Становление бестелесных

Холодный дождь терзал зеленые листья деревьев, стоящие вдоль сельской дороги, и щедро поливал землю. Крупные капли барабанили по плечам одинокого всадника, делая его кожаный плащ ещё тяжелее. Капюшон давно промок насквозь и уже не спасал седую голову от влаги. Одни Боги ведали, сколько уже времени мужчина ехал под низко нависшими тучами и терпел непогоду. Пегая кобыла под своим всадником тоже порядком устала, но послушано шла вперед, изредка спотыкаясь. Общее обилие кочек и ям, ставших маленькими заводями на широкой дороге, заставляло путешественника мимоходом задуматься о состоянии страны, в которой он оказался, в целом и о выбранном маршруте конкретно.

— Апчихи!

Он чихнул, уже не первый раз за последний час, и вытер мокрый нос. Промок, продрог и проголодался. А устроить привал, и перекусить у костра возможности пока не предвиделось. Раскисшая дорога привела к перекрестку с покосившимся столбом-указателем. Прочитав нарисованные на нём знаки, всадник повернул направо и поехал в западном направлении. Через четверть часа, наконец, распогодилось: дождь поубавился, из-за туч стали пробиваться лучи весеннего солнца, обещая в скором времени украсить пейзаж радугой.

— Угораздило же, — недовольно пробубнил он себе под нос, когда впереди показалось поселение.

Небольшая деревня, всего в двадцать домов, расположилась в живописном месте между полями, яблочными садами и леском вдалеке. Если верить обнаруженному ранее указателю, называлось местечко «Высинки» и не представляло из себя ничего любопытного. Обычные хаты и землянки с соломенными крышами, старая кузница и деревянная церквушка с символом Семи Добродетелей. Но путника интересовала корчма, опознать которую помогла вывеска в виде бегущей свиньи с подписью «Пивной дом». Спешившись, человек провел под уздцы недовольно фыркнувшую кобылу к имевшемуся поблизости стойлу и привязал.

Когда он вошел в помещение, несколько сидящих у окна мужиков, повернули головы и увидели немолодого мужчину с густыми усами и спутанной седой бородой. Одежда на нем смотрелась обычно, если не считать, что вся без исключения – черная, и рубаха, и штаны, и даже куртка под плащом. Внимание привлекали к себе золотая цепь на шее, несколько колец на пальцах и ножны с кинжалом на поясе. «Бандюга», — наверняка подумал кто-то из селян. И мнение такое закрепляли темные глаза с цепким и колючим, как репейник, взглядом. Смотрел гость хмуро, из-за чего морщины на лбу казались глубже. А другие посетители даже не пытались делать вид, будто увлечены игрой в карты или выпивкой в кружках, так пристально смотрели на него, а он знал, что они следили за ним с того момента, как он въехал во двор. Похоже, чужаки в этих краях были диковинкой.

За стойкой трудилась, раскладывая еду по подносам и разливая алкоголь по рюмкам, женщина в летах. Хозяйка корчмы, несмотря на возраст, ловко и с улыбкой обслуживала ещё нескольких человек. В отличие от остальных, она ограничила свой интерес тем, что лишь мельком глянула, кто там пришел.

— Чего изволите? – спросила она, когда незнакомец подошел.

— Водочки бы, — прохрипел мужчина неприятным голосом, но посмотрел на хозяйку с какой-то виной. – И подскажите, где найти деревенского старосту, голову или кто у вас тут заправляет?

— Я староста, зовут Бернегаст, — сказал лысеющий старик, стоявший у стойки справа от путешественника, и пригубил пенистого пива из щербатой кружки. – А вам чего, мил человек? Кто вы таков будете?

— Я Оливер, — представился бородатый мужчина, но, вопреки вежливости, руки не подал. – Правду говорят, что у вас тут поблизости кладбище буйное?

Бернегаст как-то странно крякнул, выпучив от удивления глаза, и обхватил свою кружку двумя руками, как если бы боялся выронить её. За спинами раздалось бряцанье – кто-то уронил ложку на тарелку. Мужики опять затихли и навострили уши. Только хозяйка невозмутимо наполнила рюмку из прохладной, запотевшей бутылки. Человек, назвавшийся Оливером, положил на стойку серебряную монету, взял водку и, запрокинув голову, выпил. Потом спросил с нажимом:

— Ну, так что? Правда это или нет?

— Кхм-кхм, ну, стал быть… Да, такое у нас есть, — признался старик, поставив кружку на стойку. – У всех беды, как беды, цивилизованные. Неурожай там, разбойники или болезнь, а у нас вот призраки. Единственный погост на три деревни вокруг, а теперь мы туда и шагу ступить не смеем. Ни родных своих проведать, ни новых усопших земле предать. Но вам-то, чужаку, что за интерес?

— Меня издалека привели эти слухи. Я могу решить эту проблему, — убедительно сказал Оливер и легонько постучал рюмкой, заказывая ещё.

— А вы кто? Рыцарь али ведун какой? – с подозрением спросила трактирщица, подливая беленькую в обмен на ещё одну монету.

Седой мужчина снова нахмурился. Он был прекрасно и не понаслышке осведомлен об отношении крестьянских масс ко всякого рода волшбе и ворожейству. Суеверный, неграмотный народ, в большинстве своем, не доверял даже самым добропорядочным магам. Чародеи хоть и не служили изгоями общества и давно уже не преследовались церковью, но по мнению обывателей – попробуй отличи хорошего волшебника от колдуна, замыслившего недоброе. К счастью, такая неразборчивость иногда играла на руку, ведь крестьяне просто не понимали как отличить посвященного, владеющего силой, от фокусника или шарлатана. Не говоря уже о том, чтобы отличать один вид магии от другого.

— Я странствующий жрец. Вот и хочу знать, могу ли чем-то помочь, — сказал Оливер, прежде чем шумно выдохнуть и залить вторую стопку себе в рот.

— Эк нам повезло, слыхали! – воскликнул один из мужиков, что сидели у окна. Товарищи зашипели на него.

Оливер положил руки на стойку перед собой. Толстые золотые и серебряные перстни заблестели в свете масляных ламп, приковывая к себе взгляды старосты и трактирщицы. Эти украшения должно быть стоили целое состояние, а обеспеченный человек вызывал невольное доверие у тех, кто считал себя ниже по статусу. Даже если они ощущали лукавство, то не решались открыто обвинить его. Мужчина улыбнулся в бороду, заметив, как изменились взгляды старика и женщины, и как они мельком переглянулись между собой.

— Ну, коли вы божий человек, может, и поможете, — кивнул Бернегаст, допивая свое пиво. – Должно быть, денег с нас хотите?

— Нет. Пара монет лишними не будет, но разве щедрость – не одна из святых добродетелей? – усмехнулся Оливер. – Пока что мне нужны только сведения. Что конкретно на кладбище происходит и где оно находится?

— Погост, милсдарь жрец, прямиком за лесом, по тропинке, а потом налево от большого камня. Часах в трех ходьбы отсюда, стало быть. А творятся там дела страшные уже… сколько?

— Месяц с небольшим, — подсказала трактирщица.

— Да, так и есть! – закивал староста. – С месяц назад стали мы из леса завывания и смех слышать. Ну, подумали, мало ли какая нечисть завелась. Проверять страшно, сами понимаете. Но так случилось, что накануне ребята из соседнего села решили к нам в гости заглянуть, и срезали вечером путь через кладбище. До нас они потом бегом бежали, бедные!

— Кто-нибудь пострадал? – уточнил Оливер.

— Что? Нет, но перепугались знатно. Один аж побелел, седой стал, как вы, — ответил Бернегаст и продолжил, взволновано помахивая руками. – Конечно, самые храбрые наши мужики гостям не поверили и на следующую ночь сами пошли на кладбище. Посмотреть, значится, решили.

— Вернулись заиками, — вставила женщина. – Сама видела! Рассказывали, что там огни странные летают, фигуры человеческие, будто мертвецы на шабаш собираются.

— А потом стало хуже! Жуть-то темная силы набралась и теперь даже света солнечного не боится! – Рассказ снова подхватил староста. — Даже днем призраки там крутятся и воют, как звери!

— Звучит скверно, — спокойно согласился Оливер. – А проезжали ещё кроме меня через деревню чужие? Или, возможно, происходило что-то необычное? Звезды падали? Животные странно себя вели?

Бернегаст задумчиво свел брови, потом почесал лоб, причмокивая губами, и напряг память. Как результат – только развел руками.

— Нет, ничего такого не случалось.

— А вот я знаю! – снова подал голос один из крестьян за столом. Когда человек в черном и староста обернулись и обратили на него внимание, поведал гордо: – Мне брат двоюродный рассказывал незадолго до напасти, когда приезжал в гости, что они в своей деревне повесили ведьму и мужа её, а дом сожгли. Вот я и говорю, что это всё их проклятие!

— Что, прямо так и повесили двоих? – хрипло спросил Оливер без какого-то конкретного выражения.

— Ну, так брат говорил, — селянин смешался и опустил взгляд на стол.

Узнав всё, что счел нужным, господин странствующий жрец согласился помочь жителям деревни Высинки, и подчеркнул что сделает это бесплатно, если они найдут ему комнату переночевать и сообразят что-нибудь на обед и ужин. Он клятвенно заверил свидетелей, что отправится на кладбище утром и изгонит призраков, а пока хочет набраться сил, отдохнуть и выпить ещё. Хозяйка, конечно, по привычке заподозрила в таком поведении обманщика и дармоеда, но отказывать страннику не стала, предоставив ему и кров, и пищу. Уж слишком убедительно и уверено он подавал себя, да и за водку честно заплатил. Она даже разрешила оставить верхнюю одежду у печки, чтобы та успела обсохнуть.

На следующее утро, через два часа после рассвета, трактирщица пришла проверить и разбудить гостя, но застала его сидящим на полу со скрещенными в странной позе ногами. В довершение картины он бубнил себе под нос что-то вроде молитвы, только какой-то странной, на непонятном языке. Как Оливер сам потом объяснил, открыв свои темные глаза и загадочно улыбнувшись, это являлось частью обряда, чтобы подготовиться к бою с потусторонними существами. Собравшись, он оставил кобылу на постоялом дворе, взяв с собой только заплечную сумку, и пошел к лесу пешком.

Утро после прошедшего дождя выдалось свежим и ярким. Все тучи успели пройти и скрыться где-то далеко-далеко, уступая чистому голубому небу. Такому теплому и говорящему о том, что весна скоро сменится летом. Вскоре синюю высь сменил зеленый хвойный потолок, образованный ветвями елей, растущих вокруг. Шлепая по лужам, Оливер направлялся указанной тропинкой, затем свернул у булыжника, похожего на обломок серой скалы, и через некоторое время действительно вышел к кладбищу. Похоже, селяне не обманули, и здесь происходило что-то зловещее, хотя он не услышал ни страшного воя, ни обещанных стенаний, ни жуткого рыка. В округе вообще стояла полная тишина. Прекратили чирикать птицы, замолчали ранние сверчки, и воздух стал вязким и тяжелым. Светлое утро сразу посерело, пусть ничего вроде бы и не изменилось.

И было ещё кое-что, что ощутить мог только Оливер и такие как он. Едва осязаемое присутствие, чувство на краю кожи, которое не способны уловить другие маги или какие бы то жрецы. Вещь, доступная только восприятию некромантов – магов смерти, адептов запретного искусства и изгоев даже среди других магов. Стоило ли говорить, что такую «темную» породу заклинателей боялись и не любили больше прочих? Оттого мужчина вынуждено обманул жителей деревни о своем роде деятельности. Зато правдой было всё остальное: он прибыл издалека вслед за слухами о неспокойном кладбище, чтобы разрешить эту проблему. Такова была его работа для ордена, которому Оливер служил, а именно – охота за другими некромантами, что использовали свои знания во вред, и устранение последствий злых чар. Неблагодарная, но необходимая миссия для того, чтобы сохранить покой мертвецов.

Седобородый явственно чувствовал вибрации энергии, — некротической силы, — в воздухе. И это подтверждало все подозрения. Он уверенным движением отворил старую скрипучую калитку и вошел на кладбище, переступив невидимую границу. Сразу же раздались скрежет и мучительный стон, сопровождающие появление нескольких размытых фигур. Темные тени поднялись от земли, протянули свои полупрозрачные конечности, больше похожие на щупальца, и пошли к Оливеру. Впрочем, называть их движение шагами было бы неправильно, они скорее плыли или парили над травой, искажая пространство вокруг себя и любой смотрел сквозь них, словно смотрел через кривое стекло. Призраки эти не имели четких форм или лиц и распространяли вокруг себя холод и страх.

Такое могло напугать простых крестьян, не привыкших соприкасаться с потусторонним, но некромант окинул тени спокойным опытным взглядом, насчитав семерых. Без спешки достал из-за пояса кинжал, чье лезвие оказалось не из металла, а из какого-то выбеленного материала, покрытого рунами. Оливер не стал кидаться на бестелесных врагов с этим оружием. Вместо этого порезал вторую ладонь и сжал её, чтобы кровь собралась в горсть.

— Alakhsis reh’ta penalta, — произнес маг своим хриплым голосом.

Он махнул рукой, щедро плеснув своей крови на кладбищенскую землю.

— Naklanah d’gra Velsa! Belra na ckrah’ta!

Слова заклинания прозвучали как приказ, и Оливер поднял белый кинжал, начертив в воздухе сложный символ.

— Unvigra, unvigra, unvigra! Alakhsis naklanah!

Духи отшатнулись как от удара и, издав протяжное мычание, стали отходить назад, становясь всё прозрачнее, пока не истаяли совсем. Они бесследно растворились, и их тягостное присутствие больше не ощущалось. Серость отступила, позволяя солнцу светить на кладбищенский участок. Некромант глубоко вздохнул и хмуро осмотрелся, его работа ещё не закончилась. К счастью и для него, и для окрестных жителей, это были не настоящие призраки, призванные с того света, а всего лишь эманации – отголоски эмоций и воспоминаний, оставшиеся в разлагающихся телах. И кто-то их призвал, причем весьма неумело: эманации получились неполноценными, смазанными и не имеющими целей. С другой стороны, они стали достаточно сильны, чтобы не исчезать днем. Скорее всего, даже после того как Оливер развеял их, они снова вернуться, так как привязаны заклинанием. Чтобы закончить начатое, требовалось найти «узел», — сосредоточие чар, потревоживших мертвых, — и уничтожить его. Повезло ещё и в том, что неумеха, кем бы он ни являлся, не разбудил здесь нежить. Покойники часто становились неупокоенными, если в местах захоронений происходили подобные инциденты.

Оливер со щелчком вдел кинжал обратно в ножны, достал из сумки лоскут ткани и перевязал порез. После этого пошел вдоль могил, осторожно ступая между деревянными крестами, украшенными столбами и скромными надгробиями. Прислушивался. И к звукам, и ко всем чувствам. Вытянул перед собой руки, как если бы пробовал нащупать что-то невидимое, и, кажется, сумел найти след. Отпечаток магии – грубый, неприкрытый, любительский. Оливер ускорил шаг, устремляясь к цели как гончий пес, пересекая территорию, пока не дошел до другого конца кладбища.

Здесь, теснясь под старым, раскидистым деревом, стояла покосившаяся избушка. Сломанный забор, пустые черные окна, потрескавшаяся краска, прохудившаяся крыша – дом, скорее всего принадлежавший когда-то могильщику или смотрителю, выглядел заброшенным. Не забывая об осторожности, Оливер перешагнул через обвалившиеся колышки некогда ограды и положил руку на рукоять кинжала, на всякий случай. Но стоило наступить на первую ступеньку крыльца, как доска жалобно заскрипела, выдавая непрошеного гостя. Внутри дома раздался шум, потом звон чего-то упавшего и тихие голоса. Темный маг насторожился и всё-таки поднялся к двери. Та отворилась ещё до того, как мужчина протянул руку, и наружу выглянули двое.

Близнецы. Мальчишки приблизительно девяти или десяти лет. Черноволосые, зеленоглазые, оба чумазые и исхудавшие донельзя. Взгляды, которыми они встретили чужака, выдавали одновременно испуг, злобу и недоверие. Порванные нестиранные рубахи и затертые штанишки говорили о том, что то была их единственная одежда по меньшей мере уже несколько недель. Они походили на брошенных, оголодавших волчат. Оливер от такого зрелища удивленно поднял брови и замер, словно боясь спугнуть детей.

— Кто вы? Чего надо? – спросил один из ребятишек, стараясь придать тонкому голосу строгости.

Похоже, замешательство взрослого придало ему уверенности. Или дело было в желании защитить брата, который прятался за спиной, держась за край рубашки? Оба мальчишки одинаково нахмурились. Некромант обернулся назад в сторону кладбища, и на лице его отразилась сомнение, рожденное неожиданной догадкой. Ответ выглядел очевидным, но даже по меркам бывалого человека, знакомого с запретной магией, пришедшее на ум было невероятным. Неужели, эманации призвали эти ребятишки? Эту мысль подтвердили следующие слова одного из близнецов:

— Как вы прошли через наших сторожей?

— Сторожей, говоришь? – мрачно усмехнулся мужчина, почесав бороду. – Так это вы двое призвали… этих?

Дети молчали, только сверлили его своими большими глазами. Наконец, тот, что стоял позади неуверенно кивнул. Маг присел на корточки, чтобы их взгляды находились на одном уровне. Он постарался улыбнуться как можно мягче и дружелюбнее, медленно протянув к ним руку.

— Меня зовут Оливер. И очень важно, чтобы вы меня сейчас внимательно выслушали…

 

Прошли дни. Вечерело, и горизонт отделила от земли гаснущая розовая полоса. Мигали в прорехах облаков первые звезды, а поднимающаяся луна готовилась укутать леса и луга своим мягким светом.

Скрип несмазанных колес нес деревянную повозку по извилистой дороге, ведущей на холм, покрытый молодыми одуванчиками. Средство передвижения, выглядящее так, словно вот-вот развалится, тянула вперед пегая кобыла. Внутри сидели двое мальчишек, похожих как две капли воды. Пожилой мужчина, который вез их, — некромант Оливер, — периодически поглядывал на них. Уже две недели прошло с того момента, как он пошел и подобрал этих сирот, они успели пообвыкнуть и узнать друг друга, а он до сих пор считал их поведение странным. В силу своего характера мужчина плохо ладил с детьми и всегда считал их шумными, любопытными и чрезмерно активными. Эта пара детей отличалась от его представлений. Спокойные, молчаливые, отстраненные – они послушно приняли сделанное им предложение и не доставляли хлопот на всем протяжении пути. Хотя, может это и не удивительно, после того, что они пережили?

Во время редких разговоров Оливер объяснял детям про их дар и то, что ждет их впереди. Вернее, вынужден был объяснять, когда Изимир, — тот из двойняшек, что считал себя старшим и держался увереннее, — начинал задавать вопросы. Его неверие в обещанные перспективы бросалось в глаза. Второй мальчик, отзывающийся на имя Йоль, вел себя более замкнуто и скромно. Если взрослый обращался к нему, он отводил взгляд и только через какое-то время, обдумав ответ, начинал бормотать.

Дети, хоть и не говорили об этом вслух, испытывали благодарность к загадочному человеку. Оливер не только спас их, ещё и раздобыл где-то новую одежду, и кормил их за свой счет в придорожных трактирах. Выторговав за свою помощь у старосты Высинок телегу-повозку, некромант забрал детей в Нирру – небольшое северное княжество, соседствующее с большими королевствами, одно из которых приходилось им родиной. По его словам, это был край гигантских волков, благородных воинов и вкусного вина. Тут же находилось убежище, где мальчишки имели шанс найти новый дом и семью. Меньшее, что они могли сделать, чтобы отблагодарить своего нового знакомого – не дергать его по пустякам.

— Скоро приедем, — громко бросил через плечо Оливер.

Задремавшие дети, убаюканные тряской, встрепенулись и зашевелились. Путешествие подходило к концу. Телега поднялась на холм, оставив позади какую-то деревню, и теперь начинала спуск к широкому полю, посреди которого возвышался обнесенный стеной монастырь. Каменный, темный, всего с несколькими горящими окнами в высоких башенках. В закатных сумерках большое здание казалось Изимиру и Йолю каким-то мрачным замком, и ребята впервые за всю поездку выдали свое волнение. Лица их остались спокойными, но Оливер заметил, как братья взялись за руки. Ворота ещё не успели закрыть на ночь, и повозка въехала во двор, где некроманта и его маленьких спутников встретил обритый на лысо горбун в изношенном белом одеянии.

Этот согнутый человек с непропорциональным телом и перекошенным лицом, не говоря ни слова, неуклюже поклонился Оливеру, который помогал детям вылезти.

— Отведи её в стойла и накорми, — без презрения, без отвращения, но с непередаваемым холодом в голосе приказал мужчина. – И закрой уже ворота.

Братья переглянулись, они ещё не видели, чтобы их новый знакомый с кем-то разговаривал таким образом. Сами они старались не пялиться на горбуна, инстинктивно стесняясь его неестественности.

Оливер сделал знак следовать за ним, и по мощеной дорожке они вместе подошли к дубовым дверям монастыря. Возле входа их ждал высокий и прямой как жердь старик с высокими скулами, впалыми щеками и крючковатым носом. У него были большие, глубоко посаженные глаза, холодные как зимняя метель. Редкие волосы, некогда черные, но уже посеревшие от прожитых лет, он зачесал назад, к затылку. Строгая черная мантия с плащом, колыхающаяся при движении, делала старца похожим на большую летучую мышь. Несмотря на тонкое и немощное телосложение, он распространял вокруг себя ощущение безграничной властности. Его сила читалась и во взгляде, и в позе, и в мелких деталях движений, заставляя внутренне съеживаться. Даже слуга-горбун не так напугал близнецов, как первое впечатление, произведенное этим господином.

Когда Оливер подошел, пожилой человек недовольно скривил тонкие губы.

— Ты должен был вернуться ещё неделю назад, — вкрадчиво, наставническим тоном сказал старик. Он, глядя свысока, повернулся к детям. – Понимаю, это причина твоего опоздания?

— Да, простите, Мастер, — Оливер виновато склонил голову.

— Поговорим внутри.

Они вошли в просторный и длинный холл здания. Йоль, по-прежнему держа брата за руку, хмуро осматривал голые каменные стены, ища хоть какие-то детали, за которые мог зацепиться взглядом. Не находил ни трещинки, не говоря уже о каких-либо украшениях. Задумчиво переводил взгляд на высокие, гладкие колонны, верх которых терялся во мраке потолка. Вокруг вообще не хватало света, из-за чего образовывалось множество непроглядно-темных уголков, где могло притаиться всякое. Незнакомые люди, незнакомое и чужое место и неопределенное будущее заставляли оставаться настороже. Чувствуя настроение своего близнеца, Изимир крепче сжал ладонь.

— Не бойся, — тихо прошептал Изимир.

— Я и не боюсь, — надул губы Йоль.

По коридорам без окон, где горели на подставках всего несколько свечей, их проводили в трапезную. Во всяком случае, дети решили так из-за нескольких длинных столов, стоящих вдоль большого помещения, где могло разместиться полсотни человек, а то и больше. Пока Оливер зажигал масляные лампы, старик трижды хлопнул в ладоши.

Из соседней комнаты вышла бледная девушка в белой холщевой рубашке, похожей на мешок, с несколькими заплатками и швами, и таких же штанах. Разглядев её, Йоль сразу же отпустил Изимира и спрятал руки за спиной, смотря на незнакомку с удивлением и любопытством. Она была всего на несколько лет старше ребят и, по мнению одного из них, удивительно красива. Впечатления не портили даже пятна под синими глазами и побритая голова, на которой успел вырасти короткий ежик рыжих волос. Стройная и складная она выглядела хорошенькой, хоть и уставшей. Девушка удивленно посмотрела на детей, — из-за чего Йоль сразу отвернулся, — и молча перевела взгляд на мужчин.

— Принеси еды для одного. Юношей на кухню и как следует накорми, — велел старик, глядя как будто мимо девушки.

Она поспешила исполнить задание и поманила братьев за собой. Кухня оказалась маленькой, но чистой комнатой с большим очагом, над которым висели котел и чайник; с посудными полками, где теснились кастрюли, чугунные сковородки, тарелки и другие предметы. Тут же на крюках висели сушенные колбасы, на столах лежали овощи и сыры. Это помещение, в отличие от остальных, хорошо освещали несколько свечей и фонарь, да и теплее тут было, чем в других залах монастыря. Девушка указала на один из нескольких столов, свободных от продуктов, приглашая ребят сесть, а сама занялась готовкой, стараясь состряпать что-то быстрое из уже готовых блюд. Забравшись на скамейку, Изимир заметил книгу и ткнул Йоля локтем в бок, показывая находку. Похоже, эта кухарка здесь коротала время за чтением, и это о кое-чем говорило, ведь обычно слуги и крестьяне грамотой не владели, а настоящие книги, кроме писания Добродетелей, в деревне являлись роскошью.

— Как тебя зовут? – Изимир окликнул девушку.

Она повернулась, помотала головой и продолжила разжигать огонь, чтобы подогреть еду. Через какое-то время она поставила перед мальчишками по тарелке с густым куриным супом, положила по горбушке хлеба, дала ложки и села рядом.

— Ты… не можешь говорить? – осторожно предположил Йоль.

Молчунья кивнула. Потом достала из кармана мятую бумажку и уголек, и начертила несколько символов. Йоль посмотрел на брата. Единственным их знакомым человеком, который действительно умел читать и писать, до сих пор была только их мама. Она же пыталась научить сыновей, но чтение освоил пока только Изимир. Парнишка пододвинул к себе листок и прочитал по частям:

— О-бе-ща-ни-е. Ты дала кому-то обещание молчать?

Она снова кивнула.

— Это Йоль, я Иззи. Как тебя всё-таки зовут?

Девушка сделала несколько замысловатых жестов руками, но быстро поняв, что дети не понимают её движений, покачала головой и опять взяла бумажку, написала несколько слов и вернула. Изимир нахмурил черные бровки, вчитываясь.

— Дух. Без имени. Кушайте, — прочитал он вслух. Почесал затылок, не понимая, что это могло значить. – А как же нам к тебе обращаться?

Она задумалась на минуту, а потом улыбнулась и нацарапала на листе ещё одно слово.

— Нелли, — сказал Иззи и показал бумагу Йолю.

Пока дети находили общий язык с молчуньей, в столовой Оливер в подробностях рассказывал хозяину монастыря о своем путешествии, куда его отправили, когда слухи о неспокойном кладбище достигли нужных ушей.

— И я взял их с собой, — закончил он.

— Так ты говоришь, что у них есть талант? – скептично переспросил старик.

— Как минимум у одного из них – точно. Полагаю, у тихони. Они призвали семь сильных эманаций и это ещё не всё. Если не соврали, то они анимировали мертвых животных. В их возрасте, без обучения и подготовки! Такие способности на дороге не валяются, Мастер.

Оливер многозначительно посмотрел на своего собеседника. Прежде, чем они продолжили, из кухни вернулась девушка и поставила на стол поднос с тарелкой горячего риса в сливочной подливке и кусочками пряной курицы. Рядом встали кувшин вина и две кружки. Она встала рядом, ожидая новых поручений, но старик лишь махнул рукой, прогоняя слугу.

— Ты выяснил, как они оказались на том кладбище? – спросил Мастер, когда мужчины снова остались наедине.

— Занимательная история, — заявил Оливер.

Он так жадно приложился к кружке, что несколько глотков пролилось ему на бороду. Удовлетворенно вздохнул и накинулся на еду, в перерывах между жеванием продолжив рассказ:

— Они якобы с ранних лет могли оживлять кузнечиков всяких, мышей и птичек, и однажды нашли мертвую собаку. Наверное, для них это была игра, и братья её оживили. А потом эта бестия загрызла какого-то ребенка, одного из тех, с кем близнецы недавно подрались. Как я понял, соседи и другие дети их не любили из-за того, что считали мать ребят ведьмой, а самих Иззи и Йоля – бесовскими отродьями. Нападение полуразложившейся дворняги перегнуло палку. Деревенщины убили родителей, для верности вздернув тела на дереве, а дом сожгли. Они бы и до братьев добрались, но тем хватило ума убежать в лес. Потом они нашли ту брошенную лачугу и стали там жить. Питались тем, что удавалось найти в лесу и подношениями на могилы. А эманации призвали непроизвольно, чтобы защититься.

— Может тебе удалось узнать, кем были их родители? – проницательно спросил Мастер, наблюдая, как Оливер уплетает ужин за обе щеки.

— Я поспрашивал, поразнюхал в округе и посетил место, где их убили. Похоже, мать братьев действительно была магичкой, но я не нашел времени, чтобы установить личность. Трудно сказать, принадлежала ли она к какому-нибудь Кругу или клану, — пожал плечами мужчина, доливая себе вина в кружку. – Она не могла не знать о даре своих детей. Полагаю, она пыталась их учить.

— А отец?

— Простой человек. Лесоруб. Его соседи считали нормальным, оттого и терпели их семейку. Его убили, когда он пытался вступиться за жену.

Мастер покрутил надетое на средний палец серебряное кольцо и задумчиво посмотрел в сторону, где остаток трапезного зала тонул в темноте. Он уже усвоил всю полученную информацию и упорядочил у себя в голове эту историю, дело оставалось за малым – принять решение. И оно лежало на поверхности.

— Ты правильно сделал, что забрал их сюда. Кто знает, что ещё могли натворить такие дети, — сказал старик, вставая из-за стола. – Отдохни, ты хорошо поработал. Теперь ими займусь я.

— Прямо так, сразу? – спросил Оливер и, хотя голос был спокоен, во взгляде четко отражалась жалость.

— У нас здесь не приют и не школа. Они пройдут проверку вместе с остальными, — отрезал Мастер.

Когда он вошел на кухню, дети уже доедали суп и облизывали ложки. Девушка-слуга сразу встала из-за стола и сделала несколько шагов назад. Старик скользнул равнодушным взглядом, словно она не отличалась от прочей посуды на полках, и остановился возле братьев. Он велел им следовать за собой и через минуту уже вел за собой по серым одинаковым коридорам и узким лестницам на верхние этажи, где царили ночная тишина и темень. Изимир и Йоль шли осторожно, то и дело спотыкаясь или останавливаясь, чтобы дать глазам время привыкнуть и не потерять одетого в черное старика. Казалось, ни полумрак, ни полная темнота в отдельных залах не смущают пожилого человека: то ли он так хорошо знал здание, то ли обладал особенным зрением.

— Мы так и не познакомились. Я – старший Мастер и настоятель, Вильям Оруэлл, — представился он, не оглядываясь.

— А мы… — начал один из мальчиков.

— Я знаю. Вы уже в курсе, что это не обычный монастырь? – перебил Оруэлл.

— Да, дядя Олли нам сказал, что здесь нас научат магии, — ответил Изимир.

— Хм, дядя Олли, да? – кажется, это позабавило старика, и он усмехнулся. – В какой-то степени это правда, и всё-таки вы должны знать одну важную вещь. Все некроманты – маги, но далеко не все маги – некроманты. Оливер считает, что у вас редкий дар.

— Но его надо развивать, — на этот раз перебили старого Мастера, и сделал это Йоль. – Учиться, чтобы не навредить другим. Господин Оливер часто это упоминал.

Оруэлл отметил про себя что-то и после минутного молчания продолжил.

— Именно так. Некоторые рождаются с талантом к музыке или предрасположенностью к кулинарии или, например, магии. А иногда среди магов появляются люди со способностями к некромантии. Но другие этого боятся. И поэтому нужно безопасное убежище, чтобы жить и учиться. Этот монастырь только прикрытие, за которым находится наше братство, община некромантов – клан Лунной крови, и я – его глава.

Он остановился, достал связку ключей и отпер одну из дверей третьего этажа. Впустил близнецов в комнатку-келью, тесную и аскетическую, как и весь антураж обители. Зато тут было высокое окно, заправленная одноместная кровать и тумба. Всё было чистое и подготовленное к заселению. Мастер щелкнул пальцами, и близнецы ахнули от неожиданности – свеча на тумбе загорелась, делая келью чуточку светлее и теплее.

— Пока что, вам нужен отдых. Это последний раз, когда вы можете поспать на нормальной кровати, — строго сказал настоятель. – Советую выговориться друг с другом напоследок.

Изимир посмотрел на старика с удивлением, а Йоль – угрюмо от ощущения, что вот раскроется главный подвох.

— Магия смерти открывает множество тайн и дает огромное количество возможностей. И не всякий обладающий талантом достоин таких привилегий, — объяснил Оруэлл. – Прежде чем мы примем вас в ученики и проведем обряд инициации, вам нужно пройти проверку.

Он поднял свою морщинистую, тонкую руку, показывая четыре пальца, которые постепенно загибал.

— Это Испытание Отречения. Вам предстоит продержаться четыре года в качестве послушников — «духов». Ваши волосы остригут, а имена отнимут. Ваши жизни перестанут хоть чего-то стоить, и вы станете всего лишь невидимыми, бесплотными слугами для других обителей убежища. Образно говоря, конечно. Вас обяжут дать обет молчания и, если пророните хоть одно слово или жалобу за четыре года, то будете изгнаны. Вас станут принуждать к тяжелой работе, и вы будете исполнять все прихоти и приказы мастеров, адептов и учеников. Если попробуете отказаться или уклониться, то будете изгнаны. Вы научитесь терпению и смирению, прежде чем постигнете силу и власть. Только так вы заслужите право пройти инициацию, чтобы переродиться и снова обрести плоть и имя. Если хотите отказаться, то можете уйти прямо сейчас и будете изгнаны.

Его слова падали на десятилетних мальчишек ледяными глыбами, напоминая о жестокости окружающего мира и том, что бесплатное угощение бывает только в мышеловках. Братья переглянулись с напряжением в глазах и тревогой на лицах. Со стороны могло показаться, что они обмениваются мыслями, читая чувства друг друга по одним лишь им понятной мимике и жестам. Йоль трясся и готов был заплакать, но Иззи сжал кулаки и бесстрашно кивнул, тогда и его близнец успокоился и глубоко вздохнул.

— Под изгнанием вы имеете в виду смерть, господин? – спросил Йоль, стараясь придать ровности своему дрожащему голосу.

— Мастер, — Оруэлл поправил мальчика и едко улыбнулся.

Вопрос остался без ответа, но всё и так становилось понятно по холодному беспощадному взгляду старого колдуна. Разумеется, когда дети столько узнали, никто их так просто отпускать не собирался, и вступление в клан подразумевало, что уход из него только вперед ногами. Оливер обещал им дом и семью, а на деле это оказался плен? С другой стороны, братьям больше некуда деваться. Здесь им могли дать кров, еду и защиту, а в перспективе обучение и силу, в обмен на то, что они буквально продадут себя в рабство. Конечно, можно было сказать, что лучше умереть свободным, чем терпеть унижения, но для близнецов это был не вопрос гордости, а вопрос выживания.

— Что мы получим, если справимся? – спросил Изимир, будто торг мог что-то изменить.

— Послушники, прошедшие Испытание, обретают знания, способности и, — голос некроманта стал мягче, — новый взгляд на некоторые вещи.

Больше ничего дети спрашивать не стали. Только кивнули тихонько, показывая, что всё поняли и хотят остаться одни. Оруэлл закрыл за собой дверь, и вскоре его шаги исчезли в глубине коридора. Дети сели на кровать и долго думали, как быть дальше. Выбора у них просто-напросто не оставалось. Когда они легли, сдерживающий плач Йоль обнял брата.

— Целых четыре года…

— Всего четыре года, — приободрил его Иззи, потрепав по голове.

— Давай убежим? – попросил «младший» близнец. – Они нас не найдут.

— Эти найдут. Да и как нам сбежать? Через окно не получится – слишком высоко. А в коридорах мы заблудимся.

Прошло немного времени, прежде чем Йоль снова подал голос.

— Я скучаю по маме.

— Забудь, — неожиданно строго ответил Изимир. – И никогда не вспоминай! Мы же договорились, помнишь?

— Но…

— Никаких но! Давай спать уже. Вот увидишь, всё будет не так плохо, как этот дед рассказал. Опомниться не успеешь, а четыре года пролетят, и мы станем волшебниками. И тогда уж!

— Некромантами, — Йоль поправил брата и слабо улыбнулся.

И оба они уснули неровным, беспокойным сном без сновидений.

Реальность оказалась хуже, чем наивный ребенок мог бы предположить. Их разбудили ни свет ни заря, едва поднялось солнце. По окончанию церемонии, новоиспеченным духам сразу велели заняться работой: одному поручили уборку коридоров на втором этаже, второму – помочь с приготовлением завтрака. Разумеется, никто не объяснил им, как пройти из зала в столовую или где взять тряпки и щетки. Хозяева монастыря отдали приказ и тут же забыли о существовании своих новых слуг.

Работа значительно осложнилось тем, что обитатели монастыря уже проснулись, и в обители закипела жизнь. Туда-сюда начали сновать другие люди – как члены клана, так и другие послушники-духи. И если вторые спешили выполнять полученные приказы и игнорировали детей, то некоторые из вторых считали своим долгом пнуть ведро, разлив воду, или наступить на руку, трущую пол, а то и вовсе пнуть одного из уборщиков. Один, особенно противный молодой мужчина, с нелепыми кудрями, крупным носом и приплюснутым лицом, так вообще постарался посильнее наследить и напачкать в одном из коридоров.

К середине дня Йоль и Иззи едва ли закончили половину работы, их пальцы успели покраснеть и распухнуть, а ноги и спины нещадно болели. У мальчишек забурлил от голода живот, и один из них хотел пойти в столовую, чтобы подкрепиться хотя бы той же кашей. Второй не пустил его, так как подозревал, каким может быть наказание, если они рискнут сделать перерыв. Поэтому они продолжили драить полы до позднего вечера. В этом, однако, просматривался маленький плюс – Йоль узнал и запомнил расположение всех коридоров и основных помещений на этаже. Минутой позже их нашел один из наставников клана, темнокожий колдун с татуировкой на лбу.

Он отвел юных духов в левое крыло первого этажа, где им ещё бывать не приходилось, и развел по двум кельям, находящимся в разных концах коридора. Маленькие комнаты, по-видимому, специально предназначенные для послушников, проходящих Испытание Отречения, больше напоминали темницы. Одна дверь, никаких окон или мебели, только недружелюбные стены, запах сырости, миски с остывшей едой и соломенная подстилка с какой-то тряпкой вместо одеяла. Это были их новые жилища на ближайшие годы, и, судя по всему, хозяева монастыря собирались максимально разделить братьев, чтобы лишить их возможности поддерживать друг друга. Напрасно. Едва вся обитель затихла, и большинство её обитателей уснуло, Изимир пробрался в келью к Йолю и лег в обнимку с братом.

Едва взошло солнце, как их разбудили неприятным пинком в бок, от которого один из мальчишек чуть не задохнулся, а второй проснулся и вскочил так резко, что ударился головой об чью-то коленку. Едва не ойкнул, но сцепил зубы. На этот раз их будил не некромант в серой рясе, а другой дух. Высокий старик с выпуклым лбом и сердитым взглядом, по возрасту годившийся в ровесники Мастеру Оруэллу, несколькими грубыми движениями рук указал, что пора на выход. На этот раз детей отправили выносить ночные горшки из комнат, потом стирать белье и расставить по полкам забытые книги в библиотеке. И вскоре они поняли, что помимо основных заданий на день им придется справляться с мелкими поручениями от полноправных учеников. Те то и дело отвлекали духов требованиями в стиле «отнеси-принеси-найди», а у Изимира и Йоля не было возможности отказать или объясниться. До самого вечера время прошло в суете, волнении и беготне, и самой большой радостью стал совместный ужин в компании с Нелли, которая сама дожидалась мальчишек на кухне.

За вторым днем настал третий, потом четвертый, постепенно они сложились в прошедшую неделю. Если близнецы сначала плохо спали, постоянно ворочаясь и хныча от кошмаров, то к концу второй недели они просто валились с ног, проваливаясь в крепкий сон. Когда прошло три месяца, они уже совсем освоились. Всего в монастыре обитало семьдесят три человека. Из них одиннадцать мастеров, включая главу клана – Мастера Оруэлла, двадцать один адепт, к числу которых принадлежали Оливер и Рах’ма, – тот, что с татуировкой, двадцать три ученика разного возраста и оставшиеся девятнадцать духов-послушников. Кроме того, иногда в монастырь наведывались посетители. Обычно это оказывались торговцы из деревни, которые привозили продукты и другие необходимые вещи. В иные дни просто люди, ищущие встречи с кем-нибудь из старших монахов, ведь они даже представления не имели, что у них под носом самая настоящая школа чернокнижников. Такие посетители обычно искали возможности исповедоваться или хотели получить разрешение на похоронить близких на кладбище, что стояло за обителью. И Мастера, изображающие священнослужителей, с радостью обманывали народ. Так же всего пару раз к воротам приходили такие, кто сам искал клан Лунной крови, желая приобщиться к некромантии. Разумеется, в после беседы с Оруэллом они становились новыми духами.

Распорядок складывался для каждой из каст, населяющих убежище, по-разному. В первой половине дня после завтрака, глава клана читал то ли какое-то заклинание, то ли молитву перед учениками и адептами в главном зале. Потом мастера проводили занятия для учеников, обучая их истории, общей магии, основам некромантии, религии и другим наукам. Адепты либо разъезжались по заданиям клана, либо проводили время в подвалах монастыря – в лабораториях, куда запрещалось спускаться и духам, и ученикам. Во второй половине дня мастера присоединялись к занятиям адептов внизу.

Сами духи в течение дня были заняты выполнением бытовых обязанностей, назначенных мастерами и адептами. Но некоторым могло не повезти: приходилось на целый день стать игрушкой для учеников, которые с помощью издевательств снимали накопившийся стресс или отрывались за свои четыре года унижений. Конечно, не все из них были плохими. Одни просто просили принести им чаю и булку из столовой, другие – передать записку или вернуть книгу. А вот парень по имени Лазло, — тот самый кучерявый с плоским лицом и большим носом, — иногда переходил все границы. Вместе с компанией других таких же жестоких учеников и молодых адептов он считал своим долгом мучить тех, кто стоял ниже по ранговой лестнице.

Спустя полгода дети свыклись с незавидной участью. Во всяком случае, один из них, а именно Иззи, делал вид, будто принял правила «игры», и всё-таки временами демонстрировал несгибаемый характер. Открыто он не дерзил, разумеется, однако когда ему приказывали выполнить что-то абсурдное, например, заменить стул в коридоре, чтобы она из девушек-учениц, могла сесть ему на спину, он как бы случайно падал, роняя молодую некромантку. За что тут же получал тумаков и пинков. Или как-то раз Лазло и его приятелям не понравилось, что мальчишка якобы дерзко на них посмотрел. Они взяли перо и чернильницу, чтобы написать, почти выцарапать на щеке Изимира неприличное слово.

— Ха, теперь-то мы вас, зеленоглазых ублюдков, будем различать, — усмехнулся тогда мерзавец. – Хорошо вышло!

Как только Йоль узнал об этом, он сразу той же ночью убежал в один из классов на втором этаже и нанес себе такую же надпись, какую увидел на лице брата. На следующий день они оба ходили вместе, довольные собой и с одинаковыми оскорблениями на лицах, чем изрядно позлили своих мучителей.

Однако, не смотря на взаимовыручку, ребята стали понемногу отдаляться друг от друга.

Младший из двойняшек, в противовес Изимиру, начал замечать, что у их рабского положения есть некоторые преимущества, и вообще стал догадываться, что это тоже своего рода часть обучения. Например, нередко их отправляли прибираться в классах для общих занятий прямо во время лекции. И тогда Йоль, протирая стеллажи или пол, внимательно слушал мастера, получая возможность почерпнуть знания о магии и мире наравне с учениками. В другие дни послушников заставляли делать копии книг, не отпуская спать до тех пор, пока очередной толстый том не будет переписан. И хотя мальчик плохо читал и почти не умел писать, он постепенно учился, просто повторяя символы. Да и постоянный труд – тяжелый, рутинный, чрезмерный и временами грязный, — превратился в какой-то вид медитации. Лишенный возможности говорить вслух, юный разум погружался сам в себя, размышляя о самых разных вещах. О прошлом и будущем, жизни и смерти, времени и вечности – обо всём, что не имело бы значения для простого деревенского мальчишки. И это почему-то казалось приятным.

Кроме того, дети давно уже были не одни. Они, как и обещал им Оливер, нашли подобие семьи в лице других духов. Та же Нелли стала им хорошей подругой, вроде старшей сестры. Когда выдавалась свободная минутка, она учила близнецов языку жестов, принятому в здешних стенах, чтобы облегчить их общение с остальными. Ещё был Фабьен – горбун, на деле оказавшийся добрым и ласковым человеком, готовым придти на выручку. Две женщины, которых звали Белла и Стелла, хоть вели себя порой вредно и эгоистично, всё же делали своим юным товарищам поблажки из-за чего походили на сварливых тетушек.

И всё же, чем больше времени проходило, Изимир и Йоль, сами того не замечая, теряли всю свою ребяческую наивность. Чтобы пережить невзгоды, они закрывались и заставляли свои сердца грубеть. Всё ради того, чтобы сохранить веру в то, что они справятся.

Вот так начался путь детей, потерявших голоса, имена и свободу к великим и ужасным деяниям.