Бёльверк

БЁЛЬВЕРК

 

Фантастический рассказ

 

— Что у нас тут? – заходить в выгоревшую дотла комнату Теодор Эггер не стал, не желая мешать экспертам. Вонь сожжённого мяса в коридоре была не такой тошнотворной, а ямы в стёртом линолеуме собрали большую часть воды, выплеснувшейся при тушении.

Один из трёх экспертов, прятавших лица под медицинскими масками, оторвался от работы. Остановив взгляд на служебном удостоверении, объяснил:

— Четыре мужских трупа и осколки «коктейля Молотова».

— «Сиротки Меркель»? – обугленные тела приняли характерные позы боксёров и были разбросаны по комнате, словно внутрь влетела ручная граната.

— Они самые, — кивнул эксперт. В расплывшемся куске золота, в гриппере для улик, угадывался шейный амулет в виде мусульманского полумесяца. – Сгорели все быстро. За секунды. Хотя бутылка с зажигательной смесью была всего одна.

— Бензин или что-нибудь легковоспламеняющееся в комнате не хранили? – Эггер уже устал мысленно ругаться: концовка Сочельника в этом году выдалась хлопотной. Не иначе, обострение. Лишь бы само наступившее Рождество не получилось таким же дерьмовым.

— Пока точно могу сказать, что две бутылки крепкого алкоголя у погибших были… Если б ни пожарная команда, случайно проезжавшая мимо, могло сгореть всё общежитие. Получили бы новое «барбекю в Ростоке». Мусора тут столько, что никакого бензина не нужно. Будто скоты какие-нибудь поселились… Мы под окнами всё осмотрели. Как стадо слонов потопталось. Ничего конкретного.

— Жду вашего заключения.

Возбуждённость обитателей общежития, всех как один чернокожих, усилилось ещё больше, хотя к месту происшествия уже приехал бургомистр и руководитель городской миграционной службы. Смуглый переводчик пытался донести до толпы успокаивающе-ободряющую речь, но его голос терялся в бурлении людской массы.

Эггер услышал несколько разноголосых вердиктов «фашисты», и это вызвало у инспектора серьёзную обеспокоенность: количество беженцев у общежития продолжало быстро увеличиваться, и большей частью пёстрая толпа состояла из половозрелых мужчин. Если градус напряжения достигнет точки кипения, начнутся беспорядки.

— Герр Эггер? – окликнул инспектора помощник бургомистра.

Эггеру стоило немалых усилий не скривиться. Против ЛГБТ-сообщества инспектор ничего против не имел – каждый взрослый человек волен сам выбирать, с кем трахаться. Но принять агрессивное возвеличивание собственной нетрадиционной ориентации Эггер не желал. И никак не мог взять в толк, какие ещё льготы должны быть у таких граждан?

— Весь внимание, герр Шнитке.

— Вы должны немедленно отыскать поджигателей! – жёстко потребовал помощник. Требовать Шнитке умел: это с его подачи на городских площадях было запрещено ставить рождественские ели. Чтобы «не оскорблять чувств мигрантов».

— Сделаю всё возможное, — пообещал Эггер. Утро терялось в бесконечности. Ещё и голова разболелась.

— Вы, наверное, не поняли, герр Эггер. Вы должны бросить все дела и установить личности неонацистских мразей.

— Почему именно неонацисты? – уточнил Эггер, хотя версия преступления на почве ненависти напрашивалась первой.

— А кто ещё мог устроить тут холокост?.. Только недобитые гитлеровцы… Или вы, быть может, возьмётесь утверждать, что несчастные беженцы сами подожгли общежитие, милосердно предоставленное им федеральными властями?

Эггер ничего утверждать не хотел. Чашка крепкого кофе и аспирин – всё, что ему сейчас было нужно.

— Немедля арестуйте всех районных неонацистов и добейтесь от этих ублюдков признательных показаний!

— Угу, — кивнул Эггер и вернулся к своему старому «BMW», на ходу набрасывая план действий. Игнорировать помощника бургомистра не получится. Толерантность, мать её. Со скинхедов и придётся начать.

Уже на парковке чувствовалось, что полицейский участок превратился в огромный потревоженный улей. Пока Эггер ставил автомобиль, умчались в ночь сразу две патрульных машины и фургон GSG 9.

— Куда это они? – уточнил Эггер у курившего на крыльце усталого полицейского.

— В Гамбургском переулке поножовщина. С аллеи Иммануила Канта поступил телефонный звонок о стрельбе. Какая-то заваруха в сквотте на Кленовой улице: чёртовы «антифа» что-то не поделили между собой.

При штурме Бастилии наверняка было спокойнее – Эггер не без труда добрался до кабинета, который делил с двумя коллегами.

— Твоего пиромана взяли, — оторвавшись от компьютера, сообщил Ротбауэр.

— Уже? – удивился Эггер. Воды ни в электрическом чайнике, ни в настольном диспенсере не осталось, и инспектор запил таблетку кофе Майсснера. Путь кофе и давно остыл, кофеина от этого меньше в нём не становилось. А Майсснер дома сварит себе новый.

— Варгр. Настоящее имя – Клаус Зайдель. Наци-скинхед. Пытался сбежать из города и выскочил прямо на оперативную группу Шупо. А в рюкзаке – отвёртка, охотничий нож и бутылка с самодельным напалмом. Парни сразу твоё дело вспомнили.

— То есть как это бежал? – утомлённость сказывалась на умственных способностях.

— Как какой-нибудь сторонник здорового образа жизни. Или спортсмен. Выбирай сам, что тебе больше по душе.

— Этот Варгр, что, совсем дурак?.. Он бы ещё кусок трупа с собой прихватил. Или на бритом лбу чёрным маркером написал «Я – убийца».

— Это ты ещё мягко охарактеризовал этого Варгра, Теодор. Шупо Зайделя сразу в психиатрическую клинику увезла. На освидетельствование… Где же этот чёртов стикер? – после непродолжительных поисков Ротбауэр выудил из вечного хаоса на письменном столе сочно-жёлтый лист. – Специально для тебя записал.

— Огнеход? – Ротбауэр взгляда не отвёл. Не шутил как обычно. – Для «психушки» маловато будет. Не находишь?

— Варгр «огнеход» едва ли ни через слово повторял. И нёс какую-то околесицу: типа какое-то существо появилось из ниоткуда и убило черножо… чёрных. Сожгло, а само при этом не пострадало. Превратилось в пыль и улетело.

— О как? – сумасшедшие бывали разными. А их фантазия порой не знала границ.

— И теперь якобы будет убивать всех без разбору. Рагнарёк и всё такое… Ты убегать не торопись. Только Варгра взяли, как к нам чудак один заявился. Профессором назвался. Проверили – и на самом деле профессор. Целый доктор гуманитарных наук. Специалист по религии.

— А чудак чего? – не понял Эггер. Поимка поджигателя позволяла закрыть дело уже сегодня. Шнитке будет доволен.

— Утверждает, якобы какой-то древний бог в наш мир явился. Будто люди договор с этим богом нарушили и тем руки ему развязали.

— Ну а я тут причём? – городских сумасшедших с каждым годом становилось всё больше. – Приняли бы от него заявление и отпустили б с миром.

— С тобой встречи требует, — и опять ни намёка на розыгрыш.

Профессора оставили дожидаться инспектора в душевой. При появлении Эггера наэлектризованный Герстле вскочил со скамьи и безапелляционно заявил:

— Он будет убивать и дальше.

— Кто? – общение с душевнобольными – далеко не самый лучший способ провести время. Однако делать нечего – вдруг скажет что-нибудь ценное?

— Имя демона – Bölverkr. Злой. Это один из эпитетов бога Вотана.

Слова хлынули из профессора, который ни мгновения не мог устоять на месте, сплошным потоком. Уже на второй минуте эмоционального повествования Эггер понял, что рискует самым натуральным образом захлебнуться в новой информации.

— Стоп! Давайте медленнее, герр Герстле. И, пожалуйста, с самого начала.

— Простите, господин Эггер. Я просто очень сильно волнуюсь. Пришла беда… — профессор несколькими глубокими вдохами заставил себя успокоиться. – Бёльверк – это тёмная, разрушительная ипостась Вотана. Бёльверк родился раньше и до появления себя в виде Вотана успел причинить немалый урон ясеню Иггдрасиль, мирозданию. Вотан при помощи асов и людей ценой немалых усилий победил Бёльверка. Был заключён договор – пока Бёльверку приносят жертвы, он никого не трогает и не вредит Иггдрасилю. И даже обязуется дарить людям подарки. Древняя традиция трансформировалась в Санта-Клауса.

— Очень интересно, — солгал Эггер, отнюдь не настроенный выслушивать сказки, и обозначил намерение уйти, но Герстле схватил его за руку. Хватка оказалась железной.

— Ещё раз прошу меня простить, герр Эггер. Пожалуйста, дослушайте до конца. Это очень важно.

Инспектор мрачно кивнул, однако предупредил, что профессор располагает лишь пятью минутами.

— Я и сам не имею права терять время, — Герстле не скрывал выдоха облегчения. – Договор был заключён двадцать пятого декабря. Согласно его положениям, каждый год в этот день люди обязались приносить Бёльверку жертву. Её убивали, опрыскивали кровью ветви ели и развешивали на них внутренние органы. Первоначально в жертву приносили людей: пленников, добровольцев. Со временем людей заменили животные. Христианству после многочисленных попыток запретить кровавые жертвоприношения удалось добиться лишь того, чтобы в дар Бёльверку приносили овощи и фрукты. В наши дни – это гирлянды и ёлочные украшения.

— Удивительная неразборчивость.

— В договоре отсутствует чёткое определение жертвы и крови. Бёльверка удавалось держать в оковах до последнего времени, когда день, превратившийся в Рождество, — в угоду политкорректности и толерантности – начали повсеместно отменять. Более того, никто не препятствует открытому осквернению «рождественской ели», а без жертв в виде радости и веселья договор с Бёльверком утрачивает силу… Бёльверк, к несчастью, снова принялся убивать. Однако ещё не поздно его остановить.

— Как? – изобразил интерес Эггер, ловя себя на мысли, что следовало принять две таблетки аспирина.

— Нужна жертва. Человеческая… — Герстле испытывал неловкость. – Вы должны убить и расчленить человека, а затем полить его кровью ель, предпочтительно в лесу, и развесить на ней внутренние органы жертвы.

— Всего лишь? – ехидно уточнил Эггер. Этот Герстле в своё уме?

— Пока ещё этого будет достаточно, — с самым серьёзным видом заверил профессор, — но как только Бёльверк убьёт девять человек, по числу миров Иггдрасиля, единственный путь остановить его – самоубийство. Самопожертвование, как это некогда сделал Вотан. Жертвование себя самому себе.

— Вот даже как, — инспектор незаметно проверил, на месте ли пистолет.

— Торопитесь, герр Эггер. У нас мало времени. Бёльверк пока ещё слаб, однако с каждым убийством будет становиться сильнее. Тянуть он не будет – новые убийства, если ещё не совершились, произойдут в самое ближайшее время. В ближайшие минуты.

— Почему я? – точно зимнее обострение. Или праздничное. Оружия при Герстле не имелось. Но профессор мог обладать навыками рукопашного боя.

— Вы – потомок первого жреца. Наследник человека, заключившего договор.

— И чего это я не удивлён? – рассказ Герстле походил на сказку. Бред параноика. Или жёсткий розыгрыш. Если Ротбауэр решил пошутить, то выбрал совершенно для этого неподходящее время. – Давайте проверим, правильно ли я вас понял. Мне нужно убить человека и повесить на ёлку его кишки?

— Не только кишки. Извлекать придётся даже головной мозг, так что вам следует позаботиться об инструментах. Жертва позволит обновить договор. А после необходимо вернуть людям Рождество. И не разрешать посягать на него.

— А другое дерево не подойдёт? – либо же профессор – прекрасный актёр, либо… В любом случае, идиотское бонмо затянулось.

Герстле не заметил издёвки.

— Только бессмертное, точнее – вечнозелёное. Первоначальный образ Иггдрасиля. Стержень жизни и смерти… — а сколько пафоса… — Предпочтительна несрубленная ель – договор от этого долговечнее… Да сопутствует вам удача, герр Эггер! И помните – если не будет сакральной жертвы, то не будет и жизни.

— Ну, если цена убийства и надругательства над трупом – сама жизнь… я согласен.

Герстле просиял. Улыбка сползла с его лица лишь у решётки «обезьянника», в который инспектор запер профессора.

— Вы совершаете большую ошибку, герр Эггер, — Герстле мог сколько угодно трясти решётку. Не выдернет. – Бёльверку нужна жертва. Срочно!

— Да, да, да, — вторая таблетка аспирина не помогла, а штатный врач отлучился по каким-то своим делам. Так что в психиатрическую клинику Эггер отправился с головой, которая напоминала чугунный шар. И без звонка помощника бургомистра инспектор имел намерение навестить Зайделя. Симуляция позволяла избежать уголовного преследования.

Напарник вышел, так что высказать ему свои претензии Эггер не мог.

А Берлин медленно, но верно погружался в хаос. Как на Первое мая. Второй час Рождества был отмечен поджогами автомобилей, пьяным членовредительством, массовой дракой и изнасилованием. Цифровая радиостанция в «BMW» ловила переговоры полиции.

— Насколько мне позволяет судить моя компетенция, герр Зайдель нуждается в том, чтобы его поместили в нашу психиатрическую клинику. На длительный период, — сказал заместитель директора, оставленный дежурным врачом. – Обследование герра Зайделя ещё полностью не завершено, однако нет ничего, что позволяло бы оставить его вне стен нашего учреждения.

— С чего бы это герру Зайделю сойти с ума?.. Такие, как он, должны радоваться жертвам, — если Варгра признают невменяемым, Шнитке изойдёт на говно: бургомистру требовался козёл отпущения.

— Человеческая психика устроена очень тонко, герр Эггер. В прошлую войну в заведения, подобные нашему, попадали и члены айнзатцгрупп и зондеркоманд. А ведь они априори должны были получать удовольствие от истребления «неполноценных». И всех их пришлось умерщвлять в рамках программы «Т-четыре» — эвтаназии так называемых «дефектных лиц»… Герр Зайдель останется у нас на неопределённое время.

— Герр Зайдель не уточнял, что это за огнеход такой, которого он якобы видел?

— Полагаю, галлюцинация.

По дороге в полицейский участок в заднее стекло влетел кирпич. В зеркале Эггер увидел с полудюжину антифашистов, примкнувших к мигрантам. Толпа была настроена решительно, и инспектор посчитал за лучшее ретироваться. Несколькими попаданиями кусками тротуарной плитки и пустыми пивными бутылками в автомобиль дело могло и не закончиться.

— У нас тут что – революция намечается? – стеклянный осколок всё-таки рассёк кожу на шее, и Эггер полез в нижний ящик стола, где лежала аптечка. Кровь испачкала новый пиджак и рубашку, но хуже было то, что болезненная пульсация иглами отдавалась в голове. Похоже, на грипп. – И да, я оценил твою шутку, Александр. Очень смешно.

— Какую шутку? – напарник не притворялся.

Полицейский участок стоял на ушах – счёт задержанных уже пошёл на десятки. На вызов диспетчер лишь бросил «Принято».

— Как бы бургомистру не пришлось вводить в городе чрезвычайное положение… — Ротбауэр был не похож на самого себя. Слишком серьёзный. – Беги в «оружейку» за каской и бронежилетом. Какой-то обкуренный говнюк вломился в лавку на Кривой улице. Соседи слышали выстрелы. Все на выездах, так что разбираться придётся нам.

Состояние автомобиля Эггера вызвало у Ротбауэра злой комментарий по поводу инволюции некоторых социальных категорий и вреде близкородственных связей. Найти хулиганов можно позже. Как и побеседовать с дружками Варгра.

Синий проблесковый маячок на магнитной присоске позволил «BMW» домчаться до продуктового магазина за считанные минуты. Можно было и быстрее, если б не авария. Раненые точно имелись – к месту ДТП прибыли сразу две кареты «скорой помощи».

— Чур, я Бэтмен, — назначил себя главным Ротбауэр. У магазина, как и соседние дома, обезображенного граффити, было пусто. Пусть табличку и повернули стороной с надписью «Открыто», а знак круглосуточной продажи алкоголя манил неоном.

— Хорошо хоть Бэтмен и Робин, а не Бивис и Баттхед. Я тебя прошу, Александр, не лезь на рожон.

— Все там будем! – Ротбауэр, удерживая пистолет обеими руками, первым кинулся к магазину. Заставленная мелким товаром стеклянная витрина мешала рассмотреть, что происходит внутри. – На счёт «три»!

Вломились с диким ором «Полиция! Никому не двигаться!» и сразу наткнулись на труп, рядом с которым лежал пистолет. Мужчина распластался за кассой, опрокинув при падении полки.

Ротбауэр выругался. Желудок Эггера рванул к горлу – голова хозяина магазина была раздавлена. Кровь и мозг прыснули во все стороны.

— Это что за дела?

Эггер в ответ лишь пожал плечами. Даже без разыгравшейся мигрени представить орудие убийства было очень сложно. Если только какой-нибудь ушлый делец не наладил производство носимых гидравлических прессов.

— Ты всё ещё Бэтмен? – Ротбауэр сделался бледным как мел. Его руки предательски дрожали, но Ротбауэр нашёл в себе силы кивнуть.

Напарники разделились и, сопровождая взгляды движением ствола, неторопливо двинулись вдоль стеллажей. Преступник или преступники не тронули ни кассу, ни товар. А вот рождественская ель, стоявшая на горке перевёрнутых пластиковых ящиков из-под пива, зачем-то была опрокинута. По ней ещё и потоптались, превратив яркие игрушки и гирлянду в разноцветную кашу.

Эггер почувствовал неприятный холодок вдоль позвоночника. Сразу вспомнился профессор Герстле. Рационализм человека двадцать первого века оказался не в состоянии побороть первобытные страхи. Подобно сухому песку сквозь пальцы, они всё сочились и сочились.

— Нам лучше уйти, — дрогнувшим голосом сказал Эггер. Торговый зал был пуст. Если где и мог кто-то спрятаться, так только в подсобном помещении. Дверь в него была приоткрыта. Свет внутри не горел.

— Сам понял, что сказал? – с неожиданным озлоблением зашипел Ротбауэр. Логика напарника не требовала объяснений. Жертва могла быть далеко не первая. А если и первая – разве это повод сбегать, трусливо поджав хвост?

Мысль о том, как доступнее объяснить причину, не позволил озвучить слабый шум в подсобном помещении. Явно не собака и не кот…

— Послушай, Александр… — как заставить человека поверить в то, во что не веришь сам? Боги, если и жили, давно умерли.

Ротбауэр отмахнулся. Прикрываемый Эггером, решительно шагнул в подсобное помещение. А в следующее мгновение мир завертелся в безумном хороводе. Ротбауэра втянуло, как будто он был пушинкой, попавшей в пылесборную насадку пылесоса. Назад, брызнув кровью, вылетели уже куски тела. Не помогли ни бронежилет, ни каска.

Эггер закричал и открыл огонь. Ёмкость магазина «Вальтера Р99» — шестнадцать патронов. Инспектор расстрелял их за полторы или две секунды. Магазин наполнился вонью сгоревшего пороха. А ещё страхом: ни один человек, даже самый сильный, не мог разорвать другого голыми руками.

Эггер торопливо полез за новым магазином. А тот как будто врос в карман на бронежилете – скользкими от пота пальцами никак не получалось выдернуть.

Готовая укутать саваном, паника расправила над инспектором вороньи крылья. Эггер рванул магазин. Армированная ткань затрещала. Из подсобного помещения вышел Бёльверк. В демоне не было ничего человеческого. Ничего звериного. Его словно собрали из различных частей насекомых, большей частью не имевших аналогов на Земле. Монстра окружало огненное марево.

Восемь пуль Бёльверк получил точно, но раны не вызывали у него ни малейшего беспокойства. С рождения лишённый глаз, демон смотрел на Эггера всем иссиня-чёрным телом. И от этого взгляда сердце пропускало удары – инспектор ощущал себя как будто под лупой энтомолога.

Эггера прошиб холодный пот – Бёльверк не двигался, и к инспектору неизвестно откуда пришло понимание того, что никого не придётся расчленять в Тиргартене. Девять человек уже были убиты. Девятым, вслед за чернокожим грабителем и хозяином магазина, стал Ротбауэр.

Паззл сложился. Сумасшедший – не всегда лжец.

Стук выпавшего из рукояти пистолета пустого магазина, словно ветром, выдул тяжёлый туман из головы Эггера. Инспектор всадил новый магазин в пистолет и снял его с затворной задержки. Дослать патрон в патронник не успел – Бёльверк атаковал. Это было похоже на стремительный прыжок солнечного зайчика. Рефлексы опередили мысль, однако их скорости оказалось недостаточно. По левой руке будто резко провели граблями с остро заточенными зубьями. Боль ослепила, и Эггер едва не потерял сознания от вида того, что осталось от мышц, связок и сухожилий: вместе с окровавленными лохмотьями пиджака и рубашки они стали напоминать жуткую бахрому.

Не поддаться дурноте оказалось сложно – пол, стеллажи и даже потолок с лампами дневного света окрасились кровью. А Бёльверк уже самым отвратительным образом выворачивался для новой атаки. Движения демона были стремительными – глаз за ними едва поспевал.

— Jingle bells, jingle bells… Jingle all the way… — рычащим от боли голосом запел Эггер. У него не было ни времени, ни желания разбираться, почему на ум пришла именно эта песня. Сколько рождественских он вообще знал?

Бёльверк внезапно остановился, а Эггер не без волевого напряжения продолжил:

— What fun it is to ride… In a one horse open sleigh…

Инспектор был готов поклясться чем угодно, что окрас Бёльверка изменился. Всё такой же непроницаемый, угольно-чёрный, но стал на йоту светлее. И огонь потускнел.

К чёрту бесполезный пистолет – в магазине торговали и кухонными ножами.

На подкашивающихся ногах, пачкая пол кровью, сбивая товар с полок, Эггер стал пятиться. Бёльверк роился, но не атаковал. Демона слово удерживала какая-то сила. Стена или цепь с ошейником.

Ножи были в блистерных упаковках. Эггер сдёрнул с металлического держателя первый попавшийся. Дерьмо! Одной рукой не вытащить…

Стоило сунуть футляр из формованного пластика в рот, как Бёльверк, моментально уплотнился. Чернота стала гуще и начала стремительно наливаться жаждой смерти. Огонь вспыхнул с новой силой.

Проклиная производителей и чувствуя, как сердце вот-вот сорвётся в пропасть, инспектор сжал зубами упаковку и изо всех сил дёрнул её. С громким треском пластик разорвался, и нож полетел на пол.

— Jingle bells, jingle bells… — во рту остался мерзкий привкус.

Бёльверк остановился в считанных сантиметрах от Эггера, заставив инспектора обмочиться – воображаемая боль разрываемого на куски тела жуткой. Умирать страшно. Жутко – сколько к ней не готовься.

Продолжая петь, Эггер присел и поднял нож, молясь о том, чтобы тот не оказался дешёвой китайской подделкой. Нанесённый с помощью лазера на металлокерамическое лезвие логотип ведущего мирового производителя ещё ни о чём не говорил.

Нож придал уверенности, однако у Эггера ушла целая вечность на то, чтобы дойти до сваленной ели. Зелёная пластиковая подставка не пострадала, и инспектор поднял ель. В мигрени имелся огромный, правда, один-единственный плюс – жуткая боль совсем не ощущалась. Её словно погасили.

Что там Герстле говорил о жертве?

Эггер не стал мудрить и просто разрезал ремни бронежилета. Лезвие рассекло их с лёгкостью, выдававшей подлинное качество. Теперь куртка и пиджак…

Стараясь подражать голосу Франка Синатры, Эггер затянул песню снова. Инстинкт самосохранения обострился сверх всякой меры. Напоминание о том, что жертв будут миллионы, если ни миллиарды, мотивировало слабо. Уже от одной мысли о харакири всё сжималось и холодело. Не зря при самурае, который пришёл к решению вспороть себе живот, всегда должен быть кайсяку…

— Fuck! FuckFuckFuck! – набраться решимости помог Бёльверк: лишь только песня оборвалась, демон ринулся на человека.

Нож вошёл в тело достаточно глубоко только с третьей попытки. Чувствуя, как живот быстро наполняется раскалёнными углями, Эггер с силой повёл лезвие вверх…

Наблюдавший за схваткой одноглазый длиннобородый старик, с двумя воронами на плечах, удовлетворённо кивнул – люди всё ещё достойны – и без следа растворился в воздухе.