Ангелы внаём

— …познакомиться и понять перспективы взаимодействия…

Солнце жгло голые плечи. В траве ходил жук с длинной серой спиной и страшными усами – у ее левой сандалии. Антошка, сопевший справа, тоже смотрел на жука. Малявка слева присела — жук интереснее речей взрослых зануд. Но главной причиной их слежки за жуком был страх взглянуть на ребят из шеренги напротив.

Нави.

От самого слова мурашки – хотя Женька уже видела их раньше. С одним даже подружилась в позапрошлом августе. Но встретишь снова – и опять молчишь с перепугу. Антошка вон бледный и хмурый – первый раз навигаторов живьем увидел! Да, эти, напротив, в белых рубашках, Квинтус, пятое поколение – жуть…

Женька, преодолевая страх, взглянула сквозь ресницы – одинаковые, белолицые, красивые. Четверо и еще один, маленький, который прятался за спинами старших, а они его как бы не нарочно прикрывали.

— …только заложенные сейчас, в детстве, навыки сотрудничества позволят вам…

Да зануда ж какая этот главный дядька. Ну зачем вот он их всех выстроил? Полоса травы как линия фронта. А в яслях сами знакомились. Хотя тогда что разбирать, кто там под панамкой: нави или человек; рылись лопатками в песке, плескались на мелководье,  делили игрушки…

Мама говорит, нави надо уметь понимать, если хочешь работать на Гекконе. А нави надо спускаться на грунт и общаться с природой. Интересно, люди для нави – это часть природы? Ей стало не по себе, что распустила волосы и нарядилась в короткий сарафан. Слишком много загорелой кожи и выгоревших до белизны косм.

С севера пришел и расплылся в воздухе гул грузовика, почти сразу начал таять, поднимаясь выше – и стих.

— …надо познакомиться. И как некрасиво уклоняться от знакомства! – Главный дядька повысил голос, и вздрогнули все.

Малявка выпрямилась, обошла Женьку и затаилась между ней и Антошкой. Дядька указал на маленького из нави, который прятался за остальных:

— Выйди-ка вперед, малыш! Правило одно: доброжелательный, открытый контакт!

Мелкий нави послушно вышел, опустив голову и что-то теребя на куртке. Миг – и стал невидимым. Штаны и куртка скрыли его, насквозь проецируя вовне площадку собраний, детей, сосны и домики неподалеку. В тишине стало слышно, как на сосне долбит кору дятел. Малявка вышла вперед и снова присела, разглядывая в траве нечеткий очерк ботинок маленького нави.

Женька испугалась, что Главный дядька вот-вот закатит ужасное воспитание и все испортит. Не думая, она скорей вышла из шеренги, заслонила малышей и сказала:

— Не надо! Не надо никого заставлять!

 

На дальней поляне Антошка молча валялся в траве, а она сидела рядом. Под деревьями почти не было тени. Ушел в небо один грузовик. Потом еще. Женька смотрела, как странно шевелится от ветра трава, перегретая солнцем. Жарко. Наконец Антошка поднял руку и лениво воткнул палец в зенит:

— Геккон над нами?

— Не знаю. У него сложная орбита.

— Женька. А, Женька! Зачем тебе эти нави?

— Они хорошие. Я их жалею. Мама говорит…

Антошка перебил:

— А Геккон самой тебе зачем?

— «Геккон зачем»?!! Это же…. Это же порт всего Созвездия!

Антошка сел:

— Ты меня заколебала этим Гекконом. Да, твоя мама там работает, да и моя, в общем, со своей логистикой, тоже, только внизу. Но разве мы – обязаны?

— Да у нас вся планета – обеспечение Геккона!

— Не вся.

— Не вся. Но где еще работать?! В Агрохолдинге?

— Да хоть в заповеднике для болотных птиц!! Все лучше, чем на складах или топливных терминалах… Или ты наверх хочешь? Может, в те секретные лаборатории, где навиков лепят? Да тебя даже в санитарки туда не возьмут!

— Я не хочу в заповедник!! Я не хочу в санитарки! Я просто… Ну, нави ведь хорошие! Добрые!

— Да будь они хоть ангелы! Ну их, Женька, нафиг!

— Нет. Им надо помогать, — рассердилась Женька. – И тут внизу, и вообще. Потому что они сами – мальчишки, а работа у них – ад.

— И что? Их для того и сделали. Сотни поколений селекции. Полетают, сколько могут, а потом… А потом! Чем занимаются взрослые нави? Да чем хотят. И где хотят. А мы? Логистика Геккона? «Космосервис»? Водокачки? Пенсия по выслуге?

 

После обеда Антошка с мальчишками в футболках с надписью «Колледж «Верфи Геккона» пошел гонять мячик на поляну. Женьке сделалось одиноко.

— Он тебе кто? – спросила Нюрка, приехавшая из приморского заповедника, где у нее работала мать. – Ничо так парнишка, симпатичный.

— Друг, одноклассник и сын маминой подружки.

— Друуг, — улыбнулась Нюрка, влезая в розовые шорты.

Женьку эти Нюркины шорты немного пугали: стразики, кружева в швах и ультракороткая длина. Да и сама Нюрка, года на два постарше, не выглядела безопасной. Ей, наверно, уже целых тринадцать. Женька все ж ответила твердо:

— Друг. Мы сначала в Антошкин морской лагерь плавать с аквалангом ездили, а потом сюда. Я даже выполнила график погружений и получила сертификат. А Антошка не любит космос, но со мной приехал, потому что я хочу эту экскурсию на Геккон.

— Возьмут только тех, кого навики сами пригласят… Я подлизываться не буду, — дернула она плечом. — Слушай: сначала я в бассейн, а ты за Малявкой присмотришь, а потом наоборот.  Что ее с собой ее тащить. Да? Договорились?

— Да, — согласилась Женька. Ей хотелось, чтоб розовые шорты уже куда-нибудь ушли. – Иди купайся, все норм.

Нюрка ушла, но от одиночества стало только хуже. Женька села на ступеньку крыльца. «Сами пригласят»? И что теперь делать? Не подлизываться же… Просто так на Геккон не попасть, даже если там мама работает — затратное жизнеобеспечение. А в Бездне, на кораблях, оно в сотни раз сложнее и дороже. Потому, наверное, нави так рано начинают работать? Чтоб с детства как можно больше пользы? Вот у этих шестерых, что собрались в беседке на краю поляны, уже есть контракты с флотом? И там, наверху, за небом, где огромные корабли – они уже свои? Летают, и капитаны кораблей говорят с ними, как с равными?

Какие они медленные, белокожие, странные… Красивые, как ангелы со старинных картинок. Сидят, склонившись над слитыми в один экранами своих устройств, и там у них черное облако космоса с белыми точками звезд, что-то в этой тьме они изучают. На пыльных, бешеных мальчишек, гоняющих мяч, и не смотрят, только вздрагивают и морщатся, когда те орут. Так взрослые морщатся, когда дети мешают.

Хорошо, что никаких воспитателей нет. Женька посмотрела, где Малявка – вон, бродит с сачком среди сосен по краю поляны. Уж слишком она мала – года четыре, пять? Почему она вообще тут? Зачем ей-то экскурсия на Геккон и общение с нави? Странная какая. Всегда молчит. Только иногда как взглянет, так мороз по коже.

Женька заплела косу потуже, завернула и заколола на затылке – все равно жарко. А в бассейне прохладная вода, сверкающая на солнце… Малявка-то уже какая чумазая. Вся в пятнах черники, как в узорах… А что это на девчонке в жару столько одежды: штанишки, платье с длинными рукавами, мятая курточка с капюшоном? Это ведь нави любят надеть побольше — им неприятно на открытом воздухе из-за сверхчувствительной кожи, вон сидят, все в белом с головы до ног…

Малявка поймала сачком бабочку, выпутала из сетки, разглядела и отпустила. Потом поймала что-то мелкое, вроде бы кузнечика, разглядела и отпустила. Нави в беседке, кажется, вообще не шевелились. Наверно, недавно сверху – им тяжело. Все ж на Гекконе сила тяжести полегче.

Мальчишки на поляне завизжали. Женька оглянулась: мяч свечкой ушел в небо и через пару затяжных секунд гулко стукнулся о землю. Антошка как маугли извернулся в прыжке, врезал тяжелым башмаком по мячу и неуклюже шлепнулся в траву. Мяч просвистел полполяны, врезался в черное космическое облако меж нави, взорвал его на разлетевшиеся хлопья и звонко запрыгал по деревянному полу беседки. Все замерли.

— Звезда смерти, — тупо хрюкнул один из пацанов.

Женька помчалась к нави. Они растерянно переглядывались. Мячик стукнулся о перила и покатился обратно. Нави почему-то встали и слегка поклонились. Что, ей?! Она свирепым пинком отправила подкатившийся мячик пацанам на поляну и сказала нави:

— Извините. Он нечаянно. Антошка! Иди сюда!

Антошка подошел, потирая спину. Женька спросила:

— Ты ведь правда не нарочно?

Антошка непонятно мотнул головой.

— Да не нарочно, — из-за старших вышел мелкий нави и тоже чуть поклонился Женьке. – Я вижу. Его чувства сейчас – испуг, что мы неправильно поймем, — малыш усмехнулся, посмотрел на Антошку. – И стыд за недостаток координации. А еще он нас жалеет, — он перевел взгляд на Женьку – глаза прозрачные, серые. Детские и жуткие одновременно. — Только не искренне, а так, чтоб за жалостью от себя самого спрятать этот вечный ваш страх.

— Чего сразу страх-то! – возмутился Антошка.

— Я тоже вас не боюсь! – рассердилась Женька.

— Ты другая, — ближний нави так застенчиво, добродушно улыбнулся, что у Женьки на миг замерло сердце. – Ты оперируешь чувствами, то есть в том пространстве, где интеллект не важен и где, значит, между нами нет различий.

— Еще как есть. Женька, уйдем, — некстати буркнул Антошка. – Обозвали  трусом, а драться с ними нельзя.

Женька растерялась. Ей тоже хотелось уйти, а не подлизываться. Она и не будет. Но стыдно понимать, что она соображает медленно по сравнению с нави, что не может найти слова. Ум недорабатывает.

Антошка засопел. И вдруг предложил:

— Вы… Космические обитатели. Пойдем играть в футбол.

Они переглянулись. Такого от Антошки не ожидала даже Женька.

— Спасибо, Антон, — сказал мелкий. – Только мы не можем. Нас, понимаешь, гравитация пришибла. Дня через три-четыре… Сыграем, да?

— Взрослые одобрят, — проворчала Женька. На самом деле Антошка-то нави словом «обитатели» — обозвал. На море он всю живую подводную мелочь называл «морскими обитателями», морщась даже при виде медузы. Погоди, Антошенька, разберемся!  – Ну ладно. Я понимаю про гравитацию… Давайте познакомимся по правде. Как нас зовут, вы слышали. А вас?

Маленький нави промолчал, но другие по очереди назвали себя:

— Снег.

— Град.

— Шторм.

— Буран, — улыбнулся последний. – Мы один выводок. По-вашему, близнецы. И мы друг в друге не путаемся, если ты хотела бы уточнить.

— Да вы все держитесь по-разному, — усмехнулась Женька. – А я хочу, когда вырасту, работать на Гекконе, — она чуть не добавила «как мама», но вовремя прикусила язык.

— Кем? – жестко спросил мелкий нави. – Возиться с малышами в ясельках и давать им то тепло и ласку, что им, несчастненьким, недодают?

— Нет, — рассердилась Женька. – И я не мечтаю всю жизнь мыть задницы одинаковой, как горох, малышне! Просто я вам завидую, потому что… Потому что вы увидите далекие миры и всякие там галактики Пояса, и потом тоже будете делать, что захотите, а я… Да ну вас. Все, хватит на сегодня. Пока.

И она гордо развернулась и ушла с веранды. Антошка двинулся следом. По пути Женька прихватила из черничника Малявку, где-то потерявшую сачок, и повела в домик. Малявка не заупрямилась, пошла. Но спотыкалась и зевала. Далась умыть, и пятна на щеках и ладошках из лиловых сделались голубыми. Женька уложила ее на тихий час. Маленьким нужно.

Интересно, мелкий нави тоже еще спит днем? А имя-то свое он не назвал. Сколько ему, лет шесть? Одно лицо со старшими, глаза серые, голова большая, в белой плотной шапочке — на симбионт не похоже. Наверное, просто шапка, потому что нави вовсе волосы удаляют, чтоб контакт с симбионтами был плотнее. Шапки — чтоб голый череп не мерз. А может, Квинтус сразу уже безволосые. Старшие вон тоже в легких шапках, в слоях рубашек. Все равно заметно, какие они жилистые – как из тросов.

За окном раздался шорох, и кто-то положил на подоконник открытого окна большой зеленый букет. Женька замерла. Антошка убежал в бассейн вместе с пацанами, да и Женька ему – боевая подруга, а не возлюбленная принцесса. А это… За окном уже никого не было – а может, этот «никого» был в одежде-невидимке? Женька на всякий случай сказала «спасибо» и взяла букет – нави вместе собирали цветы и травинки вперемешку с березовыми веточками в такую ни на что не похожую, наивную красоту? Или кто-то один? Зачем? Извинились так, — поняла, когда уже отыскала в общей комнате пыльную вазу, отмыла, наполнила водичкой и установила букет на столике. Букет будто сиял и наполнял комнату густым запахом середины лета.

 

Нюрку Женька встретила на крыльце домика, приложив палец к губам. Нюрка кивнула, развешивая на перилах розовое полотенце:

— Не, ну какой ж у тебя все-таки сарафан красивый… Спит? Как она вообще – утомительная?

— Да нет. Но сама по себе. И молчит. Я просто за ней слежу, и все.

— Она странная, — сказала Нюрка. – Я не понимаю, кто она… Но для таких случаев есть…Сейчас!

Она сбегала к себе и вернулась с планшетом, отыскала и открыла незнакомое Женьке приложение – картинка с радужным отпечатком пальца:

— Смотри, надо приложить палец, и оно скажет, кто ты такой по генетике.

— А зачем?

— Парнишки, бывает, притворяются то сигмой, то еще кем, чтоб произвести впечатление, — свысока пояснила Нюрка и подставила экран: —  Ну, ты кто?

— Мама говорит, сигма, — вздрогнув, Женька приложила палец к экранчику. И вздрогнула снова. Экран пошел волнами, будто она ткнула в жидкость, а потом там появился кружок диаграммы: почти весь он был синим. Восьмушка — человеческой, зеленой.

— У-у, — с почтением сказала Нюрка. – То-то я смотрю, ты храбрая такая. Сигма, да.

— Ну и что. Все равно в космос нельзя. Да и симбионты лишь чуть-чуть полегче, чем для людей. И в школе — программа как каторга.

— А я целиком зеленая, — Нюрка приложила палец и предъявила зеленый кружок. Просто человек. Да, никакого космоса, и что? Мне и тут хорошо. Я хочу в турфирме для нави работать. Хотела на них посмотреть. Красивые, да… Даже красивее, чем я думала. Белые только, жуть. Говорят, нави влюбчивые…

— И ты сюда приехала ведь из-за них?

— Посмотреть, — облизнула губы Нюрка. — Чтоб знать, какие. Что они хорошие, что они люди, только приспособленные для космоса. А мы – планетарные. Думаю, Геккон без меня обойдется, а вот нави… Понимаешь, девушек-нави почти нет, — она порозовела. — Не понимаешь? Ладно, пойдем лучше посмотрим, Малявка-то наша — кто такая?

Девчонка спала, спрятав ладошки под щеку. Нюрка пожала плечами и отогнула одеялко с ее ног.

— Может, не надо? Какая нам разница? – шепнула Женька. Ей почему-то было стыдно.

— Интересно же, — и Нюрка приложила экранчик к пальчикам белой, измазанной в чернике ступни. Отняла и тут же попятилась прочь: — Все, пусть спит…

В коридорчике они уставились в круг на экране, как две тупые овцы: зеленая половина. И половина – белая, как молоко. Как белые шапочки и рубашки нави. Женьке стало тошно:

— Говоришь, нави влюбчивые?

— Так мы тоже влюбчивые, — мрачно сказала Нюрка. – Не, лучше быть целиком человеком, чем полукровкой. И симбионты не все подходят, и работу фиг найдешь… Вишь, мамаша-то уже от девки избавиться хочет, раз сюда отправила: куда ж такое умное дите в нормальной жизни. А девка, хоть и молчит – себе на уме…

 

Больше всего Антошка любил простор. А тут кругом был лес с высокими соснами, и простора – только площадка посреди лагеря. Антошке было тесно, он все время поводил плечами, ежился.

За ужином он спросил, косясь в сторону нави в другом конце столовой:

— Женька. А девчонки-нави есть?

— Мало очень. И их не учат таймфагу. Вроде как они наукой занимаются. Долголетие, геномика, все такое.

— Слушай, а зачем таймнавигаторы вообще? Если все может сделать навигаторский ИИ? Ведь есть же корабли-автоматы?

— Говорят, в таймфаге никакой ИИ за человеческим мозгом не угонится. На скоростях, где пространство и время так условны, что их как будто нет, только живой мозг может как-то проложить курс, — она помешала какао в чашке: — Видишь? И для тайм-навигатора поток таймфага – будто водоворот такой из всевозможных и невозможных цветов. И через эти цвета они строят нужный цветовой вектор, по которому сквозь время летит корабль. А весь ротопульт – это гигантский симбионт прям сразу на все тело. И они управляют и двигателями корабля, и собственно таймфагом руками-ногами, локтями-коленками…

— Но почему ИИ не может построить вектор?

— Потому что у ИИ нет эмоций. А человеку просто выбрать самый красивый, самый любимый цвет в воронке и вытянуть из него курс для корабля.

— «Любимый цвет»?

— На тщательный анализ даже у ИИ не хватит времени, а человеческий мозг умеет выкручиваться из трудностей с помощью эмоций, — она тоже посмотрела на нави: что-то мелкого не видно. — Вся мощь корабельного ИИ идет на переработку внешних условий в водоворот цветов, который видит навигатор, и на мгновенную передачу его ответа двигателям таймфага, — она отодвинула тарелку с куском черничного пирога, потому что ей вдруг не понравился синюшно-фиолетовый оттенок раскисших ягод. – Сложно это все. Нам в прошлом году в лагере объясняли, да, но плохо: мол, вам это ни к чему, не старайтесь даже вникнуть… Пирога еще хочешь?

Антошка скорей доел свой пирог, слопал Женькин, допил какао и снова покосился в сторону нави:

— Я думал, они противнее. А это просто лысые пацаны в белых шапках.

— Ничего не просто. Селекция, лекарства, симбионты, тренировки с рождения, — чтоб в нейронные сети встроились нужные навыки. Да даже до рождения – мозг плода ведь активен сразу и управляет своим развитием. Наш тоже. Любой. Но у нави этим развитием и снаружи управляют — паттернами импульсов, химическими и всякими другими сигналами. Так идет настройка. Еще до рождения. Такой механизм научения.

— Откуда ты все это знаешь?

— «Энциклопедия Геккона для школьников», — улыбнулась Женька и нечаянно посмотрела на Нюрку, которая за соседним столиком помогала Малявке управиться с ужином: — Мало собрать нужные гены в геном нави. Если такого младенца не обучать, нави он не станет.

— А кем станет?

— Ну, будет очень талантливый.

— Но не человек.

Вредный он бывает временами просто противно.

— Нет, человек. Может, с нужными необычными способностями. Есть ведь нави, которых учат не летать, а чему-то поважнее… Все нужны. Хватит злиться, — попросила Женька.

— Я злюсь? Да, злюсь… На природу, что ли… На все. Ну, что надо жить или на  кораблях в космосе, или на планетах…

— Почему? – спросила проходившая мимо Нюрка с подносом. – Переходи вон в чисто квантовую форму и будешь…Жить везде.

— Но я же буду тогда не человек, а…Волна?

— Вообще-то мы и так уже из квантов, — буркнула Женька. – Потом из атомов, потом – из молекул…

— Я не знаю, — гордо сказала Нюрка. – Я не умная, а красивая. И когда про Стандартную Модель думаю, то мозг перегревается, — и ушла, качая подносом, как будто его несет волна.

 

Ежедневно в 22.30. с океанской платформы в пятистах милях к северу от Женькиного дома стартовал водовоз с опресненкой для Геккона. Когда мама на работе, вот как на этой неделе, звонить ей вообще нельзя. Поэтому еще давным-давно Женька и мама договорились, что гул этого водовоза, в начале ночи плывущий с северного края неба, будет означать, что мама желает Женьке «спокойной ночи». Проводив его на небо, Женька, успокоенная тем, что в мире все в порядке и мама вроде как рядом, шла спать. Вот и сегодня, когда время подползло к этой точке, Женька накинула куртку и вышла наружу – лагерь ближе к океану, всего триста миль, значит, водовоз будет слышнее. А может, и видно даже будет, ночи уж чернично-темные, август…

Ох, сколько звезд на небе! Пять крупных звезд этой стороны Созвездия сияют так близко, будто в верхушках елок и сосен запутались: вон Дом, и Мир, и Око… Когда-нибудь она слетает на Дом. И на Мир тоже. Там огромные города, там… Да там вся настоящая жизнь Созвездия, вся цивилизация, а тут у них что – так, заповедники дикой природы да инфраструктура Геккона. Планета обеспечения. Хотя мама говорит, что именно Геккон – пиковое развитие цивилизации.

Она вышла на середину площадки, чтоб сосны не загораживали обзор, и отыскала взглядом серебристое колесико Геккона – мама там. Геккон, маленький серебристый венок, плыл в своем секторе, а бесконечно далеко за ним виднелась серебристая пыль галактик Пояса. Сориентировавшись по Геккону, Женька повернулась к северу и прислушалась. Еще тихо. Оглянулась посмотреть на Легийскую галактику на юге – там край неба светлел от густого звездного света, но самой галактики из-за сосен не было видно. Да ее вообще летом плохо видно, так, краешек над горизонтом. А вот зимой, если она серебристым блином во все небо, значит – новый год…

— Ты что тут? – тихонько спросил кто-то. – Что ты смотришь в космос? На звезды?

— И на звезды тоже, и на Геккон, — Женька повернулась к тихому мальчику в белой шапке. Почему он подошел? – А ты что, тоже на Геккон смотришь?

— Ну да. Он такой маленький отсюда. Я всегда в первую ночь на грунте выхожу смотреть, как он там, — доверчиво сказал мальчик.

Ни один мальчишка в Женькином классе уже не говорил так по-детски. Но Женька давно знала, что нави куда бесхитростнее и доверчивее, чем люди. Несмотря на весь свой космический интеллект. Зато с ними и самой можно говорить доверчиво:

— Я жду водовоз на 22.30. Вот-вот уже. Его гул значит: «Спокойной ночи».

— Ты с кем-то, кто далеко, так уговорилась? – мгновенно понял мальчик.

— Да.

— А можно я с тобой подожду?

— Можно.

И они стали смотреть в небо, стараясь скорее расслышать гул водовоза. Сектора неба привычными орнаментами расчерчивали искорки: быстрые – спутников Нео, медленные – далеких кораблей. Мимо проходила, виляя меж точек Лангража, грузовая трасса с других планет системы, и Женька знала, куда смотреть, чтоб различить тихоходные точечки грузовиков.

С севера небо ожило и будто сдвинулось вперед, к Женьке. Это пришел гул. Он нарастал и скоро занял все небо – Женька даже взглянула в сторону домика: не проснулась бы Малявка. Небо будто раздвинулось вширь, а промежутки меж звезд стали похожи на огромных черных медуз. Их щупальца дрожали от гула водовоза. Миг – и звук стал утихать, удаляться вверх, угасать и скоро стих. Снова слышно, как ночной ветер шуршит в макушках сосен. Небо снова пустое и легкое. Только домашние звезды на своих местах.

— А ты кем станешь, когда перестанешь летать? – спросила Женька.

— Не думал еще. Мы потому и здесь, чтоб решить, хотим ли мы когда-нибудь жить на грунте. Присмотреться, людей узнать, все такое, — усмехнулся он. — Я пока что не хочу, но не из-за людей. Открытые пространства плохо переношу. Ночью еще ничего, потому что вон, звезды на месте, небо черное, а вот днем, когда свет этот слепящий, ветер…

— Понимаю. Но на самом деле из-за людей тоже.

— С вами сложно, — усмехнулся мальчик. – Эх, ну вот: не даст нам этот парень спокойно дружить!

Женька оглянулась: от домика мальчишек шел Антошка.

 

Утром Женька проспала завтрак. Потому что с Антошкой все-таки поругалась, потом помирилась, но все равно расстроилась и уснула поздно, через два водовоза.

Она встала и подошла к окну: над дорожкой низко плыл серебристый пляжный зонт от солнца, а из-под него виднелись две пары маленьких, торопливо шагающих ног: одни в измазанных в чернике штанишках, в сандаликах, а другие в белых штанах и сложно устроенных навигаторских ботинках… И куда эта малышня?

Нашлись они в черничнике, который и так был в тени, под соснами. Воткнули зонт среди кустиков и сосредоточенно под ним паслись, о чем-то переговариваясь знаками и междометиями. Подружились. Не похоже, чтоб нужен присмотр. А под зонтом они как в домике – мелкому нави так спокойней, наверно, раз они не любят солнце.

А что, уже начались лекции про Геккон? Двое нави на своей веранде объясняли что-то Антошке, Нюрке и пацанам «Верфи», развернув на объемном экране таймфаговую воронку. Под ногами у Антошки праздно замер мячик. Женька подошла послушать. Ой, как раз про это они говорили с Антошкой в столовой:

— …воронка из очень тяжелых. Вот эти тошнотно-зеленые свивающиеся сектора всегда стаскивают весь контур в запредельные временные глубины, откуда не выскочишь, пока весь желтый до оранжевого не смотаешь, а его еще поискать надо…Да, каждый цвет – оттенок времени… Тут много нужных цветов, хороших. Стабильных. Но вот эти полосы отрицательного времени… Они как сладкая отрава. По краешку продернуть в бирюзовый – и проскочишь навылет, в минутку можно века смотать, но нужна точность — до пикосекунды. Если собственный пульс подведет или выдержки не хватит — снесет в сердечник, в болото, в изнанку, выматывайся потом минута в минуту вахт двадцать…

К Женьке подошел нави – наверное, вчерашний, поклонился и улыбнулся:

— Нравится?

— Красиво. Ты кто? – какой же он белолицый. — Я запуталась в ваших именах.

— Мы вчера с тобой ночью разговаривали. Я – Снег, — он пожал плечами: — Все путаются. А ваши имена нам еще хуже — как наборы звуков. Я понимаю, это кусочки древних языков, но … Что значит твое имя?

— Да только то, что мама помешана на евгенике, — махнула рукой Женька. — А мне нравится, как тебя зовут! — Неужели с ним правда можно подружиться? — Слушай, Снежок… Не будешь смеяться?

Он мотнул головой:

— Нет!

— Я смотрю на эту воронку… И мне жутко. Понимаешь… — Женька встретила взгляд Антошки с веранды – он вздохнул и отвернулся. Женька посмотрела на Снега и сосредоточилась: — Ваш таймфаг — это нас и разделяет. Говорят, люди едва справляются с управлением кораблем даже на марше, и то лишь при помощи тяжелых симбионтов.

— И то лишь на простых очень треках. А паттерну с марша в таймфаг всегда строит сам тайм-навигатор, — кивнул Снег. — И сколько продлится полет, не от людей зависит, а от того, как нави решит преодолеть пространство через цвет этих безумных проекций прямо на мозг. Это правда не рассказать толком. Корабля нет. Кажется – ты сам летишь сквозь хорошие и плохие цвета.

—  Я летаю сама только во сне, — через силу улыбнулась Женька. – А ты уже водишь корабли?

— Больше пока в имитаторах. Ну, еще грузовики вон вроде того, на 22.30.,  это уж года три мы все летаем, еще на топливозаправщиках, но это дома: грунт – Геккон.  А по Созвездию – скоро в стажеры на рейсовые корабли, там в таймфаг уже пускают, — он улыбнулся: — Вот сдам экзамен сегодня, физику, получу допуск… А знаешь, меня с осени уже наняли на Почтовый «Око-Мир»!

— Это хорошо?

— Да. Понимаешь, мы только года через два-три будем готовы, чтоб нас нанимать на тяжелые корабли, на пассажирские трассы… Еще лет через десять лучшие получат фрахты в Бездну: разведка, исследования, военный флот… Нас уже капитаны присматривают: по рейтингу, по часам налета, по тому, куда нас берут внаем. Если я на Почтовом буду молодец, то и дальше…- он опять улыбнулся.

— Но ты же совсем маленький мальчишка… А правда, что взрослых пилотов почти не бывает?

— Правда. Только молодой мозг способен так быстро превращать хаос в порядок. Поэтому мы так созданы, чтоб медленно расти и большему учиться. А вообще нави, когда взрослеют, уходят из пилотов в капитаны, в ученые, в госслужбу. Это пацану пилотом быть не зазорно. А потом уж хочется летать своими путями… Ой.

— Вот и лети… Своими путями, — рыкнул, подойдя, сердитый Антошка. – Женька, идем.

— Антошка, ну не начинай опять!

— «Не начинай»?! А ты знаешь, что они, — он злобно глянул на Снега, — сюда приехали не дружить с тобой, дурой, а зачет получить по предмету «Коммуникация с людьми»?

— А это разве имеет значение? – удивился Снег. – Вам-то что?

Женька шагнула к Антошке, взяла за руку, и они молча пошли прочь, не оглядываясь. Но Женька краем глаза заметила приближающиеся розовые шорты со свитой футболок «Верфи», услышала сладкий Нюркин голос:

— Да ты, Снеговичок, лучше со мной коммуникацию устанавливай, ага? Ты любишь чернику? А вы, Верфи, валите; вон ваш мячик…

 

Они сидели на рюкзаках в тени кустов у забора, за которым была стоянка люггеров. Сквозь слезы Женьке казалось, что трава вокруг странно шевелится. И весь мир странно шевелится и едет от горя вбок. Съезжает. Под откос.

— …не реви. Ну, не реви уже, хватит, — сказал Антошка, роясь в слоях экранов, развернутых с планшета. – Смотри, я лучше лагерь нашел, «Страна летних звезд» называется. Аквапарк, катание на пони… Или вот, «Озерный рай»… Мама завтра нас заберет. Сказала, сегодня с работы ну вот никак не отпустят.

Из Женьки опять полились слезы. Остаться? Идти с рюкзаком на глазах у всех обратно в домик, как жалкая дура? Но сидеть в кустах до завтра еще глупее!

— Давай возьмем палатку, еду и уйдем… Что ему надо опять?! – Антошка вскочил.

Подошедший нави шарахнулся и выставил ладони:

— Спокойно!

— Я вот тебе сейчас дам «спокойно»!!

— Да ну тебя, — сердито сказал Снег. – Нельзя драться, если Женя плачет.

— А тебе-то что? – рявкнул Антошка.

Из-за кустов вдруг появилась Малявка с огромным зеленым листом лопуха на голове и с другим таким же – в руках. Уставилась на всех внимательно и безмятежно.

— Мне – что. Нам – что. Все плохо, — горестно сказал Снег. —  Я от этой розовой еле убежал. Все, пошли мириться!

— Нет, — шмыгнула Женька. – Как теперь мириться, если ты без этого зачета с нами и говорить бы не стал.

— Стал бы! Но мы вас боимся, а вы – нас!

Навалилась тишина. Хоть бы грузовик прошел, что ли.

Малявка легонько пнула пустоту над примятой травой. И еще разок. Потом положила на пустоту лист лопуха, и тот остался в воздухе.

— Спасибо, — сказала пустота Малявке и вмиг превратилась в мелкого нави. Он поправил лопух на голове и пожаловался: — Голову печет… Ну да, шпионю. Хожу и подслушиваю. Потому что фиг узнаешь, что вы на самом деле о нас думаете. Большие не говорят. А мы хотим знать. Есть надежда или совсем нет.

— На что надежда? – насупился Антошка. – На успешную коммуникацию?

— Ах да, зачет… Понимаешь, нас просто так вниз не пускают, надо проситься на какой-нибудь спецкурс.

— Хоть больше гербарии не велят собирать, — добавил Снег. — Я просто хочу…да, хочу дружить; и не могу, когда плачут. Плевать на зачет.

— …А на шпионство? – шмыгнула Женька.

Нави переглянулись.

— Не плевать, — подумав, сказал мелкий. – Это правда нечестно. И… Ну… Как извиняться-то… А! Вот что… Женя, ты еще хочешь слетать на Геккон?

— …Что?

— Снег рассказал, как ты смотрела на Геккон вчера. А Снегу все равно надо сегодня там экзамен по физике сдать и заодно забрать сюда одного из наших, Тумана. А ты пока, я договорился, погуляешь там с Геком.

— С кем?

— Познакомишься. Ну, пойдем, если хочешь?

— Только я?

 

Люггер Снега оказался белым, блестящим от какого-то незнакомого покрытия. Снег смущенно улыбнулся, когда Малявка попыталась поцарапать поверхность. Женька тоже потрогала — пальцы отталкивало чем-то невидимым.

— Поле встроено уже в композит, — пояснил Снег. – Да и сам композит новый, выдерживает плюс двадцать тысяч. Для люггера больше, чем достаточно. Весь Геккон таким же покрыт, а то греется очень на солнце, до плюс двухсот, бывает.

— Зачем? – Антошка хотел быть вежливым.

— Да мало ли. Вдруг кто соплом мазнет, если какая авария. Но у Геккона, конечно, есть несколько защитных полей. От метеоритов и пыли только три.

Люггер взлетел. Темные верхушки сосен ушли вниз, открылась вся густая шуба леса. Она казалась бесконечной, но, когда поднялись к облакам, на севере блеснуло море. Малявка прижалась к Женьке. Окутало молоком облаков, и Женька посмотрела на Антошку рядом со Снегом – Антошка напряженно смотрел на приборы. Спросил Снега:

— А ты давно люггер водишь?

— Два года. Нам рано люггер разрешают, это ж не тысячетонный крейсер. Хотят, чтоб мы приучались к ответственности.

— И как? – ехидно спросил Антошка.

Снег будто не заметил его ехидства:

— Никак. Вот вас везу, домой рукой подать, а волнуюсь.

— А когда своих – не волнуешься?

— Волнуюсь. Какая разница, кто за мой промах поплатится?

Люггер вынырнул из белой ваты в бездонное синее небо. Чем ниже уходили облака, тем ослепительнее становилось солнце в пустом темнеющем небе. А люггер казался все меньше. Голубое пространство внизу все выпячивалось, одновременно медленно сваливаясь набок. Небо стало тьмой сползать сверху, заполнять все вокруг, и вот наконец — рассыпанные белые колючие крошки. Звезды. Тьма — бездонная. Женька, чувствуя, как колотится сердце, вдруг осознала эту бездонность: холодом облился затылок и все тело непроизвольно сжалось. Этой черничной тьме нет конца. Она везде.

Снег улыбнулся, на миг обернувшись, показывая, что все в порядке. Женька перевела дыхание. Летают же все. Вон далеко-далеко летит светлая точка, вот, справа и дальше – другая. Она посмотрела в сторону и увидела огромное и невыразимо прекрасное серебряное веретено, все покрытое выпуклыми узорами и цветными огоньками. Снег – голос его дрожал от счастья, будто он приглашал на новогоднюю елку — объяснил:

— Это легкий крейсер. Вы вверх смотрите, что на Гекконе творится.

Им в школе, конечно, показывали это раньше. И терминалы, и огромную верфь, и сам, системой тороидов, Геккон, и корабли. Целый город-лабиринт, ярко залитый солнцем, и танцующий вокруг рой кораблей… Но увидеть все это небесное царство нави по-настоящему – это что же, мечта случайно сбылась? Женьке стало трудно дышать.

Снег чем-то щелкнул, и в салоне тихонько заворчали переговоры диспетчеров и транспорта:

— …радиус 3.0, грузовик-порожняк, проход на радиус 5.1 …Верхний причал 7, швартовка борта 044 закончена, разрешите шлюзование. …Вышка 3 — Топливный терминал 12, отход борта 093, разрешите движение…

Снег вполголоса вмешался в поток:

— Вышка 2 – Кадет 120, прошу проход на Детский.

— Кадет 120 — принято; проход по правой кромке хода вдоль ствола, — отозвался мягкий женский голос.

Женьку затрясло – это был мамин голос! Она зажала себе рот, чтоб не позвать ее – отвлекать нельзя! А мама говорила:

-…Борт 26, начало движения со второго рейда разрешаю, радиус 30, шлюзы 4 и 5. … Внимание радиус 6 и 7, через минуту проход люггера с детьми. …Борт 40, бункеровка на Топливный терминал 12, по пятому радиусу, разрешаю движение.

Люггер подлетел так близко, что сложная система тороидов и дуг Геккона стала казаться лабиринтом. Справа, жутко близко, — два огромнейших белых корабля, посверкивающих орнаментами сигнальных огоньков. Один, в узоре синих теней, висел над терминалом, другой, сияюще-белый от солнца, потихоньку швартовался. Женька оглянулась вниз, на планету в голубой дымке. Ее край был темным, и там мерцали нежные золотистые крупинки света. Снаружи проплывали ослепительные конструкции Геккона. А за ними стояла сверкающая от звезд Бездна. Все было словно во сне, и хотелось плакать.

— Ну, почему, почему, — сама себя спросила Женька, – всегда это… Преодолевать непреодолимое? Поколение за поколением! Планетарное млекопитающее вылезло в космос, чтоб взять его себе весь – зачем?

— Такой вид, — понял ее Антошка и хмыкнул: – Только и делает, что преодолевает свою природу. Как из обезьяны вылез, так до сих пор все остановиться не может…

— И не остановится, — Снег подвел люггер к шлюзу, окруженному зеленой светящейся рамкой; створки шлюза разошлись, впуская люггер в золотистую раковину. – Добро пожаловать на Геккон.

 

За шлюзом было темновато, душно и тихо. Вдруг из полумрака возник мальчик ростом с Антошку. Полупрозрачный, с вежливой улыбкой. Малявка тут же бросила Женьку, побежала и взяла его за руку.

— Привет, Гек, — кивнул ему Снег. – Вот и гости.

— Я рад, — Гек присел к Малявке: — Здравствуй, новая девочка!!

Они с Малявкой так жадно и изумленно разглядывали друг друга, что Женьке стало завидно. Вот бы правда так же с кем-то с первого взгляда подружиться. Даже казалось, что у Гека с Малявкой пошел неслышимый диалог. Что, Малявка может говорить с ИИ без симбионтов вообще?

Снег сказал:

— Нам дали пять часов. Время пошло, Гек. Я на экзамен, а потом мы с Туманом сюда примчимся. А вы что будете делать?

— В Старые доки, наверно. Если нет других пожеланий, — Гек, изучая, посмотрел на Женьку с Антошкой.

— Привет, — сказал ему Антошка, чуть загораживая собой Женьку. – А ты… Ты интерфейс Геккона, что ли?

— Догадливый, — улыбнулся Гек. – Добро пожаловать. Так что, дети, идем?

Снег куда-то исчез. Гек встал рядом, взял Женьку за руку – ладонь как настоящая — и у всех под ногами расплылось чуть светящееся пятно:

— Держитесь за руки. Осторожно. Смотрите, шагайте вместе со мной. Вперед!

Светящееся пятно двинулось с их первым шагом и вытянулось вперед длинной полосой – плавно, с небольшой скоростью движущейся, по которой они пошли, прибавляя свою скорость к скорости полосы. Мимо проносились стальные стены широкого коридора, а путь освещали лишь полоса под ногами да индексы на тяжелых, редко встречающихся дверях. Индексы – как из другой знаковой системы. Иногда от одного до другого тянулась долгая полутьма. Прохладно и глухо, только их шаги и еле слышный гул вентиляционной шахты под потолком. Жутковато. Душно. Но за другую ладонь Женьку держал Антошка; Малявка справа от Гека вообще неслась вприпрыжку, и Женька скоро привыкла. Вот он, Геккон. Тысячи тонн лабиринта, без Гека заблудишься сразу. Жуть. Ну и что — сама хотела. И еще тут так легко, что хотелось подпрыгивать – а вдруг полетишь?

Гек – неужели он правда Геккон?! — сказал:

— Я очень редко вижу детей с грунта. Почему вам было интересно сюда попасть?

— Это другой мир, верхний, — странно сказал Антошка. – А мы навсегда в нижнем, даже если будем работать тут… Гек! А в чем главное отличие нави от нас, если не считать генетики и всего такого?

— Людям легче жить на свете, — сказал Гек. — Они действуют согласно своим желаниям и инстинктам, могут заниматься ерундой, могут ошибаться. У них есть право на глупость, есть куча нравственных норм, но они часто не в силах своим же правилам следовать. А на нави всегда – бремя умных. Они правил не нарушают, должны приносить пользу и всегда быть хорошими. Всегда, во всем – самоконтроль. А вообще… Я не знаю. Но понимаю, что стратификация по генетическим признакам – это справедливо, хотя и неприятно.

— Все равно у всех есть право жить по-своему, — сказала Женька. – А выбора, кем родиться, нет ни у кого. Жребий, да? Удел? Судьба?

— Удел, — задумчиво кивнул Гек. – Нави вам завидуют, вы – им.

— А ты?

— Я? Я – кораблям дальней разведки. Они летают куда захотят, а я навсегда на орбите. Ну и что? Они мне все рассказывают.

— Добрые… Ну и что – удел, — подумав, сказала Женька. – На самом деле вообще все на свете – разные. Главное – просто не делать друг другу больно.

 

«Старые доки» оказались собранием судов в защищенном от солнечной радиации, но безвоздушном куполе – пространство терялось в сизой дымке, сквозь которую проступали серебристые и черные громадные корабли. Женька озябла.

— Это место, где все, кто хочет, могут изучать старые корабли, их историю, их технологии и системы, — говорил Гек, отводя их от обзорного окна к шлюзу. – И место, где заслуженные суда со всем уважением содержатся в идеальном порядке, полностью готовые к полетам. Иногда они действительно выходят из Доков с учебными группами на борту. Мы можем посетить любой корабль, выбирайте.

Они прошли в шлюз и разместились на переднем сиденье маленькой, наполовину прозрачной капсулы, сразу начавшей движение. Малявка посмотрела на прозрачный пол – далеко внизу проплывали стальные фермы с редкими белыми огоньками – и, тепленькая, тяжелая, залезла к Женьке на колени. Около часа они кружили по Старым Докам меж кораблей. Гек рассказывал о тех, на которые показывали Малявка и Антошка, интересно отвечал на вопросы. Женька просто любовалась кораблями. Какие они ухоженные, все как новенькие, готовые к любому полету, только на топливный терминал завернуть… Антошка думал о том же:

— Как игрушки… Гек. А где все те корабли, что вернулись не такими целыми?

— Битые, — кивнул Гек. – Кому метеор в бок, кто повоевал… Ты это имеешь ввиду? На ремонтных верфях Мира. А то и на базах, далеко. Или на больших платформах, что тихим ходом бродят по Бездне вдоль основных трасс наших флотов. Здесь битым не место, мальчишкам-нави рано на такое смотреть. Это, в общем, игрушки, ты прав. Учебные пособия. Ну что, на какой корабль заглянем?

«Серый жук» Женька выбрала за название из бесконечного списка, который Гек развернул на лобовом стекле. И был он, разумеется, серым. Средних размеров, очень красивый корабль. Даже Антошка разволновался, настолько красивый. А Малявка слезла с Женькиных коленок и прижалась лбом и ладошками к стеклу. Для начала они облетели «Жука» снаружи, и Гек описывал технические характеристики:

— Это дома он серый и сияет при направленном свете, чтоб видно, а в Бездне – энергию на броню, и все, невидимый… Маршевые двигатели стандартные, а вот таймфаговые мощнее, чем обычно… Дедвейт… Живучесть…

— Это ж куда такая мощь? – спросил Антошка. — Гек, я не понимаю целевую принадлежность этого корабля. Что – просто гоняться в таймфаге?

— На нем новые ротопульты испытывали. Так что да, гоняться в таймфаге. Еще дипломатов доставлял в Легийские Домены несколько раз. Это для нас он старый, а для Доменов – недостижимый уровень. Зачем делиться космическими технологиями? Пусть сами развиваются. И Леги, и Древние, и все остальные.

— Они отстали навсегда?

— Корабли чужаков ко мне не приходят, — пожал плечами Гек. — То есть парочка стоит вон в углу, чтоб мальчишкам посмотреть, но их и кораблями-то в нашем смысле слова назвать нельзя. Ядерная прямоточка убогая. Ни скорости, ни защиты – а на одной отваге далеко не улетишь.

— То есть у нас нет конкурентов в Бездне?

— В космосе – пока не встретились. На планетах? Я не знаю. Цивилизации слишком по-разному развиваются.

— Я так понял, что известное человечество – ну, вот люди как мы, голова, руки, ноги – не так и велико?

— Никто не знает. Вероятно существование таксонов, о которых нам ничего не известно. И, хотя, говорят, все от общих первопредков, расселение происходило давно, и отличий теперь больше, чем сходства. Поэтому можно ожидать каких угодно сюрпризов. И, значит, надо быть готовыми к ним.

Внутри корабля пахло свежестью и было теплее. Вроде ничего особенного, белые стены и пол, светящийся потолок, скупая серебристая и синяя отделка, синие индексы разметки и указателей – но нервы заныли. Казалось, все живое и незаметно шевелится. Дело в стереометрии пространства, — сообразила Женька. Оно, построенное на принципах непрерывности, не казалось замкнутым, скорее – бесконечным, однако чутье подсказывало, что тут полно помещений тайных. Но их туда ведь не пустят?

— Это корабль-загадка, — вздохнув, пожаловалась она. – Он открыт – и в то же время заперт. Как уровни сознания внутри одной на всех жизни. Вроде кажется – я вот-вот пойму, в чем дело… Топология вроде бы не для людей, но…

Малявка остановилась и уставилась на нее, жутко по-взрослому приподняв бровь.

— И тут же все становится как будто бы полностью понятным, человеческим, — не смутилась Женька. — Но ведь это не так. Тут есть громадный секрет. Как будто тут не простая математика пространства, а какая-то еще. Которую я не знаю. Которой нет в учебниках.

— В детских – нет, — усмехнулся Гек. — Странно, что ты это заметила.

— Тут дело в двухмерных компактных связных поверхностях без края, — буркнул Антошка.

Малявка перевела взор на него и с уважением кивнула. Вздохнула и подергала Гека за руку — тот присел перед ней:

— Да? Что ты говоришь? Защита корабля от джета сверхновой? Нет, нереально.

Малявка молча смотрела ему в глаза. А Гек отвечал, будто ее слышал:

— Да, джет сверхновой – это единственное, чего я всерьез сам боюсь. Мы просто не ходим в такие районы, где есть такой риск… — посмотрел на Женьку и Антошку: — Слишком много астрофизики для такой малышки. Боится.

Женька вспомнила, как Малявка пряталась под серебристый зонтик вместе с мелким нави. А Малявка снова подергала Гека за руку — по тому прошла рябь:

— Пожиратель предсверхновых? Что? Платформа, которая идет и съедает все белые углеродно-кислородные карлики в кратных системах? И ты хочешь построить такую платформу? Знаешь, как? …Позитроны с обратным знаком? Как же ты это придумала?

Малявка гордо улыбнулась.

— Теперь ты наша, — сказал Гек.

Женька глядела на сандалики Малявки в пятнах черники — крохотные. Антошка буркнул:

— Лучше б ты придумала, как людям вообще без кораблей перемещаться…

 

Время истекло быстро. Сияющую Малявку прямо с «Серого жука» ласковые взрослые забрали в ясли для гениев; потом Антошка, заметив, как тошно Женьке, попросил Гека показать «Вышку 2», и они помчались втроем сквозь Геккон по темным  железным коридорам. Женька из-за прозрачной стены посмотрела, как мама работает в окружении многослойных экранов с узорами Геккона и с огоньками судов, и даже уловила секунду ей помахать – и мама успела помахать в ответ. Она показалась маленькой, уставшей, и такой тяжелый был на ней симбионт, что Женьке стало совсем тоскливо.

А теперь Гек проводил их к шлюзу, где ждал Снег и его брат-близнец. Оба поклонились Женьке. Она даже рассердилась:

— Да что вы все кланяетесь?!

— Ты же девочка, — растерялся Снег. – Мы… Ну, девочки для нас, как… Как звезды, до которых невозможно долететь.

— Скорее, незачем, — ляпнул Антошка.

Нави сделали вид, что не слышали. Но Женька заметила, как горестно свел брови Снег, и скорей спросила:

— Как экзамен, сдали?

— Сдали, — ответил новый нави. – Теперь правда каникулы. Пойдем в шлюз, можно… Ну, как вам Геккон?

— Не мое, — вздохнул Антошка. – Я планетарный, человек короткой жизни, хоть и сигма, мне тут не по себе – душно, тесно. Природу не обманешь, — он влез на заднее сиденье и закрыл глаза. — Я стану врачом. Научусь, как внизу людям жизнь продлять, чтоб они могли заняться не только заселением Бездны.

— А-а! – сказал Снег и резко ткнул Тумана в бок. – Бессмертие-то! Вот увидишь Дыма — с ума сойдешь! – оглянулся на Женьку с Антошкой. – Ну, вы видели, наш маленький. Шпион-невидимчик. Он нам ровесник, брат, но его ввели в плато, и он теперь будет жить в сто раз дольше. Кратно продолжительности детства. Потому что он очень умный, а умники должны жить долго, чтоб все успеть. Дымок, правда, скандалит и орет, чтоб всех, не только наш выводок, а все поколение Квинтус ввели в плато. Потому что дел в Бездне — бездна.

Женька и Антошка переглянулись. Им-то прожить бы лет двести, если повезет. А эти белые нави что… Другая судьба. Ангелы внаем.

Женька придвинулась к Антошке: он был теплый, угловатый и весь свой. Загорелый, как сама Женька, до цвета корицы. И башка не лысая, а с густыми мягкими вихрами – захотелось коснуться их нежно, невесомо.

— Да таких, как Дымок, мало, — вздохнул Снег, снова оглянувшись. — Мало, чтоб стать целым человечеством, мало, чтоб слиться с лучшими из людей.

— Малявка – наполовину нави, — Женька смотрела на далекие звезды. Ей казалось, что эти искорки висят где-то в другой вселенной. – Ее забрали к вам.

Туман выручил озадаченного Снега:

— Тогда у нас ей будет лучше. Образование, все такое…Понимаете, ведь развитый человек – это прекрасно. Но это — лишь черта, от которой…

— Не начинай, — мрачно перебил его Антошка. – Мы все понимаем. Конец общему календарю. Вам космос, нам планеты. Женька, а ты? Что тебе Геккон?

— Я у вас замерзла… Да и что мы там видели кроме Старых доков и Вышки 2? – как бы не заплакать? – Все равно больше никуда не пустят, хоть триста лет учись…

— Не говори так, пожалуйста. Ты же добрая. Нам тоже трудно вам в глаза смотреть. И на грунте трудно, — Снег не спеша вывел люггер в черную пустоту. – Но знаешь, старики говорят, что далеко-далеко в Бездне не Геккон они вспоминают, а… Ну, например, чернику. И девчонок. Дом.

Он прибавил громкость приемника, и Женька опять услышала мамин голос:

— …Внимание радиус 6, проход люггера. …Кадет 120, разрешаю движение.  Грузовой терминал 40, готовность борту 47 десять минут…

Почему-то навернулись слезы. Но ведь у мамы хорошая работа? Нужная, но все-таки  какая-то… Безрезультатная. Обслуживание нужд Геккона, и все.

Люггер вышел из-под фермы — слезы вышибло из глаз белым злым солнцем. Фильтры защищали, конечно, но какое оно страшное, если смотреть не сквозь атмосферу. Звезда. Снег забрал вправо и прибавил скорость, потом ушел вниз и вдоль ствола основного сердечника Геккона пошел еще ниже, и вот выплыла  — огромная, облачно-синяя, живая, ослепительно отражающая солнце каким-то океаном – планета. Планете безразлично, что она всего лишь планета обеспечения. Она живет, и все. И не обращает внимания на черноту вокруг, защищая себя, людей, зверей и чернику и всю жизнь тоненькой пленочкой атмосферы.

Выбравшись из люггера, Женька замерла, чувствуя, как теплый ветерок несет запах сосен и высушивает слезы. И солнце тут доброе. Антошка глубоко вздохнул рядом. Обойдя люггер, подошел Снежок, растерянно улыбнулся.

Солнце  грело плечи, но Женька вздрогнула, подумав, что через неделю они с Антошкой будут вот так же стоять тут на стоянке, провожать их, этих мальчишек с нечеловеческими именами обратно на Геккон, в космос, в Бездну…Но ведь им надо… К кому-то возвращаться из Бездны?