Откровения Огненной Птицы

 

Сколько себя помню, я никогда не боялся смерти. Людей пугает неизвестность и опасность, скрывающаяся в ней, а смерть… Смерть настигнет тебя в любом случае, будь ты рабом или правителем огромной империи. Даже волшебники, многим из которых было уже несколько сотен лет, рано или поздно встречались с костлявой всадницей на белой лошади, которая отвозила их в царство вечной тишины и покоя.

Мою кончину нельзя было назвать безвременной, но бесславной уж точно. Я, Эмануэль Ла Блю Гарсия, придворный маг королевства Марвин, подавился костью на банкете в честь свадьбы третьей принцессы, даже не успев по древнему обычаю обвенчать молодых людей. На тот момент мне исполнилось сто тридцать два года, и, признаюсь вам честно, я рассчитывал пожить ещё столько же, но Смерть любезно протянула мне руку, и во мне не было сил отказать ей.

Каково же было моё удивление, когда костлявая всадница не проводила меня на Небеса и даже не выписала билета в Ад, хотя я, по идее, там оказаться и не должен был. Нет, я очнулся в тесном белом куполе, практически слепой и весь испачканный в какой-то слизи. Я попытался возмутиться такой несправедливости, но из горла вырвался только отчаянный писк, какой бывает у новорождённых птенцов. В эту же секунду купол раскололся надвое и в глаза мне ударил ослепительный свет, а барабанные перепонки едва не разорвало от радостных криков, визгов и восхищённых возгласов.

— Феникс родился! Феникс родился! – слышалось со всех сторон.

Когда я, наконец, полностью прозрел, перед моими глазами предстала странная картина: люди в дорогих одеждах и головных уборах склонились передо мной так, словно я был особой королевских кровей, причём короля я приметил сразу же. Этот мужчина был одет роскошнее всех остальных, а на голове его покоилась не просто корона, а целое сооружение из золота, серебра и драгоценных каменьев. Такое убранство мог позволить себе лишь один человек, и я не мог поверить, что сам император Йорик, владеющий несметными богатствами и территориями, сейчас стоит передо мной на коленях.

А потом мой взор упал на гигантское красное полотно, свисающее с потолка, вышитую на нём золотом птицу, объятую языками пламени, и меня словно громом поразило. Писк, вместо привычного голоса, белый купол, оказавшийся самым настоящим яйцом, раболепие императора…

Всё это значило лишь одно: или я до сих пор жив и сошёл с ума, или легенда о перерождении душ вовсе не была легендой. И судя по тому, что я помнил всю свою жизнь до того злополучного банкета, отчётливо видел Смерть во всём её великолепии, второй вариант всё больше казался мне правдой. А это, в свою очередь, вытекало в следующее: я, некогда сильнейший волшебник своего королевства, после своей смерти переродился в феникса, священное животное империи Парадиз, рождающееся один раз в десять тысяч лет.

Дальнейшие события лишь подтвердили мою догадку: когда мне, наконец, удалось избавиться от противной слизи, моё тело вспыхнуло, как уголёк, брошенный в огонь, но я совершенно не почувствовал боли. Вместо него было лишь успокаивающее тепло, которое давало не только чувство защищённости, но и превосходства над собравшимися в зале дворянами. Даже император в этот момент показался мне всего лишь мелкой сошкой, блекнущей в лучах моего величия. Странно, но за прошедшие годы это мнение так и не изменилось.

Всего под покровительством империи Парадиз я провёл тридцать лет, переродившись за это время около ста восьмидесяти двух раз. Да, я был заключён в тело огненной птицы, воспламеняющейся каждые пять минут и умиравшей чаще, чем бабочки-однодневки, но ни разу в прежней жизни волшебник Эмануэль не получал и четверти того почёта, которым я был окружён в Парадизе. Эмануэля Ла Блю Гарсия уважали, а Огненного Феникса, хранителя и защитника империи, почитали и боготворили.

Жизнь казалась мне непрекращающейся сказкой, но у каждой истории, рано или поздно, наступает развязка. В день летнего солнцестояния император Йорик скончался в возрасте восьмидесяти двух лет, а спустя всего десять дней оборвалась жизнь его единственного сына и наследника Родрика. Крестьяне, недовольные увеличившимися налогами, подняли восстание, и Родрик, вместе со своей семьёй и подданными, находившимися во дворце, погиб, задохнувшись во время пожара, устроенном народом. В империи началась смута, и спустя пару лет она прекратила своё существование, будучи захваченной вражескими государствами.

Я не увидел её конца. Всё то время, пока среди людей шла отчаянная борьба за власть, я скрывался в Лесу Ивовой девы, который жители Парадиз считали священным местом. В нём было запрещено охотиться, и даже захватчики не нарушили это правило. Таким образом, я избежал участи быть пойманным и проданным, как диковинный товар, однако в то же самое время мне пришлось оставить титул божества и научиться быть простой птицей, самому добывать себе пропитание и не ждать, что служанка принесёт омаров под чёрной икрой. Теперь вместо них были фрукты и мясистые жуки, которые на вкус намного лучше, чем на вид.

А ещё, что не менее важно, я научился контролировать свои силы. При дворе императора Йорика мне не приходилось использовать магию – моя роль заключалась изображать из себя божественного защитника, чтобы люди продолжали поддерживать правителя. И хотя со своей задачей я справлялся отлично, как показала практика, этого было мало, и если бы не моя предрасположенность к огню, быть мне не фениксом, а цыплёнком табака.

Сейчас же я мог себя защитить. Я овладел способностью вызывать огонь по собственному желанию и направлять его к цели, получил возможность появляться из языка пламени и даже отчасти смог контролировать своё перерождение. По крайней мере, теперь я умирал и возрождался один раз за год – огромное достижение для меня, особенно учитывая то, что раньше за этот же период моё чудесное воскрешение повторялось, самое меньшее, пять раз. Возможно, проведи я в тишине и покое больше времени, мой талант магии огня окончательно бы расцвёл, но какие-то варвары полностью разрушили мои планы.

В тот день я в очередной раз совершенствовал свои навыки (и попутно сжёг несколько деревьев), когда внезапно угодил в самую настоящую ловушку. Стоило мне схватить невероятно аппетитного жучка, как сверху упала громоздкая тяжёлая сеть, мигом пригвоздившая меня земле. Я попытался вырваться, использовав огненную магию, но внезапно почувствовал, как крылья медленно превращаются в пепел, оседающий на траве. «Сегодня явно не самый лучший день для перерождения», — подумал я, когда, почти полностью обратившись в золу, услышал радостный клич.

***

Очнулся я в огромной золотой клетке, с ужасом обнаружив, что почти все мои перья были грубо выщипаны (а без них я не мог должным образом контролировать пламя), а от левой лапки тянулась длинная цепь, намертво вбитая в пол. Я понял это, когда, дёрнув сдерживающие меня оковы, услышал до дрожи неприятный смех, заставивший мою горячую кровь застыть в жилах.

— Даже не пытайся вырваться, моя дорогая птичка! – проговорил его обладатель, и я с удивлением обнаружил, что этот смех принадлежит молодому человеку лет двадцати пяти, вальяжно распластавшемуся на огромной кровати. – Пусть ты и феникс, но ведь и я не простой смертный.

Мужчина смотрел на меня с нескрываемым интересом, но было в его в глазах что-то такое, настораживающее и пугающее одновременно. Что-то, выдающее в нём безумца.

Не отрывая взгляда, он встал с постели и, ничуть не стыдясь своей наготы, приблизился к клетке. Я напрягся, когда мужчина, открыв дверцу, протянул ко мне руку, и, не спрашивая разрешения, выволок наружу. Замахав общипанными перьями, я попытался удержать равновесие, когда этот безумный усадил меня себе на запястье как какого-то попугая.

Вдруг он, в противовес своим недавним действиям, неожиданно нежно провел подушечками пальцев по моей голове.

— Ты правда уникальная птица, которая принесёт счастье моему роду, — сказал молодой человек, не прекращая своих ласк. – Мне пришлось избавиться от перьев, чтобы ты никуда не улетел, но даже так ты выглядишь величественным. Да, пусть все видят, что я, Нерон – великий император, который смог укротить Огненного Феникса. Будь уверен, мой дорогой друг, что все мои подданные будут ослеплены нашим величием! Величием истинных богов!

Признаю, что идея вновь стать почитаемым сотнями людей казалась мне заманчивой, но я сомневался, что человек, обладающий настолько завышенной самооценкой и пугающим взглядом, может быть хорошим правителем.

Чутьё меня не подвело.

Нерон, он же Луций Домиций Агенобарб, оказался худшим человеком, которого я знал. Он являлся ярким примером тех безумных людей, которые, заполучив в свои руки огромную власть, окончательно теряют рассудок. Постоянные перепады настроения, мания величия, излишняя мнительность и жажда запретных удовольствий навсегда перечеркнули в нём всё хорошее, если такое, конечно, было, в чём я сильно сомневаюсь.

Этому человеку, провозгласившему себя богом на земле, были чужды любые понятия о морали и приличии, заботе и искренности. Нерон был глух к просьбам простого народа, предавался любовным утехам с собственными сёстрами и нередко флиртовал с мужчинами, позднее без сожаления убивая неугодных более любовниц и фаворитов. Отношение ко мне было таким же двояким. С одной стороны, император действительно обожествил меня и даже велел построить несколько храмов в честь Огненного Феникса, но с другой… С другой Нерон продолжал регулярно общипывать мои перья (при этом я испытывал невероятную боль), а иногда и попросту забывал о моём существовании, так что несколько дней в неделю я стабильно не получал пищи.

Но однажды это сыграло мне на руку. По делам службы Нерон уехал в город Анций, оставив меня во дворце совершенно без присмотра. К тому времени мои пёрышки уже немного отросли, но этого было более чем достаточно, чтобы осуществить месть. Взмахнув крыльями несколько раз, я призвал языки пламени, вмиг расплавившие золотую клетку. На очереди был дворец жестокого императора.

Менее чем через десять минут всё сооружение охватило пламя, стремительно перекинувшееся на соседние дома. Люди в страхе выбегали на улицы, но их и там поджидал смертельный жар. Никто не мог от него спастись. А я наблюдал за всем этим кошмаром с высоты, с ужасом осознавая, что ничего не могу поделать. После долгого сидения в клетке крылья не хотели слушаться, а перья начали стремительно обращаться в пепел. Перерождение снова меня подвело.

Я метнулся в сторону, подальше от города, не желая наблюдать за мучениями невинных жителей. Когда я оказался достаточно далеко, то на одном из холмов заметил Нерона. Этот человек с восхищением смотрел на полыхающий Рим, при этом играя на лире и декламируя неизвестную мне поэму. Теперь вы не сомневаетесь, что он был настоящим чудовищем?

Моё тело тем временем превращалось в пепел. Он падал сверху и оседал на солдатах Нерона и на нём самом, но он, кажется, этого даже не заметил. Да и кто бы обратил внимание на хлопья золы, когда впереди его ждало целое пепелище и разрушенный город, полный несчастных людей?

Хотя я глубоко сомневаюсь, что Нерон бы обратил на них внимание.

***

По неизвестным причинам, в этот раз моё перерождение заняло куда больше времени, чем обычно. Предполагаю, что вся проблема заключалась в перьях, которые, как вы помните, Нерон нещадно выщипывал, а может быть и в том, что я сам не хотел возрождаться. После того кошмара, что Огненный Феникс устроил в Риме, я больше всего на свете боялся увидеть плоды своих страшных трудов и снова попасть в руки к этому безумцу в лавровом венке.

И вот, мои молитвы были услышаны.

Я не знаю, насколько быстро может развиваться прогресс, но рискну предположить, что для того, чтобы примитивные домики римлян превратились во многоэтажные постройки, а сами жители из тог облачились в аристократичные платья и костюмы, должны пройти сотни лет. В случае с Римом, где время от времени правили такие отвратительные люди как Нерон, это вполне возможно.

Только вот как оказалось, это место было вовсе не Римом, а каким-то Лондоном, в то время как место моего последнего пристанища располагалось в тысячах километрах отсюда. Узнал я об этом от пожилого человека, сильно напоминавшего философов, которых иногда приглашал к себе Нерон. Этот мужчина, отзывавшийся на имя Джон Морган, был завсегдатаем в пекарне, в трубе которой я тайно и поселился.

Почему тайно? Всё дело в том, что жители Лондона совсем не верили в магию, а если и верили, то только в тёмную. Даже бедных кошек чёрной окраски считали за приспешников Дьявола, что уж говорить об огненной птице. Как-то раз я рискнул показаться молодой девушке, в потёмках спешившей домой, однако этот опыт закончился очень плачевно: она так сильно испугалась, что бросилась бежать без оглядки, но вдруг оступилась и упала головой прямо на тротуар. Больше та девушка не встала.

К счастью, я довольно быстро подыскал для себя убежище, где мог не опасаться за свою жизнь и жизнь окружающих. Им стала большая труба пекарни, принадлежавшей некоему Томасу Фарринеру. Днём я отсиживался в ней, подпитываясь дымом (вы, возможно, не знали, но дым оказывает на фениксов успокаивающий эффект) и изумительным запахом свежего хлеба, а ночью вылетал на разведку. К счастью, с наступлением сумерек шумный город становился практически нелюдимым, и за свои ночные полёты мне встретилось всего несколько человек, трое из которых были слишком пьяны, чтобы всерьёз воспринять летящую по небу огненную птицу.

Так что, в целом, нынешняя жизнь меня более чем устраивала хотя бы потому, что сидеть в просторной трубе было в разы приятней, чем в золотой клетке с прикованной лапой. Я даже был готов провести так остаток своей бессмертной жизни: да, пришлось обходиться без почестей и изысканной трапезы, но зато впервые за долгое время я ощутил себя полностью свободным и никому не обязанным (к тому же хлеб и булочки Томаса Фарринера, которыми я тайком питался, могли посоперничать со всеми деликатесами мира).

К огромному сожалению, рано или поздно всё хорошее заканчивается. В Лондон пришёл страшный недуг, имя которому была чума. Поток клиентов в пекарню резко снизился, а во время моих ночных вылетов я всё чаще начал замечать лежащих на улице людей. Все больницы были переполнены, и многие жители в спешке покидали город, спасаясь от болезни.

Я знал, что слеза феникса способна излечить человека от всего, но разве мог я предложить этим бедолагам помощь? И тогда я решил действовать иначе.

Кто-то (по-моему, всё тот же Джон Морган) обмолвился, что считает виновными в распространении чумы крыс. Это показалось мне очень разумным, ведь мелкие грызуны сновали по самым грязным уголкам Лондона и вполне могли подхватить какую-нибудь заразу, а то, что этих самых крыс везде было пруд пруди, только добавило мне уверенности. Ох, если бы я только знал, к чему приведут мои благие намерения…

Я решил начать «очищать» город с пекарни Томаса. Глубокой ночью я спустился на внутрь по дымоходу и сразу же услышал характерный писк. Я всегда считал, что на кухне строго запрещена антисанитария, но, похоже, крыс это совсем не волновало. Несколько теней бегали туда-сюда в поисках наживы, когда с моих крыльев сорвались первые искры. Я думал просто припугнуть крыс, чтобы они сбежали, поджав хвосты, но противных грызунов оказалось не так просто испугать.

Одна из крыс, самая крупная, бросилась на меня. Я едва успел уйти в сторону, в то время как крыса с разбега влетела черепушкой в деревянную стену. Не успел я перевести дух, как остальные грызуны бросились на помощь своему сородичу. В близи оказалось, что они не сильно уступали в размере предыдущей, а когда они начали окружать меня я понял, что дело пахнет жареным. Нет, правда, после того как я обдал пламенем самую близкую ко мне крысу, в воздухе начал распространяться запах паленой шкуры, и я наконец добился того, чего хотел: уцелевшие грызуны бросились к выходу из кухни, но я больше не желал из так просто отпускать. Только не после того, как они предприняли явную попытку меня сожрать.

Стрелой я вылетел за ними, на ходу спалив сразу двух крыс и устремившись за остальными. Грызуны петляли по узким улочкам, пытались укрыться в канавах и даже норовили залезть в чей-то дом, но я им не позволял. Вокруг меня клубился дым и искрило пламя, а я думал только о том, чтобы добить проклятых вредителей.

Наконец, у меня это получилось. Последнюю из крыс я догнал у какого-то канала и, недолго думая, обрушил на неё столб пламени. Зверёк успел пискнуть в последний раз, прежде чем превратился в кучку пепла, который тут же был развеян по ветру. Я присел на фонарный столб с чувством выполненного долга, и уже предвкушал как повторю свой успех на следующую ночь, но из сладких мечтаний меня вырвал запах гари и судорожные крики.

Обернувшись, я почувствовал, как земля уходит у меня из-под ног, а сердце сжимается до размера горошины.

Весь Лондон был объят пламенем.

В подсознании снова всплыла картина ужасного пожара в Риме. «Нет, только не снова!» — пронеслось у меня в голове. Я отчаянно молился чтобы весь это кошмар оказался лишь сном, фантазией или плодом моего разбушевавшегося воображения, но языки пламени, объятые огнём здания, напуганные люди… всё это было реальным. А я в очередной раз не мог ничего сделать.

В тот момент я ощутил себя не героем, спасавшим город от чумы, не священным Огненным Фениксом, которому поклонялись тысячи людей, и даже не волшебником Эмануэлем – он-то бы смог использовать защитное заклинание или организовать спасательные отряды. На худой конец хотя бы предупредить людей об опасности. Я ощутил себя предвестником хаоса, от рук которого погибло уже несколько городов и огромное количество мирных жителей. Интересно, была ли моя вина в том, что принц Родрик тоже погиб в пожаре? Теперь я считал это более чем возможным.

Именно поэтому я испытал облегчение, когда почувствовал, что моё тело медленно рассыпается в золу. «Как было бы прекрасно больше не переродиться, — думал я в тот момент. – Умереть, как все обычные люди, больше никогда не видеть разрушительных пожаров и, уж тем более, никогда больше не быть их виновником…»

Но всё это были лишь мечты. Я давно привык к моей новой жизни, где не было места смерти, но зато исправно присутствовала бесконечная череда перерождений, из которой мне уже никогда не было дано выйти.

Последний раз окинув взглядом полыхающий Лондон я лишь надеялся, что в моей следующей жизни смогу избежать хаоса и разрушений.

***

Все мои мечты и ожидания разлетелись в дребезги, причём с каждым перерождением осколков было всё больше, а надежд на безоблачное будущее – всё меньше. Я честно старался контролировать свои способности и использовать их только на благо, но кто я такой, чтобы противиться Судьбе, решившей сделать Огненного Феникса, покровительствующему Солнцу, самого настоящего служителя Тьмы и Анархии.

За какое бы дело я не брался с использованием магии, всё сводилось к одному – я устраивал пугающий своими масштабами пожар, который удавалось потушить только с огромным трудом, да и то не сразу. Я же всё это время оставался в стороне, не в силах остановить пламя.

Именно Огненный Феникс стал причиной Великого чикагского пожара, унёсшего жизни более двухсот человек – в тот раз я пытался остановить вора, укравшего молоко, но вместо этого поджёг дом хозяев, а с него пламя перекинулось на другие постройки. По иронии всё той же Судьбы, спустя почти тридцать пять лет в Чикаго я спровоцировал пожар в театре «Ирокез», на чердаке которого я в то время жил. Пожалуй, это был единственный раз, когда виновным в страшной катастрофе оказался не я один. Какой-то недоумок неправильно установил прожектор (как я узнал позднее, так называли штуку, используемую для освещения сцены) и, когда я присел на него чтобы насладиться шоу, маленькая искра, сорвавшаяся с моего хвоста, каким-то образом «слилась» со светом прожектора и подожгла театральный занавес, а потом… Впрочем, зачем я оправдываюсь? Всё равно смерть шести сотен человек всегда будет на моей совести. Как и смерть более тысячи людей, погибших при взрыве парохода «Форт Стайкин», детей, чьи жизни забрал пожар в школе в индийском городе Харьяна и многие, многие другие.

Я так больше не могу.

Сегодня мной было принято очень важное решение: я отправляюсь в заснеженные горы, где вечная мерзлота и холодный ветер не дадут мне использовать магию огня в полной силе. Я делаю это не ради себя, а ради тех, кто ещё может пострадать от моего дара, ставшим проклятием. Ради тех, кто живёт в страхе перед огнём и пламенем. Ради тех, чьи родные погибли в учинённых мной пожарах.

Огненный Феникс больше не будет творить беспредел, ибо холод будет сдерживать его силы.

Простите меня за всё… если сможете.