потеряный рай

Потеряный рай

или Биологическая единица пишет богу

 

Тихо звякнул экран сообщений. Судя по сигналу это не экстренная информация — рабочий день закончился 40 секунд назад. Поэтому биологическая единица  А154080 позволил себе еще некоторое время постоять с чашкой теплого тонизирующего напитка. Он задумчиво глядел вдаль, туда, где за матовым стеклом окон садилось солнце и наполняло комнату мягким светом.

А154080 был одним из сотрудников энергокомплекса планеты Земля. Он очень любил свой именной код с ясными цифрами. Их было приятно произносить: 15, 40, 80. Код звучал четко и устойчиво. Тем более приятно, когда так любишь во всем четкость, систему, структуру. В этом отношении жизнь была безупречна. Общение с такими же как он биологическими единицами осталось глубоко в детстве, если не в младенчестве. Сколько помнился себя А154080, в разумной жизни он обучался и получал ответы на свои вопросы через дисплеи электронных устройств. Сначала через них происходили формулы, логические задачи, простые факты о жизни вселенной и солнечной системы. Не вдаваясь в частности, четко и конструктивно. Затем он был ознакомлен с требованиями должности смотрителя энергоустановки и детальными техзаданиями типичных ситуаций.

Каждый этап взросления сопровождался переводом на другой блок. Это было постепенное движение вниз. Детство и юность прошли в залитых ослепительным светом верхних куполах. Для надзорной работы предназначались средние блоки охваченные голубым простором неба. Выполнение аналитических функций проходило в матовых отсеках еще глубже. Вся энергетическая установка была похожа на связку стеклянных колб. Снаружи они увешаны гроздьями  приемников свето, ветро и нейронной энергии. Все автоматизировано, совершенно и, тем не менее, требовало присмотра человека, то есть биологической единицы. В обязанности А154080 входили осмотр и поверка систем и технических агрегатов, проверка и усовершенствование программного обеспечения. Работа приятная в своей рутинности и постоянстве.

Сколько бы ни улучшалась автоматизация, техника нуждалась в человеке.  Пять лет назад на зеркала снаружи села стайка бабочек, одна там же погибла и создавала постоянную помеху для элекроники. Десять лет назад молния ударила и повредила обшивку башни так, что охранные системы чуть не сошли с ума. Они заподозрили атаку инопланетного разума. Впрочем, подобных случаев было не много.

За здоровьем биологической единицы А154080 следил специальный сенсорный сканер, особая программа поддерживала физическое и психическое здоровье, добавляя в пищевой субстрат необходимые лекарства и витамины. Программа же, через бота-тренера, прописывала определенную гимнастику. В качестве досуга предоставлялось неограниченное количество логических задач и научного видео. Если бы А154080 спросил кто-то из ошарашенных предков, как же он обходится без общения с себе подобными, продукт высоких технологий только пожал бы плечами. Легко обойтись без того, с чем не сталкивался. Может быть, узнав больше об этом процессе, он даже признал его слишком ресурсозатратным, стрессовым и нерациональным. А154080 за исключением смутного младенчества  никогда не коммуницировал с людьми.

Он подозревал, что как только менялся род деятельности и происходило  перемещение блок несколькими этажами ниже, его место заменяло кто-то другой. Но кто он, что думает и что из себя представляет — подобных вопросов не возникало. Максимальную поэзию в жизнь А154080 привносило лишь солнце и небо. В первую половину жизни он воспитывался и рос в верхней части комплекса, там, где прозрачное секло витражных окон давало ощущение полета. Несколько перемещений вниз и витражи оказались матовыми выше роста человека. Небо и солнце было видно лишь в верхнюю часть. Однажды  А154080 даже увидел птицу. Она  сидела на внешней обшивке несколько секунд и заглядывала в окно круглым любопытным глазом.

Солнце село за горизонт и почти в этот же момент раздался легкий щелчок – панель в дальней стене чуть подалась, обнаружилась щель, чуть дрогнула, словно ее коснулся поток воздуха из кондиционера. Это был один из немногих случаев в жизни А154080, когда он оказался в замешательстве. Первым движением было подойти и проверить рукой щель, возможно, придется чинить внешнюю оболочку энергокомплекса. Но то, что видел  А154080, совсем не походило на катастрофу. Полоса была слишком ровной — словно в стене открылась незаметная до сих пор дверь. Сигнализация молчала.

А154080 помедлил и подошел ближе, тронул рукой панель — она распахнулась сильнее. Снаружи повеяло сыростью, теплом, новыми запахами и страхом. Логики в этой двери не было. А154080 постарался притворить ее и щель почти исчезла, панель встала на место но при нажатии снова легко поддавалась. А154080 несколько секунд решал сложную дилемму: проверить ли самочувствие медицинским сканером или прочитать почту – вдруг там есть инструкции? Медицинский сканер был необходим, потому что сердце билось явно быстрее, чем положено, в глазах порхали черные точки, а по спине стекла капля пота. Все это было признаками паники и стресса. Стресса. Пять глубоких вздохов. Сначала успокоиться, здоровью ничего не угрожает. Затем почта, а уже после… после будет видно. Не тот алгоритм, который стоит просчитывать на много шагов вперед.

Итак. Почта была лаконична: «А154080 — управление блока 386-H отмечает вашу успешную работу в течение 35 лет. Теперь вам предоставляется свобода вплоть до окончания вашего биологического срока существования. Вы можете пользоваться коммуникациями, медицинским мониторингом и всем, что есть в этом помещении. Можете совершить выход во внешнее пространство. Оно пригодно для жизни и при определенных условиях не несет угрозы здоровью».

Это была первая бессонная ночь в жизни А154080.  Большую часть времени  он просидел у монитора, глядя в странную инструкцию. Несколько раз подходил к панели и приотворял ее. Снаружи было темно, тревожили незнакомые запахи, звуки и сам воздух казался живым существом. На рассвете А154080 по привычке попытался проверить работу систем, и понял, что все служебные программы заблокированы. Паника поднималась волнами, но медицинский сенсор отказывался выдать успокоительное. Вместо этого он предписывал продышать проблему, помедитировать: «Вам по силам справиться без медикаментов». Наконец, на рассвете, он ощутил усталость и некое равнодушие к происходящему. Тогда А154080 еще раз выглянул наружу. Станция оказалась расположена на каменистом холме. Слева и справа стеной стояли ее сестры. Перед ними в низине полосой рос лес. Дальше до  горизонта простиралась подернутая рябью почти бесцветная водная гладь. А154080 снова почувствовал головокружение и толчки сердца. Увиденная картина пугала красками, собственной непокоренной жизнью и близостью.

Три дня А154080 не решался выйти по узкой лестнице из своего жилища и ступить ногой на горячи камни возвышенности. Еще через два решился спуститься со скалистого плато в лес. Несколько раз во время этого спуска он падал и поражался собственной неловкости – ногам непривычно было ступать по естественной неровности почвы, терморегуляция не работала и жар каменной гряды доставлял массу неудобств. Первая прогулка оставила чувство страха и нерешенных вопросов, но домой А154080 возвращался с сожалением. Ассиметричность внешнего мира, неудобность и непредсказуемость леса пугала и притягивала одновременно. Было приятно прикасаться рукой к шероховатым корявым стволам деревьев, интересно наблюдать за насекомыми на лугу, душный запах прелой листвы под ногами глушил звуки. А154080  автоматически отметил, что такие прогулки создают нерабочее настроение и наполняют мозг ненужными ощущениями. Он, конечно, знал и видел это все в научных видеоматериалах, но в реальности это было потрясающе. В ту первую прогулку он уселся на толстый корень мощного дерева и впал в какое-то странное забытье.

С каждым днем он все дальше исследовал лес, пока однажды не наткнулся на  крохотное, в несколько домиков, заброшенное поселение. Лишь одно жилье чудом избежало разрушения. Оно выглядело так, словно в нем до сих пор обитает живое существо. Поселение явно относилось к эпохе эко-монашества, когда люди уходили от цивилизации в леса и пытались жить, не разрушая окружающий мир, в противовес урбанистической культуре.

Дом сиял целыми блестящими окнами, бревенчатый сруб был чист от сорняков, да и вокруг колосились не лесные травы, а луговые цветы. А154080 долго медлил прежде чем войти в него. Внутри оказалось тихо. Пахло уже не как на скалах и не как в лесу. В воздухе присутствовал аромат сухих трав, пыли и старой, но не лежалой бумаги. На кухне стояли теплые глиняные горшки с каким-то варевом. Будоражило ощущение опасности, словно в мозгу мигала красная сигнальная лампочка.

Просторная комната, видимо жилое помещение, было уставлено стеллажами со странными предметами. В памяти зашевелились образы – книги, вспомнил А154080 , древние носители информации. Этот них идет странный запах бумаги. А потом шок – встреча с глазами другого биологического существа. Оно сидело на низкой кровати со спинкой, затаившись как охотник, чтобы не спугнуть гостя. Опасность. Неизвестность. Нет инструкций – стучало молотом в голове – бежать, удвоить внимание. Снова заколотилось сердце. Ватные ноги подкосились и А154080 осел на деревянный табурет. Существо молчало и улыбалось. Время тянулось как зависшая программа. Страх ушел, но было непонятно что делать. Существо улыбнулось : «Здравствуйте». «Я здоров», — ответил А154080. Существо засмеялось, запрокинув голову: «Наверное, какая-то болезнь», —  подумал он. « Люди, когда встречаются, всегда здороваются друг с другом, вы разве не знали?» – спросило существо, вытирая глаза. А154080 подумал, что налицо полный сбой программ, если смех соседствует со слезами.

— Слово «здравствуйте» является архаизмом. Оно исключено из деловой переписки как не несущее смысла.

— Ну да, исключено, – задумчиво произнесло существо. — Встречи тоже исключены. Или вы каждый день общались с людьми?

А154080 развернулся и быстро пошел назад. Домой, под защиту стекла и кондиционера. Но вернувшись, ощутил какой-то диссонанс внутри себя. Впервые в жизни он испытал раздражение. Все правила предписывающие осознавать и выключать эмоции как нечто нелогичное и разрушительное не работали. Любопытство, волнение, восторг, страх. И острое желание вернуться туда, где сидело странное существо с бумажным носителем информации в руках. Откуда оно взялось? Что оно делает? Как правильно вести себя с ним. Матовые окна заволакивали нежные сумерки. Еще полчаса и станет темно. Или вернуться туда и… Так прошла вторая бессонная ночь в его жизни. На рассвете А154080 снова стоял возле хижины.

Он был готов ко многим неожиданностям, но только не к этой. Из домика раздавались странные звуки, словно существо кричало или громко говорило, но в этом была некая гармония, как в математической формуле. Бессмысленные слова успокаивали. Наверное, это нечто вроде медитации, понял А154080 . «Здравствуйте»  — сообщил он, как только распахнулась дверь и голос выпорхнул наружу. Существо охнуло, снова засмеялось, закидывая голову, и сказало в ответ: «Здравствуйте, я пела. Хотите выпить травяной чай с ягодами?» В голове вспыхнуло озарение: «Я больше знаю об иных мирах и цивилизациях чем о других людях. Чай. Это напиток. Рискну». Он ощутил еще одну эмоцию – в нем росла беспечность. Служба окончена, и если он умрет от диковинного напитка или угощения, зато испытает что-то новое и неожиданное.

Они пили чай церемонно, делая вид, что не рассматривают друг друга. Существо оказалось женского типа. Серийный номер называть отказывалось, говорило что по первой букве само придумало себе имя  Е –Ева, что цифры оно, то есть она ненавидит всей душой. Говорила, что согласно древним ненаучным мифам так звали первую женщину на земле. Глупая и недоказанная гипотеза возникновения жизни. Она в этом домике жила больше года отслужив свой срок на водоочистительном комплексе. Откуда она знала, как делать чай, выживать в лесу, о чем думать в одиночестве? Из книг. В них масса информации. Одну книгу она дала А154080 с собой с условием вернуть после прочтения. И пригласила приходить чаще.

Он и правда стал приходить чаще. Что там — он почти поселился в этом домике, прожив за год с небольшим огромную жизнь. Началась она со смешного эпизода, когда А154080 положил ту самую первую прочитанную книгу на стол.

— Вы обманули меня. Носитель пуст, в нем нет никакой информации.

— Вы уверены?  — она удивилась.

— Без сомнения. Выводы сделаны на основе анализа. Да, здесь есть цифры, но вырванные из текста они бесполезны. Логика отсутствует, это просто пересказ событий…

— …выдуманных автором.

— Еще и выдуманных???  Я половину ночи читал о чем-то несуществующем? Что за иррациональная чушь. Дальнейшая коммуникация невозможна.

— Постой… Давай пройдемся по лесу?

— Куда?

— Просто погуляем и поговорим.

В окно залетел ветер и распахнул небрежно оставленную книгу. Ветер для А154080 был одним из самых удивительных открытий в новой жизни. Он оказался нелогичным, непостоянным, приносил запахи и словно сдувал то, в чем до сих он был уверен, убежден, успокоен. Видимо под влиянием этого волнующего движения воздуха А154080 согласился на бесцельную прогулку.

—  Куда мы идем?

— По тропинке. Кстати, можно обращаться к тебе в более короткой, дружеской форме? Ну, хотя бы А15? Или просто А? может быть со временем ты найдешь себе имя?

Мягкая хвоя пружинила под ногами, аромат смолы подбивал на какие-то совсем нелогичные вещи.

— Хочешь? Попробуй!  — Ева протянула ему мягкий шелковистый побег ели. К своему удивлению А его взял и пожевал. Действительно вкус был яркий, терпкий и чуть холодящий. Это было безумие, так что А не удивился когда услышал свой голос.

— Спой для меня. Пожалуйста.

Ева улыбнулась. Вообще чем дольше А смотрел на нее, тем больше понимал, что лицо тоже можно считать носителем информации, только она отображается как-то рандомно и многослойно. Другой биологический объект может не просто улыбаться, но за этим желание или не желание говорить, готовность к контакту или отрицание его. Сейчас улыбка Евы сообщает о желании  сделать паузу в беседе, это не отказ выполнить запрос о пении, но еще и готовность к какому-то другому действию. Какому? Она наклоняется к горячей выжелтевшей траве на тропинке и … подносит на ладони насекомое.

— Смотри!

— Да, вижу, это… — А приготовился точно назвать вид.

— Нет, не хватай его руками. Ему же будет больно! Что ты стоишь как вкопанный? Да не смотри на ноги, это просто выражение такое. Понимаешь, ты всю жизнь пользовался носителями, которые говорили совсем другим языком – цифры, факты. Все по чугунному цифровому лбу… А книги, они из той жизни, когда пользовались языком чувств. Мне трудно объяснить… Когда пытались понять что переживает  другое существо и это было важно. Например, я не знаю что это за вид, как называется, но я понимаю, что ему может быть больно, мне смешно и чуть щекотно оттого что он не боится меня и сидит на ладони. Это чувства. В книгах мало фактов, но люди говорили о главном, и там еще много разных деталей, которые рассказывают об эпохе. Мне ужасно интересно узнавать что было в прошлом, как люди жили, о чем разговаривали.

— Это иррационально. – А бережно посадил кузнечика на ствол сосны. — Все что необходимо нам знать есть в информационном облаке. Вы так смотрите на меня, словно я кузнечик и вы меня придавили.

— А ты сообразительный, — засмеялась Ева, — это называется жалость. Извини. Зато у тебя есть чувство юмора.

— Что это?

— Сложно объяснить. Давай не все сразу.

В этот вечер А взял с собой ту же самую книгу и читал ее медленно. Он, как учила Ева, пытался представить все, словно готовую картинку. Пытался понять, что чувствуют герои истории. Освоил несколько глав и внезапно заснул, словно вылетели предохранители перегруженного мозга. На следующий день Ева опять гуляла с ним и они говорили о прочитанном, она слушала, попутно кормила его суховатой ежевикой и учила лежа на траве смотреть в облака пока они не превратятся в подобия сказочных животных. Поначалу А это занятие казалось глупым, но он решил проделать эксперимент до конца.

Постепенно А втянулся в новую размеренную жизнь: чтение, прогулки, разговоры, изучение лица Евы, попытки понять что она чувствует. Попытка понять свои ощущения. Вся мягкая приморская зима прошла в этом неспешном ритме. Было ощущение, что время обнулилось, что не только А вышел в другой мир, но и его мозг выпорхнул на волю. Ева очень гордилась, когда он выдал ей эту фразу. Она так и  сказала, что это огромный прогресс, что у него появились ассоциации.

Сначала он просто читал те книги, которые она протягивала, потом стал сам рыться на полках, глотая один томик за другим. Запоем, методом быстрого чтения по диагонали прочитал все исторические романы. Фантастика его не задела. Неожиданно увлекся любовными романами и в итоге с удивлением открыл для себя мифы и сказки. Он научился читать по разному, то смакуя каждую фразу, представляя себе описанные события, словно ему показывают видео, то пролистывая неинтересные страницы. Иногда он долго читал описание одежды или зданий, иногда сосредотачивался на диалогах. В некоторых книгах были иллюстрации. Правда они сильно отличались от качественных фотографий, обычно художники обходились без деталей или ограничивались почеркушками. Часы молчания в домике Евы сменялись долгими паузами, когда они пили чай, беседовали, вслушивались в звуки за окном. Странная удивительная зима. Домой он возвращался лишь за порцией биологически активной массы для питания, проверки состояния здоровья и отдыха.

Однажды они совершили дальнюю вылазку, и обогнули песчаный мыс, чтобы посмотреть, что находится за сталактитами стеклянных громадин. Долго карабкались по скалистым холмам, затем по почти отвесной каменистой гряде вышли на небольшую площадку и с нее заглянули на неприступный утес: высокий берег украшали все те же стеклянные колбы. Вдали они сменялись зеленой массой леса, но было непонятно, отступают или заканчиваются. Живут в этом месте люди или нет? В любом случае почти час А и Ева стояли цепляясь за выступ скалы под порывами ветра и пытались заметить летательные аппараты, звуки, намеки на то, что где то еще есть люди.

— Я была здесь год назад – призналась на обратном пути Ева, —  и тоже ничего не увидела. Думаю, с другой стороны залива нам откроется такой же вид. Я однажды попыталась дойти туда, но осилила только половину пути и побоялась ночевать в лесу.  Да и не было там никаких признаков жилья. Кстати, именно тогда на обратном пути я нашла бункер.

Бункер находился в рукотворной пещере на одном из склонов. Его массивные ворота заржавели, но небольшая дверь рядом легко поддалась Еве и дала доступ к стеллажам с биоконцентратом, витаминами, припасами хранившимися здесь неизвестно сколько. К тому же Ева разнообразила меню ягодами, дикими плодами, травяным чаем и устрицами, запеченными на костре. Впрочем, обоих еда занимала меньше всего.

Ближе к осени А совершенно неожиданно для себя переселился в бревенчатый домик. В тот вечер неожиданно разразился страшный ливень с  грозой. Они долго пили чай, болтали, пережидали непогоду и внезапно А попросил разрешения остаться. Идти по скалам в такую бурю было бы опасно. Совершенно удивительно спать под бесконечный шум внешнего мира. На рассвете заверещали птицы, гулко шлепали по крыше шишки. На следующий день А сходил в стеклянную колбу чтобы забрать некоторые мелочи, все что могло пригодится в новой жизни и решил больше не возвращаться. Внешне жизнь текла однообразно, но А казалось что он подхвачен огромной волной и с восторгом несется вперед. Куда? Он и сам не знал пока.

Все чаще у него с Евой возникали горячие споры. Началось это зыбким, туманным вечером, под скрип сосен. А дочитал очередную книгу, но вместо умиротворения в который раз испытал злость и горечь. Стало ясно, что до сих пор он жил как робот, вернее не жил, функционировал. Что кто-то подсунул размеренную псевдожизнь вместо настоящей, полной переживаний, страстей, даже отчаяния и любви. В порыве гнева  А зашвырнул томик в другой угол. Ева удивленно подняла глаза.

— Ты понимаешь, что они обокрали меня, заточили как в тюрьму, еще и заставили работать.

— Кто они?

— Не знаю, правительство, властный союз, кто сейчас управляет нами?

Ева сначала попыталась отвлечь его, утащила на прогулку, без сожаления отложив свою книгу. Лишь потом, в сумерках у костра продолжила разговор. У нее была совсем иная точка зрения, она женским покорным умом почему-то считала, что нет никакого заговора, злой воли. Есть естественное течение событий. Первый раз они не могли договориться и почти злились, вопрос каждому казался принципиальным.

— Ты пойми, мы даже не знаем, какой сейчас год – время исчисляется по десятилетиям и цикл начинается заново, нас сознательно путают.  – горячился А.

— Так стало удобнее людям. Когда-то стало удобнее хранить информацию  на специальных приспособлениях и от бумаги отказались. Люди даже думали, что делают хорошее дело, сберегают леса.

— Вот! В этом-то все и дело! Если в книгу нельзя внести исправления, то электронную информацию можно как угодно приспосабливать, менять, дополнять. Это две разных эпохи. Но между книгами и нами есть какой-то провал.

— Одно время люди никак не могли найти промежуточное звено в развитии от примата к человеку. – вставила Ева, —  Мы так же потеряли море информации где-то между человеком читающим , думающим и человеком знающим, функционирующим. Мы даже не знаем, сколько длился этот период – 50, 100 лет?

— Бесполезные разговоры, — помрачнел А.

После той грозы Ева устроила странный праздник. Зажгла свечу, набрала лесных ягод, к изумлению А поставила на стол густопахнущие грозой цветы. Долго смеялась, когда он попробовал их есть.

— Что значит для красоты? Покажи, где это написано! – А был обескуражен.

Рядом с цветами лежал подарок. Настоящая записная книжка с чуть порыжевшими страницами.

— Ты словно заново родился, — торжественно произнесла Ева, — У людей был такой праздник – день рождения. Раз в год они отмечали свое появление на свет, да, это странно. Я не смогу объяснить.  Книжка подарок для тебя, я хочу чтобы ты записывал в нее свои мысли.

— Мысли? Какие? – А был смущен, доволен, но всем видом выражал непонимание и неодобрение.

— Ну, хотя бы ощущения. Ты знаешь, люди писали все эти книги просто потому, что им хотелось зафиксировать переживания. Это очень интересно, попробуй.

Несколько дней А открывал книжку и подолгу сидел над ней. Наконец, коряво вывел на первой же странице: «В окно смотрит солнце. Облака возле него красные». Ладони от усилий и ответственности стали влажными. Казалось, что написана ерунда. Но Ева несколько раз перечитала эти предложения. Ей понравилось. Новые фразы появлялись редко. А не хотел торопить их.

Они часто спорили, зачем люди раньше писали книги, особенно те, в которых сюжет не взят из жизни, а полностью выдуман. И уж совсем непонятными для А до сих пор были стихи или альбомы с картинами. Ева пыталась объяснить:

— Раньше люди верили в бога. Что он управляет миром. Они не могли понять, почему человек так сильно отличается от животных.

— Он просто более развит.

— Нет, он совсем другой. Он… он иногда ведет себя как бог – например, пишет стихи, книги, творит. Ни одно животное этого не делает. Сначала они думали, что можно общаться с богом через рисунки и красивые слова, затем верили, что сами немного становятся богами если творят. Я так думаю.

Они все же рискнули и отправились  к другому концу скальной гряды. Шли долго, заночевали на теплом песке в одной из бухт. Вдоволь накупались в соленой воде. Сначала разыгрались как дети, потом испытали непонятное смущение. Встали на рассвете и снова тронулись в путь. В этот день почти не разговаривали — дорога была сложной, приходилось подниматься в гору. Да и волнение сдерживало язык. Чем встретит их дальняя, неисследованная часть мира?

Почти на закате они забрались на скалистый уступ. Стеклянные колбы остались давно позади, но высокая горная гряда надежно преграждала путь и упиралась в море, сбрасывая на острые камни холодный блестящий водопад пресной воды. Можно было поискать тропы, обойти препятствие. Но они так и не увидели вдали ни малейшего намека на человеческое жилье. К тому же много раз, скользя на осыпающихся склонах, путешественники с ужасом представляли, чем может окончиться путешествие, если один из них хотя бы вывихнет ногу. Они ведь не были молоды и привычны к подобным нагрузкам. К тому же… При всем желании найти людей, появилась странная осторожность. Их в принципе устраивал огороженный мир, за пределами которого может быть не стоит искать сюрпризов. Словом стало ясно, что надо поворачивать назад и определять место ночевки. Вот тут случилось их главное приключение. Стремительно заходящее солнце торопило, деревья притягивали сумрак, но А еще заметил позади одной из бухт хорошо укрытую от ветра площадку и несколько полуразвалившихся домов. В два из них было страшно заходить, там все давно уступило тлену, а вот третий словно ждал путников. И все же путники решили, что безопаснее заночевать снаружи и обследовать жилище утром.

Это явно не было экопоселением – в заброшенном жилище доме было много техники. На столе стоял покрытый пылью и невесть как залетевшими жухлыми листьями ноутбук, рядом с клавиатурой скучала пухлая папка. В прозрачных пластиковых файлах тщательно отобраны фотографии и распечатанные части непонятных текстов.

При первом же прикосновении листы рассыпались в беспорядке. Все остальное путешественники долго разглядывали. Взяли с собой кое-что из одежды, теплый вязаный плед, пару безделушек и папку. Несколько вечеров они разбирали и перечитывали подборку. Такое ощущение, что хозяин заброшенного дома готовил свой роман, исследование о современном человеке или просто пытался систематизировать информацию.  Это были отрывочные новости, зачастую без указания источника: «Внедрение электронных индивидуальных номеров можно считать прорывной технологией», «Возрастающая популярность цифровых приборов». Рекламный проспект, рассказывающий как много можно подключить к этим приборам. Обсуждение новых программ: умный дом, умный холодильник, личный врач, навигатор автомобиля. Было видно что буквально в течении жизни одного поколения произошел настоящий прорыв. Технологии обновлялись с неслыханной быстротой. Но это была совсем не тайная страница истории — глобальна цифровая революция. Интересной оказалась подборка мнений и публичных высказываний.  Антрополог Н.: «Совершенно доказанным можно считать тот факт, что в нынешнем мире устареют не только технологии, но изменится и сам тип коммуникаций между людьми». Социолог Б.: «Нам необходимо пересмотреть содержание обучения. Оставить минимальный набор абсолютных научных истин. Иначе мозг человека не выдержит нагрузки». Аналитик-психолог подготовил целую серию графических инструкций на тему как добиваться меньшей травматичности про общении. Он же через два года пишет видеообращение с призывом минимизировать личные контакты, как несущие многочисленные травмы и непродуктивные по своей сути. Общественность встречает инициативу с восторгом. Глобальное движение за экологию души -(предки сортировали мусор, мы сортируем знакомства. Искусство медитации и полного покоя.  Взрыв популярности курсов обучающих (естественно онлайн) поиску коротких дорог к счастью и гармонии. Рекламная кампания центра репродукции посвященная новой технологии – ребенка можно вырастить в искусственных матках и получить уже в годовалом возрасте. Закон, разрешающий сдавать репродуктивный материал лишь парам, получившим на это одобрение. Коррекция генома. Переписка мессинджера — похоже не подборку самых типичных, стандартных образцов с датами. Сообщения укорачиваются, становятся суше, иноформативнее, однозначнее. 2030 год: «Привет, ты  придешь? Я ужасно соскучилась. Не виделись две недели. Захвати вкусняшек». 2040: «На выходных свободна. Можем увидеться». 2050: «Через двое суток готова выделить два часа на совместный фитнес и биологическую активность». 2060: «Отношения считаю оконченными ввиду отсутствия видеосвязи в течении двух месяцев». Вырванные и подклеенные друг к другу страницы, видимо, записной книжки представляли сумбурный рассказ об ужасной пандемии, которая трижды обрушивалась на землю. В первый раз в 2020 люди с трудом перенесли изоляцию в своих домах. Именно в это время произошел первый цифровой рывок, когда очень многое стал происходить в виртуальном пространстве. Концерты, учеба, свидания, торговля, вечеринки. Поначалу все это было больше похоже на браваду, желание не сдаваться обстоятельствам и одиночеству. Потом оказалось выгодно, удобно быстро. «Боже мой, как мы праздновали отступление болезни! Кафе полны народа, влюбленные парочки на каждой скамейке города, молодежь сбивается стайками, старички радостно щурятся на солнце». Через пять лет болезнь снова заставила всех выбирать одиночество, но оно было уже не так тяжело. После второй волны многие добровольно остались сидеть дома. Появилось даже социальное движение. Их называли изолянтами, они упорно требовали называть себя цельными: «Не хочу больше тратить деньги на шмотки, не хочу тратить время на сплетни в спортзале. Коллег мне хватает на онлайн совещаниях, зачем пялиться на них еще и в реале?»   Разрозненная информация удивительным образом собиралась в сложный пазл и давала ответы на многие вопросы.

А и Ева сели пить чай вечером и нечаянно читали все это до рассвета. Сначала брали наугад перепутанные страницы. Потом пытались как-то собрать воедино, составить последовательность. Зачитывали вслух, делились находками и догадками. Потом замолчали. Молчание продолжалось утро, день, следующую ночь.

— Так вот как все произошло…

— Ты была права. Как же они не поняли, что сами становятся биологическими роботами? Еще и видели во всем заговоры, разоблачали торговые синдикаты, а главное пропустили.

— Не знаю. Да и какой смысл знать. Мне странно, что они отказались от любви.

— Ты про физиологию? – спросил А.

— И про нее тоже. Их же всю жизнь как нас не кормили гормонами притупляющими влечение.

— Помнишь, ты приручала меня как дикого зверя. Учила прикасаться – держаться за руку, клала голову мне на плечо, обнимала, – неожиданно расчувствовался А.

— Не все зависело от них, – Ева думала о своем. — Наверное, как раз в эпоху эпидемий все это было настрого запрещено. А жаль. Я не знаю физической страсти, но моя жизнь очень сильно изменилась с твоим приходом.  – Она подсунула свою руку ему под ладонь и прижалась лбом к плечу. Он привычно ощутил нежность, тепло и прилив сил. Тяжело провел рукой по ее спине. Потом нежно по волосам.

— Я тебя люблю. Ева.

— Я тебя люблю, ты мой Адам.

— Как жаль, что нельзя перенестись в одну из этих книг. Или даже в сказку. Мне так нравиться это их «и жили они долго и счастливо».

Ева отстранилась и словно погасла. Она молчала весь вечер. Только утром, когда призраки прошлого отступили, она решилась:

— Ты правильно сказал, что у  нас нет это «долго и счастливо». Благодаря тебе счастливо, да. В остальном… Я давно хотела тебе сказать…

— Ева, ты говоришь фразами словно из глупого романа и пугаешь меня. Что еще?  Пойдем, прогуляемся.

— Нет, я скажу сейчас. Наш биологический возраст запрограммирован примерно на три года после окончания срока службы. Обычно люди, выходя на свободу, сходят с ума и быстро умирают. Я видела одного такого. За год до твоего появления.

— Откуда ты все это знаешь?

— В бункере была подробная медицинская инструкция.

— Значит… значит у меня всего два года впереди?

— Примерно.

— А у тебя?

— У меня почти ничего.

— Почему ты так уверена?

— Признаков много. Я начинаю стремительно стареть. Это не естественный процесс поэтому происходит быстро, у нас нет ничего естественного.

— Сколько?

— Примерно полгода. Но мы можем все это время быть счастливы. А потом… когда я почувствую что уже совсем близко, я сама уйду отсюда. Я не хочу на твоих глазах превращаться в органику. Я так решила, не спорь, пожалуйста. Мне очень тяжело. Просто давай до тех пор будем счастливы. Вместе.

Полгода. Это было счастье болезненное, чувствительное как обгоревшая на солнце кожа, горячая и саднящая. Без планов, без будущего. Только настоящее. Они больше никогда не возвращались к тяжелой теме, но стали сентиментальны. Часто без повода говорили: «Как я счастилв\счастлива что ты у меня есть». Как-то нечаянно случилась и физическая близость, которая, впрочем, мало что добавила их отношениям. Скорее это был исследовательский акт, который они обсуждали с юмором. Разве что после этого они стали более расковаными, не стесняли своего тела. С удовольствием купались на отмели.

— Жаль, что ты не видел меня молодой.

— Думаешь? Я не знаю, полюбил бы тебя молодую или нет. Смогла бы ты разбудить меня.

— Да, ты был крепким орешком: «Это лживая книга. В ней нет ни слова правды». Я никогда не забуду, как ты гневно вернул ее мне.

А потом она стала слабеть, мерзнуть, силы заканчивались уже утром, оставалась только тревога. Все происходило стремительно. И однажды после мучительной недели Адам проснулся утром в одиночестве. Он сразу все понял. Прошел по тропе к выходящей к морю, представил, как она утром сбежала от него, чтобы своим страхом не умножать его ужас и беспомощность. Вернулся домой. Зачем-то сходил к подножью стеклянных колб, где когда-то жил и работал. Еще через сутки подобрал на берегу ее стоптанный башмак выброшенный морем. Принес домой как самую дорогую реликвию. Похоронил под соснами, где она кормила его сухой ежевикой. А через три дня бестолковых метаний завыл, начал грозить кулаком свинцовому неподвижному небу. Он исходил криком, впервые произносил хриплым голосом самые грязные слова, которые встречал в бульварных романах. Он разговаривал, но не с ней, а кем-то, кто управлял или бессмысленно потворствовал тому, что происходило на земле.

— Будь ты проклят, ты сам бездушный робот. Какого они молились столько лет тебе. Старый пердун, ты позавидовал моему раю, ты изгнал меня. Поганый сюжет.  Гребаные шутки. Я знаю как тебе отомстить. Я напишу об этом книгу. Ты похотливый вечно одинокий бездарный пень. Это у меня был рай. Мой рай, моя Ева. Мое царство на руинах твоего. Пошел ты…

Силы внезапно закончились, небо ответило бессильным скупым дождем. Он вернулся домой. Затопил очаг, заварил чай, закрыл окна и при свете допотопной керосинки открыл записную книжку, ту самую, которую подарила ему Ева. Вот первый абзац, которым Адам встретил рассвет после долгой бессонной ночи.

«Я, Адам, последний человек на земле. Изгнанный из рая. Он однажды изгнал Адама и Еву из рая, но они не стали от этого несчастны. Он смотрел, в какое дерьмо превращается людской род и усмехался. В итоге люди создали свой рай, в котором им же самим не оказалось места. Они попали в ловушку к собственному разуму. Мастер парадоксов. И все равно, вопреки ему я был счастлив. У меня был мой рай. Моей Еве посвящаю я мою книгу, описание истории человечества, вернее его последнюю главу. Так, как поняли его мы. Возможно, эту книгу никто не прочитает, но это не значит, что я ее не напишу. Если вначале было слово, то почему ему не быть в конце?

Итак…»