Конечная точка

Раскопки у реки Евфрат привели к любопытному открытию: нефтяной промысел существовал ещё в пятом тысячелетии до н. э., то есть примерно за четыре-пять тысяч лет до возникновения христианства и собственно рождения Христа. В месте, где зарождались цветущие цивилизации, формировалась зависимость человека от нефтяного ресурса. Нефть оказалась превосходным сырьём: её применяли при возведении вавилонских стен, бальзамировании покойников, изготовлении косметических средств. Со временем в обиход вошли бензин, шины, асфальт, пластмасса, аспирин. Люди привыкали к нефти с младенчества, когда родители, няни, опекуны скупали в детских отделах соски-пустышки.

Интересно, приходило ли в голову нашим предшественникам, что запасы, именуемые «ископаемым топливом», будь то нефть, каменный уголь или природный газ, накапливались на протяжении миллионов лет отнюдь не для них? «Человек – превыше всего», – так, согласно нашей оценке, размышляли люди прошлого. Для моих же современников, с некоторыми оговорками, человек разумный – та ступень эволюции, что несправедливо возвысится надо всем животным миром, и погубит его, позабыв о том, что является его частью. Это теперь мы задаёмся вопросами: разве слонам нужно было больше, чем требует того существование на Земле; разве тигры и кролики стремились к освоению, если не сказать покорению, космических пространств? Разве львы или бегемоты бурили в нашей планете скважины, чтобы выкачивать чёрную жидкость?

За то, что мы, люди, изуродовали Землю, нам назначена природой участь незавидная – вымирание. Конечно, находятся индивидуумы, чьё восприятие объективной реальности серьёзно нарушено. Они безосновательно полагают, что их ждёт каюта на межзвёздном корабле, и вскоре они продолжат существование там, куда не ступала нога человека, а именно на планете, как две капли похожей на нашу в расцвете сил. Похоже, их разум отвергает текущую действительность: у нас нет пригодной для продолжения жизни планеты, и нет столь мощного корабля, чтобы отправить Адама и Еву в бессрочную командировку. Ныне живущие завтра погибнут. Очевидно, мы много спорим, но, как бы сильно мы не напрягали связки, в конечном счёте, каждый останется с собственной петлёй на шее. Справедливости ради, при всех противоречиях и разногласиях, одно наверняка объединяет нас: оказавшись в конечной точке будущего, мы обращаемся к прошлому.

Двенадцать лет назад в одном из американских ведомств молодой метеоролог пролил горячий кофе на свои штаны. Кофе оказался бодрящим, как и было обещано производителем. Именно в тот день Хьюго Гарсиа, полагаясь на собственные наблюдения и расчёты, впервые озвучил идею о том, что усилившиеся ураганы на восточном побережье США положили начало концу человечества. Коллеги над Хьюго единодушно посмеялись, в шутку упрекнув в чрезмерном потреблении кофеина. Продолжая настаивать на своём, Гарсиа, потомок добросовестных эмигрантов, созвал журналистов с целью предать свои опасения огласке. На следующий день Хьюго выносил из офиса коробку с барахлом, состоящим из кружки с надписью «I want to believe» («Я хочу верить»), рамки с фотографией французского бульдога и фигурки Эйнштейна с пружиной вместо шеи. По словам очевидцев, он бормотал что-то про глобальное потепление и сжигание полезных ископаемых.

Вторым тревогу забил Алексей Сергиенко-Иванов, уважаемый российский климатолог, куда более известный, чем Гарсиа, но такой же бескомпромиссный, убеждённый в праве озвучивать свою позицию, учёный. Он дал схожую оценку происходящему, вызвав ужасный общественный резонанс, подкреплённый известием о беспрецедентном урагане, сравнявшим с землёй Ньюпорт и Мидлтаун. Но то – далеко, рассуждали невежи, нас не затронет, не накроет, не заденет, нам покровительствуют небеса. Даже, важничали они, в масштабах США – кто такие эти Мидлтаун и Ньюпорт? Блошки, возвещали невежи, кнопки с населением пятьдесят-двадцать пять тысяч. То ли дело Нью-Йорк, Чикаго, Даллас! Когда же в действительности пострадал Нью-Йорк, они развели руками: карма. То было начало.

За последние годы климат некоторых регионов кардинально изменился: там, где раньше дули ветра, ныне стоит невыносимая жара. Учёное сообщество, за исключением Гарсии, Сергиенко-Иванова и пары десятков других умов, утверждали, что аномально тёплые зимы в том же Петербурге не связаны с изменением климата, но посмотрите, что происходит сейчас! «Невозможно!» – надрывались они, пока жители не повыбрасывали куртки за ненадобностью. При том Ленобласть горит, Карелия горит: всё охвачено красным пламенем! У соседей, в Финляндской Республике, происходит то же. Половину москвичей, зарегистрированных или нет, смело из города после пятого землетрясения, и не какого-то лёгкого, едва ли заметного, а разрушительного, магнитудой 8,5. Это не та Москва с памятных открыток, а огромная безымянная могила из руин. Калуга, Тула и другие близлежащие города опустели следом. Но куда бы ни отправились люди, впопыхах собирая пожитки, их ожидает гибель. Природные катаклизмы, предсказуемые или нет, захватили все континенты. Вулканы стали просыпаться один за другим. Там, где я нахожусь, активных вулканов нет, зато воздух стал спёртым, с трудом вдыхаемым, а общая видимость значительно снизилась. Я понятия не имею, с чем это связано. У нас больше нет электричества, почты и любой другой связи с внешним миром. Люди в отчаянии. Многие разыскивают своих родных: каждый день кто-нибудь пропадает. Другие, как я, смирились с тем, что не увидят ни близких, ни друзей до самой своей кончины. Моя командировка затянулась. Местные рассказывают, что здесь тоже регулярно случались землетрясения, ещё в начале последнего пути – те же десять-одиннадцать лет назад. Но, несмотря на требования здешних учёных, современная сейсмостанция тут так и не появилась. Говорить им не воспрещалось, но слушать их в те годы всё равно было некому. Ситуация изменилась после проведения новых выборов и следующих за ними реформ. У людей появилась непоколебимая уверенность в будущем, и даже природные катаклизмы не смогли пошатнуть её. Так было до 30 августа 2084 года: в тот день наш Президент, Мария Куция, сделала то, на что не хватило бы духу человеку малодушному: признала глобальную катастрофу пред лицами собравшихся на столичной площади граждан. Её речь вошла бы в учебники истории, если бы их было кому писать в будущем. Я держу вырезку из газеты, вышедшей шесть лет назад, где приводится выдержка из речи госпожи Куции:

«Мне настоятельно рекомендовали озвучить сегодня речь, написанную профессиональным спичрайтером. Я лично её согласовала, но передумала только что, выйдя сюда, к вам. А кто меня осудит – пусть осуждает. Мне было велено – разумом, но не сердцем – вселить в вас надежду. Однако два часа назад я вернулась со встречи, исход которой ни капли не утешает: абсолютно исключено, что человечество доживёт до следующего века. Надежды на спасение нет. Но есть надежда, как говорит Сергиенко-Иванов, на то, что мы не исчезнем бесследно. В конце концов, мы переродимся так или иначе, и обретём свою нирвану. Есть надежда, со слов Хьюго Гарсии, что разумная жизнь не вымрет вместе с человеческим родом, и внеземные формы жизни окажутся куда более разумными, чем мы. Вы знаете, что я человек не слишком эмоциональный, но, думая о будущем, я чувствую глубокую печаль и сожаление. Мы столького добились в последние годы. И я горжусь нами. Граждане нашей Федерации, и все жители Земли, я призываю каждого из вас провести это время, последнее время вашей текущей жизни, занимаясь тем, что вы любите, к чему лежат ваше сердце и ум: картёжник – играйте, художник – рисуйте, писатель – пишите. Будьте рядом, по возможности, со своими близкими. А я не покину столицу, даже если земля начнёт уходить из-под ног. Моё место здесь, и я не стану перебираться из одной точки планеты в другую, чтобы продлить своё существование. И помните: надежда есть. Она просто другая».

Мария Куция погибла тремя месяцами позднее под завалами районной библиотеки, переоборудованной в укрытие для тех, кто потерял свой кров во время предыдущего землетрясения. Говорят, Президент знала о высокой вероятности повторения землетрясения в тот день, но наотрез отказалась менять свои планы. Я решил воспользоваться призывом Куции, посвятив остаток жизни любимому делу – писательству. В моём случае это, конечно, хобби, а не профессия, но ремонт и обслуживание промышленного оборудования занятие куда менее отрадное, пусть и в равной степени бессмысленное.

Ветер ураганный. Я слышу крики с улицы, но не хочу смотреть в окно. Боюсь. Ещё час назад по улице проплывали обломки домов, вырванные с корнями деревья и дорожные знаки. Неужели я умру прямо здесь, в этом заброшенном номере трёхэтажной гостинцы, давно никем не обслуживаемой? Страх теперь такой, что мне не сдвинуться с места. Я пишу, лёжа на ковре. У меня в руке графитовый карандаш и тетрадный листок в линейку. Гаджеты – просто груда ненужного хлама.

Писать всё труднее: буквы «пляшут», а пальцы не слушаются. Очевидно, часть Барнаула, где я нахожусь, уже смыло наводнение. Что ж, напоследок признаюсь, что, подобно Хьюго Гарсии, я хочу верить. Не в продолжение человеческого рода, но в существование внеземных форм жизни, не менее, а лучше бы более разумных, чем мы. Хочу верить, подобно Алексею Сергиенко-Иванову, в то, что мы переродимся так или иначе, и обретём свою нирвану. Хочу верить, что сумею, подобно Марие Куцие, встретить гибель достойно.

Я хочу верить.

Становится жутко: совсем темно, и этот – то ли гул, то ли… Крыша? Звук такой, будто скрипят гигантские качели, но более «грузный» и «заторможенный». Вот бы сейчас проснуться, ощутить аромат томящейся в кастрюле кукурузы, услышать пение птиц и голос мамы, что-то доказывающей бабушке на кухне. Встать и пойти на запах, потребовать кукурузу и состроить гримасу, узнав, что вариться она будет ещё два с лишним часа. Нехотя ковыряться в тарелке с манной кашей, подслушивая взрослые разго

господи, как страшно, как мне страшно… кукуруза, аромат кукурузы, голос ма