Ужас в подвале

1.

Нина Шемберг сидела у запертого окна и наслаждалась проникновением холодного ветра в щели, что были слегка заметны меж стекол. А за окном завывала вьюга, кругом лежали снега, наполненные запахом зимы, и незаметно ускользала атмосфера окончившегося Нового Года. С самого утра люди были бодры и назойливо изнашивали дороги под ногами, стараясь навестить как можно больше заполненных другими людьми мест. К полудню они почувствовали усталость и отправились по домам, только некоторые до сих пор оставались веселыми и не думали завершать праздновать.

Этот Новый Год Нина как обычно встретила в одиночестве, но, похоже, она была довольна этим. Шумные компании не забавляли её, а, напротив, доставляли ей неприят-ные ощущения. Она не терпела теплых человеческих отношений и от этого чувствовала себя среди людей чужой. Внешне Шемберг была из тех, кого сжигали на костре в Средневековье, и хоть эти времена давно ушли, оставив о себе лишь исторические сведения, она порой ощущала себя жительницей тех времен. Возможно, именно поэтому её дом напо-минал храм уже давно усопших людей. Он был большим и темным местом: рамы окон обрамляли рисунки черепов, также черепа висели на высоких, почерневших от времени потолках, лестницы были скрипящими, а перила и вовсе отсутствовали. Любому человеку здесь было бы довольно жутко, но только не Нине. Она любила свой дом, а соседи поговаривали, что она выходит на улицу только ради того, чтобы купить какую-нибудь гнилую вещицу, которую она затем добавит в своё зелье, как подобает колдуньям. И хоть в округе Шемберг прослыла ведьмой, её это не заботило и даже восхищало.

Она любила подолгу сидеть перед большим овальным зеркалом ночью в темной комнате, когда своё отражение можно разглядеть с влетающим через окно светилом, скатывающимся с желтоватой луны. Как только этот свет проникал в комнату, всё вокруг становилось яснее. У стены можно было заметить деревянные скульптуры, изображающие бедуинов, на полках расположились постаревшие серые кости громадного животного, а в темно-коричневых люстрах, к которым были подвязаны золотистые монеты и деревянные иглы, отсутствовали лампы. Так и провела она всю Новогоднюю ночь, глядя на своё отражение, и сейчас она глядела в окно на людей, которых никогда не понимала. Каждый год они с огромной радостью прощаются со старым годом, клянутся себе выбросить из жизни ужасные воспоминания ушедшего года, обещают исправить всё в пришедшем году. И так проходит год за годом, они дают себе прежние обещания, и ничего не меняется в их жизни. Словно с наступившим годом они начинают жить заново, забывая про старые ошибки, наступая на всё те же грабли…

— И им это не надоедает, — всё глядя в прозрачное стекло, прошептала Нина, — отвратительное однообразие…

Нина редко выбиралась из дома, но кто знал, чем она здесь занималась?

Вдруг она услышала незнакомый стук. Он исходил от входной двери. Но кому понадобилось приходить к ней? Смущение поразило её, и она сидела как вкопанная у окна, не позволяя себе подняться. «Неужели действительно кто-то пришел ко мне?» — проскользнуло в её голове. Никто долгие годы не посещал этот дом! Возможно, ей это показалось? Но тут стук послышался еще раз. Она поднялась со стула, спустилась вниз по скрипящей лестнице и отворила дверь, ручки которой были закрученными, как рога барана. Необычайно свежий дневной свет поразил её черные глаза. Нина зажмурилась от непривычного близкого контакта с улицей и вновь посмотрела вперед. Теперь перед собой она заметила двух мужчин.

— О… — разочарованно произнес худощавый, как стручок, парень с круглыми глазами. На его голове болталась разноцветная шапка с большим пушистым помпоном наверху.

Вскоре одним махом с пути столкнул его другой, толстый, с наполненным брюхом мужчина в зимней дубленке и с повязанным на шее шарфом и восхищенно произнес:

— Какой жуткий дом! Ну… просто наижутчайший! – потом его восхищение переросло в незабываемый восторг и он продолжил, — Здесь слышен шорох, доносившийся из углов, — он смешно пошевелил толстыми пальцами, пытаясь придать своим словам ужас, — Я уверен, в этом месте кишит множество пауков и других мерзких букашек!

Затем человек с толстым брюхом вбежал в дом без позволения хозяйки и стал носиться из стороны в сторону, рассматривая темные стены, древние шкафы, запылившиеся кресла, черепа на потолке, каменный камин, статуэтки, приобретенные довольно давно. Притом, как только он видел что-то адское, он зачарованно произносил: «У-у-у…»

Нина несколько пришла в ярость и, грозно фыркнув, спросила, что происходит. Полный человек почтенно поклонился.

— Меня зовут Олег Грановский, — пояснил он, — а этот молодой человек – Урей Штампов. Мы представители самого наикрупнейшего наилучшего изумительнейшего в мире кинопроизводства, — он возвел свой толстый палец, похожий на сосиску, к небу, словно представляя себя министром, толкующим значимую речь, — И мы намерены снимать фильм в Вашем доме. У нас даже есть расписка, — и тут Грановский толкнул Урея локтем, тот чуть помялся и достал из-за спины кристально-белый листок с множеством подписей. По утверждению Олега, это были подписи самых почтенных чиновников и самых известных людей кинематографа, благодаря которым давалось разрешение на съемку в «наитемнейшем и наистрашнейшем месте», как выразился затем Олег Грановский.

Нина не обрадовалась этой новости и вздумала выгнать нежданных гостей. Однако их действия оказались решительными, и выпроводить их было не так-то просто. Было видно, что это приезжие люди, они – гости этого города. Манеры их были слишком дерзки, как подобает настоящим столичным людям, а не простым провинциалам.

— Актеры уже приглашены! Это процесс безвозвратный! – воскликнул Грановский, высоко задрав круглую гладкую голову с выпученными серыми глазками.

— А если эта ведьма нас убьет? – вяло возразил Урей. Судя по всему, он всегда говорил так вяло. Он был как тухлый кабачок, такой же длинный и гадкий. И было очень удивительно, почему этот скучный человек носит яркую, бросающуюся в глаза, шапку. Грановский удивился такому странному вопросу и пожал плечами.

Нина почувствовала к Урею отвращение, еще большее, чем она чувствовала к обычным людям, и вытянула к нему настолько злой взгляд, что он от испуга не хотя извинился.

Затем к дому подъехали сверкающие машины, из которых выскочили актеры и несколько человек, относящихся к рабочему персоналу. Все они с бешеным визгом вбежали в дом, не попросив разрешения Нины. Это действительно был безвозвратный процесс!

2.

— В доме ничего менять не будем, — обратился Грановский к декораторам, — только шторы заменим на более рваные, на обоях накрасим серые маслянистые пятна, которые бы напоминали раздавленных жуков, а посреди зала поставим огородное чучело.

— Я не желаю, чтобы в моем доме чучело стояло! – воскликнула Нина, однако, похоже, никто с ней не считался.

Вокруг стал слышаться смелый балаган, вытесняющий прежнюю тишину. Порой появлялся нестерпимый хохот актеров, вызывающий ужас рыжеволосой хозяйки дома. Надев толстое сиреневое пальто, по подолу которого раскинулись белые кружева, Шемберг поднялась на крышу, где уже веяло тихим вечерним временем. На сером небе неподвижно болтались пушистые облака, и от каждого хитрого взгляда Нины в этот обыкновенный пейзаж, небо становилось всё темнее, затягивая мглой весь город. Казалось, только на крыше она могла избавиться от этих новых звуков и запахов, присутствовавших в её старом доме. Ветер развивал и запутывал её волосы, и, хоть Нина Шемберг была не похожа на обыкновенных людей, её щеки покрылись розовым, естественным для людей цветом. На её коже он появлялся крайне редко, практически никогда. Только сильное переутомление и долгое наблюдение за людьми заставляло появляться румянцу. Сама по себе её кожа имела преимущественно белый глянцевый цвет, однако большие, подведенные стрелками глаза Нины были налитого черного цвета, от чего невозможно было разглядеть её зрачки.

Вдруг кто-то зашагал по крыше, пробивая четкие шаги. Шаги усиливались, и вскоре Нина увидела, как высокий, с виду интеллигентный человек, на котором элегантно сидела роскошная шуба, расхаживал по крыше, репетируя фразы. Он то высоко поднимал свой длинный подбородок, то взбрасывал к небу руки, то падал на колени, вновь и вновь повторяя одни и те же фразы. Заметив рыжеволосую красавицу, он резко остановился, провел руками по гладкому меху шубы, словно он хотел сказать: «Это очень дорогая вещь», — и тут же принял неестественно лестный вид.

— Я решил повторить свой текст, – сказал он тонким писклявым голосом и скорчил невинный взгляд. Это был актер Пренский, самодовольный и безжалостный человек. Своим выражением он пытался культурно выгнать девушку с крыши, будто он, являясь потрясающим актером, занимал огромное положение в обществе и не мог находиться рядом с кем-то незнаменитым и незначимым в его кругах. Пренский был одним из тех эгоистичных людей, которые постоянно твердили о «личном пространстве», и под предлогом этого самого пространства отвергал от себя многих людей.

Нина обыкновенно посмотрела на него и скромно улыбнулась, ничего не ответив. Когда недовольный актер понял, что девушка не собирается оставить его одного, он заговорил:

— Вы, кажется, не поняли. Когда я повторяю текст, я должен оставаться в одиночестве. Ваше присутствие не дает мне сосредоточиться.

Нина преспокойно предложила ему отправиться в одну из свободных комнат, но ослепленный своей славой актер принялся находить и тут же озвучивать нелестные выражения в адрес хозяйки дома, а затем, посчитав, что сказанного мало, он добавил обиженное: «Дура!»

Как только Пренский сказал своё последнее слово, крыша под ним провалилась, образовав целую воронку. Но, успев ухватиться за руку Нины, он смог удержаться и не провалился вместе с высокой крышей вниз. Поднявшись, он слегка покашлял и принял обиженный вид. Не удосужившись извиниться, актер отвернулся и вздумал сам уйти с этого проклятого места. Как вдруг его маленькие каблуки с железными набойками покатились вниз, потянув за собой намертво надетые на ноги ботинки. Вскоре парень и вовсе слетел с крыши и оказался на снегу. Его глаза не двигались, дыхание остановилось.

3.

— Какой ужас, — пробормотала Нина себе под нос и, проверив, что никто падения парня не заметил, спустилась с крыши по лестнице, что стояла у стены дома.

Нина удостоверилась, что пульс у него отсутствует, и принялась рассуждать: «Что же делать? Что же делать? Это так быстро произошло! Возможно, если я расскажу правду»… Однако затем она быстро остепенилась и рассудила, что вряд ли кто-то послушает её оправдания.

Нина стояла над покойным и смотрела в его раскрытые глаза. Он неподвижно лежал на спине, а снег, находившийся под ним, не был залит кровью, как положено в таких ситуациях, он поблескивал чистыми кристаллами снежинок. Шемберг еще пару секунд постояла в раздумье, а затем, схватив тело за длинные стройные ноги, утащила его в подвал. Там было гораздо темнее, чем в самом доме, пахло сырой плесенью, которой были покрыты все каменные стены подвала, иногда из-за углов слышался писк огромных крыс, во рту которых уже выросли крупные клыки. Нина знала, что не просто так у этих крыс вырастали лишние лапы, зубы, набирался вес, шерсть становилась жестче. Они мутировали в этом подвале сами по себе, будто это дом хотел потешиться страшными цирковыми представлениями. Крысы ели грибы, вырастающие в этом подвале, облизывали шершавыми языками синеватую плесень и с каждым днем их гены мутировали сильнее, заставляя изменять облик грызунов. Они бы напугали каждого, и даже Нина не любила дивиться на этих тварей.

Шемберг быстро закинула тело актера на одну из полок в подвале и живо выскочила на улицу. Там её поджидал веселый Грановский.

— Ох, — покачал он головой, — я везде Вас искал! Уже довольно потемнело на улице, и в доме Вашем нет ламп. Я понимаю, что так дом выглядит гораздо злобнее, однако в этой темени совсем невозможно работать, я сам пару раз упал с лестницы и посадил огромный синяк на локте, — и, чтобы вызвать сожаление, Олег загнул рукав дубленки и показал небольшое фиолетовое пятнышко на руке, — Я распорядился привезти свечи, — закончил говорить он.

Нина отделалась пустым молчанием, представляя новые свечи.

— На сегодня работа окончена, и мы бы хотели услышать что-то интересное из Ваших уст, — вновь заговорил Грановский после секундного молчания, — я уверен, у Вас есть что рассказать.

Грановский уверенным шагом двинулся к двери, а девушка покорно последовала за ним, глядя на его гладкий затылок. Войдя в дом, они сняли зимнюю одежду. Нина осталась в черном сарафане, обрамленном у талии тонкими блестящими ниточками. Толстяк, скинув с себя дубленку, стоял в полосатой футболке и широких расклешенных брюках, придававших ему еще большую толщину. Вскоре в дом принесли свечи и поместили их на стены с помощью бронзовых трехрожковых канделябр. По комнатам пробежал непривычный огонек, освещающий помещение. За окнами уже таилась ночь, и все, за исключением Нины, чувствовали, как мурашки пробегают по их коже. Некоторые суеверные актеры и рабочие отправились ночевать в ближайшую гостиницу, и только несколько человек, решив доказать свою прочность, остались на ночь в этом доме. Сейчас они находились в большом зале, где все стены принимали бордовый оттенок, а с потолка свисала сероватая паучья сеть. Там был и старый камин, заласканный пылью и обогревающий дом. При свете свечей Нина смогла разглядеть лица всех, кто присутствовал тогда в зале: Урей Штампов — худощавый человек; толстяк Грановский; молодая актриса Диана Запралова, пользующаяся огромной популярностью среди молодежи; седовласый старик в джинсовом комбинезоне; маленький и бородатый, вечно таскающийся с камерой человек; четыре пухлые старушки, надоедавшие своими уморительными анекдотами; темноволосая, с широкими глазами женщина, подстриженная под каре и вечно машущие кисточками три человека, не снимающие с головы разноцветные береты. Последние, очевидно, были дизайнерами. Все они в наступившем изумлении сели на пол вкруг и принялись просить хозяйку дома рассказать о какой-то необыкновенной тайне. Сначала девушка огрызалась, глядя на всех, кого она всей душой не терпит; в её сердце уже таилась тревога о недавнем происшествии, но она, стараясь не подавать виду, в ту же секунду выдумала историю, которая бы заставила трепетать от страха всех этих глупых людей.

— В этот дом меня привезли, когда мне было всего четыре, — начала Шемберг рассказ, — родителей своих я никогда не знала, и жила со старухой Фрэйн до тех пор, пока она не умерла. Оставшись совсем одна, я долго тосковала по полюбившейся мне старушке, но потом я привыкла. Однажды в такой же зимний день, как этот, после празднования Нового Года, меня пришли навестить тринадцать моих школьных друзей. Один из моих друзей принес с собой книгу, в которой было написано о том, как можно заставить человека восстать из мертвых. Сначала мы приняли это в шутку, однако решили попробовать оживить Фрэйн. Мы всё сделали, как было написано в книге: съели несколько пауков, живущих в этом доме, отправили венок на могилу старухе и произнесли пробуждающую молитву. Но ничего не произошло. Она не ожила. Немного разочаровавшись, мы решили оставить эту затею и заняться чем-то другим. Но вдруг мы обнаружили, что парня, принесшего книгу в мой дом, нет. Мы обыскали все комнаты, чулан, но его нигде не было. Затем начали пропадать один за другим все мои друзья. Когда пробила полночь, я осталась совсем одна. Я решила заглянуть в окно и обнаружила, что все тринадцать человек с диким смехом шныряют вокруг моего дома. Кожа их была синей, как у мертвецов. Под утро они спрятались в подвал под этим домом и больше никогда из него не высовывались.

— А как же старуха Фрэйд? – прервав длинный рассказ Нины, недоверчиво спросила Диана.

В кипящих от неутолимой жажды придумать еще что-то мыслях хозяйки дома зарождались всё новые и новые идеи. Она ловко зацепилась за одну идею, которая уже нарывалась вырваться с её языка, и пугающим голосом, которым, стараясь навлечь страх на слушателей, рассказывают страшилки, Нина произнесла:

— На следующий день могилу старухи Фрэйд раскопал смотритель кладбища. Её гроб был пуст!

Слушатели застыли от испытываемого ужаса. Они мысленно пересчитали всех, кто присутствовал в этой комнате, и с жутким ужасом опомнились: за исключением Нины их было ровно тринадцать человек.

Урея прижался к Грановскому и стал сильно дрожать.

— Лучше бы Вам не приближаться к подвалу. Кто знает, что из него может выскочить? – многозначительно произнесла Нина и, отвернувшись, тихо посмеялась. Её страшная история произвела огромное впечатление на людей, находившихся в её доме. Они боялись даже пошептаться и все свои эмоции они прятали у себя в сердцах.

Нина, упоённая таким успехом, отправилась в свою комнату, кинув в людей ехидное: «Спокойной ночи!»

4.

Была уже глубокая ночь, и напуганные люди спали, закутавшись в толстые одеяла. Шемберг расположила их в комнаты, находящиеся на втором этаже. По коридору на этом этаже были развешаны мрачные картины, изображающие высокие геометрические фигуры и искаженные линии. На стенах там тоже были навешаны свечи в бронзовых канделябрах, благодаря свету которых картины будто становились живее, полоски на них медленно передвигались, заполняя всё свободное пространство на стене такими же искаженными, как и они, линиями.

Диана ворочалась в пастели, рассуждая об истории, рассказанной Ниной Шемберг. Она никак не могла поверить в сказанное хозяйкой дома. Обузданная своими сомнениями молодая актриса встала с пастели, нацепила на руку браслеты, бренчащие в тот момент, как только она дернется, зацепила кудрявые волосы золотистой заколкой. При этом она негромко всхлипнула, словно надеть заколку доставляло огромное неудобство. Пораженная удивительным любопытством, Диана тотчас решила отправиться в подвал, вход в который был на улице.

Она вышла из комнаты и принялась спускаться по лестнице. Её душераздирающий скрип напугал актрису, и она быстрым шагом спустилась со ступенек. Возле двери, выходящей на улицу, стоял деревянный шкаф, где гости хранили свои зимние куртки. Отворив дверцы шкафа с нарезными росписями, Диана Запралова издала ужасный вопль. В шкафу в то время стоял раскрытый гроб, покрытый сырой землей. Из земли выползали и лезли на куртки мерзкие червяки и извивающиеся змеи. Из гроба на Диану стала глядеть желтыми глазками напыщенная дама с красными щеками. Размахивая веером, она воскликнула:

— Давно я не наслаждалась криками смертных!

Дама с яростным хохотом вылезла из шкафа и стала выделывать смешные па. Но, когда на шум сбежались проснувшиеся люди, напыщенная дама исчезла. Исчезли и гроб, и змеи, и черви. Диана лежала на полу с раскрытыми глазами.

— Умерла! – воскликнул старик в джинсовом комбинезоне.

— Умерла! – подхватил его крик кто-то.

Теперь каждый принялся по очереди вскрикивать «умерла», страшась подойти к девушке, лежащей на полу.

Наутро в дом Нины прибыл вызванный доктор, медлительный и нудный. Он всё копался в своем чемоданчике, прежде чем предпринять какие-то меры. Наконец, он потер свои густые усы и заключил:

— Умерла от сильного испуга.

Схватив чемоданчик, доктор маленькими шажками поплелся к двери и еще раз монотонно повторил вышесказанное. Четыре пухлые старушки завопили от ужаса, остальные молчали, но сердца их колотились в бешеном ритме. Только Нина была холодна, как никогда. Она спокойно подошла к ревущим старушкам и громко заявила о том, что нужно устроить похороны. Теперь уже ни для кого не было секрета о том, что вся ситуация только забавляет странную хозяйку дома.

Услышав искренний смех, она уходила в себя, забывалась в ночи. Но как только смерть приближалась к ней, она становилась здоровее и уже смела вести себя подобно ведьмам из фантастических книг.

Однако похороны оказались неизбежны. В этот же день в дом привезли серебристый гроб. По указанию Нины, молодую актрису похоронили у самого порога дома. Это всех несколько насторожило, но видеть несчастную Диану уже никто не желал, и с ней нужно было как можно скорее расстаться. Молитвенную речь священника было решено упустить, обошлись скромными похоронами, не осмелившись задействовать в том родст-венников погибшей. К съемкам в этот день никто не был готов, от того все актеры и рабочие сбежали в гостиницу, расположенную на соседней улице. В жутком доме остались только Нина, Олег Грановский и Урей Штампов.

Последний бродил весь день, прикрывая лицо кружевным платком.

— Прекрати, – забранил его Олег, — мы должны во всём разобраться!

Урей в ответ только шмыгнул красным носом и вновь запрятал лицо в платок.

— Мы все умрем, — наконец простонал он, вскинув руки кверху.

Грановский пришел в бешенство от нелепого нытья и схватил напарника за воротник. Тот сначала брыкался, пытался оттолкнуть от себя толстяка, но затем смирился и успокоился.

— Итак, что мы имеем? – начал рассуждать Грановский, — Смерть от испуга Дианы Запраловой. И чего она испугалась? Не думаю, что Диана испугалась бы при виде обыкновенных курток. Разве что… Хмм… Разве что ей что-нибудь почудилось…

Затем он задумался и принялся чесать лысую голову. Урей всё крутился вокруг него, как мышь, пытаясь что-то произнести. Он всё мямлил и мямлил, надоедая рассудительному толстяку.

— Ну, говори! – прорычал Грановский.

И тут худощавый стручок, собравшись с мыслями, поведал Олегу о том, что перед смертью Дианы он слышал дикий женский смех. Грановский посмотрел с ужасом на напарника и потрогал своей лапой его горячий лоб. Урей был весь в поту, но продолжал:

— Так же у нас вчера пропал актер Пренский. Кажется, он должен был играть главную роль.

Олег расстроено покачал головой и проговорил, что ничего не понимает. Оба они были страшно напуганы, а что-то подсказывало им, что какая-то неизведанная сила парит над этим «наижутчайшем» домом.

Толстяк заглянул в окно и увидел, как лохматая Нина раскапывает могилу недавно захороненной девушки. Труп, вытащенный из серебристого гроба, она закинула в подвал.

— Я ничего не понимаю, — повторил Грановский.

Тем временем Нина Шемберг, уставшая от раскопок, повернулась к окну, в которое с удивлением глядел Грановский. Они моментально встретились глазами. Олег прочитал в её глазах непередаваемую злобу и отпрянул от окна.

— Думаю, ты был прав, — прошептал он худощавому другу.

Всполошивший Урей робко подошел к толстяку и в оцепенении спросил:

— Когда я был прав?

— Нина… Нина Шемберг. Она убьет нас.

5.

Уставшая Нина зашла в свою комнату и включила патефон. Из него стало раздаваться расслабляющее пение девушки. Её голос был до того нежен и ласков, что Нина, свалившись на кровать, мигом закрыла глаза и уснула.

Грановский и Штампов решили не спускать из виду Шемберг. Они встали подле её комнаты. Но музыка проникала даже сквозь стены, охватывая в сон обоих мужчин. Они еле держались на ногах, поочередно зевали, но держались, как могли. Услышав раздражающий шорох, Олег и Урей вломились в комнату Нины. Её нигде не было, и только музыка по-прежнему поглощала их в сон. Не выдержав, они оба свалились на пол и задремали.

Очнулись они не скоро в холодном помещении. По каменным стенам стекала плесень, издававшая неприятное амбре, освещение было крайне слабое, в углу пищали кровожадные крысы. Не трудно было догадаться, что находятся они в подвале.

Грановский поднялся с ледяного пола и рыкнул на Штампова, боявшегося встать.

— Ты только посмотри, куда нас эта ведьма затащила, – прошипел Олег.

Урей сквозь страх поднялся на ноги, руки у него страшно тряслись и он принялся гулко стонать.

— Уймись! – Кинул на него свой взгляд Грановский, — Нужно выбираться.

И после этих слов он принялся искать глазами дверь. Приметив одну большую железную дверь, он подошел и дернул за ручку. Однако дверь не поддалась. Он дернул еще раз и понял, что дверь была заперта изнутри. Как вдруг взгляд Грановского перевалил на другую стену, где с широкой деревянной полки свисала чья-то посиневшая рука. Олег подошел поближе к полке, чтобы разглядеть, что на ней. Но, приблизившись к полке, он вскрикнул: на ней лежало тело убитого актера, пропавшего еще днем ранее. Всё тело было в темновато-синих оттенках, будто труп измазался краской. Чуть повыше, на стене висела такая же деревянная полка. Грановский встал на цыпочки и заглянул на полку: на ней так же лежал труп. Только это было уже тело не мужчины, а молодой женщины – Дианы Запраловой.

— Черт её подери! – сорвалось с языка толстяка.

Урей всё не унимался и продолжал долго и гулко стонать. Но тут запахло чем-то совершенно несъедобным, словно по полу раскинули отравительные вещества, трупы шевельнулись на полках, заерзали и принялись вставать. Глаза их были закрыты, но они четко направлялись к какой-то цели. Они не тронули стонущего Урею и подошли к стене, заросшей змеями. Откинув шипящих тварей голыми руками, мертвецы оказались перед проемом в стене, который вел в другую, такую же мрачную комнату. Посреди той комнаты стоял небольшой круглый стол, на котором красовались тринадцать фарфоровых бокалов с лиловой, ужасно пахнущей жидкостью. Помимо двух трупов, к столу подошли четыре пухлые старушки, три дизайнера, подстриженная под каре женщина и маленький человек с камерой. Все они имели преимущественно синий цвет кожи, глаза их были закрыты, а руки вытянуты вперед, как у настоящих зомби. Затем с потолка спрыгнул седой старик в джинсовом комбинезоне, такой же зомби, как и остальные. Всех их было двенадцать. К столу подошла неизвестно откуда взявшаяся Нина и принялась рассматривать своих мертвецов. «Хороши, хороши», — изредка повторяла она, прикасаясь к их синей коже.

Затем она повернулась к Грановскому и Штампову и подозвала их к столу. Они несмело подтянулись в другую комнату сквозь проем в стене.

— Кто-то один из Вас должен испить из бокала, — принялась говорить с ними Шем-берг, — в то время как Вы будете решать, кто это сделает, мы начинаем шоу!

И с этими словами по всему подвалу стала раздаваться оглушительная музыка. Двенадцать мертвецов, испив из своих бокалов, приняли белый цвет кожи, открыли глаза, которые теперь у всех стали черного цвета. Чуть позже их волосы порыжели и они стали слишком похожи на Нину. Шемберг едко усмехнулась и понеслась танцевать. Тут появилась и полная дама, не так давно доведшая до смерти наивную Диану, она стала громко петь, подзывая новых мертвецов веселиться. Щеки её были надуты еще больше, чем прежде, и от этого она казалась более толстой и румяной. Очарованный этим зрелищем Урей подошел к столу и выпил лиловую жидкость из одного бокала. Через несколько мгновений он стал таким же бледным и рыжим, как остальные. Его глаза наполнились чернотой, но они были пусты. Это был уже не человек.

Бежать Грановскому никуда не оставалось, и он стоял на месте в оцепенении. Вдруг к нему приблизилась Нина и хлопнула в ладоши. Перед ней появился грязный деревянный гроб с закрытой крышкой, и она присела на него подобно тому, как люди садятся на скамейки. Хозяйка дома показала рукой толстяку на гроб, и он также присел.

— Ну… — начала она, — у меня всё готово! Теперь в моём доме поселятся тринадцать друзей. Скучать нам будет некогда, не беспокойся о них.

Грановский помотал головой, не веря в происходящее. Его поглощало глубокое сомнение, одолевало принципиально новое явление, изменившее жизнь тринадцати человек.

— Ничего не понимаю, практически все эти люди отправились в гостиницу! Тебе как минимум удалось захватить трех людей: Пренского, Запралову и Штампова. Откуда же остальные?

— Они не успели доехать до гостиницы, — ответила с играющим взглядом Нина. Затем она тихонько хихикнула и привстала. Крышка гроба раскрылась, и Олег упал прямиком в этот адский ящик. Затем Шемберг захлопнула крышку гроба и велела всем веселиться. Грановский еще долго слышал дикий смех мертвецов, шорканье крыс в углу и топот танцующих ног. Но потом всё затихло. Толстяк толкнул крышку гроба и уморительно ахнул: он был в своем доме.

6.

Хоть утро было свежим и приятным, Олег Грановский выглядел уставшим. Он наслаждался жизнью, стоя у окна и глядя на снежные глыбы снега, которыми была окружена вся улица. Вскоре к нему пожаловал Урей в своей разноцветной шапке с болтающимся помпоном.

— У меня есть расписка, благодаря которой мы можем снимать фильм в том самом жутком доме, — вялым голосом сообщил Штампов.

Грановский удивленно покосился на него, на секунду замешкался и осознал, что это утро он уже словно видел. Он накинул на себя зимнюю дубленку, повязал на шее длинный вязаный шарф и поспешил с Уреем на поезд.

Приехав на место, они прошли пешком несколько кварталов и оказались у высокого черного дома, вокруг которого расстилалась алюминиевая изгородь. Подойдя к двери, мужчины замешкались от испуга и никак не могли постучать в дверь. В конце концов, Урей протянул руку к двери, однако Олег его остановил.

— Не думаю, что это хорошая идея. Мы найдем другой дом, где также можно снять фильм.

Штампов пожал плечами и больше ничего не спрашивал Грановского о том, что же его остановило.

В то время Нина стояла в своей комнате у окна и наблюдала за тем, как мужчины отходят от её дома. Она окинула их дерзким взглядом и нежно улыбнулась. Позади неё, на столе, стояли тринадцать фарфоровых бокалов с лиловой жидкостью.

— Теперь мне это не понадобится, — шепнула она и отправилась избавляться от вонючих напитков.