Старушка открыла. У порога стояли двое детей. Мальчик и девочка. Одетые в одни рубахи по колено, грязные, босые, с усталыми лицами, они жалостливо просили пустить их погреться.
— Ох, в недобрый час вы пришли! – сказала старушка и завела детей в дом.
Греться было негде. Кроме горящей лучины, больше ничего не освещало землянку. Пустовало жилище. Пара лавок, прялка, сундук без крышки. Из сундука торчали шкуры. Даже печки не было. В углу справа от входа широко расстелено сено.
Старушка достала из сундука овечью шкуру, накрыла ей детей. Начала расспрашивать, кто они такие и откуда в лес пришли.
— Сироты мы, приютские. Деревню нашу чудище какое-то разорило с месяц назад. Она где-то недалеко была. Мы спаслись, жили в городе в приюте. Город далеко, день пути. Убежали оттуда. Там плохо. Забежали в лес и заблудились. Деревню не смогли найти. Вы нам не поможете?
Она смотрела на них, беззащитных, голодных, продрогших. Жались друг к дружке, словно цыплятки без мамы-курицы. Мальчик явно был пободрее, обнимал сестру, грел ей ладони. У старушки даже напоить их было нечем. А судя по пустым котелкам, кое-где валявшимся на полу, еды здесь тоже не водилось.
— Страшные дела будут твориться этой ночью, детки. Лучше бы вы оставались в городе. Там безопаснее.
Она уложила их спать на сене. Усталость была сильнее голода – дети уснули. Двое невинных ангелочков. Ей было их так жалко. Но поделать она ничего не могла. Пусть спят безмятежным сном. Она продолжила вязать. Лучина догорала, предвещая мрак.
Ночь окончательно овладела округой. Лес замер, будто в ожидании чего-то жуткого. Стрекотание сменилось на редкое холодное совиное «У! у!». Не было слышно даже шелеста деревьев на ветру.
Вязание не шло. Руки начали предательски трястись и выронили спицы.
Бабушка с тревогой посмотрела в окно. Задула лучину.
Луна была полной.