Тень прошлого

Глава 1 

Утро летнего дня выдалось особенно жарким. Безоблачным синим небом безжалостно правило солнце, безвозмездно одаривая теплом все живое вокруг. Движимый неподвластной для себя силой, одинокий луч света нашел на своем пути небольшое естественное отверстие. Аккуратно просачиваясь сквозь поросшие мхом булыжники и влажную от росы землю, он проникал все глубже в полое образование внутри горы. Встретив наконец на своем пути преграду в виде каменного пола, луч теперь освещал небольшой участок мягким белым светом. Нарушив своим присутствием царивший вокруг мрак, луч образно разделил небольшую пещеру на две половины. 

Это был единственный гость, которому довелось вторгнуться в окутанное ранее непроглядной тьмой место впервые за три десятка лет. Пещера представляла из себя овал неправильной формы, стены ее покрывали натечные образования разных цветов: от прозрачных до фиолетово-красных. Верхнее основание пещеры украшали свешивающиеся сталактиты в форме сосулек разных размеров. В самом центре этого овала находилось примитивное ложе, изготовленное из известняка в виде прямоугольной платформы высотой в один метр. У его подножия — покрытая толстым слоем пыли и каменной крошки — лежала свернутая мантия черного цвета с небольшим бронзовым кубком на ней. Длина же в точности соответствовала человеку, лежащему на мономинеральной породе, по большей части походившего на безжизненный скелет. Неподвижное и истощенное тело обтягивала тончайшая кожа, сквозь которую просвечивалась каждая косточка. Только лишь на иссохшем черепе, покрытом по бокам пепельно-серыми клочками волос, двигающиеся зрачки под опущенными веками впалых глаз символизировали о сохранившейся внутри жизни. 

Сквозь образовавшееся сверху отверстие, помимо света, в пещеру постепенно начал проникать свежий летний воздух. Ароматный запах, сочетавший в себе весь сезонный букет, начал постепенно смешиваться с затхлым, сыроватым воздухом пещеры. Солнце, тем временем, продолжало свое единоличное шествие по небосклону, понемногу изменяя траекторию падения луча. Успев проделать небольшой путь, он переместился теперь на одну из ног живого мертвеца. Бледный участок кожи начал постепенно менять свой окрас, соприкоснувшись с солнечным лучом первый раз за многие десятки лет. В течении этого времени, будучи полностью сокрытым могильной темнотой, и без того истощенная кожа стала наиболее чувствительна к любому внешнему воздействию. Участок ноги приобретал все более багрово-красный оттенок и стал покрываться небольшими волдырями. 

Следующим мгновением зрачки прекратили свое хаотичное движение и застыли в полной неподвижности, подражая всему остальному телу. Веки широко распахнулись и глаза ярко красного цвета вновь обретали возможность видеть мир. По началу, взгляд был безучастно устремлен вверх, однако в глубине алых глаз можно было заметить постепенно возвращающееся в изможденное тело сознание. 

Сохранившийся в идеальном состоянии разум стремительно пробуждался от многолетнего сна, мгновенно оценивая общее жизненное состояние. В первую очередь необходимо было заново обрести полный контроль над каждой мышцей и функцией своего немощного тела. Мертвец начал мысленно посылать команды к отдельной части тела. Не без особого труда ему поддался первый палец, затем вся рука, и вот уже верхняя часть туловища полностью откликалась его указаниям. Нагое тело теперь явственно ощущало всю прохладу и неровную шероховатость камня под собой. Обоняние невольно уловило нотку сладковатого аромата, сильно контрастирующую с преобладающим здесь запахом. Зрение окончательно сфокусировалось и различало теперь окружающие особенности помещения. Глаза осматривали пещеру и первым делом, на подсознательном уровне, удостоили взглядом каменное подножие. Опираясь на руки, воскресший мертвец медленно поднял собственное туловище и полностью сконцентрировался на еще бесчувственных ногах. Только в тот момент, как ему едва удалось пошевелить ногами, обжигающая боль молнией пронеслась по его нервным окончаниям. Бросив взгляд на пульсирующий источник жжения, мертвец передвинул ногу от светящего сверху солнечного луча. 

Боль не волновала более его ум, и он окончательно поднялся. Взгляд его гранатовых глаз проследовал вдоль всей линии света, конец которой вырывался за пределы мрачной пещеры. Увидев крохотный кусочек синевы, мертвец лукаво усмехнулся и принялся оттряхивать лежащую рядом мантию. На его тощем теле мантия смотрелась крайне нелепо, словно накинутый черный балахон на деревенском чучеле. Но подобные мысли вовсе не терзали мертвеца, в его голове были более насущные проблемы, а лицо по-прежнему отражало застывшую кривую усмешку. 

Он поднял бронзовый кубок и крепко сжал его левой рукой, наслаждаясь ощущением врезавшегося в кожу прохладного металла. Мертвец вдохнул полной грудью, стараясь насытить легкие и каждую клеточку тела имевшимся в пещере воздухом. После чего, словно смакуя каждое собственное слово, он произнес: 

—  Пусть я слаб, но магический транс сработал. 

Разум подсказывал не растрачивать попусту те крохи жизненной силы, что все еще в нем теплились. Отвлекшись от наслаждения собственным голосом и не тратя более впустую время, мертвец начал подготовку. Расположившись в сидячей позе на известняковом ложе, он поставил напротив себя бронзовый кубок. Тело его было максимально расслабленно, с каждым новым вдохом пульс замедлялся. Закрыв глаза, мертвец представил клочок синего неба и полностью сконцентрировался на этой картине. Ощутив полноценную гармонию со своим телом, его охватило знакомое, накатывающее волной возбуждение. Левая рука все это время сжимала заостренный обломок сосульки-сталактита, найденный им заранее. Быстрое, и одновременно с этим аккуратное движение в миг рассекло ладонь на правой руке. Из небольшого образовавшегося надреза на дно кубка упала капля крови. Губы мертвеца в этот момент едва заметно дрогнули. Зрачки под прикрытыми веками быстро забегали и вместо темноты перед ним распростерлись просторные земли. Разноцветным калейдоскопом мелькали кадрами небольшие деревеньки, крупные города с суетящимися жителями, красочные зеленые поля и леса. Он старался ухватиться за что-то одно и рассмотреть более внимательно, но каждый раз картинка ускользала от его взора, сменяясь следующей. В одно мгновение все образы резко оборвались и вновь перед глазами предстала чернота закрытых век. 

Открывая глаза, колдун тихим голосом пробормотал: 

— Я увидел достаточно, теперь это должно сработать. В ином случае я долго не проживу. 

Губы теперь отчетливо выговаривали заклинание, пространство наполнялось его собственным голосом. Каждое слово срывалось в пещеру и, резонируя от ее стен, становилось объемным, точно обретая свою, всякий раз индивидуальную, форму.  

Как только голос затих, левая рука увеличила уже существующий надрез, и одна за другой по дну бронзового кубка забарабанили капли крови. 

 

Глава 2 

Роб Фэлбс впервые за долгое время ночевал в собственном доме, уже успев позабыть, как мягка и приятна его постель. Дом являлся частью портовой деревни Риверфор, расположенной в центре материка. Деревня служила своеобразным перевалочным пунктом для кораблей, шедших через море. Основная работа для большинства жителей сводилась к встрече и обслуживанию очередного судна с экипажем. Несмотря на удобства, его светло-зеленые глаза, словно по чьей-то прихоти, распахнулись задолго до восхода солнца. Фэлбс отчетливо понимал — сегодня ему не удастся больше уснуть, а следующего свободного дня придется ожидать месяцами. Не без досады принимая эту мысль, он потянулся всем телом и принялся вставать. Он жил на второй линии от берега, и до его слуха то и дело доходили звуки плещущихся волн. 

— Черт бы побрал это море! — выругался он. 

Роб являлся смотрителем маяка на протяжении долгих двадцати лет. Некогда чарующий и успокаивающий звук волн превратился для него в ежедневный кошмар, от которого нигде не удавалось укрыться. Вся его жизнь была сосредоточена на одном маяке. День за днем, год за годом протекало его существование, окрашенное в цвет морской волны. В тайне от самого себя, маячник мечтал о захватывающих дух приключениях. Нескончаемыми ночами, под светом керосиновых ламп и отблеском звездного неба, он грезил о встрече с представителями других рас и о невероятных городах, насыщенных удивительными событиями. Оставаясь заточенным в собственном маленьком мирке, Фэлбс чувствовал себя забытым и никому не нужным узником собственных фантазий. 

Работа досталась ему по наследству от отца, а тому перешла от его деда и так далее. По иронии судьбы, или как часто говорил потом сам Роб: “по прихоти ледяной бездны”,  Фэлбс старший скончался на борту корабля, поглощенного морской пучиной. Вскоре после этого события, сын занял его место и будучи еще юнцом был вынужден сдружиться с башенным гигантом. 

Дорога до него была не близкой и занимала около часа езды верхом. Путь уходил к западу от деревни и вначале пролегал через просторные поля, усеянные всевозможными сельскохозяйственными растениями, затем огибал небольшое озеро и под конец углублялся в густой лес. Маяк возвышался по другую его сторону на заостренном конце мыса Морок, полумесяцем выдающегося в море. 

Утренняя звезда только начинала свой привычный восход, когда смотритель маяка показался из-за леса. Он проехал еще немного перед тем, как спрыгнуть на сухую землю и завести лошадь в пристроенное неподалеку стойло. Роб по традиции погладил ее по загривку и поблагодарил за хорошую поездку. Добравшись наконец до самого маяка, Фэлбс первым делом поднялся на самый верх и сразу заправил керосиновую лампу горючим. Спускаясь вниз, он удостоверился в надлежащем состоянии часового механизма, в некоторых местах все же решив его повторно смазать. До наступления сумерек оставалось еще с дюжину часов, признаков непогоды и туманности не наблюдалось. Видимо, я слишком поторопился со своим возвращением… Но раз уж сон мой был нарушен, эти чертовы волны все равно бы меня доконали, подумал Роб. 

Следующие два часа у маячника ушли на заготовку дров, учет выделенных в распоряжение материально-технических средств — пополненных в его отсутствие — и более основательную проверку всех систем. К этому часу лазурный небесный свод уже полностью находился во власти огненного титана, беспощадно преподносящего миру свое тепло. Поблизости от самого маяка, на мысе Морок также находился небольшой домик смотрителя. В нем и решил укрыться от знойной погоды Роб Фэлбс, посчитав, что выполненной работы для первого дня будет достаточно. 

С наступлением сумерек, точно шелковой вуалью, мыс окутал нежный, освежающий ветерок. Солнечный свет, в палитре от ярко-лилового до оранжевого, мягкими переливами живописно отражался на водной глади, разукрашивая небо. 

Смотритель маяка своевременно разжег керосиновую лампу и с помощью немалой мускульной силы запустил часовой механизм. В движение пришли тяжелые линзы и яркий свет, с интервалом в пару секунд, подавал сигнал на расстояние десяти морских миль. Роб Фэлбс осматривал белую башню маяка снизу вверх, размышляя о необходимости в скором времени ее подкрасить. Под самым куполом в световой камере плавно переливался огонь, отражаемый от составных линз. Маняще колышущееся в лампе пламя невольно привлекло его внимание, породив глубоко в подсознании Фэлбса навязчивое ощущение, чувство, словно допущена некая неточность. Вот только он никак не мог найти логичного объяснения своим нагрянувшим волнениям. 

Кажется, огонь разгорается слишком ярко… Разве мог я допустить такую ошибку и залить керосина больше положенного? Разве я мог… 

Смотритель бросился к маяку. В один миг преодолев все ступеньки, он оказался на самом верху и открыл камеру. Взгляд его разом устремился в самое сердце огня. Сливаясь с самим естеством этого процесса, Роб Фэлбс на мгновение сам стал малой частью поистине величественного зрелища. 

В его голове ураганом проносились невиданные ранее пейзажи, события и образы. Эхом отдавались в висках нечленораздельные крики и вопли. Сознание переполнялось от переизбытка бессвязно поступающей информации. Все новые видения продолжали вспыхивать, вырисовывая перед ним невероятные эпизоды, в центре которых оказался он сам. Одно из видений повторялось снова и снова и заставляло все тело содрогаться, поскольку это уже была реальность. 

Пещера… Скелет… Кровь… 

Смотритель маяка ощущал внутри себя присутствие кого-то постороннего, иррациональную силу, давящую на него изнутри. Он больше не видел себя единым целым, нечто иное стремительно зарождалась внутри него здесь и сейчас. Где-то в глубине, его истинное я осознавало возможные масштабы причиненного горя, в случае высвобождения этой безумной силы. 

Пещера… Скелет… Кровь… 

Все его существо отчаянно боролось и сопротивлялось, стараясь подавить это внутреннее восстание. В действительности все уже свершилось. По сравнению с овладевающей его силой, Роб Фэлбс был крохотной преградой на пути смертоносной лавины. Он чувствовал, как тьма сгущается и вот-вот овладеет им полностью, подчинив его волю себе.  

Пещера… Скелет… Кровь… 

В последний раз перед его глазами вереницей пронеслись все несбывшиеся фантазии и горькое сожаление о неисполненных мечтах. Промелькнули, вовсе не без радости, все двадцать лет его работы на маяке и предшествующее известие о гибели отца. Он уже не мог припомнить, как долго находится рядом с горящим огнем. Беспорядочно кружащие мысли уносили его все дальше в неизведанном направлении. Бессознательно запрокинув голову, сквозь прозрачный купол Роб Фэлбс увидел хорошо знакомый клочок чудесного неба, усеянный мириадами звезд. Под конец он всецело прочувствовал и смирившись понял — все еще можно изменить. Я больше не сдамся! — кричал он в глубине себя, а вслух спокойно вымолвил: 

— Такова прихоть ледяной бездны… 

Как только с губ его сорвалось последнее слово, сознание угасло навсегда. 

 

Позади скрывался из виду одинокий маяк. Безвольная оболочка смотрителя, верхом на лошади, мчалась сквозь сюрреалистичные тени ночного леса. Стволы разнообразных деревьев уносились высоко к небу: их раскидистые кроны сгибались дугой у самого верха и образовывали зеленый купол над головой. Сияние луны едва просвечивалось сквозь густую листву, отражаясь на листьях серебряным блеском. Свежий ночной воздух обдувал прохладными потоками бездушную материю, которой нынче были неведомы ощущения. Вместо некогда красивых глаз цвета морской волны на их месте зияла ярко-красная пропасть. 

Узкая тропа уходила дальше в чащу, виляя промеж множества пышных кустарников и возвышавшихся трав. Лошадь мелодично постукивала копытами по влажной земле под одиночный аккомпанемент щебетания ночной птицы. 

Густая зелень сменилась открытой поляной, и луна теперь в полной мере выхватила из объятий темноты одиноко скачущую фигуру. Как только по левую сторону показалась синева озера, голова наездника слегка повернулась. Взгляд новых глаз устремился на водную поверхность, словно в зеркале ища отражение своего нового облика. Отскочивший из-под копыт камешек пустил по воде волнистую рябь и заставил его вновь сосредоточиться на пути. 

Спустя пару последних километров, перед взором марионетки-Фэлбса раскинулась деревня Риверфор. Казалось, в этот момент замерла вся жизнь вокруг: жители спали в сладком неведении грядущего, природа не издавала ни единого звука, смиренно предчувствуя неизбежное. Остановившись на небольшом возвышении, ярко-красные глаза колдуна внимательно изучали окружение, ощущая исходящее тепло. Несмотря на лето, ночи на берегу моря оставались прохладными, и практически каждому жильцу приходилось затапливать печь или разжигать камин. Издав нечленораздельный звук, смотритель удовлетворенно направился к главным воротам. 

Спустившись с лошади, марионетка-Фэлбс аккуратно продвигался по главной дороге и старался не привлекать к своей фигуре постороннего внимания. Позаимствованная плоть со временем все хуже реагировала и отвечала на команды, известив тем самым о необходимости поторопиться. Фэлбс замер в самом центре деревни. Колдун удостоверился в количестве огненных источников и предельно сфокусировался над заклинанием. Вся его сущность содрогалась в нетерпении, с жадностью оголодавшего зверя ощущая сквозь чужую оболочку присутствие поблизости так необходимой жизненной силы. Для ее поглощения требовалась любая огненная сущность: будь то внушительный жар камина или скромное пламя одинокой свечи. Каждая субстанция огня обретала в этот момент собственное сознание и тянулась знойными языками к струившемуся источнику концентрированной силы. Тело Фэлбса резко рухнуло на колени. Широко распахнутые глаза, точно два маяка, озаряли красным свечением поглощенную ночным мраком деревню. Губы на побледневшем лице судорожно задрожали, рот искривился, беззвучно выплевывая слова. 

Ритуал подошел к концу и оставшиеся жизненные силы окончательно покинули человеческую плоть. Вся огненная стихия вокруг исказилась и преображалась вследствие заложенных в нее новых смертельных свойств. Те немногие, кому удастся проснуться и застать очередной рассвет, обнаружат настоящее кладбище и всю оставшуюся жизнь будут жалеть о том, что им не удалось разделить общую участь. 

 

Человек в черной мантии поднялся с холодного пола пещеры. Вокруг царила кромешная темнота, в отверстие сверху едва различалось черное небо. Две красные точки переместились к центру пещеры, костлявая рука аккуратно нащупала и подняла бронзовый кубок, стоявший на каменной платформе. Колдун опустил указательный палец на самое дно и почувствовал остаток малость вязкой жидкости. Он облизал кончик пальца и шепотом произнес два слова. Кровь в кубке мгновенно вспыхнула алым пламенем, тусклым светом освещая часть помещения и изрядно изменившиеся черты мертвеца. Его кожа приобрела более насыщенный и живой оттенок, глазницы не впадали внутрь черепа, который обзавелся новыми волнистыми прядями волос. Силы понемногу возвращались в истощенное временем тело и восстанавливали его прежнюю живость. Теперь на известняковом ложе восседал не оживший мертвец, а удовлетворенный содеянным безжалостный старик. 

Задумчиво всматриваясь в алый огонек, пляшущий в кубке, колдун размышлял о следующем шаге. 

 

Глава 3 

Нос трехмачтовой баркентины плавно и изящно рассекал водную гладь, оставляя позади себя широкий кильватерный след. Бермудские паруса, установленные на двух мачтах — за исключением фок-мачты — позволяли идти курсом крутого бейдевинда. Шхуна-барк набрала практически максимальную аэродинамическую скорость. Ночь близилась к своему логическому завершению: над головой, охваченные наступающим рассветом, звезды постепенно меркли в первых отблесках зари, в последний раз причудливо мерцая на морской поверхности, точно рассыпавшиеся блески. Под пристальным надзором капитана, терзаемого худшими опасениями от последнего донесения, судно поспешно возвращалось на южный берег. Экипаж корабля, помимо капитана и его людей, также насчитывал на своем борту нескольких суровых представителей дворфов. Им была отведена основная часть физической работы на палубе и в трюме. По мере того, как восток окрашивался в нежные цвета грядущего рассвета, над водой начал образовываться туманный слой, застилая горизонт густой пеленой. 

Граф Лоуренс — он же капитан судна — позволил себе ненадолго присесть и посмаковать свою излюбленную тыквенную трубку, в надежде в очередной раз сопоставить полученные сведения, вынудившие его самолично ввязаться в это нежданное путешествие. Не успел он и несколько раз затянуться, как к нему на шканцы подбежал встревоженный Нерис Попполин. 

— Капитан, сир! — обратился запыхавшийся матрос. — По приказу вахтенного офицера я готов подавать звуковые сигналы в связи с продолжающей ухудшаться видимостью. 

Заметив проступивший на лбу пот, наряду с обеспокоенным взглядом у явившегося паренька, капитан про себя отметил его растерянность и неуверенность в собственных действиях, свойственную юнгам в открытом море. 

Он выпустил несколько дымных колец и с нарочитой серьезностью сказал: 

— Ты не обязан докладывать мне о каждом своем действии, особенно, если приказ исходит от офицера. 

— Прошу прощения, капитан, сир. Этого больше не повторится! 

Уже готовый было развернуться, капитан вновь его окликнул: 

— Но раз уж ты здесь, возьми себе в помощь одного дворфа и поднимите заодно сигнальный флаг, на случай встречных кораблей. 

Сигнальщику наконец удалось вернуть былое спокойствие, он без лишних слов развернулся и поспешил выполнять поручение, оставив капитана наедине со своими мыслями. По его личному ощущению общая видимость в этот момент сократилась уже до одной морской мили. 

Никакие прогнозы не предвещали такого явления, подумал граф. 

К тому времени, как флаг был поднят, а звуковой сигнал во всю старался перекричать поднявшийся порывистый ветер, непроглядная пелена тумана заполонила собой все пространство вокруг. Казалось, его можно было зачерпнуть рукой словно воду, если аккуратно провести прямо перед собой. Хоть гидрометеорологическая информация и не предвещала ухудшения погодных условий, весь экипаж отчетливо понимал — шторма уже не избежать. Усиливающийся ураган и разряженный воздух окончательно подтверждали их опасения. Резкие порывы пронизывающего ветра стали использовать косые паруса против самой баркентины, уводя ее в крен. Корабль дрейфовал из стороны в сторону, точно взбесившийся поплавок, на чей крючок попалась здоровенная рыбина, и начал сбиваться с намеченного курса. Капитан старался небольшими перебежками поскорее добраться до штурмана. Ему на пути попадались офицеры, встревоженные матросы и всегда угрюмые представители дворфов Груннмар с Валди. Надрывая голосовые связки, Лоуренс раздавал необходимые указания: 

— УТОЧНИТЬ МЕСТО РАСПОЛОЖЕНИЯ СУДНА, ВЗЯТЬ РИФЫ НА ФОК-МАЧТЕ И УБРАТЬ СТАКСЕЛЬ! 

В одно мгновение мир вокруг одинокого судна вновь погрузился во тьму. Свинцовые тучи окутали и скрыли от взора весь небосвод. В их мрачных недрах, подобно биению сердца, зловеще сверкали изломанные заряды ослепительных молний. Иссиня-черные волны, заметно выросшие в своих размерах, продолжали набирать устрашающую мощь. Под покровом мглы, сродни профессиональным синоби, морские гребни то и дело наносили подлые удары о корпус шхуны. Небеса бушевали. Рокочущий гром подхватил стихийный ритм свирепствующего шторма. Облака, более не способные сдержать давления, разразились крупными осадками, завершая разгневанную картину природы. Весь экипаж был застигнут врасплох стремительным преобразованием погоды; реагировать приходилось с запозданием, без привычной технической подготовки. Наспех задраивались горловины, люки и двери, выходящие на открытую палубу. Матросы закрывали чехлами отверстия вентиляционных дефлекторов, дополнительно закрепляли палубный груз и различные устройства. Якорный клюз за неимением лишнего времени пришлось забивать ветошью, вместо предусмотренного на подобные случаи цемента. 

Добравшись до носовой части, капитан услышал обрывки диалога одного из офицеров, дающего указания штурману: 

— Продолжай двигаться дальше по установленному курсу, будем идти против волны и ветра. В случае ухудшения условий уйдем в дрейф без полного хода. 

— Капитан Лоуренс, сир! — заметив подошедшего графа, вахтенный офицер по привычке пытался выпрямиться по стойке смирно, однако о борт разбилась очередная волна, заставив всех троих покачнуться. 

— Офицер Клэренсон, доложите текущую обстановку и план действий, — стараясь перевести дух потребовал капитан. 

— Мы находимся в относительной близости от мыса Морок, буквально через милю мы должны заметить сигнальный маяк — Балансируя на раскачивающемся корабле докладывал офицер. — В связи с этим мною было принято решение идти прежним курсом, впоследствии маневрируя короткими галсами под укрытием берега. 

— Как скоро мы окажемся близ берега с нынешней скоростью? — осведомился капитан. 

— Если удастся дальше контролировать резонансную качку и предотвращать сильное заливание палубы водой, то примерно через минут тридцать-сорок, капитан, сир. 

Пожалуй, это наша лучшая возможность пережить бурю, в противном случае нам уже ничего не поможет, подумал Лоуренс, а вслух сказал: 

— Следуйте этому плану, офицер, и да смилостивиться природа перед всеми нами… 

 

Как и обещал офицер Клэренсон, преодолев одну из самых непростых миль, в поле зрения баркентины попали пронизывающие ярким свечением вспышки маяка, водруженного на мысе Морок. С равными промежутками вдалеке отчетливо мерцала огненная точка, будто никакого тумана вовсе и не было. Огромные капли дождя заливали лицо Нериса. Промокший насквозь, он, наряду с остальной командой, старался обеспечивать безопасность судна. Ненадолго отвлекшись, сигнальщик решил смахнуть прилипшую прядь волос с лица и оглянулся вокруг. Его взгляд моментально зацепился за сверкающее пятнышко вдали горизонта. Одного взора оказалось более чем достаточно. Маленькая искорка превратилась в огромное ослепительное пламя, стремительно разрастающееся в разуме матроса, поражая все его естество. На короткий миг его подсознание обрело небывалую легкость: рассеялась тяжелая ноша ответственности, а судьба шхуны, как и своя собственная, его более не отягощали. Перед его глазами то и дело мелькал облик незнакомца с залитыми кровью глазами. Нерис Попполин стал первым членом экипажа, утратившим свой рассудок. 

Безвольное тело Нериса продолжало неподвижно стоять, по-прежнему устремляя взгляд в сторону маяка. Работавшие неподалеку матросы стали искоса поглядывать в его сторону, кто-то пытался окликнуть. Волны начали достигать поистине исполинских размеров и после очередного удара корабль едва не завалился набок. Подверженный влиянию огня, разум Нериса был полностью отключен, и при резком наклоне судна он рухнул вниз, точно марионетка с обрезанными нитями. Замертво лежащего на палубе сигнальщика обнаружил Груннмар, поспешно поднявшийся из трюма вперед Валди. 

— Живой? — поинтересовался подоспевший дворф. 

  — Нет. Кажется, шторм забрал свою первую жертву… 

Словно предрекая свою судьбу, Груннмар отвел взгляд от мертвого тела и его внимание привлекло манящее свечение. Вспыхивающее пятнышко света в отдалении, точно луч надежды, прорывалось сквозь непроглядную черноту бушующего урагана. Вопреки его желаниям, оно затягивало и уносило его мысли все дальше от происходящих событий на баркентине. Потеряв всякий контроль, дворф лишь увлек за собой своего товарища. 

— Мы спасены, добрались! 

Озадаченный таким выкриком, Валди проследил в том же направлении, в котором устремил свой взор его друг. 

Их тела охватил неприятный покалывающий озноб. Явственно ощущалось присутствие неподвластной им силы. Восприятие искажалось. Они блуждали по темным закоулкам, изредка ослепляемые красными вспышками света. Вокруг были сплошные каменные стены, от которых эхом отражалось одно единственное различаемое слово: Возмездие… возмездие…  

Тихие отголоски собственного разума, приглушенные огненным дурманом, старались вернуть Груннмара и Валди в реальность, призывая возвращаться в материальную действительность. Вопреки всему, страх в их телах продолжал нарастать, видимые образы ощущались предельно подлинно. Возмездие… возмездие…  

Стены вокруг начали стремительно сужаться, оставляя все меньше свободного пространства. Слух прорезал возникший неприятный скрежет скальных пород, картинка перед глазами поплыла и на долю мгновения прежний голос стал слышен отчетливее: вместе… грядет возмездие… восстановим мир… 

Баркентину, как подхваченный ветром гелиевый шарик, в настоящий момент кидало то в одну, то в другую сторону. Откуда-то с самого носа едва доносились невнятные крики. Только сказанные, их тут же подхватывал шквальный ветер и уносил за собой в открытое море. 

Невзирая на усиливающуюся качку, капитан мчался сломя голову по палубе, стараясь предупредить свой экипаж. 

— Никому не смотреть на маяк!!! Повторяю, не поддавайтесь искушению взглянуть на мерцающую точку!!! 

Мозг усиленно работал, все прежние факты в мгновение ока выстроились в логическую цепочку, предоставив ужаснейшую картину действительности происходящего. Как же поздно я осознал! — с раздражением подумал граф. Он бежал и продолжал выкрикивать предостережения, в глубине души стараясь принять тот факт, что исход уже предрешен. На его глазах обреченные тела безжизненно обрушивались на палубу, некоторых тотчас поглощали настигающие корабль гребни волн и забирали с собой на дно. Следовало присматривать за штурманом, Клэренсон ни черта не смыслит в кораблевождении, мысленно выругался он. 

Окончательно потеряв управление, штурвал резко рванул влево с такой силой, что вывихнул офицеру запястье. Вскрикнув от неожиданной боли, Клэренсон машинально выпустил его из рук и потерял равновесие. Судно накренилось набок, левый борт коснулся воды. Под кривым углом паруса не выдержали напора интенсивного ветра и фок-мачта, надломившись по центру, начала стремительное падение. 

Правый борт возвышался теперь над бушующим снизу морем. Граф уцепился обеими руками за мешок со снаряжением, из последних сил он старался воспрепятствовать своему скатыванию с этой импровизированной горки. Как только поврежденная фок-мачта вместе с парусами окончательно обрушилась, кораблю удалось вернуть первоначальное положение. Некоторый промежуток времени капитан был не в силах ослабить свою мертвую хватку. От сильного напряжения костяшки пальцев побелели, а на ладонях ощущались кровоточащие раны. Стараясь перевести дух, он лишь в последний момент заметил нависший над собой морской пенистый гребень, полностью перекрывший небо. Его губы едва заметно подернулись. 

 

Глава 4 

— Ты слышала, что о нем говорят? 

— Помолчи наконец, наше дело — не дать ему умереть, а то нас вздернут уже на закате. 

— Его корабль потонул, Мия, а он один остался в живых! 

— Будь на то моя воля, я бы сама перерезала ему глотку прямо сейчас. Так что да, я прекрасно понимаю твои чувства. 

— Нет, ты не понимаешь! Аландриель и весь наш город вынуждены подчиняться ему! А теперь оказывается наш граф еще и чертов маг? Как же мы допустили подобное… 

— Заткнись, Элидий. Кажется, он приходит в себя. 

Сквозь полубессознательное состояние, до графа доносились отдельные слова, смысл которых ему не удавалось уловить. Едва пошевельнув головой, он ощутил резкую пронзительную боль в области затылка. Последние воспоминания с борта баркентины неторопливо возвращались к нему. Тем временем, разговоры вокруг полностью смолкли. Граф продолжал неподвижно лежать, ожидая пока до конца уляжется головная боль, чтобы окончательно прийти в себя. В это время он решил оценить свое общее состояние и не обнаружил более никаких серьезных последствий. 

— Где я нахожусь? — спросил он. 

— Вы находитесь в лазарете деревни Риверфор, расположенной близ мыса Морок, сир. 

Граф открыл глаза и осмотрелся. Помещение выглядело скромно и лишь отдаленно напоминало городские лазареты, которые ему по долгу службы доводилось посещать. По правую от себя руку он обнаружил небольшой столик с разнообразными травами всевозможных расцветов. Слева на деревянных стульях сидели двое утонченных подростков. Девушка, которая выглядела чуть старше, казалась очень серьезной и ответственной, ее оценивающий взгляд, направленный на графа, отдавал холодом. Юноша же в свою очередь выглядел немного растерянным, всем своим видом стараясь это скрыть. 

— Как вам удалось меня найти? 

— Мы вас не находили, сир. Нас привезли в эту деревню вторым составом, непосредственно для оказания лечебной помощи, — вновь ответил мелодичный голос девушки. 

В этот момент дверь в лазарет отварилась и на ее пороге появился коренастый мужчина, облаченный в форму стражника со знаками отличия. 

— Ох, слава богам вы пришли в себя! Все уж боялись… — он резко осекся и продолжил в более формальной и спокойной форме: — Сир, прошу прощения, я услышал доносящиеся голоса и решил проверить… 

— Спасибо за беспокойство, — перебил его граф, — со мной все в порядке. Не могли бы вы ненадолго оставить нас наедине? — обращаясь уже к двум подросткам попросил он. 

Переглянувшись, они вдвоем поспешно скрылись за дверью. 

— Кто распорядился оставить меня одного с этими эльфийскими отпрысками? — выпалил граф, как только они остались вдвоем. 

— Это лучшие лекари из Эльвириума, сир, они настояли, чтобы в палате больше никого не было. Аландриель лично поручился за них. Тем более, вы же знаете, все чувствительные к магии эльфы находятся под нашим строжайшим контролем. 

Лоуренс поднялся с кушетки, натянул сапоги и пристально посмотрел в глаза своему собеседнику. 

— С каких это пор, Рентон, мы стали такими доверчивыми по отношению к эльфам? — стражник открыл было рот, но не смог подобрать нужных слов, тогда граф продолжил: — Ладно, сейчас это неважно. Лучше расскажи, что здесь на самом деле произошло? 

Рентон облегченно выдохнул, довольный сменившейся темой и отрапортовал: 

— Большая часть жителей скончалась прошлой ночью, сир. У каждого умершего выявлены одинаковые посмертные признаки. Те, кому посчастливилось уцелеть, как раз и сообщили в Эльвириум о случившемся, постоянно твердя о каком-то “проклятии Фэлбса”. 

Граф задумался над словами стражника, сопоставляя их с уже имевшимися фактами.  

— Как звали смотрителя, работавшего здесь на маяке? 

— Э-э.. если честно, сир, то не имею ни малейшего понятия. Но если нужно, я… 

Жестом руки граф вновь прервал его. 

— В этом нет нужды, я уверен, что смотрителем и был некий Фэлбс, с которого все и началось. — Заметив на лице Рентона вопросительный взгляд, Лоуренс решил поскорее закончить этот диалог и добавил: — Подготовь для меня в течении часа хорошую лошадь и провиант на пару ночей, у меня есть одно дело. 

— Но сир, куда вы направитесь? Вам не следует путешествовать в одиночку, тем более после случившегося! 

— Это приказ, Рентон, выполняй. 

 

Спустя час, Лоуренс уже во всю гнал выданную ему лошадь в сторону востока. Он не мог с точностью ответить даже себе — куда именно он направляется или что ищет, но в то же время оставался уверенным в одном: как только ему на глаза попадется нужное место, то он сразу это поймет. Сам граф любил называть подобные проблески интуиции Магическим следом. И хоть его нельзя было увидеть воочию, сейчас этот след расстилался перед ним, точно дорога из желтого кирпича. 

В течении следующих нескольких часов граф двигался по ощутимому следу, доступному к восприятию лишь чувствительным к магии существам. Он надеялся в конечном итоге успеть достигнуть первоначального места, в котором было произнесено заклинание. Магический след по прошествии все более долгого времени ослабевал, и Лоуренс то и дело пускал лошадь галопом, давая ей лишь небольшие передышки. День выдался пасмурным и невольно напоминал графу о предшествующих событиях, безвозвратно унесших жизни преданных товарищей. Мир вокруг изобиловал разнообразными растениями, цветами и деревьями. Природа была насыщенна множеством звуков: то и дело были слышны мелодичные трели диковинных птиц всевозможных окрасов, жужжание и звон насекомых, а где-то в отдалении журчала бурная речка под шелест изумрудной листвы. 

В какой-то момент Лоуренс был на грани отчаяния, считая свою одиночную вылазку импульсивной и порывистой. Всю дорогу его преследовала навязчивая мысль развернуться и прекратить эти поиски. В действительности же он отдавал себе отчет, что это за него говорит нарастающий страх, страх предстоящей встречи. И все же, помимо страха, графа обуревало множество эмоций его превосходящих, которые и продолжали двигать неустанно вперед. Самостоятельно начав весь этот путь, приведший его к нынешнему положению, Лоуренс посчитал необходимым самолично его и продолжить… либо завершить. 

Его мысли хаотично сменяли друг друга до тех пор, пока перед взором не предстало подножие конусообразной горы, вершина которой скрывалась в скопившихся высоко наверху облаках. Хребты и склоны ее были покрыты густым слоем зелени ровно до середины, затем переходившим в сплошной скалистый рельеф. Графу наконец удалось обуздать все внутренние процессы и обрести предельное спокойствие. 

Магический след заканчивался ровно на этом месте, никаких сомнений быть не могло. Перед графом встал последний вопрос: остался ли здесь сам источник вызванного заклинания? Не успел он опомниться, как меж двух хребтов прозвучал резкий хлопок, поднявший в воздух фейерверк из мелких осколков камней и спугнувший поодаль небольшую стаю птиц. Образовавшееся отверстие находилось на границе растительного покрова. Что ж, видимо здесь все и закончится, подумал он. Граф спешился и начал аккуратный подъем, посчитав этот взрыв своеобразным приглашением. 

Он пробрался в отверстие и теперь спускался вглубь по отвесному склону. Заслонявшие весь небосвод серые тучи едва добавляли естественного освещения этому мрачному месту, из-за чего приходилось двигаться неспеша и аккуратно придерживаться руками за острые края камней. Спустя пару минут его ноги наконец нащупали под собой ровную поверхность, и он оказался внутри скромной пещеры. Лоуренс оглянулся и сделал шаг вперед. Пол был усыпан песком из мелких камней, раздавшийся под ногами шорох эхом разнесся по всему помещению. Как вдруг, буквально в паре метров от него, вспыхнули две ярко-красные точки. 

— Ты все же посмел использовать магию крови, — сказал Лоуренс. 

— У меня не было выбора. 

Лоуренс увидел, как две точки немного переместились, и тут же всю пещеру озарил мягкий бордовый свет, исходящий из кубка колдуна. Их взгляды пересеклись и граф невольно отступил назад. Перед ним предстал мужчина средних лет. В тусклом отблеске пламени черты его лица казались слишком резкими и грубоватыми, однако пылающие жизнью глаза говорили о былом благородстве. Густые волосы, черные как вороново крыло, ниспадали практически ему до плеч. Колдун сидел на каменном возвышении в самом центре пещеры и выжидающе рассматривал своего гостя. 

— Наша фамильная мантия, ты был одет в нее… 

— В день, когда ты убил меня, — закончил за него колдун. — В тот раз ты прибегнул к весьма старому способу, яд убил меня в считанные секунды. 

— И вот ты снова жив, — Лоуренс не смог сдержать своего изумления, что не скрылось от глаз колдуна. 

— У тебя выдалось столько свободных лет… как тебя теперь называют? Император? Король Лоуренс? О, нет-нет… это даже для тебя было бы чересчур напыщенно, — лицо колдуна озарила насмешливая улыбка. — Я знаю о тебе абсолютно все, граф! 

Еще будучи на корабле, Лоуренс осознавал, что ему предстоит встретиться с тенью прошлого. И все же, подобная уверенность и прямолинейность в словах колдуна сильно его смутила, пошатнув внутреннюю подготовку. 

— Думал тебе и твоим людям удастся безнаказанно подчинить своей воле целые расы? — упрекал колдун. — Скольких эльфов вам пришлось убить, а всех чувствительных подвергнуть зверским пыткам? А дворфы, стоило все то кровопролитие ради собственной расы рабов?  

— Магия крови окончательно затуманила твой рассудок, брат. 

— Смеет говорить тот, кого извратила жажда власти! 

Колдун встал и его глаза засияли ярче прежнего, выражая более неприкрытую агрессию и враждебность. 

— Тебе уже ничего не изменить, Зеттериус. 

Его губы слегка искривились, и правая рука Лоуренса стремительно выхватила из-за набедренного пояса миниатюрный жезл-стилет и нанесла колющий удар.  

Колдун различил едва изменившееся выражение лица графа и в последний момент успел подставить левое плечо под молниеносный выпад. Вместо намеченного сердца, острие наполовину вонзилось в левую руку. Рукав мантии начал пропитываться стекающей кровью. 

Алое пламя вспыхнуло в глазах Зеттериуса, приковывая к себе взгляд противника. Хватка Лоуренса ослабла и окровавленное оружие со звоном упало на каменный пол. Граф инстинктивно пятился назад, пока его спина не соприкоснулась с холодным камнем пещеры. Упав на колени, он разразился заливистым смехом, после чего произнес: 

— Думаешь после случая на корабле я не принял защитных мер? Глупец, твой взгляд бессилен против меня!!! 

— Именно поэтому я и решил последовать твоему примеру, — сказал колдун и взглядом указал на его руки. 

Глаза Лоуренса в миг округлились и остекленели от ужаса, от прежнего смеха не осталось и следа. В них читалась искренняя паника и смятение, он медленно перевел взор с колдуна на собственные руки. Ладони были испещрены мелкими царапинами и порезами. 

Колдун оставил бездыханное тело и покинул пещеру безопасным путем. Как только он выбрался на поверхность, левую руку охватил лихорадочный жар. Порвав рукав мантии, Зеттериус увидел, как по всей коже стремительно распространяется гниение от колотой раны. Перед глазами заплясали черные пятна, и он ничком повалился на землю.