Эффект сна

Громила вглядывался в пламя, полыхавшее в дырявой бочке, и видел там трупы, множество трупов. Объятые неистовым инферно груды изуродованных тел, глаза, полные мук, и вены, по которым вместо крови струился огонь. Великан перевел взгляд от бочки и уставился в заколоченное досками окно. Образы страдальцев, лежавших в грязи и извивавшихся в предсмертной агонии, возникали неустанно в его сознании. Костер помещал их в преисподнюю, где тела окутывало адское пламя. Глядя на воду, он видел сотни утопленников с разбухшими лицами и выпученными из орбит глазами. На потолке и деревьях – висельников с головами, завернутыми в мешки. Лица живых людей представали перед ним кровавыми и испещренными чудовищными ранами. Верзила не мог крепко спать, ведь призраки следовали за ним по пятам в царство Морфея. А реальность еще более удручала.

– Попробуй выйти на воздух, – гигант почувствовал на себе озабоченный взор Практика.

– Если он выйдет один, то назад может не вернуться, – предостерег компаньонов Капитан – старый морской волк, и подбросил горсть деревянных уголков в костер.

Практик усмехнулся и, кряхтя, заставил свое на редкость худощавое тело встать с куска пролежанного картона на костлявые ноги.

– Тогда я пойду вместе с ним. Громила, ты идешь?

Но великан продолжал неподвижно восседать на допотопном телевизоре толщиной с небольшой комодик.

– Громила? Ау! – своей единственной рукой дистрофик помахал перед лицом товарища. – Кажется, он в прострации.

– Это плохо, – кротко резюмировал Капитан.

С пола, усыпанного строительным барахлом, Практик поднял небольшой пластмассовый наличник и коснулся им широкого плеча верзилы, но тот даже не шелохнулся.

– Попробуй в глаз, – исхудалый человек с недоверием взглянул на старика, давшего рекомендацию, но бывалый моряк лишь равнодушно пялился на огонь.

– Я больше так не могу. Я устал от мертвых. Они полностью захватили мой разум, – прозвучал приглушенный бас Громилы. – Я хочу умереть.

Практик сглотнул слюну и посмотрел в ближайший угол помещения. Безмолвный силуэт стоял в тени, облокотившись об кирпичную кладку, и не шевелился. Другой человек – Капитан – пластиковым плинтусом теребил полыхавшую насыпь из древесного хлама в бочке.

– Кроме меня что ли никому больше нет дела до только что сказанного? Кэп, Данте? Вы вообще слышали Громилу?

Моряк опустил плинтус и уставился на возмущенного товарища:

– Послушай, парень, Земля и так усеяна смертью. Семь миллиардов трупов за, мать его, девять месяцев. Девяносто процентов населения погибло в течение срока вынашивания одного ребенка. Если в отличие от верзилы, тебе еще не мерещатся всюду мертвецы, то это, скорее, у тебя проблемы с психикой и восприятием мира.

– Это не означает, что нам всем теперь пора идти и вешаться. На кой черт мы вообще тогда продолжаем жить дальше, если смысла в этом больше никакого нет? Ну чего ты, Кэп, вставай и пошли! Давай раскрошим череп Громиле и друг другу! Ах, я совсем забыл про Данте. Так, а давай начнем с него, а? Ну же, Кэп!

– Ты заставляешь людей нервничать, – силуэт в углу подал признаки жизни.

Практик прервал тираду и оглянулся на новоиспеченного участника дискуссии.

– Данте, неужели и ты считаешь, что все бессмысленно? – интонация его голоса заметно сменилась с агрессии на отчаяние.

– А разве Кэп сказал что-то про смысл? Он лишь попытался донести до тебя очевидное. Каждый из нас старается контролировать себя, как может. Если кто-то чувствует, что теряет контроль, и видит единственный выход в освобождении, то кто ты такой, чтобы препятствовать ему и подвергать риску окружающих?

– Но мы ведь можем избежать и того, и другого, – не сдавался однорукий. – Нас не случайно свела вместе судьба. Мы должны помогать друг другу не только физически, но и психологически. Уметь выслушать товарища и помочь ему совладать с внутренним демоном.

– С ним невозможно совладать, – холодно прокомментировал старый моряк.

– Но мы же еще живы, – парировал Практик.

– Это вопрос времени, – впился грозящим взглядом в упрямого собеседника Капитан.

– Всем тихо, – Данте поднял вверх руку, призывая людей к молчанию. – Какие-то звуки.

– Ветер? – предположил дистрофик.

– Данте военный. Умник, ты думаешь, он не способен отличить ветер от шагов? – Капитан взял в руки обрез и снял оружие с предохранителя.

Протяжный гул разгуливал по всей обширной территории мебельного склада. Сквозняк раскачивал паутину, свисавшую с потолка огромными пластами, и заставлял людей у костра ежиться, даже несмотря на тепло, исторгавшееся из бочки. В желудке урчало, но превозмогая голодные стенания организма, Капитан навострил все рецепторы и вслушивался в гуляние ветра.

– Я, кажется, тоже слышу, – морской волк крепче сжал в руках оружие.

Натужно дыша, Практик вцепился правой рукой в кобуру на поясе. Волосы на голове вздыбились. Лоб стал влажным от пота.

– Слышали? Что-то хрустнуло в дальнем углу. Там кто-то… – договорить он не успел. Сверху слетело вниз тело, чью шею туго стягивала веревка. Оно повисло прямо над костром, и языки пламени стали жадно поглощать ноги висельника.

– Что за? – Практик одним движением руки выхватил из кобуры револьвер и прицелился в нежданного гостя.

– Кэп! – окрикнул старика Данте, и грянул одиночный выстрел.

Пуля калибра «7,62» пробила лоб незнакомца позади Капитана. Двуногое существо за его спиной рухнуло на пол. Не опуская дымившийся ствол «АК-74», Данте перевел прицел в сторону от только что спасенного товарища. Моряк вскочил на ноги настолько быстро, насколько позволяли ему общая изможденность и почтенный возраст, тотчас обернулся, чтобы взглянуть на застреленного противника, и ахнул вслух от увиденного. На полу лежало тело с почерневшей плотью, точнее с ошметками того, что раньше ею представлялось, уродливо свисавшими со всего скелета. Покрытое язвами от многочисленных ожогов лицо, лишенное глазниц и носа, беззубый рот и челюсть, обнаженная от кожи, посреди лба – зияющее отверстие. Обескураженный ликом монстра, Капитан взирал на него, не в силах самостоятельно отвести взгляд. Старика обгладывал жар – казалось, на голову вылили кипящее масло, и оно плавно стекало вниз по ушам и щекам.

Пронзительный ор заполонил пространство склада. Десятки голосов – какофония страдальческих воплей.

– Что происходит? – Практик судорожно завертел головой. Он озирался по сторонам в потугах выявить источник стонов.  Но крики доносились отовсюду, а костер освещал лишь малую область.

Его дальнейшие стенания заглушила очередь автомата. Данте открыл огонь из «Калашникова» по безликим силуэтам, стремительно являвшимся из тьмы. Обрез Капитана громыхал ему в такт. Дробь впилась в обглоданную до самых костей плоть уродца, возникшего прямо перед ним, размолола ребра с позвоночников и вышла из спины, задев другого монстра позади первого.

Существа со сгнившей субстанцией заместо кожи цвета старинного пергамента, чьи кости просвечивались по всему скелету сквозь изгрызенную плоть, орали от всепоглощающей их боли и чувства неиссякаемого голода.  Обезумевшие, они бросались на желанную добычу, но встречали яростный отпор. Один за другим демоны падали замертво. Предельно ослабленные, изнуренные адскими мучениями – на одно уродливое создание хватало одного заряда дроби и пары выстрелов из автомата, чтобы наповал сразить его. Капитан с трудом успевал перезаряжать обрез: спешно доставал дробь из патронташа, перекинутого через плечо, после каждой пары выстрелов. Однорукий боец присоединился к товарищам с небольшим опозданием: ступор сковал его, едва чудовищная орда наводнила помещение, и Практику потребовалось время, чтобы прийти в себя. Его «Кольт Питон» изрыгался всей мощью боекомплекта «357» калибра. Пули револьвера буквально сносили зловещие черепушки. В воздухе парили желто-коричневые клочья, размозженные кости и косточки, но ничто не намекало на кровь в организмах безумных выродков. Несмотря на рост числа точных попаданий по монстрам, количество исчадий ада никак не уменьшалось.

Затворная рама «АК-74» защелкала вхолостую – закончились патроны. Данте крепко выругался и полез в задний карман за дополнительной обоймой.

Отстреливаясь, Практик периферийным зрением уловил, как несколько недавно убитых чудовищ зашевелились, а затем один из них неуклюже поднялся на ноги.

– Мать их, да это же зомби, – еле слышно промолвил он и вслед за шепотом громко известил о своем открытии команду. – Это бесполезно! Они зомби! Ходячие мертвецы!

– Тоже мне, Америку открыл! – раздраженно буркнул ему в ответ Данте. – Надо бежать!

Гигант так и сидел на импровизированном стуле как вкопанный абсолютно безмолвно. Ни стрельба, ни ор не могли вывести его из этого странного оцепенения.

– Это делает он! – заголосил Капитан в потугах перекричать стрельбу и демонический гомон. – Громила! Это делает он!

Еще один оглушительный выстрел из двустволки, и она стихла. Живые мертвецы окружили старика, и моряку пришлось отбиваться врукопашную. Он швырнул в харю ближайшего монстра пустой обрез, оттолкнул ударом ноги другого демона слева, и достал из-за пояса пару остро заточенных ножей, приготовившись к драке.

– Убейте Громилу! – не унимался он. – Убейте его! Пока мы все не сдохли!

Клинки поочередно, сменяя друг друга, вонзались в морды нападавших. Молниеносными движениями Капитан перерезал их бескровные глотки.

С потолка начали срываться вниз висельники. Их головы скрывали мешки, стянутые петлей на шее. Веревки натягивались в тугую, когда между ногами удавленников и полом оставалось не более полутора метров. Некоторые из тел впоследствии самопроизвольно вспыхивали яркими факелами.

Данте успел сделал всего несколько выстрелов после перезарядки, и вновь его автомат заклинило.

– Вонючее дерьмо! – в сердцах заорал он.

Одно из существ приближалось к нему с фланга и с расстояния пяти метров оторвалось ногами от земли и скакануло на армейца. Тот успел вовремя среагировать: надежней обхватил ствол оружия и подставил крышку ствольной коробки под рожу бросившегося на него уродца. Раздался хруст, и монстр со сломанной челюстью упал прямо перед солдатом, который вслед добил демона ударом приклада по морде.

Данте обратил внимание на то, что поверженный прыгун внешне заметно отличался от остальных «зомби» и в большей степени походил на утопленника: цельная синюшная плоть без значительных разрывов и повреждений, морда раздута и изуродована пучками лопнувших сосудов и капилляров, левый глаз выпучен, на месте правого – белое застывшее желе стекловидного тела.

– Практик, застрели Громилу! Стреляй, мать твою, в него, ты, чертов ублюдок! – не унимался Капитан, будучи на исходе сил.

Дистрофик, приловчившись в процессе многочисленных тренировок перезаряжать револьвер одной рукой, умело справлялся с этой непростой задачей и во время настоящего боя. Но врагов становилось все больше, а патронов наоборот, к тому же, как выяснилось, огнестрельное оружие ни коем образом не вредило чудищам. Скопление монстров вокруг лишало Практика возможности повернуться к ним спиной, чтобы выстрелить в верзилу – недоставало еще заполучить удар когтистой лапой в спину. Кроме того, Громилу загораживал висельник, тело которого к тому времени полыхало от головы до пят. Однорукий начал пятиться назад, чтобы сравняться с великаном, при этом, не упуская из виду наступавших голодных тварей.

Данте отбивался от мерзких существ прикладом. Капитан чуть ли не терял сознание, все чаще промахиваясь, и вместо удара по цели бесполезно расчерчивал лезвием воздух. Стая хищников вынуждала обоих отступать к стене.

Практик, наконец, зашел за бочку, и гигант, погруженный в транс, попал в его поле зрения.

– Прости меня, друг! – дистрофик нацелил «Кольт» на Громилу и спустил курок. Дуло озарилось вспышкой, но пуля прошла по касательной к уху великана и впилась в огрызок линолеума позади него. Практик страдальчески вопил. За секунду до выстрела когтистая лапа вонзилась в его спину – от острой боли и неожиданности рука с револьвером резко дернулась. Даже пролетевшая мимо пуля не смогла привести верзилу в чувство.

Пять когтей длиной в добрый десяток сантиметров монстр воткнул в район ромбовидной и подостной мышц спины бедняги. Затем другой лапой схватил однорукого за промежность, приподнял изможденное тело жертвы над землей и со всей силы отшвырнул его в костровую бочку. Практик впечатался в жестяную массу и опрокинул ее. Горевшие куски хлама рассыпались по полу и перемешались с гильзами и ошметками пергаментного окраса. Огонь коснулся ноги Капитана, и в это же мгновение тот потерял бдительность, чем и воспользовались демоны. Они кинулись на застигнутого врасплох противника и повалили его. Победоносный окрик – смесь немыслимого ужаса и голодного восторга – распространились по всей протяженности склада. Последнее, что успел лицезреть сраженный моряк – черная выжженная огнем безносая физиономия чудовища, с пулевыми отверстием во лбу, пустыми глазницами и разверзнутой пастью. Капитан что есть мочи зажмурился, приготовившись к мучительной смерти. На фоне дикого гама он, естественно, не расслышал спасительный стук.

Пара секунд – и тишина: такая благотворная и неправдоподобная. Старик продолжал лежать, зажмурившись, в ожидании гибели, которая никак не наступала. Наконец, он открыл глаза.

Тьма. Единственный источник звука – потрескивавшие деревяшки в перевернутой бочке. Капитан обратил внимание на свое дыхание. Из последних сил организм хватался за жизнь, со всем рвением насыщая легкие кислородом. От хаоса, произошедшего чуть ранее, почти не осталось и следа. Лишь жар, опалявший щеку. Морской волк повернул голову вправо. В каких-то сантиметрах от его лица примостился деревянный обломок шкафа или двери, окутанный пламенем. Крепко выругавшись, Капитан попытался встать, но тело ответило решительным отказом. Старику пришлось перевернуться на живот, принять упор лежа, и, оперившись на все четыре конечности, он наконец сумел достичь желаемого. Моряк не сразу заметил огонек, плавно перебиравшийся вверх по штанине. На момент, когда Капитан принялся судорожно тушить его хлопками, пламенный партизан успел преодолеть путь от нижнего края брюк до самого колена, спалив при этом часть волос на ноге.

Данте присел на корточки рядом с Громилой, который валялся навзничь без сознания. Лоб верзилы пестрел броским багрянцем. Сквозь щелочку в стиснутых губах просачивалась струйка выдыхаемого воздуха. По правде говоря, у Данте оставались сильные сомнения насчет того, выживет ли гигант, хотя он искренне надеялся на это. В его планы не входило убивать товарища, как к тому призывал Капитан. Хотя Данте и понимал мотивы пожилого компаньона, пойти на радикальные меры мог только в крайнем случае. И он наступил. Права на ошибку вояка не имел, а потому удар требовалось нанести наверняка – точно и со всей силы.

Стоило прикладу автомата соприкоснуться со лбом жертвы, монстры исчезли сиюминутно. Лишь уйма расстрелянных гильз и пара пустых обойм на земле напоминали о произошедшей бойне. Ни клочка пергаментной плоти, ни оторванной дробью конечности адского создания, ни мотка веревки, свисавшей с потолка под весом призрачного висельника, ни самих повешенных. Улетучился даже запах паленой кожи, исходивший от огненных тел. Отключившись, разум Громилы забрал с собой в небытие все те образы, щедро подаренные его подсознанием обществу великана.

– Мы могли этого не допустить, – с осуждением в голосе выпалил Капитан.

– Мы не могли этого предвидеть, – возразил Данте. – Громила, казался, самым стойким из нас. За все время нашего знакомства, он ни разу не проявил слабость.

– А как же его чертовы галлюцинации? Или ты не знал, хренов философ, что у гиганта поехала крыша на мертвецах? Они ему виделись в каждом темном углу. Громила даже поссать не мог с открытыми глазами… Надо было грохнуть ублюдка, – злобно подытожил старый моряк.

– Ты же сам сказал, мореман тухлый, что Громила в порядке и нет причин для беспокойства! Тебе от стрельбы память отшибло? –  наехал разгневанный Практик на Капитана.

Морской волк с презрением взирал на недовольного, но промолчал. Однорукий лежал на животе, томно нудя, и терзался безрезультатными попытками коснуться рукой израненного участка спины. По мнению Капитана, выглядело сие зрелище крайне нелепо.

– Громиле необходимо сделать холодный компресс на голову. Думаю, в этом деле нам не обойтись без доходяги, – старый моряк подошел к Практику и протянул ему руку. – Чего ты возишься, слабак? Если тебе под силу разжечь огонь, неужто не сможешь регенерироваться?

– Твой сарказм не уместен. Мне очень больно, – пожаловался Практик, но помощь грубоватого товарища принял с охотой.

– Ну хотя бы льда для коллеги ты сможешь наморозить? – Капитан хитро подмигнул раненному компаньону, подняв его с пола, и отправился переворачивать бочку на место.

***

В качестве пристанища для отчаянной четверки выступало здание мебельного супермаркета, разделенного на две части. Первая – торговый зал, высотой в два этажа. Вторая – склад, аналогичный по высоте, и в добавок пара административных уровней. Данте забрался на самую крышу администрации. С высоты в четыре этажа открывалась не весть какая панорама, но свежий воздух и звездное небо над головой, как правило, компенсировали отсутствие романтики пейзажа. Правда, сегодняшней ночью распознать звезды не удавалось – небо сплошь заволокло серой дымкой: город утопал во мгле.

Опершись локтями о широкий парапет, Данте вглядывался сквозь белесый покров. Он занимался излюбленным делом – размышлял. Вновь и вновь мысли терзали его: о судьбе мира, участи человечества и перспективах. Вопросы на сакральные темы, как всегда, оставались без ответа.

– Данте, ты здесь? – поток сознания прервал голос из тумана.

– Я тут, Кэп, не кричи, – призвал товарища к тишине философ-страдалец.

– Да тебя ж хрен разглядишь в этом дыму. Спрятался, как чертов ежик в тумане.

– Чего не спится? – Данте проигнорировал очередное острословие старого моряка.

– Решил тебя проведать перед сном. Ты как вообще? – но не дождавшись ответа, Капитан продолжил. – Слушай, извини меня за то, что я наговорил внизу. Насчет Громилы и прочего. На самом деле, я считаю, Практик прав. Не знаю действительно ли нас свела вместе судьба либо это случайность. Впрочем, это не столь важно. Нам и вправду по плечу преодолеть весь этот мрак. Но только если мы будем преодолевать его бок о бок, сообща, всячески поддерживая друг друга.

Данте продолжал стоять у карниза и всматриваться в неизвестность.

«Конечно, Практик прав. Как и ты, Кэп. Но ваш излишний оптимизм грозит здорово нам всем подгадить. В сложившихся обстоятельствах забрать одну жизнь означало бы спасение остальных, и, напротив, милосердие ради жизни каждого – гибель всех» – Данте мысленно прокомментировал сказанное, но вслух ответ так и не озвучил.

– Знаешь, а ведь чертов дистрофик и впрямь делает успехи, – сменил тему Капитан, смирившись с отсутствием реакции на свою исповедь. – Началось все с крохотной искорки, а теперь наш мальчик разжигает костры и морозит лед, как чертов холодильник. Еще бы научился разливать виски из пальца, и можно смело оседать в этой берлоге на долгие-долгие годы.

– Нам бы до конца недели продержаться, – желание шутить у Данте исчерпалось еще девять месяцев назад. – Скоро закончатся продукты и придется выдвигаться на их поиски. А встречаться с незнакомцами сейчас, ты сам знаешь, может быть чревато весьма тяжелыми последствиями.

– Думаешь, в городе остались люди?

– Разве что такие, как мы. Те, кто научился контролировать себя.

– Мы также думали и про Громилу.

– Вот этого я и боюсь. Того, что, выйдя в неизвестность, мы опять столкнемся с безумием какого-то изголодавшегося или окончательно съехавшего с катушек бедолаги.

– Да тут ты прав, – согласился Капитан.

– Как там Громила? – с нескрываемой озабоченностью в голосе вопросил Данте.

– Будет видно. Практик кочевряжился минут тридцать, но в итоге наморозил ледышку для покореженной башки великана.

– Это ведь и нам по силам, – промолвил философ. – Материализовывать желания, как Практик. Но почему-то он научился делать это раньше остальных. Что в нем такого есть, чего нет в других? Ума не приложу. Он практикуется всего ничего, но уже одной лишь мыслью разжигает костер в бочке и морозит воздух.

– Он не хочет рисковать. Практик считает, что способен на большее, но боится потерять контроль над мыслями.

– Чего мы только не видали за эти девять месяцев, старина. Но Практик – это, возможно, сейчас единственный человек на планете, кто сумел обуздать свой разум. Все это время мы вынуждены подавлять нашу мозговую активность: спать не более двух часов за раз, чтобы ненароком не выпустить монстров из снов наружу, есть малыми порциями, обходиться без бурной деятельности, не возбуждаться, и жутко ограничивать себя в мышлении.

– Для тебя, небось, последнее условие – это самое непростое? – хмыкнул Капитан.

– Ты прав, но я не могу без этого, и поэтому выделяю на раздумья в сутки по несколько небольших отрезков времени. Но я это все к чему? Быть может, мы идем не в том направлении? А что, если вопреки тому, чтобы сдерживать себя, мы должны приступить к действию?

– Ты, конечно, извини меня, дружище, но разве не это погубило твою семью?

Данте замолчал. Воспоминания. Он не хотел сейчас им предаваться, но они были чрезвычайно настойчивы в намерениях подчинить себе его разум.

Шесть месяцев назад Данте живьем сжег своих родных: жену и двенадцатилетнюю дочь. Одной лишь силой мысли. В тот день их дом окружили полчища макабрических тварей. Патронов определенно не хватало на то, чтобы отбиться от армии нападавших, неумышленно порожденных мозгом безымянного страдальца. И тогда Данте решил прибегнуть к тому, о чем думал в течение трех месяцев со дня наступления апокалипсиса: раз подсознание имело власть выпускать в мир страхи своего владельца, то почему бы владельцу своевольно не материализовать собственные желания. Ведь все это настройки одного мозга. Данте задался целью испепелить дьявольский легион. Но когда сконцентрировался и подумал об этом, услышал душераздирающие крики из соседней комнаты. Его жена и дочь, объятые бесноватым пламенем, носились по квартире и визжали от безудержной боли. Но бедняжки мучались недолго. Пока Данте в панике метался за водой, чтобы потушить огонь, девушки выпрыгнули в окно. Квартира находилась на втором этаже, поэтому прыжок не стал роковым. Но голодные существа на улице не воспринимали пламя за преграду и стремглав устремились на пылавшую дичь.

– Данте, ради Бога прости меня за то, что пробудил в твоей памяти этот кошмар. – Капитан заметил погружение товарища в себя и заговорил. – Но послушай, умение Практика можно объяснить очень просто – его уникальностью. Прошу, давай не станем почем зря рисковать и творить непоправимое. Давай продолжим пока жить так, как мы уже научились. Это прекрасно, что у нас есть такой человек, как Практик. Давай же почитать это, но без притязаний на недостижимое, тем более ценой жизней других.

– Хорошо, Кэп, – Данте отошел от парапета и, наконец, посмотрел на собеседника. – Обойдемся без глупостей.

– Вот и славно. Пойдем спать. Сегодня слишком туманно, чтобы любоваться звездами.

– Ты иди, старина. А я, пожалуй, подремлю сегодня на свежем воздухе. Хочу развеяться.

Капитан кивнул в знак согласия и ушел вниз к Практику и Громиле.

Данте улегся на новенькое ложе: белоснежный матрас, найденный в закромах склада. Нещадные мысли продолжали грызть его мозг, пока утомленный мыслитель засыпал.

***

Пробуждение пришло, когда туман рассеялся. Сон продлился всего полтора часа, выкрав у Данте до звяканья будильника целых тридцать минут блаженного покоя. «Не шибко много, но лучше уж недосып, чем монстры из снов», – прикинул вояка.

Данте уселся на матрасе и подтянул поближе рюкзак. Внутри посреди обойм, полулитровых бутылочек с водой, бинтов, шприцов с морфином и дюжины упаковок с успокоительным выискался и провиант – высококалорийный батончик. После скромного перекуса философ решил спуститься вниз к ребятам: он сильно переживал за состояние Громилы. Данте уже встал с матраса, когда услышал детский визг.

Матерый вояка вплотную подскочил к парапету и выглянул из-за него наружу. Невысокие строения, в основном двух и четырехэтажные дома, десятки разбитых окон и витрин, дорога, усеянная мусором, обломками и трупами – самыми реальными, а не иллюзиями, порожденными человеческим сознанием. И ни намека на жизнь.

В ожидании повторного окрика, солдат поежился от знойного воздуха. Ноябрьская прохлада напоминала о скором наступлении настоящих зимних холодов. «У Практика остался всего месяц на то, чтобы материализовать полноценную систему отопления», – подумал Данте и усмехнулся про себя. Он отпрянул от края крыши. «В конце концов визг мог предстать результатом очередных игр разума».

Мыследеятель уже вознамерился идти к лестнице, как вдруг уловил пробежавшую тень внизу. Из-за угла здания напротив выбежало дитя – маленький, лет десяти на вид, мальчик.

Гримаса испуга застыла на миловидном лице ребенка. В нескольких местах личико очерчивали свежие царапины, черные кляксы сажи отпечатались на щеках, на лбу выделялись пятнышки запекшейся крови. Мальчик свернул за угол и теперь бежал вдоль мебельного супермаркета с противоположной стороны дороги.

Изорванная ветровка паренька трепеталась на бегу. Он тяжело дышал и прихрамывал на правую ногу. Кроссовки беглеца являли собой невнятной формы клочки перепачканного текстиля.

Не успел он пробежать и двадцати метров, как из-за того же угла возник другой силуэт. Более мужественный и грозный. Охотник.

Мужчина возрастом за сорок, два метра в рост. Перемазанная кровью, облегающая черная толстовка набухала от наращенной массы мышц. Ветерок трепетал черный ирокез на голове. В руках незнакомца угрожающе поблескивал окровавленный пожарный топор с короткой ручкой.

– Сынок! – заголосил охотник хриплым баритоном.

В этот момент мальчик споткнулся об кусочек арматуры, подло пристроившийся на его пути, и больно приземлился на бок.

– Сынок, довольно игр! – с издевкой в голосе обратился «охотник» к испуганному парнишке. – Моя взяла!

Мальчик безуспешно пытался вскочить на ноги. От страха его конечности одеревенели, и он не мог даже пошевелиться. Мужчина воспользоваться заминкой у ребенка и сиганул к нему под стать изголодавшемуся хищнику к жертве. Паренек громко закричал и разревелся. Зверь уже практически достиг цели, но выстрел из «АК-74» прервал его явно недобрый замысел. Пуля попала в ногу, чуть выше колена. Свободной рукой мужчина вцепился в рану, принял вес на здоровую ногу и наконец пал наземь.

– Следующая пуля пробьет твою башку, – предупредил Данте хищника, не отводя от него прицел автомата. – Какого черта ты делаешь, если это твой сын?

– Он не мой отец! – сквозь разразившуюся истерику воскликнул мальчик.

– Сынок, да что же это с тобой такое, ну? Я ведь спас тебя от тех чудовищ. Отчего ты бежишь от меня? – жалобно заскулил мужчина.

– Последний шанс! Что здесь происходит? – Данте сильнее надавил на курок. Вопреки своему предупреждению грядущую пулю он планировал выпустить не по голове-мишени, а близ нее. Второго шанса на жизнь лжеотец едва ли заслуживал, но философ хотел разобраться в ситуации.

Протяжный и омерзительный стон разнесся по улице. Данте повернул голову влево, к источнику истошного звука. Существо. Огромный бурый богомол. Двенадцать метров в длину, в два этажа ростом. Являлось ли гигантское насекомое плодом человеческого кошмара? На этот счет Данте не имел ни тени сомнений. Как и в отношении творца смертоносной репродукции: сломленный ребенок неумышленно призвал величественного демона на защиту.

Бившийся в припадке мальчик все еще находился на земле. Он обхватил голову руками и рыдал. Его обидчик также утопал в пыли и витринных осколках. Мужчина напрочь позабыл о терзавшей его минутой ранее жгучей боли в ноге и впился взором полным ужаса в неведомого монстра.

Чудище повторило жуткий окрик. Оно взмыло над землей передние хватательные ноги. Лапки с заостренными коготками игриво подергивались. Шипы на бедрах навострились. Насекомое зашевелило усиками в предвкушении заветной пищи. Выпученными стеклянными глазами демон небезразлично взирал на свою жертву. В них читался не только голод по свежему мясу, но по самой смерти, желание причинить нестерпимую боль, жажда возмездия. Охотник превратился в дичь, и лжеотец в последний раз содрогнулся за секунду до яростного выпада богомола на него.

Существо насадило мужчину на лапку в то же мгновение. Острая конечность насквозь продырявила тело жертвы, на лице которого застыла маска колоссального страха и чувство неукротимой боли.

Следующим движением богомол поглотил верхнюю часть мужчины. С уродливой лапы свисали лишь окровавленный торс и ноги. Хищник не торопился. Он тщательно пережевывал плоть, косточки и органы жертвы. Вкусовые рецепторы сигнализировали, и в бездушных глазах существа читалось ненасытное удовольствие.

Мальчик поспешил воспользоваться удобным случаем. Не сводя взгляда с демона, он принялся ползти на спине подальше от насекомого-гиганта. Паренек старался придать себе скорости, отталкиваясь от земли руками, но ладони то и дело упирались в бесчисленные острия стекол. К тому моменту как ребенок добрался до проема в ближайшее укрытие: безликий магазинчик электроники, его руки испещрили десятки кровоточивших ран и порезов.

Данте тайком выглядывал из-за парапета и наблюдал за сценой на дороге. Богомол обгладывал свисавшие с острия лапки ноги трупа. Мальчик находился прямо напротив входа в убежище. Он дрожал от страха, готовился к скачку, но понимал, что может не успеть. Его собственная фантазия вовсе не ощущала себя плодом чьего-то воображения и вряд ли испытывала к пареньку благодарность за свое существование в реальном мире. Да и сам ребенок даже не догадывался, сколь значимую роль он сыграл в появлении громадного насекомого.

«Вот он. Последний шанс. Давай, парень», – шептал про себя Данте, мысленно подстегивая мальчишку к активным действиям.

Паренек как будто прочел мысли наблюдателя с крыши. Пока богомол дожевывал последние кусочки человеческого мяса, мальчик вскочил на ноги и занырнул внутрь заброшенного магазинчика. Монстр не успел вовремя среагировать. Он попытался нанести удар по беглецу, но попал в кирпичную кладку здания, громко завопил от отчаяния и долбанул передней конечностью по дверному проему вслед за улизнувшей добычей.

Данте требовалось отвлечь мутанта. Он надавил на курок и открыл огонь по треугольной морде демона. Пули бились об плотную кожу существа и лишь жалко отскакивали от нее на землю. Они оказались настолько безвредными для богомола, что тот даже не сразу заметил, что по нему стреляют. Когда он обернулся на стрелка, того уже и след простыл. Данте спешно перебирал ногами по ступенькам, на всех парах мчавшись вниз к товарищам.

***

Громила лежал в углу на груде тряпья с забинтованной головой. Возле заколоченного досками окна притаились вооруженные Капитан и Практик. Они наблюдали сквозь узкие щелки между деревяшек за обстановкой снаружи.

– Что это за хрень? – обратился однорукий к Данте, с момента как засек того в дверном проеме.

– Мальчишка. Он сейчас в магазине напротив. Это его проекция, – протараторил запыхавшийся мыслитель.

– Ну что скажешь, старый? Мальца тоже грохнуть надо? – Практик с пренебрежением посмотрел на моряка с обрезом.

– Ты будешь первым, кого я сейчас грохну, – сквозь зубы процедил морской волк.

– Довольно, парни! – повысил голос Данте. – Громила до сих пор вне игры. Значит нам не нужно вступать в и без того неравный бой, тем более подвергать верзилу опасности.

– Притаимся здесь, пока все не уляжется? Такой план я одобряю. Глядишь, и мальцу хватит времени успокоится, – воспрял духом Практик.

– Если бы все было так просто, умник, валерьянка стала панацеей. Появившись однажды, зараза запросто не исчезает. После того, как невольный создатель проекции сталкивается с истинным олицетворением своих страхов, увиденное оседает в его подкорке плотнее некуда. Некоторые называют это явление – «эффект сна»: когда человек спит, его разум моделирует абстрактную действительность, исходя из определенных подсознательных настроек. В периоды активности организма, человек может многое из этих опций даже не осознавать, но во сне оно непосредственно предстает перед ним в контексте спроецированного сценария. Пускай зачастую в завуалированной форме. Проводя аналогию с нашим «армагеддоном», мы имеет дело со случаем, когда человек с пробуждением хорошо помнит свой сон и продолжает осознавать его в реальном мире. Поэтому, приятель, если кошмар не уничтожит «проектор» сразу, то разум бедняги будет порождать этот чудовищный образ снова и снова, пока смертельный ужас раз и навсегда не уничтожит своего прародителя, – красноречиво объяснил Капитан.

– Черт возьми, ну почему иллюзии обязательно должны причинять вред? Какого хрена в подсознании должно храниться нечто убийственное и ужасное и никак иначе? – сетовал дистрофик.

– В этом и заключается суть страха, – продолжил объяснения старик. – Никто же не боится миловидного щеночка или плюшевого медведя. Человек боится того, что может навредить. И именно это проецирует человеческий мозг в моменты паники, острого беспокойства или нервного истощения. С этими, так называемыми, «проекциями страха» мы и имеем дело. Черт возьми, вся эта жесть на планете длится без малого год, а ты так до сих пор и не разобрался в сути проблемы.

– Тише, тише, Кэп, – расплылся в улыбке Практик. – Я вообще-то задал риторические вопросы.

– Ну ладно, хватит, – в который раз Данте прервал дискуссию. – Кажется, тварь сгинула.

Капитан пристальней всмотрелся в щелочку между досок.

– Думаю, ты прав.

Убежище встряхнул оглушительный грохот. Бетонная кладка обрушилась, и на месте стены возник призрачный контур огромного насекомого. Он явился не с улицы, а из соседнего помещения, где располагался торговый зал. Это ввело в замешательство некоторых членов группы.

– Как он здесь очутился? – заголосил Капитан, задыхаясь от кашля: пыль от обрушения закупорила глотку. – Оно не могло попасть внутрь без единого звука! В здании же нет таких гигантских проемов для этой чертовой туши!

Агрессивно настроенный богомол яростно махал передними ногами. Острые клинки вспарывали пыльное облако, охватившее пространство.

– Бежим! – скомандовал Данте.

Капитан сделал два выстрела в глаз существа. Но пользы от дроби сыскалось не больше, чем от патронов «Калашникова», из которого совсем недавно палил по броне монстра Данте.

– Не тратьте патроны впустую. Бегите отсюда, – Капитан почувствовал прикосновению костлявой руки к плечу. – Кэп, час пробил.

Старик оглянулся и посмотрел в лицо Практика. Тот добродушно улыбался. Моряк понимающе кивнул компаньону и скрылся в полупрозрачной дымке за его спиной.

– Давай, мразь! – Практик стиснул зубы, сжал кулаки до появления белизны на костяшках и уставился на остервенелого хищника в двадцати метрах поодаль.

– Что он делает? – изумился Данте.

Капитан вцепился в руку армейца и приказным тоном пророкотал ему на ухо, перекрикивая вопли мутанта:

– Уходим! Сейчас же!

В это время существо озарилось ослепительной вспышкой. Языки пламени окутали исполинское создание. Из стонов богомола ярость улетучилась. Демон жалобно скулил, бешено мотая головой из стороны в сторону.

Данте и Капитан встали как вкопанные, разинув рты и наблюдая за невообразимой картиной.

На лице Практика же не отображалось ровным счетом ничего кроме небывалого напряжения. Вены облепили лоб, белая майка насквозь пропиталась потом. Однорукий до скрипа эмали стиснул зубы. Несколько секунд спустя голова насекомого взорвалась, превратившись в разлетевшееся месиво пылавших ошурок.

Здание охватил огонь. Загорелось все: стены, пол, потолок. Прогремела серия взрывов. Штукатурка начала осыпаться, бетон откалываться. Отовсюду падали крупные обломки.

– В окно! Живо! – заорал Капитан и ломанулся бежать к одному из заколоченных оконных проемов.

Данте ринулся за ним вдогонку, но на его пути возник всполох огня, и пламя перегородило путь на волю. Задыхаясь от угарного газа, Данте едва не терял сознание. Солдат пробирался сквозь дым в обход полыхавшим участкам, пока не наткнулся на знакомую насыпь из горевших тряпок. Съедаемое инферно тело Громилы покоилось в них. По другую сторону груды находилось заветное окно. Заместо цельной баррикады из досок в середине деревянного щита зияла крупная дыра. Данте предположил, что ее проделал Капитан в момент побега.

Философ повернул голову туда, где надеялся лицезреть Практика. Но дымом сплошь наполнило помещение. Данте понимал, что каждая секунда, излишне проведенная внутри жарильни, значительно снижает шансы на выживание. Практика навеки поглотил эпицентр пекла. Сказать точнее, он и являлся этим самым эпицентром.

Данте бегом рванулся к окну, лавируя меж очагов пламени. Вот он, спасительный проем. Прыжок. Удар о землю. Забвение.

***

Когда мыслитель очнулся, то обнаружил себя лежавшим на проезжей части в нагромождении раскаленных кусков бетона и стали. Сильно болела голова. Философ не мог точно определить локализацию боли. Но, судя по всему, он ударился об асфальт при падении. Данте все-таки заставил себя встать с земли, тело с неохотой поддалось.

Изумление охватило его, когда объятое пожаром укрытие предстало перед взором. На месте четырехэтажного супермаркета возвышался небоскреб, по меньшей мере в сотню этажей. Пострадавший воин взирал на стеклянного мастодонта, стоял напрочь завороженным с двумя шарами для пинг-понга вместо глаз. Особое внимание привлек первый этаж. Отделка стен и окон. «Точь-в-точь как мой дом», – подумал Данте и в следующий миг поразился тем паче. В окне напротив стояли его погибшие жена и дочь и смотрели на него.

Он попытался сделать шаг к ним, но грянул гром, земля под ногами содрогнулась, и Данте завалился. И опять зазвучал знакомый вопль. «Чертов богомол». Демон возвышался над городом в конце улицы. Он выглядел гораздо выше и мощней, чем прежде. «Другой чертов богомол». Но стоял совершенно неподвижно.

Из своего убежища – былого магазина электроники – вышел мальчик. «Тот самый перепуганный малец, призвавший первого богомола». Он неуверенно шагал в сторону философа. Того что-то насторожило в чертах его лица, и Данте присмотрелся к пареньку. И узнал себя в десятилетнем возрасте. А после вспомнил и ирокез, на голове преследователя ребенка, шевелившийся на ветру. Облегающую черную толстовку. Мускулистое тело. Липкие от пота руки. Прикосновения. Удар за ударом. Насилие… Маньяк не просто преследовал невинного мальчугана на опустевшей улице. «Он гнался за мной». Как же давно это произошло. Поймать педофила полиции так и не удалось. Единственная улика, которую обнаружили правоохранители на месте преступления – заточенный в стеклянной банке богомол бурого окраса.

В нос ударил едкий запах гари. «Семья!» Данте рассмотрел их в окне сквозь дым в помещении. Они горели. Затем сто этажей стекла вдребезги разбились, и со всех окон вниз устремились горевшие тела. Город мгновенно утонул в криках заживо сгоравших людей, шлепках сотней тел об асфальт и треске ломавшихся человеческих костей. На фоне адского гама Данте не слышал собственных криков от боли и ужаса. Он также не мог видеть того хаоса, которым обволокло все вокруг. Каждый дом, улица, брошенный автомобиль – полыхала каждая городская деталь. С закрытыми глазами Данте стоял в центре чистилища и кричал.

Боль. Дробь уткнулась в спину. Данте обомлел и упал на землю. Он не мог дышать, захлебываясь в крови. Огонь рассеялся. Исчезли огненные трупы и небоскреб. Растворился вдали огромный бурый богомол. Пропал и мальчик. На месте мебельного супермаркета теперь красовался густо заросший растительностью пустырь. В безжизненном городке вновь воцарилась тишина.

Силы быстротечно покидали Данте. Дробь повредила позвоночник, и философа парализовало. Но перед тем, как испустить дух, он увидел своего палача: старый моряк стоял в десяти метрах от подстреленного мыслителя с обрезом в руках.

– Практик и Громила. Дай угадаю, в далеком прошлом вы служили вместе. И ты был их командиром?

Данте моргнул в подтверждение слов Капитана. На глазах выступили слезы.

– И ты боялся подвести подчиненных. Боялся, что по твоей вине, они рано или поздно погибнут. Черт возьми, Данте, ты смешал в этом котловане столько образов. Но как твоему мозгу удалось так долго контролировать проекцию? На кой вообще черт меня, случайного прохожего, повело прибиться к твоей бригаде призраков… Данте, ты меня разочаровал! Также как ты разочаровал когда-то свою семью. Видимо, это твое призвание.

Последнее, что успел заметить Данте, и жизнь окончательно покинула его, как лик морского волка развеялся вместе с остальными иллюзиями.