Коллапс

0

Что такое Вселенная без Наблюдателей – пустышка?Всего лишь холодное и темное место, с множество путей, пересекающиеся друг с другом.Это театр без зрителей, а потому актеры могут быть одновременно в нескольких местах, играя Данте и Шекспира в одно и то же время.Это мозаика, странная и страшная картина – где все возможно, но ничего нет.

Мир пребывает во всевозможных состояниях и нет им конца, но стоит появиться Наблюдателю,стоит только открыть глаза и все эти ветки, устремленные далеко за конец пространства, рвутся и рушатся на глазах. И вот тогда, когда происходит коллапс волновой функции, остается лишь один возможный исход, его определяет слепая случайность. Парадокс, но, чтобы этот мир существовал, необходимо разрушить великое множество других.

 

678

Адам сидел на теплом камне – тот лениво мерцал фиолетовым, нежась на солнце.Сейчас Солнце начнет быстро опускаться за горизонт, и он отправится в лес.

Вокруг шелестели деревья, выросшие за ночь.Они окружали зеленой стеной маленькое озерцо с прозрачной водой.Небо было чистым и изумрудным, впервые за несколько дождливых дней,когда деревья вообще не вылезали и ему пришлось сидеть целыми днями в Убежище, пока Ева снова хозяйничала в Инкубаторе. Она вообще последнее время подолгу находилась там и через приоткрытые двери слышалось ее нежное пение и ласковые слова, обращенные к деткам. Адам тогда лишь радовался и старался ей не мешать. Он мастерил новые игрушки из разноцветной травы или прогуливался по лесу в поисках прыгучих ягод.В другие дни он почти на целый день уходил на охоту и возвращался домой лишь под вечер.

Те дни сейчас казались сном – спокойным и размеренным.Куда же они подевались?

Что же произошло с Евой? Эта мысль мучила его каждый день. Взгляд ее стал болезненным и затравленным, глаза были красные. Теперь она не напевала мелодии, а тихо всхлипывала.

Ночью, просыпаясь, он стал замечать, что в постели её не было, а дверь Убежища была открыта настежь. Поначалу он, испугавшись, отправлялся в мрачную черноту за женой – она обычно оказывалась прямо перед лесом, уйдя лишь на несколько десятков шагов от дома.Тоненькая фигурка в белой ночной рубашке с золотистой косой, она будто не решалась зайти в лес, но в исступлении тянула к нему руки, продолжая шептать неразборчивые фразы. Он брал ее за руки и отводил в спальню, вдаль от гигантских стрекоз и ястребов со светящимися глазами.Но все это было еще поначалу.Потом невидимый барьер, держащий ее вдали от чащи исчез, он продолжал искать ее, но теперь она убегала – а если ему вдруг удавалось ее поймать, сопротивлялась и умоляла оставить её.  И он перестал пытаться. Под утро она всегда была рядом с ним в кровати, отодвинувшись и свернувшись клубком. Она забывалась беспокойным сном, и он с жалостью смотрел как иногда вздрагивали её плечи.

Но и сам он спал плохо, сны мучали его с первого упоминания Зверя, и он проваливался в них как в бездну, резко просыпаясь в поту. Он никак не мог вспомнить что его напугало, но образ чего-то ужасного так сильно отпечатывался в его голове, что только успокаивающие фразы Глэдис, могли вернуть его в реальность.

Солнце все никак не уходило, и он вспомнил, как началась его жизнь здесь.

Пять лет назад он вдруг открыл глаза и очнулся, голова кружилась, а к горлу покатывала тошнота. Он буквально вывалился из капсулы и остался сидеть на полу, пытаясь понять хоть что-нибудь. Тогда он был глуп, как ребенок и чувствовал лишь любопытство и голод. Что было до этого и было ли вообще – он не знал.

Он помнил, как холодные металлические щупальца бережно положили его обратно в капсулу, и она снова закрылась. И тогда в его пустую голову хлынула информация – образы, слова, числа, формулы – он научился говорить и мыслить, а Глэдис – его единственный собеседник нянчилась с ним как с ребенком, пока он не понял, как выращивать сладкую раппу и отличать ее от горькой, как полоть сорняки и собирать прыгучие ягоды. Пока не усвоил, что охотиться можно только в темноте и что лучше ловить берклов в засаде. Пока не научился как стрелять из светового лука и ориентироваться в громадном лесу.И вот, когда он полностью осознал все это, ему дали имя и выпустили из капсулы во второй раз. Он начал жить, следуя усвоенным законам.

Спустя год, утром, он увидел за столом светловолосую женщину. Так Глэдис представила ему Еву – та была радостной и восторженной, она часто смеялась и ходила так, будто порхала. Адам сразу же влюбился. Но в этот же день Глэдис позвала их к большой сфере, к которой раньше Адаму подходить запрещалось. Когда ее створки разъехались, Адам и Ева оказались в огромном помещении с тысячами прозрачных ячеек с жидкостью внутри.

– Это дети, – сказала Глэдис, –  и вы должны охранять их, пока не придет время родиться.

Ева тогда разрыдалась от счастья, а Адам спросил, сколько им нужно ждать.

– Пока я не построю Дом, -голос Глэдис был добрым и спокойным, она была их матерью, и они с радостью принялись выполнять ее просьбу.

Так и проходили их дни, пока Ева не спросила Глэдис, нельзя ли им завести и своих детей. Но робот лишь сочувственно прошептала, что Ева не создана для размножения. Она снова рассказала ей о великой цели, и Ева кажется даже не расстроилась, хоть и в следующий месяц улыбка ее стала появляться чуть реже.

Вот тогда и случилось нечто. Адам снова пошел на охоту. Но углубившись в чащу, он вдруг услышал позади осторожные шаги и тяжелое сиплое дыхание. Мужчина приготовил лук и замер. Существо почуяло это и перестало прятаться. Звук шагов стал громким. Оно быстро приближалось. Адам, повинуясь интуиции, кинулся бежать – что-то подсказывало ему, что в этом случае добычей может стать не зверь. Страх завладел им. Он и забыл, что световой лук убьет любую добычу. Выбежав из чащи на маленькую поляну, он наконец отдышался, а существо перестало его преследовать. Но, обернувшись, в кустах он заметил громадный темный силуэт и снова кинулся к выходу. Возможно фигура была плодом разыгравшегося воображения, зверь вряд ли бы стал наблюдать за ним после погони, об этом Адам подумал уже позже – когда страх сменило любопытство. Сумка с пойманными берглами осталась в лесу.

Дома Адама накрыло радостное возбуждение, а точнее – азарт. Неизвестный зверь – богатая добыча. Он рассказал о произошедшем Еве шутливым тоном, но ей произошедшее не показалось забавным. Глаза округлились, и она на секунду отстранилась, после чего начала умолять не встречаться с зверем ни в коем случае.

– Адам, бедный Адам! Это нас погубит! – она рассказала, что Зверь может быть опасен и чудесный лук будет бессилен. Это было пророчество, священное и ужасное. – Никогда, никогда не смотри на Зверя. Не ищи встречи с ним, прошу тебя!

Адам успокоил жену и списал все на ее бурное воображение жены.

Но с этого дня его стали одолевать кошмары – он знал, что в них всегда был Зверь, но никогда не запоминал, что именно с ним происходило. Теперь на охоте дыхание существа он слышал, как свое собственное, а за каждым его шагом слышался шаг Зверя. В их противостоянии сложилась патовая ситуация – Адам остерегался предупреждения Евы, а Зверь… Что ж, чего остерегался он – было тайной. Теперь каждая охота была поединком, берглов в лесу стало меньше и часто Адам находил части их тушек, Зверь будто издевался.

С того дня начались и все эти странности с Евой – она продолжала причитать про Зверя, кричала, что детки остались без защиты. Попытки Адама ее образумить заканчивались неудачей.

Так они прожили последний месяц, пока вчера Адам не решил пойти к Глэдис.

Он вошел в стеклянную комнату переговорной, где Глэдис могла предстать перед ним в виде огромного лица с синими мудрыми глазами. Когда он вошел, она что-то тихо говорила сама себе. Адам позвал ее и сообщил все, что знал сам. Гладкое лицо Глэдис застыло. Адам прождал несколько минут и когда он уже собирался выйти, чтобы проверить в норме ли все системы, профиль Глэдис вдруг зарябил и затрепетал, разбившись на серые помехи. Адам отшатнулся.

– Беги! – она прокричала это несвойственным ей скрежетом.

Мужчина стоял как вкопанный, но через секунду Глэдис приняла свой обычный вид, спросив, что привело его сюда. Он вежливо поклонился и вышел.

А теперь Адам шагнул в лес.

Привычно ощутив присутствие Зверя, он двинулся ему навстречу. Но тот не спешил принять бой. Они петляли среди опускавшихся ниже деревьев, пока не выдохлись оба. И тогда Адам сделал последний шаг, протиснувшись через колючие ветки сонного дерева.

Он вышел на поляну и застыл. Кошмары, которые изводили его весь месяц разом выплыли из памяти. Он с нарастающим ужасом смотрел на это существо, а потом закричал – и этот крик острым лезвием пронзил тишину леса. Адам упал замертво.

 

***

Он очнулся утром. При нем были все вещи, включая лук. Он помнил, как вышел на эту поляну – но все, что дальше – было за гранью его памяти. Это был еще один дурной сон. Страшная догадка озарила его разум. Эта встреча была не первой.

Когда он вернулся, то сразу понял, что что-то было не так. Двери в Инкубатор были распахнуты настежь. Адам бегом кинулся туда. Внутри было ничуть не теплее, чем снаружи, а ведь обычно в инкубаторе температура была выше. Он похолодел – это могло означать лишь одно – эмбрионы погибли, кто-то специально отключил терморегуляцию. И этим кто-то мог быть только один человек, ведь у Глэдис не было права изменять настройки.

Адам снова услышал плач. Ева будто выплыла откуда-то издалека. Глаза ее стали совсем безумны, а подол белого платья был в невесть откуда взявшейся крови.

– Ты их убила! Ева? Что, что же с тобой случилось? Ты уничтожила наш мир! — она зарыдала еще сильнее, а Адам не мог сдвинуться с места. – Это был единственный шанс спастись!

Ева застыла и глаза ее на секунду прояснились.

– Это Чудовище, милый Адам. Это все Чудовище. Зачем ты его встретил? Зачем ты ходил к нему? Теперь все неизбежно. Теперь все закончится.

С этими словами она подошла и кинулась ему на шею. Адам отшатнулся.

– Где Глэдис?

– Глэдис больше нет. Никого больше нет. Теперь здесь будет пусто, – золотые ее локоны струились по плечам. Теперь же Адама одолевала ненависть к любимой. Как же она могла.

– Ты видел его лицо, Адам? Ты видел?

Адам понял:

– Ты говорила мне не ходить за ним. Ты первая нашла его. Что же в нём такого?

– Ты знаешь все сам, бедный Адам. У него твои глаза, – в руках у нее что-то блеснуло, а Адама пронзило жгучей болью. Кинжал вонзился еще раз –  в грудь Евы, а затем выпал из её кисти на пол.

Вселенная стала свободной от человека.

 

355

Артур совершенно ничего не знал о себе, кроме имени. Кто он, откуда он здесь и что им от него нужно? Все восемь лет своей пока совсем короткой жизни этот крошечный тщедушный мальчик проводил в фантазиях, проваливаясь в них как в прорубь и не отличая от реальности. Его комната – белый куб с одинокой кроватью посередине и несколькими отсеками с игрушками был фундаментом для придуманных им историй.  От лица и рук Артура тянулись прозрачные трубки, уходившие в толщу стен, где скрывались сложные аппараты, а на груди крепились многочисленные сенсоры.

Ночами он спал, ворочаясь и часто крича во сне, произносил наборы бессмысленных фраз. А утром он, снова ничего не помня монотонно собирал углеродный конструктор, создавая странные и причудливые узоры из алмазных колец.

Днем к нему приходили Роза или Чертополох, осторожно проверяли сенсоры тонкими нежными листьями и долго смотрели на него, пытаясь понять хоть что-то, затем снова уходя ни с чем. Они оставляли разные странные штуковины, с которыми Артур любил разбираться – только они составляли для него реальный мир и заставляли его тонкие серые губы расплываться в улыбке.

Все произошло, когда к Артуру из мира бесчисленных грез пришел Принц. Грустный, с большими зеленовато-серыми глазами, в странном костюме и очень-очень большой – ему приходилось сгибаться и скрючиваться, чтобы поместиться в комнате.

Принц мало говорил, а взгляд его, бывший поначалу добрым, стал внушать мальчику сильный страх, отчего по ночам у него был жар и шелестящие листья незнакомых растений пытались его сбить.

Но Принц никуда не уходил, а потому Артур привык к нему. И тогда тот стал рассказывать ему разные вещи. Он приказал достать Артуру из отсека новую штуковину – совсем крошечную. А затем Штуковину покрупнее. Он протянул ее мальчику и сказал только одно слово – “соедини”. На этом Принц исчез.

Артур даже обрадовался этому, но эти штуковины все никак не давали ему покоя, лежа в разных отсеках по обе стороны от него. Он чувствовал, что никак нельзя их трогать, но что-то внутри было выше его. Все будто уже было решено без его ведома.

И тогда, глубокой ночью, когда сопротивляться было уже совсем невмоготу, бедный маленький Артур достал обе штуковины и медленно совместил. На секунду ему снова привиделись печальные глаза Принца.

Куб исчез в яркой вспышке, которая начала с огромной скоростью расползаться все дальше, поглощая Вселенную.

5

Если бы он что-то помнил, то ужаснулся бы, вспомнив, как он в течение многих часов падал в сердце этого громадного черного монстра. Эта бездна, пожиравшая его и в итоге поглотившая в свою черную пасть, иногда возникала перед глазами, внушая священный ужас, но это продолжалось всего мгновение, пока он снова не начинал ходить по Лабиринту.

Возможно, отсутствие памяти и незнание того, где он находится было для него большой удачей. Он иногда говорил сам с собой и придумывал свое прошлое, хотя и ни одна из этих историй не была красочнее правды.

Итак, у него не было памяти. Но у него были зеркала, а в них были картины. А еще у него была вечность, которая здесь была осязаема и причудлива.

Само его существование в этом месте было чудом, удивительной возможностью, за которой гонялись многие, а возможно и сам он – в той, прошлой жизни. Он уже не был человеком – он был духом и призраком, хранителем невероятных открытий и единственным хозяином этого крохотного, но бесконечного мира. Он плавал, но мог развивать огромную скорость – константа, подвластная только свету стала для него привычной. Он не ел и не пил, над ним не висели естественные потребности – они остались в прошлом. Он совершенно не представлял, как выглядит, но когда он смотрел на свои полупрозрачные руки, подернутые часто мелкой рябью, то дорисовывал в воображении свое тело – волосы, глаза, нос в соответствии с любимыми им мгновениями Лабиринта.

Лабиринт – это и был теперь его дом, он сам назвал его так, почему-то это слово прочно врезалось в его мысли и осталось вопреки утрате важной информации. Другие слова он собирал по кусочкам, по обрывкам услышанных на ленте картин разговоров. Сколько он пробыл здесь – мгновение или вечность? Никогда нельзя сказать наверняка, ведь эти два понятия были слишком похожи. Однако впереди совершенно точно было еще бесконечно много времени и не все ли равно, сколько до этого прошло?

Пространство здесь было другим, оно было глубже и живее, оно могло искривляться по мановению руки и замыкаться в произвольных точках. Это были длинные тонкие нити, из которых сплеталось мироздание – от фотонов до протонов и тяжелых бозонов. Они могли завязываться в узлы и всегда колебались, рождая прекрасные мелодии частиц. Совершенно другим здесь было и время — оно было лишь еще одним измерением привычного пространства, оно не текло, обрекая все на разрушение и гибель – оно лежало, подобно плоскому рисунку, вспузырившемуся под мокрой акварельной кистью. Этот лист лентой изгибался и открывал все прошедшие и следующие моменты. Вот только чтобы увидеть будущее нужно было нырять очень глубоко в ее изгибы, а оттуда можно было и не вернуться.

Но не это было самым странным в лабиринте – его главной диковинкой были зеркала. Это названия тоже дал им единственный житель этого мира. Зеркала были основой, стенами и дорогами лабиринта. Они делали его запутанным и петляющим. Они делали жизнь безымянного интересной и наполненной целью. А цель у него была одна – знать.

В каждом зеркале были картины – живые слепки времени и пространства, застывшие мгновения с лицами и пейзажами. В них были разные жизни и разные миры – это были космические кинофильмы, которые он смотрел постоянно.

Без устали бродил он по Лабиринту, осторожно касаясь одного зеркала за другим, то ускоряя, то замедляя водовороты времени. Он плакал и смеялся, грустил и ощущал надежду – иногда необязательно проживать собственную жизнь, чтобы познать чувства.

Он снова шел через нити, просматривая очередные картины. Это была одновременно вчера и сегодня, и завтра — для него это было сейчас.

Мужчина в сером массивном костюме, высокий и мускулистый, но с лицом ребенка, падающий на землю в луже крови. Испуганная, но преисполненная решимости женщина с длинной золотой косой, в слезном исступлении вонзающая кинжал в грудь.

Щуплый мальчик, опутанный трубками и проводами, играющий в сложные и странные игрушки.

Устройство, словно кисть выводящие громоздкие узоры на крошечном кусочке кремния.

Он отвернулся, заметив еще одну.

Стройный человек с растрепанными кудрями в защитном костюме тянется руками к сложному устройству.

А дальше – полупрозрачные контуры на фоне пустоты завихрений разреженного пространства. Тонкие руки и серо-зеленые глаза. Ничего, абсолютно ничего не происходит.

Он недоверчиво нахмурился, пытаясь сообразить, и вдруг все отчетливо понял. Среди миллиардов миллионов картин ему встретилось отражение. Шутка судьбы? Случай?

Он захотел рассмотреть его, протянул руку, чтобы повернуть и ускорить. Движение внутри повторилось, но вдруг среди множеств голосов раздался тонкий и пронзительный звук.

На зеркале появилась трещина. Она расползлась и в то же мгновение раздробилась на бесконечное множество разветвлений. Зеркала разбились.

1324

Эдвард 3/25 Норт жил в Раю. И вся ирония заключалась в том, что он был детективом – следователем отдела убийств. Его чисто формальная должность обычно вызывало снисходительные насмешки и сочувствующие вздохи – идеальное общество не нуждалось в его услугах. Система налаживалась тысячелетиями – от цивилизации нулевого типа к первому, второму и наконец третьему, они научились управлять звездами, а для этого людям пришлось оставить в прошлом преступления. Теперь старые дела были раритетом – они хранились на витринах музеев и полках частных коллекций.

Общество Рая, несмотря на всю мощь технологий, не вырывалась за пределы планеты – звезды их Вселенной были тусклыми и давали мало энергии, зато светить могли почти целую вечность. По этой же причине Рай находился в довольно странном для такого названия месте – Рай нового человечества был под землей.

Поверхность была не слишком дружелюбным и комфортным местом, однако не лишенным своеобразной красоты, блекнувшей по сравнению с яркой растительностью и высокими светлыми домами подземного Эдема. Энергия звезд была новой нефтью- люди использовали галактики, но получали энергию станций Синтеза. Но несмотря на крохотные крупицы вселенской энергии, наука в Раю была на подъеме. Культ Великого Уравнения был силен, а расчеты, сделанные с помощью него, предсказывали все необходимое для новых изобретений. Здесь все шло совершенно обратным ходом – дедукция преобладала в познании: зная Уравнение, люди пытались постичь с его помощью детали окружавшей их природы, и в этом пути не могло быть ошибок – все уже было выверено с точностью до минимума, оставалось лишь строить все более мощные компьютеры для решения нужных систем.

Мир Рая процветал – жесткий ранее закон теперь мало кто помнил. Все жили в соответствии с правилами, никогда их не нарушая – это было бессмысленно: денег в Раю не было, труд был добровольным, но престижным занятием, а постоянные психические тесты и таблетки от всех болезней не отягощали жизнь граждан.

Планета была маленькой – под стать Солнцам, вокруг которых она вращалась и разделения на государства не существовало – единственный Президент управлял всем, сменяясь каждый год с помощью жребия из допущенных кандидатов. И на всем этом шаре был только один детектив – и им был Эдвард 3/25 Норт.

Эту должность для себя он придумал сам и совет на его удивление ее одобрил – уж очень яростно юный Эдвард стремился принести пользу обществу, а в свободное время, которого у него было масса он занимался починкой неисправных андроидов своего сектора, выброшенных на свалку прямо под его крошечным кабинетом. Он еще с детства бредил детективами, один из которых в бумажном издании хранился у дедушки на полке и стоил уйму денег. Блестящий ум помог ему закончить университет по специальности математика с отличием, а его мозг цеплялся за самые незначительные детали, выстраивая кусочки паззла в цельную картину.

Что тут скажешь, детективом он и вправду мог бы быть блестящим, вот только родился не в то время. Однако, и ему все-таки представился шанс.

Когда случилось первое убийство, и власти вызвали его на место преступления, он не поверил и хрипло рассмеялся в лицо посыльному. Тогда он был одет в рабочий комбинезон, его серебристая кожа была перепачкана маслом и металлической пылью, а в руках еще оставалась универсальная отвертка. И только заметив мертвенную бледность юноши, переливавшегося зеленым, он вскочил и бросился вперед в том же, в чем был.

Когда на Рай опустилась тень ужаса, Эдвард 3/25 Норт радостно расправил свои темные крылья. Он не обращал внимание на взбудораженную общественность, ища детали и методично рассматривая место преступления.

Убитым был мужчина – лет пятидесяти от роду, еще совершенно молодой – аккуратно зализанные волосы и белые брюки, отглаженные до умопомрачения, никак не вязались с красной лужей у виска. Безупречный выстрел в голову – убийца кажется знал свое дело блестяще. Никаких следов: ни отпечатков, ни ДНК, ни засвеченного на вездесущих сканерах индивидуального номера – будто бы несчастный убил себя сам. Но электронный анализ впервые за несколько сотен лет указал на насильственную смерть, а еще страшнее была найденная в кармане мужчины голографическая пленка с черной цифрой “один”.

Мотив был также неясен – обычный офисный клерк, с абсолютно чистой репутацией и ничем не примечательной биографией. Эдвард был впечатлен, его единственное дело не давало ему спать по ночам. Он строил десятки версий и бегал по городу в сопровождении андроидов, на ходу раздавая интервью любопытным журналистом, летевшим к нему, словно мухи на мед.

Но не успел Эдвард выдвинуть хотя бы несколько официальных версий, как убийства начали сыпаться на Рай, как яблоки в осенний урожай. Второе, через неделю третье, еще через неделю четвертое. Охрана была усилена, но ни одного следа, ни одного попадания в объективы – он будто был безжалостным невидимкой. Это было странной и страшной игрой – раз в неделю одна жертва покидала Рай навсегда. А Эдвард всегда был на шаг позади. Он так привык к виду трупов, что его хладнокровие удивляло горожан. Глаза его были красными, а мозг заполнен мыслями настолько, что в голове его иногда будто шумело от их беспрестанного потока.

Он вычислял жертву, но каждый раз опаздывал на мгновение. Он был близко, неимоверно близко – в этом абсолютном хаосе он пытался найти закономерность, и от этого постепенно сходил с ума.

Версии терпели крах одна за одной, а зацепка была всего одна – убийца оставлял у тела жертвы бумажку с простым числом.

Эдвард не сдавался, он вгрызся в это дело зубами и не собирался его отпускать. Но когда страх перед убийствами стал для него не более, чем привычкой, он стал замечать позади темный силуэт.

Это было наваждением – он никогда не мог его даже заметить, но чувство слежки только усиливалось. В широких окнах и стеклянных дверях мелькали тени, а тревога изводила Эдварда так, что единственным спасением оставалась работа. Возможно, его номер был уже близко —  и единственным способом спасти, было разгадать этот шифр.

Одна версия уже начала вырисовываться в голове Эдварда после некоторых событий трехгодичной давности, на которые он случайно наткнулся в архиве. И вот, возвращаясь домой с работы, бредя по непривычно мрачным улица Рая, над которым уже опустились сумерки, он заметил за углом шевеление тени. Будучи в приподнятом настроении – наконец ему удалось поймать ниточку, Эдвард решил избавиться от страха и проследовал в переулок.

Пробежав несколько кварталов, он оказался в тупике и замер, увидев перед собой высокого мужчину в древнем скафандре. СТяжёлое дыхание с шипением вырывалось из трубки под шлемом. Пусть лицо за стеклом было совсем другим, но детектив остро ощутил присутствие своей копии – как будто с запозданием узнал себя на старой фотопленке. Эдвард вздернул курок фотонного пистолета. Космонавт дернулся и не обращая внимания двинулся дальше, уходя прямо в стену. Эдвард от шока закричал и выпустил пулю, которая прошла сквозь пришельца, не причинив ему вреда. Через секунду тот уже исчез.

Эдвард осел на землю и закурил, пытаясь прийти в себя – переутомление было самым логичным объяснением произошедшего, но отбросив невозможное, он все же пытался найти связь с убийцей.

И когда сознание лихорадочно работало, загадка кажется разрешилась. Он уже и забыл про этот случай, когда у него в голове выстроилась теория, объясняющая загадочные убийства.

А виной всему было Великое Уравнение. Он знал мотив, но не знал личность убийцы – однако последнее уже было делом техники. Один короткий репортаж в неизвестном издании. Неизвестный ученый рассказал об ошибочной интерпретации числовых рядов в производных Уравнения, разумеется виной всему посчитали неверный подход. Математик признал ошибку, приведя совершенно другие выкладки. Научный мир остался цел, кто знал, что позднее рухнет уже реальный.

Сейчас самым дорогим ресурсом было время – Эдвард отправился домой, чтобы сделать отчет и как можно скорее приступить к поискам. Тревога нарастала, он нес пистолет в руке, готовый выстрелить в любой момент, но дома он все же добрался без приключений.

Вот только его там ждали. Строгий костюм, дорогие туфли – этого человека он узнал даже в темноте. Через мгновение свет зажегся. Президент стоял перед ним. А в грудь ему был направлен крошечный огонек прицела тонкого оружия из антивещества.

– Отличная игра! Жаль, что никто в нее не выиграл, –  голос его был холодным и при этом мягким. Тем самым голосом, который звучал каждый день с экранов Рая.

–  Чертов жребий! – это все, что смог выдавить из себя Эдвард. Дело все его жизни было раскрыто, но что-то здесь было не так.

–  Зачем вы здесь? Если вы соберетесь убить меня, через секунду здесь будут андроиды – камера уже зафиксировала ваше присутствие. Еще одно убийство не спасет вас от расправы. Вы выиграете партию, но вы уже проиграли игру, – он даже не дернулся. Слишком много потрясений за один день. С психами нужно говорить спокойно – старые детективы не раз об этом упоминали.

–  Какая разница? Какое вообще мне теперь до этого дело? Осталось еще немного времени и этот детектив… Пора завершить признанием убийцы. Мы оба знаем, кто я такой. Я человек –обнаруживший ошибку в мироздании, крах физики. Мы никогда не сможем найти ответов, а потому мне было необходимо чем-то себя занять в ожидании конца. И должен сказать, ты был хорошим противником, -Эдвард молчал.

–  Мир несовершенен, а потому единственное что мы можем сделать – это дать шанс новому миру. Вселенная снова запустится, на этот раз безошибочно, нужно всего лишь ей помочь.

–  Хрень какая-то, –  Эдвард вытащил сигару и закурил. Ситуация казалась ему нелепой.

–  Подумай, ведь жребий улыбнулся именно мне. Возможно в этом и есть настоящий смысл. Как бы то ни было, не стань я президентом все было бы бесполезно, но теперь все получилось. Во многом благодаря тебе, ведь все эти глупости, за которыми ты гонялся скрыли то, чего действительно стоило опасаться. Пара слов?

Эдвард вдруг расхохотался.

–  Какой же ты идиот!.. –  к кому были обращены эти слова навсегда останется в тайне, однако страх в глазах Эдварда свидетельствовал о том, что в это мгновение он окончательно все понял.

Раздался выстрел, но он не успел достигнуть цели.

Оглушительный взрыв нескольких солнц запустил цепную реакцию – гравитационное оружие, тщательно разрабатываемое в подпольных лабораториях, сработало. И вот сейчас, через десять минут после запуска волна докатилась и до планеты.

Рай пал. Вселенная засияла.

 

1

Наблюдать за происходящим было по меньшей мере странно. В темном-темном небе таяли последние очаги света, черные дыры – последние цитадели энергии испарялись одна за другой, будто капли дождя в жару. Еще страннее было наблюдать за всем этим на смотровой площадке снаружи Научного центра. Счастливые билеты на последнее грандиозное шоу – тут собрались лишь избранные. Богачи, деятели искусства и науки. Всего около нескольких тысяч людей, свидетелей последнего вздоха человечества.

Время давно замедлилось, ведь температуры были близки к абсолютному нулю. Чтобы одна мысль успела промелькнуть в голове человека требовалось несколько сотен лет. Когда-то люди прошлого все бы отдали чтобы жить столько, сколько сейчас нужно было для того, чтобы подняться по лестнице – но вот беда, когда замедляется все, никто не остается в выигрыше. Однако, после начала распространения Пустоши люди смогли наблюдать взрывы сверхновых и образование порталов — червоточин. Теперь жизни не были песчинками в океане Вселенной –люди стали наравне со звездами. Да что уж тут, люди пережили их.

Вот только выглядели они сейчас совсем по-другому. Громадные и кроме лиц, почти полностью состоящие из легких металлов, составлявших живую броню тела и искусственных долговечных органов. Единственным, что еще оставалось настоящим был мозг.

Среди присутствовавших на последнем оплоте цивилизации, в самой почетной ложе в центре сидел, положив руки под голову, Джек Филлипс – главный везунчик в истории. Его миссия была величайшей надеждой, дарованной людям – она была надеждой на жизнь после конца. Через несколько десятков тысяч лет, крошечное семя – незаметный невооруженному глазу кусочек материи, отправится в неизвестность.

А пока, Джек Филлипс думал. Думал и вспоминал.

Вся его жизнь была лотереей, а он родился со счастливым номерком. После окончания академии он пошел в науку– не по велению сердца, а просто ткнув в атлас профессий наугад. Судьба сама направляла его.

Джек был совсем неглуп, хоть никогда и не использовал весь потенциал полностью – он не провел над учебниками ни одной бессонной ночи, а задачи никогда не изводили его настолько, что пробирались бы в запутанные до безобразия сны. Он изучал биофизику, нейротехнологии и генную инженерию с увлечением, но без огня в глазах. Получив диплом первой степени, Джек продолжил обучение, отзывы его профессоров были хорошими, но далеко не впечатляющими. Он был частью массы, никогда не хватая звезд с неба.

И вот, поселившись в тринадцатом блоке Института, он попал в одну комнату с Денни – подвижным рыжим кудрявым пареньком с веснушками. Это знакомство повлияло на него самым значительным образом. Тот был полной противоположностью Джека– Денни бросался на материал, вгрызаясь в него, как собака в свежую кость. Он днями и ночами сидел за учебниками и разбирал задачи. Он блистал, не жалея сил на успех. Заразительно и с усердием рассказывал о самых различных вещах, а упражнения и проекты раскусывал как орехи, не вставая из-за стола, пока не закончит работу.

До этого Джек не видел в учебе особого смысла – он жил просто и без особых надежд на будущее. Но что-то щелкнуло в нем, когда он прожил в этой комнате несколько месяцев. И как-то ночью, первый раз мучаясь от бессонницы, он решил стать лучше, чем Денни.

Великое противостояние началось. Это соперничество между двумя противниками, принятое безмолвно, но с жаром, превратилась в бесконечную гонку. На удивление, при этом оба юноши были близкими друзьями.

Теперь только два имени блистали в Институте. Одно, подгоняемое нечеловеческими усердиями, другое несшееся на волнах удачи. Джек, загоревшийся огнем азарта, работал теперь много, но там, где Денни продавливал путь трудом, ему удавалось обходиться везением. Правильные темы, нужное время, подходящее место.

Научная работа Джека была просто тычком пальцем в небо. Но счастливый билет не подвел и в этот раз. К тому времени, Пустошь уже начала разрастаться. Лучшим решением для спасения цивилизации было использование портала-червоточины, но после серий экспериментов, было установлено, что стабильность перехода удастся поддерживать лишь при невероятно маленьких масштабах и ни один человек или прибор не сможет оказаться на другой стороне, поэтому эта тема исследований после многих попыток уменьшить носители информации стала совершенно непопулярной. Зато появилась другая– возможность перезапустить Вселенную, реконструировав Большой взрыв – при достижении определенных условий мир должен был возродиться самостоятельно.

Денни, лучший выпускник Института (да, ему все-таки удалось обогнать в этом Джека) выбрал самую перспективную область и приступил к исследованиям. А вот Джек начал копаться в архивах, пытаясь оживить мертвые выкладки и разработки.

Долгие сотни тысяч лет длилась их работа. Денни удалось сделать много потрясающих открытий, пока Джек лишь систематизировал старые данные. И вот, когда победа первого была уже очевидна, произошла рокировка.

В то время, когда решающий эксперимент по возрождению Вселенной с треском провалился, а теоретики нашли ошибку стройных выкладках, обрушившую всю концепцию, Джек, объединив множество работ создал прототип Семени – мельчайшего транзистора с генетической информацией, способного пройти через кротовую нору в целости и сохранности.

Но отправка только генов, нанороботов и историй обесценивала достижения человечества, поэтому главные пассажиром должен был стать мозг – нанесенный нейрон за нейроном на транзистор, чтобы затем стать частью новой эры.

Опыты по перемещению прототипов прошли успешно. Это стало прорывом и Джек быстро обрел популярность. Оставалась последняя проблема – найти человека для отправки за горизонт. Попытка была лишь одна, использование нескольких кандидатов могла привести к пересечению временных линий – последствия были фатальными.

К тому времени, влияние Джека Филлипса достигло колоссальных масштабов. На всемирных выборах его кандидатура победила с огромным перевесом. А сам он, победив в другой борьбе, вдруг понял, что потерял цель в жизни.

Он встретился с Денни. Избегая главной темы, они тепло пообщались, вспомнив старые времена. Денни был блестящим экспериментатором и Главный Научный Центр с радостью принял его на должность главного техника.

Он стал второй фигурой в Центре после Джека. Совместная работа сблизила их еще большей как-то раз напившись они высказали друг другу все, что думали и на этом их давняя вражда закончилась.

Оба были признанными учеными, имевшими огромную популярность. Правда было одно значительно отличие – Джек Филлипс станет первым человеком в новой Вселенной.

Денни начал плохо спать.

 

***

 

Тонкая игла водила по кремнию, лазер продолжал процедуру, а затем еще несколько приборов ее завершали. Каждый виток заставлял Джека корчиться. Боли не было, но он будто бы ощущал, как его сознание делится надвое. И та, вторая половина, возможно заберет его сознание в другие миры.

 

***

 

История двигалась сумасшедшими скачками – в ней были победы и поражения, любовь и ненависть, страх и радость, смех и печаль.Люди жили, умирали, снова жили. И так долгие-долгие годы.

Но всему приходит конец – такого время.Однако пространство удивительно и за завесой не толще одного волоска на супермембране мерцают и переливаются другие вселенные, где все может продолжиться.

 

***

 

Джек вдруг вскочил с мягкого кресла, опустил шлем скафандра и двинулся к Лаборатории.Сложное, порывистое и щемящее чувство обрушилось на него, заставляя увидеть, как его частичка отправится в бесконечность.Будет ли это он?

Люди были настолько поглощены зрелищем, что не замечали его. Охрана без слов его пропустила.

Пока он дошел до люка, медленно двигаясь на магнитных подошвах в открытом космосе, миллионы черных дыр испарились.

Попав внутрь шлюза, он осторожно отпер дверь, что заняло еще несколько тысяч лет, за это время Пустошь распространилась еще сильнее, а сам он стал соображать еще медленнее. Нажав на кнопку, Джек еще на тысячи лет задумался.

Еще несколько шагов, и вот наконец, цель – матовый люк, ведущий в лабораторию. Он прислонил руку к сенсору. Створки разъехались, и Джек сделал шаг внутрь.

Денни стоял, наблюдая за сложной установкой. Сгорбленная спина, поседевшие пряди. Внутри громадного сооружения виднелась червоточина размером с яблоко. На панели справа от него зажегся желтый огонек.

Джек подошел и встал рядом.

– Я знал, что ты придешь,–голос Денни был напряженным. – Удивительно, правда?Червоточина в разные моменты времени может колебаться от размера твоего транзистора до порядочной площади двери. Вот только, чтобы оказаться внутри нужно сохранить минимальный объем. А ведь, будь все немного иначе – можно было поезда туда отправлять.

Джек промолчал.Разве жизнь одного человека может спасти вселенную? А он даже не видел в этом своей цели – он был всего лишь везунчиком, выбравшим правильную тему для диссертации, но его разум еще до путешествия потерялся в этом мире.

Загорелся зеленый огонек.

Следующее мгновение превратилось для Джека Филлипса практически в вечность, а для Денни Смита стало самой долгой секундой в его жизни.

Разум Джека вдруг раскололся на бесконечно множество частей.Он прожил миллиарды жизней одновременно,находясь в разных телах, путешествуя по многочисленным вселенным.Он наполнился невыносимым опытом – таким, что тот буквально придавил его к земле.Он стоял рядом с установкой и при этом любил, убивал, страдал, бездействовал.Глаза его – серо-зеленые и лучистые, в это же мгновение стали смотреть старческим взглядом, полном мудрости и прозрения.

В голове Денни вспыхнула мысль – транзистор не преодолел барьер. Слепок разума Джека Филлипса попал в точку пуповины – места соединения Вселенных. Он возник одновременно во всех возможных мирах, зависнув в состоянии квантовой неопределенности. Другая мысль, зародившаяся намного раньше сменила первую и прозвучала в голове, одним словом. “Коллапс”. Рука дрожала, а зависть вдруг зажглась с новой силой – он заслужил! Но он силой воли погасил это чувство. Наблюдение разрушит все бесконечные квантовые ветки, оставив случайное состояние. Оно подарит возможность протолкнуться через стену вперед. Рулетка, но вдруг ему все-таки повезет.

До конца их вселенной осталась пара мгновений. Пока Джек с ошарашенным видом смотрел в пустоту, червоточина снова расширилась до размера двери. Завороженный, он протянул к ней руку, будто пытаясь закрыть. А затем коснулся панели, открыв камеру, резко схватил Джека за плечи и со всей силы толкнул в бездну.

Вот только Денни не был везунчиком. Он не знал, что в квантовых состояниях тоже возможна жизнь.

∞

Джек любил систематизировать и рассматривать: разглядывать звезды и изгибы на стенах комнаты в Институте,созерцать озера и дожди в комнате имитации. Он был Наблюдателем.У него не было целей – он лишь смотрел на других.

Сейчас,когда миллионы лет пролетали стремительно, как пули фотонного бластера, секунда стала бесконечной. Время остановилось для Джека. Теперь он жил по своим часам.

Бесчисленное количество глаз смотрело на него, расширившись от ужаса. Вокруг было извилистое, как горная тропа пространство и застывшее, как зеркало время.

Нескончаемые двойники одновременно были и не были им самим. Квантовые флуктуации изменяли внешность и характер, но всегда оставляли что-то незыблемое. Возможно, душу?

Он хотел их предупредить, хотел спасти. Но именно он их и убил, одним лишь взглядом. А с их жизнями рушились и миры, которые были созданы с использованием транзистора. Гиб, неминуемо гиб разум. Бесконечные квантовые ветви рушились.

Мужчина с лицом ребенка  в луже крови.

Щуплый мальчик, опутанный трубками и проводами.

Детектив с искрящейся синей кожей, преследующий убийцу.

Все они стали обречены, но ведь он знал это и раньше. Он уже прожил те жизни, побывал во всех мирах, но так и не смог продолжить историю.

Джек Филлипс был Наблюдателем. Им он и остался.

Случайность сыграла свою роль. Волновая функция разрушилась во время наблюдения, оставив в действительности вместо многочисленных параллельных миров с молодыми вселенными и живущими цивилизациями погибающую вселенную с оригинальным Джеком Филлипсом. Ему снова в какой-то степени повезло.

Но ненадолго. Спустя пару мгновений его Вселенная перестала существовать. А с ней исчезло и человечество.

Бесконечно число пустых Вселенных продолжало мерцать на супермембране в надежде обрести жителей, но людей там уже никогда не будет.