Рождество на Эбби Роуд

Высота была запредельной, а вода на вид ужасно холодной. Настолько холодной, что Оливия пустила в сердце сомнение, а стоит ли прыгать? Она стояла на мосту двадцать минут, ветер холодил мокрые щеки и заставлял уставшие от слез глаза щуриться. Руки, казалось, вмерзли в поручень, перчатки мало помогали, скорее мешали схватиться посильней.

Для кого-то двадцать минут это мгновение, но для того, кто прощается с жизнью – вечность. Оливия успела вспомнить о родителях, которые не подозревают об отчаянии дочери, об увольнении с работы, о бывшем парне, что таскал домой любовниц, а после сбежал, оставив Оливии не только квартиру, но и не выплаченную за нее ипотеку.

Как там он говорил? «Купим квартиру, а там и поженимся, заживем!». Хорошо хоть детей у них так и не получилось. Оливия хотела детей, она мечтала о них, но забеременеть не смогла, судя по отцу, который достался бы детям, к лучшему.

Она понимала, самоубийство в канун Рождества не выход, но поделать с собой ничего не могла. Да простят ее все святые, все навалилось разом и достигло точки кипения. Мозг не находил выхода из ситуации, а душа мечтала выйти из бренного тела и хоть на миг почувствовать свободу от обязательств и бесконечного чувства одиночества. Как в детстве, когда все что у тебя в голове сводится к игрушкам и сладкому, которое обещали, если съешь суп. И ласковые объятия мамы.

Оливия всхлипнула и вытянула вперед ногу, как бы делая шаг. Хватит тянуть, раз решилась, значит надо прыгать.

— Прошу прощения, не будете ли вы так любезны подсказать, как пройти на улицу Эбби Роуд?

До нее не сразу дошел смысл вопроса, а от внезапного появления неизвестного за спиной, девушка чуть было не разжала руки, но нет, перчатки скрипнули, сильнее вжимаясь в поручень.

— Что?

Сквозь слезы она не могла толком разглядеть собеседника. А еще было ужасно неудобно смотреть на него вполоборота. Совершенно ясно было только одно, у него на голове шляпа, а в руке трость. От нелепости происходящего у Оливии вырвался смешок. Кажется, кто-то перечитал классической литературы и теперь представляет себя эдаким джентльменом в канотье и с тросточкой.

— Улица Эбби Роуд, как к ней пройти, пожалуй, я слегка заплутал.

— Вам нужно сесть на автобус. Отсюда до Эбби Роуд далеко. Если выйдете с моста и пройдете немного вперед, то увидите остановку, там сядьте на автобус 139 и езжайте до центрального стадиона для крикета.

Все это Оливия выговаривала с трудом, каждый раз прерываясь на короткие всхлипы. В голове крутились мысли о том, как может этот человек так спокойно стоять и смотреть на чужое горе? Люди стали бездушными, хоть вешайся перед ними, разве что попросят подождать пока они достанут телефон, чтобы снять все на видео. А ведь сейчас Рождество, время чудес и добрых поступков!

— Благодарю вас за столь подробный ответ, всего хорошего.

Джентльмен в канотье поклонился и даже сделал шаг вперед, но вдруг вновь повернулся к Оливии.

— Простите за беспокойство, но вам не холодно?

От абсурдности ситуации Оливия не выдержала и аккуратно переставляя руки и ноги повернулась к джентльмену лицом. Перед ней стоял обычный мужчина, в меру упитанный в меру усатый, даже его вежливая улыбка была тоже в меру. Аккуратная шляпа канотье, с иголочки, но абсолютно устаревший, примерно на два века, костюм и трость, которой джентльмен выстукивал одному ему понятный ритм.

— Вы не видите? Я занята, — Оливия в раздражении взмахнула правой рукой и поняла, что не удержится, левая рука начала скользить, а девушка отклоняться назад. И быть бы Оливии в скором времени на дне реки, как сильная хватка вернула ее в устойчивое положение.

Джентльмен держал девушку крепко, при этом с губ у него не сходила вежливая и кроткая улыбка.

— Осторожней, здесь скользко, а вы совершенно точно устали, моя дорогая. Вы напоминаете мою тетушку Мюрреэль. Она так же загоняла себя день деньской и никому не говорила о своих переживаниях, а если ей перечили, непременно возражала. Прям помню ее резкий, словно лезвие точат об точильный камень, голос: «Милый Адам, оставьте, иначе я изволю огорчиться, а вы знаете, после, у меня ужасно болит голова».

Все то время пока мужчина болтал он продолжал держать руку Оливии. Разговор продолжился, а девушка и не заметила, как перелезла через перила в безопасное место. Так они и стояли, держась за руки. Адам говорил, а Оливия будто хваталась за последнюю соломинку в своей жизни.

Внезапно Адам прекратил рассказывать о тетушке Мюрреэль и обратил все внимание на спасенную.

— Вы вся дрожите, дорогая. Так не пойдет.

Он стукнул тросточкой об асфальт три раза, провернул набалдашник, отчего мир, словно декорации в театре пролетел перед глазами Оливии. И вот они уже сидят в уютном кафе, за окном падает снег, а перед ними стоят чашки с горячим чаем.

— Вот так намного лучше. Настоящий джентльмен не даст замерзнуть даме.

Оливия не знала что делать. Хотела закричать, но осмотревшись, передумала. В кафе было много посетителей, в том числе молодежь с телефонами в руках. Им хватит доли секунд, чтобы включить видеозапись и на утро она станет городской сумасшедшей.

Следом за этой мыслью, пришла другая, очевидная, но более правдоподобная – она во сне. Ну конечно же! Все это глупый сон, сейчас она проснется и все будет как прежде, всего лишь парень, который бросил ее, ипотека и увольнение. Никаких чудес!

Оливия ущипнула себя как можно сильней, но увы, Адам не исчез, как и все кафе. Современного человека трудно чем-либо удивить. В век высоких технологий, сенсорного экрана и машин, работающих на зарядках, чудеса потеряли свою прелесть. Но все же раз в год сердце нет-нет да замрет. Человек говорит всем, что не верит в магию, но наступает Рождество и вот он бежит к ёлке за подарком, который непременно оставил Санта-Клаус, мифический дед, проникающий в дом через камин. Вот и Оливия ощущала себя так же.

Она будто сидела под ёлкой с большой коробкой в руках, а к ней пришпилена записка: «Чудеса бывают, милочка, не дури».

— Какого черта здесь происходит? – прошептала Оливия, отодвигаясь от Адама подальше.

— Ну зачем же так грубо, дорогая? Это всего лишь элементарное перемещение в пространстве. Перенос с одной точки в другую. Телепортация, если так будет понятней.

— Бред, – воскликнула Оливия, громко стукнув ладонью по столу, чем тут же привлекла внимание нескольких людей. – Чушь полная, — вновь понизила она голос до шепота. — Телепортации не существует, а если бы и существовала, то все бы о ней знали.

— Да, да, и переносили наркотики и оружие, — поддакнул Адам, делая глоток чая. Он сидел с абсолютно прямой спиной, держа перед собой чашку так изящно, что Оливии стало стыдно за свое сгорбленное состояние, не хватало только прихлебнуть со звуком.

— Поймите, дорогая Оливия, перенос доступен только тем, у кого есть разрешение. А в канун Рождества разрешение есть только у духов, официальное и подтвержденное подписью главного.

Мужчина ткнул пальцем наверх, показывая куда-то в потолок. Чай изо рта Оливии выплеснулся обратно в кружку под укоризненным взглядом Адама. Он вытащил из кармана платок и протянул его девушке. Оливия смущенно промокнула губы и нервно скомкала платок в руках.

— Духи, в смысле настоящие? Ну такие белые, летающие?

— Нет прозрачные, прям как я сейчас, — съязвил мужчина, кривляясь. – В самом деле, Оливия, где ты нахваталась подобной чепухи? Хотя прости, о чем это я, в ваших новомодных книгах и драконы уже не драконы, а объекты воздыханий. Духи могут быть разной классификации и предназначения. Я дух Рождества, законы которого ты сегодня чуть было не попрала своей глупой выходкой.

Оливия вспыхнула от стыда и негодования. Резкий переход на «ты» от вежливого и доброго Адама обескуражил. В самом деле, как-будто она виновата во всех своих неприятностях.

— Именно ты виновата, — поддакнул ее мыслям Адам. Невозмутимо сделал еще один глоток чая и продолжил. – Тебя кто-то заставлял брать ипотеку на себя? Скажешь это сделал юноша? А вот и нет. Он лишь подтолкнул, а ты окрыленная весьма расплывчатыми мечтами о славном совместном будущем побежала в банк. Уволили тебя без причины? Лукавишь, дорогая. На корпоративе ты напилась и высказала начальнику все что о нем думаешь, а еще забыла сдать важный отчет, от которого зависела премия многих людей. Но зачем же тебе думать об этих людях, когда есть ты, такая несчастная. А измена…

Тут Адам задумался и, как бы оправдывая скорее себя нежели парня Оливии, пожал плечами.

— Изменяют практически все, но это не повод накладывать на себя руки. Но хватит разговоров, моя дорогая. Я пришел не затем, чтобы воспитывать тебя, это дело прошлое. Сейчас мы совершим небольшое путешествие. Ты же любишь путешествовать? Вот и отлично!

И вновь Оливия услышала троекратный стук трости, Адам провернул набалдашник и мир завертелся.

Они остановились посреди заснеженной улицы освещенной тусклым фонарем. Тишина давила и заставляла нервно оглядываться по сторонам, как в фильмах ужасов, когда внезапно появляется призрак или маньяк-убийца.

Впрочем, Оливии хватало своего собеседника. В голове до сих пор не укладывалось, что она путешествует сквозь пространство с духом Рождества (что за чушь) и молча выслушивает от него все претензии. Да ее не заставляли брать ипотеку, но разве у нее нет права мечтать о счастливой жизни с любимым и стараться воплотить эти мечты в жизнь? А начальник у них козел, он заслужил каждое слово, что она ему сказала. С отчетом согласилась, ее косяк.

— Оливия, ты меня слышишь?

Поток мыслей прервался щелчками пальцев прямо перед глазами девушки. И вновь этот укоризненный взгляд. Такой у ее бабушки, строгой английской дамы. Оливия ощутила себя нерадивым маленьким ребенком, которому дают очередной подзатыльник за невнимательность.

— Слышу, зачем мы здесь?

— Мы пришли на концерт, обожаю самодеятельность.

Адам приглашающе повел тростью в сторону неприметной двери, оттуда доносились звуки музыки и аплодисменты. Оливия подозрительно посмотрела на своего спутника, но его честный взгляд не давал даже на минуту усомниться в нем.

Они прошли по темному коридору в небольшой зал. Освещение здесь было приглушено, на раскладных стульях сидело много людей, а впереди на импровизированной сцене начиналось театральное представление. Адам и Оливия прошли чуть вперед, чтобы ближе рассмотреть постановку. Играли не профессиональные актеры, скорее даже совсем не актеры.

Она разглядела потрепанную одежду и стертые башмаки. У некоторых «актеров» кожа была сухая и дряблая – вечный спутник пьющего человека. Но они играли, как умели, старались изо всех сил и видно было, получали удовольствие. Декорации из старых коробок, бутылок, полотенец и прочего ненужного хлама смотрелись на удивление приятно. Коробки раскрасили и составили из них пещеру для Гринча, а из полотенец и бутылок изготовили подарочные свертки и положили под ёлку.

— Это бездомные, мы находимся в обществе волонтеров, которые добровольно помогают людям, лишенным всего, кроме, — Адам сделал паузу и посмотрел на Оливию, — своей жизни — самого ценного, что есть у каждого человека.

Представление началось, и Оливия узнала постановку «Гринч – похититель Рождества», одну из самых знаменитых и всеми любимых Рождественских историй.

«В 4 часа – я жалею себя, в 4:30 – глазею в пропасть. В 5 часов – решаю проблему мирового голода, никому не говорите» — воодушевленно вещал со сцены главный герой. На этих словах зал взорвался смехом, а вместе с ними и Оливия с Адамом. Надо отдать должное главному актеру, мужчине на вид сорока лет с вымазанным зеленой пастой лицом, он играл отлично, мимикой передавая всю гадливость Гринча.

«5:30 – зарядка. В 6:30 – ужин с самим собою, нельзя же его отменять. В 7 часов – борьба с презрением к себе».

Оливии стало жарко и душно. Внезапно пришло осознание. Она – Гринч. Самый настоящий зеленый похититель Рождества. Даже в самые счастливые, на ее взгляд годы, когда все было хорошо на работе и в личной жизни, она все равно презирала себя. Презирала за все несбывшиеся мечты и надежды, за неспособность взять свою жизнь под контроль, за курение и даже за свою внешность: не идеальную, немного полноватую и курносую. И ничего не делала, чтобы как-то это исправить, ей легче было просто пожаловаться на жизнь подругам или коллегам. А ведь у них тоже есть свои проблемы, они такие же люди. Но ее это никогда не интересовало, как и тот самый отчет, который она не сдала вовремя.  Как там частенько говорила бабушка? Безалаберная?

— Видишь этого мужчину? – Адам прервал самобичевание Оливии и указал на главного актера. – Он чудесный человек, добряк каких мир не заслуживает. Но его жена была недовольна мужем, она развелась с ним, отсудила детей, все имущество и оставила его чуть ли не голым и все это благодаря любовнику юристу. Но он не пошел на мост, даже в своем плачевном состоянии продолжает помогать людям. Такие праздничные постановки – его идея. Он старается поднять дух тем, кто совсем отчаялся и у него получается! Кстати в первом ряду сидит его старший сын, после представления он подойдет к отцу и обнимет его, а в будущем поддержит.

— К чему ты мне все это рассказываешь, Адам? – Оливия раздраженно вздохнула. Она изо всех сил сдерживала слезы. – Я сглупила, признаю, ты этого добиваешься? К чему все эти показательные выступления?

На них шикнули, чтобы парочка прекратила болтать. Гринч как раз собирался похитить Санту, они мешали разговором и сбивали актеров с нужного настроя. Адам встал, галантно предложил Оливии руку, и они чинно вышли из зала, так и не досмотрев постановку.

Адам не отвечал на ранее заданный вопрос, он лишь медленно шел все еще держа руку девушки на сгибе локтя и похлопывая слегка ладонью другой руки, как бы успокаивая собеседницу. Оливия следовала за ним, не пытаясь поторопить или остановить. Она устала, смертельно. Вечер как жвачная резинка тянулся, начиная от моста и до улицы, по которой они шли.

— А все же, где улица Эбби Роуд? – Адам остановился и с интересом оглянулся. – Да мы ведь совсем близко, Оливия!

— Сдалась она тебе, эта улица, – девушка устало поплелась за мужчиной. Адам бодро шел вперед, таща Оливию словно на буксире.

— Ради Битлз, моя дорогая! Я поспорил с Джоном, что пройду как Пол по пешеходному переходу, босиком и с сигаретой. Ненавижу проигрывать, знаешь ли.

Оливия вырвала руку из хватки Адама и остановилась. В груди полыхал огонь возмущения. Битлз! Все это ради того, чтобы эта субстанция прогулялась по знаменитому месту и выиграла спор у почившего музыканта!

— Не смотри так злобно на меня, дорогая. Ты вновь начинаешь походить на мою тетушку, а та была сварливой женщиной вплоть до кончины. Не уподобляйся столь глупому поведению. И нет все путешествие мы проделали не ради Битлз, а ради Рождественского чуда, — Адам споро снял ботинки и достал из кармана плаща сигарету.

— Какого чуда?! – Оливия уже не сдерживалась, по ее щекам вновь потекли слезы, она уже и забыла, что не далее, чем час назад рыдала взахлеб стоя на мосту.

— Ради желания жить, Оли, — мягко ответил ей Адам. Он зажег сигарету, сделал первый шаг и обернулся к девушке. — Ради того, чтобы не презирать себя и находить в малом большее. Жизнь и так коротка, не стоит намеренно укорачивать ее еще больше.

Оливия захлопала ресницами мокрыми от слез. Она и правда забыла, да и честно говоря, даже там, стоя на мосту, понимала, что умирать не хочется, а все проблемы решить можно. Ей просто нужна была поддержка, толчок, но не в пропасть, а наверх. Девушка стояла и смотрела как Адам идет по долбанному пешеходному переходу на Эбби Роуд, босой и с сигаретой в руке. И ей захотелось сделать так же.

Она скинула сапоги и ступила на холодный асфальт, но ей не было холодно, скорее она почувствовала восторг. Ни разу она не была на Эбби Роуд или не каталась на колесе обозрения, тот самый знаменитый Лондонский глаз. Сколько же она пропустила за вечной спешкой куда-то или же наоборот – ленью?

— Ну-ну, а теперь бегом надевать сапоги и домой, а то так и заболеть недолго, — проворчал Адам, глядя на намокшие от снега носки Оливии.

Он дождался пока Оливия обуется, три раза стукнул тростью и перенес ее к дому родителей. Уютный английский дом глазел на них желтыми окнами, а из печной трубы валил дым. Все было таким же, как и 10 лет назад, когда она покинула родное гнездо. Ничего не менялось в милом семейном районе и именно эта скука заставила ее уехать.

Каждый раз она отказывалась провести Рождество с родителями и теперь ей было стыдно заходить в дом. Мама тут же начнет охать и жалеть ее, а отец закрываться за развернутой газетой и периодически недовольно прочищать горло. Этот звук с детства означал, что дочь не оправдала ожиданий.

— Иди, — Адам подтолкнул ее к двери. – Они ждут тебя, даже когда ты не приходишь. Не осуждай родителей, они ругают потому что любят. И не торопись на тот свет, там не так интересно, как может показаться. Та же отчетность и скука, только уже навсегда. Здесь веселей.

Оливия хотела как-то поблагодарить Адама, может даже пригласить в гости, но он уже истаял белой дымкой, одарив напоследок теплой улыбкой и щелчком по кончику носа.

После долгого разговора с родителями, слез, признаний и вкусного утешающего ужина мама как обычно достала семейный фотоальбом. Это было своеобразной традицией их семьи, в Рождество вспоминать родных, особенно тех, кого уже нет с ними.

Одна из черно-белых фотографий зацепила взгляд Оливии невероятно знакомой шляпой канотье.

— Мам, а кто это? Она ткнула пальцем в знакомое лицо, которое не далее, чем несколько часов назад учило ее жизни.

— Ты что, это же твой прапрадед Адам, забыла уже? Каждый год смотрим фото. Чудесный человек, разве что как рассказывала моя бабка был страшным гулякой и авантюристом. Изменял короче и в карты проигрывался, — смущенно добавила мама и засуетилась по кухне.

Оливия хмыкнула, пробормотала под нос: «Значит дух Рождества? Ну дедуля, встретимся мы еще» и захлопнула альбом. Проблемы не ушли, но жизнь налаживалась.