Ад

Ад

Я открыл глаза.

Открыл их с трудом и болью. С болью, которая ощущалась по всему телу, но в то же время говорила мне, что я все еще способен испытывать страдания, а значит жив. Открыл медленно и неохотно, как будто бы подозревая, что за этим не последует ничего путного. 

Сильный дискомфорт помогал прийти в себя быстрее и поймать первую адекватную и полностью сформировавшуюся мысль, озвучить которую можно было бы вопросом “Где я?”. Все что я слышал — было лишь шумом, издаваемым движением крови по моим кровеносным сосудам. Что-то подсказывало мне, что это активное движение было связано с пронзительной головной болью, одолевавшей меня в этот момент по неизвестной причине. О ее источниках я тогда не догадывался, но, тем не менее, было очевидно, что сопровождает она меня уже долгое время. Об этом мне говорили мои ощущения. Я был уверен в этом даже несмотря на то, что я только очнулся, неизвестно сколько пролежав в отключке. Не знаю как, но головная боль смогла сказать мне только одно — я устал. Устал от того, чего не мог вспомнить. И особенно устала конкретная часть меня, а точнее — мозг. Понятия не имею, что мне довелось испытать, но одно было ясно — мне необходимо было оказаться в условиях в которых я мог бы отдохнуть. Хотя бы немного времени на то, чтобы сбросить избыточное напряжение с головы, которая вот-вот взорвется. Серьезно, если оно продолжит нарастать, то это может привести к смерти, — подумал я тогда.

Тело не хотело двигаться. Все что я видел — это темнота. Однако вскоре мой мозг дал мне понять, что сижу я на стуле, уткнувшись лицом в стол. Стол был холодным, металлическим и серым — последнее я узнал, когда смог приподнять голову. В этом мне помог тусклый свет, который присутствовал в комнате, где мне довелось очнуться. Здесь было холодно. Хотелось согреться.

Я вздрогнул.

Напротив меня, за тем же металлическим столом сидел пожилой мужчина. Сидел молча и наблюдал за мной с минимальной заинтересованностью, совершенно не разделяя того страха и беспокойства, что нарастали во мне с каждой секундой. Я присмотрелся. Его хмурый уставший взгляд глядел мне прямо в глаза со скукой и безразличием. Хотя было еще что-то. Неприязнь. Я прочел ее не сразу. Старое, морщинистое лицо было мне не знакомо. Я полностью осознал, что я не знаю кто это. И сразу после этого я понял, что не знаю кто я сам.

Холодно. Я резко встал из-за стола. То ли от того, чтобы избежать прямого визуального контакта со стариком, который был мне неприятен, то ли чтобы избежать холода, который впитал себя стол. Куртка, в которую я был одет, была слишком легкой. Я стал расхаживать по серой тускло освещенной комнате, пытаясь согреться и привести мысли в порядок. Помещение казалось серым и неинтересным — возможно, тусклый свет скрывал истинные оттенки. Помимо стола со стульями и нас со стариком здесь ничего не было. Только старая лампочка свисала над потолком, испуская слабый свет и мелькая так, словно вот-вот и вовсе погаснет. Это усиливало мое беспокойство.

• Кто вы? — спросил я старика, который до сих пор не спускал с меня своего неприятного взгляда.

Но ответа не последовало. Он продолжал молча сидеть, не замечая ни холода, ни моих вопросов.

• Что мы здесь делаем? — спросил я, продолжая ходить по комнате.

Как я и ожидал, вопрос не вызвал реакции.

Я оглянулся, чтобы взглянуть на все четыре окружавшие нас стены. В центре каждой были двери. Справа от меня, слева от меня, за спиной старика и за моей спиной. Первое что я мог сделать, это проверить каждую из них. По какой-то причине я пошел к той, что была сзади меня. Я направился к ней, и по мере приближения все чаще различал светящуюся надпись над дверью. Однако полностью различить буквы удалось только, когда я оказался вплотную возле двери. ВЫХОД. То что мне нужно. Я поспешно дернул за ручку, которая, к моей досаде, не сдвинулась с места. Ну конечно. Все не может быть так просто. Неизвестно кто же этот злой шутник, но так просто он меня не отпустит. Ему от меня что-то нужно.

Я обернулся назад и увидел, что старик изменил положение тела. Теперь он стоял над столом и пальцем указывал в сторону двери, которая располагалась справа от меня и слева от него.

• Что ты хочешь этим сказать? — раздраженно проговорил я, вернувшись назад.

Старик не реагировал и не менял положения. У любого другого уже рука бы затекла так стоять, а у него она даже не дрожала.

Делать было нечего, я решил последовать его “совету”. Дернул за ручку, дверь открылась. За дверью меня ждала темнота. Пугающая неизвестность. К сожалению, под рукой не было ничего, чем можно было светить. Похоже, что терять мне было нечего. Старик смотрел на меня так, как будто бы чего-то от меня хотел. Его, указывающий на дверь палец, теперь указывал и на меня. Это выглядело так, словно он в чем-то меня обвиняет. Я мысленно послал его к черту и зашел в комнату.

Я находился в абсолютной тьме и тишине. Хотел оставить дверь открытой, но она была устроена так, что закрывалась сама. Можно было бы попробовать подпереть стулом, но я не увидел в этом особой нужды. Еле живой свет старой лампочки все равно не был способен позволить увидеть здесь хоть что-то. Беспокойство нарастало, но я продолжал делать шаги. Что-то должно было случиться и это “что-то” не заставило себя долго ждать. Прямо передо мной загорелся свет, который ударил в глаза, усилив головную боль. Я прикрыл лицо руками, однако вскоре понял, что передо мной находится большой и старый экран. Я понял это не сразу, но скорее всего он был встроен в стену. Светил он настолько ярко, что понадобилось время, чтобы привыкнуть к его яркому излучению и различить хоть какую-то картинку. Однако глаза смогли адаптироваться, и я увидел людей.

Их было двое и одного из них я узнал. Старик, которого я видел еще минуту назад, был показан на экране лежащим в постели и немощным. Тем не менее, здесь он был нормальным. Он разговаривал о чем-то с неизвестным мне мужчиной, который ухаживал за ним. Мужчину, которому на вид было немного за тридцать, можно было описать, как худого и лысеющего, а еще чем-то недовольного. В глаза бросалось внешнее сходство между ним и стариком, за которым он ухаживал. Это наталкивало на мысль о том, что они родственники, скорее всего сын навестил богатого отца, который не способен полноценно передвигаться из-за паралича. Дом устроен по-богатому и со стилем. Наверняка у старика есть слуги, которые могут о нем позаботиться.

Я словно наблюдал кино. В нем отец и сын спорили и ругались о чем-то, их слова я, к сожалению, не мог разобрать. В какой-то момент ссора доходит до истерики, сын кидает стул в стену, валит тумбочку с вазой на пол и уходит, хлопнув дверью. На выходе из дома он встречает служанку, с которой шепчется о чем-то, сует деньги. Та словно чем-то недовольно, сын угрожает, после чего та сдается. Потом наступает ночь. Сын приходит снова, но не заходит в дом, в котором живет парализованный старик. Вместо этого он, нервничая и оглядываясь по сторонам, обливает порог бензином и кидает спичку, после чего поспешно уходит. Пламя вспыхивает и становится все ярче. 

Оно показалось мне настолько реалистичным, что я словно в действительности ощутил запах дыма. В какой-то момент свет на экране, который изображал огнь, стал настолько ярким, что я не мог продолжать на него смотреть. Вместо этого я осмотрел комнату, которая была озарена этим светом. Но кроме пустых черных стен ничего не обнаружил. Я попробовал по ним постучать, но стены были, как минимум, кирпичными. Я решил вернуться. Снаружи были и другие двери, возможно они куда-то ведут.

Я покинул комнату с экраном, и увидел, что старик снова сидит. Однако, стоило мне подойти немного поближе и я обнаружил, что мое плохое зрение меня обманывало и никакого старика в комнате уже не было. Заместо него сидела женщина средних лет, приятная на внешность. И снова этот взгляд. Презрение, которое скрывается за безразличием. Мне стало не по себе.

• Где старик? Кто ты такая? — задал я два вопроса, на которые мне не суждено было получить ответы.
• Как отсюда выйти? — не унимался я.

Она взяла меня за руку, отчего мне стало по-настоящему жутко. Глаза ее выражали боль и разочарование и мне это не нравилось. Другой рукой она указала на дверь, которая находилась уже слева от меня. Такая же черная дверь, как та, за которой я был только что.

Я отдернул руку и положил ее на стол. В, итак, разболевшуюся говолу лезла куча не самых приятных мыслей.

“Неужели она мертва, так же как и старик… — подумал я, взглянув на нее. — Значит и я мертв… Тогда почему же болит голова? Ведь если моя душа покинула тело, то оно уже давно где-то гниет. Почему я продолжаю чувствовать боль и почему ничего не помню?”

Внезапно я заметил, что металлический стол, за которым мы сидели уже вовсе не холодный. Да и температура в помещении стала вполне себе комфортной. Можно было бы подумать, что это мое тело начало излучать тепло от нервозности и страха, но разница была слишком значительной. Но радоваться было нечему, потому что вместе с тем я осознал, что запах гари, который я ощутил недавно, вовсе не был иллюзией.

Я решил не застаиваться. Женщина продолжала указывать на дверь. Я не послушался. Пошел к той двери, которая была за ее спиной и попытался открыть, но внутренний скептик был уверен что ничего не получится и, как это обычно бывает, оказался прав. Я не сдался. Попробовал выбить дверь с ноги. Это тоже ни к чему не привело. Еще в прошлый раз я заметил, что черная дверь была слишком тяжелой и крепкой для этого. Я подумал немного о том, какими манипуляциями я смог бы проникнуть внутрь. Но помещение, в где я находился было лишено хоть чего-то, что можно было бы для этого использовать. Я сдался.

• Так и быть. Придется действовать по твоему сценарию, — сказал я женщине, настойчиво указывающей в нужную ей сторону.

Как и ожидалось, данная дверь оказалась открытой. Я прошел в темноту уже гораздо увереннее, и ничего координально нового за этим не последовало. Снова яркая вспышка экрана, которая озарила скучные темные стены маленькой неприятной комнаты. Будь я клаустрофобом, то не выдержал бы здесь ни минуты.

Снова немое кино. Снова на экране двое людей. На этот раз лица обоих мне знакомы. Я видел ту самую женщину — она готовила на кухне, ожидая человека, который только что появился в кадре. Мужчина из прошлого фильма должно быть был ее мужем. Она рада видеть его, а он рад еще больше. Да, сейчас он в замечательном настроении. Поспешно достает из чемодана какие-то бумажки и показывает жене. Та в восторге. Муж складывает их в папку, крупный план показывает, что на ней написано красным жирным маркером — “Документы о наследстве”.

Жена становится обеспокоенной. Кадр сменяется на черный с белой надписью “Дом ведь сгорел!”. Муж легкомысленно отмахивается рукой. “У него был хороший счет в банке!” — написано на экране. Жена снова довольная, она целует мужа, затем экран темнеет. В следующей сцене муж просыпается в кровати, не обнаруживая жены. Пританцовывая и посвистывая, он подходит к окну, чтобы раскрыть шторы и видит, свою жену, любезно разговаривающую с каким-то мужчиной. Муж в ярости. Он поспешно натягивает штаны и смотрит в окно снова, увидев как эти двое садятся в машину. Муж бежит наружу и садится в свою. Дорога приводит его к местной гостинице. Любовники выходят из машины и в обнимку идут внутрь. Муж рвет и мечет. “Нужно вломиться к ним в номер! Я их убью!” — гласит надпись на экране. Затем несчастный муж делает несколько глубоких вдохов и выдохов. “Нет, я сделаю все по другому!”. После этого он заводит машину и едет, судя по всему, обратно. После экран темнеет снова.

В следующей сцене, муж, читая газету, ждет жену, которая в хорошем настроении приходит домой. Мужчина встает с дивана и указывает в сторону окна. “Дорогая, а кто тот странный тип, который тебя подвез?” — высветилась надпись. Обеспокоенная жена подбегает к окну, чем муж незамедлительно пользуется. Он достает из-за спины молоток и бьет ее по голове. Экран снова гаснет, а последующее происходит уже в иной обстановке. 

Открытая местность где-то в степях. Связанная жена с заклеенным ртом катается по земле, в отчаянных попытках высвободиться, ее тушь растеклась по всему лицу. Муж стоит с фонариком, курит сигарету и радостно смеется. Он достает из машины канистру, обливает жену содержимым, после чего бросает в нее окурок. Яркий свет с той же агрессией, как и в прошлый раз ударяет мне в глаза.

Я разбил экран кулаком. Пока он медленно тух, мне удалось различить улыбающееся лицо мужа, наслаждающегося происходящим.

• Это не я! — закричал я схватившись за лицо.

“Это я… — понял сразу вслед за этим. — Лицо такое же на ощупь… Это я!”

В этот момент мне особенно жутко, настолько, что я не торопился выходить, не уложив все в голове. Было очевидно, что происходящее со мной является наказанием за совершенные деяния.

• Что вы от меня хотите?! — закричал я снова. — Что со мной будет?!

Я сел на пол и попытался собраться с мыслями, но они перемешались в моей раскалывающейся голове в бессвязный ком, который, казалось, становился все более запутанным. Через некоторое время я поднялся на ноги и решил продвигаться дальше. Я ощущал свою беспомощность и невозможность избежать кары, но бездействовать мне тоже не хотелось. Более того, как ни странно, мне нужно было знать, что же со мной происходило дальше в этой истории.

Я снова вышел в большую центральную комнату, желая узнать, кто мог ждать меня в ней теперь. Я увидел человека, которого увидеть не ожидал. Это была девочка лет десяти, самое большее, двенадцати. Она вела себя так же как и ее предшественники — сидела молча уставившись на меня. Похоже, что мне нет уже нет никаких оправданий, — подумал я тогда.

• А ты кто? — заговорил я с ней, уже не ожидая ответа, скорее, чтобы выплеснуть эмоции. — Моя дочь? У меня не было дочери. К тому же ты на меня совершенно непохожа. Для чего мне нужно было тебя убивать?! Зачем?!

Я подошел к ней вплотную и стал трясти за плечи.

• Зачем ты мне понадобилась? У меня не было причин убивать маленьких девочек! Ты никакого отношения не имеешь ко мне и моей жизни!

Сам не заметил как это произошло, но мои руки оказались на ее шее. Они крепко ее сжимали — такую маленькую и хрупкую, сдавливали все сильнее и сильнее, вкладывая всю боль и страх, которые достигли пика в моей душе. Я давил все сильнее, но ничего не менялось. Ее грустные глаза, совсем не похожие на глаза ребенка, смотрели на меня со все теми же грустью и безразличием. Они никак не реагировали на мои тщетные попытки. И не удивительно. Ведь, к моему сожалению, девочка была уже мертвой. Я был бессилен что-либо сделать с ее жизнью теперь. Зато взгляд ее ранил меня, и ранил по-настоящему. Даже несмотря на потерю памяти, я был уверен, что уже давно не чувствовал себя настолько бессильным.

Когда мои эмоции иссякли, я ослабил хватку и, наконец, отпустил. Внезапно я обнаружил, что мои руки, которые я лишил сил, были мокрыми от пота. За то время, пока я ее душил, пот проступил по всему телу, и это случилось не от нервов, точнее не только от них. В загадочном помещении, в котором мы, а, вернее сказать, я находился, было уже по-настоящему жарко, — жарко как летом. Очевидно, что температура продолжала подниматься, и в один момент здесь станет невыносимо душно. Я пробежался вдоль стены, в надежде обнаружить хоть что-то, что помогло бы мне отсюда выбраться. Однако все, что мне удалось обнаружить, это лишь несколько маленьких вентиляционных отверстий, через которые шел жар. Помимо него, можно было также заметить исходящие оттуда дым и запах гари, пока еще в небольших количествах. Стало ясно, что если помещение подвержено пожару, то его источник находится вне зоны досягаемости. Я бессилен.

Девочка, как ни в чем не бывало, сделала ожидаемый мной жест, указав на дверь за ее спиной. Я стал медленно идти к очередному пункту назначения. Маленькими медленными шагами прямиком к правде. Я дернул за теплую ручку, дверь открылась. На вид она была такой же, как и предыдущие две, но ощущалась тяжелее. Шаг во тьму был самым нелегким.

Экран снова вспыхнул. Он показал мне то, что я ожидал увидеть и в то же время так боялся. У меня действительно не было причин ее убивать. Я сделал это, потому что понял, от чего получаю настоящее удовольствие. Это удовольствие хорошо читалось в моих глазах, когда я рассматривал связанную девочку, которую похитил накануне. Меня ждет что-то жуткое, — все, о чем я думал теперь. В какой-то степени я даже смирился и хотел, чтобы это произошло поскорее. Злодей на экране зажег спичку — он предвкушал кайф, который получит вскоре. Какой контраст. Какая ирония. Ведь я нахожусь в абсолютно противоположном положении. Возможно, о чем-то подобном думала девочка в тот момент. Хотя это уже не важно.

Спичка оказалась в воздухе. В этот момент я уже закрыл глаза рукой, ожидая яркой вспышки. Но заместо этого произошло то, к чему я не был готов. Меня оглушил пронзительный, жуткий крик, который заставил меня незамедлительно закрыть уши ладонями, что, правда, не особо спасало. Пугающий, пронзительный визг словно погрузил меня в кошмар, вызвав сильнейший страх, точнее панику, способную свести с ума. Мне захотелось исчезнуть и больше никогда не появляться в этом мире. Ни в том странном мире, в котором я оказался, ни, уж тем более, настоящем. Маленькие девочки не могут кричать таким голосом, в нем было что-то демоническое. Хотя нет, могут. Именно так она и кричала.

Голос стих, экран потух и я оказался в полной тишине и тьме. Однако, спокойней мне от этого не стало. Казалось, что здесь со мной в любую секунду может случиться все что угодно. Я поспешно нащупал дверь в темноте и выбрался наружу. Горячий воздух ударил мне в лицо — было жарко, как в котельной. Помимо этого, все пространство заполнилось дымом, через который, однако еще можно было что-то видеть. Правда, от того, что я смог разглядеть, мне стало еще жарче. Несмотря на то, что человек, сидящий за столом, находился ко мне спиной, я сразу понял, кем он был. Я не торопился, шел медленно, снимая с себя легкую куртку, в которой уже не нуждался так, как каких-то полчаса минут назад. Вся остальная одежда промокла почти насквозь.

Наконец, я приблизился к человеку, сидевшему за столом. Как и ожидалось, им оказался я сам.

Это могло означать только одно.

Казалось, что я готов умереть от сердечного приступа, и, возможно, это было бы не таким уж и плохим исходом, по сравнению с перспективой сгореть заживо в этом забытом богом месте. Мой двойник не смотрел на меня, не пытался вызвать вину. Его глаза выражали лишь смирение и ожидание неизбежного. Подобно заключенному смертнику, который, наконец, осознал, что его конец неотвратим, он был уже готов, к тому, что его ожидает. Точнее нас.

• Этим они хотят сказать, что я уже труп, да? — обратился я к своему молчаливому собеседнику. — Они хотят сказать, что мне не спастись? Что я должен смириться? Должен упасть на пол, рыдать и дрожать от страха? Они этого добиваются?!

Я резким движением перевернул уже почти горячий стол на бок и схватил двойника за воротник.

• Показывай! Куда мне идти?! Показывай!

Он не отвечал. Лишь его глаза говорили мне о том, что никакого выхода нет. И я понимал, что он был прав, но не хотел этого признавать.

Вспомнив про оставшуюся, четвертую дверь с надписью “Выход”, в которую уже ломился, я оттолкнул двойника и кинулся к ней. По дороге я понял, что в этом проклятом помещении стало уже настолько душно, что мне сделалось физически тяжело здесь находиться. Все такая же черная металлическая дверь была теплой от жары, если не сказать, что горячая. Однако это не мешало мне дергать за ручку и ломиться в нее на протяжении долгого времени. Я тарабанил кулаками и кричал, звал на помощь и надеялся на нее до последнего. Я не хотел умирать. Мой инстинкт самосохранения был слишком силен. Как же я завидовал своему двойнику, у которого он, по всей видимости, напрочь отсутствовал. Ублюдок сгорит, так, словно так и надо, а вот я продолжу мучиться еще до того момента, как пламя охватит меня.

Иронично. Я оказался на месте тех, кого убивал. Жалею ли я о содеянном теперь? Нет. Я таков, какой я есть, и таким я был создан. Не знаю, кто все это устроил, но пусть идут к черту. К тому же, сдается мне, что отсюда до него не далеко.

Не знаю зачем, но я поднял глаза. Горящие некогда буквы уже не светились. Не ужели я что-то упустил? Как я мог спастись до этого момента? Я решил оглядеть помещение снова. Моего двойника уже не было видно, все было объято дымом, сквозь который проглядывались языки пламени. Дышать было уже невыносимо. Воздух обжигал кожу и легкие. Боль сводила с ума. Я лег на пол, скрутившись в позе зародыша, и закрыл лицо руками. Еще чуть-чуть и все закончится. Я словно жарюсь на сковородке, но если поменяю положение, то от этого не станет лучше. Я бессилен.

 

В какой-то момент места для мыслей уже не осталось. Я не мог, разобрать, горел ли я или нет, поскольку, был к тому времени уже не совсем в сознании. Шок лишил меня каких-либо размышлений, осталась лишь боль, которая убивала мои душу и тело, заставляя нервную систему работать на полную. Огонь необычайно беспощаден. В нем словно сосредоточилась вся жестокость этого мира. Я наконец вспомнил что-то о себе. Когда-то я думал, что было бы неплохо самому умереть в огне. Каким же все таки романтиком я тогда был. И дураком.

 

Я открыл глаза.

Открыл их с трудом и болью. С болью, которая говорила мне о том, что я жив. Я точно жив.

Голова раскалывалась. Яркий свет, ударивший мне в глаза, усилил головную боль, что в свою очередь, вызвало кровотечение из носа. Меня это не обеспокоило, такое кровотечение я наблюдал за собой с раннего детства. Вызвать его можно было простым переутомлением или слегка повышенным давлением, которое проявилось у меня годам к тридцати.

• Как себя чувствуете, господин Краевский? — спросил доктор.
• Отвратительно, — прохрипел я с трудом, — как и всегда. Этот раз не был исключением.
• Значит все идет по плану, — усмехнулся доктор. 

За время пребывания в исправительной клинике я возненавидел его настолько, насколько человек способен ненавидеть другого человека. Вот только мне даже не положено знать его имя.

• Когда вы меня уже убьете? Почему я такой живучий?
• Не говорите глупостей, дорогой друг. Вы ведь прекрасно знаете, что мероприятия, которые наша команда проводит с вашим мозгом, призваны только помочь вам, а не причинить вред. Только представьте, когда-то в средневековье с такими как вы расправлялись самым жестоким образом! А теперь вам позволено продолжить существовать в обществе и быть его полноценной ячейкой. Без всякой изоляции! Даже перевоспитывать не надо! Наша клиника только лишь формально называется исправительной. Сегодня самый гнусный ублюдок может стать абсолютно безопасен для окружающих на всю жизнь. И все благодаря науке и гуманизму современной цивилизации! Все что требуется от вас — это всего лишь потерпеть.
• Какой к черту гуманизм… За дурака меня держите, доктор? Каждый школьник знает, что эта программа была запущена лишь потому что государство не хочет содержать заключенных. А ведь она даже не идеальна и работает не всегда… Вы еще думаете что они пекутся о людях? Может звучит смело, но в средневековье такие как я правили миром. Оттого то и казни были такими жестокими, разве не так? — я засмеялся настолько громко, насколько мне это позволил ослабший организм. — Сколько раз мне еще придется испытывать эти страдания?
• Формирование нужных нам нейронных связей занимает время. Мы провели с вами восемь сеансов, вам предстоит примерно столько же, может больше. Знаю, не каждый выдерживает такие нагрузки, но отдых — роскошь, которую мы, к сожалению, себе позволить не можем. Иначе ваш мозг вырабатывает к нашим приборам определенный “иммунитет”. Это вызовет затруднение в последующем лечении. Отнеситесь к ситуации серьезно и будьте терпеливы. Рано или поздно наши индикаторы покажут, что вырабатываемые терапией нейронные связи стали настолько крепкими, что вы и через сотню лет не сможете никому причинить вред. Вот тогда-то вы и станете свободным, господин Краевский. Пусть даже вам и позволят работать лишь… мягко говоря, на не самых престижных работах, однако такая жизнь будет лучше жизни в тюрьме. Это вам сейчас тяжело, потом вы меня благодарить будете.
• Забавно это все, доктор. Не заметили иронии? Я сжег пять человек. Вы сожгли меня уже восемь раз. Я вот подумал… А может вы ничем не отличаетесь от меня и таких, как я? Ведь я даже далеко не единственный с кем вы расправились таким жестоким образом…

Доктор не подал виду, но я заметил, что он помрачнел.

• Мило побеседовали, господин Краевский. Однако нам стоит продолжить терапию. Сейчас я сделаю вам укольчик после которого вы заснете. Будет больно. Да вы и сами знаете, что ж это я!
• Знаете, было бы неплохо подождать еще минутку… Мне кажется, что моя голова просто взорвется…
• Не капризничайте, пациент, — сухо ответил он, набирая шприц, — вы знали на что шли. Если это каким-то образом случится с вами, то считайте, что легко отделались. Поэтому единственное, что вы можете сделать, за отведенное вам время перед новым погружением — это расслабиться и попросить Бога о прощении. Если вы в него верите, конечно.
• Пока еще не верю, доктор.
• Значит не через все круги ада прошли, — сказал он и усмехнулся.

Как бы я не хотел его уничтожить, но стоит признать, что его юмор мне нравится. Вот только я с ним не шутил. И не просто так сказал ему это. То что мы похожи. Мое, итак, не самое приятное настроение испортила одна мысль. Даже если о том, кем он может оказаться, узнают те находящиеся наверху (а они, возможно, уже это знают), то подобная терапия ему все равно не грозит. А жаль, посмотрел бы я, как бы этот хмырь расхваливал свои гуманные методы, будучи намертво привязанным к самой неудобной кровати, которая когда-либо встречалась моей, итак, нездоровой спине. Просто он уже находится на своем месте… Мои размышления прервала резкая боль, вызванная уколом.

• Закройте глаза, господин Краевский, и думайте о хорошем, — сказал доктор, вынимая иглу из моей кожи.

Я закрыл глаза.