Подарок

Евгении К.

 

Сегодняшняя ночь обещала быть тёплой, если так вообще можно говорить о зиме…

Снег внизу, в долине, тускло отсвечивал тёмно-белыми переливами под лившимся сверху лунным сиянием, в эту полночь несдерживаемом облаками, в обычные дни плотно клубящимися грязно-серой завесой над горизонтом. Почти идеально круглый диск ночного светила высоко висел над островерхими пиками далёких елей, переходящих постепенно в сплошную серую массу густого дубового леса, занимающего всю левую сторону открывающейся перед ним панорамы. Луна была большой, и сейчас, нескрытая за тучами (что было большой редкостью для этих мест), она являла миру здесь, на Земле, свои моря и горы, незащищенные от любопытных людских взоров, словно большой кусок сыра, подброшенный в воздух каким-то великаном, сверкал своими сырными дырочками, двигаясь по небу в стиле медленной, старой, застрявшей в проекторе черно-белой кинопленки. Это сравнение с сыром было бы конечно весьма обычным для большинства людей, но для него оно ничего не значило, поскольку настоящего сыра, тем более в виде большого, приготовленного к хранению на полке погреба сырного круга, он никогда в своей жизни не видел. Важным сейчас было для него лишь то, что ветер здесь, на высоте нескольких десятков метров над землей, был слабым, поэтому и можно было спокойно сидеть на широком подоконнике высокого стрельчатого окна, точно такого же, как и все его собратья, расположившиеся по кругу Зала баронов на самом высоком этаже Северной башни Замка.

Там, в долине, далеко за елями и дубами, мерцали редкие огоньки в домах Падерборна: немногие люди, которые могли позволить себе жечь камины в столь поздний час, видимо сидели сейчас ближе к огню, вместе, семьями, стараясь ухватить в эти несколько дней, прошедших после Рождества, но ещё не приведших к Новому году, атмосферу того довоенного, долгого праздника, который длился всю неделю и включал в себя яркие фейерверки, запах свежей ели, звон шаров и звездочек, огни гирлянд и аромат свежих спелых мандаринов, которые дети, завернув в фольгу, дарили друг другу в новогоднюю ночь… Он помнил эти звуки и запахи, хотя такой Новый год был для него уже далёким воспоминанием, и сейчас, глядя на редкие огни раскинувшегося далеко-далеко города, в глубину тёмно-серебряной ночи, мысли, крутящиеся в голове, звали его в то время, когда ничего ещё не было таким, каким оно стало два года назад…

Вот уже два долгих года, как он здесь совсем один.

За спиной тихо шелестели знамёна. В ярком свете луны тени, отбрасываемые ими на богато инкрустированный, но сейчас покрытый толстым слоем пыли и кирпичной крошки пол, создавали причудливые узоры, похожие на сплетающихся пауков, ведущих между собою какой-то, лишь им одним понятный танец под суровыми взглядами застывших между готическими окнами скульптур. Эти люди в высоких фуражках, с рядами орденов и церемониальными кинжалами в богато изукрашенных ножнах, застывшие в каменном молчании, так же, как и все дни до этого, прошедшие с момента строительства Замка, смотрели на середину Центрального круга, протянувшего свои чёрные, молниеобразные лучи от потускневшей металлической чаши, бывшей когда-то ложем для Вечного огня.

Один из многих, похожих друг на друга дней.

Лишь хорошая погода давала ему сейчас возможность сидеть на этом подоконнике спокойно, не боясь, что сильный порыв ветра случайно сможет причинить какие-либо неудобства. Здесь, как, впрочем, и во всём Замке, не было стекол в окнах, как не было и зеркал. Все они тогда разбились. В тот самый день, когда Эльза отпустила его…

Бомм… Бомм… Бомм…

Часы на городской ратуше мерно отсчитывали цифры… Один… Два… Три…

Воспоминания, прерванные внезапно налетевшими из города ночными звуками, ускользнули прочь, но тут вдруг, после последнего удара колокола, он услышал что-то ещё… Словно бы шаги… Там, внизу, в большом холле на первом этаже, где когда-то была лаборатория… Или, может быть, это всё его воображение? Может всё это ему лишь кажется? Словно воспоминания и реальность слились вместе, и он до сих пор надеется, что настанет день, когда она вернется за ним… Эльза…

Он прислушался, повернув голову внутрь, в зал…

Алые знамёна, потускневшие и пыльные, но всё ещё так же, как и много лет назад, свисающие со своих флагштоков, медленно шевелились в такт слабому зимнему ветру, бывшему теперь практически единственным хозяином всего этого огромного помещения. Скрежет петель уводящей в глубину коридоров двери… Еле слышный, практически фоновый шум кирпичных осколков и пыли, немного колеблющейся от потоков перемещаемого внешним ветром воздуха… Даже такие, столь слабые для обычных людей звуки, были подвластны его ушам, ведь это, длящееся уже более двух лет одиночество, научило его слушать и слышать всё вокруг: ветер, пыль, камни и двери, коридоры и пустые колбы в лаборатории, издающие иногда столь странный свист в то время, когда сильные порывы ветра “гуляли” по замку… Казалось даже, что он уже мог слышать голоса баронов… Тех самых людей в чёрно-серебряной униформе, застывших в почётном карауле вокруг чаши потухшего Вечного огня.

Наверное показалось…

Руны, вышитые серебряными нитями на чёрных, отороченных пышными кистями боевых штандартах, стоящих вдоль дальней стены, жили какой-то своей, особенной жизнью, сворачиваясь и разворачиваясь, складываясь в слова и предложения под потоками проходящего мимо них морозного воздуха. Это шуршание было для него знакомым и ещё где-то полминуты он вглядывался внутрь, в зал… Ничего…

И тут, вдруг, ещё один, внешний, несвойственный Замку вот уже много месяцев звук… Шаги там, внизу… В холле…

Это казалось невозможным.

Дверь была тогда, два года назад, не только заперта за последним покинувшим это место человеком, она, как, впрочем, и большая часть этого огромного дома, была потом взорвана, причем так, чтобы ни до лаборатории, ни, тем более, до Зала баронов, никто и никогда уже не смог бы добраться.

День, когда всё это случилось, он вспоминал ежедневно… как и Эльзу.

Но шаги внизу были реальны, причём человек этот (а это был, несомненно, человек, в этом даже нечего было и сомневаться), казалось, уже развил какую-то достаточно бурную, судя по доносящимся звукам, деятельность.

Можно было различить шипение огня в камине, а ещё к звукам шагов добавлялось какое-то шуршание, словно этот неожиданный визитёр тащил по толстым каменным плитам какой-то тяжёлый груз, который ему нужно было разместить не у входа, а поближе к огню, чтобы не упускать его из виду…

Всё это было не только странным, но и, возможно, опасным. Нужно узнать в чём дело…

Он не волновался за свою комнату, зная, что найти её непросто, но ведь Замок теперь остался на его попечении, поэтому узнать, что происходит, необходимо.

Бросив взгляд на Луну, вдохнув полной грудью свежий морозный воздух, он развернулся и, спрыгнув с подоконника, отправился в путь по столь знакомым коридорам вниз.

⃰⃰⃰⃰    ⃰    ⃰

Наружная дверь, как он и ожидал, была закрыта. И не на засов, а грудой битых камней и кирпичей, оставшихся после взрыва. Всё было так же, как и всегда. Но этот старик, несмотря на всё это, был здесь, в Замке. В холле-лаборатории, где впервые за несколько лет горел огонь в камине и отблески яркого пламени плясали на стеклянных боках немногих сохранившихся колб и реторт, уцелевших с того, казавшегося уже столь далёким, но всё ещё незабываемого дня…

С широкой окладистой седой бородой, в красном колпаке с белым пушистым шаром наверху, и в сапогах со сверкающими, блестящие начищенными до блеска пряжками, старик сидел подле горящего камина, заполненного ярко переливающимися красно-оранжевым цветом дровами, вытянув к огню ноги и положив левую руку на подлокотник профессорского кресла, а правую – на большой мешок, сверкающий переливами маленьких звездочек, и, судя по его полному виду, наполненный какими-то разношерстными, выпирающими в разные стороны предметами.

“Дед”, как он назвал его про себя, по-видимому, спал.

Может быть в этом мешке есть еда?

Оставаясь в совершенном неведении относительно того, как сюда попал этот персонаж, он смотрел на седого старика из-за створки тяжелой дубовой двери, стоя в тени, отбрасываемой яркими всполохами пламени.

Мысль о возможной еде, о том, что могло скрываться внутри этого мешка, стала для него сейчас основной, после того как он понял, что источником странных звуков и шагов была не Эльза, а этот, совершенно незнакомый ему человек…

Теперь даже не имело смысла пытаться понять, как же он проник сюда, в отрезанное от всего мира здание. Гораздо больший интерес представлял сейчас мешок: сосредоточие сюрпризов, которые, вполне возможно, имеют конкретно осязаемый вкус…

Его запасы вплоть до настоящего времени были большими: крупы, консервы, несколько деревянных ящиков с банками сладкого варенья, уже засахарившегося, но, тем не менее, не ставшего от этого менее вкусным, а даже и наоборот. Было практически всё, и хватить этого на его век должно было с лихвой, но несмотря на понимание, что запасов в Замке много, мешок незнакомца привлекал сейчас всё его внимание, поскольку среди множества запахов, заполняющих сейчас лабораторию: дыма, горящих поленьев, пыли, химикатов и влажного кирпича, нос его, привыкший чуять новые ароматы за много десятков метров, именно сейчас почувствовал этот, неуловимо ускользающий от него среди всех иных нот, запах шоколада… И не того суррогата, эрзац-шоколада, которым профессор в последние месяцы завершающейся войны закусывал свой французский коньяк. Вовсе нет… Это был тонкий аромат настоящего, реального, вкусного продукта. Шоколада, которым угощала его Эльза на Рождество в его первый год здесь, когда он ещё даже и не понимал, кто он, и что за будущее будет ждать его в этом Замке, в окружении стальных решёток и стеклянных труб лаборатории.

Настоящий шоколад!

И Эльза…

Он ждал. Один час, потом другой…

Потом ещё один, думая, что старик проснется и что всё это – лишь ловушка, чтобы выманить его из убежища, найти, наконец, единственного оставшегося в живых беглеца и взять его с собой, вернуть обратно в клетку, запертую замком, к сверкающим шприцам и булькающим пробиркам, среди которых, конечно, интересно, но никогда не знаешь, что будет с тобой дальше…

Старик спал, свесив голову на грудь, а его широкая седая борода мерно покачивалась в такт дыханию и всполохам маленьких огненных вихрей, словно бы “пляшущих” под вдохи и выдохи этого странного “Деда”.

Он потихоньку выдвинулся из отбрасываемой открытой дверью тени.

Дед продолжал спать…

Он попробовал подойти ближе… Шаг за шагом, через отполированные когда-то тысячами чёрных сапог плиты пола к странному мешку, притягательно манящему его родным запахом.

Ещё один шаг… И ещё…

Мешок рядом, осталось лишь дотронуться до него, попробовать взять то, что так настойчиво “зовёт” его, напоминает о днях, когда он был здесь не один…

Дед всё также спит… Времени мало. Он старается изо всех сил: рвёт эту твердую ткань зубами, радуясь, что она поддается столь быстро, и вот уже перед глазами первый трофей… Та самая коробка. Как три года назад, когда он впервые попробовал этот чудесный продукт.

Эльза…

Но времени на раздумья нет.

Он всё же решился, и взял её. Дед скорее всего не проснется до утра, а там уже никто не найдёт ни похитителя, ни похищенный им предмет…. Да и некому искать: ближайший полицейский участок находится в Падерборне, а человек этот, судя по всему, во-первых, явно не местный, а во-вторых, судя по содержимому его мешка, столь редко встречающемуся в эти голодные послевоенные годы, весьма непрост, и уж конечно подавать заявление в местную полицию не будет…

Коробка у него в руках.

А ещё через несколько минут он уже дома, в своей маленькой комнате, которую не смогут найти никакие сыщики мира, сколько б они не пытались уведомить всех вокруг, в порядке саморекламы, что лично знакомы и с генералом Айком, и с самим Гувером…

⃰⃰⃰⃰    ⃰    ⃰

– Несносная девчонка, ты уже готова или нет? Сколько можно копаться? – громкий голос и стук неожиданно хлопнувшей входной двери заставили Эльзу оглянуться.

– Да, дядя, уже почти всё собрано, ещё лишь несколько минут…

– Давай быстрее, времени у нас почти не осталось. – Профессор, стоя в дверном проёме лаборатории, жестом подозвал к себе кого-то из солдат, выносивших в эти самые минуты последние ящики с ценными приборами во двор. – Вы уже устранили всех подопытных?

– Так точно, господин полковник, всех в нижних отсеках и здесь!

– Тогда что это??? – Профессор, резко развернувшись обратно к Эльзе, взмахнул полами белоснежного лабораторного халата, под которым виднелась чёрная форма с вышитыми на лацканах серебряными рунами.

Его указательный палец был направлен на стальные решётки большой клетки в дальнем углу, рядом с которой стояла Эльза.

– Мы всё зачистили, господин полковник. – Солдат, втянув голову в плечи, осторожно выглядывал из-за плеча профессора.

– Видимо не всё! Эльза, ты опять тратишь время с этим… – Резкий звук раздавшейся где-то во дворе пулемётной очереди, наложенной на гул пролетающего над Замком самолёта, прервал его возмущенный монолог. – Выясните, что там происходит и срочно возвращайтесь, закончите здесь со всем! Эльза, через две минуты ты должна быть в машине, мы уезжаем прямо сейчас!

– Прости, дядя, конечно, я уже бегу. – Сделав вид, что засовывает в карманы походной куртки какие-то маленькие склянки из стоящей рядом с клеткой холодильной камеры, Эльза выиграла себе ещё полминуты, за время которых профессор исчез в глубине выходящего во двор коридора, продолжая отдавать приказы своим громким, слышным даже за прикрытой дверью, голосом.

Сидя за стальными прутьями он видел и слышал всё, происходившее вокруг, с ужасом думая о том, сколько ещё минут жизни ему суждено провести здесь, и понимая, что все его друзья уже мертвы…

Эльза всегда была добра к нему. Часто, поздними ночами, когда профессор уединялся в своем рабочем кабинете, она тихо пробиралась в лабораторию и рассказывала истории, читала вслух книги или угощала его маленькими шоколадками, которые ей удавалось стянуть из запасов коменданта. Родители Эльзы, как он знал, погибли при воздушном налёте, а дядя был слишком занят своими таинственными исследованиями, чтобы уделять девушке какое-либо внимание сверх тех научных бесед, которые он вёл за ужином в окружении своих лаборантов, носивших такую же, как и у него, чёрно-серебряную военную форму.

А он слушал девушку внимательно и с интересом. И даже несмотря на то, что не мог отвечать, кивком головы он всегда старался показать, что понимает (и он действительно понимал!) всё сказанное. Именно поэтому они и стали друзьями несмотря на то, что Эльза была свободна, а ему приходилось проводить свои дни за стальными решётчатыми прутьями.

– Послушай, мне придется сейчас уехать. – Она повернулась к нему, раскрасневшаяся, взволнованная, с растрёпанной прической. Сейчас она даже чем-то напоминала своего дядю, когда после очередной бессонной ночи, размахивая руками, он врывался утром в лабораторию, быстро раздавая указания своим ассистентам и солдатам.

– Я знаю, что ты понимаешь меня, хотя и не можешь говорить. – Эльза вынула из нагрудного кармана куртки ключ. – Смотри, мне удалось стянуть его у коменданта. Тебе нужно уходить скорее, я знаю, что дядя приказал взорвать здесь всё и ты слышал, что все твои друзья мертвы. Прости, я не смогла ничего сделать, не смогла остановить солдат, но ты должен выжить! – Топот подкованных железом сапог за дверью становился всё громче.

– Взрыватели установлены? – Громкий голос профессора раздался прямо за дверью.

– Так точно, господин полковник, личный состав готов, мы ждём команды.

– Где Эльза? Вы, наконец, всё завершили в лаборатории?

Девушка, быстро провернув вставленный в навесной замок ключ, потянула на себя стальную решётку.

– Эльза, стой! – В распахнутом проёме двери возвышался профессор. – Немедленно закрой его, у нас всего минута. Капитан, уведите мою племянницу, а с ним я разберусь сам. – Махнув рукой стоящему сзади офицеру, он, отбросив полы халата, расстегивал кобуру висевшего на боку табельного “Вальтера”.

– Не надо, дядя!!! – Эльза дёрнула за прутья сильнее и дверь на свободу была теперь открыта.

Профессор уже вытащил пистолет и теперь, сопровождаемый капитаном и двумя солдатами, быстро приближался к ним одновременно вскидывая руку для стрельбы.

– Ты свободен, уходи скорее! – Эльза повернулась спиной к приближающимся людям, закрывая его собой.

Секунду или две он смотрел ей в глаза, понимая, что больше уже никогда их не увидит, и затем резко бросился вправо, в спасительную темноту уходящего вглубь Замка коридора.

За спиной раздались выстрелы.

Выбитые пулями из древних стен каменные осколки свистели над его головой, и он, бросаясь из стороны в сторону, старался скорее уйти подальше, не разбирая дороги, через лестницы и переходы огромного Замка.

– Беги, сорок четвёртый… Беги!!! – этот прощальный крик Эльзы остался в его памяти навсегда…

⃰⃰⃰⃰    ⃰    ⃰

Проснувшись, он долго смотрел в потолок своей комнаты не торопясь вставать.

Конфеты на вкус оказались именно такими, как три года назад, на Рождество. Даже странно, где Дед смог раздобыть их сейчас, но это было и не важно. Приведя себя в порядок, он, наконец, вышел на свою традиционную ночную прогулку по Замку, намереваясь прежде всего узнать, здесь ли ещё вчерашний таинственный гость и его сокровища.

Чем ближе он подходил к лаборатории, тем отчётливее слышал тихое бормотание Деда, который, как оказалось, пока и не думал покидать своё пристанище.

За дверью, в свете яркого каминного огня был виден длинный стол, ещё вчера заставленный разномастными колбами и мензурками, а сегодня уже уставленный разнообразными, украшенными бантами коробками – большими и маленькими, обёрнутыми в разноцветные листы яркой праздничной бумаги с изображениями новогодних гирлянд, мерцающих звездочек и плюшевых игрушечных медведей.

Подарки.

Они стояли длинными аккуратными рядами, а Дед, сверяясь с находящимся у него в руке длинным списком, проставлял в нём белым гусиным пером какие-то отметки, тихо шепча себе под нос имена.

– Так… Грета и Макс… Есть! Хельга… Да, есть! Дитрих и Готлиб… Шалопаи каких мало, но у них добрые сердца. – Дед поправил сползающие с переносицы очки с выпуклыми стеклами, и что-то принялся считать про себя, поочередно загибая пальцы на руках.

Отложив в сторону перо и список он присел на корточки рядом с пустым мешком, лежащим сейчас на алюминиевом лабораторном стуле.

– Что-то не сходится. – Озабоченно почесав в затылке он засунул внутрь руку, словно бы надеялся найти там ответ на свой вопрос, и затем, подняв мешок так, чтобы свет камина был напротив него, внимательно посмотрел на просвет. – Вот! Точно, как я и думал…

Тяжело вздохнув, Дед вернул мешок на место, окидывая взглядом длинный, заставленный подарками стол, а потом, сделав пару шагов, опустился в кресло, одновременно снимая свой красно-белый колпак и вытирая им короткие, торчащие во все стороны седые волосы.

– Подарок для Эльзы пропал… Эх, как же я не уследил, – качая головой он смотрел на пляшущие в камине огоньки пламени, протирая теперь своим колпаком очки, – наверное зацепил краем мешка за полозья саней, вот он и порвался…. Хорошо, что хоть один выпал, хотя что теперь делать даже и не знаю, обернуться до дома не успею, а ведь Новый год уже завтра, через несколько часов…

Подперев лицо одной рукой так, что она почти полностью скрылась под широкой седой бородой, он поднёс список к глазам. – Пересчитаю ещё раз, может всё же сбился, годы уже не те… – Тихо усмехнувшись, Дед снова начал монотонно перечислять имена, поочередно загибая и разгибая пальцы…

Те самые конфеты, обёртки от которых сейчас были аккуратно сложены в специальном потайном месте. – Подарок для Эльзы! Как же хорошо, что удалось поспеть сюда вовремя и услышать Деда. – Повернувшись, он быстро побежал в темноте коридоров к себе в комнату, стараясь при этом не шуметь, чтобы его нынешний сосед, занятый в эти самые минуты подсчетами, случайно не услышал, что в Замке он не один.

Это был подарок для его Эльзы, ведь она так любила именно эти конфеты, которыми поделилась тогда с ним в их первое совместное Рождество здесь, в лаборатории, три года назад…

– Она жива и всё у неё хорошо! – Он улыбнулся про себя, вспоминая те далёкие и в чём-то даже счастливые, несмотря на его тогдашнее положение, времена. – Хотя кто знает, может быть, конечно, Дед имел в виду другую Эльзу…. Нет, конечно же нет! – Мотнув головой он запретил себе об этом думать. – Это она! Я точно знаю, что это она и значит мне нужно всё исправить… Да и если бы это даже была другая девочка, всё равно никого нельзя оставлять без подарков на Новый год!

Он уже почти дошёл до своей комнаты и план действий в его голове практически сложился.

– Знал бы, что это детские подарки, ни за что б не взял эту коробку… А Дед значит, какой-то волшебник, который их и дарит… Хотя, конечно, и не совсем волшебник, иначе бы он наколдовал подарков столько, сколько ему нужно, но всё равно молодец. Несмотря на тяжелый год у детишек подарки будут, он об этом позаботился. Надо и мне скорее постараться для Эльзы…

Войдя к себе, он, первым делом, заглянул в потайное хранилище. Несколько крупных орехов, выкрашенных мерцающей синей краской, лежали там же, где и всегда, аккуратно прикрытые чистыми клочками ткани. Он забрал их из разрушенной лаборатории, из того дальнего угла, где стояла его клеть. Три года назад Эльза принесла их ему для украшения в тот рождественский день, когда они первый раз пробовали вместе конфеты, и эти орехи – её самодельные новогодние ёлочные игрушки, стали тогда украшением его жилища.

В те дни, когда он уже не боялся ходить по Замку, зная, что профессор и его люди никогда сюда не вернутся, а взорванные помещения закрывают горожанам путь в оставшиеся нетронутыми части этого мрачного дома, он разыскал эту память об Эльзе среди обломков бетона и кирпича, и вернул игрушки в своё новое маленькое жилище.

И вот теперь для них настало время порадовать свою прежнюю хозяйку.

Осторожно вытащив орехи, он разложил их в ряд и затем, порывшись ещё в одном углу, достал несколько листов цветной лабораторной бумаги.

Через пару минут самодельные ёлочные игрушки были аккуратно завернуты. Остался лишь один, самый большой листок, который был нужен ему, чтобы обернуть подарочную коробку, функцию которой пришлось взять на себя коробке от пистолетных патронов, в настоящее время служившей вместилищем собранных им в ночных путешествиях по Замку серебряных форменных пуговиц, оставшихся от спешно покидающих это здание солдат и офицеров.

Ещё немного, и вот уже можно любоваться красивой упаковкой, внутри которой лежали его подарки.

Теперь оставалось лишь незаметно отнести коробку в лабораторию и положить её к другим, чтобы у Деда наконец всё сошлось.

⃰⃰⃰⃰    ⃰    ⃰

Шаг. За ним второй. Потом ещё один…

Он двигался тем медленнее, чем ближе приближался к наполовину открытой створке тяжёлой дубовой двери, из-за которой выбивались яркие переливы горевшего в камине пламени. Прячась в извивающихся тенях, пляшущих на выщербленном полу и выложенных из больших старинных камней стенах, он осторожно заглянул из коридора во временное пристанище Деда.

Коробки с подарками стояли теперь повсюду. По всей вероятности Дед, сверяясь со своим списком, запутался окончательно, и теперь, чтобы наконец-то удостовериться что подарок для Эльзы действительно пропал, он расставил сверкающие разноцветными красками упаковки с праздничными бантами не только на столе, где все они, не будучи составленными друг на друга, и не поместились бы, а устроил целый парад коробок. Длинными рядами, вьющимися среди стульев и ножек лабораторных столов, стульев и хирургических столиков, подарки, словно щупальца диковинного радужного спрута, рассредоточились практически по всей лаборатории, а Дед, сдвинув на кончик носа свои очки, медленно вышагивал между этих импровизированных колонн словно полководец, проводящий смотр своих войск перед решающей битвой.

Теперь нужно было быть очень осторожным.

Он покрепче сжал коробку, с сожалением подумав, что в его хранилище не нашлось ни одной ленточки чтобы её перевязать, но поскольку с этим всё равно ничего нельзя было поделать, быстро отогнал эту мысль прочь, сосредоточившись на Деде, который постепенно приближался к двери вдоль одного из самых длинных коробочных рядов.

– Так… Анна. Есть! Пауль. Есть! Магда и Руди… Хмм… А, вот они. Есть! – старик, делая пером какие-то очередные пометки в длинном списке и, одновременно, пытаясь свободной рукой держать его в развернутом состоянии (поскольку этот бумажный свиток то и дело норовил свернуться в трубочку), дошёл до крайней коробки, в верхней части которой был завязан огромный розово-голубой бант, а затем, на пару секунд задержавшись, чтобы вытереть взопревший лоб рукавом своего красного кафтана, с шумом выдохнул, словно кит, выброшенный на берег, и поспешил к другому ряду подарков, расставленному в противоположном от двери углу.

Вот теперь пора!

Стараясь не дышать, он очень медленно вышел из спасительной тени на яркий свет каминного огня, и перейдя дверной порог двинулся к ближайшему краю одного из подарочно-осьминожьих щупалец, изо всех сил пригибаясь к полу под прикрытием расставленных по лаборатории стульев и покоящихся на заржавевших колёсах хирургических столиков.

Шаг. Перебежка. Ещё пара шагов… Он сжимал свой подарок изо всех сил, чтобы случайно не уронить, и достигнув цели – яркой красной коробки, которая была в этом ряду последней, осторожно поставил его рядом. Теперь оставалось быстро вернуться обратно, покуда Дед не закончил свои счетоводческие дела в другом конце большого зала.

И в этот самый момент вдруг раздался резкий треск: одно из длинных поленьев в камине, разбрасывая сноп искр, переломилось пополам.

От неожиданности он вздрогнул, и бросившись назад к двери задел один из стоящих рядом алюминиевых стульев. Скрежет царапающего пол металла прозвучал аккомпанементом к каминному шипению и Дед, вплоть до настоящего момента увлечённый своими подсчётами, развернулся и поспешил в его сторону.

– Что это там… Эй! – бросив на длинный стол перо и список, который тут же свернувшись в рулон упал на пол и откатился куда-то в дальний тёмный угол, старик, тяжело дыша, спешил к входной двери.

Нужно было бежать!

Он резко рванулся вперед, отчего ближайший ко входу и оказавшийся на его пути хирургический столик, задетый за колесо, покатился назад, к камину, прямо под ноги Деда.

– Стой! Подожди! Ведь ты же… – ударившись о предмет лабораторной мебели, столь неожиданно оказавшийся прямо под его ногами, Дед охнул, чуть не упав на спину и успев схватиться за подвернувшийся ему под руку стул, а столик, чьё движение было внезапно прервано, со скрежетом остановился, разбрасывая во все стороны лежавшие на нём скальпели и пинцеты.

Дверь осталась за спиной, и под становящийся всё тише и тише звон хирургической стали он бежал со всех ног дальше, в спасительную глубину уходящего внутрь Замка тёмного коридора.

Той же самой дорогой, как и два с лишним года назад.

⃰⃰⃰⃰    ⃰    ⃰

Переждав несколько часов в полной темноте своей комнаты, за двадцать минут до наступления Нового года он прокрался через потайной ход к маленькому слуховому окну, расположенному на втором этаже над лабораторией и выходящему прямо в зал, из которого осторожно наблюдал, как успокоившийся и счастливый Дед, потирая время от времени всё ещё “ноющую” после удара ногу, быстро засовывает подарки в свой огромный мешок.

Прореха была им, по всей видимости, зашита несколько раньше, и в конце концов, когда последний перевязанный широкими бантами подарок скрылся внутри, старик, тихо насвистывая себе под нос весёлую рождественскую мелодию, подошёл к столу, на котором стояла маленькая коробка из-под пистолетных патронов, завернутая в выцветшие листы старой лабораторной бумаги.

Подарок для Эльзы.

Дед взял его очень осторожно: в его больших ладонях эта коробка была практически не видна. Оглянувшись на стоящий у камина мешок, уже забитый практически под завязку, он покачал головой и затем, сунув руку с зажатым в ней подарком внутрь своего толстого, красного с белой оторочкой кафтана, спрятал его в каком-то из внутренних карманов.

– Ну вот и правильно. Теперь уж точно не потеряется! – удовлетворенно вздохнув, он шагнул к мешку, одним быстрым отработанным движением, несколько даже неожиданным для человека столь тучной комплекции, забросил его через плечо, и поправив свободной рукой съехавший на лоб красный колпак с белым помпоном, шагнул прямо в камин, который тут же потух, погрузив лабораторию в темноту.

Дед мгновенно исчез, как будто его и не было, а зал внизу теперь выглядел точно так же, как и раньше – серым и безжизненным.

Лишь лунный свет, струящийся на плиты пола через маленький круглый проём выходящего в соседний холл окна, и несдерживаемый теперь ярким огнём каминного пламени, вступил в свои полные права в этой огромной комнате.

– Новый год! Ведь он уже почти наступил… Скорее! – быстро развернувшись в узком каменном проходе, он поспешил по длинным коридорам и выщербленным ступеням наверх, на своё любимое, такое уютное и знакомое место.

⃰⃰⃰⃰    ⃰    ⃰

Бомм… Бомм… Бомм…

Часы на городской ратуше мерно отсчитывали цифры… Один… Два… Три…

Спрятавшись от усиливающегося ветра за оконным выступом, он сидел на широком подоконнике высокого стрельчатого окна Зала баронов на самом высоком этаже Северной башни Замка.

– “Вжжух…”, – неожиданный звук прозвучал где-то над головой, словно какая-то ракета или новогодняя шутиха вдруг резко взлетела вверх прямо с крыши.

Рой мягких пушистых снежинок засыпал его морозными иголками, и посмотрев на небо он увидел на фоне большого и круглого лунного диска быстро скачущую по клочьям тёмно-серебряных облаков упряжку из восьми лапландских оленей, тянущих за собой зимние сани с длинными сверкающими полозьями. Сидящий в них Дед, крепко придерживая свой огромный подарочный мешок, одновременно изо всех сил махал ему свободной рукой с надетой на неё ярко красной варежкой.

– Прощай, сорок четвёртый… – бодрый голос старика был слышен совершенно отчётливо, – Эльза просила обязательно проведать тебя и передать свой новогодний подарок… Она всегда знала, что ты жив, но очень переживала, что так и не успела дать тебе настоящее имя…

Усиливающийся ветер заглушал слова Деда, тем более что его упряжка была уже достаточно далеко и продолжала резко набирать ход под перезвоны закреплённых на оленьих шеях колокольчиков, вплетающих собственные музыкальные ноты в бой новогодних курантов, продолжающих отсчёт последних секунд, оставшихся до Нового года.

– Это её подарок тебе… Твоё настоящее имя… Маркус… Тебя зовут Маркус…

Сани уже почти совсем скрылись в темноте и лишь переливающиеся вдалеке всполохи на полозьях ещё давали возможность видеть, где сейчас находится волшебная упряжка.

– Счастливого Нового года… Твой подарок будет доставлен Эльзе сегодня же… Спасибо тебе за помощь… Прощай… С Новым годом!!!

Часы умолкли. Унёсся прочь последний отзвук остановившихся колоколов, и в первые мгновения наступившего Нового года налетевший порыв ветра кинул ему в нос несколько больших сверкающих снежинок, заставив пару раз негромко чихнуть. Начался снегопад. В свете полной Луны застывшие кристаллы воды падали на землю, укутывая ярко-белым ковром долину внизу, верхушки елей и дубов, далёкий шпиль ратуши Падерборна и черепичные крыши фахверковых домов.

Пора идти спать, становится холодно…

Он слез с подоконника и двинулся вниз столь хорошо знакомой ему дорогой.

– Сегодняшний день удался на славу. – Он думал о том, как хорошо, что Эльза жива, и утром, этим новым, свежим, морозным новогодним утром, проснувшись, выглянув в окно и порадовавшись первому свежевыпавшему новогоднему снегу, она обнаружит в своей уютной комнате его новогодний подарок.

А ещё у него теперь есть имя… Настоящее имя, а не порядковый сорок четвертый номер заключенного, вытатуированный под правым плечом…

– Маркус… – он тихо повторил его ещё раз, про себя… – Определённо, оно мне очень идёт… Спасибо тебе Эльза, друг мой… Счастливого Нового года!

Улыбаясь, он медленно шел в свою комнату под суровыми взглядами застывших между стрельчатыми готическими окнами скульптур.

Яркий лунный свет освещал для него парадную дорогу, падающие за окнами Северной башни снежинки, сталкиваясь друг с другом в воздухе и тихо шурша своими сверкающими гранями, исполняли вечерний праздничный концерт, а ветер, шевелящий чёрные полотнища боевых штандартов, стоящих вдоль дальней стены, складывал вышитые на них серебряными нитями руны в слова добрых поздравлений.

Тысяча девятьсот сорок восьмой год вступил в свои права.

И он, Маркус, хранитель всего этого огромного Замка, знал, что это теперь, несомненно, его год!

Самый счастливый год в его жизни.

Год белой лабораторной крысы.