Повелители солнца

4 апреля  1815 года. Штурман Уильям Барнс.

7°38’32.7″ Южной Широты  115°57’44.6″ Восточной долготы.

Наш трехмачтовый барк Его Величества «Лулабель» на данный момент идет неподалеку от острова Сумбава. Пару часов назад нам еще попадались голландские корабли, которые уже вовсе чувствуют себя здесь хозяевами. Мы всей командой ощущали их насмешливый взгляд, когда проплывали мимо. Но это уже не наше дело. На данный момент все острова принадлежат им. Есть вещи, которые никогда не меняются – солнце восходит на востоке, команда корабля слушается капитана, а капитан  — чиновников в Британском парламенте.  Мы покидаем Индонезийский архипелаг, и никак это не изменить.

…

Поужинали вымоченными в пиве сухарями и твердой, как пробка солониной. Сегодня отлили всего полгаллона пива. Конечно, куда девать остатки. Не вести же обратно. Может всему виной подземные толчки, которые подняли сильные волны, и нам нужны силы для серьезной работы, чтобы дотянуть до ближайшего порта и не попасть в пасть морскому дьяволу.

*  *  *

Звездная ночь повисла над полем из крепкого бамбука, который казалось, стремился дотянуться до недосягаемой космической пустоты и достать до звезд. Поле простиралось волнообразным полотном, словно травянистое море беспокоилось во время легкого шторма, и летучие мыши, словно темные альбатросы, парили над ним, издавая, мерзкие писклявые звуки. С левой стороны низина упиралась в горный массив со смешанными лесами, а с правой – сливовое небо перетекало в шипящий волнами океан. Шум, которого едва перекрывала монотонная сверчковая трель.

Сумеречную гармонию флоры и фауны не нарушал даже расположившийся на отвесной скале человек, который чуть приоткрыв глаза, сидел лицом к горизонту. Похоже, он ждал наступления определенного времени, погрузившись в свои мысли, так глубоко, что можно было подумать, что он спит с открытыми глазами. На темную кремовую кожу то и дело садилась назойливая надоедливая муха, но даже это не тревожило невозмутимого туземца. И если его лицо не выдавало внутреннего напряжения, то мускулы на руках и на теле, раз за разом стягивались, а вены набухали, словно он пытался поднять тяжесть. Пальцы на открытых ладонях расходились под невидимыми формами фигуры, а локти упирались в землю, вминая покрытую росой траву. Карие обветренные глаза вопросительно смотрели за линию горизонта. Его длинные, заплетенные в окольцовывающий голову венок, волосы закрывали подобие короны из красных птичьих перьев. Она то и дело съезжала на лоб, из-за небольших капелек пота, появляющихся, несмотря на прохладу, исходящую от океана.

Тревога в глазах человека нарастала, из-за чего руки еще сильнее напрягались, пытаясь вытащить из-под земли невидимую вещь.

Позади него неподвижно, затаив дыхание, стояли остальные соплеменники, которые боялись даже шевельнуться, отчего видимо мог сбиться настрой, совершающего странный ритуал.

Чувствуя на себе взгляды племени и ответственность, туземец затянул гортанную песню, напрягая голосовые связки, под стать своим мускулам. Он взял низкую протяжную ноту, удержав ее минуту, тряся руками и поднимая подбородок вверх.

На напряженном лице туземца появились первые лучи восходящего солнца, и облегченная улыбка.

Остальные люди взорвались в криках и радостных возгласах, приветствуя алый теплый рассвет и восхваляя поющего. Но тот не поспешил встать и насладиться трудами своей работы, а продолжил «поднимать» пылающий красный шар над землей.

Солнечные лучи скользнули по синим волнам, пронеслись по бамбуку и взмыли, вверх подсветив смуглые лица племени. Они радостно танцевали и издавали гортанные щелкающие звуки.

«Поднимающий солнце» покрывшись плотной испариной, сидел до той самой поры, пока нижняя дуга яркого диска не оторвалась от горизонта, и шар не повис в воздухе.

От племени отделился один туземец, яйцевидный череп которого был полностью покрыт белой краской, словно пепельной золой. Он поднял левую руку вверх, пристально смотря, куда-то вниз холма. Молниеносно натянул тетиву и отпустил высеченную стрелу. Она, просвистев и описав в воздухе дуговую траекторию, скрылась в капельных листьях папоротника. Оттуда послышался истошный человеческий крик.

Стрела нашла свою цель.

«Пепельный» сорвался с места и тотчас очутился возле куста папоротника, вытащив за шкирку раннего человека. Он упирался ногами в землю, корчился от боли и осыпал ругательствами своего обидчика. Туземец притащил его к племени, которое с интересом наблюдало за чужаком.

Поваленный на землю, был одет в грязный синий сюртук и серые испачканные бриджи. Его румяное лицо покрылось свежей щетиной и засохшей грязью. Белки глаз покраснели от отсутствия сна, а высохшие, потрескавшиеся губы покрылись мелкой багровой коркой. Он перестал тщетно сопротивляться и уже пытался разобраться в положение, которое он попал.

— Я безоружен, — пришелец поднял руки, обозначая, что не представляет никому опасности и подтвердил на всякий случай это словами. – Нет угрозы.

Племя не успокоилось объяснениями — пять человек держали наготове копья с металлическими наконечниками, готовые в любую секунду пронзить чужеземца. Их испуганные тревожные лица подтверждали решительный настрой.

— Я, Уильям Барнс, офицер морского флота Соединенного Королевства Великобритании, — он продолжил объяснять, как будто между ними не существовало непонимания в языках. – Мой корабль «Лулабель» разбился на Южной стороне этого острова. Кто-нибудь еще выжил?

Британец говорил четко и помогал словам жестами, но слушающие его люди любопытно разглядывали нового человека.

Недавно поющий туземец раздвинул охраняющих чужака соплеменников  и уверенно подошел к Уильяму, с интересом дотронулся до его вещей. Он вытащил из переднего кармана маленький кожаный блокнот. Уильям не стал сопротивляться и добровольно кивнул, несмотря на то, что туземец и ждал разрешения. Он с осторожностью открыл и пролистал записи, глядя на непонятные символы. Положив обратно дневник, увидел круглую выпуклую вещь – карманные часы с серебряной окантовкой. Солнце заиграло лучами на слегка треснутом защитном стекле, а под ним над курсивным резными буквами «Лондон» едва дергалась крохотная стрелка. Они все еще шли, но требовали подзавода.

Странная вещь обрадовала туземца, и он начал играть бликами на лицах соплеменников, из-за чего они неприятно щурились. Красная оперенная корона на туземца ходила взад и вперед, потому что он громко смеялся, запрокидывая голову. Остальные тоже заразились смехом, и утренняя округа наполнилась громким раскатистыми возгласами, испугав пернатых обитателей.

Уильям, воспользовавшись удобным случаем, оттолкнул хохочущего «повелителя солнца» и бросился бежать. Туземец выронил часы на землю, а сам не справившись с равновесием, полетел вниз со скалы. Громкий смех трансформировался в истошный крик падающего человека, который резко прервался.

Племя загоготало отчаянным криком, вознося руки к небу. А Уильям понесся вниз по пологому склону. Он скакал по крупным камням, перепрыгивал низкие ветки, не смотря на рванные неудобные сапоги, и ждал, когда же в спину прилетит метко пущенная стрела. Но неприятность поджидала его спереди. Нога угодила в расщелину между двумя камнями, и он, чуть не сломав ногу, покатился кубарем вниз. Когда он остановился, его голова еще долго кружилась. Он открыл глаза и понял, что даже направление побега выбрал неудачное.

Внизу от пологого склона, на ручье виднелись маленькие бамбуковые домики — увесистые крыши хибар, покрытые иссохшей травой и пальмовыми листьями, держались на стянутых бамбуковых тростниках и бревнах.

Тут и там выглядывали любопытные и испуганные смуглые головы женщин и детей. Как же он не смог увидеть крупный дым от костровища.

К удивлению и радости Уильяма, его не прикончили на месте, а схватили и потащили вниз к поселению.

В деревне готовились к завтраку и ожидали тех, кто на вершине совершал церемонию с солнцем. Над огнем на толстых закопченных вертелах висели румянящиеся туши. В животе Уильяма умоляюще заурчало. В голове пронеслось, что его оставили в живых не просто так, а с конкретной целью – освежевать и приготовить на завтрак.

Местные жители, нагие женщины увереннее стекались поглазеть к центру поселка. Соломенные юбки покрывали паховую область, верх – темная кожа свисающих грудей была разукрашена белыми пепельными полосками. Узорчатая вышивка на запястьях и поясе ослепительно переливалась на солнце. Волосы женщин были вымазаны глиной, превращающиеся в косы. Улыбающиеся дети с раскрытыми ртами люб выглядывали из-под женских юбок.

Полностью разглядеть место, куда он попал, Уильяму мешала головная боль. Так как он крепко приложился виском о стоящий массивный камень. Заметив на нем красные разводы, подумал, что рана серьезная. Все же лучше умереть от потери крови, чем заживо зажаренным и съеденным.

Рядом с ним два члена племени положили тело мертвого шамана, которое неестественно скрутилось от удара. Шея и позвоночник  переломлены пополам, словно его закрутило в спираль.

— Я защищал себя. Это случайность, — пытался оправдаться британский моряк. Но племя угрожающе издало одинаковый щелкающий и гортанный звуки. Копья, поднятые к верху, в такт пронзали голубую пустоту неба.

Уильям попытался встать, насколько это было возможно из-за ранения: — Я — офицер британского королевского флота.

Его толкнули тыльной стороной оружие в живот, когда Уильям не договорил слова.

Поднялся угрожающий гогот. Толпа окружила беззащитного пленника, крича ругательства и скаля зубы. Уильям переводил взгляд то на одного, то на другого, цокающего языком, аборигена.

Громкий протяжный крик заставил резко замолчать разъяренную публику, которая расступилась, впустив в круг его обладателя. Это был крепкий грузный мужчина с расписанным белой краской животом и лицом. Белые точки, окружили глаза и расходились к завязанным в пучок волосам. На шее и руках красовались ожерелья из неровно заточенных разноцветных камней. Его приплюснутый темный нос, пухлые губы и нахмуренные густые брови выдавали гримасу недовольства и надменности, нависшей над Уильямом. Вождь вдохнул что-то, находящееся в его руках и выдохнул горький терпкий дым по направлению моряка, отчего тот глубоко закашлял. Абориген защелкал языком, начиная свою непонятную речь. Он говорил медленно, растягивая слова, чтобы смысл донесся до всех окружающих, которые с удивлением внимали речи уважаемой персоны племени.

Только для Уильяма сказанное осталось бессмысленными звуками.

Послышались неодобрительные возгласы, которые вождь тот час поддавил, высоко подняв руку. После указал на Уильяма и перевел палец на мертвого соплеменника.

Вождь повторил действия, но теперь указывая на голову мертвеца, на которую была наспех нахлобучена корона. Мятый головной убор из перьев, сухих цветов и темных прутьев, похожих на кости смялся от удара.

— Это была случайность. — Уильям вздохнул и обреченно выдавил сквозь оставшиеся силы. – Да, я его убил. Просто прикончите меня, а потом делайте, что хотите.

Вождь снова указал на корону, и, смирившись с непониманием иноземца, приказал, двоим туземцам надеть ее на него.

Уильям нелепо смотрелся в новом головном уборе, да еще и с потрепанной одежкой моряка. Словно он перебрал в пабе, и сейчас очнулся непонятно где в грязном и нелепом виде. Да и лицо выражало полное непонимание ситуации.

Он стянул с себя головной венок и тем самым вызвал недовольство у всего племени. Но вождь не изменил своему спокойствию и указал на камень, лежащий справа от моряка – тот самый об который Уильям приложился головой. Британец только заметил, что красные разводы на валуне, это не кровь, а высохшие и вымазанные глиной рисунки на тыльной стороне глыбы, изображающие быт племени. Запечатленные охота, свадебные и погребальные обряды, ритуальные танцы, если Уильям их правильно трактовал,  полностью покрывали площадь огромного камня. Но смотреть надо было на левую часть каменного холста. Иллюстрация коронованного человека, простирающего руки к восходящему от горизонта солнцу переходила в танцевальный хоровод всего племени и заканчивалась запечатленным поединком между двумя людьми. Корона переходила победителю.

— Вы хотите, чтобы я занял его место?

Нервная ухмылка появилась на сухих губах Уильяма, а в глазах застыло не верящее ушам удивление, какое бывает у человека, который в последний миг чудом избежал смертной казни.

Вождь равнодушно смотрел, не выказывая ни единого признака одобрения, но когда Уильям поднял смятую корону, вместе с племенем взорвался в крике и стрекотании. По истошным воплям непонятно было, радуются ли они новому «поднимателю» или бунтуются чужаку на священной должности. Но, тем не менее, для британца они уже не выглядели злобными и воинственно настроенными. И только лишь один член племени, пепельный, с ненавистью во взгляде провожал Уильяма в хижину

*  *  *

День длился долго. Пока меня сопровождали справить нужду, мне удалось захватить с собой маленький уголек, для того, чтобы продолжить свои записи. Племя никуда меня не выпускало. Непонятно они меня оберегают, или я все-таки под заключением? Но без обеда меня не оставили. Наоборот, блюдо было сервировано пышно и с красками, хоть и со скромным наполнением. Недоваренная странная крупа с душистым ароматом чуть не сломала мне зуб, но потом я понял, что это всего лишь камни, попавшие в мою тарелку. Специально ли? Вряд ли, хотели бы меня убить, поступили бы проще. А вот мясо обжаренной птицы выше всяких похвал. Сказываются несколько голодных дней. Но самое главное пресная вода. Я так и не смог напиться. И даже удивился собственной наглости, когда потребовал еще пару глиняных чашек.

У меня забрали порванные испачканные одежки, на стирку. Если я их правильно понял. Нет, все таки я не заключенный для них. Но все равно не особо понимаю, что они от меня хотят. Чтобы я осуществил какой-то ритуал? Надеюсь, я не стану частью жертвоприношения. Я все равно рад, что еще жив.

После приема пищи я уснул.

*  *  *

Уильяма разбудил кривоносый туземец, который бормотал себе под нос. В хижине стоял запах душистых цветов, похожий на орхидеи. Уильяму вспомнились теплицы во дворе его дома в Честере. Сад, за которым ухаживала его сестра, где они любили прогуливаться, когда он возвращался домой из плавания.

Он вышел из хижины и понял, что запах орхидей ему не причудился. Посреди селения располагался лист из бамбуковых стволов, усеянный лепестками белых и красных цветов. В копне увядающих красок, в самом центре лежала жертва утреннего вмешательства Уильяма – разукрашенное пепельной краской тело с обстриженными волосами. Женщины пели протяжные песни вокруг церемониального ложа. Вождь заметил, что британец вышел, и велел группе коренастых соплеменников подхватить носилки и потащить мертвеца по тропинке к океану. Уильям покорно последовал за ними.

Все дорогу он искал возможности улизнуть, но подстреленная утром нога бесщадно ныла, оставив мысли о побеге где-то позади.

Бамбуковый плот опустился на песчаный пляж, и вода освежила его основание.

Вождь подозвал Уильяма ближе к телу. У моряка в голове пронеслось, что его отправят в свободное плавание вместе с жертвой. Мучительное ожидание смерти, пока двое не станут кормом птицам и рыбам. Но это шанс, что его подберет случайный корабль. Да, хоть голландский. Только сколько времени потребуется до этого. День, два, неделя. Такой плот не выдержит непогоду, а под палящим солнцем человек долго не протянет.

Вождь распознал непонимание Уильяма и объяснил, что тот должен всего лишь толкнуть плот дальше в воду.

Уильям собрал в себе силы, которые появились после обеда и сна, и уперся ногами в рыхлый песок. Бамбуковое полотно не двигалось. Пальцы врезались в неровные заостренные края. Так продолжалось с минуту, но никто из племени не бросился помогать обессиленному чужаку. Наконец небольшая волна подхватила плот и рывком сдвинула его вперед. Уильям толкал мертвеца в последний путь, слегка покачиваясь от волн. Вода приятно охладила иссохшие раненные ступни. Она уже достигла его пояса и поднималась выше, когда крик вождя заставил Уильяма прекратить.

Все племя, вместе с британцем, молча, провожали бывшего «повелителя солнца», пока тот не перевернулся на большой волне. Волны усилились. На синем небе белые облака перетекали в черный столб дыма, тянущийся из-за линии горизонта.

Сердце Уильяма тревожно заколотилось.

Корабль?

Неужели где-то рядом произошло морское сражение, и проигравшее судно горит?

Это мог быть тот самый шанс на спасение. Но даже если сейчас броситься в воду и оторваться от преследования, он все равно не в силах проплыть и десятка километров. Расстояние до дыма непреодолимое. Да, и нога не позволит проплыть и милю, если меткие стрелы не сделают из него морского ежа быстрее.

— А как ты хотел, ты на острове, — отчаянно протянул Уильям самому себе.

Его потянули от берега обратно в поселок. Но он еще долго оглядывался с надеждой увидеть появившийся корабль на горизонте. Но этого не произошло.

Солнце уже клонилось к земле, когда, они, к удивленью Уильяма миновали поселение и двинулись вверх по склону по направлению к тому самому месту, где произошла их первая встреча.

Группа смуглых туземцев окружила Уильяма, отрезав его к обрыву. Вождь вышел вперед и указал рукой на солнце, и что-то пробормотал непонятное.

— Я не понимаю, — выпалил британец, когда немая сценка растянулась на продолжительное время. На смуглых лицах туземцев появилось чувство тревоги. – Что вы хотите от меня?

Вождь начинал терять терпение, как будто боялся опоздать. Он несколько раз попеременно указывал на головной убор и на застывшее над островом солнце.

— Вам нужно, чтобы я помолился солнцу? – Уильям развел руками. – Я не умею.

Вождь показал руками, как солнце заходит за горизонт и исчезает, при этом указывая на растерянного британца.

— Я не нужен для того, чтобы солнце зашло. Оно и само сделает это. – С неожиданной для себя улыбкой заявил иноземец. Окружил невидимую дугу вокруг своей ладони и заключил. – Земля крутится вокруг Солнца. Она поворачивается разными сторонами, и нам кажется, что Солнце заходит и восходит. Оно не подвижно и мне не подчиняется.

Радостный настрой Уильяма подзадорил собравшихся, и те недовольно переругивались между собой. Пепельный воин находился в центре толпы и что-то объяснял остальным, зловеще поглядывая на британца. Племя зацокало языками, подняв истошный вой. Испуганному моряку ничего не оставалось делать, как только попытаться утихомирить бунтующих. Уильям кивнул.

— Хорошо, я сделаю это, — и он попытался вспомнить, что видел сегодняшним утром, и в чем заключалась роль случайно погибшего шамана.

Уильям сел, и племя немедленно упокоилось. Нелепо растопырил руки, пытаясь обхватить ладонями края солнца, и начал тянуть горящий шар вниз. Напрягая исхудалые руки, он нервничал, сам не зная отчего. На его лице снова появилась улыбка, когда он понял, как глупо смотрится в этой цветастой короне и машинально опустил руки. Вот если бы Аннет его видела. Сестра бы посмеялась над его важной должностью. Только ей он мог позволить подтрунивать над ним.

Туземцы неодобрительно зашептались сзади. Пепельный рыча, положил руку на кобуру с ножом. И Уильям, словно спиной почувствовал надвигающуюся угрозу.

— Не убьешь. Кто же для вас сотворит закат? Солнце так и останется на небе. А по твоему виду тебе загорать уже лишнего.

Вождь как будто понял уверенную интонацию иноземца и остановил воина. Тогда тот опустил оружие.

С океана прозвучали сильные хлопки и, судя по испуганным возгласам племени, они сочли это за недовольства богов. Но не для Уильяма. Он решил, что между британским и голландским флотом завязалась схватка, которых не было уже много лет. И громыхания пушечных выстрелов донеслось до них снова. Но сейчас новоиспеченный шаман ничего не мог поделать с этим, ему оставалось только успешно играть свою роль и надеяться на спасение.

Уильям понял, что не так уж это и сложно – притворяться, чтобы остаться в живых. Потому что пока ты способен посадить солнце, ты нужен этому племени живой. Главное не придавать значение тому, что делаешь естественные, не зависящие от него, вещи. Работа, которую трудно испортить. В молодости он мог только мечтать об этом.

В траве британец заметил свои часы, которые потерял здесь ранним утром. Они понадобятся ему, чтобы знать, когда ждать восход и заход солнца.

Он сложил ноги крест-накрест, закинул назад вспотевшую голову и проводил распростертыми руками небесное светило за горизонт, пока последние лучи солнца не покинули его ухмыляющееся лицо.

*  *  *

Должно быть, 9 апреля 1815 года.

Я умело управился со своей должностью. Просто великолепно. Никогда не мог подумать, что стану заниматься такой ерундой, как сажать солнце за горизонт. Если кто-нибудь узнает про это – засмеют и лишат чина. А может, и вообще упекут в больницу. Черт бы побрал этих дикарей. Не понимаю, как им объяснить, что есть естественный порядок вещей – Солнце встает на востоке и садится на западе. Природу не подчинить. Нерушимые истины всегда остаются истинами. А сомнения рождаются от незнания. Но их незнание только на руку мне. Перечить и переубеждать их – последнее, что я собираюсь делать. Притворяться – мой единственный шанс выбраться отсюда живым.

*  *  *

Уильям продремал всего пару часов, несмотря на глубокую усталость. Когда он открыл глаза, то в хижине еще стояла кромешная тьма. В воздухе витал едва уловимый запах гари и дыма. Это навело его на мысли, от которых он так и не смог заснуть. В его голове снова прозвучал рокот дневных пушечных выстрелов. Скорее всего, у туземцев имеется что-то наподобие лодки. Что если удастся рвануть в море наудачу? Это была безрассудная мысль конечно. Но если даже он найдет что-то похожее на лодку или плот, на нем ему проплыть суждено в лучшем случае несколько километров, пока палящее солнце не высушит его и превратит в обезвоженный сухарь.

Мысли о неудачном побеге прервал зашедший в хижину худой молодой туземец.

Уильям взглянул на часы и понял, что скоро рассвет. А значит – это время, для его долга «поднять» солнце для всего племени. Да что уж там – для всей Земли. Великие дела ждут его. Уильям криво усмехнулся. К тому же он не мог допустить, чтобы племя узнало, что солнце встает само и британец больше не нужен. Неужели они никогда еще опаздывали на восход и закат. Уильям восхитился дисциплинированности этого племени.

Все еще спали, когда Уильям приказал туземцу поднять всех. И тот издал протяжный гортанный крик.

Отзавтракав обжаренными ящерицами или лягушками, Уильям не понял точно, что ему дали, они устремились наверх, чтобы совершить ежедневный ритуал.

Ночь была темная, да и к тому же с густыми облаками. Уильям впервые в жизни ощущал темноту всем нутром, словно они находились не на поверхности земли, а в недрах глубокой пещеры. Ни одной звезды не освещали им путь. Даже краешка луны не видно, хотя в предыдущие ночи он отчетливо помнил о нарастающей луне.

Они зажгли тростниковые факелы, и только благодаря ним смогли добраться до места.

Поднявшись на уступ, Уильям ощутил на себе внимательный взгляд всех присутствующих и заметил, что все племя собралось полукругом к нему. Он почувствовал некую ответственность за этих людей. Для них он должен был выполнить великое дело – чтобы настал новый день. В них теплилась вера, в то, что следующий день может не наступить, если человек не примет должных мер и усилий. Ему даже стало жалко их, и не хотелось разочаровывать, что это лишь иллюзия.

Ноги в ободранных по колено штанинах задрожали. Но волнения Уильям не чувствовал.

Землетрясение!

И оно становилось все сильнее. Неприятно закружилась голова, от дрожащей картинки перед глазами. Все племя легло на землю, а некоторые жалобно залепетали, взывая к своим Богам.

Раздался оглушительный раскатистый взрыв. Грохот больно ударил по ушам, разнесся по всему острову, словно невидимая волна цунами поглотила все живое.

Тряска стихла также внезапно, как и возникла.

Волнение племени напряженно повисло в воздухе и ощущалось среди них во взглядах и словах. Они торопили Уильяма, чтобы он, наконец, начал церемонию, указывая за горизонт.

Племя разделилось. Одни истошно вопили, гневно тыча копьями в Уильяма и злобно угрожали расправой. Другие – под предводительством жилистого вождя пытались утихомирить остальных. Отделившись от числа недовольных, один туземец воткнул копье в землю точно перед ногами Уильяма. Это был тот самый «пепельный» воин, который поймал британца прошлым утром. Уильяму показалось, что тот вызывает его на бой, чтобы должность «повелителя солнца» вернулась от чужака к коренному жителю.

Вождь со злостью схватил за плечо соплеменника и выпятил зубы, пристально глядя в глаза недовольному соплеменнику.

Остальные притихли.

Почувствовав себя в одиночестве, «пепельный» туземец с гневом выдернул копье из земли и отошел в толпу. А вождь с оставшейся злостью на лице указал британцу на то, что он должен продолжать.

Уильяму понял, что после проведенного ритуала его в племени не ждет ничего хорошего. И ему необходимо придумать план побега. Он взглянул на потертые часы. Время близится к рассвету, но вокруг стояла кромешная беззвездная ночь. Он повторил все те же телодвижения, что и вчера вечером, и сел дожидаясь появления солнца.

Прошло минут десять, потом еще двадцать. А с момента как они пришли на скальный выступ и весь час. Но ничего не происходило. Темная ночь окутывала взволнованных туземцев, пристально всматривающихся в горизонт в надежде увидеть желанные лучи. Не было даже ночной прохлады, которая приятно щекочет кожу. В воздухе стояло жаркое напряжение, словно был полдень.

Глубокая ночь, не иначе.

Немного стало светлее, но Уильям решил, что это его глаза привыкли к темноте.

Он посмотрел на потрескавшийся циферблат снова. Время восемь часов утра.

Не может быть!

В это время на корабле уже вовсю кипела работа, а солнце было высоко над горизонтом. Очевидно, часы спешили или сломались. Еще слишком рано. Да, конечно, еще не подошло подходящее время.

Вождь в гневе прыгнул к Уильяму и зацокал языком.

— Рано, еще рано, — пытался объясниться британец, но в глубине души, почему то не мог поверить собственным словам.

Еще раз взглянул на небо. Его глаза жадно метались по черному полотну. Ни одной звезды, словно их задул  сильный ветер, как восковые свечи на окне.

— Облака видите? – Уильям указал наверх на контуры густых темных масс, которые плотно смыкались друг с другом, образуя единый черный занавес. – Они не дают пробиться солнечному свету.

А может он сказал это себе, чтобы поверить в желаемое. Даже в самую плохую погоду все равно становилось светло в дневное время. Но сейчас все было по-другому. Темная глубокая ночь, не иначе. И еще этот преследующий запах гари.

Вождь одернул синий китель британца, и еще раз указал на горизонт. Уильям кивнул. И начал поднимать руки, боясь поверить в то, что именно он причина того, что солнце не взошло.

— Ну же, ну же, давай! — От невнятного бормотания себе под нос, он перешел на отчаянный крик. На лбу проступили крупные зернышки пота, которые градинами падали на сухую землю, высохшую от горелого плотного воздуха, как в полдень на солнцепеке.

Море штормило. И снова землю сотрясло землетрясение. Подул сильный шквалистый ветер.

Уильям, не переставая, твердил себе, что этого не может быть, что не он причина возникшей бури.

С неба хлынул дождь, а вместе с ним медленно спускались седые воздушные комочки, которые словно первый снег оседали на траве, бамбуковой рощи и испуганных лицах людей.

Пепел.

Озаряющая мысль молнией сверкнула в голове Уильяма, и он закричал одновременно и с испугом и с радостью.

— Вулкан! Из-за него заволокло все небо, — он кричал, обращаясь к непонимающему племени, словно открыл новое изобретение и бешено затряс рукой, показывая за горизонт. – Где то там есть вулкан. Произошло извержение. И небо заволокло из-за него.

Уильям часто видел выбросы извержения вулканов в морских кампаниях, но чтобы дымка пепла и пыли настолько могли затянуть небосвод – это впервые.

Порывы сильного ветра нарастали, и волны океана обрушивались на песчаный берег, набирая обороты. Одна волна поднялась настолько высоко, что подмяла под себя  прибрежные маленькие манговые деревья. Океан обгладывал береговую линию, пока бамбуковая роща не покрылась темной и пенящейся водой. Птицы в суматохе покинули гнезда и полетели в противоположную сторону от цунами искать ближние безопасные острова.

Но не все могли покинуть остров. Племя истошно завопило и бросилось к своему поселению – женщинам и детям. Все, кроме «пепельного» воина.

Вождь еще раз взглянул  на Уильяма, и в его взгляде застыло презрение и ненависть к чужеземцу, устроившему Апокалипсис. И побежал к остальным, помогать спастись в зарослях леса на возвышенности. Уильям хотел объяснить, что причина обрушившегося катаклизма не его рук дело, но не мог, и на это не было времени. Необходимо выжить.

Единственный кто не паниковал – «пепельный», который поднял копье и метнул в Уильяма, но тот успел укрыться от броска за камнем. Тогда туземец вытащил маленький нож и двинулся к противнику. Порыв ветра подтолкнул Уильяма на оружие, и еще немного, и острие вонзилось бы в худую костлявую плоть. Но воздушный поток в тот же момент врезался в  «пепельного» и тот, чуть не сорвавшись вниз, упал на землю возле края. Нож, сверкая, полетел вниз, исчезнув в темном пятне бамбука.

Капли дождя, перемешавшись с ошметками пепла, превратились в мелкую кашу, из-за которой поверхность стала скользкой. Отчего Уильям не смог убежать от оппонента, и они, сцепившись, покатились по наклону к обрыву. Вся одежда британца промокла насквозь. Корона на его голове просела, но еще крепко держалась. Плечо Уильяма прибило к выступающему камню, что удержало его наверху, а «пепельный» движимый инерцией, подлетел, свесившись с обрыва. Туземец успел ухватиться за мокрую корону на британце и повис на ней. Голова Уильяма вскинулась назад, отчего он сильно ударился о камень затылком. Но этот толчок ослабил головной убор и туземец вместе с короной полетел вниз в утопающую в океане бамбуковую рощу.

Солнце все еще не восходило. Ночная темень покрывала округу, смешиваясь с сильным шквалистым ветром и проливным дождем.

Уильям бросился бежать наверх по склону. Обернувшись, он увидел как в низине, племя пытается спастись от выплеснувшейся реки из русла. Взбесившаяся вода сметала все на своем пути. Легкие бамбуковыми домики складывались, словно карточные, подминая под себя, пытавшихся удержать за них туземцев. Они цеплялись за ветки одиноких деревьев, но тонкие стволы ломались пополам, унося на себе отчаянных спасающихся. Кого-то засосало в воронку под корни, вырванного из земли дерева. Песчаный откосный берег размыло, и он обрушился. Одна за другой волны съедали кусочки острова, разбивались лишь о подножья гор.

Уильям сорвался вниз, чтобы помочь выжившим, попутно выхватив копье из земли. Ловкими движениями он вытащил зацепившихся по очереди  за копье двух женщин с детьми в тот самый момент, когда поток смыл бамбуковый дом. Вместе они перескочили взбесившееся бурное течение реки и присоединились к остальным выжившим, во главе которых был вождь. Он видел, что Уильям спас нуждающихся соплеменников и одобрительно кивнул. Единственным путем на спасение оставалась тропинка на ритуальный холм, куда они и направились.

Они укрылись в маленьком гроте. И каждый с надеждой смотрел на небо, ожидая, что буря прекратится.

Все племя не могло поверить, что тот день, который они так пытались избежать настал – солнце не взошло.

*  *  *

Неизвестная дата.

Наконец солнце пробилось сквозь темную пелену густых облаков. Дождь льет не переставая. Неизвестно сколько прошло часов. Может пара дней. Эта катастрофа приведет к большим последствиям по всему земному шару, которые могут быть непоправимы. Сегодня солнце взошло, но может настать день, когда оно так и не покажется за горизонтом. И причина может быть совсем рядом, здесь на Земле.

Нет ничего абсолютного, вечного. Все меняется.