Самый одинокий вампир в истории

Как бы вы отреагировали, скажи я, что Адам и Ева действительно существовали и породили весь наш род? Наверняка бы сочли меня за религиозного проповедника, сумасшедшего или же просто мужчину средних лет с разыгравшимся воображением. Что ж, я вас не виню, ведь именно за фантазёра я принял молодого человека, подсевшего ко мне в одном из кафе Рима.

Но давайте начнём всё с начала. Моё имя Альфред Дюпре, и если оно вам известно, то наверняка благодаря моим книгам «Инсомния» и «Последний луч надежды». Да, я писатель, и как у каждого писателя, у меня бывают взлёты и падения, моменты вдохновения и творческого кризиса. Последнее состояние держалось уже почти год, и я никак не мог заставить свои мысли течь в правильном русле. Стоило мне написать хотя бы строчку, как нить повествования обрывалась, и я не мог придумать достойного продолжения.

Я начал пить, и пил там много, что моя дорогая жена Генриетта всерьёз собралась развестись со мной после тридцати лет брака, если это безобразие не прекратится. Как бы я не любил хорошее вино, супруга была мне дороже, а потому побросав в свой потёртый от времени саквояж всё самое необходимое, я отправился в Рим. Почему именно туда? А куда же ещё, если не на родину великих драматургов, писателей и мемуаристов античности.

В первый же день своего прибывания в Италии, который я не планировал тратить на поиск вдохновения, я услышал самую необычную, захватывающую и поразительную историю в своей жизни.

В тот летний вечер я наслаждался пастой и видом на Колизей в одном милом кафе, когда над моим ухом раздался голос, спрашивающий разрешения присесть. Его обладателем оказался необычайно красивый юноша лет двадцати, державший за руки двух маленьких проказников. Близнецы, брат и сестра, пытались освободиться из цепкой хватки, однако молодой человек совсем не обращал на это внимание, дожидаясь моего ответа. Убедившись, что все остальные столики заняты, я утвердительно кивнул.

Как только юноша уселся напротив меня и слегка расслабился, дети с победным кличем вырвали свои ладошки из его рук и помчались к выходу, едва не сбив с ног парочку официантов. Молодой человек недовольно цыкнул, но остался на месте. Я спросил, не стоит ли поймать негодников, пока они не потерялись, но он лишь отмахнулся, сказав, что с лёгкостью отыщет их даже в самой большой толпе, да и вряд ли дети убегут далеко. В подтверждении его слов, близнецы выбежали на улицу и устремились к фонтану, за которым можно было легко следить с нашего положения.

Убедившись, что с детьми всё в порядке, я, чисто из этикета, попытался развязать беседу. Мой собеседник отвечал неохотно. Спустя пятнадцать минут разговора я узнал только то, что его зовут Авраам (очень необычное имя, не правда ли?), и он путешествует по миру со своими маленькими компаньонами. Он несколько оживился, только когда я рассказал о своём писательском поприще. Оказалось, Авраам даже читал «Инсомнию», и находил её одной из самых интересных книг за последние сто лет. Мне это чертовски польстило, и я поделился с юношей целью своего визита в Рим.

— Так Вы ищете сюжет для своей новой книги? – спросил он.

— Если повезёт. Для начала мне нужно найти хотя бы источник вдохновения.

Авраам ненадолго задумался. В это время к нам подошла официантка, и мой собеседник заказал стакан простой воды. Меня это несколько удивило: зачем же он пришёл в кафе, если не собирается ничего есть? Когда я задал ему этот вопрос, молодой человек лишь неопределённо пожал плечами и сказал, что может очень долго обходиться без пищи, да и придерживается особой диеты.

— Я поведаю Вам об одном событии, — внезапно сказал Авраам. – Очень долго я хранил этот секрет в тайне, ведь поведай я всё раньше, это могло привести к хаосу. Но с тех пор мир изменился настолько, что мою историю никто больше не примет всерьёз. Хотя, быть может, она поможет Вам?

И тогда он рассказал удивительную историю, которой я теперь поделюсь с вами.

История Авраама         

С тех пор прошло так много времени, но я до сих пор помню всё. Помню век Тьмы, когда человечество исчезло с лица Земли, и помню тех, кто уничтожил людской род. Ведь я был одним из них.

Люди давали нам разные прозвища. Упыри, кровососы, вурдалаки… вампиры. Мы были чумой, однако сами никогда не осознавали этого. Человек был для нас просто пищей, и мы не видели в этом ничего плохого. Вы ведь не считаете себя плохими, ведя скотину на убой? Только вот мы забыли, что скотину надо выращивать, иначе еды не останется.

Наступил голод. Нам приходилось охотиться на мелкое зверьё, но после вкусной, тёплой человеческой крови их алая жидкость казалась нам отравой. Мой вид стремительно вымирал. Я выжил лишь благодаря тому, что оказался умнее своих сородичей: держа кровь про запас, я научился обходиться ничтожно маленькими порциями, которых хватало на многие месяцы.

Потеряв всех своих друзей, я с головой ушёл в науку, пытаясь скрасить одиночество. Я вёл заметки, нашёл лекарство от многих болезней, дал основу тем вещам, которые сейчас для вас обыденны…

И всё-таки это было напрасно. Когда-нибудь мои запасы подошли бы к концу, а вместе с ними исчез бы и я – последнее живое существо в этом чёртовом мире. Кому тогда были бы нужны мои знания? Ветру? Голой земле?

Будь рядом Нильс, наверняка бы посмеялся над моими потугами. Он никогда не отличался усидчивостью, предпочитая дожидаться, когда жертва сама попадёт к нему в лапы. Клянусь, он бы умер гораздо раньше, не будь рядом Венеры. Хрупкая снаружи, но на самом деле невероятно сильная, она любила Нильса всем сердцем и без сожаления отдавала ему свою кровь.

К сожалению, мои друзья не были столь сдержанны и экономны, как я.

Венера была первой из нас, кого поглотила смерть. Нильс умер несколько недель спустя. Нет, не от голода (Венера достаточно снабжала его кровью) – от тоски по любимой. Помню, как он неожиданно извинился передо мной за то, что несколько столетий назад подсунул мне вместо человеческой крови свиную. Тогда у меня была ужасная диарея, но так как моей жизни ничего не угрожало, Нильс не посчитал нужным просить прощение. Он вообще никогда не просил прощения.

В тот момент я наивно посчитал, что у парня началось отмирание мозговых тканей от нехватки пищи, но уже на следующий день (именно день), я пожалел о своей глупости: не говоря никому ни слова, Нильс вышел наружу, когда солнце уже взошло. Я слышал громкий, полный отчаяния и боли крик, но страх света сковал меня, оплёл душу и сердце. Уже в сумерках я обнаружил горстку пепла, а рядом – вещи Нильса.

Когда теряешь близкого, твою грудную клетку разрывает от боли, но я почему-то не плакал, когда упырь-захватчик рвал глотку моей матери. Не знаю, быть может дело в том, что я тогда был слишком мал, а может быть и потому, что я никогда не любил ту бездушную женщину, которая породила меня.

А Нильса и Венеру любил.

Любил настолько, что после их гибели впервые осознал, какую серую жизнь веду. Впервые ощутил ту всепоглощающую пустоту потери. И впервые задумался о самоубийстве, ведь если даже Нильс, которым я всегда невольно восхищался, решился на столь отчаянный шаг, то что уж говорить обо мне, самом слабом вампире из нашей тройки?

Эта мысль плотно засела у меня в голове, но я был слаб не только физически, но и морально. Два года (подумать только!), целых два года я не находил в себе сил осуществить задуманное. А когда всё же решился, то жизнь преподнесла мне сюрприз.

Днём своей смерти я избрал 13 число шестого месяца XX-года. Забавно, ведь незадолго до этого мне удалось разработать сыворотку на основе крови, которая могла её полностью заменить. Но, опять же, кому я мог теперь этим помочь? И я подумал: «Вряд ли я создам что-то более стоящее, так что пусть всё останется как есть. Быть может, спустя много лет Землю населит новая цивилизация, которой пригодятся мои знания».

С этими мыслями я отправился в погреб, где осушил все свои запасы настоящей крови, оставив искусственную нетронутой. Гульнул в последний раз, так сказать. Затем поднялся на первый этаж и, как мне казалось, в последний раз обошёл своё скромное жилище.

Двухэтажная развалюха, которую мы с Нильсом и Венерой гордо именовали домом, встретила меня привычным скрипом половиц и запахом плесени. Нет, мы не жили в замке, как сейчас принято думать. Вампиры вообще всегда сторонились людских построек (для нас считалось оскорбительным жить в домах для скота), зато с удовольствием обживали пещеры.

Я же, Нильс и Венера были исключением. Обычно одну пещеру заселяла одна стая, одна семья, которую в любой момент могла выгнать другая. Подобные «освобождения» пристанищ были не редкостью и, как правило, сопровождались жестокими схватками и большими потерями. Из нашей стаи уцелело только трое.

Сейчас же в живых остался только я, да и то ненадолго.

Прощание с домом завершилось на кухне – так мы называли маленькую комнатушку с почерневшим от времени столом и тремя самодельными стульями. Я любовно провёл пальцами по старому дереву и перевёл взгляд на окно. Вдалеке забрезжил рассвет, знаменуя мой конец.

Глубоко вздохнув, я вышел на улицу и тут же ощутил утреннюю прохладу. Вы наверняка полагаете, что без людей Земля превратилась в безжизненную пустыню, однако вы слишком себе льстите. Вокруг было спокойно и тихо, я бы даже сказал умиротворённо, и на секунду у меня в голове промелькнула мысль: «А может быть не сегодня? Зачем омрачать такую красоту своей смертью?», но я тут же отмёл её. Либо сейчас, либо никогда.

Огненный шар медленно поднимался на востоке, и я решил прогуляться напоследок. Рядом с моим жилищем располагался небольшой лес, который рос все те годы, пока мы с Нильсом и Венерой здесь жили, и где я собирал растения для своих исследований. Крона деревьев была настолько густой, что я мог не беспокоиться насчёт внезапного возгорания во время любования природой. Зато, вдоволь насладившись красотами леса, я мог просто выйти на опушку и покончить со всем.

Я вспомнил Нильса и Венеру, у которых в лесу было своё укромное местечко, а ещё впервые за много лет вспомнил Грегори. Долгие годы, ещё до того, как к нашей стае присоединились два моих самых близких друга, Грегори был единственным, на кого я мог положиться. До своего обращения он был учителем, и даже став вампиром обрёл нового ученика в моём лице. Только благодаря ему я узнал об окружающем мире, потому что моей матери было не до воспитания отпрыска – она пыталась добиться внимания моего отца, который хоть и способствовал моему рождению, всю жизнь делал вид, что меня не существует.

Почему же в таком случае я не любил вспоминать Грегори? Он был первым, кого я собственноручно убил. Случайно принял возникшего за спиной учителя за вражеского вампира и, не задумываясь, вонзил тому в грудь подвернувшуюся под руку ветку. Осознание пришло слишком поздно, когда я обернулся и увидел застывший ужас в глазах наставника.

Ветка прошила его сердце насквозь, не давая шанса излечиться. Я плакал и стоял на коленях перед умирающим учителем, а тот на последнем издыхании просил меня выжить. Схаркивая кровь, он дрожащим голосом рассказал о его бывшем доме, располагающемся к северу отсюда. Доме, который стал для меня, Нильса и Венеры пристанищем.

Я помотал головой, отгоняя неприятные воспоминания, когда обнаружил, что подошёл к ручью. Я заглянул в прозрачную воду, но не увидел своего отражения. Люди говорили, что это из-за отсутствия у нас души, но они ошибались. Разве мог я, не имея души, испытывать такую боль?

Где-то неподалёку хрустнула ветка, но я не обратил на звук никакого внимания. Это могло быть только какое-то животное, не представляющее для меня никакой угрозы, или просто мое разыгравшегося воображения. Такое уже случалось.

Например, последние несколько месяцев мне исправно мерещился призрак Люси – девочки, с которой я дружил ещё будучи несмышлёным ребёнком. Она была человеком, я вампиром, но были слишком малы, чтобы понять разницу. В отличии от моих сородичей.

Она приходила ко мне на рассвете, когда я уже собирался спать, но один её вид заставлял снять мой сон, словно рукой.

Люси выглядела именно так, какой я её видел в последний раз: опухшие от слёз глаза, окровавленное платьице, разодранная шея… И пустой мёртвый взгляд. Он следовал за мной по всему дому, и казалось единственное спасение было там, на улице, под смертоносными солнечными лучами.

Я не сомневался, что Люси хочет моей смерти, ведь я стал причиной её собственной. Порой я не выдерживал, но стоило мне закричать на бестелесного призрака, как я оставался в комнате в полном одиночестве. Тогда я понял, что медленно схожу с ума.

Пора было положить этому конец.

Я вновь услышал приглушённый звук совсем рядом и невольно напрягся. В этом лесу не водилось крупных зверей, а поступь приближающегося существа была тяжёлой, но уступавшей тому же медведю или волку. «Некто» будто был ранен или сильно устал, и на секунду у меня в голове промелькнула ошалелая мысль: «А что, если кто-то из моего рода выжил?» Конечно, глупое и совершенно безосновательное предположение, но всё же… Надежда умирает последней. Иронично для того, кто её уже потерял, не правда ли?

В нос ударил густой аромат сладкой крови, заставивший меня остолбенеть.

Между деревьями мелькнул тёмный силуэт, существо громко застонало и, наконец, показалось из чащи. Наши взгляды встретились: холодные, потерявшие былой блеск глаза вампира, и измождённые, отчаявшиеся глаза девушки. Человеческой девушки.

Нас разделял ручей, но какое это препятствие для упыря? Одним прыжком я преодолел расстояние между нами и как зачарованный дотронулся до её бледной щеки. Девушка смотрела настороженно, но почти без страха, только сильнее прижимала к груди кулёк. Внезапно тот зашевелился, и откуда-то из глубины тряпок раздался приглушённый кашель. Ребёнок?!

Видимо, все мои эмоции были написаны на лице, потому девушка вдруг заговорила:

— Она больна. Вы ведь целитель? Прошу, помогите нам!

Её голос прозвучал как сладчайшая музыка, на секунду я даже заслушался и до меня не сразу дошёл смысл сказанного.

Девушка вцепилась мне в рукав и заглянула в глаза.

— Помогите.

Что я мог сделать в такой ситуации? Будь я бесчувственным чудовищем, какими нас считали люди, то непременно бы впился клыкам в эту нежную шейку, а потом бы закусил младенцем. Но ведь я был не чудовищем.

Куда больше меня сейчас интересовал вопрос: как, чёрт возьми, они уцелели? Где так надёжно прятались, что даже вампиры не смогли их отыскать? А главное — выжил ли кто ещё из людского рода? Ведь с того момента, как я в последний раз видел человека, прошло пять сотен лет…

Однако вместо всего этого я спросил:

— Как ты меня нашла?

— Мне приснился сон, — ответила девушка.

— И ты доверилась простому сновидению?

— У меня не было выбора. Жизель больна. Очень сильно больна. Все остальные погибли.

Я осторожно отодвинул край пелёнки и неожиданно для себя вздрогнул. Девушка не соврала, я бы даже сказал не до конца понимала всю опасность, нависшую над ребёнком. Кожа девочки была жёлтой и шершавой на ощупь, а в районе шеи я нащупал какой-то странный комок. Осторожно надавил, и малышка тут же зашлась в кашле.

Девушка отпрянула от меня.

— Что Вы делаете!? Она ведь сейчас задохнётся!

Дело было плохо. Когда-то давно я уже имел дело с подобной болезнью, но изучить до конца так и не смог. Тем не менее, одно я понимал точно – опухоль нужно удалить, иначе младенец в скором времени умрёт. В то время я ещё не умел проводить операции – не на ком было, — но как убрать припухлость я знал. Была только одна проблема: все необходимые травы остались дома, а солнце уже взошло, о чём я и сообщил девушке.

Она поникла, плечи её судорожно затряслись, и я неожиданно ощутил небывалый прилив нежности. Я не знал, что пришлось пережить этой бедняжке, но чувствовал, что настрадалась она не меньше меня. А быть может даже больше.

— Я могу оказать ей первую помощь прямо сейчас, — сказал я, осторожно касаясь плеча девушки. – Думаю, найти подходящие травы не составит особого труда. А вы пока отдохните.

— Нет, я пойду с вами! – решительно возразила она.

— Не доверяешь?

— Справедливо опасаюсь.

 

Я ухмыльнулся краешками губ. Первый человек за много лет был… необычным. Я не стал её останавливать – даже поймал себя на мысли, что не хочу их оставлять. Вдруг, когда я вернусь с травами, девушки и ребёнка уже не будет? Что если они просто мимолётное видение?

— Поступай как знаешь. Кстати, меня зовут Авраам.

— Авраам. Красивое имя, — она улыбнулась. – Мария.

Вот так вот, мой дорогой друг, жизнь единственного уцелевшего вампира изменилась буквально за пару мгновений. Я был несказанно рад видеть подле себя разумное существо, которое было не плодом моего воображения или призраком прошлого. Последние, кстати, перестали появляться с тех пор, как в моём доме поселились люди.

Я отложил мысли о самоубийстве на неопределённый срок и неожиданно понял, что не хочу к ним возвращаться. Теперь я был не одинок, а мои знания могли, как минимум, спасти жизнь невинному младенцу. Не мог же я оставить Марию и Жизель одних. Вернее, не хотел.

Они остались жить со мной, и с каждым днём мне всё сильнее казалось, что я обрёл новую семью. Конечно, Нильс и Венера навсегда остались в моём сердце, но в кои-то веки я понял, что надо двигаться дальше и отпустить терзающую душу боль. Мария была со мной полностью согласна.

От неё я, наконец, узнал, что всё это время несколько человеческих общин скрывались в старых катакомбах под землёй, о которых вампиры даже не подозревали. Там люди были в безопасности, но жили без света, чистой воды и достатка в продовольствии. В конце концов, человеческих род уничтожило то же, что и нас – голод, а ещё внезапная эпидемия.

Получалось, что теперь на Земле нас осталось всего трое: я, Мария и малышка Жизель, которая, несмотря на все мои усилия, так и не пошла на поправку.

Никому не покажется странным, если двое одиноких людей (и даже если один из них – вампир, что совершенно не важно) найдут утешение друг в друге. Для Марии смерть Жизель стала тяжёлым ударом, а для меня – ещё одним, преследующим до конца жизни болезненным воспоминанием, ведь несмотря на то, что я знал малышку всего пару месяцев, смерть младенца на собственных руках не могла оставить меня равнодушным.

И всё же время излечило и эту рану.

Спустя примерно два года мы с Марией отправились на вечернюю прогулку. Я никогда не забуду, как мы, державшись за руки, шли по тропинке, вдыхая свежий лесной воздух. Всю дорогу мы молчали, но в разговоре не было необходимости – за прошедшее время мы научились понимать друг друга без слов. Вампир и человек, смертный и бессмертный.

Я, наконец-то, понял, что испытывали друг к другу Нильс и Венера – и понял, насколько это чувство прекрасно. Наш союз с Марией казался сказкой, неожиданно воплотившейся в реальность, но, уверяю Вас, в нём не было ничего принудительного, и то, что мы остались единственными разумными существами на планете, значило ровно столько, сколько может значить пустота.

Мы с Марией уселись под старой ивой недалеко от того места, где мы встретились. Там же я узнал, что стану отцом. Если у Вас есть дети, дорогой мистер Дюпре, Вы наверняка можете представить мою радость. Стоит ли говорить, что последующие девять месяцев я не знал покоя, и если в прежние дни это было от чувства вины и одиночества, то теперь всё было по-другому.

Беременность Марии протекала тяжело, день за днём подрывая её здоровье, но, когда пришло время, на свет появились мальчик и девочка. Адам и Ева. К сожалению, породив новую жизнь, моя любовь пожертвовала своей собственной.

Я похоронил её в лесу, на нашем месте, и теперь каждый год навещаю её могилу.

Клянусь, эта пора была самой сложной для меня. Я не был одинок – на руках у меня остались двое новорождённых детей, — но пустота снова заполнила моё сердце. Я снова задумался о самоубийстве, и, хотя теперь у меня было для чего жить, я ждал только того момента, когда Ева и Адам станут достаточно взрослыми, чтобы оставить им весь мир.

Но, вопреки всем моим ожиданиям, они не росли. Через год, когда обычные человеческие дети уже могут ходить, мои не научились даже самостоятельно держать голову. И тогда до меня дошло: Адам и Ева ведь не являлись простыми человеческими детьми. В них текла моя вампирская кровь, и если они и были смертны, то жили дольше, намного дольше людей. Кто знает, может быть пройдёт не одно десятилетие, а то и столетие, пока они вырастут.

И точно никто не может сказать, как изменится мир. Может быть, когда Ева и Адам повзрослеют, мир станет куда опаснее, чем сейчас, а то и вовсе непригодным для жизни. И вот тогда я решил сделать так, чтобы мои дети всегда были в безопасности.

Не одно столетие ушло у меня на воплощение своего плана. Спросите, что это был за план? План по возрождению человечества, отвечу я. Я впервые применил то, что вы, люди, называете наукой. Эксперимент был рискованный, но, как Вы можете сейчас судить, увенчался успехом. Я использовал материал (или, как вы сейчас говорите, ДНК) своих детей, как последних носителей человеческого гена, и волос моей дорогой Марии – незадолго до смерти она подарила мне свою прядь.

Первые несколько куколок погибли, но я учёл свои ошибки, и остальные уцелели. Так появились первые искусственные люди, а за ними ещё, ещё и ещё… В отличии от Евы и Адама, куколки взрослели довольно быстро, но, стоило им достичь периода половой зрелости, как возраст замедлялся. Теперь они могли сами продолжать свой род, и с окончанием моей работы я внезапно задался вопросом, правильно ли я поступил. Порождённые мной люди, коих я назвал Серафимами, уважали меня как своего создателя, но будет ли так всегда? Нет, конечно нет. Когда-нибудь их потомки забудут былое и вновь ополчатся против нас.

И я решил оставить всё как есть. Пусть человечество возрождается, а мы понаблюдаем за этим процессом из тени. Всегда будем рядом, скрываясь при этом от посторонних глаз. Так и живём уже много лет.

За этот долгий период я похоронил семь душ и не желаю больше терять ни одной. Пусть хоть это в сегодняшнем нестабильном мире останется неизменным.

***

На этом Авраам закончил свой рассказ и осушил стакан с водой.

Я, в самом начале делавший кое-какие пометки в блокноте, под конец истории невольно заслушался и совершенно забыл, что держу в руке карандаш. Всё это действительно казалось невероятным, но я вспомнил, с каким сосредоточенным лицом рассказывал Авраам – ни намёка на шутку. В этом он напоминал врача, а эти люди, как известно не большие шутники.

— Фантастическая, воистину фантастическая история, — пробормотал я. – Но, поскольку я слушал Вас очень внимательно, не могу не обратить внимание на одну деталь: Вы сказали, что лишились семерых близких людей, но упомянули только шестерых. Кто же был седьмым?

Юноша перегнулся ко мне через стол и заглянул в глаза. Не знаю, увидел ли он что-нибудь в моих, но в его я разглядел… Не знаю толком, что разглядел, но подобный взгляд не мог принадлежать двадцатилетнему пареньку. Слишком много в нём было усталости и боли.

— Седьмой душой был я, мистер Дюпре, — сказал Авраам. – Я столько раз умирал, сколько же возрождался, но не думаю, что стою чести упоминать о каждом.

— А что насчёт Марии?

— О чём Вы?

— Если Вы правда вампир, то почему не сделали её себе подобной? Тогда бы вы никогда не разлучались.

Авраам за секунду поник, а я не знал, как себя повести: извиниться перед ним означало признать реальность истории, но был ли я так в этом уверен?

— Мария любила жизнь, но не настолько, чтобы наслаждаться ей вечно, — тихо проговорил Авраам. – Поверьте, не каждый может вынести эту ношу. Когда она почувствовала приближение смерти, то попросила меня не противиться неизбежному. «У меня был дом, любимый, дети – большего мне и не надо». Вот что она сказала. А я… Я слишком её любил, чтобы не прислушаться.

Как писатель, я всегда отличался богатым воображением и имел привычку приукрашивать действительность. Я никогда не признавал теорию эволюции Дарвина, считая её слишком уж логичной и прозаичной, склоняясь к чему-то среднему между теорией инопланетного вмешательства и божественной. И, судя по рассказу Авраама, я недалеко ушёл от истины.

Поверить в его историю? А почему бы и нет. В конце концов, наш мир полон загадок и, может быть, я только узнал самую величайшую из них.

— Я Вам верю! – твёрдо сказал я. – Пусть это и звучит, как сюжет фантастической книги… Чёрт возьми, а почему бы и нет?

— Так значит, мне всё-таки удалось помочь? – слабо улыбнулся Авраам.

— Возможно, вполне возможно. Немного поправить Ваш рассказ, расширить его, добавить парочку элементов и вуаля! – книга готова. У меня уже даже созрела идея с названием.

— Не поделитесь?

— Отчего же? «Самый одинокий вампир в истории».

Авраам повторил его несколько раз, словно пробуя на вкус, а потом огласил свой вердикт:

— Неплохо. Только не забывайте, мистер Дюпре, что я больше не одинок. В любом случае, с удовольствием жду Вашей новой книги. Думаю, Еве и Адаму она тоже понравится.

 

P. S. Для погружения в атмосферу произведения, а особенно в отношения между Авраамом и Марией, советуется прослушать композицию: Flowerfell — Secret Garden (желательно в русской версии).