Помнится, был случай. Ворвалось в мою жизнь одно такое «светлое» чудо. А я ведь надо, признаться, совсем не из тех, кто может радушно принять новое. Что поделать, старик — он и в Африке старик. Заскорузлые принципы, сложившиеся суждения о тех или иных вещах — такое просто так с места не сдвинешь, чай, не молодо-зелено. Но, да не будем об этом. Каждый такой светлый человек – он как глоток свежего воздуха. Поговорил с ним и вроде бы легче становится на все смотреть, а там глядишь и сам сможешь сделать что-то для своего ближнего.
Тогда он мне еще сказал: опускать руки – удел слабых душ, что всему на свете есть свой срок и никогда не поздно творить добро. Рассказывал о всевозможных чудесах, в частности о тех, что вершились у него на глазах. Уверял, что каждый может сотворить нечто невообразимое, доброе, великое и оно обязательно вернется к нам в будущем. Нужно только сильно захотеть, чуточку постараться и не хандрить, если не получается что-то с первого раза. Ведь чудо как любое другое дело тоже требует времени и некоторого нужного настроя.
Я мало его слушал, в этом мы с тобой похожи. А потом задумался, что если все о чем он говорил подвластно ему, то почему не попробовать и мне? — старик улыбнулся, чуть зажмурив глаза, словно задумался, а потом добавил:
— Вот, что, Иван, — обратился он к парню по имени и был удостоен короткого изумленного взгляда. — Не удивляйся, сарафанное радио быстро разносит новости. Я тебе тут елочку принес. Поставлю ее на тумбочку у кровати, а ты уж подумай, да реши для себя, чего бы тебе хотелось на Рождество. Хорошо? Ну, вот и ладушки.
Старик закончил свой монолог и поставил у кровати принесенный с собой презент. Парень, недавно перемещенный из палаты интенсивной терапии, безучастно перевел взгляд на потолок своей одиночной палаты. Он не обращал внимания ни на посетителя, ни на что-либо вообще. После всего случившегося он вообще мало что теперь желал замечать вокруг. Его жизнь была безнадежно закончена несколькими неделями ранее. Так был ли смысл во всем происходящем теперь?
Посетитель вышел, предоставив Ивана самому себе. Тот невозмутимо продолжил изучать трещинки и неровности выбеленного потолка над собой. Возвращая в памяти события, приведшие его сюда и лишившие всего ему дорогого, он сравнивал их со снежным комом. Так они росли и множились, и казалось, не кончатся никогда.
Чего бы он мог пожелать себе на Рождество теперь, после всего, что с ним произошло? Глупый старик не понимал, каково ему сейчас. Разом лишенный всех надежд, мечтаний, способностей, задыхающийся от собственной беспомощности, Иван был словно рыба, выброшенная на берег. Нет, старик никак не мог его понять. Он свое уже отжил, а Иван утратил смысл к жизни слишком рано. Безжалостный прогноз врачей о конце карьеры, сдавалось, хуже этого ничего не могло быть. Как же он ошибался.
Заливающейся слезами матери, разом постаревшему отцу, не стесняясь самого больного, посоветовали выбросить злополучный инструмент. Сказали, что их сын при самых лучших прогнозах ходить на костылях будет, не говоря уже о музыке. О ней и речи не могло быть. Как же ему тогда хотелось выкрикнуть всем им в лицо, что на нем рано ставить крест, однако тело не слушалось тогда, да и сейчас было не лучше.
Иван скосил глаза на левую руку, что находилась в подвешенном состоянии над головой. Потом на плотно перебинтованную правую. Она недвижно лежала на груди и не подчинялась ему. С ногами дело обстояло не лучше. Скрытую покрывалом левую ногу он не ощущал, а правую видел висящей на вытяжении, поддерживаемую множеством хитрых приспособлений. Его собирали заново, словно рассыпанный пазл кусочек за кусочком. И если снаружи все выглядело более или менее пристойно, то в душе парня творился хаос из осколков раздробленной жизни.
Девушка, которой он готовился сделать предложение, приходила немногим раньше. Плакала, долгим монологом убеждала его, но больше саму себя, что у них ничего не может быть общего, что она не того прочила себе в жизни и вообще. Друзьям было не до него, они заглянули лишь единожды. Это и понятно, им нужно было готовиться к участию в конкурсе музыкальных групп и в срочном порядке искать ему замену. В противном случае потеря гитариста грозила всей группе исключением из списков, а этого они не могли допустить. Не после целого года усиленной подготовки.
Он не винил никого или старался не винить. Что они теперь испытывают по отношению к нему? Жалость. Вот чего он точно не хотел, чего ни за что и никому не позволит, так это жалеть себя.
Солнце медленно катилось к закату. Иван продолжал предаваться воспоминаниям о том, что навсегда останется для него за чертой «до» случившегося. Тишина и сгущающиеся в палате сумерки прервались тихим стуком распахнувшейся форточки. Ее оставили приоткрытой для того чтобы температура в помещении оставалась достаточно прохладной. Пациенту это мало мешало, его кровать стояла в стороне, как раз посреди палаты и боком к окну. Сейчас обе створки в двойном деревянном окне оказались полностью распахнутыми. В комнату ворвался свежий морозный воздух. Лежа на кровати, Иван с неожиданным удовольствием вдохнул его и тут же поморщился – заныли ребра.
Когда он вновь открыл глаза, со стороны окна его внимание привлек световой блик. Неясной природы, он не дал ему вернуться в безрадостные думы. Повернуть голову Иван по-прежнему не мог и рассматривал неясное явление, скосив глаза. Свечение все не меркло и к тому же медленно двигалось. Оно не было похоже ни на отблеск проезжающего мимо автомобиля, ни на уличные фонари, ни на лунный луч, украдкой заглянувший в палату больного.
Иное, сдержанное, исходящее изнутри сияние на глазах вырисовывалось в нечто вроде кота или лисицы. Весьма компактных размеров поздний гость легко и невесомо переместился от форточки на подоконник, мягко перешагнул по ровной поверхности и замер. Маленький, он настороженно огляделся и всмотрелся в обитателя палаты. Иван готов был поклясться, что видел как из света, на него внимательно смотрели большие любопытные глаза. Он тоже не упускал возможности рассмотреть невиданное чудо. Это была некая зверушка, не больше котенка, рисованного в стиле японских мультиков. Характерными особенностями его были большие ясные глаза, яркий рыжий мех, лучащийся светом и длинный пушистый хвост с белым кончиком.
Ивану еще подумалось, что лис это или кот, главное, что не белочка. Нет, парень ничего не имел против пушистых грызунов, просто воспринимал происходящее, делая собственные выводы по поводу привидевшегося.
Тем временем, лисенок опустил взгляд на пол и легко, почти беззвучно спрыгнул. Несмотря на умиротворяющий вид неожиданного посетителя, легкий холодок пробежался по плечам и спине Ивана. Перемещение легких теней, возникающих при движении существа, становились все ближе к кровати. Сердце парня гулко билось в груди. Страх перед неизвестным мешал дышать, к тому же он по-прежнему не мог двинуть даже пальцем. Никогда еще тело так не игнорировало его желаний, даже когда он, бывало, брал лишку в компании друзей.
Меж тем, он это почувствовал, по свесившемуся на пол покрывалу, неведомое нечто стало карабкаться наверх. Свет стал ярче и наконец, у его ноги показался пушистый в ореоле мягкого света миниатюрный лис. Острая мордочка с большими любопытными глазенками внимательно осмотрела парня и его травмы. Его оппонент с не меньшим любопытством глядел на необычного гостя. Оба молчали. А потом лисенок, которому надоело играть в гляделки, спросил:
— Чего лежишь? Пошли.
— Куда? – удивился парень, не узнавая собственного голоса.
— Как куда? Известно куда. Давай пошевеливайся, мне еще помимо тебя еще больных посетить нужно. У всех свои желания, которые мне необходимо удовлетворить — праздник же.
— Так ты за Деда Мороза? – ехидно полюбопытствовал парень, расслабляясь.
— Ну, а что? Елочку поставил, желание загадал, извольте получить.
— Не загадывал я ничего.
— Не может такого быть, — не согласился гость, — Определенно загадал, иначе меня здесь не было. Пошли уже говорю, провожу тебя, а потом еще несколько палат нужно навестить. В третьей мальчик лежит. Ему тоже не сладко пришлось, да только его желание куда как проще исполнить, чем твое. Апельсинов ему сильно хочется, а мать слегла, навестить не может.
— А чем мое желание сложнее? – решил прояснить ситуацию Иван.
— Тем и сложнее, что вернуть никого в прошлое нельзя. Законы у нас такие, знаешь: «времена не выбирают».
— «В них живут и умирают»… — неожиданно для самого себя вспомнил парень слова из стиха Александра Кушнера.
— А так ты в курсе? Ну, тогда все проще. Коллеги посоветовали проводить тебя до распределяющих врат, а там уж разберутся куда тебя: наверх или вниз.
— Нет, погоди. Ты что, смерть мне пророчишь?
— Ну, а что? Для тебя же все кончено? Ничего более в жизни не будет, пора на перезагрузку. Вставай, не трать мое время.
— Что? Нет, так не пойдет. Я не готов. Не видишь, что ли? Встать не могу, голова не поворачивается, пальцы и те меня не слушается.
— Так это легко решаемо, — сказал, лис, хитро прищурившись, а в следующий момент вполне так ощутимо куснул парня за бедро.
Нога до того бесчувственная, резко и самопроизвольно дернулась под простыней. Странно так дернулась, не сдвинувшись ни на сантиметр. При всем при этом, парень явственно ощутил, как та обрела чувствительность и снова стала подвластна ему. Он шумно вдохнул, удивляясь тому, что на неопределенное время забыл как дышать. Осторожно подтянул ногу к себе. Над простыней поднялось свечение, как раз в том месте, где должно было оказаться колено. В этот же момент нестерпимо кольнуло пальцы перебинтованной руки на груди – это лисенок приласкал его острыми зубами.
— Чего ты!?
— Помогаю тебе встать, — выглядывая из-за правой, подвешенной ноги, ответил лисенок.
Парень с невыразимым удивлением посмотрел на свою руку. Мгновением до этого она пролетела над головой шустрого гостя, неожиданно подчинившись хозяйской воле и едва не задев пушистый хвост, упала на белую простынь. Лежащая на кровати, совсем рядом со своей копией запутанной во множество повязок, она светилась. Не веря себе, парень перевернул руку ладонью вверх, пошевелил пальцами и поднес их к глазам, рассматривая исходящий изнутри свет. Перевел взгляд на перебинтованную руку, недвижно лежащую на груди, и осторожно коснулся ее. Не встретив сопротивления, светящиеся пальцы опустились ниже запланированного, Иван вздрогнул и отвел руку в сторону.
Лисенок не обращая внимания на осматривающего себя парня, приблизился ко второй ноге, подвешенной на гирях. Предугадывая то, что должно случиться, парень крикнул:
— Не надо!
— Надо, надо, — был ответ бессовестного мучителя.
Очередной укус святящегося гостя заставил парня вскочить и спрыгнуть с кровати. Замерев в паре шагов в стороне, он поискал взглядом лисенка, намереваясь прекратить издевательства и вдруг замер. Осознание себя как части того, кто лежал на кровати, к Ивану пришло не сразу. Да и разве такое могло быть на самом деле? Разве не вот он был, настоящий и полный энергией? Как можно было предположить, что неподвижное, как мумия в бинтах тело могло быть его собственным?
Лисенок находился на том же месте, на кровати у ноги неподвижно лежащего другого Ивана. Он лежал, вжавшись в кровать и закрыв глаза, даже уши прижал. Видимо для него столь резкое перемещение пациента так же стало неожиданностью. Открыв глаза и оценив ситуацию, он уверено зашагал к изголовью кровати, перебрался на грудь пациента и с важным видом собрался перекусить соединяющую двоих нить. Об этом Иван смутно догадался, так же как и о том, что это окончательно оборвет его связь с тем другим, что едва выжил в страшной аварии.
— Нет! Погоди, я не готов. Пусти меня обратно.
— Нет, уж. Не для того я с тобой время терял, чтобы так просто отпустить. Пошли, говорю. У меня еще впереди уйма работы.
— Ну, так пойдем сперва к тем, про кого ты там говорил? Апельсинов мальчонке хотелось? Вон, возьми мои. У меня на них все равно аллергия.
— Девушка принесла? – смягчаясь, спросил гость.
— Ну, не мать же, — хмыкнул он в ответ. — За год-то уже можно было запомнить.
— Ладно, бери их да пошли. Тут не далеко.
— А я смогу? – Иван кивнул на апельсины, а потом на стену.
Лисенок закатил глаза:
— Нет, блин оставь это на меня. Глядишь, к утру доберемся. Как ты представляешь, я их понесу? В зубах?
— Ладно-ладно, — согласился парень и, подхватив пакет, сказал, — Веди.
Они вышли через стену. Пакет с апельсинами посредством мановения хвоста волшебного существа приобрел несвойственные ему качества и легко преодолел преграду из кирпича, дерева и штукатурки. Мальчик находился через три палаты. Они пошли напрямую. Первая, сразу через стенку пустовала в эти предпраздничные дни. Во второй, судя по ровному дыханию и румянцу на щеках спящего, все шло на поправку. На тумбочке тоже стояла небольшая елочка, рядом упаковка наполненная шкурками мандарин. Открытка, нарисованная нетвердой детской рукой, новая, пахнущая типографской краской книга с закладкой меж светящихся белизной страниц. Пациент должно быть скоро вернется домой и у него все будет хорошо.
Иван даже позавидовал незнакомцу, глядя на оставленные ему знаки внимания. Представил, как его ждут дома, как переживают за него, находясь в праздники порознь и, как будут рады встрече. От этого мысли на душе стало тепло и приятно.
Далее следовал залитый ярким светом операционный блок, в котором дежурная смена медперсонала спасала очередную бестолковую жизнь. От запаха алкоголя и крови было дурно. Головой «хорошо» отметившего праздники мужчины занимались лишенные отдыха нейрохирург и травматолог, в то время как сам виновник, оставаясь для них таким же невидимым, как и Иван, неловко мялся в углу комнаты. На подоконнике его ожидало еще одно святящееся существо, готовое проводить его до неких распределительных врат. Щенок, заметив новых действующих лиц, кивнул коллеге, с деловитым видом осмотрел Ивана и вернулся к своим непосредственным обязанностям, поторапливая своего подопечного.
Странно было ощущать терзания незнакомца, слишком поздно оценившего ценность собственного бытия. Пристыженный, он страстно желал вернуть себе ту самую жизнь, которую он так опрометчиво пустил под откос. Нити связывающей его с телом практически не было видно. Сейчас все зависело от профессионализма и слаженности работы специалистов, от простого везения и выбора самого виновника происходящего.
Парень и лисенок прошли мимо. Их ждали дела.
Искомый мальчик крепко спал. Перебинтованная голова чуть склонилась во сне на подушку, на белой материи были видны следы невысохших слез.
— Это он? Ты его тоже заберешь?
— Нет, его не заберу. Ты не внимательно слушал, да? Он просил апельсинов и маму. Мать придет утром, ее конечно пока не пустят к нему. Но это только до тех пор, пока она не выздоровеет – нельзя к нему с простудой и вообще с инфекциями. Это процесс довольно долгий, особенно для тех, кто сильно ждет. Куда легче с апельсинами… Поставь их на тумбочку, пойдем дальше.
Иван повиновался. Исполнив, таким образом, желание ребенка, они отправились ниже на этаж. Там над кроватью, сидела женщина и горько плакала над забывшейся тревожным сном дочерью. Свежие повязки белели на руке девочки, пропитываясь проступившей алой кровью. Лисенок осторожно приблизился к больной и пару раз лизнул покалеченную руку. Ребенок заснул глубже и спокойнее.
Парень, с сожалением смотрел на обеих. Воспринимая чужую боль, как собственную, он чувствовал терзающую мать девочки вину. Не в состоянии оставаться в стороне он приблизился и попробовал положить руку на плечо женщины.
— Не бойся своих чувств, — заметив это, сказал лисенок. — Помоги, если чувствуешь в себе такую необходимость. Не сдерживай себя, не в этом.
Странно было видеть как, не ощущая чьего-либо присутствия, от простого прикосновения, матери девочки становилось легче. Как отступают в ее сердце боль, страх и как на их место приходит умиротворение. Легкое покалывание ощущалось при этом в ладонях парня, а сам он испытывал ни с чем несравнимое чувство удовлетворения.
— У тебя хорошо получилось. Как знать, быть может, из тебя еще выйдет не плохой проводник и напарник по нашему общему делу, — задумчиво сказал лисенок и поторопил парня, направляясь в обратный путь. — Здесь все, у меня еще одно дело осталось.
О каком именно деле он говорит, можно было с легкостью догадаться. Парень неохотно последовал за ним, не желая при свершении таинства собственной смерти оставаться позади. Не так его воспитали, чтобы бежать от проблем. Про себя он готовился с достоинством встретить то, что ему было предначертано, однако все равно страшился последнего пути. Совсем как тот бедолага, что расшиб нынче голову. Будет ли он упираться и пытаться остаться? Станет ли жалеть, что так много не успел в этой жизни?
Между тем в памяти проскочило упоминание о якобы загаданном им желании. Как не старался Иван, а вспомнить того, чтобы он желал себе смерти – не мог.
— А нельзя ли как-то изменить загаданное ранее желание? Перезагадать его?
— Не в моей компетенции, — не оборачиваясь, сказал лисенок на ходу. — Есть задание, его необходимо выполнить. Ничего личного – только работа.
Они шли по тускло освещенному коридору, к палате, где лежал Иван. Вдоль стен через палату стояли потертые лавки. На одной из них понуро сидела смутно знакомая фигура.
— Мама? – удивился Иван. — Что она тут делает?
— Ты ее только заметил? Она от тебя практически не отходила. Гляди, — лисенок кивнул в сторону приоткрытой двери. – Скоро утро, ночная смена торопится домой, наводит порядок. Вот она и вышла.
— Так она все время была рядом?
— А ты думаешь, ей дома легче было бы? Зная, в каком состоянии ее единственный сын? – мимика лисенка заставила парня пристыжено опустить глаза. – Доколе можно быть таким эгоистом? Что она сейчас чувствует, ты знаешь?
Иван знал. Впервые в его жизни он досконально прочувствовал, как многогранно чувство — Любовь. Каково было матери чувствовать свою неспособность защитить собственное дитя, увидел, как ее глазами страдал отец, смотря на то, как сын лежит присмерти. Такими жалкими казались на этом фоне его проблемы, такими смешными переживания. Он тяжело по-старчески склонился над родным человеком, опустился на колени не в силах сдержать нахлынувшие чувства, коснулся сложенных на коленях рук и прочувствовал их тепло, словно держал их по-настоящему.
— Нам пора, — послышалось позади от лиса.
— Я не загадывал желания, – возразил ему Иван, дрогнувшим голосом. – Но готов его пожелать сейчас. Я хочу жить.
— Хорошо. Это не претит моему последнему на сегодня поручению. Больше всего на свете она хочет, чтобы ты жил. Именно для того мы здесь. Надеюсь, ты понял, как важна твоя жизнь для того, кого ты любишь, и кто так же любит тебя?
Он понял. Он больше не позволит себе так раскиснуть и опустить руки. Что бы ни случилось, вместе они все преодолеют и найдут повод снова радоваться и желать. Желать малого, дарить это малое, нести в себе веру и жизнерадостность через всю жизнь и знать, что чудеса творятся нашими собственными руками и чистотой сердец.
Наутро он очнулся после комы. Иван попробовал рассказать обо всем случившемся матери, но она счастливая, плача, просила его молчать и не тратить силы. Говорила, что обо всем знает, утешала, что они все преодолеют и со всем справятся. Что никто им не указ и что они будут учиться играть на гитаре вместе и заново, не для выступления, но для самих себя. И девушку он еще найдет себе, да куда краше той, что была. И все у них будет замечательно.
Старик довольно улыбался, заглядывая в приоткрытую дверь палаты. Как же оказывается хорошо, когда все заканчивается счастливо. Заканчивается ли? Нет, у этой истории есть продолжение и пусть оно не ведомо нам, оно определенно хорошее.
Этот счастливый день старик обязательно запомнит и обязательно ещё расскажет о нем. Он займет достойное место в его копилке былых случаев, поучительных и счастливых историй, что он знает. О смелости и любви он составит сказку на ночь мальчишке, что скучает по матери, утешит мать покалечившейся девочки таящимся между строк взаимопомощью и добротой, вернет волю к жизни очередному бедолаге, что вдруг окажется на том этаже, где он некогда тихо умер. А пока он смотрел на них и радовался вместе с ними, вспоминая тот памятный вечер, когда к нему пришел его проводник. У его постели стояла елочка, та самая, что теперь была в палате у Ивана. Он тоже загадал перед светлым праздником сокровенное желание. Чудо помогло ему, теперь он тоже помогает и еще много кому поможет в будущем. Нужно просто верить и, конечно, загадывать желания.