Из пепла в прах

«А ведь я мог бы стать пивоваром, – подумал Михаил. – Я мог бы стать замечательным пивоваром».

Жменя можжевельника. Щепотка полыни для горечи. Немного вереса и столько же тысячелистника. Он медленно, неспешно помешивал сусло, а пронзительно знакомый запах постепенно наполнял помещение. Теплый, мягкий и чуть терпкий. Будто в противовес мрачной зиме, что лютовала за окном круглый год. Совсем, как в детстве. Точь-в-точь, как когда отец варил эль.

Забавно, странно и жутко. Одновременно. Шаман уже давно не помнил лица. Годы прошли с тех пор, как он позабыл голос. Но вот аромат, что стоял в доме, когда отец работал – въелся в память Михаила, словно узор в дерево.

Да, сложись все чуть иначе… Не заедь в их городишко наставник, не заприметь он мальчишку, что не зябнул даже в самый лютый мороз, не забери он горячего во всех смыслах парня с собой в столицу, где воспитал и обучил… И быть бы ему пивоваром на окраине страны. Но вышло, как вышло. Теперь он шаман.

Закончив с суслом и потушив огонь под чаном, Михаил покинул пристройку. Как был – в одной рубашке да легких брюках. Жар в его груди задрожал маревом от расплавленного металла, и Стужа лишь обломала свои ледяные клинки о раскаленную кожу. Снег, что жирными белесыми мухами кружил в воздухе, опустился на плечи тяжелыми каплями воды. Миг – и испарился, окутав шамана теплым, но легким пальто.

Да, замечательно все сложилось. Деньги, сила, почет и уважение, что может быть лучше? Он посмотрел на двухэтажный крепкий дом, к которому направлялся. И тут же поморщился. Ну да, разве что это – та еще ложка дегтя.

Мало того, что приходится все время колесить по окоченевшему трупу страны, вместо того чтобы сидеть себе спокойно в теплой и уютной столице. Так и забрасывает его вечно в такую глушь, где даже приличного постоялого двора нет. А конкретно в этом городишке – не было даже неприличного. Поселится пришлось у господина Ландау. Местного пивовара. А еще – бездетного вдовца, живущего в одиночку в большом доме.

Михаил прибыл раньше положенного и застал хозяина не на пороге, как положено, а в той самом пристройке. Невысокий и кряжистый, но без ленивого пуза. С лицом, заросшим до состояния, когда уже невозможно точно определить, где кончаются брови и начинаются усы – он ворожил над чаном в окружении запаха эля, столь похожего на отцовский… И в тоже время не такого, другого. И так шаману захотелось исправить этот неверный запах – аж до зуда в зубах – что он не выдержал и попросил господина Ландау об этом одолжении. Тот не возражал. А удивление, скорее всего, утонуло в густой бороде.

Подойдя к крыльцу, Михаил услышал крики, что доносились из-за двери.

– Что значит «варит эль»?! Он только приехал в город… И сразу поперся варить эль?! Он что, за этим сюда приперся?! – гремел артиллерийскими залпами незнакомый голос.

Михаил поморщился. Как лишний вес – признак лени, так и грубость – признак недалекого ума. И что одно, что другое – одинаково недостойно джентльмена, но достойно порицания.

– Господин шаман высказал такую просьбу, и я не обнаружил причин ему отказать, – тихо, размеренно и слегка причавкивающе ответил на канонаду господин Ландау.

– Так сейчас ведь появилась! Абрахам, у нас там еще один мертвый овцебык! Повезло, что в этот раз фэйри хотя бы пастуха не тронул! Так приведи же этого шамана сюда скорее!

– Спокойнее, Виктор, – прозвучало столь же умиротворено, как и прежде. – суета и поспешность – причины слишком многих бед.

Вздохнув, Михаил толкнул дверь и вошел в дом:

– Прошу прощения, господа, и добрый вечер. Нет нужды меня никуда приводить, я уже закончил со своими делами. И прошу прощения, что поддался мимолетным ностальгии и искушению. Могу вас заверить, это был единоразовый порыв. Больше он не повторится.

Прихожая больше напоминала сад из книг. Шаман невольно посмотрел на венчавший ближайший «куст» томик: «Хроники Крестовых походов». Михаил одобрительно хмыкнул. Кажется, господину Ландау присущ свойственный всем умным людям интерес к истории. Похвально.

Он поднял взгляд на людей, что стояли посреди букинистических зарослей. Рядом с хозяином дома неповоротливой крепостью высился мужчина. Завернутый в слои меха – шуба, шапка, варежки, свитер, борода – с широким носом, тяжелым подбородком и нависающим лбом. Он и сам походил на овцебыка. Да и по разуму, наверняка, недалеко ушел… На плече его висело ружье.

Здоровяк шагнул вперед и протянул похожую на надгробие ладонь:

– Виктор Синеглазов, мэр города. Я буду вас сопровождать.

Михаил хмыкнул. Этот городишко настолько мал, что сопровождать его будет сам мэр, но при этом у него все равно есть мэр. Забавно. Он пожал протянутую руку и представился:

– Михаил Неверин, шаман. Прошу прощения, я так понял фэйри убил еще одно животное?

– Да! Так может пойдем уже скорее, господин шаман?!

– Хорошо, – он кивнул и посмотрел вопросительно на господина Ландау: – Мой жезл?..

Хозяин дома молча указал на угол комнаты. Там и вправду скучающей дамой на балу приткнулась витая трость. Ее изящное тело украшало ожерелье из выжженных на светлом дереве рун. Подхватив свое оружие, шаман вышел обратно на улицу. Снег вновь укутал его в паровое пальто.

Большую часть дороги Виктор ворчал. Он жаловался на погоду, причитал насчет нехватки еды, возмущался дебоширам, но больше всего он злился из-за фэйри:

– Так мало ведь им, что Стужу на наши головы принесли! Они еще к нам приперлись и скот наш губят! Без еды в преддверии зимы оставляют!

Михаил поморщился, но смолчал. Слышал он эту байку и не раз, что зимний народ выпил все тепло мира. Ага, конечно. Именно по этой причине после Крестовых походов – уничтоживших все их племена и оставившие лишь жалкие горстки бродяг – стало лишь холоднее. Звучит логично.

Как и наставник, да и все разумные люди, все джентльмены – Михаил придерживался мнения, что фэйри лишь лучше людей приспособились к Стуже и не более. Им нет нужды в теплых одеждах или пище. Вместо этого они просто забирают чужое тепло. Очень удобно, надо признать.

Шаман большую часть пути косился на ружье мэра. Пока, не выдержав, все-таки и не спросил:

– Прошу прощение за бестактность, но зачем оно вам? Ведь против фэйри она бесполезно, горячий свинец лишь придаст им сил. Лучше бы взяли с собой шпагу, холодный метал вытягивает из них тепло и может даже убить.

– Так я знаю, – буркнул Виктор и поправил ремень от оружия. – Но я так и не научился орудовать шпагой. Зато стреляю я хорошо. Мне так спокойней. Так что…

– Понимаю, – кивнул шаман. – Еще раз прошу прощения за бестактность.

 

По твердости промерзший насквозь труп не уступил бы и камню. Исключение составляла лишь длинная шерсть животного. Она, наоборот, стала настолько ломкой, что местами просто осыпалась под собственным весом. Тело овцебыка покрывали белые разводы изморози, будто в него въелись облака. Они же заволокли его глаза.

– Прошу прощения, вы говорили, что это случилось час назад?

– Ну так!

– Замечательно, – «Это определенно работа фэйри».

– Так что же тут замечательно?!

– Это было недавно, а значит след найти будет нетрудно, – а еще это значит, что он не зря приехал в такую глушь. – И я прошу прощения, но будет лучше, если дальше я буду действовать в одиночку. Боюсь, вы будете не в силах мне помочь и лишь подвергните свою жизнь ненужной опасности.

– Понимаю, – кивнул Виктор. – Удачи вам тогда, господин шаман.

– Благодарю. До встречи.

Михаил даже не посмотрел на уходящего мэра. Все его внимание было обращено на снег вокруг замерзшей туши. Наконец он нашел их. Пятна льда на белом полотне. Следы фэйри. Там, где их босые ноги касались рыхлого снега, он лишался даже тех крупиц тепла, что в нем еще оставались.

Шаман на мгновение нахмурился, но тут же улыбнулся. Отпечатки различались по размеру. Фэйри было двое. Замечательно. Во время обучения, наставник раз в месяц брал его с собой на задания Гильдии, но, если им попадались группы фэйри – учитель всегда охотился один. И за два года, что Михаил работал самостоятельно ему попадались лишь одиночки. Не везло. Но это дело могло стать для него началом взлета. Еще парочка таких, и можно будет самому попроситься на должность наставника. Сидеть в теплой, уютной столице, гонять какого-то паренька и жить спокойно, а не носиться все время по ослепшим от снега и льда просторам. Замечательно, просто замечательно…

 

Следы привели его к небольшому холму, вылепленному из снега. Темный зев входа угрожающе смотрел прямо на него. Михаил подобрался, перехватил поудобнее жезл… И услышал шелестящих шорох.

Он успел повернуться, когда на него налетела сотканная из пепла и золы фигура. Холодные руки легли на горло, вытягивая тепло. Шаман лишь усмехнулся и помог фэйри с этим. Надо отдать тому должное – быстро понял, что к чему и отскочил назад.

Фэйри не любят холодного железа, но куда больше их беспокоит огонь. Ведь переизбыток тепла убивает зимний народ точно также, как и недостаток. И уж чего чего, а тепла у шаманов, у тех, кого называют «летними фэйри» – в избытке.

Михаил шагнул следом за отступившим врагом и вонзил ему в грудь жезл. Накопленный жар хлынул в пепельное тело. Пылающие рыжим светом трещины рассекли золу. Миг – и серые хлопья прибавились к белым. А шаман направился к снежному холму.

Внутри его ждал очередной фэйри. Женщина, судя по фигуре. Она стояла на коленях и прижимала к своей пышной груди … маленькое тельце из пепла и золы.

«Ребенок?! У них бывают дети?» – он… он никогда не задумывался над подобными вопросами.

Женщина что-то протрещала на своем морозном языке. Такой же треск ответил ей. Шаман поднял взгляд. За спиной поразившей его пары стоял еще один фэйри. Почти полностью белый, он сливался с окружением. И он тоже явно еще был ребенком. Хоть и постарше прижатого к материнской груди.

«Как человек… как джентльмен может убить ребенка?.. Но иначе они будут продолжать губить скот… Погибнут люди…»

 

***

Холодно. Так холодно… Холод заполнял меня, как лед – озеро. Значит, это все?.. Какой… отвратительный конец…

В холм вошел отец. Он коснулся меня и касание это показалось обжигающим. Жар потек из его шершавых ладоней, наполнил тело. Я глубоко вдохнул и стужа, что, казалось, уже навечно поселилась в костях – отступила. Отец передвинулся к матери с сестрой.

Какое-то время я просто лежал, наслаждаясь ласковым светом, что пульсировал во мне. Откуда только отец взял его? Мы уже несколько месяцев не видели ничего живого. Ничего теплого… Леса остались далеко позади, а мы все шли вперед. Мы всегда шли вперед, сколько помню себя. Отец рассказывал, что когда он был маленьким, то жил в племени. Множество фэйри, множество семей жили вместе на одном месте долгие годы. Трудно даже представить. А потом пришли люди. Теперь им нельзя было останавливаться. Теперь у них был лишь Путь-без-цели. Иначе они вновь придут…

 

На следующий день я лежал на земле рядом с нашим холмом. Наслаждался уходящими крохами тепла, с ужасом ждал, когда оно иссякнет. И смотрел вверх, на облака, плавно плывшие в синеве. Невесомые и свободные. Я почти слышал их веселый смех, когда они с легкостью менялись, становились то невиданными зверьми, то сказочными лесами, то стаями птиц… Где-то среди них был и дедушка.

Отец говорил, когда фэйри умирает, то становится облаком. Он все еще продолжает свой Путь, но уже не знает ни холода, ни страха, ни усталости. Он просто присматривает за своими потомками, оберегает их. Я был бы не прочь стать облаком, избавиться от забот, от вечных невзгод…

– Тренк, сюда! – донесся до меня голос отца.

Я тут же вскочил и побежал к нему со всех ног.

– Сегодня идешь со мной. Будем охотиться.

– Угу.

 

Он привел нас к равнине, на которой люди пасли свое стадо больших, похожих на мохнатые холмы зверей. Никогда не понимал, зачем они нужны людям. Им ведь не нужно чужое тепло, у них свое есть. Отец говорил, что люди «лучше приспособились». Нечестно…

Мы подкрались к ближайшему животному, вцепились пальцами в длинную шерсть, потянули тепло. Больше, еще больше. Чтобы хватило не только нам, но и маме, и Стсте…

Мы уже почти закончили, когда услышали крик. Грубый, гортанный. Человеческий. Мы поспешили назад, но… Не успели. Он выскочил прямо перед нами, размахивая длиной палкой. И на конце ее блестел жалящий холодом металлический коготь. Он ударил раз, другой. И каждый укол вырывал из нас немного тепла. Тепла, которое так нужно маме! Нужно Стсте!

Я закричал. Бросился на человека, вцепился в него, как до этого в его зверя. Я зачерпнул столько тепла, сколько сумел, и он рухнул. А мы побежали. Домой. К маме с сестрой.

 

Нам хватило его на неделю. Потом пришлось опять идти к людским зверям. Я сидел и перебирал свои камешки, когда отец позвал меня.

Мои камешки… гладкие и цветные, удивительно блестящие на свету. Собранные ото всюду, где мы останавливались. Такие красивые…. Как их можно было оставить? Но отец звал, нужно было идти.

В этот раз облака уберегли нас, и мы остались незамеченными. Наверное, в прошлый раз дедушка прилег поспать. Он всегда любил поспать.

Довольный собой, я отдавал добытое тепло маме и Стсте, которую она прижимала к груди. В холм кто-то вошел. Я поднял взгляд на отца, но вместо него увидел человека. Лицо его было острым в каждой своей частичке, будто его вылепили из зазубренных камней, а на голове словно горело пламя. В руке человек сжимал какую-то палку.

– Тренк, беги! – крикнула мама.

– Что?.. Я не брошу вас!

– Я сказала беги, недоумок! – она коснулась стены холма и отдала ей свое тепло, растопив снег.

Я поколебался еще миг, но все же бросился прочь. И даже успел пробежать немного, прежде чем мне в спину что-то вонзилось. Ноги заплелись, земля ушла из-под ног. Я лежал и мягким одеялом меня накрывал покой.

Тепло. Так тепло… Тепло заливало меня, словно солнечный свет – лесную поляну. Значит, это все?.. Какой… приятный конец…

 

***

Женщина вновь что-то прокричала. Громче и настойчивее. Она протянула руку к стене их жилища и касанием растопила снег. Поколебавшись еще миг, старший из детей бросился прочь.

Михаил замахнулся. Замер. И пронзил мать с ребенком одним ударом. Дождался, пока они рассыпятся клочками сгоревшей бумаги. Шагнул следом за беглецом и метнул тому вдогонку свой жезл. Трость вонзилась точно между лопаток.

Молодой фэйри рухнул ничком. Багровые трещины опутали его. Через миг он разлетелся тяжелыми хлопьями пепла. Точно также, как и вся его семья до этого.

А шаман тяжело опустился на ледяной пол жилища. Он просто сидел и смотрел перед собой на снег, что кружил в воздухе, словно жирные белесые мухи над окоченевшим трупом земли.

«А ведь я мог бы стать пивоваром, – подумал Михаил. – Я мог бы стать замечательным пивоваром».