Что важнее: тепло и ласковый свет печи или же огонек свечи?..
В доме у ведьмы стояла старая-престарая печь, подобных которой больше не было ни у кого во всем городе. Эта печь, как и сам дом, видала еще предков наших предков, которые верили, что в печи за заслонкой живет божество, а всем в этом мире управляет магия.
Вот и ведьма жила по тем же законам, а потому пребывала в ладу со своим жилищем и его убранством, а также со всеми духами, что его населяли. Там, во внешнем мире, люди могли грохотать по рельсам тяжеловесами-паровозами и бороздить небо на крылатых суднах, но только не здесь. Здесь по-прежнему властвовал мир первозданной природы, в котором у каждой, даже самой крохотной травинки и вещицы имелась душа, и с ними можно было побеседовать. Все вокруг было несомненно живым, и ты сам являлся частичкой этой обширной, всеобъемлющей жизни.
Ведьма полюбила свою печь с первых же минут, как здесь поселилась. Зеркало гирляндой украшали пучки сушеных трав, грибов и ягод, на лежанке громоздились баночки-скляночки с самым разным наполнением, а за чугунной заслонкой, черной от добротной копоти, что хранила в себе память не одного поколения ведьм, обитало живое пламя.
В печи ведьма пекла пироги и всевозможные сладости для гостей, а студеными вечерами жгла в ней чаровные травки, чтобы их хмельной дух разносился над спящим городом, даруя людям крепкий и здоровый сон, хорошее настроение и внутреннюю защиту.
Имелся у ведьмы и волшебный фонарь, тоже особенный, каких больше никто не видывал: он был смастерен из толстого, узорчатого стекла и скреплен железными прутьями. Обычно в таких фонарях горела свеча или масло, но у ведьмы в нем жил мотылек полнолуния, что освещал весь дом от уголка до уголка неясным, голубоватым светом. С этим фонарем ведьма творила магию и совершала обряды с травами.
Кроме того, весь дом был обставлен десятками десятков свечей — толстых и тонких, как палец; крохотных огарков и огромных, закруженных как леденец; красных, желтых, белых как молочные зубы и даже зеленых, с примесью полыни. Свечи также исправно служили свою службу — отгоняли дурных духов и верно помогали при проведении ритуалов.
У всякой вещи было свое предназначение, и тем не менее, печь по праву считалась особенной, ведь она была домом и домовиной бессмертного воскресающего бога; в ее горниле гнездился птенец солнца-птахи, пернатый бог огня. И чтобы не бросал он в лютую кручину и впредь помощью не обделял, бога нужно было кормить, ибо без него не было бы вообще ничего — ни житья, а значит, и ни дома.
Как дитя растет и крепнет в утробе матери, так и хлеб выпекается в печи, набираясь сил и магии. Ведьма тщательно блюла эту традицию: она брала от земли колосья да ягоды и закаляла их огнем, а огонь обязательно возвращал ей румяные, ароматные караваи и пироги. Вскоре предстояли великие праздники середины осени и конца месяца, когда ведьме придется испечь немало сладостей — и для ребятишек, и для горожан, и для услады различных альвов. Предвкушая этот сладкий тяжкий труд, ведьма сгорала от нетерпения.
Каждый вечер перед тем, как лечь спать, ведьма выполняла свои ежевечерние обязанности, одним из которых было поворошить в печи угольки, почесать им лоснящиеся спинки, чтобы тлели они до самого утра, разнося по дому тепло и не позволяя печи хоть на мгновение заснуть, ибо мертвая печь — беда всему жилищу.
А чтобы угольки не охладели, оберегал их по обычаю печной дух, что жил в подпечнике, и в благодарность за свою работу он получал от ведьмы кусочек пирога и чашку молока.
Однако в ту злосчастную ночь проскользнул откуда ни возьмись в ведьмин дом ночной сквознячок и, как шаловливая девка, давай кружить по кухне, взметывая ситцевые занавески, точно полы бального платья.
Закружился с ним влюбчивый печной дух, позабыв обо всем на свете, и про обязанности свои тоже не вспомнил; не уследил за угольками. Охладела печь, погасло ее материнское лоно. Прервался и поток травяных чар, что вился через трубу к мирно спящему городу.
Проснулась ведьма от того, что ершистый холодок облизывал собачьим языком ее босые пятки. Поежилась, кутаясь в шерстяное одеяло, но согреться это не помогло, точно кровать стояла не в доме, а прямо посреди двора. Одетый в шубку кот жался к ее боку, не позволяя сбежать последним крохам тепла, что еще теплились меж их телами.
В доме было сыро и темно, на окне призраками шевелились занавески, за которыми едва-едва занимался васильковый рассвет, а под мебелью и в лесу все еще таилась дремотная ночь.
В следующую секунду до ведьмы дошло, что что-то не так; она вскочила, откинув одеяло, и с колотящимся сердцем помчалась на кухню. Живот скручивало дурным предчувствием. Подскочив к печи и отодвинув заслонку, она ахнула от ужаса — угли погасли, превратив горнило в холодный и мертвый склеп! Нерадивый печной дух виновато выглядывал из-за веника, но вылезти не решался — знал, что напортачил!
Сколько бы не пыталась ведьма разжечь угольки, жизнь из них давно уже улетучилась — с тем же успехом можно было раздувать мехами камни на дороге. А без огня как быть-то? Ни тебе тепла, ни магии и защиты. Негде ведьме было взять даже лучинку, ведь красно солнышко еще не встало, не расправило свои пламенеющие перья.
Схватила тогда ведьма свою метелочку и побежала по хрусткой дорожке, а затем и в лес, горящий тем пламенем, что не соберешь для печи. Идти в город за подмогой не было времени — совсем скоро весь дом окончательно остынет, а без чар и огня он станет легкой добычей для злонравных духов. Как долго Господин Черный Кот сможет его защищать в ее отсутствие?
Ведь как наступить новому дню, коли солнце-птаха не вспорхнет со своего гнезда? И как ему вспорхнуть, коли не расстелет ему путь румяная дева-заря, которую созывало в смертный мир пламя ведьминой печи? Занавесит мир вечная ночь, погрузив каждый клочок Земли в ледяной мрак.
Неслась ведьма и лисицей, и быстроногой оленихой, и наконец нашла то самое место, где проходила невидимая грань меж мирами, а темный лес уже подступал вплотную, черня траву и вышивая осинам чепцы из паутины. С подножия холма, откуда вели наверх поросшие мхом ступени, было прекрасно видно кривую сосну, что дырявила макушкой дымную парусину неба. Солнце-птаха уже расправляло крылья, просыпаясь, и лес начинал заливаться румяным жаром, а с востока слышалась поступь зари.
Нужно было спешить ведьме! Не увидит заря дымку из печи, не сможет расстелить перламутровые шали, не прилетит солнце, не настанет новый день!
Припустила ведьма к сосне, прыгая через три ступеньки, и так она спешила, что тень не поспевала за ней, утопая в темени, а солнце уже вспорхнуло из гнезда и важно, неспешно сделало пробный полет над холмом, рассыпая рдеющие перья. В тех местах, где оно пролетало, небо прогорало насквозь, точно хрупкий шелк, и сквозь образовавшиеся золотые прожоги проглядывало обновленное, свежее и ясное утро.
Не раздумывая, ведьма подхватила одно из оседающих перьев и чуть не выронила, вскрикнув, — таким оно было обжигающе-горячим! Словно в ладонях трепетно билось настоящее пламя! Смотреть на него можно было только сквозь слезы. Такое яркое, сияющее, что одного единственного перышка хватило бы, чтобы осветить весь лес.
В считанные секунды ведьма достала из сумки свечку — толстенькую, как бочонок — и поселила в нее перышко, и оно тут же взвилось брезжущим лепестком на фитиле-жердочке. Прикрыв его ладонью от ветра, ведьма припустила в обратный путь, волнуясь, что не поспеет вовремя. А за ней почти по пятам по небу парило солнце, и кроны деревьев позади уже окрашивались в беличьи шубы.
Больше ведьма не оглядывалась. Она пронеслась по скрипучей дорожке и опрометью заскочила сразу на кухню, в остывшее нутро дома. Сев на колени около печи, бережно, точно новорожденное дитя, сняла со свечи перышко и уложила его в горнило. И словно по волшебству, а вероятно, так оно и было, дом сразу же стал наливаться желанным теплом, а за окном, лукаво заглядывая внутрь, уже развешивала кисейный полог заря.
И вновь заплясал, трепыхая крыльями, в горниле бессмертный птенец солнца-птахи, пернатый огненный бог с петушиным гребнем.
Так что же важнее: печь или свеча?
Нельзя им никак быть по отдельности. Одна всегда поддерживает другую, как мать любимую дочь, ибо вскормлены они единым солнцем.
Ведьма знала, как никто другой, как важно поселить в отчем доме солнце.