошлой цивилизации. Я про серную спичку.
||
Спустя одну ночь, проведённую вместе со спичкой в кармане, мне въелась очень интересная мысль. Мне захотелось спасти этот мир от похолодания. Ведь даже начинаешь как-то резче жить, если понимаешь, что всё находится в твоих руках. Шибко воодушевляющая мысль, согласен. Но никто не отменял того факта, что и в наше время могут существовать герои. Да уж. Про себя обычно никто такого не говорит, чтобы не показаться каким-нибудь дурачком. Хотя тут более подошёл бы термин «идиот». Но в отдельных случаях подобный показатель интеллекта указывает на состоятельность подобной личности. Ну, вы ведь знаете этих психов, которые вывели себя в люди? Гоголь, Кобейн, Чайковский и т.д. Рассуждать про их количество и качество, как по мне, бесполезно. Впрочем, как и про любых других людей в нашем мире. Сейчас это перерастает лишь в перепалки на кухне, оканчивающиеся ничем.
Так вот. Есть у нас за городом некоторая станция. Электрическая что ли? Наверное. Может быть АЭС или ТЭС. Что-то в этом роде. Подозреваю, что там есть либо бензин, либо что-то другое, позволяющее взорвать там всё к чёртовой матери. Да, взрыва, естественно, не хватит на всю планету. Но хотя бы наша деревня проживёт несколько дней в тепле. Хотя бы несколько дней. За все месяцы и годы, я думаю, мы это заслужили. Однако, я ничего такого не умею делать, так что придётся выкручиваться. На одной спичке, в конце концов, один не проживёшь. Ходят легенды по поводу этой станции, мол, ещё советы (жители Сов. Союза) там оставили огромнейший запас продовольствия. Возможно, там имеются семена или какие-нибудь блюда быстрого приготовления. Возможно ли, что я могу там найти даже огниво, зажигалку или подобное? В нашем мире всё возможно, если достаточно верить. Главное — способствовать собственной вере действиями.
Если там и есть эта станция, то она по слухам окружена всяким сбродом и шаманами. Они ходят группами, так что мне придётся собирать собственную, чтобы не потерять собственные органы. А то мой внешний вид превратится в обычные внутренности. Но сколько уйдёт времени на то, чтобы их собрать? Начну с завтрашнего дня. В конце концов, буду заходить в каждый дом и ждать поддержки. Да пребудет со мной сила!
|||
Я собрал немного вещей, положил еды в рюкзак, оделся, как эскимос, и вышел на улицу. Вдали слышался звук полёта мусоровоза. Такая ржавая махина с кузовом «Камаза» и двумя клешнями. Только такой транспорт остался в ходу. Его обладатели были очень богаты, вот и улетали на нём далеко. Но почти всегда они глохли и умирали в диком холоде в красной зоне. Этот заглох давно и сейчас пытался взлететь, но всё безуспешно. А сейчас расскажу про зоны. В зелёной зоне можно спокойно жить. Это — населённые пункты, города и деревни. В жёлтых зонах живут лишь животные и сбежавшие люди. А в красной зоне обитают шаманы. Как вы поняли, станция находится в красной зоне. Следовательно, одному мне туда не добраться. Пока что перед моими глазами никто не вырисовывался. Только метель покрывала мою голову, покрытую меховой шапкой. Запакованный в собственную одежду, я шагал дальше и дальше.
Вот передо мной и выросла какая-то изба. Пройдя немного вперёд, я заметил скелет огромного пса. Это был явно пёс. Ведь кому придёт в голову держать у себя дома волка? Ступеньки, ведущие к двери, были выполнены из какой-то замудрённой плитки. По крайней мере, так казалось, когда смотришь на эти ступеньки, покрывшиеся снежным налётом. Окна шатались и вообще еле держались. Из глубокой темноты доносился чей-то говор. К тому же мелькал маленький участок света. Зайти мне не дали ещё два скелета. Это были коты. Похоже на то, будто они скреблись сюда, обдирая всё собственными когтями. Я отпер дверь. Она почему-то была не заперта. За ней стояла ещё одна, только уже железная. Я смог наконец отпереть и её.
Войдя в дом, я увидел молодого человека. Чёрные волосы были коротко сострижены, собираясь на голове в пучок. Хоть он был и дома, но всё равно напялил несколько кофт. Он сидел за столом, смотря на свечку и держа в руках пистолет. Он очень исхудал. Это было видно невооружённым взглядом. Человек налил мне водки из какого-то зелёного сосуда. Я отказался, но он начал рассказывать свою историю. Назвался Харви. Харви бросили здесь одного. Он долго ждал родителей, но, видимо, они уже погибли. Два дня назад у него кончились запасы еды. К этому обстоятельству прибавилось ещё и то, что железная дверь, которую я еле открыл, примёрзла. Сил не осталось, поэтому он зарёкся застрелиться из револьвера с семью патронами, как только догорит свеча. Он пытался сломать окна, но всё было тщетно. Слишком уж ослаб Харви. Мне стало так жалко его, так что я решил накормить его. Он ел, и по его лицу текли солёные жгучие слёзы. В данный момент только они могли согреть его.
Естественно, он, не раздумывая, согласился на мою затею со станцией. Порыскав куртку, уложив револьвер за пазуху, он вышел на улицу. Впервые Харви увидел скелеты своих животных. В конце концов, жизнь продолжается. А его жизнь будет важнее, нежели жизнь каких-то там псов и котов. Вдруг Харви вспомнил какую-то вещь. Быстренько он вернулся в дом и вышел через минуту с гитарой в чёрном чехле. Тогда он вытащил её из чехла и начал петь немного хрипловатым голосом:
«После красно-желтых дней
Начнется и кончится зима.
Горе ты мое от ума,
Не печалься, гляди веселей.
И я вернусь домой
Со щитом, а, может быть, на щите.
В серебре, а, может быть, в нищете,
Но как можно скорей.»
Теперь мне было не страшно, ведь я знал, что зима когда-нибудь кончится. Когда-нибудь всё нехорошее отпустит наши жизни, и мы найдём нашу путеводную звезду счастья. Ведь недаром же ещё Александр Сергеевич Пушкин писал:
«Товарищ, верь: взойдет она,
Звезда пленительного счастья,
Россия вспрянет ото сна,
И на обломках самовластья
Напишут наши имена!»
Хочется верить. Но верится с трудом. Но и в наших сердцах живёт надежда. Особенно в моём. Иначе бы я не стал действовать настолько глупо, как я действую сейчас.
|v
Вот мы вместе с Харви прошли ещё немного. Как вы понимаете, деревня у нас маленькая, так что мы сразу увидели двух лысых гольдеров. Для пометки: гольдеры — это что-то наподобие городских, которые собирают дань с нас. Иногда бьют, убивают, но чаще всего насилуют. Гольдеры носят особый знак — нашивку якоря с двумя саблями на правом плече. Такие остались от моряков прошлой цивилизации. И поэтому на основе полученных знаний из прошлого они решили перевести свой животный мир в наш, цивилизованный. У этих двух были кожаные куртки. До сих пор не понимаю, как они не замёрзли при такой адской температуре. Они очень настойчиво требовали что-то у какого-то человека. Мы ничего не видели из-за метели, поэтому я сказал Харви перестать играть. В тишине наш дуэт подбирался к этим двум бугаям. Харви засунул руку в карман, дабы в удобный случай выстрелить из револьвера. Губы сохли от этого окаянного мороза. Он ведь всех успел доконать. Никогда мне не хотелось лета, как сейчас.
В руках гольдеров мы увидели молодую девушку в синей куртке и такого же цвета джинсах, наверняка с подкладом. Её нос был проколот, как, собственно, и левое ухо. Как я понял, её пытались изнасиловать. На её лице были слёзы. Она пыталась оторваться от гольдеров, но они шибко настойчиво касались её. От шока она даже не могла закричать, а мы от такого же шока впали в ступор. Стояли вдвоём там, как два истукана. Но у него-то хотя бы был револьвер. Я увидел в глазах Харви жажду правосудия. Огонь там тлел. Было видно, что он при любом удобном случае убьёт их, даже если ради этого придётся пренебречь совестью. Харви положил гитару на землю и двинулся бесшумно вперёд. Благо, что метель его скрывала. Как призрак, мечущийся в старом замке, он летел над землёй. Револьвер теплел в его руке. Вот она, жажда правосудия! Я не верил.
Харви вытащил револьвер, бегло прицелился и выстрелил в голову гольдеру, чтобы не попасть в девушку. Кровь брызнула на её лицо, а тело насильника упало замертво. Осталось шесть патронов. Харви прокрутил барабан и уже был готов выстрелить второй раз, но тут я отошёл от оцепенения, взял первый бросившийся в глаза кирпич, но угодил им лишь в колено гольдера. Харви посмотрел на меня, кивнул и выстрелил в другое. Осталось пять патронов. Тот упал и начал рыдать и кричать, как резаная свинья.
— Я найду тебя, ублюдок, — вспылил Харви. — И родителей твоих найду. Переверну всё вверх дном. Я накажу тебя, ведь ты из тех тварей, которые недостойны жить.
Харви поднял кирпич и методично один раз ударил его в висок. Только сейчас я понял, что не зря прихватил с собой эту ходячую машину для убийств. Харви выдохнул огромный комок воздуха и засунул револьвер обратно. Видно, ему трудно удавалось.
Девушка сразу же кинулась на шею своему спасителю, расплакалась, отблагодарила нас обоих и представилась. Сандра. Пройдя далеко вперёд, она рассказала, что её бабушка умерла от голода. Поэтому пришлось выйти на улицу за пропитанием. Но как она жалела в этот момент, что она — девушка! Харви её пожалел и рассказал собственную историю. Рассказал он и про то, как отец учил его стрельбе. Вдруг он остановился и побежал обратно. Когда он вернулся с гитарой, на его лице сияла улыбка. Наконец-то Харви мог выпендриться перед Сандрой и сыграть одну из песен группы «Сплин» на стихи Владимира Маяковского:
«И в пролет не брошусь,
и не выпью яда,
и курок не смогу над виском нажать.
Надо мною,
кроме твоего взгляда,
не властно лезвие ни одного ножа.»
Ритм немного хромал из-за снега, да и пальцы мёрзли, но девушка уже была сражена наповал харизмой этого молодого мачо. Ему нравилось это внимание. А я ничего почти и не почувствовал. Разве только зависть от того, что у меня нет ни револьвера, ни гитары.
v
Следующей нашей остановкой по плану должна была стать железнодорожная станция. У Харви там был один друг. Бывший web-мастер Джо. Харви знал, что только у него здесь есть транспорт. Если бы зашёл поезд, то мы смогли преспокойно уехать из этой дыры прямиком к электростанции. Сандра путалась под ногами, постоянно расспрашивая Харви о его музыкальных похождениях. Мне это было неинтересно, как не были особо интересны эти люди. Меня волновали две вещи — станция и спичка, оставленная дедом. А все амурные дела можно было бы оставить и на потом. Ещё моя учительница по математике говаривала: «Сначала математика — потом любовь. Впрочем, я эти точные науки не переносил. Там нет должного полёта фантазии. Всё в строгих рамках, сотканных из проводов собственного сомнения в правоте. Это и бесит меня в учёбе. Может, именно из-за этого я и не стал математиком? От этого известия даже теплее на душе становится.
Вот мы и пришли на заброшенную станцию. Вдалеке пылился и впитывал снег красно-серый поезд. Кто-то возле него копошился, но я не сразу это заметил. Решил рассмотреть допотопные рельсы со шпалами. Как понимаете, скоро мне вся эта дичь надоела. Отправился смотреть на людей. Харви обнимал Сандру, что-то напевая ей на ухо. Будто меня здесь вообще не существует! Но хотя ей идёт прокол в ухе. Эти блестяшки перфекционально отсвечиваются на солнце, а она лишь тихонько, как ехидная лиса, прижимает глазки, словно не понимает, что ей так идёт. Тут она чуть-чуть чихнула. Так Харви готов был с себя весь гардероб снять, лишь бы помочь своей дорогой подруге утеплиться. Странная, конечно, штука эта любовь. С другой стороны, невозможно не спорить с выбросами эндорфина и окситоцина. Однако мне пока что чужды эти, так называемые, эмоции. Легче ведь возиться с неодушевлённой серной спичкой чем с человеком, способным на проявление жалости или сострадания к твоему бренному существованию.
Из-за поезда появился молодой человек с блондинистыми волосами, спускающимися чуть ли не до плеч. К этому факту прибавим то, что он был кудряв. Да уж! У Харви появляется конкурент. Как вы поняли, это был Джо. Выйдя к нам, он познакомился и вкратце разъяснил ситуацию. Поезд не сможет пойти, ибо сгнили двигатели. Внутренняя проводка тоже оказалась не в лучшем состоянии, а поэтому мы побрели в его каморку. Там было немного поуютнее. К тому же, к нам заглянул его ручной барс. Он его зовёт Лурком. Барс немного потёрся об меня, но почти мгновенно убежал к Сандре, почувствовав мою колючесть. За окном мела беспрерывная метель. Стужа и не думала отпускать нас. Выпив холодного чая, ребята решили пойти на боковую и заснули на лавке. Джо, Лурк и я не спали. Знаете то чувство, когда неизмеримо хочется спать, но ты делаешь вид, будто всё ещё бодр, дабы не обидеть своего собеседника? Вот так вот я себя и чувствовал. Паршиво немного, но всё же жить можно, как живёт любой другой представитель тундры. Джо вышел на улицу и присел на угол рельсы, Лурк забрался к нему на колени, а я подбежал и тихонько прислонился к ним.
— А знаешь, какая у меня мечта? — протараторил я каким-то весёлым голосом.
— Какая? — скучающе спросил Джо.
— Узнать, каково это, покататься на поезде и уехать куда-нибудь… где тепло! И где все фрукты — бесплатные!
— И где это?
— Ну… не знаю.
— Ты не знаешь, куда хочешь поехать?
— Я ещё не решил.
— Тогда это глупо. И тем более, откуда ты знаешь, что до мест с бесплатными фруктами ездят поезда? — слова Джо прозвучали строго, будто направляясь прямо в укор мне.
— Ой, да тебе не понять. Сам-то хоть ездил? — старался я утешить своё самолюбие.
— Да. Мне не понравилось.
И только тогда я понял, что за образом бывшего web-мастера стоит нечто большее. Мне хотелось с ним говорить ещё и ещё, ведь я наконец-то нашёл умного человека! А он смотрел на меня, как на ребёнка, лепечущего чепуху. Он только гладил Лурка, тихонько всматриваясь в даль полярной ночи. Джо ждал, когда же наступит полярный день.
v|
После этого разговора мы пошли в лес, дабы найти хоть что-то. Ледяные заросли какого-то ультра-сибирского борщевика были нашими спутниками. Кроны деревьев иссохли и превратились в окоченелые палки. Лурк ничего не находил, упорно внюхиваясь в каждый сугроб. Каждая попытка хоть что-то найти оборачивалась неудачей. Мне было скучно, ибо я в этом деле ничем помочь не мог. Моей участью стало собирание палок, которые мне приходилось ронять, дабы чуть-чуть отдохнуть. Ноги подкашивались, но я следовал за Джо, который не волновался от слова «совсем». Его умиротворяющая ухмылка хоть как-то разбавляла эту атмосферу безысходности. Вдалеке кто-то рычал, но мне, видимо, показалось. Я просто давно не слышал каких-либо животных, так что могу ошибаться. Вдруг стало тихо даже для меня. Лурк и Джо тоже насторожились, а барс выпустил свои клыки, рыча в пустоту. Джо вытащил карманный нож и посоветовал встать мне за его спину.
Вдруг из-за стволов выезжает какая-то девушка в чёрной шапке, металлической обтягивающей броне прямо на каком-то усовершенствованном подобии уницикла. Из её перчаток выскочили два лезвия. Она решила наехать на нас, сбивая всё по пути собственной машиной смерти. Спрыгнув с неё, девушка накинулась на Джо. Тот, прямо как заправский спецназовец дал ей отпор своим тоненьким ножиком. Девушка наносила удар за ударом, обтягивая Джо в собственную сеть порезов. Тогда я осмелел и кинул в неё кусок льда. Раскрошив его лезвием, существо побежало ко мне, но тут Лурк вцепился ей в щёку. Разодрать ничего толком не получилось, но был хоть какой-то отвлекающий манёвр. Тогда Джо подбежал сзади и всадил ей нож в спину, по пути разодрав им часть одеяния, которое только на вид оказалось металлическим. Девушка опешила, но вытащила лезвие и кинула его под ноги моему другу. Рана была сильной, но не было до конца понятно, почему же она не свалилась. Воительница приближалась к нам, а барс истошно скулил, прижимаясь к своему кудрявому хозяину.
— Ты всегда такая девочка, когда дело касается меня, Уми, — прозвучала явная насмешка в голосе Джо.
Девушка на секунду опешила, но тотчас же вернулась к разговору.
— А что плохого в том, чтобы быть девочкой? — крикнула она и чуть ли не до конца разорвала свою броню, оголив свою верхнюю часть.
— Вот чёрт, — замямлил я от удивления. — Уми, или как там тебя, возьми мою курточку.
— Перед нами тут убийца, а не гольдер, а тебя волнует её грудь?! — начал наезжать на меня Джо.
— Нет, просто, если я ей предложу, возможно, она пощадит меня.
Она смотрела на меня, как на идиота. Короткий удар прямо в лицо решил мои проблемы. Я забылся, улетев в мир сновидений. Передо мной были картины прошлого: люди разговаривали, дома строились и разрушались, болезни пожирали города, а пожары поглощали леса. Там, во снах, было спокойнее, чем в этой отмороженной реальности. Здесь нельзя любить. Хотя, если посудить, эта Уми и без своего приёма с оголением очень мила и красива.
Я проснулся от ещё одного удара по голове. Нас везли в санях. Харви и Сандра прижались друг к другу, а Джо был справа от меня вместе с Лурком. Перед нами сидела Уми уже в новой броне. С её позволения Джо мне рассказал про неё вкратце. Есть богатая семья некоего Городового, который берёт деньги у гольдеров, а, следовательно, обогащается за счёт жителей. Он с детства растил себе прекрасную дочь. Но из-за трагедии пришлось научиться убивать. На Джо она давно начала охоту, просто не было способа его найти. Вряд ли какому убийце понравится то, что он убивает. Тут я заметил, что она подстрижена «ёжиком». Мне это показалось очень милым, и я сделал комплимент. Она сухо отвернулась, но уголки её губ чуть-чуть приподнялись. К каждому можно найти подход. В конце концов, она же не биоробот, а такой же человек, как и мы с вами. Джо по-любому уже думал, как можно будет её обезвредить. Только бы она никому не навредила! Но тут уж, я думаю, решает не она, а этот Городовой. Если честно, то фамилия какая-то дурацкая. Ни у кого такой не встречал. Может, иностранец? Или, может быть, просто какой-нибудь старый маразматик?
v||
ℛ
Не люблю букву «Р». Во-первых, я не умею её выговаривать, а во-вторых, она действует мне на нервы, если присутствует в имени. Как вы понимаете, фамилия «Городовой» мне изначально не импонировала. Пускай, я сам Фирс. От этой фамилии несёт каким-то иностранным пафосом. Плёвое дело — поменять, но я не хочу пока что. Копаю под себя, право. Эксперименты со своими телами так же не люблю. Поэтому и не улучшаю себя. Сижу. Жду в какой-то комнате этого самого Городового. Лунатики себя лучше чувствуют, когда просыпаются от грёз. Я бы тоже хотел собирать коллекции снов, но мне они, к сожалению, не снятся. Боже мой, дай мне выспаться! Ни разу так сладко не спал, как после удара Уми. Зафиксировав какие-то глухие шаги, я приподнялся и разбудил Харви, Сандру и Джо.
В комнату вошёл старый мужчина весь покрытый сединой, но без усов и щетины. На чистом носу без угрей покоились прямоугольные очки. Чёрная куртка закрывала всё тело. Морщинистые руки нащупали выключатель и включили свет. Он, мне кажется, выкрал Уми. Ибо не может быть дочь красивой, если отец — такой урод. Цвет его кожи был ужасно темен — прямо как земля, в которую засадили сто килограмм картофеля. Мы все его внимательно слушали, но он не произносил ни слова. Холодная мина застыла на его лице. Эта клептоманская рожа, собирающая детей, не могла ничего нам сказать, так как ничего не знала. Лоскутные мышцы чуть-чуть дёргались, подавая этим знак, что Городовой — живое существо. Его глаза, как камеры видеонаблюдения, нас обыскивали, а мы стояли столбом.
Наконец, он выхватил меня из всей группы, и мне пришлось пойти с ним по коридору. Сначала он расспрашивал о том, какие у меня семья, достатки. Я не врал, говорил всё, как есть. Городовой иногда хмыкал, будто что-то запоминал. Но потом он спросил про цель нашего визита. Я рассказал и про гольдеров, и про Джо, и про спичку. Как только я сказал про спичку, этот хмырь оживился. Он будто даже помолодел. В его лице теперь была зверская уверенность в том, что Городовой заберёт-таки эту спичку.
Я отказался её показывать. Тогда Городовой предложил сотрудничество. Это тепло нужно всем. Если они помогут нам туда добраться, то я отдаю спичку Городового и тогда все лавры достаются ему. Впрочем, я никогда и не собирался становиться народным героем. Но и соглашаться с ним прямо сейчас было опасно — подумает, мол, хлюпик. Договорились на том, что мне дан один день на раздумывания. Вернувшись в свой номер, ни с кем не разговаривал, а поэтому намертво уснул.
v|||
Договорившись с Городовым, мы теперь спокойно разгуливаем по его дому. Он огромный и похож на каменный карьер, который как-то умудрились засунуть в стены. Внутри всё убрано достаточно по-хозяйски. Постоянно пахнет вкусной едой — это старается мама Уми, жена Городового. Как я понял, её зовут Суна. Имена нерусские. Похоже на то, будто их японками нарекли. Но на них они вообще не похожи. Типичные европейские лица. До сих пор удивляюсь, что у такого страшного старика, как Городовой, настолько красивая дочь. Да и жена не отстаёт. Один он подходит под поговорку «в семье не без урода». Суна, похоже, нас ещё откормит, если мы в ближайшее время не отправимся в путь. Харви видел из окна пару гольдеров, но Городовой запретил ему выходить, и сам отстреливался от них. Вполне быстро, скажу я вам. Я даже зауважал чуть-чуть этого боевого деда. Ну, по крайней мере, я-то в руках пистолета не держал.
Почти весь день решили провести с Уми. Харви играл песни на гитаре Сандре, а я не мог найти подход к этой коротко постриженной девочке. Старался как мог, но ничего не мог придумать. Наш диалог превращался отчасти в мой монолог, продолжающийся бесконечно. Она не смотрела на меня, а просто уводила глаза в пол, скучая. Уми скорее заговорила бы с Харви, Джо или Сандрой, чем со мной. Джо стоял на балконе и прохлаждался, высматривая окрестности. А я думал о том, что он такими темпами с нашим холодом получит менингит. В конце концов, мне пришла идея поговорить о музыке. Она слушала Металлику. Я говорил про Нирвану, как про метал-группу. Тут влез Харви со своими познаниями в музыке. Начал мне вдалбливать мысль насчёт того, что Nirvana — ненастоящий метал. По его мнению, это — рок. Я не особо размышлял по этому поводу, как и в стилях музыки не разбирался. Никогда не думал, что ошибка в музыке может послужить основой для спора.
— Кого это ебёт? — влезла в спор Уми. — Важно то, что тебе нравится музыка. «Бла-бла-бла, музыка, которую ты любишь, даже ненастоящий метал.» «Я так переживаю из-за этого.» Когда метал стал поводом, чтобы принизить других? И жанры всё равно постоянно меняются. Срань господня, просто слушай, что ты хочешь.
Мы вылупились на неё с видом полного недоумения и непонимания. Уми достала сигарету и втянула поглубже дым.
— Я хочу сказать, оставь в покое своего дружка и его дерьмовый вкус, — обратилась она к Харви.
Неужели кто-то встал на мою защиту? Последняя реплика, конечно, не обнадёживает, но я поближе подсел к Уми. Дым сигарет заполнил всё около моего лица. Ненавижу дым. Интересно, а как курящие люди целуются? Было бы мне приятно, ежели Уми, накурившись, поцеловала меня? Ох, не знаю, не знаю. Но надо же на что-то надеяться, иначе зачем нам вся эта жизнь? Дана ли она нам для великих целей или просто для того, чтобы периодически обмениваться слюнными выделениями с человеком, отравлявшим своё тело, всего несколько секунд назад? Наверное, нам это знать не дано.
|x
— Спасибо за помощь, Уми! — пролепетал я, раскрывая собственный рот от уха до уха.
— Без проблем, — ответила она. — Хм… Саша? Мы можем поговорить? Позже, конечно…
— Хорошо… Я сделал что-то не так?
— Нет, Саш! Дело не в этом… Я просто хочу тебе кое-что сказать, вот и всё! Не волнуйся об этом, ладно?
— Ладно, — собственные мысли начали меня поглощать, и я не мог вернуться в диалог.
«КАК Я МОГУ НЕ ВОЛНОВАТЬСЯ ОБ ЭТОМ??? Что, если Харви сказал что-то, и Уми разозлилась, а теперь она меня успокоит? О, Боже, я в панике ахахахахаха. Всё в порядке, всё в порядке.»
— Эй, вы двое! — окликнул нас женский голос. — Можете принести сюда лёд до того, как он… растает?
— Ой! Прости, Сандра, вот… — сказал я, протягивая мешок со льдом.
Наверное, я должен внести вам ясность во всю эту цепочку событий. Как вы понимаете, меня угораздило втюриться в Уми! Тогда я об этом рассказал Харви, но он не был в большом восторге. Ему казалось, что мне подавно не стоит встречаться с Уми, ибо она убьёт меня. Но Харви не до конца говорил об этом. Недоговаривал он. Может, зависть? Не знаю и знать не хочу. Но Сандра ему точно пока что надоесть не успела. Не похож Харви на бабника. Он моногамен по своей сущности. Я всё никак не мог выкинуть мысль из головы о том, что у него до сих при себе был револьвер с пятью патронами. Страшно было глядеть на Харви в ярости. Словно за ним скрывалось нечто другое. То Нечто, что способно создавать миры и разрушать их.
Впрочем, я отвлёкся. Сандра сидела возле Харви. Вдруг ей захотелось льда, ибо у неё чуть-чуть побаливал зуб. Я, Джо (вместе с Лурком) и Уми пошли в ближайший лес. Перед этим Городовой убедился в том, что поблизости не наблюдается гольдеров. Лёд найти не составило большого труда. Только по пути Лурк постоянно отбивался, и в конце концов я и Уми остались одни на какой-то опушке. Вся природа была подчинена этому слою льда. Весь мир застыл. Не было ничего живого в этом мире. Почему-то именно сейчас я проникся ностальгией по тому времени, когда было Солнце… когда было тепло. Люди шагали со своими зверушками по улицам, не боясь скорейшей голодной смерти. Летом носили кофты с футболками, а не куртки, подтянутые кофтами и свитерами. Одно из самых романтический явлений, о которых мне говорил дедушка — дождь. Все любят дождь. А тот, кто не любит, не способен просто познать его. Как говорил дед: «Дождь — это слёзы неба. Если кому-то в мире хуже всех на свете, то идёт дождь.» Меланхолично, однако, но мне нравится такое определение. Вполне себе возможно то, что люди позабыли это. Только какие-нибудь старцы вспоминали нашу прежнюю страну. Да и то, к сожалению, в кошмарах.
Вернувшись, я поблагодарил Джо, а тот лишь подмигнул мне. Далее произошёл диалог… Тогда я отнёс Сандре лёд. Пока я нарочито уснул, ко мне подошла Уми и тихонько поцеловала в щёку. Я мог расплыться в наслаждении в ту же секунду, но нельзя было выдавать себя. Уми ушла в другую комнату, а я, Саша Фирс, тихонько потирал руки от удовольствия. Удовольствие было не столько физическим, сколько ментальным. Было приятно осознавать, что кому-то пригодилось то, что другие зовут «любовь». Я не считаю, что она в меня влюблена. Ах, это было бы слишком хорошо! Просто минутная слабость. Она устала! Да, она устала! Это так и есть. Может, это похоже на успокаивание самого себя. Да кого я обманываю? Это оно и есть.
x
Эту историю я передаю со слов Харви. Он долго сидел за столом, ибо завтра мы планировали отправиться дальше в жёлтую зону. Её Городовой ещё называет Пустошью. Холодная полярная ночь не давала Харви заснуть, и он решил сыграть в «русскую рулетку». Стрелять молодой человек пока не собирался, но хотел узнать, каково же это — почувствовать натиск смерти. Сандра уже не так сильно лезла к нему, так как он решил на некоторое время бросить гитару. Складывалось впечатление, будто Харви ничего из себя и не представлял, кроме как умения бренчать на гитарке. Ну и, конечно же, он знал пару слезливых песен, чтобы растрогать девичье сердце. Теперь же он сидел с револьвером у виска, плавно перемещая его к лицу. Он остывал. Дуло смотрело прямо в рот Харви, но он терпел. Барабан раскрутился будто бы сам собой. Неужели Харви сможет застрелить себя? Он просто хотел любить. Впрочем, это можно назвать «подкатом», ибо тут никаких серьёзнейших чувств, которые уйдут в года, я не вижу. Да и за то малое время, проведённое с Харви, я увидел лишь негатив в его душе. На большее, видимо, он не способен, к его сожалению.
— Я больше не хочу жить, — сказал заплаканный Джо, влетевший в комнату к Харви.
Харви перевёл на него взгляд, многозначительно смотря сквозь это тело.
— Эх, — вздохнул Харви. — Ну-ну, жизнь не так плоха.
Он отложил револьвер к себе в карман и пошёл успокаивать Джо. Как выяснилось, от него сбежал его барс Лурк. Он обшарил уже весь лес возле дома Городового, но так ничего и не нашёл. Сей факт не сильно удивил Харви, учитывая то, что он не смог полюбить это животное. Но спустя полчаса уговоров, Джо удалось вернуть в более-менее боевой настрой. Без него нам нельзя. Без Джо всё пойдёт вверх дном. Харви отправил его спать, а сам проследил, чтобы тот по пути не наделал каких-нибудь глупостей. А глупости так и просились, чтобы их кто-нибудь совершил. Но Джо не ребёнок. Сам понимал, что здесь он нужен, как никогда. Дверь за ним заперлась, а Харви поплёлся обратно в комнату. Его терпение лопнуло, когда он увидел меня, рассматривающего прелести ночного неба.
Мы простояли с ним так около часа. Ничего не говорили, а просто молчали «в тряпочку». Сон убегал далеко отсюда. Далеко-далеко гольдеры спали крепким сном, а мы стояли, как два идиота, и пялились на ночной зимний пейзаж. Будь у меня дар к речи, я бы хоть сейчас заделался балаболом, лишь бы узнать, что происходит в тёмной душеньке Харви. Но слова застревали в горле, образуя пробку из мыслей. Мысли эти клубились. Они соединялись в Нечто большее. Как хотелось заблудиться в мире мыслей Харви, иногда отдающихся в живых песнях, которые почти никогда он не пел. Самое душевное помню:
«Я не знал, что любовь — зараза.
Я не знал, что любовь — чума.
Подошла и прищуренным глазом
Хулигана свела с ума.»
Вроде группа Кукрыниксы, а вот стихи есенинские. Его спутать ни с кем невозможно. Мир летел вместе с метелью, а мы представляли это всё одинаково. Никакая мысль не разнилась.
— Как же неприятно потратить на человека так много времени, — разрушил тишину Харви. — Лишь для того, чтобы узнать, что он так и остался для тебя посторонним.
Я так и не уловил его мысль, но всё равно похлопал по плечу. Вот он и ушёл, оставив меня наедине с полярной ночью, вьющейся словно змея. Время уплывало. Звуки железа ласкали моё ухо до тех пор, пока я сам не захотел окунуться в мир сновидений. Во снах, право, всё лучше. Весь мир летает. «Мы все там летаем» — вроде так писал Кинг. Не помню уж, насколько это древний писатель. Опьянённый Луной и метелью, я плёлся в свою кровать, чтобы увидеть во сне разрешение всех насущных проблем. А проблемы есть у всех, господа и дамы. И только в кровати может возникнуть единственный правильный вопрос. И вопрос был — «Что делать?».
x|
В жёлтой зоне было не так уж и страшно. Повсюду был лес. На нас пока что никакие животные не собирались накидываться. Лёгкая полярная ночь никому не мешала. Деревья колыхались от ветра. Я стоял рядом с Уми, но мой путь постоянно пересекали Городовой и его жена Суна. Шум вокруг напоминал отголоски какого-нибудь трактора или комбайнера. Шум нарастал, поглощая нас. Но как-будто его слышал лишь я один. В этом районе росли галлюциногенные растения, одни из немногих выживших. Пройдя через их заросли, мы бы прошли к более устойчивому месту в жёлтой зоне. Но до конца так и не было понятно, где же они растут. Внешне они, наверное, не внушают страха. Впрочем, я никаких галлюцинаций не видел. Наверное, в жизни у каждого из нас наступает момент, когда узнаёшь что-то новое. Вот эти моменты я и обожаю. Я теперь люблю новое. Раньше новое внушало мне страх. Теперь — лишь недоумение.
Наконец-то я смог отделиться от группы. Они мне не были нужны, не считая Уми. Тёмные примёрзлые деревья лишь хорошели от своей старости. Люблю, наверное, её. Но, однако же, я до сих пор не знаю, что это за чувство такое. От него улетают на седьмое небо от счастья? А если на шестое — то всё ужасно? Внезапно я задумался. Холод стал бить прямо в лицо, окутывая мою рожу в свои невидимые полоски. Листвы давно не было. Будь она, было бы мне лучше? Понятия не имею. Можно ли об этом думать? Но эти льдинки пропитывали мою спину. Становилось холоднее. Пот остывал в ту же секунду, превращаясь в ледяную воду. Ой, прям не могу! Надо было натянуть ещё одну кофту, дабы не умереть от отморожения конечностей. Но я этого, конечно же, не сделал. Ну и что мне мешало? Идиотизм? Вполне возможно.
Но моя задумчивая нежность кончилась настолько же быстро, насколько началась. Пошёл дождь. Я никогда не видел дождя. Он был тёплый. Как-будто меня поливали из душа. Душем из тех времён, когда была тёплая вода. Мне нравилось это ощущение. В голове почему-то заиграла песня Алёны Швец:
«Пощади меня,
Пощади меня, девочка-рассвет.
Капелькой нектара, капелька — в яд.
Площади горят, площади горят.
Ведьм у нас сжигают, видимо
На этот раз забыли тебя, тебя.
Ведьм у нас сжигают.
Видимо забыли тебя.»
Но она сюда никак не подходила. Так же не подходила, как тёплый дождь не входит в картину современного глобального обморожения. Он обливал меня. Эта тёплая вода отмывала куртку от снега. Он был настолько тёплым, что мои мурашки решили выскочить именно в этот момент.
Внезапно деревья начали выпускать из своих веток ледяные стены. Своеобразные баррикады. Образовывая квадрат, они смотрели на меня бессмысленным и тупым взором. Я, конечно, знаю, что стены не могут видеть, как и выходить из деревьев, но, честно, всё так и происходило. Всё было так, как я говорю — не больше и не меньше. Я готов был уже заполучить в свою коллекцию страхов и фобий новый экспонат, клаустрофобию, но держался как мог. Выхода из этого ледяного квадрата, омываемого дождём, не предвиделось. И это — смерть? Под моим любимым дождём взаперти от остального мира? Я уже готов был за это расцеловать ледяные стены, несмотря на то, что по-любому не смог бы от них оторваться собственными усилиями. А были ли попытки? Нет. Я упал замертво и не хотел жить.
— Всё в порядке, Саша? — донёсся снизу хриплый старческий голос. — Привет. Я просто хотел поздороваться. У тебя там наверху горячая водичка? — белые костлявые руки высунулись чуть выше пальцев. — Это немного неудобно, Саша. Мне придётся сделать немного пошире, — земля раздвинулась и перед моим лицом предстал мой дедушка, вторая половина лица которого превратилась в скелет. — А вот и я, Отдышка! Хей-хей, тебе здесь понравится! Хочешь сбежать, Девочка? — прохрипел он и начал махать рукой. — Увидимся в твоих снах! Приходи в любое время! Приводи своих друзей! — наконец он оскалился на меня, показав свои клыки.
Вот и он вылез полностью, представ передо мной в своём мёртвом обличии.
— Привет, Саша. Не хочешь здороваться со мной? Не хочешь? — я помотал головой, а он скуксился. — Ох… Давай, парень! Ты хочешь выбраться, да?
— Мне нельзя пользоваться твоими услугами. Джо так говорит, — ответил я.
— Очень умный человек, Саша. Очень умный. Я, Саша, — Стивен, твой дедушка. А ты — Саша. Вот мы и сблизились. Правда?
— Наверное. Мне пора идти.
— Идти? Без этого? — протянул дедушка, вытаскивая из кармана мой рисунок Уми.
— Ой, Уми!
— Верно! Давай, малыш, возьми. Ох, ты же хочешь её, Саша! Саша? Конечно хочешь! У неё ведь вкусные губы, какие-хочешь слова, и, конечно, рисунки и фотографии. Разные!
— А она живая?
— О да! Живая, Саша! Она живая. А ты, когда спустишься сюда, ко мне… Ты оживёшь тоже!
x||
Проснулся я от боли в голове. Лес был таким же. Всё было таким же. Однако, отсутствовал дед. Он будто испарился. Ничего вокруг не напоминало о его прибытии. Земля оставалась прежней, на ней лишь отпечатался след моего тела. Кстати, вышло очень даже красиво. Своеобразный АнтиАнгел получился. Снег покрывал эти очертания, прибавляя им пару очков к красоте. Мне не было холодно. Следа вчерашнего тёплого дождя я и не заметил. Куртка была суха. Только в некоторых местах прослеживались остатки растаявшего снега. Но это был не дождь. Я бы понял, если бы это был он. Во-первых, я бы сейчас умирал от холода, так как вода бы начала замерзать. А во-вторых, я был абсолютно сух, что двоекратно подтверждало мою теорию. Мне внезапно захотелось, чтобы мне кто-то помог выбраться. Видимо, вчерашний сон с ледяными стенами, а я думаю, что это был сон, повлиял на меня. В ушах до сих пор звенел этот хриплый голос. Голос старого мертвяка. И если бы кто-то его увидел, сомневаюсь, что он остался бы жив. Я в этом уверен.
Ко мне подошёл Джо. Его здесь я увидеть не ожидал. Он поднял меня на ноги. Вокруг валялись остатки этого уродливого растения. Оно меня и охмурило, заставив думать не своей головой. Я был благодарен этому кучерявому человеку, внушающему доверие. Я бы, возможно, душу отдал за него в этот момент. Кто знал, сколько я тут пролежал? Наверняка, ужасный по своей длительности промежуток бесконечного времени. Как сказал Джо, меня нашли всего опутанным этими растениями. Я кричал, так что на эти крики и прибежала наша команда. Ну а кто бы на моём месте не кричал, привидься ему в кошмаре мёртвый дед, похожий на истлевший скелет? Сомневаюсь, что кто-то смог бы устоять при виде подобной «перспективы».
Мы вернулись в группу. Харви напевал Сандре что-то своё, Городовой сидел вместе с Уми и Суной. Они о чём-то беседовали, так что я не стал влезать в разговор. Просто подсел к Харви. Он закончил играть, похлопал меня по плечу. Всё складывалось как нельзя лучше. Мир благоволил к нам. Что бы стало перечить этому умиротворению? Понятия не имею. Уставший, я прилёг на плечо к Сандре, а Харви пошёл куда-то за деревце. Я недолго вздремнул. Деда во сне не было, так что этот день уже становился приятным. Не хватало только тепла. Но ничего! Дойдём до электростанции, и всё будет хорошо. Обычно девчонки лежат на плечах у мальчиков, но единожды это попробовав, любой мальчик захочет ещё раз уснуть на чьём-нибудь плече. И в этом, право, нет ничего романтического. Хотя я был бы не прочь полежать на плече у Уми. У неё очень широкие плечи, больше, чем у меня. Наверняка, ещё и очень мягкие. Но вот дремота начала меня потихоньку отпускать, и я заметил, что на место Харви присел Джо. Сначала я ничего не понял, но через несколько минут стало чуть-чуть понятнее.
— Ты так горд, web-мастер Джо? — спросила Сандра. — Считаешь гордость пороком или добродетелью?
— Не знаю, — сухо ответил кудрявый Джо.
— Я пытаюсь найти в тебе какие-то изъяны.
— Я нахожу трудным прощать глупость и зло других по отношению ко мне. Моё уважение, однократно потерянное, потеряно навсегда.
— Да, с тобой лучше не шутить, — начала улыбаться Сандра. — Как жаль, я так люблю посмеяться.
И её смех по-любому слышал Харви. Что это? Любовный треугольник? На это не похоже. Джо в ней не заинтересован. А она, может быть, просто любит заигрывать с разными людьми? Кто их знает, этих девчонок! В этих головах скрывается большее, чем в наших, господа? Очень даже возможно, но за эту реплику я могу прослыть «каблуком», так что вы этого не читали. А, может, и у Уми когда-то был парень?
x|||
Джо голодал. Ему было невероятно плохо. Он стал почему-то зализываться назад, хотя до этого ни разу так не делал. Будь у него краска и ножницы, он бы перекрасился в чёрный, подстригся. Тогда из него получился бы идеальный молодой Ганнибал Лектер. Джо порядком исхудал. С нами почти не общается. Похоже, что эти растения оказали на него какой-то эффект. Из серьёзного, но милого парня он превратился в серьёзного болезненного человека. Со временем, надеюсь, это пройдёт. Но пока что я очень боюсь за нашего Джо. Когда я что-то иногда ем, теперь вспоминаю его, и мне становится стыдно. Стыдно за то, на что повлиять я не в силах. А вдруг в силах? При попытке никто ещё не умирал. А если уж и брать с кого пример по части «попытка — не пытка», так это с Джо. Он же первый полез защищать меня от Уми. Да и тогда спас от растений. Герой. Светлый рыцарь без белого коня.
Харви с Сандрой пытались наладить отношения, и, как мне кажется, у них это успешно получалось. Сегодня заметил в его гитарных напевах новые строки, которые, действительно, меня растрогали:
«Я вижу у людей в глазах одно бессилие.
Здесь жертва виновата, если её изнасилуют.
Глупость, грубость, воровство — в их руках сила.
У свободы слова здесь ПЖ, это Россия.»
В этих строчках есть нечто прекрасное. И это прекрасное даёт надежду на то, что в этих строчках описывается прошлое, но никак не настоящее. От этой песни в ушах зазвенело какое-то подобие фейерверка. До самого мозга доходили эти посылы. Начинаешься задумываться о будущем. А что, если мы не найдём эту электростанцию? Что же с нами со всеми будет? Для чего были все эти старания? Впрочем, я сейчас накаркаю, и ничего в действительности так и не случится. Ах, как же мне хочется простого тепла! Через эти куртки ничего не чувствуешь. А при поцелуе, наверное, прилипнешь, как к замёрзшему столбу. Ну а разве не в этом смысл любви? Разве не для этого люди сходятся? Разве не для того, чтобы быть вместе до гроба?
Я разговаривал с Уми по поводу её детства. Давным-давно у неё был друг. Марком звали. Вместе с Марком они ютились у Городового и его семьи. Семью Марка убили гольдеры, жаждущие хоть чего- нибудь. В конце концов, они нашли и самого Марка, и семью Уми. Гольдерам нельзя было тягаться с Городовым, поэтому они отобрали у маленькой Уми её лучшего друга. Целый день она страдала, искала Марка по снежным закоулочкам, тогда уже начался этот снежный беспредел. Вернувшись домой поздно, Уми уснула. На следующее утро Городовой решил рассказать тяжёлую правду девочке. Гольдеры забрали Марка и, что подтвердилось обглоданными останками в лесу, съели его. Просто сожрали, как свиньи жрут всякую требуху. С тех пор Уми закрылась в себе и негативно относится почти ко всем людям. Я сказал, что не надо обращать внимания на единичный случай. Я, Харви, Сандра, Джо — мы ведь не такие! Зачем же всё обобщать? Этот случай, конечно, повлиял на неё, но, думаю, что и без него она бы осталась такой же решительной. Не надо вспоминать подобные случаи, а тем более ориентироваться на них. Так можно и с ума сойти, если постоянно глядеть в прошлое, не задумываясь о будущем. Это всё я и пытался ей объяснить достаточно мирно. Но мирно в той степени, насколько она сама мне это позволяла.
— Ты знаешь, что такое эффект бабочки? Это — теория, по которой одна мелочь может вызвать цепь изменений, приводящую к глобальным событиям, — перебила мою речь Уми. — Согласно этой теории, любой поступок и любое решение, которое ты однажды принял, может навсегда изменить твою жизнь. Ты только подумай: то, что однажды ты вышел из дома всего лишь на десять минут позже обычного, могло спасти твою никчёмную задницу. Только подумай: раньше ты шёл по улице одним пасмурным вечером, уткнулся в экран смартфона, читая очередную скандальную статью непонятно-о-ком. А в это время мимо тебя прошёл человек, который мог бы стать любовью всей твоей жизни. Потому что иногда достаточно одного взгляда глаза в глаза, чтобы навсегда утонуть. Ты только подумай: однажды ты так и не решился сказать тому самому человеку «я люблю тебя», и вместо того, чтобы сейчас слушать меня, ты мог бы нежиться в его объятиях и готовить тосты на завтрак. Иногда для того, чтобы твоя жизнь повернулась в другую сторону, достаточно просто споткнуться не в том месте и не в то время, потерять револьвер, не успеть убежать, разбить кому-то сердце, заболтаться по дороге с другом или решить остаться дома сегодня. Подумай: где-то там, возможно, Земля замёрзла, чтобы вы двое смогли полюбить друг друга. Кто-то там, возможно, решил не говорить о своих чувствах человеку, с которым вы сейчас вместе. А если бы тот человек решился? Только подумай.
x|v
Ненавижу сны. После того разговора с Уми я понял, что не разбираюсь в ней от слова «совсем». Я не мог бы при желании сказать даже, что она говорила мне в тот момент. Я завалился спать на белый снег, но не смог сразу же уснуть. Холод меня терзал, словно дымовая завеса у костра, проникающая прямо в глазные яблоки. Этот дым разъедал глазницы, оставляя в них место лишь для пустоты. Страшно и больно. Я ничего не мог видеть, но и не спал. В голове вертелась какая-то глупая песня, закрученная в бесконечный круг повтора. Я хотел, чтобы мне наконец-то приснился малиновый закат. С этим закатом всё стало бы лучше. Полярная ночь опустилась бы в последний раз, а нашу компанию накрыл бы пласт бесконечного и горячего тепла. Тепла людского тела совершенно не хватает. Никакого тепла не хватает. В этих куртках и свитерах нет никакого смысла, ведь на душе вьюга. А то же самое на улице — фикция. Без этих придуманных проблем было бы легче. Но ведь если уничтожить их, чем же будет заниматься наш мозг?
Не заснув, я разбудил группу, которая заснула только ради меня. Дорога через жёлтую зону казалась сложной, но в какой-то мере безопасной. Пара снежных тварей на нас кинулась, но мы от них очень быстро избавились. Будь рядом Лурк, он бы нам помог, но всё шло крахом. Джо, казалось, оправился после его пропажи, но всё равно продолжал голодать. Я видел его хищный взгляд. Чаще других он глядел на Сандру. Но происходило это, поверьте, только тогда, когда Харви отсутствовал. Например, он мог отойти покурить, а его место уже занимал худосочный Джо. Не будь он моим товарищем, я бы шарахался лишь от его вида. А вид этот, будем честны, был ужасно похож на прокажённого бомжа. Только Джо был чист. Абсолютно чист.
Пройдя ещё несколько километров, мы остановились для привала. Городовой с женой Суной очень вымотались. Если бы не остановка, у этого старика точно случился бы инфаркт или что ещё похуже. Мне стало его жалко в этот момент. Каждый из нас может согнуться в три погибели из-за какого-нибудь плохого дня. А наша команда так делала каждый день. Каждый день был ужасной пародией на то, что раньше в книгах называли «днями». Сложно говорить «день», когда перед тобой полярная ночь. И ведь я не запрещаю. Просто констатирую факт. Факты нашим законодательством не запрещены. По крайней мере, не всегда.
Присев, я просто-напросто отрубился. Моему взору предстало какое-то тёмное здание. На улице стояли и курили два человека — Городовой и тип, подозрительно похожий на меня. Пролетев внутрь здания, я начал осматривать его. Всё было тёмным. И это если ещё не учитывать то, что снаружи была ночь. Посередине какой-то комнаты стояла Сандра. Перед ней на экране была картинка. Хотя ладно, это была огромная картина размером около шести метров в высоту. Но я могу и преувеличивать, у меня с перспективой проблемы. Сзади неё стоял какой-то тип. Кудрявый такой и белоснежный. Трудно было не догадаться, что это — Джо. Но похоже на то, что Сандра его не замечала. И сейчас я ей сочувствую, ибо сам его бы не разглядел. Ежели бы мне выкололи глаза, яркости и понятности этой картине не прибавилось. Немая картинка начала обретать звук и движение, поэтому мне пришлось вслушиваться в речь этих двух отдалённых призраков.
— Как же я мог пропустить? — выкатил из темноты Джо. — Помнишь, я рассказывал о рисунке, который видел в библиотеке? Не взглянешь? Там стоит имя. Помнишь, я говорил?
Проектор магическим образом по щелчку пальца переключил картинку. Теперь была видна фигура повешенного человека, по-видимому, захлебнувшегося в своей крови. Справа была надпись: «Alexo Sandra»
— Твой предок, амиго? — продолжил он после некоторого молчания. — Его повесили под этими окнами. Алексо де Сандра. Раз уж ты пришла ко мне, должен признаться: я хотел бы полакомиться твоим парнем.
Джо прильнул к её лицу и всё заполонил платком с хлороформом. На фоне проектора падающая женская тень выглядела очень эффектно. Вот Сандра и повалилась. Как-будто очнувшись, я теперь сидел вместе с Городовым и курил. Вкус отвратный. Здание теперь выглядело не чёрным, а кирпичным. Я вернулся мысленно к ним.
Джо натягивал верёвку на шею, губя связанное тело Сандры. Сама она покоилась на вертикальных носилках.
— Если ты всё расскажешь, амиго, возможно, я покину Россию, не позавтракав, — протянул Джо и облизнулся. — Я задам вопросы, а там — посмотрим. Идёт? Согласна?
Стон из-под изоленты был ему ответом. Джо покатил эти тяжёлые носилки к балкону, находящемуся, как я понял, этажом выше.
— Всё, — продышал Джо. — Ах, тебе всё сказал этот Сашка Фирс? — стон Сандры звучал неразборчиво. — Моргни два раза, если «да». Если «нет», то один. Тебе всё сказал Саша Фирс? — моргнула два раза. — Хорошо, спасибо. Он ждёт меня на улице? — опять как-то неопределённо моргнула Сандра. — Один раз или два? Ох, ты задумалась! Думай побыстрее, иначе я всё же пущу сеньорите Сандре на филе, — стоны продолжились. — Ты друзьям рассказала о моих наклонностях? — один раз моргнула. — Нет. Я так и думал. Говорила Харви? — один раз моргнула. — Нет. Это точно. Я тебе верю. Славненько, начнём.
Джо открыл ставни балкона, и у Сандры зазвонил телефон.
— Прекрасно, — прошипел он. — У тебя так бьётся сердце? Ох, это не сердце. Что ж, я отвечу? Алло.
-Я всё рассказал семье Городовых. — раздался из трубки голос Харви. — Ты мне ещё скажешь спасибо или нет, но будешь жива. Сандра?
— Это Харви? Очень рад, Харви. Боюсь, у меня плохие новости.
— Что с ней? Скажи ей, что всё будет хорошо.
— Ты получил письмо? Те строки я написал сам.
— Что с Сандрой, мастер Джо? Скажи ей, что всё будет хорошо!
— Харви, больше всего на свете я бы хотел поболтать с тобой. К сожалению, ты выбрал неудачный момент. Прости меня. Увидимся. Пока.
Джо сбросил трубку.
— Старый знакомый, — пояснил он для Сандры и засунул телефон обратно. — Ну, что ж, держись. Поехали, — со свистом он выкатил носилки на балкон. Начал приспускать ремни, но не развязывать ленту на теле и шее, тем самым поднимая Сандру выше и выше.
Городовой и второй я заметили это.
— Я зайду сзади! — прорычал старик. — Убей его! Если получится, убей!
Джо достал нож-бабочку из кармана.
— Как исполнить? — шипел, как змея. — С выпущенными кишками или нет? Как Иуду? Ты неуверена? Если позволишь, я выберу за тебя, — сильный разрез от пупка вниз появился за секунду. — Чао.
Он скинул тело Сандры, которое завертелось. Она повисла, телефон выпал, а кишки теперь обволакивали остатки телефона.
xv
Мне нужно было с кем-то поговорить. На деревьях я видел лишь замёрзшие останки птиц. Одни даже напоминали попугаев. Их было двое. Один совсем превратился в месиво, а другой напоминал очень дешёвое пугало. Кое-где валялись останки людей. Слева от меня лежал полностью голый мужчина с какими-то красными следами на ягодицах. Будто его кто-то перед смертью отшлёпал полотенцем. На спине красовались четыре ровных кровавых линии. Если это и был снежный зверь, то он убил этого мужика с одного удара. Но не обгладывал, что странно. И почему он голый? Справа был труп загоревшего мальчугана, похожего на этого мужчину. Возможно, отец и сын. На нём уже были идеально чистые трусы, так что мне не пришлось наслаждаться зрелищем его «хозяйства». Опять же. Четыре ровный красных пореза на груди. Кровь потекла по всему телу, но каким-то чудом растеклась на снег до тех пор, пока не задела трусы. Какая-то перфекционистская кровь. Я не мог поверить в то, что подобное могли сделать животные. Они атакуют для того, чтобы поесть. А здесь нет следов еды. А они бы уж точно не отказались попробовать такое сочное лакомство, как человечина. Единственный, кто разбирался в нашем мире лучше, чем Джо — это Городовой.
Он мне поведал историю о том, что шаманы из красной зоны сбрасывают тела пришедших в жёлтую. Тела были не то что бы новые, но, как максимум, вчерашней ночи давности. Шаманы хуже чем гольдеры. Они пользуются геррами — перчатками с лезвиями на пальцах. Ну, как у Фредди Крюгера, только без лезвия на большом пальце. А ещё они их носят на обоих руках, а не на одной. Городовой говорил, что, возможно, они могут и насиловать трупы. В конце концов, врядли у этих существ есть свои законы морали. Раз они отбирают одежду — им холодно. В ближайшее время на запах крови от этих двух людей сбежались бы снежные звери, так что медлить нельзя было. Будь у меня такой герр, я бы мог искры выжигать. Тогда бы и тепло было. А эти идиоты раскидываются на низменные потребности по типу одежды. Стыдно! Спичка должна будет нас спасти. Без неё нам конец. Причем от обычной зажигалки тепла не будет. Нужна моя спичка. Городовой начал твердить, что в прежние времена шаманы зачастую, как и туземцы, были каннибалами. Как только он сказал это слово, передо мной возник тот худощавый Джо из сна. Теперь лицо было ещё страшнее, после мысли о Фреде Крюгере. Не нравился мне этот ужастик.
Я рассказал Городовому про этот сон. На моё удивление, он не насмехнулся надо мной. Не было в его глазах и неверия. Похоже на то, что он верил во всякие вещие сны и тому подобные штуки. Городовой сказал, что ему снился похожий сон. Но он не видел той части, что происходила внутри здания. Ему была уготована участь лицезреть то, как из молодой Сандры сначала вываливаются кишки, а потом она задыхается. В любом порядке эти действия вызывают страх. Не часто в наше время людям снятся сны. А уж тем более одинаковые! Мы сошлись на том, что если этому и правда придётся случиться, то мы будем готовы. На Джо, действительно, указывало многое. Он и голодал. Каждый из нас, казалось, мог видеть его рёбра, проступающие из-под куртки. Видеть мы этого не могли, но всё же ощущали, что всё так и есть. Городовой это трактовал как переход от обычной пищи к человечине. Некий ритуал. Я во всякую такую дичь по поводу ритуалов не верю, но теперь в связи с появлением шаманов и т.д. приходится верить. Джо теперь неожиданно заинтересовался Сандрой, хотя ему до этого были интересны только я и… Лурк! Его снежный барс!
Мне пришла очень загадочная мысль. А что, если Джо свихнулся после пропажи Лурка? Теперь у него какое-нибудь расстройство личности. А вдруг внутри него какая-то другая его часть? Она жаждет крови и мяса. Эта часть — Лурк. Животное. Они были симбиозом. А теперь из-за его отсутствия Джо превращается в своего единственного друга. Хорошая теория. Если следовать ей, то уже через какую-нибудь неделю Джо окончательно превратится в чудовище. Пока что он был обычным малым. Но со временем это может пройти. Вдруг на его место встанет какая-нибудь нечисть? Я видел лицо Джо из сна! Это ужасное зрелище!
Никому не пожелал бы видеть его во сне. А в реальности — подавно. Раз уж мы сошлись на том, что у Джо есть вторая личность, нужно было её как-то назвать. Пойдя по принципу простоты, я назвал полную противоположность Джо анаграммой его же имени. Ожд. Хотя в данном случае лучше писать с большой буквы. ОЖД. Я не знал, как дать определение этому сокращению. Но тут на кончике моего языка запрыгало словосочетание… Он — ЖивоДёр!
Он —
Живо…
Дёр!
xv|
Трупов теперь не было. Мы не дошли достаточно близко к станции, как я думал, а просто ушли дальше. Я не знаю, куда нам идти. Сейчас бы горячего чая навернуть. Я сильно чихнул два раза. Один раз чихнув, я чуть не умер. Мне спёрло дыхание. Только заболеть мне сейчас не хватало! В наше время заболевание — слишком дорогая роскошь! Не болеют только две вещи сейчас. Насекомые и вирусы. Насекомые — потому что все передохли, а вирусы — из-за своей «маленькой» способности к заражению. Во рту першило. Будто всю гортань изрешетило пулями, а потом её прогнали через мясорубку. Будь ещё в наши времена таблетки, я бы не плакался сейчас. Попытался вдохнуть ртом — повеяло холодом. Сработало как нельзя лучше. И никаких обезболивающих! Одно из таких вроде называется лидокаином.
Джо похудел ещё больше. Теперь мы с Городовым начали ночью перемолотую еду ему в рот наливать. Хоть что-то пускай ест, а не то ещё помрёт с голодухи. Во время этого процесса, мне показалось, за нами следил Харви. Мельком увидел, но мне всё равно это не даёт покоя. Я хотел бы рассказать всё это Уми, но Городовой теперь ещё усиленнее начал её опекать. Так что мне не удалось к ней подойти. Одиночество — одна из самых худших вещей на планете. Особенно тогда, когда коротаешь её со стариком и ни с кем иным. Послышались какие-то звуки, напоминающие салют. Похоже на то, что нас увидел шаман. Но, видимо, испугался нашего количества. Сны меня пока не донимают. Мне и одного хватило. Меня волновал ещё один человек из сна. Alexo Sandra или Алексо де Сандра. Ещё раз смертельно кашлянув, я спросил про него у Городового.
— С Алексо у меня связаны… — начал Городовой. — довольно необычные воспоминания. А встреча произошла внезапно… Это был мой очередной рабочий день.
《Эх… деньги приходится тратить на нужды семьи, ну а зарабатывать их тоже как-то надо яха-ха-харррр!》
— Поскольку в моей семье полно девчонок, они не могут уходить из дома. Пришлось идти на улицу одному.
《Э-ээ… Может, тут?》
— Удача была уж точно не на моей стороне. К тому времени я думал не о деньгах, а о Солнце. Зуб даю, даже самому стойкому человеку порою хотелось ощутить солнечные лучи в холод.
《Чёртова снежная равнина, а не лес!… Фух…
М? Эй! Мальчик, ты там в порядке? Погодь… это мой пистолет? Откуда он у него? Ну и хрен с этим. Пистолет всё равно мой.
— Вау! Ты настоящий человек? В этой Пустоши?
— Я думал, ты сдох… И… И… Т-Ты знаешь, что чужие вещи брать нехорошо? Чёрт, я чуть кони из-за тебя не двинул, мальчишка! Тебе должно быть стыдно! Ладно, я пошёл. И не смей идти за мной, а то я прихлопну тебя лопатой…》
— Обычно маленькие люди в страхе убегают, когда я ругаюсь. Но Алексо другой. Упёртый, как ослик, ловкий и смелый. Он шёл за мной до самого дома и даже не дёрнулся!
《Я же сказал… Не иди за!- Мной…》
— Вот и пришлось взять его под своё крыло.
xv||
Алексо де Сандра работал на той электростанции. Давно работал, чуть ли не с самого своего рождения. Из-за него на станции произошёл какой-то конфуз с электроэнергией. Вскоре из-за холодов к станции кинулись шаманы. Они-то и выгнали всех работников на все четыре стороны. Бродя долгое время по лесу, он натыкался лишь на деревья и не более того. Не на что было обратить внимание. А ветер всё усиливался и усиливался, приводя холод в максимальное действие. Ноги подкашивались, а тело отказывалось функционировать. Тут ещё и гайморовы пазухи забились. Так что при падении в снег Алексо ощутил невероятнейшую силу давления.
Городовой принёс его домой. Обхаживал так, как только мог. Вскоре Алексо начал поправляться. Они сдружились с Городовым. Каждый день Алексо теперь проводил вместе с семьёй Городового. Но и у него была проблема: Алексо не успел вернуться в дом к дочери до наступления холодов. Городовой всячески его успокаивал, но в итоге они сошлись на том мнении, что дочь мертва. Возвращаться в деревню Алексо не хотел. Если уж он и вернётся, то будет всю жизнь страдать от стыда. Алексо резал себя изнутри, пробивая корку живого сердца, заменял его ледяным осколком. Мечты рушились так же, как карточный домик ломается от малейшего дуновения ветра. Лёд красив, конечно, но, безусловно, холоден. Теперь в душе Алексо был ледник. В глазах царила леденеющая пустота.
Огонь потух, и теперь Алексо возвращался к станции. Поговаривают о том, что он всё же туда вернулся. Теперь там покоятся не только его останки, но и видеозаписи. Говорят, Алексо оставил нечто вроде предсмертного видео, а потом, как во сне, повесился. Видимо, поэтому Джо и указывает на фотографию Алексо. Сандра — его дочь! Да, понять можно было и по фамилии. Но разве в нашем мире однофамильцев нет? Вот и я сомневаюсь. Если добраться до станции, то можно будет найти всё то, о чём мы даже можем и не догадываться. Мы же не знаем, что скрывал в своей лаборатории Алексо де Сандра. Возможно, там есть ответ и на то, как устранить холод. Ибо мы должны его победить. Любой ценой.
Городовой закончил свою речь, а у меня от этого всего прихватило в голове. Будто не у бедного Алексо, а у меня заложило гайморовы пазухи. Нос не смог дышать, а температура поднялась до отметки 37.3. Из глаз потекли слёзы. Горячие слёзы. Они застыли в ту же секунду. Я понял, что и Городовой — не плохой парень. У всех свои скелеты в шкафу. Я приобнял этого старика, а он от меня отстранился. Мы порядком отстали от группы, так что пришлось догонять. Теперь можно было довериться этому человеку. Я бы ему и жизнь отдал. Свою жизнь, жизнь Уми, Джо, Харви и остальных. Для него мне ничего не жаль. Он умнее прочих, ибо пережил многое. Решать, естественно, не мне, но будь у меня выбор, кого ставить лидером, им стал бы Городовой.
xv|||
Часы на руке дали сбой и остановились. Мы пережили стычку с двумя шаманами, а это значит, что мы близки к станции, как никогда. Я всё-таки заметил, что у герров есть лезвие на большом пальце (неудобное, но есть), а у Фредди Крюгера нет. Я уверен, что эти шаманы точно убили бы этого резинового клоуна из фильмов восьмидесятых. Не сомневаюсь, ибо он смешон, да ещё и вымышленный герой фильма. Шаманы с их рожами пугают гораздо страшнее. Ещё и эти герры на руках. Как мне не хватает обычного людского гольдера! Они обычны и приедаются. А вот никакой шаман приесться не сможет!
Холод дребезжал. Смерть гуляла за нами по пятам. Харви с Сандрой шли очень близко друг к другу. Им я рассказал про историю с Джо и ЖивоДёром. Они сначала не верили. Только Городовой кое-как смог их убедить.
Слишком холодно описывать. Вернусь позже.
x|x
Похоже на то, что мы скоро умрём. Нашли лагерь шаманов. Ещё чуть-чуть и нашим глазам откроется станция. Под кофту проник холодный ветерок. Я слышу уже эти голоса. Мы в засаде, продвигаемся постепенно к лагерю. Наше количество позволяет перебить человек пять-шесть. Но не более того. Ни о чём, грубо говоря. Сейчас бы свечку держать за здравие. Я не верю в эту лабуду с Богом, но всё же… Не знаю, как это объяснить. Нет запаха. Всё тихо стоит на месте, изредка перебиваясь лязгами металла на геррах. Смерть отражалась на этих ножах. Шаманы точили лезвия на пальцах, отчего у меня ясно в голове встала картина, предвещающая фильм «Кошмар на улице Вязов». Я дохнул полной грудью, переполненной грехами вольными и невольными, и пошёл дальше.
Вышли из засады, начали продвигаться. Вдали виднелось здание из сна. Около него стояли иглу, состряпанные на быструю руку. Видно, не везде у этих шаманов работает их особое чистолюбие. Но лезвия у герров были шибко вымыты. Солнце специально пускало солнечных зайчиков прямо мне в глаза. Я один выделялся во всей нашей группе, вооружённой даже хуже, чем туземцы по сравнению с армией Российской империи. Остальные глупо смотрели на этот лагерь. Будь я человеком, который умеет читать мысли, был бы самым счастливым.
Теперь я видел отчётливо их рожи. Все чёрные, будто вымазанные в саже. Костюмы белые. Как у эскимосов. И у всех один и тот же. Как братья-близнецы. Они нас заметили. Накинулись со зверской яростью. У меня полились слёзы из глаз. Я присел на снег со страха. Уши отключились.
— Уми! Уми! — закричал я, как только увидел, что один из них накинулся на неё. Она толкнула шамана, но тот успел её задеть. — Уми! Уми! Уми! Уми! Уми! — он её поднял над головой.
— Помоги! — крикнула она со всей мочи.
— Уми! — продолжал истошно кричать я не в силах что-то сделать.
Сзади ко мне подбежал один из них и начал душить.
— Помогите! — кричал и смотрел на Уми. — Помогите! На помощь! Помогите!
— Оставайтесь с нами, — прошипел один шаман.
— Саша! Помоги! — начал кричать Харви, которого шаман тянул под снег. — Саша!
— Нет! — закричал Городовой. Ему связали руки и тянули к лагерю. — Нет! Нет! — шаман поднял руку с герром. — Нет! Нет! — чудом он пытался отвернуться от ударом этих перчаток с ножами.
Джо выхватил один герр. Сразу его лицо переменилось. Стало злее.
— Папа! — закричал шаман, схвативший Городового. — Папа!
— Нет! — кричал от боли мучавшийся Джо. Будто из него выходила его другая сущность. ЖивоДёр.
— Папа! — всё ещё кричал тот молодой шаман. — Господи! — в его лице изобразился страх. Перед ним стоял не Джо. Это был ОЖД. Он — ЖивоДёр.
— Всё в порядке? — спросил шаман, державший меня.
— Нет! Нет! — закричал молодой, пока на него двигался ЖивоДёр. — Нет! — ЖивоДёр схватил его за горло. Городовой освободился и убегал.
— Позови на помощь! — кричал мой шаман, пока ЖивоДёр воткнул герр прямо в грудь другому шаману, а из его горла сочилась кровь. — Постой! — пытался он отмахиваться от него, но за секнду умер от удара. Я освободился.
Шаману, который держал Уми, ЖивоДёр воткнул герр прямо в живот.
— Нет! — ещё одного шамана начал есть снежный зверь. Какой-то белый червяк. — Нет!
— Билл! Билли! — ЖивоДёр отрезал сухожилия на руках и ногах. Шаман замертво упал.
Он зашёл прямо в иглу. Там была какая-то шаманка возле неработающего телевизора.
— Ну вот ты и стала звездой! — прорычал он. — Добро пожаловать в эфир, сука! — сказал ЖивоДёр и воткнул её лицо в экран.
— В чём дело? — начал он, связывая ещё одного молодого шамана. — Пригвоздили языком?
— Я спросил, где у тебя станция, твою мать? — продолжал ЖивоДёр, отрывая голову очередному шаману. — Надо было слушать папочку!
— Саша! Ты всё испортил! — показалось мне, начала говорить голова. — Я привожу девчонку, а ты начинаешь капризничать! Твой психиатр сказал, что ты просто хочешь привлечь внимание!
— Старые добрые друзья, помнишь? — шипел ЖивоДёр, играясь лезвиями перед лицом шамана. — Давай швырнёмся! — он воткнул их прямо в вены на руках.
Вышел какой-то старый шаман и забормотал что-то на своём языке.
— Извини, но я не верю в сказки, — ЖивоДёр воткнул герр в сердце.
— Сдохни! — воткнул другому в спину.
— Увидимся в аду, — пробормотал умирающий шаман.
— Передавай, что тебя послал ЖивоДёр! — воткнул глубже, и шаман умер.
— Постой! — кричал убегавший шаман.
— Тебе нравится дышать? — прорычал ЖивоДёр и начал топить шамана в снегу.
— Кто-нибудь! Помоги!
— Сдохни!
— Нет! Нет!
Другой шаман выбил герр из руки ЖивоДёра.
— Как ты собираешься биться без оружия?
— Сдохни! — он пнул перчатку, и та насквозь пробила шамана.
— Без труда не вытащишь и рыбку из пруда, — живодёр вывернул шаману руки.
— Помогите! — безуспешно он кричал, умирая.
Джо в своей голове начал отделять от себя ЖивоДёра.
— Теперь, Джо, мы можем поближе с тобой познакомиться, — он шипел, завлекая и опутывая тело молодого парня. — Джо, одолжи мне своё ухо.
— Нет! — кричал Джо. Теперь без одного уха. — Нет! Нет! Нет! Нет! Нет! — у Джо взорвалась голова.
— Наказан! — ликующе прошипел ЖивоДёр. — А теперь ты будешь хорошим мальчиком. И не выделывайся!
xx
Вот и станция. Джо сидел возле неё, весь в крови. Рядом с ним лежал окровавленный герр. В глазах читалось безумие. Но было ясно, что это он, а не ЖивоДёр. Надо было ценить эти моменты. Те моменты, когда он оставался Джо. Внутри него боролось чёрное и белое, порой перебиваясь капельками крови. Его тело дрожало. Он походил на психического больного. Ему хотелось уйти. Но от станции веяло теплом. Он не мог дольше сидеть на месте, но и уйти не мог. Его ничего теперь не манило. Жизнь разделилась на «до» и «после». Внутренние органы были ликвидированы. Пустота, тёплая и даже горячая, заполняла их место. Главное в жизни для него потеряло смысл.
Я же его обрёл. Теперь я смог бы зажечь спичку и вернуть людям их тепло. Между тем, я всё ещё помню, что должен отдать её Городовому. Но так не хочется! Я бы чистый калий с большим желанием съел, чем отдал бы спичку. Полностью остановила работу моя решимость и честность. Так хотелось врать. Объем вранья выходил из берегов моей головы. Не вижу перспектив. Примерно тридцать три процента мозга забиты дичью про спичку. Или это правда? Теперь нельзя понять. Крепкость моего разума тоже даёт сбой. Я так, право, стану похож на Джо. Но мы разные. И мечты у нас разные. Я сейчас пытаюсь, видимо, оправдываться. Некомфортно. Единственная, с кем мне было комфортно, это Уми. Она раскрыла мне своё сердце.
Я присел к Джо и решил посмотреть на Уми. Она всё ещё была безумно красивой.
— Вау, — сказал Джо. — Не могу дождаться, чтобы попробовать.
— Это моя девушка, — нервно ответил я.
— А? Как неловко… Впрочем, не стоит ревновать. Ты тоже можешь присоединиться.
Я чуть ему не врезал. У меня всё пылало, а потом мы вместе засмеялись, оттираясь от крови.
xx|
Первым делом мы решили обследовать станцию. Здание было перестроено максимально. Здесь была и своя собственная библиотека. Если её пожечь, то теплом можно снабдить весь мир! Стеллажи размером около двух метров скреплялись между собой невидимой нитью. Решили обойти и посмотреть книги. Моё внимание привлекла «Джейн Эйр» Шарлотты Бронте 1992 года выпуска. С обложки на меня смотрела красивая девушка. Мне показалось, что её лицо похоже на лицо Уми. Её взгляд отравлял меня. Заболевание расползалось по всему телу. И имя этой болезни было — Любовь. Вся возможная решимость наполняла моё быстро бьющееся сердце. Внутренний крик известил меня о том, что процесс начался. Я буду биться за неё, пока бьётся моё сердце.
Джо вместе с Харви и Сандрой стояли и рассматривали другую книгу. Это был второй том «Оно». Назывался «Воссоединение». Джо показывал им рисунок. На рисунке был иероглиф, который совместил в себе сразу несколько настоящих. Этот символ отдалённо напоминал некоторые иероглифы японской катаканы [ア|ク|タ]. Но никакой иероглиф не описал бы его. Рядом ручкой было мелко дописано «Alexo Sandra». Я понял, что сон сбывается и решил, что сообщу об этом позже Городовому. Но на лице Джо не было чего-то злого или инородного. Похоже на то, что ЖивоДёр отступил на какое-то время. Клоунада. Как я мог думать о том, что Джо — наш враг? Только благодаря нему мы смогли выжить в схватке с племенем шаманов. Заслужил ли он такого отношения? Безусловно, нет. Он отталкивал от себя, но Джо — не сумасшедший. Он наш друг.
Уми перелистывала «Книжного вора». Там были рисунки. Небрежные рисунки, но они ей нравились. А когда ей что-то нравилось, на её лице появлялось маленькое солнышко. Я понял, что пора ей признаться в собственных чувствах. Она меня любит, и мне это было бы видно даже с Эвереста. Напряженные кончики пальцев задрожали, а мизинец и половина безымянного пальца онемели. Словно под дулом пистолета я подошёл к ней. Я таял в её объятиях. Тот человек, который не обнимался более минуты или двух, никогда не поймёт того, что ощутил я. Да, немного сентиментально. Но разве не из сентиментальностей состоит любовь? Любовь состоит из внутреннего давления, удовольствий и наказаний, которые приходят после расставания. Кто из нас любил? Харви? Банальная привязанность. Городовой? Он с женой из-за обязательства. Будто только я один способен любить в этом чёрством мире. К сожалению, я один. В моё сердце в этот момент вместилась целая жизнь.
— Открыть тайну? — неожиданно решительно начал я. — Я считаю тебя самой красивой девушкой в мире.
— Да? — с интересом спросила Уми.
— С первой встречи, Уми.
— Мне очень приятно. Мне об этом говорили другие, но это ничего не значило.
— Почему? Ты думала, они врут?
— Нет, вовсе нет. Нет. Не знаю. Мне даже наплевать, что это было. Пустая бессмыслица, но когда это говоришь ты, для меня это очень важно.
— Знаешь, с такой, как ты, я мог бы изменить свою жизнь.
Мы поцеловались. Тепло. Я его ощущаю. Но оно меркнет перед тем, что существует с самого зарождения мира. Любовь. Джо посмотрел на нас искоса и улыбнулся. Харви хихикнул, и они с Сандрой ушли вглубь библиотеки. Мне плевать на них. Городовой с видом кукловода, у которого отобрали марионетку, отвернулся от нас. В голове заиграла песня Марьяны Ро «Мы — два влюблённых идиота…».
xx||
Джо целый день сидел на «колёсах». Нашёл на втором этаже аптечку. Выпил одну капсулу от насморка и простуды, две — от кашля и ещё две таблетки витамин. Его знобило весь день. Он будто предчувствовал, что что-то вскоре случится. Это «что-то» его и волновало. Словно предчувствие возвращение ЖивоДёра заполняло весь мозг. Какое-то чувство, пришедшее из прошлого века, опутало его душу. Страх. Страх перед самим собой. Или всё-таки это был страх перед ЖивоДёром? Через его носки проступали маленькие волоски, ставшие дыбом. Как древнерусский богатырь, Джо напрягся. Его оружием был герр. Добавить ему шляпу и ожогов, и выйдет истинный Фредди Крюгер. Ему бы сейчас позаниматься, чтобы такие мысли хоть на чуть-чуть отпустили его. Отдых бы Джо тоже не помешал.
Вместо этого он шарил по библиотеке в поиске того, кто же такой ЖивоДёр. Все источники указывали на то, что такое прозвище было лишь у одного человека… его отца. Он его слабо помнил. Но никто не говорил Джо, за что же его отец ЖивоДёр. Вся информация по этому поводу была засекречена. Везде виднелся тот символ из «Оно. Воссоединение». Похоже на то, что им тут всё засекречивали. Так же, как засекречивали информацию про надпись «Alexo Sandra». Джо знал, что во всей компании только один человек мог ему рассказать про его отца. Это был Городовой. Словно хлопья из упаковки, его мысль разлетелась и с хрустом бросилась на пол. Мысленные цветы сакуры легли на плечи и велели искать этого старика. Вся библиотека перемешалась перед лицом Джо. Он мельком заметил лишь меня и Уми, которая положила «Конституцию РФ 2020» к себе за пазуху. Глаза залились кровью, и Джо наплевал на нас, а поэтому поплёлся дальше.
Городовой стоял в коридоре рядом с библиотекой. Его разум был забит мыслями насчёт спички и ЖивоДёра. К тому же, Городовой волновался из-за того, что сон, похоже, сбывался. Так что сегодня-завтра нужно было сторожить Джо, Сандру и балкон. Мысли сплетались в паутину и вылетали из головы пулемётной очередью. Он заметил Уми и меня. Какой же красивой ему показалась она! А меня, наверняка, он хотел прибить. Я ему и спичку не отдавал, и завладел, если так можно выразиться, его дочерью. Неким третьим глазом Городовой заметил надвигающегося к нему Джо. Он его сторонился. После сна и того, что произошло в лагере шаманов, Джо выглядел для него лишь машиной для убийства. В Городовом не было ни капли сожаления к этому молодому человеку. Его сердце, наверное, не выдержало бы подобного отношения к другому человеку. В любом случае, ему было наплевать в той же мере, в какой Джо наплевать на нас с Уми. Рок. Судьба.
Джо чуть ли не в мольбах упал к нему в ноги. Он просил рассказать ему про отца. Слёзы пошли из левого глаза. Он ничего до этого не чувствовал, а теперь начал показывать весь спектр эмоций. Джо умолял спасти его. Он не хотел навредить ещё кому-то. Внутри него боролись две сущности. Две стороны медали. Джо захлестнул поток слёз. Опять водопад из глаз. Городовой это заметил и решил сжалиться над бедным молодым человеком. Немного погодя, он соединял в голове слова, дабы создать из них одну цельную речь. «Не надо» — шептал ему внутренний голос. Но Городовой уже старательно заглушил его. «Есть ли желание?» — опять шептал голос. Молчание ему было ответом. Городовой начал свой короткий рассказ.
— Что произошло с моим отцом? — взмолился Джо.
— Его звали Френк Кроули, — начал Городовой. — Он был машинистом. Жил в подвале железнодорожной станции. Дети были смыслом его жизни.
《Четыре… Три… Два… Один…》
— Сначала мы не хотели в это верить…
《Кто не спрятался…》
— Ты был таким невинным…
《Я не виноват!》
— А ты, Джо…
《Рисуешь? Какая красота!》
— Ты был его сыном и любимчиком.
《Знаешь, у меня полно всяких рисунков. Это очень плохие рисунки. Поможешь мне их поправить?》
— А потом мы стали кое-что замечать…
《Да. В последнее время он ведёт себя странно.
— Он отводит меня в секретную пещеру.
— Успокойся. Не плачь, мальчик.》
— Он покинул город до того, как мы смогли заявить на него.
《ЖивоДёр! А ну выходи, ублюдок!
— Ему конец.
— Да чтоб тебя! Открывай дверь, ЖивоДёр!
— За что? Что я сделал?
— Ты насиловал его! Открывай эту чёртову дверь!
— Я ничего не делал! Я его не трогал!
— Смотри, чтобы не ушёл с обратной стороны.
— Так. Сейчас.
— Хватит! Хватит! Хватит! Ладно! Так. Так. Так. Так.
— Что ты делаешь? Нет, нет, нет. Это неправильно.
— А что по-твоему правильно? То, что ребёнку придётся идти в суд и перед всеми рассказывать, что он с ним вытворял?
— Это самосуд.
— Господи, он прав. Покончим с ним. Это тебе за твоего сына! Выходи, ЖивоДёр!》
xx|||
Сандра пропала. Джо, как вы поняли, тоже. Мы с Городовым сразу же насторожились и пошли к балкону. Была глубокая ночь. Городовой подал мне сигарету. Хоть и не курю, но чтобы всё произошло как во сне, взял её. Отвратительное послевкусие сначала осталось на кончике языка, а потом прошло дальше через гортань в лёгкие. Наверняка, кровь тоже что-то почувствовала. Городовой спокойно курил. Я впивался глазами в этот злосчастный балкон. Никого не было. Ни ЖивоДёра, ни Сандры. Пустующий балкон окутал наши глаза, и мы с Городовым чуть не уснули.
Мы заставили Харви сидеть на телефоне, чтобы он не наделал глупостей. Но на самом деле, я услышал во сне, что он говорит по телефону, а поэтому и заволок его туда. Харви очень сильно беспокоился, не мог удержать себя в руках. На моих глазах он превращался в подобие Харви. В том смысле, что тоже внутри него появился некто, кто сильнее его. Это был уже не старый добрый Харви, а Другой. Харви сидел на телефоне, судорожно перебирая клавиши, но не нажимая на них. Он лишь легонько их касался. Убирал с них пыль. Мы его закрыли и пошли к балкону. Из окна был виден иногда свет. Через это окно мы могли хоть как-то соприкасаться с Харви. Вот он набрал номер. Сверху ответил тихо ЖивоДёр. Мы поняли, что сон начал сбываться.
На балконе появился ЖивоДёр вместе с Сандрой. Городовой что-то крикнул, но я не успел это разобрать. Но было уже поздно. Он скинул тело Сандры, которое завертелось. Она повисла, телефон выпал, а кишки теперь обволакивали остатки телефона. Дежавю? Похоже на то. Городовой вбежал в здание, чтобы поймать ЖивоДёра. Харви прибежал весь в слезах. В его руках было письмо от Джо. Он склонился к кишкам Сандры и обнял их. Весь измазанный в крови, он начал плакать. Слёзы лились из его глаз не переставая. ЖивоДёр говорил, что строки из письма написал сам. На деле это, наверное, были вырезки из библиотечных книг. В том смысле что он не вырезал цитаты буквально, а лишь копировал их. Подражатель. Привожу ниже текст письма.
«Жизнь моя, не будь ко мне сурова.
Признаю, я часто был не прав,
Ошибался и лукавил много,
Ведь всему виной был гордый нрав.
Обязуюсь, хоть пока негласно,
Но всерьёз отныне и вовек.
Тратить своё время не напрасно,
Помня, что всего лишь человек.
Özledim ama bu da geçecek. (Я скучаю, но это пройдёт)
Они говорят, что бог покинул нас.
Но почему же так уверены,
Что он с ними?
Жизнь пролетает моментально,
А мы живём, как будто пишем черновик,
Не понимая в суете скандальной,
Что наша жизнь — всего лишь только миг.
Шаг за шагом можно достигнуть цели. Мао Цзэдун.
Иногда, когда я смотрю в зеркало…
Я СЕБЯ НЕ УЗНАЮ.
Я тоже не вывожу.
Я влюблялся постоянно.
Ну и пёс!
Просыпаюсь с криком
На
Лестнице
Брани.
《Лучше руку отгрызу, чем буду
Вновь крутить романы.》»
xx|v
Харви метнулся в здание, отыскивая Джо. Он знал, куда идёт. Его непоколебимости можно было только позавидовать. В кармане он сжимал револьвер с пятью патронами. Лестница размывалась под ногами Харви. Выскочи Джо на лестницу, Харви его пристрелил бы в первую же секунду. Нигде не было этого убийцы. Харви вломился в комнату с балконом. Никого не было. Через открытый балкон проникала жирная полоска лунного света, приносящая вместе с собой холод. Всепожирающий холод. На стене были картина повешенного человека и подпись «Alexo Sandra». Ничего не поняв, Харви двинулся дальше по комнате, весь дрожа и сгорая от гнева. Он знал, что здесь скрывается кто-то ещё. И он знал, что этот «кто-то ещё» опасен не только для него. Он опасен для меня, Городового, Уми и Суны, нашей оставшейся части отряда. Полоска лунного света протянулась паутиной и коснулась чего-то за шторой.
Из тьмы выплыла дрожащая фигура. Это был не ЖивоДёр. Это был Джо. Ему было страшно, как и Харви. Только перед ним стоял не Харви, а Другой. В руке другого Харви был револьвер. Дуло этого пистолета было направлено прямо в глаза молодому кудряшу. Джо понял, что окровавленный нож всё ещё в его руке, поэтому постарался разжать свою кисть. Лезвие сверкнуло в ночном сиянии и вылетело через ставни балкона. Позже я его подниму, но это — уже другая история. Джо выглядел как овца, которую сейчас сожрёт страшный волк. Весь испачканный в крови, он посмотрел на кусок верёвки и всё понял. Он убил Сандру. Не хотел, но сделал. Его внутренняя сущность вышла наружу. Первобытный инстинкт поработил его. Но он не позволил что-то себе откусить от Сандры. Дух не позволял. Или, может, это была честь? Ни про что такое в данный момент думать он был не в силах. Джо подавлял ЖивоДёра внутри себя. Он не хотел навредить ещё и Харви. Харви не заслужил смерти, А Джо заслужил её, к тому же мучительную.
Харви дёрнул свою руку, и револьвер теперь не трясся из стороны в сторону. Да и он сам стал чуть спокойнее. Лишь затишье перед бурей, уверяю вас. Он впал в истерику. Начал безудержно хохотать, а из его глаз полились слёзы. Ненавидя себя, Харви начал ногтями средних пальцев вести кровавую линию от бровей до уголков рта. Тёплая кровь лишь раззадорила его. Появились голоса в голове. Она сжалась в мыслях Харви до размера вишенки. Внутри вишенки запрыгала единственная косточка — голос. Этот голос сумасшествия твердил и твердил только одну мысль. Харви начал думать, что это Джо подначивает его. А голос всё звучал, перемещаясь от одного угла комнаты к другому, заставляя Харви дрожать от злости. Харви сошёл с ума, и теперь это было ясно. Сумасшедший подошёл к другому сумасшедшему, только другой был убийцей. Голос твердил: «За что?»
— За то, что именно наше поколение не обращает внимание на расу, ориентацию, на положение в обществе, так как мы понимаем, что мы все равны, — начал Харви, явно подразумевая за этими истеричными словами другую мысль. — Мы умеем спорить, ничего не боясь, так как мы можем аргументировать своё мнение. За то, что мы живём для себя, а не для кого-либо. Мы можем идти по улице и громко смеяться, мы можем просто бежать под дождём и петь во весь голос свои любимые песни, не обращая внимания на окружающих. За то, что мы можем покрасить волосы в ярко-зелёный и чувствовать себя красивыми, потому что на нас не повлияет мнение общества. Это поколение — сигарет и татуировок, инстаграма, сериалов, книг, кофе, рассветов и закатов, музыки, искусства. Это поколение свободы.
Прогремел один выстрел, но мимо. Осталось четыре патрона.
— I feel silly, — заплакал на своём родном Джо.
— No, you’re not, — грозно ответил Харви, наставляя револьвер. — Remember to write to me.
— I will.
Ещё один выстрел. В голову. Осталось три патрона. В команде остались я, Харви, Уми, Городовой и Суна. Харви засунул револьвер и выглянул в окно. Луна погасла. Теперь он был окутан тьмой. Теперь он понял, что же хотел сказать своей истерической тирадой и заплакал. Правда режет глаза, как лук.
xxv
Похоже на то, что Харви сбежал. Его попросту теперь нет на станции. Я искал его, но всё безуспешно. Его как-будто и след простыл. Мы думали, что он оставил свой револьвер, но, естественно, Харви его забрал. А с ним и тело Джо, которое я найти не смог. Теперь эта комната пустовала ещё больше. На столе осталась книга. «Оно. Воссоединение». Уголок был согнут на картинке таинственного иероглифа. Я поспешил закрыть книгу и отправился дальше на поиски Харви. Станция будто опустела после него. Уми и Суна грустно сидели в библиотеке, периодически шурша листьями забытых книг. Городовой искал главный отсек, который мы могли бы взорвать при помощи моей спички и книг. Однако нужен был коробок. Но его, естественно, нигде не было. Идеи тоже отсутствовали. Что-то крутилось на языке, но никак не приходило в реальную жизнь. Я быстро зашагал из комнаты под балкон.
Там Городовой убирал тело Сандры. К телефону и кишкам он не притронулся. Да и я бы сам ни за что в жизни их бы не стал трогать. Настолько они были отвратительны. Кровь распласталась по всему снегу, который сбился в кучу под балконом. Я ждал и надеялся, что этот телефон зазвонит, я его резко возьму, а на том конце мне ответит Харви. Он скажет, что всё хорошо, и он возвращается. Было бы неплохо. Жаль, что это — всего лишь мои фантазии. От телефона ничего толком не осталось, так что я дальше принялся протаптывать снег возле этой кучи. Я ждал, пока Городовой уйдёт из поля видимости. Он долго шёл, волоча за собой труп молодой девушки. Из неё выпало ещё что-то, и меня чуть не стошнило на месте. Вот он и исчез из вида. Я начал рыскать руками в окровавленном снегу. Весь испачкавшийся в крови, я знал, что там есть то, что мне нужно. Я отбросил кишки, обломки телефона и частицы снега. Вдруг я почувствовал нечто холодное и твёрдое. Засунув глубоко руку, я вынул своё сокровище.
Теперь в моей руке сверкал нож Джо. Теперь без крови, ибо её смыл снег. Рукоятка неестественного цвета блеснула у меня в руке. Нож был невероятно лёгок. Легче было только перо из голубя. Мгновенно вспомнился случай с дедом. Мы как-то решили покормить голубя. Он был шибко плох и орал во всё своё маленькое горло. Вернувшись с семечками, мы заметили смеющихся школьников, которые раздавили ему голову. В тот день я много плакал. Никогда так не плакал. А дед приговаривал, что я должен оставаться мужиком несмотря ни на что. Но в данный момент покориться я не мог. Так и сейчас. Через левый глаз капнула слезинка, пролетая до подбородка. А та, что выплыла из правого глаза, упала на лезвие ножа. Теперь я убедился в том, что он кристально чист, как и совесть Харви. Сзади меня послышались шаги. Снег захрустел под ногами девушки, которая ко мне подбиралась.
— Он всё это организовал, чтобы снова сблизиться с ней, — прошептала мне на ухо Уми.
— Убить из револьвера человека? — запротестовал я. — Взорвать собственный мозг и сойти с ума? Ради любимого человека никто такого не устроит.
— Вот я ради тебя теперь живу в аду. Но кто про это вспоминает?
Я легонько поцеловал её в левую щёку и убрал нож подальше в карманы. Мы пошли с Уми к станции. Тепло наших сердец согревало получше всяких спичек. Я словно на реактивной тяге улетел в космос. Я приобнял её за плечи. Из окна на нас грозно смотрел Городовой. Вот бы полярная ночь уже сменилась днём!
xxv|
До сих пор нет Харви. Мы прорыскали весь лес около станции, но так и не нашли его. Лишь изредка, да и то по ночам, бывает, я слышу какой-то истерический смех, перерастающий в плач. Может, это действительно он? Но с каждой моей новой экспедицией состояние группы лишь ухудшалось. Я недопонимал, что замышлял Харви, если он всё-таки остался жив. Что может сделать человек с тремя патронами и тёплым трупом под рукой? Не хочу вдаваться в эти подробности. Я лишь хочу знать, что с Харви всё будет в порядке. Будто в опровержение моих мыслей, у меня заложило нос.
Только один Городовой не испытывал упадка настроения из-за пропажи Харви. Ему, по большому счёту, было наплевать на него. Впрочем, как и на всех, кто не входил в его семью. Однако он частично сдружился со мной, и отрицать это было бы глупо. Иногда Городовой, проходя мимо нас с Уми, похлопывал меня по плечу. Может, он так проявлял нечто вроде отцовской ласки? Возможно, но маловероятно. Не способна была эта старческая туша на душевные излияния, поэтому скрывалась за щитом из непробиваемой строгости. В этом он мешал и мне, и Уми. Старик везде старался ходить за нами по пятам. Не давал спокойно сделать… Да хоть что-нибудь! Везде было его невидимое всевидящее око. И не всегда удавалось от него ускользнуть! Кашель чуть-чуть пробрал моё горло, отдавая странным хрипом и подтверждая мою мысль.
Теперь мне всё чаще стали сниться кошмары. Кошмар с Харви, который стоит в огне и убивает Уми. А рядом лежу я в луже собственной крови и ничего не могу с этим поделать. Решил вернуться в библиотеку. Там хоть смогу нормально поспать. Возьму какую-нибудь захудалое старьё и усну. Передо мной выставила свой бок тоненькая книжонка белёсого цвета с неаккуратно нарисованным псом на обложке. Над ним красным рукописным шрифтом было подписано: «Щен». А сверху красовалась писательница — Л.Ю.Брик. Лиля Юрьевна. Любовь всей жизни Маяковского. Я открыл и начал читать по диагонали. Где-то на пятой странице я начал засыпать, а внутренний голос, как аудиокнига, начал мне пересказывать всё то, что происходило дальше в истории щенка.
《Вот письмо из Парижа. Щенок около башни Эйфеля.》
Во сне передо мной выплыл Харви. На лице красовалась маниакальная улыбка.
《Вот он едет на пароходе по Атлантическому океану.》
Из левого глаза Харви полезла дрожащая, как осенний лист, слеза.
《Щен в Мексике, на пальме, смотрит в бинокль на Москву.》
Харви приблизился ко мне в плотную и уткнул в меня револьвер.
《Вот деловой Щен. Он торопится к поезду из Пушкина в Москву.》
Выстрел отгремел. Моё бренное тело свалилось в снег.
《Вот он идёт на работу.》
Снежинка упала прямо на ресницу.
《Щен устал — без задних ног!》
Харви направил револьвер на себя.
《Вот он в Крыму, на вершине Ай-Петри, с шашлыком в руке.》
В животе очень больно и резко закрутило. Ещё и Харви на меня наступил.
《В Ростове испортился водопровод, и он пьёт только нарзан и даже моется нарзаном.》
Меня начало рвать после этого действия. Подробно эту мерзость описывать, к счастью, я не собираюсь.
《Щен болен. У него грипп.》
Харви стреляет себе в голову и падает.
Я проснулся. С меня ручьями лился пот.
xxv||
Мне жалко самого себя. Это плохое чувство, и я это знаю. Но ничего с собой поделать не могу. Такова уж, видимо, моя участь. Жалкий хлюпик без какого-либо стержня внутри! Человек ни при каком раскладе не должен себя жалеть. Таковы уж принципы. По крайней мере, такие были у меня когда-то. Это были далёкие времена. И теперь мне не суждено их вспомнить. Жизнь совсем потрепала всех нас. Раньше мы из себя что-то представляли. Мы были личностями. А что же теперь? Теперь любая двуногая тварь, даже шаман, может назвать себя человеком. А он не имеет ни доблести, ни отваги, ни… чести. А была ли у нас честь? Все мы — кусочки раздробленного стекла, зеркала если хотите. Нам предназначено было соединиться. Но мы отделены друг от друга до сих пор: Джо сошёл с ума из-за воспоминаний о собственном отце, Харви сбежал от команды, убив маньяка ЖивоДёра, Сандра давно уже не общалась ни с кем, кроме Харви. Уми общается только со мной, как и я с ней. Так же и Городовой с Суной. Разве после этого мы можем считать себя командой? Мы предали своих друзей и позволили им уйти. Мы ничего не сделали ради них. Разве мы что-то делали вместе? Ничего и никогда.
Я так замкнулся в этих записях, что теперь и живу только ради них. В Уми нет ничего особо интересного. И, возможно, я лишь радуюсь тому, что кому-то впервые за столь огромный промежуток времени стал нужен. Мне некому изливать свои мысли. И только эта голубая книжица с золотой каймой позволяет мне жить. Я не смог бы рассказать про всё это Уми. Она сочла бы меня сумасшедшим. Ещё и эти кошмары постоянно донимают меня. Из-за них мне страшнее всего. Эти кошмары развращают меня, дают мне страшные намёки, из-за которых я вообще не хочу спать. Чаще всего во снах я вижу тех, кого потерял — деда, Джо, Харви. И своя собственная смерть тоже приходит во снах. Ненавижу их из-за этого. Ненавижу сны… И себя ненавижу. Мне всё о них напоминает. Каждая вещица в этом грязном помещении. Даже моя собственная спичка. Я надеюсь, что Харви теперь вернётся. К тому же мы до сих пор не нашли двигатель, чтобы дать тепло. И коробок не нашли. Перерыли половину библиотеки. Никаких зацепок. И никаких намёков на то, что нам подвернётся удача.
Я немного отошёл и посмотрел на нож Джо. Прекрасное орудие. И оно тоже часто меня навещает в моих же снах. С вашего позволения начну рассказывать про мой последний сон. Всё вокруг пылает. Перед собой я вижу снег и огонь. Он отчего-то не тухнет. Но передо мной также величаются и две молчаливых фигуры: Харви и Городовой. Харви ранен, еле на ногах стоит. К тому же сзади него пылает огонь. Никого нет. Только наша троица. Пальцы задрожали, и я подошёл ближе к картине, но сам её не видя. Левый мой глаз смотрел на раненого Харви, а правый упорно закрывался и не хотел наблюдать за Городовым, направившим на него… револьвер Харви! Это был он! Лицо Городового скривилось в маниакальной улыбке. Барабан револьвера крутился и крутился, издавая ржавый скрип. Я точно знаю, что Харви не довёл бы пистолет до такого состояния. Это было дело рук Городового. Я приник ушами к ним и принялся слушать.
— Городовой! — начал кричать Харви. — Старик, помоги мне!
— Да здравствует король! — сказал Городовой реплику из «Гамлета» и выстрелил Харви в живот.
— Нет! — закричал я, стараясь спасти Харви. Но было уже поздно. — Харви! Харви? — он чуть подал признаки жизни, но потом опять откинулся назад. — Харви? Харви, вставай. Ну вставай же. Харви? Идём домой, — из моего левого глаза потека слеза, а я пошёл кричать, в надежде кого-то найти. — Эй! Кто-нибудь! Кто угодно! Помогите…
— Саша, — вынырнул Городовой. — Что ты наделал?
— Там был огонь. Он спасал меня. Это вышло случайно. Я не хотел этого!
— Конечно. Конечно же нет. Никто бы не захотел бы, чтобы такое случилось. Но Харви умер. А если бы не ты, он сейчас был бы жив. Ох! Что скажет Уми?
— Что же мне делать?
— Бежать, Саша. Беги. Беги прочь и никогда не возвращайся.
xxv|||
С позволения читателя я отлежусь сегодня в постели и переболею.
Извините.
xx|x
Сегодня я весь день опять просидел в библиотеке. Но тут уж был хоть какой-то плюс. В одной из книг (это было что-то вроде «Здесь трудно жить, когда ты безоружен») я нашёл сложенный пополам коробок. Красивый такой был, с самолётиком на передней стороне. Я повертел этот коробок, осмотрел библиотеку вокруг себя и понял, что скоро всё закончится. Городовой говорил, что мы почти нашли двигатель. Так что просто провести полосу бензина от двигателя к библиотеке, и тогда всё вспыхнет ярким пламенем. Тогда уже мы получим то тепло, которое жаждали получить вот уже почти месяц. Только подумать, что же мы прошли за этот месяц! Гольдеры, Сандра, Харви, револьвер, дедушка, галлюцинации, Городовой, Уми и любовь. Хоть я и по-настоящему не чувствую чего-то такого в груди. Может, и не должен.
Прибежал Городовой с лицом, раскрасневшимся как помидор. Он нашёл двигатель. Эта махина стояла в одной из комнат этого огромного здания. Но, к нашему несчастью, двигатель находился далеко от библиотеки, так что осуществить наш план быстро не удастся. Но имеем то, что имеем. Поэтому пришлось мириться с этим. Поджог решили назначить на завтрашний вечер. Городовой бегал и искал фляги с бензином. Какие-то были абсолютно пусты, но в некоторых ещё оставалось пару капель живительной для нас жидкости.
Теперь я вернулся в библиотеку. Решил попрощаться с ней. В этот момент я почувствовал, что нечто инородное проникло в библиотеку. Это инородное держало сборник моих стихотворений и жадно перелистывало страницы. Я сразу понял, кто это, но решил удостовериться, дабы не ошибиться. Медленно я обернулся к существу, застывшему за книжным стеллажом. Мелкими шагами направился к нему, чтобы вновь увидеть то лицо, которое я вновь и вновь вижу в своих самых страшных кошмарах. Эти кошмары поедают тебя. Это был он. Харви. Живой Харви с револьвером в кармане и томиком стихов в руке.
— Придурок. Придурок. Придурок, — с дружеской ухмылкой посмеивался Харви, зачитывая следующие строки. — Если солнце уйдёт, я сожгу для тебя своё тело. Просто позволь мне любить тебя. Я хочу уехать отсюда.
— Я скучал по тебе, — с радостью в глазах промямлил я.
— Головой ударился? — засмеялся он и уставился на мой коробок спичек.
— Это всё — совсем не мои мечты, — начал я оправдываться. — Живу за компанию. А где же я? Я-то где?…
Наступила неловкая пауза.
— И да, если захочешь снова со мной встретиться… — грустно заканчивал Харви. — Не делай этого.
Он исчез так же быстро, как и появился.
xxx
Мы с Городовым целый день проводили цепь из бензина до библиотеки. Наконец-то всё случилось, и мы могли спокойно отдохнуть. Городовой постоянно был в предвкушении того, что именно он зажжёт костёр, который подарит всем тепло.
Библиотека стояла, как вкопанная. Её мы тоже решили обдать хорошим бензином из того, что остался. В моей руке теснилась по-прежнему книга «Преступление и наказание». Надпись «Я не старуху убил, я принцип убил» до сих пор терзает меня. Вдруг я и правда делаю что-то плохое, отдавая спичку Городовому? Может, мне стоит самому исполнить этот огненный приговор? Возможно, что и так. Положив книгу на место, я нащупал спичку и коробок. Чуть поразмыслив, я решил их не вытаскивать сейчас. За окном всё ещё была полярная ночь. Периодически мне казалось, что сейчас на нас пойдёт дождь, но он не пошёл. Естественно. Я привёл мысли в порядок и достал спичку.
Городовой подошёл ко мне, но я быстрее него чиркнул спичкой и кинул в бензин. Библиотека начала медленно пылать. Из окна были видны Уми и Суна, которые остались на улице. Яркие языки пламени начали пожирать листы бумаги. Кошмары, тихонько таящиеся на них, начали понемногу исчезать. Мысли пробегали чередой, и мне начало казаться, что я надышался угарного газа. Всё-таки надышался. Городовой выносил меня на руках. Впервые за такой долгий промежуток времени я почувствовал перепад температур. Теперь снег не казался холодным. Он навевал прохладу. Но только картина мне показалась какой-то неестественной.
Не было ещё двух людей. Уми и Суна резко исчезли. Городовой пошёл обходить здание, а я, еле дыша, обследовал кусты и там заглох. Потихоньку шаги Городового заглохли. Он упал. Ему поставили подножку. Действие теперь перенеслось под тот балкон, где умерла Сандра. Где-то вдалеке, где я не мог видеть, были связаны Суна и Уми. А, загораживая их, ходил взад-вперёд он… Харви.
— Вот, где её убили, Городовой, когда ты не остановил Джо. Здесь она умерла, — начал Харви.
— Знаю. Я был здесь, — откашливался Городовой. — Пытался спасти её.
— Но не спас.
— Я не мог.
— Ещё как мог, если бы ты послушал меня. Если бы ты боролся с ЖивоДёром, а не заключал сделку с дьяволом.
— Я пытался бороться с ЖивоДёром!
— Ты не посмел бы оправдываться, если б только знал, что я потерял. Ты когда-нибудь говорил человеку, которого любишь больше всего, что всё будет хорошо, зная что это ложь? Ну, что ж… Тебе предстоит узнать, каково это, Городовой. Вот тогда ты и посмотришь мне в глаза, и скажешь, что тебе жаль.
— Ты ведь не тронешь мою семью?
— Нет. Только самого любимого из них, — Харви навёл револьвер на Суну. — Итак, жену?
— Опусти пушку, Харви. Харви, опусти пушку. Опусти пушку, пожалуйста, Харви! Пожалуйста, — Харви навёл револьвер на Уми. — Чёрт побери! Хватит направлять оружие на мою семью!
— Она выиграла.
— О, останови его! — заорала Суна. — Не дай ему…
— Харви! — закричал истошно Городовой. — Харви! Прости меня! За всё! Пожалуйста, не трогай мою дочь. Прошу.
— Ты привёл шаманов, — сказал Харви в ответ на лязг железа из леса.
— Они лишь знают, что здесь что-то случилось. Они не в курсе, кто здесь. Они исследуют периметр.
— Ты думаешь, я хочу выбраться отсюда? Но отсюда невозможно выбраться! — сказал Харви, указывая на голову.
— Ты ведь не хочешь её убивать, — наконец выбрался я.
— Дело не в том, чего я хочу, а в том, что честно! Ты думал, мы можем быть хорошими в это отвратительное время? Но ты ошибался. Мир жесток. И нравственным в нём может быть только случай. Не предвзятый. Беспристрастный. Честный, — он обернулся к Городовому. — У твоей дочери такие же шансы, как были у неё: 70/30.
— Гибель Сандры была не случайна, — ответил я. — Мы решили действовать. Мы втроём.
— Тогда почему я? Я один потерял всё на свете!
— Не ты один.
— Джо выбрал меня!
— Потому что ты был лучшим из нас. Он хотел всем доказать, что даже такие хорошие люди, как ты, могут пасть.
— И он был прав.
— У тебя в руках оружие, Харви. Тебе стоит направить его на тех, кто виноват.
— Справедливо. Ты первый.
Выстрелом он снёс меня обратно в кусты.
— Мой черёд, — сказал Харви, перебирая барабан револьвера. Выстрела не случилось.
— Харви, ты прав, — начал Городовой. — Сандра погибла по моей вине. Н-но прошу тебя, умоляю, не наказывай мальчика. Накажи меня.
— Обязательно. Скажи дочери, что всё будет хорошо. Солги. Как лгал я.
— Всё будет хорошо, дочка… — Городовой заплакал.
Я весь в крови выбежал из кустов и воткнул в Харви нож Джо.
xxx|
Знаете, этот последний день меня измотал. Я воткнул в Харви нож Джо, а он выстрелил в меня ещё два раза, пока его револьвер не опустел. Мы лежали ещё немного, а потом, наверное, начали уминать. Я и не знаю, как пишу всю эту запись. Возможно, с небес доносят мои записки вам. Что уж тут сказать? С каждым днём мне эта история нравилась всё больше и больше. Эта любовь от Уми проникла в мою душу. Хоть у кого-то в этой маленькой истории была любовь. Сейчас сидим с Харви, Сандрой и Джо на небесах. Не прям на облаках, но это нечто более абстрактное. Больше похоже на призрачное состояние. Я вижу Уми. Она плачет, как и Суна. Городовой вдалеке стоит и смотрит на горящее здание станции. Мне не хочется к ним. В обществе этих психопатов ко мне как-то лучше относятся. Здесь я могу быть тем, кто есть на самом деле. Возможно, в этом и есть смысл всего этого.
Знаете, ведь все из нас ищут то, что находится прямо у нас под глазами. Харви искал успокоения в любви. Джо упивался ненавистью. Городового пожирала зависть. А я? А что я? Я искал тепла. Но я должен был перестать искать его сразу же, как нашёл Уми. Это тепло согрело меня. Наконец-то. Тепло душевное гораздо важнее тепла физического. Именно из-за этого я и выжил. Без Уми я бы замёрз. Мне достаточно теперь этих приключений. Теперь я нашёл успокоение. С совестью у меня проблемы кончились.
Прогремел взрыв. Станция взорвалась, но мои друзья уже успели уйти. Полярная ночь сменилась полярным днём. Впервые я вижу Солнце. На глазах Уми появились тоненькие капельки слёз. Они уже не замерзали, как до этого, а просто текли вниз. Теперь у неё появилась улыбочка.
Вы спросите меня, зачем я всё это сказал? Я хочу вам сказать лишь одну вещь. Не сжигайте себя ради других… Не оценят…