Пролог, в котором, как и положено прологам, всё начинается

Наполни до краёв и поднеси нам чашу

С напитком алым, тёплым и густым. 

Мы примем дар. И в бой за землю вашу

Мы войском выступим, всесильным и немым.

(Из Третьего Послания Богов народам Keltoi)

 

***

Казалось, что небо этой ночью тоже кто-то забрызгал кровью.

Вот из ниоткуда появилось лезвие, вспыхнув холодом в темноте. Чьи-то чистые руки деликатным, но сильным движением полоснули основание головы по-детски улыбающегося нового дня. Кровь должна была аккуратно наполнить приготовленную заранее глиняную чашу, но рука искусного палача чуть дрогнула. Никто бы этого не заметил, если бы алые брызги из горла мальчугана не запачкали небо.

– Айдан, ты меня слышишь? Мне требуется твоя помощь. Чаша готова?

– Да, да, конечно, Учитель.

Всё ещё пребывая где-то не на этой земле, мальчик поспешил в центр кромлеха, прижимая к груди пустую холодную чашу с высеченными на ней трискелями.

Глиняный сосуд любовно обхватили длинные тонкие пальцы – мечта любого барда. Айдан невольно оценивающе взглянул на бледные кисти Мастера, белоснежные, свисающие до земли рукава… Дрогнет ли его рука?

Учитель поднёс чашу близко к лицу и, поворачивая её на кончиках пальцев, начал придирчиво осматривать сосуд. Танцующие чуть вдали языки пламени отблесками заиграли в синеве его ярких глаз. В посёлке недовольно поговаривали, охая и переглядываясь, что наставник Айдана чрезвычайно молод и дерзок для обладателя Посоха, и это исключительный случай во всей многовековой истории… Но ученика было так просто не обмануть: мальчик искренне верил, что только по-настоящему мудрого человека Боги отмечают серебристыми волосами. Ты можешь удостоиться чести с возрастом и тогда такие же, как у Учителя, стальные нити появятся у тебя на голове и в бороде.

– Отличная работа, Айдан… Мы хорошо подготовились. Ты проявил себя сегодня незаурядным образом, – Мастер поставил чашу на алтарь и посмотрел вверх. – А сейчас взгляни на небо. Подошло время, когда я должен остаться один. Ты помнишь, какова твоя задача? Не заблудишься?

– Нет, что Вы, Учитель! Мы же с Вами здесь почти каждую ночь…

– Я знаю, что могу доверять тебе. Не забудь взять факел. Иди нашей обычной тропой. Думаю, Борбхасс и его компания уже перешли ручей. Помоги моему братцу: у него должен быть с собой тяжелый мешок. Или даже два. И главное, пожалуйста, не медлите. Рассвет подступает.

Мальчик взял факел и ещё раз взглянул на спину любимого Учителя. Он, как это обычно бывало с ритуалами, полностью погрузился в работу, не видя и не слыша ничего вокруг. Длинные пальцы быстро, но аккуратно завязывали в небольшие пучки высушенные травы и раскладывали готовые букеты на алтаре. Айдан поёжился от предрассветной прохлады, поправил квадратный шерстяной плащ и, глубоко вздохнув, покинул кромлех.

***

В мёртвом безмолвии леса факел казался живым существом, подбадривающим и отговаривающим Айдана от постыдного побега. Время от времени глаз выхватывал кровавые следы убийства нового дня, и что-то внутри тут же переворачивалось и рвалось наружу.

Угрюмые дубы по-старчески неприветливо поскрипывали. Филин уже несколько раз многозначительно предупредил настырного мальчишку о своём всеведении леденящим «у-ху». Невидимые в темноте корни деревьев костлявыми руками то и дело хватались за лодыжки… Айдан ненавидел оставаться с лесом один на один и спешил, как мог. Когда всё тело превратилось в бешено бьющееся сердце, мальчик наконец-то увидел проблеск мирно журчащего среди поредевших деревьев ручья.

Стоило ему трясущейся ладонью зачерпнуть ледяной воды из родника, как вдали послышался гул. Треск сухих веток под сандалиями, беспокойное овечье блеяние и возбужденные ночным приключением, фальшиво веселые детские голоса.

«Успел!»

Ядром шумной компании на противоположной стороне ручья был невысокий мужчина с красивым лицом, короткой треугольной бородой и песочными волнистыми волосами до плеч. Борбхасс, брат Учителя. Вокруг него шустрыми пташками порхали семеро мальчишек. Чуть впереди, всё время оглядываясь назад и держась за руки, невесело брели молчаливые девчонки. Мужчина низким голосом растолковывал что-то неуёмным пташкам, обстреливающим его вопросами. В правой руке у него был яркий факел, а левой приходилось держать и закинутый на спину мешок, и верёвку. Привязанный ягнёнок, слишком белый для черноты этой ночи, следовал за шумной компанией явно с неохотой.

Ребятня, дважды меньше Айдана по размеру и, по всей видимости, на столько же младше, казалось, одновременно боялась и жаждала приключений, уготовленных для них мрачным лесом.

«Сколько им? Лет пять-шесть…»  – Айдан вспомнил, что именно в этом возрасте познакомился с Мастером и начал учёбу. Прошло уже четыре года – не верится…

Увидев Ученика Мастера, пташки притихли. Борбхасс бросил быстрый взгляд на Айдана, на ходу скинул со спины мешок и молча протянул мальчику верёвку.

– Держи барана и вставай во главе колонны, – настроение Борбхасса, очевидно, идеально соответствовало угрюмому ночному лесу. – Времени у нас очень мало, поэтому поторапливайся. Это всех касается, слышите? – колючий взгляд ужалил улыбающихся ребят. – Давай-давай Айдан, шевелись. Не отстаём, малышня!

Нужно было подчиняться. Айдан, так ничего и не сказав, повёл странную компанию по знакомой дороге. Он чувствовал, как глаза Борбхасса жгли его спину, слышал приглушённый, но так и не смолкший смех неугомонных мальчишек, осторожное дыхание уставших девчонок. Ягнёнок время от времени натягивал верёвку, не желая идти дальше. Айдан разделял его предчувствие. Какими ненавистными ни были бы эти хмурые нескончаемые стволы дубов, возвращаться к менгирам и алтарю с ритуальной чашей хотелось ещё меньше.

***

Учитель встретил группу ободряющей улыбкой, кивнул брату и благодарно сжал плечо Айдана. Не проронив ни слова, Мастер взялся за дело. В его присутствии никто из детей не произнёс больше ни звука. Огромными глазами они следили за чарующими движениями Учителя и безусловно подчинялись каждой его мыли.

Мастер брал мальчишек и девчонок по одному за руку и сопровождал к менгирам. Рядом с камнем Учитель шёпотом узнавал имя ребёнка и просил его встать спиной к булыжнику. Затем Мастер одновременно проводил правой ладонью по детским волосам, а левой – сверху вниз – от лба до самой шеи, и ребенок затихал, обмякая податливой глиной, медленно засыпая. После этого в работу вступали Борбхасс и Айдан.

«Тринадцать невинных душ. Именно такими должны быть жертвы богам войны в судьбоносное для всего народа время. Сила этого подношения сравнима только с кровью врага, пролитой на алтарь священного кромлеха».

Айдан никогда ничего не забывал и отлично помнил урок Учителя о войне.

Он повторял про себя истины, не нуждающиеся в доказательствах, цитировал Третье Послание Богов, уговаривая свои руки не переставать затягивать веревки на крошечных ручках и ножках.

Когда двенадцать невинных душ были привязаны к двенадцати ледяным гладким булыжникам, стоящим вокруг священного алтаря, Айдан замешкался. Он не мог поверить своим глазам: Учитель и его брат, почетнейшие люди племени, совершили глупейшую, детскую ошибку. Один из камней пустовал. Тринадцать менгиров, тринадцать светлых душ. Борбхасс привел двенадцать. Всё напряжение последних дней вырвалось на свободу нервным смешком.

Мастер и Борбхасс, стоящие у алтаря, тут же повернулись к ученику.

– Учитель, простите меня за смех, но мне к тринадцатому менгиру, что ж, овцу привязывать, которую по какой-то причине прихватил из деревни Ваш брат?

Айдан умолк, поняв, что пересёк дозволенную черту. Тон, слова – всё прозвучало недостойно. Борбхасс поднял с земли веревку, подошёл к Айдану и взял его за руку.

– Что Вы делаете? Постойте…. Нет! Учитель, это правда? – Айдан хотел сохранить благородное спокойствие, но голос сорвался и зазвенел в темноте.

Борбхасс неприятными рывками потащил ученика к пустующему менгиру. Учитель молча отвернулся.

В то же мгновение всё исчезло: доверие к Мастеру, стремление к познанию, страх войны, обида на несправедливых богов, раздражение от нервного блеяния овцы, загадочные звуки и запахи ночного леса. Всё, что было так важно один вдох назад, кануло в горечь равнодушия.

Осталось только забрызганное кровью предрассветное небо и холод бесчувственного гладкого камня.

 

Глава 1, в которой нужно было бы поспать, но не спалось

О вы, песен дуба не слышащие

И к ветру спиной стоящие.

Бегите живыми, ищущие.

Останьтесь лежать, пропащие.

(Из народной песни Keltoi)

 

Не спалось. В самый неподходящий момент.

Десять контуберналиев нестройно, но задорно сопели, пока их декан беззвучно пересчитывал количество досок, составляющих потолок палатки.

«Завтрашний день…семнадцать…наконец-то, покажет, чего я стóю… двадцать…что могу… и могу ли… двадцать четыре».

Когда доски закончились, серые глаза молодого легионера забегали по головам солдат.

«Семь, восемь… Кого-то пропустил. Заново! Раз, два….девять. Одного не хватает». Фортунату не нужно было разглядывать лица в темноте, чтобы определить пропавшего.

Накинув тёмно-вишнёвый плащ, декан вышел в предрассветную прохладу.

– Посмотрите на небо! Оно будто только что из битвы. С кровоточащей смертельной раной… Никогда не видел такой красоты.

Фортунат не ошибся: контурбеналий Орест выделялся среди римских легионеров не только греческим именем, но и несолдатским дерзким поведением.

– Не думаете ли Вы, что более целесообразное занятие сейчас – это крепкий сон, залог завтрашнего успеха?

Орест лежал на влажной холодной траве в нескольких метрах от теплой, сухой палатки, распахнув свои объятия раненому небу. Его каштановые кудри намокли не меньше, чем тонкая туника. Ни солдатских калиг на ногах, ни пояса на Оресте не было, голос уже гнусавил, но глаза и рот блаженно смеялись.

– Вам не понравится мой ответ, декан. Вы слишком юны и впечатлительны.

– Так не отвечайте, а молча выполните приказ командующего, – взгляд Фортуната сверху вниз оставался прямым и уверенным, чему противоречили побелевшие сжатые кулаки молодого римлянина.

Орест улыбнулся и продолжил:

– «Командующего»… Вы ещё даже настоящим, серьёзным офицером не являетесь, Фортунат. Вас всего лишь назначили старшим в группе солдат, спящих в одной палатке… А уже такой гордый, так яро стремится руководить. Ну, что же. Ваш «приказ», – о, сколько в последнем слове было иронии! – Я исполнять не собираюсь. Но объясню, почему не сплю. Не могу позволить себе провести последнюю ночь под деревянной крышей. А поверьте, Фортунат, другого шанса увидеть рассвет у нас не будет. Keltoi не позволят.

– Keltoi?

– Римляне называют их галлами, но истинное имя этого народа – Keltoi.

– Вы не перестаёте удивлять меня своими знаниями, Орест. Я уважаю Ваш возраст и то, через что Вы прошли, однако здесь не могу согласиться. Галлы  ̶  варвары, у них нет ни дисциплины, ни доспехов. Они идут в бой голыми… Неужели это не очевидно? Все преимущества на стороне легионеров, величайшей армии современности.

– Вы мне нравитесь, Фортунат. Такая яростная вера в собственные силы могла бы привести Вас к тому, о чём Вы так рьяно грезите: к титулу трибуна, например. Лет через двадцать. Но до легата точно не дотянете.

– Не слишком ли много позволяет себе рядовой солдат, а тем более…

– Ну же, Фортунат, закончите фразу. Поверьте, меня не обидит слово, едва не слетевшее с Ваших губ, – Орест встал и спокойно посмотрел в глаза декану.

– В последний раз говорю, а точнее, предупреждаю. Идите в палатку.

– Выбор бывшего раба – провести эту ночь на свободе, Господин.

Фортунат глубоко вдохнул, развернулся и пошёл прочь. Прочь от наглого грека, душной палатки, роя недостойных мыслей. Сейчас важно только завтрашнее выступление, первое в жизни для декана Фортуната. Пусть говорит, что хочет. И грек не смолчал:

– Наша центурия завтра будет кровоточить так же, как это небо, декан. У легионеров есть дисциплина, гладиусы и доспехи. У Keltoi есть друиды.

 

Глава 2, в которой сначала много шёпота, затем крика, а потом – тишины

Ты не жалей волос: стриги их покороче,

А бороду расти хоть сотню долгих лет…

Беседуя с Богами этой ночью,

Спроси у них, увижу ль я рассвет?

(Из народной песни Keltoi)

 

Что-то нетяжелое, но твердое ударило по макушке, соскользнуло по правой стороне головы на плечо, пощекотав ухо и шею. Первым рефлекторным порывом было тут же открыть глаза, но веки будто слиплись.

– Проверь, пожалуйста, менгир Айдана, – где-то слева, совсем рядом, прозвучал тихий четкий голос Учителя.

– Вижу, сейчас подниму.

Айдан уловил только, как рукав Борбхасса едва коснулся тыльной стороны его правой ладони. И все опять замерло.

– Сколько осталось? – голос Мастера доносился уже из центра кромлеха.

– Сейчас закреплю эту, и в мешке ещё две. Скоро всё будет готово, – Борбхасс отвечал своим скрипучим голосом из-за менгира, к которому был привязан Айдан.

Любопытство и страх боролись яростно, но веки все ещё не поддавались.

– Заканчивай, брат. Я начинаю будить ребят.

– Я спрошу тебя ещё раз, Риогалл. Ты уверен в своем решении? Мы специально прибыли сюда с военным лагерем, оставили деревню без присмотра, чтобы обеспечить победу. Если бы я был на твоём месте, я бы следовал традициям, которые не менялись веками…

– Но ты не на моем месте. Хотя и мог бы быть…

– Пойми, Риогалл, я не ставлю под сомнения твои способности. Но я старше, я видел войну, ты – нет.

– Это правда. Однако это не я, а ты утратил всеобщее доверие, ты предал Долг, ты поддался человеческой страсти… Сейчас не время, но не могу не спросить. Стоили ли объятия женщины Посоха Мастера?

Борбхасс молчал. Риогалл продолжил:

– Не волнуйся, брат. Мне было Послание. Это не моя прихоть, а наставление Богов.

– Тебе было Послание? Когда?

– Это не так важно. Начинаем.

Айдан почувствовал движение рядом, и в следующее мгновение в нос ударил резкий запах чего-то жжённого. Глаза распахнулись.

Перед ним стоял Учитель с тлеющим букетом трав в руке. Опустив веки и крепче сомкнув губы, он двинулся к следующему менгиру.

Борбхасс будил привязанные к булыжникам невинные души на противоположной стороне кромлеха.

Дети неохотно просыпались, кучерявая малышка начала тихо всхлипывать.

В центре кромлеха горящий круг объял алтарь, на священном камне что-то блеснуло. Айдан щурился. Окружающие предметы казались смазанными, пламя ослепляло.

Вдруг все находящиеся внутри кромлеха вздрогнули. Участников таинства оглушил крик искреннего непонимания и ужаса.

Широко раскрытые глаза мальчугана слева от Айдана застыли на бараньей голове, коронующей менгир напротив.

Учитель не раз упоминал, насколько значимы и трудновыполнимы ритуалы на крови. Тринадцать невинных душ, тринадцать священных камней, тринадцать отрубленных бараньих голов на каждом из них.

***

Так обычно начинается дождь. Спустя мгновение тишины вслед за первой внезапной каплей устремляются её бесчисленные копии. И их уже не остановить.

Дети кричали, как разбушевавшийся оглушающий ливень. Молчал только Айдан, ошеломлённый равнодушием Мастера.

Тот величественно подошёл к алтарю и взял кинжал. Свисающий до земли белоснежный рукав на секунду укусило пламя, но ткань, как всегда, не загорелась. Тонкая рука с ледяным лезвием взметнулась вверх. Голова Мага медленно запрокинулась, взгляд устремился в небо. Мир замолчал.

Из темноты появился Борбхасс. В одной руке он держал глиняную чашу, другой за верёвку тянул ягненка. У белоснежного кудрявого облака так же, как и у всех остальных невинных душ, этой ночью были связаны ноги. Чаша заняла своё место на земле ровно под шеей животного.

Рука Учителя не дрогнула. Движение было быстрым и точным. Кровь жертвы вместо того, чтобы забрызгать небо, до краёв наполнила чашу, из которой сегодня будут пить Боги. Белое облако сдулось и безжизненно рухнуло на землю.

В абсолютной тишине Учитель поднял кубок со священным напитком, повернулся направо и медленно пошел к Айдану. Ученик никак не мог вдохнуть и только сильнее вжимался в бесчувственный камень. Борбхасс поспешил за братом, присел у менгира и начал распутывать верёвки на ногах мальчика.

Не глядя в глаза ученику, Мастер окунул свой большой палец правой руки в чашу. Две красные полоски под каждым глазом Айдана, и по одной на верхнюю и нижнюю губу. Удивительно, какова жизнь на вкус: теплая и солёная.

Той же рукой с окровавленным большим пальцем Мастер притянул к себе правую ладонь ученика.

– Верь мне, – Айдан скорее не услышал, а прочитал по губам Учителя.

На этот раз алым окрасился большой палец мальчика. Мастер потянул ученика за собой, они обошли менгир и оказались снаружи круга. Рукой Айдана Великий Маг начал что-то рисовать в самом центре гладкого холодного камня. Когда алая краска заканчивалась, палец невинной души снова и снова опускался в чашу.

Вскоре Айдан узнал символ: это был трискель. Мальчик почти залюбовался их с Учителем зловещим творением, но понял, что его снова куда-то подталкивают.

Перед ним стоял Борбхасс с отрезанной бараньей головой в руках. Не нужно было смотреть наверх, чтобы догадаться, что он снял её с менгира, пленником которого совсем недавно был Айдан. Окровавленный палец мальчика, подчиняясь Учителю, закрасил алым навечно закрытые глаза животного.

Голова отправилась обратно на менгир, но теперь она смотрела не внутрь кромлеха, а наружу, не спуская кровавого взгляда с линии горизонта. Мастер ободряюще сжал локоть Айдана и жестом разрешил выйти из кромлеха и сесть в отдалении от ритуального круга.

Остальные двенадцать невинных душ, ведомые уверенной рукой Учителя, в полном молчании по очереди повторили ритуал.

Айдан зачарованно наблюдал, как менгиры один за другим превращаются в каменных дозорных, в разные стороны смотрящих своими зловещими тёмно-бардовыми глазами. Сомнений не оставалось, они ответственно выполнят свою задачу и помогут защититься от приближающихся врагов.

Закончили как раз к рассвету.

Говорить никому не хотелось. Ребятня вцепилась друг в друга, разбившись на пары. Шли тихо, смотря под ноги. Бедняги, им ещё предстоят несколько дней путешествия обратно в поселение. Не останутся же они в военном лагере…

Айдан с корзиной в руках и Учитель замыкали колонну. Борбхасс шёл первым. Незаметно бросая быстрые взгляды на лишь внешне похожих братьев, Айдан снова и снова прослушивал в своей голове их разговор…

Что было бы, если бы Борбхасс не лишился Посоха тогда, в тот неспокойный Самайн… Айдан был совсем маленьким. Мальчик посмотрел на поникшие детские головы…Но память о той ночи за всё это время нисколько не потускнела. Если бы Борбхасс был Мастером, неотступно следующим вековым традициям, и руководил бы сегодня проведением ритуала… «Тринадцать невинных душ. Именно такими должны быть жертвы богам войны в судьбоносное для всего народа время». Кончики пальцев похолодели от навалившегося страшного осознания.

Глаза начало щипать, и чтобы загнать слёзы обратно и ни в коем случае не опозориться перед Учителем, мальчик запрокинул голову назад и шумно вдохнул.

Будто что-то почувствовав, Риогалл посмотрел на ученика. Айдан не сомневался, что мудрый Мастер увидел в блестящих глазах всё то, что невозможно было выразить словами.

Тринадцать невинных душ, призванные принести победу в войне, впервые в истории не погибли во время кровавого ритуала. Что же теперь скажут Боги? Как завершится война?

Было сложно поверить, но новый день тоже пережил эту ночь и вернулся на землю, пританцовывая первыми лучами.

 

Глава 3, в которой происходит столкновение с необъяснимым

Победа не поддастся грубой силе.

Её не обольстить, не взять обманом.

Лишь те, кто не боялись, а просили,

Её найдут, укрытую туманом.

(Из народной песни Keltoi)

 

– Держать строй! Каждый из вас должен чувствовать плечо товарища! В таком тумане нам особенно важно сохранять целостность…– Фортунату казалось, что он разговаривает сам с собой: солдат было невидно.

Поддерживать веру в реальность происходящего помогали лишь дружные шаги легионеров, наперебой с кровью стучащие в висках. Левое предплечье, на котором держался вогнутый метровый щит – скутум, начало неметь. Защитный панцирь сдавливал грудь металлическими пластинами.

«Да что же это такое, надо успокоиться!», – шёпотом уговаривал себя декан. Собственный голос подбадривал, мешал туману полностью овладеть вырывающимся из-под контроля сознанием.

Разумом декан понимал, что десяток контуберналиев, находящихся в его подчинении, здесь: молчаливо маршируют в конце первой фаланги, с самого края центурии. И первый в их ряду солдат совсем рядом, на расстоянии вытянутой руки. Фортунат посмотрел влево: никого. Римских легионеров поглотила голодная белая пустота.

Из-за плотной туманной пелены послышалась приглушённая перепалка. И без того неидеальная фаланга центурии грозила полностью развалиться.

Фортунат направился в конец ряда:

– В чём проблема? Почему встали? Команды не было. Сейчас не время переводить дух. Вы же не хотите отстать и стать посмешищем центурии…

– Мы не увидели…туман…Там…

– Декан, осторожнее, – знакомый голос бывшего раба послышался откуда-то слева.

Пока Фортунат поворачивался на звук, висевший справа на его поясе гладиус наткнулся на что-то твёрдое. Судя по удару, камень.

– Что здесь? – ладонь декана ощупывала гладкую поверхность булыжника, преграждавшего путь.

– Какие-то рисунки…

Что-то необъяснимое заставило Фортуната поднять голову вверх:

– Вот проклятье!

Серые глаза римлянина встретились с кроваво-чёрным взглядом ужасающего дозорного: белая голова барана, равнодушно смотрящая вдаль чёрными пятнами запекшейся крови.

Вдруг густую туманную белизну разрезала вспышка. Над отрезанной бараньей головой пролетело что-то яркое. Вслед за первой искрой отовсюду с неба посыпались кусочки пламени.

Один из них упал совсем близко, и декан увидел, как к огненному снаряду тут же бросился Орест. Пока грек, склонившись, изучал послание небес, на ошеломлённых легионеров лился огненный дождь.

С разных сторон загремели команды, подготавливающие солдат к началу сражения. Контуберналии Фортуната заметались в тумане, выстраиваясь в ряд. По команде, переданной откуда-то из центра, легионеры подняли скутумы над головами, чтобы защититься от небесного огня. Римляне как-то неуверенно доставали гладиусы из ножен и копья из-за спин, непонимающе оглядывались и всматривались в мглу.

Фортунату нужно было уйти с края фаланги, но он решил этого не делать. Отчего-то стало радостно и спокойно. И с чего вообще все так занервничали? А если уж готовятся к бою, то почему делают это так медленно? Размеренно вытягивают из ножен мечи, непонятно зачем вертят щитами? А этот скутум, до чего же тяжёлый, как натёрла кожу его ручка! Фортунат стянул с руки щит и бросил его на землю. Стало легче дышаться, но уши будто засыпало песком, а ноги вросли в землю.

Кто-то резко дёрнул за тунику сзади. Нужно драться, но рука не могла достать потяжелевший гладиус из ножен. В лицо ударило чем-то мягким.

– Вы слышите меня?! Дышите через ткань! Ну же, декан, соберись! Не закрывай глаза!

Где-то слева раздался воинственный клич. Он был настолько пронзительным, что даже туман начал уступать, освобождая пространство для боя и сознание Фортуната. Декан обнаружил себя, прижимающим скомканный кусок серой ткани к лицу, на коленях всё у того же кровавого камня. Рядом с ним готовый к атаке, твёрдо стоящий на ногах грек, тоже закрывающий лицо тканью. Фортунат напряг зрение. Нет, ему не показалось. С торса Ореста исчезла туника, металлический панцирь и кольчуга были надеты на голое тело контуберналия.

Наконец-то белизна посветлела. Как раз, чтобы легионерам стало лучше видно, как из-за линии горизонта хлынула грохочущая лавина: ничем не защищенные голые тела, окрашенные синим. На могучих плечах – перекошенные гневным воодушевлением, разноцветные лица. Длинные выбеленные волосы, зачёсанные вверх и назад, стоят дыбом. Из оружия – копья и незаострённые мечи.

Галлы. Их вид одновременно впечатлял и пугал. На них хотелось смотреть, хотя основным желанием, конечно же, был побег.

Мысли Фортуната постепенно возвращались к обычному состоянию, выстраивались в ряд. Единственное, чему он не мог найти объяснения – это вопрос, почему нужно было дышать через чужую разорванную тунику. Ноги всё ещё не слушались, подняться с колен не получалось.

Декан в ужасе оглядел легионеров. Всегда дисциплинированные и несгибаемые, многие из римлян беспорядочно бродили вдоль и поперёк фаланг. Большинство солдат, подобно Фортунату, еле двигались, как просыпающиеся весной мухи. Некоторые без сознания лежали на земле.

У декана не осталось сомнения: варвары вынесли смертный приговор организованной по законам военной науки, лучшей армии современности. Сражение ещё не началось, а на ногах из всей центурии осталось всего несколько легионеров, да и те стояли нетвёрдо, с опущенными гладиусами.

 

Глава 4, в которой приходится долго идти

За белизной невинного цветка

Сокрыта божьей кары неизбежность.

Пусть лёгкой будет Мастера рука,

Серпом наточенным срезающая нежность.

(Из Семнадцатого Послания Богов народам Keltoi)

 

С левого конца фаланги было хорошо видно, как синяя лавина ударила в середину центурии. Тактика галлов поражала своей прямолинейностью: они быстро и методично добивали копьями не устоявших на ногах римлян. Можно было не сомневаться: не пропускали ни одного.

Фортунат одновременно взывал к Богам и проклинал их, пытаясь подняться на ноги. После очередного отчаянного рывка вновь потерял равновесие и рухнул на спину.

Справа приближался синий воин, нанизывающий на копьё одно тело за другим. Фортунат в ярости зарычал, воткнул гладиус рядом с собой в землю и, опираясь на него, начал вставать. Слишком медленно: между ним и палачом поверженных легионеров уже не осталось тел. Варвар легким толчком ноги уложил Фортуната на землю и нацелил копьё точно ему в грудь.

Удара так и не последовало. Сбоку диким зверем метнулся Орест и свалил синего воина.

Безошибочно узнаваемый звук железа, разрывающего плоть, засвидетельствовал победу грека.

– Декан, так не пойдёт! – он протянул Фортунату обе руки и резко дёрнул вверх.

– Ты, ты…без тебя меня бы тоже – копьём…

– Не могу пообещать Вам, декан, что спасение в данной ситуации лучше быстрой смерти. Но сейчас всё же главное – стоять на ногах. Слышите? Не теряйте меня из виду, если начнёте падать – хватайтесь за руку, за ногу… да, за что угодно…

– Орест, я… Спасибо Вам!

Спустя несколько глубоких вдохов туман ощутимо рассеялся, ясность сознания и сила наконец-то вернулись и больше не покидали Фортуната. Крики боли и отчаяния, кличи воодушевления – всё стихло. Молчала и усыпанная телами поляна. Без чести сражённые легионеры лежали почти такими же ровными рядами, какими привыкли маршировать.

Фортунат никак не мог поверить в то, что произошло. Совсем не воодушевляло молодого декана и ближайшее будущее: к греку и опирающемуся на него римлянину приближалась группа из восьми синих воинов.

– Орест, Вы показали себя сегодня незаурядно… Было честью провести последние минуты рядом с таким человеком, как Вы… Прощайте.

Галлы подошли вплотную, грек занял оборонительную стойку.

Трое варваров окружили Фортуната, умело схватили его, отобрали гладиус. Они ловко сбили с головы шлем, обнаружили миниатюрный ножик на поясе и забрали его, и, наконец, толкнули декана лицом на землю. Руки и ноги связали веревкой, к правой щиколотке приделали тяжёлую длинную цепь. Из-за массивного воина, восседающего на его спине, Фортунат не видел, как отбивался Орест, но слышал, что тот не был повержен так позорно быстро, как он.

Когда спустя неясное количество времени декана подняли на ноги, он с горечью осознал, что от их центурии осталось четыре человека. И все они теперь пленники со связанными руками и ногами, прикованные друг за другом к одной цепи.

Кто-то спереди лихо свистнул, и строй поверженных, но выживших римлян рывком тронулся в путь. В спину декана, замыкающего колонну, предупреждающе упёрлось остриё копья.

***

Уже давно стемнело, а лес всё не кончался. Чем ближе подступала ночь, тем более угрюмой становилась дубовая роща вокруг. Вместе с темнеющим небом мрачнели и пленники. А лица могучих конвоиров, напротив, светлели с каждым шагом. Однако о строгих порядках они не забывали.

Орест, в затылок которому всю дорогу дышал Фортунат, повернул голову и что-то зашептал через плечо. От идущего слева галла ударом в живот тут же последовало наказание. Декан не разобрал послание, но догадался о его содержании по мерцающим среди деревьев огням: они на месте.

Огромная поляна, заставленная небольшими постройками, была освещена факелами. Довольные воины разбредались в разные стороны, радостно забираясь в небольшие плетёные палатки, покрытые соломой и досками. Утолившие жажду крови и победы, они бойко и воодушевленно переговариваясь. Чужая речь, резкая, колючая, насмехающаяся, нанесла ещё несколько больных ударов по страдающим после проигранной битвы римлянам.

Пленников повели через центр лагеря. Когда гул голосов начал стихать вдали, и нестройные центурии молчаливых дубов поредели, пленные обнаружили себя на неожиданно просторной поляне, окруженной лесом. В её центре, в сгустившейся темноте ночи, пылало пламя.

Когда колонна поравнялась со слепящим пятном, стало ясно, что это необычный костёр. Пламя обрамляло гигантский гладкий камень, в несколько раз выше самого мощного из армии синих воинов. Окружающее булыжник кольцо было таким ярким, что пришлось прищуриться. Языки пламени танцевали, достигая человеческого роста.

Когда зрачки привыкли к тёмно-огненному контрасту, декан понял, что с камня за ним наблюдают огромные глаза цвета ночного неба. Даже будучи нарисованными, они смотрели вглубь, в самое сокровенное.

Более живого оленя Фортунат не видел ни в одной лесной чаще. Пленник зажмурился еще раз и потряс головой. Всё верно: у этого сохатого три рога. Изящно изгибаясь, они соединялись над головой животного и плавно переходили в небольшое деревце с тонкими ветками, остроконечными листьями и круглыми белыми плодами.

Фортуната охватило возникшее из ниоткуда благоговение, он остановился в оцепенении перед красочным рисунком. Замыкающий колонну конвоир не упустил возможности напомнить о себе и пнул замешкавшегося пленного вытянутой ногой. Фортунат еле-еле устоял и двинулся дальше. Он не смог удержаться и быстро обернулся, чтобы ещё раз взглянуть на оленя. Чего он точно не ожидал увидеть, так это галльского громилы, замершего в почётном поклоне перед несуществующим животным.

 

Глава 5, в которой нельзя много и громко разговаривать

Дороже, чем невинная душа,

Лишь кровь врага, поверженного в поле.

Будь милосердным, приговор верша.

Что лучше: жить иль умереть в неволе?

(Из Четвертого Послания Богов народам Keltoi)

 

Колонна из четырех пленных римлян и их конвоиров остановилась перед прямоугольной клеткой с деревянными прутьями. Было ясно, для кого предназначен этот неуютный ночлег.

Рывком цепи римлян пригласили в их новую палатку. Друг за другом, сгибаясь, подгоняемые пинками, они забрались внутрь. В длину места было как раз достаточно, чтобы все четверо сели вплотную друг к другу. Ширина клетки не позволяла полностью вытянуть ноги.

Хозяева одарили их ещё несколькими фразами, загоготали и ушли, оставив охранником самого рослого галла.

Каким бы невозможным это ни казалось, Фортунат уснул сразу.

***

Когда он открыл глаза, солнце уже согревало выпутывающийся из холодных ночных объятий мир.

Низкие домики с соломенными крышами зевали и потягивались, снаружи появлялись первые сонные галлы. С полузакрытыми глазами они бродили по походному лагерю. Однако были среди них и те, кто уже точил копья и мечи, чинил обувь. Несмотря на такую хозяйственность, все движения совершались ими неспешно, всё ещё в полудрёме.

Удивительно, но в мирное время галлы не чуждались одежды: на всех, без исключения, воинах были широкие разноцветные рубахи с просторными рукавами и штаны по колено. Длинные волосы песочного, ярко-рыжего, серого и коричневого цветов не стояли устрашающе дыбом, как вчера. Солдаты аккуратно зачесали буйную шевелюру назад и связали на затылке. На запястьях и тугих шеях воинов-здоровяков в первых утренних лучах заблестели золотые украшения.

Если бы перед глазами не было деревянных прутьев клетки, а тело так красноречиво не ныло бы от побоев, Фортунат ни за что бы не поверил, что вот эти разноцветные молчаливые добряки, любящие принарядиться – вчерашние безжалостные и расчетливые убийцы.

– С пробуждением, декан, – даже сейчас в шепоте грека слышались дерзость и бодрость.

Фортунату было не до любезностей:

– Я не воспринял Ваши слова всерьез тогда, до наступления. Но на моих глазах сотня людей одновременно лишились воли и сил. Вы были правы. Магия.

Просунутое между прутьев древко копья предупреждающе ударило декана в плечо. Только сейчас декан заметил, что их охранник сменился. Этот был худым, с кривыми зубами.

Орест отрицательно покачал головой.

– Amanita – прошептал он.

– Что?

– Потом, – прочитал декан по губам грека.

Фортунат попытался сесть поудобнее, согнул ноги в коленях и уткнулся в них головой, чтобы растянуть закостеневшие мышцы. Стоило ему это сделать, как локоть Ореста впился ему в бок. Он поднял голову.

Мимо клетки проплывала высокая тонкая фигура в играющем на солнце белом одеянии. Коротко постриженные посеребренные волосы, несколько растрёпанная борода, не соответствующее седине отсутствие морщин. Глубокие синие глаза изучили каждого пленника от макушки до пят. В руках мужчина нёс пышный остролистный букет с белыми ягодами.

Необычного галла догонял мальчик лет десяти, одетый в обычную одежду: цветные рубаху и штаны. В руках он держал такие же, как у мужчины, усыпанные жемчугом ветки.

Засмотревшись на пленников, мальчишка запнулся о корень дерева и растянулся у клетки. Небольшая веточка отлетела прямо к вытянутой между прутьями ноге Ореста. Не раздумывая, грек наступил на гроздь белых ягод и придвинул их ближе к клетке.

 

Глава 6, в которой сильно хочется спать.

Украсть – это предать закон природы.

Она тебя в ответ не пощадит.

Пусть суд богов и приговор народа

Того, кто невиновен, не страшит.

(Из Десятого Послания Богов народам Keltoi)

 

– Айдан, у нас достаточно времени для подготовки. Омела требует очень бережного отношения, ты же знаешь.

– Простите меня, Учитель.

– Я понимаю, ты устал. Две бессонные ночи подряд, сложнейший ритуал, теперь ещё эта кража…

– Я буду аккуратнее.

Учитель и ученик зашли в плетеную хижину, заставленную чашами, кувшинами и бочками. В центре комнатки – огороженное костровое место, а прямо над ним, в потолке – круглое отверстие для дыма.

Любимое Айданом рабочее место на этот раз не сильно радовало. Глаза слипались, сознание затуманилось. Видения с кромлеха до сих пор холодили кончики пальцев.

Отдохнуть после жертвоприношения так и не получилось. Когда участники обряда вернулись на рассвете, лагерь негодовал.

У одного из самых почитаемых воинов, Кехта, было украдено три копья, искусно изготовленных им по собственной технологии. Ему пришлось в панике выпрашивать у товарищей любое доступное оружие и с ним идти в бой. Несосредоточенным, неуверенным, разочарованным и оскорблённым.

Из-за неприятного происшествия всю следующую ночь ученик с Учителем провели в лесу в поисках священной омелы. Чтобы сегодня, по всем законам племени, осуществить акт справедливости: обнаружить преступника и определиться с наказанием.

По сравнению с ритуалом на кромлехе обряд выявления вора легче простого. От ученика требовалась лишь помощь в отборе и обработке ягод для отвара. К приготовлению напитка, главного атрибута справедливого суда, не допускался никто, кроме Мастера.

Учитель тоже сам не свой. Не философствует, не загадывает загадки, не рассказывает всегда потрясающие ученика факты о животных и растениях. Конечно, он устал. Столько ответственных задач. Война, солдатское снаряжение, раны, жертвоприношение…Ещё и кража эта. А завтра, завтра же Самайн! С каким нетерпением ждут главного праздника вояки. Их нельзя разочаровать.

– Айдан…Айдан…Мне кажется, ты научился спать с открытыми глазами.

Риогалл хитро улыбался.

Айдан понял, что стоит и, не отрываясь, смотрит на быстро двигающийся золотой серп в ловких руках Учителя.

– Ой, ой, ой… Я ничего не испортил? Прошу прощения.

– Иди умойся прохладной водой из бочки. И вот, съешь это, – Мастер протянул мальчику сухой овальный листочек. Он всегда помогал: бодрил, утолял жажду.

Неприятная заторможенность и сонливость немного отступили, и в голове появились более радостные мысли. Айдан снова смаковал новость о безоговорочной победе войска над чужаками. В этот раз мальчик с гордостью мог утверждать, что поспособствовал успеху.

Как-никак, это он подготовил сотню горящих снарядов. Это его руки с предельной осторожностью разрезали мякоть ядовитого растения на кусочки и оборачивали заготовки сначала свежей, затем сухой травой. Несколько дней кропотливой возни, строгие правила безопасности, головокружение и обмороки…

Айдан слышал, как восторженно отзывались солдаты об эффективности огненного ливня. Он мгновенно парализовал идеально ровные ряды неприятеля, и их металлические доспехи не помогли. Отец был не прав: необязательно брать в руки копьё, чтобы защитить свой народ.

В палатку зашёл Борбхасс с тремя высокими узкими деревянными кубками.

– Четверо пленных! Идеально, согласись, Риогалл? Трое – священное число для священного праздничного огня. Одного, самого впечатлительного, стоит отпустить. Как думаешь, брат? Пусть распространяет волну страха среди своих.

Учитель не ответил. Борбхасс продолжал:

– Неплохо бы было привести их на собрание сегодня. Чтобы ещё раз убедились, насколько бесполезны их клинки в противостоянии армии, в рядах которой маршируют боги.

 

Глава 7, в которой, наконец-то, удаётся отдохнуть

В дубовой роще на коленях, на крови

Клянись быть верным нам отныне на века

Все связи с человеческим порви

И Посох в путь возьми: дорога нелегка.

(Из Девятого Послания Богов народам Keltoi)

 

Раскинутая на полу овечья шкура выглядела притягательной, как никогда. Стоило измождённому телу, наконец, обрушить на неё всю свою усталость, как согревающее кудрявое облако тут же потянуло Айдана в долгожданный и спасительный дневной сон. И даже то, что шерсть озорно щекотала нос и шею, сегодня совсем не раздражало. Мальчик с головой накрылся квадратным тёплым плащом и сладко улыбнулся.

Всё готово к сегодняшнему вечернему обряду выявления вора и к завтрашнему Самайну – самой важной ночи года. Риогалл ещё раз поблагодарил ученика за отличную работу и отправил спать.

Какое блаженство! И столько времени до темноты… Была ещё одна мысль… Что-то из наставлений Учителя… Но Айдан так и не смог её уловить и заснул.

***

Он увидел костёр, пламя которого доставало до самого неба. Справа длинные столы, а за ними – нарядные и радостные односельчане. Мама, такая симпатичная, с разноцветными перьями в длинной косе и красной подпоясанной рубахе, встала и идёт к костру.

Айдан удивился, но сразу понял, куда его в этот раз принесли сновидения. Семь лет назад, когда произошла трагедия. Тот самый, несостоявшийся Самайн. Единственный случай в истории племени, как говорят в посёлке.

Вот сейчас, когда мама возьмёт его за руку, а он попросит её рассказать любимую легенду о волшебном олене, всё и начнётся.

– Айдан, ты эту легенду знаешь лучше меня, может быть в этот раз…

Мама не успела договорить. Над посёлком раздался крик. Крик, не похожий на человеческий. Так воют волчицы или рычат медведицы, когда погибают их детёныши.

Праздничная болтовня оборвалась, священное пламя дрогнуло. Никто не смел пошевелиться. Потому что все поняли, кто это кричал.

Мама подняла Айдана на руки, вернулась с сыном за стол и усадила его на колени. Взрослые сидели, недвижимые, и смотрели перед собой. Айдан в недоумении вертелся в поисках могучей овальной фигуры вождя. Он должен находиться совсем рядом, раз его крик был так хорошо слышен.

Головы сидящих за столами синхронно повернулись в одном направлении. Айдан привстал на скамейке. Вождь Джодок, высоченный и огромный глава племени, шёл очень быстро, опустив голову и размахивая руками. Огненная шевелюра, бордовые узкие штаны, красочная туника, сверкающий в лучах заходящего солнца широкий золотой пояс, пылающее лицо… Весь его вид своими габаритами и яркой расцветкой затмевал три бледные фигуры сзади.

Борбхасс, одетый в длинную до щиколоток рубаху и переливающуюся накидку, одной рукой равнодушно волочил по земле Посох, а в другой сжимал венок из дубовых листьев. Чуть позади него с обеих сторон грозно шагали два воина. Они не сводили с главного друида глаз, держа наготове копья.

Джодок почти подбежал к священному костру, резко развернулся и затрубил:

– Говорите, что хотите, но сегодняшний праздник отменяется. Никакого веселья, никаких бесед с Богами, никаких костров.

Ответом ему был неуверенный, но всё же недовольный гул сельчан.

– Всем молчать! В моей семье несчастье. И все вы в опасности, пока этот…, – оба сжатых до красноты кулака указали на Борбхасса, – … пока этот негодяй владеет Посохом и нашим доверием. Подробности завтра, на вечернем собрании. Всем разойтись. Мне тоже нужно…сообщить жене…

Последняя фраза прозвучала тихо и завершилась кашлем и громким всхлипом. Джодок низко нагнул голову и кинулся прочь из центра посёлка, что-то бормоча и неуклюже потирая глаза.

Айдан ещё долго смотрел вслед вождю. Он увидел, как Джодока догнал Риогалл, совсем ещё молодой, без бороды, без серебра в волосах, в простой рубахе и штанах. Он приобнял вождя за плечи, и дальше они пошли уже вдвоём.

Айдан взглянул на Борбхасса. Охранники подталкивали его, а друид на ходу выворачивал голову в сторону уходящих вождя и брата. Потухшие вначале, теперь прищуренные глаза Борбхасса угрожающе сверкали.

***

Айдан открыл глаза и сел. В его памяти беспокойными птицами метались воспоминания того Самайна.

Многократно сказанная фраза Джодока об избранном вне традиций новом Мастере, Риогалле: «Он не позволил семейным узам быть выше истины, он открыл мне глаза на всё происходящее. Только такому человеку, как он, можно доверять».

Обрывки разговоров родителей: «Бедный Джодок, лишиться любимой дочери. А Мавис, такая замечательная, такая добрая…»

Сплетни, разбросанные по углам посёлка и не стихающие до сих пор: «Мавис-то…с ребёночком была. И отец непонятно кто…»

«А уж, не Борбхасс ли отец? Им же, жрецам, нельзя ни детей, ни жены. Вот он её отваром-то тем смертельным и напоил. Чтоб никто про его позор не узнал»

«Не хотел он её убивать. Он хотел, чтобы она не родила просто. Она, наверное, его сама и попросила отвар какой-нибудь сварить».

«Да, любил он её, вот и отрёкся от Посоха».

«Если бы Джодок узнал, что он её с умыслом убил, он бы от этого Борбхасса кусочка плоти бы не оставил, это точно!»

Айдан тряхнул головой, отгоняя настойчивую шумную стаю.

Так дело не пойдёт, нужно выспаться.

Как раз самое время попробовать ту технику, которой научил Мастер. Называется «Покладистое сновидение». Ложимся на спину, глубоко дышим…

Айдан и правда очень быстро заснул, и теперь, благодаря полезным советам Учителя, его сон был глубоким и целебным.

Последняя тревожная картинка, мелькнувшая в воображении перед тем, как провалиться в приятную темноту, была опять оттуда, из жизни семилетней давности. В голос рыдающий, растрёпанный Борбхасс, стоящий на коленях у бездушного тела красавицы Мавис.

 

Глава 8, в которой приходится присутствовать на двух важных собраниях

Где бы ты ни был: в бою ли, в пути

Ночью сегодня огонь разведи.

Сожги всё ненужное ты, не скорбя.

Сегодня умершие слышат тебя.

(Из народной праздничной песни Keltoi)

 

Поговорить с Орестом не получалось.

Что за загадки? Зачем греку ягоды? Ради них он весь день сидел без движения, прикрывая гроздь ступнёй, а затем, когда конвоир отвлекся, спрятал их в тунику.

Мимо клетки за день несколько раз пробежал тот самый мальчик, помощник Мага. Он передал пленным чашу с водой и двадцать желудей.

Фортунат заметил ещё одного мужчину, лицом и бородой похожего на Мага. Наверное, брат. Только он был ниже ростом, шире в плечах и одет, как все остальные. Сначала он отнёс куда-то три узких кубка, затем в том же направлении – два ведра с водой.

Римляне уныло молчали. Орест внимательно разглядывал каждого прошедшего мимо клетки галла, время от времени что-то бормоча себе под нос.

День медленно таял, ночь уже выдохнула на лагерь свои первые застенчивые сумерки. Лагерь подозрительно затих.

Вдруг земля вокруг загудела и сотряслась. Звук напомнил Фортунату римскую тубу, только в сотни раз мощнее. За оглушающим рокотом последовали бодрые выкрики воинов, лагерь ожил.

Охранник открыл клетку и потянул за цепь.

В толпе возбуждённо переговаривающихся галлов, пленников повели через весь лагерь: сквозь дубовую рощу, усыпанную низкими хижинками, пустую поляну с нарисованным трёхрогим оленем, и снова по лесу.

Солнце последними бликами ласкало горизонт, прощаясь, когда пленников привели к отвесной скале. Кельтская речь постепенно исчезала, и притихшие воины с факелами в руках выстраивались полукругом, лицом к обрыву. Римлян усадили вдали от собрания, привязав к подножью толстого дуба. С этого боку был хорошо виден и плотный полукруг серьёзных и решительных галлов, и пустующий пока что центр.

Со стороны лагеря к войску приближался ещё один факел. Его будто несли белые крылья – ниспадающие до земли рукава Мага. Когда друид вошёл в центр полукруга, воины опустились на колени. Из полукруга галлов отделилась тень: тот самый мужчина, которого приметил Фортунат в лагере. Брат Мага (как его про себя называл теперь пленённый легионер) выбрал из толпы трёх человек и вывел их в центр полукруга, к главному друиду. Тот по очереди подошёл к каждому из троих и что-то спросил. Воины в ответ отрицательно качали головами.

Братья переглянулись, главный Маг передал факел помощнику и на некоторое время вышел из круга. Вернувшись, он продемонстрировал собранию три одинаковых деревянных кубка. Сосуды предназначались мужчинам в центре: Маг неторопливо вручил их троим воинам.

Над утёсом раздался пугающий звук. Такой же, как ранее в лагере, только звучал он намного дольше. Фортунат заметил возвышающуюся над толпой длинную тонкую трубу, увенчанную оленьей головой. Вот он, громогласный музыкальный инструмент, от которого дрожат внутренности.

Когда рокот сошёл на нет, трое мужчин одновременно выпили то, что было в деревянных кубках. Все собравшиеся напряжённо чего-то ждали. Главный Маг внимательно всматривался в лицо каждого из троицы.

Через несколько мгновений руки крайнего слева воина безвольно опустились, и деревянный сосуд оказался в траве. Мужчина, очень худой для галла, резко согнулся в поясе и затем упал на колени, содрогаясь и закрывая лицо руками. Брат Мага подбежал к мученику с веревкой и начал связывать его руки. Стройный полукруг развалился, галлы снова громко загалдели. Некоторые сгрудились у лежащего на земле воина, кто-то наблюдал со стороны, а многие уже исчезали среди деревьев. Когда толпа успокоилась, жертву загадочного напитка со связанными руками повели в лагерь. Молодой мужчина шагал неуверенно, его худые ноги то и дело подгибались. Упасть на землю ему не давали два плечистых товарища, теперь больше похожих на конвоиров. Замыкали процессию Маг и его помощник с деревянными кубками в руках…

К удивлению римлян, их невредимыми вернули в клетку, дали воды и желудей. Странно, но громадный конвоир даже не угостил их, как это обычно бывало, парой-тройкой тумаков.

Мысли декана путались: что всё это значит? Что за чуднóе собрание? Почему выпили все, а упал один? Кто этот мужчина? Что его ждёт?

Однако то, что произошло потом, удивило Фортуната сильнее, чем разящее зелье и труба с оленьей головой. Как только конвоир отвернулся от пленных, Орест вынул из-за пазухи белые ягоды, закинул их в рот и начал быстро жевать.

***

Поспать почти не удалось.

Ореста стошнило на ноги громилы-конвоира, стоявшего вплотную к прутьям. Взбешенный галл кинулся на клетку и вытряхнул оттуда пленников. Ни встать, ни опомниться римляне не успели: охранник наградил их ослепляющими ударами в живот.

Оресту, конечно же, досталось больше всего. После первой волны агрессии конвоир приподнял безвольно обмякшее тело грека, прислонил его к клетке и дал волю кулакам. Обливая римлян ругательствами, он пинками загнал пленников обратно. После гневной череды ударов по прутьям и плевка на плечо Ореста, громила бросился срывать листья с куста и уничтожать со своих ног следы отвратительного унижения.

– Какого проклятья ты съел эти ягоды?

Фортунат не верил глазам: распухшие окровавленные губы грека, подёргиваясь, растянулись в улыбке:

– Хотел кое-что проверить.

Всё еще глубоко и часто дыша, вернулся охранник. Пленные затихли.

Ночь длилась бесконечно. Время от времени Ореста рвало, он терял сознание и заваливался на Фортуната.

Но всё, слава богам, заканчивается. Вот и эта долгая ночь исчерпала небесную темноту и покинула землю.

Новый день галлы почему-то приветствовали протяжным воем своего оглушающего музыкального инструмента с головой оленя. Необычным было и то, что лагерь мгновенно пробудился и засуетился, как никогда. Куда-то мчался мальчик-помощник с мешками за спиной, брат Мага носил туда-обратно факелы и ветки. Воины передвигали колесницы, шлифовали длинные мечи и копья, начищали щиты и сандалии.

– Кажется, у них сегодня особенный день.

– Может быть очередная битва…

– По-моему, их лица были по-другому раскрашены в сражении.

– Да, были просто красно-белые. А сейчас… жуть какая…

– А волосы-то, ты посмотри.

В шумной суете мало кто обращал внимание на переговаривающихся пленных.

Декан был поражен пестрыми красками обликов. Широкие штаны по колено и рубашки всех возможных цветов. Красные квадратные накидки, закреплённые на одном плече, широкие пояса, украшенные золотом и медью. Но больше всего притягивали внимания самодельные рисунки. На смертельно выбеленных лицах глаза и губы, обведённые чёрным… Некоторые, голые по пояс, покрыли торс витиеватыми золотыми и синими узорами. Отдельный вид искусства представляли собой галльские причёски. Как и тогда на поле боя, их шевелюра стояла на головах дыбом и напоминала лошадиные холки. Однако сегодня в волосах появились разноцветные перья. В добавок ко всему, жители военного лагеря обвили свои далеко не субтильные шеи и запястья металлическими обручами. У пленников не осталось сомнений, что день был посвящён тщательной подготовке к чему-то чрезвычайно значимому.

Когда голова оленя затрубила вновь, уже смеркалось. В лагере сделалось очень тихо по сравнению с утром. Громила начал отпирать клетку: по-видимому, их ждёт очередная прогулка.

– Что бы сейчас ни происходило, не вдыхайте дым, ничего не глотайте, – горячо зашептал пленникам Орест.  – И помните, никакой магии нет.

Трое римлян в недоумении таращились на грека. Но тот больше не сказал ни слова.

– Хорошо, держимся вместе, – заключил декан, отметив про себя, что сознание Ореста ещё определённо не восстановилось после ядовитых ягод и ночных побоев.

***

Неважно, на каком языке ты говоришь: клич настоящего пира понятен всем. Манящие запахи еды, объятые винным ароматом, стук посуды, расслабленные беседы и заразительный смех…

Невероятно, но факт: безжалостные варвары отложили копья и безмятежно пировали, выглядя при этом совсем как сытые и охмелевшие римляне. И их яркий раскрас казался уже не диким, а праздничным.

Огромная поляна с гигантским камнем в центре и нарисованным на нём трёхрогим оленем преобразилась до неузнаваемости с появлением на ней длинных столов с яствами и расслабленных воинов. Они улыбались, наслаждались едой и напитками, в общем вели себя, как обычные люди во время праздника.

Пленным по традиции были уготовлены места у толстого дуба. Конвоир с силой затянул узлы. Убедившись в их надёжности, громила, по-детски нетерпеливо подпрыгивая, поспешил занять место у самого края стола. Ему пришлось сесть спиной в центр, продолжая наблюдение, чтобы пленники не успели уловить едва заметного запаха свободы.

С приходом сумерек на поляне появился мальчик-помощник с факелом в руках. Ему не нужно было произносить ни слова, чтобы гул смолк, и каждый из суровых варваров сосредоточил своё внимание на нём. Недалеко от гигантского камня виднелась груда незажжённых факелов. Мальчик подошёл к ним, и всё войско одновременно (Фортунат как декан искренне позавидовал такой синхронности), поднялось из-за столов. Моментально посерьезнев, галлы начали безмолвно выстраиваться вокруг оленьего камня.

Ученик Мага неторопливо и торжественно зажигал факел за факелом и по очереди вручал их воинам.

Когда круг замкнулся, высокий, почти хрустальный, мальчишечий голос разрезал напряженную тишину протяжным звуком «О». Его подхватил низкий и могучий мужской напев, а затем со всех сторон нитями потянулись за мелодией и остальные. И вот долгий «О» затанцевал, изгибаясь и балансируя.

Фортуната очаровала эта хаотичная гармония. Когда он в ужасе поймал улыбку на своём лице, по поющему кругу прошла волна: сотни варваров в унисон начали качаться. Громкость и надрыв пения возрастали, Фортунат перестал осознавать время.

В какой-то момент декан уже не сомневался, что либо что-то у него внутри сейчас разорвётся, либо он, разрушая свою собственную картину мира, вдруг воспарит к звёздам…

Фигуры вдруг замерли. Воины одновременно выдохнули какое-то многосложное слово и бросили факелы на землю перед собой. Пламя каждого светоча потянулось к соседнему и схватило его за огненную руку. Трёхрогий олень оказался в самом центре пылающего круга. Тёмно-синие нарисованные глаза неземного существа вспыхнули.

 

Глава 9, в которой загорается священный огонь

Огонь Самайна вода не потушит.

В Огне Самайна очистятся души.

В Огне Самайна дотла сгорит ложь,

В золе наутро лишь правду найдёшь.

(Из народной праздничной песни Keltoi)

 

Когда огненное кольцо объяло Олений камень, из-за булыжника появился Учитель с венком из дубовых листьев на голове. Воины в восторге затопали и заголосили, сотрясая кулаками воздух над головами. Они не знали, как может человек вдруг возникнуть из ниоткуда.

Айдан улыбнулся, вспоминая слова Мастера: «Почему бы не порадовать суровых убийц, привыкших видеть только оружие и кровь, такой мелочью?»

Безобидный, но эффектный обман, построенный на крупных еловых ветках, устилающих подножие священного камня, тёмной ткани и сообразительности Учителя. Он объяснил помощнику, что надо делать с точностью до мгновения. Они вдвоём даже потренировались, разыграв сцену под строгим взором трёхрогого оленя. И сегодня всё удалось.

Учитель развёл руки в стороны, повернулся вокруг своей оси и заметным только Айдану быстрым движением извлёк из необъятных рукавов два миниатюрных, коротких факела.

Воины наблюдали в тишине за возникновением предметов из воздуха и, кажется, даже стали медленнее дышать. Руки Учителя широким жестом соединили факелы вместе, он торжественно подошёл к ученику, чтобы позаимствовать праздничного огня.

Когда источники света снова разъединились, Айдан не мог не заметить разницу между ними, так как знал о ней. Пламя в левой руке Учителя имело особую начинку. Дым, как и мальчик, также мог бы выдать секрет: в отличии от обычного он был насыщеннее и поднимался вверх тонкой извивающейся змеёй.

Учитель подошёл к священному камню и посмотрел вверх, в глаза Оленю.

«Огонь Самайна, освети нас!»

Войско вторило чёткому спокойному голосу криком с надрывом.

«Огонь Самайна, очисть нас!»

«Огонь Самайна, гори!»

Правая рука бросила факел на еловые ветки, пламя окольцевало камень и мгновенно выросло выше Учителя, но дотянулось лишь до рёбер Оленя.

Поляна, да и весь мир вместе с ней утонул в радостном вопле, вырвавшемся из могучих шей. Воины застучали стопами по земле, выбрасывая кулаки вверх…

– Друзья, братья! – расслабленный голос Учителя не заглушил крика войска, а очень гармонично зазвучал внутри него. – Самайн приветствует вас своим священным огнём. Сегодня ночью с нами пируют Боги. Сегодня они внимают нашим истинным желаниями и благоволят их исполнению. Чтобы обратиться к Богам, у вас есть я, я был избран на эту роль семь лет назад, и я сделаю всё от меня зависящее, чтобы каждый на этой поляне был сегодня услышан небом.

По замкнутому кругу прошла волна одобрительных выкриков.

– Священная ночь Самайна всегда начинается с ритуала приветствия. Так не будем медлить!

Поляну снова накрыла тишина. Мастер подходил к каждому из собравшихся, касался своей правой рукой области сердца воина, называл его по имени. Боги должны знать всех, кто пришел в эту ночь за ответами и исполнением желаний. Воин отвечал знаком почтения, целуя внешнюю сторону ладони Мастера.

В течение всего ритуала Учитель держал левую руку с факелом как можно ближе к человеку, которого приветствовал. Ни одно движение не было хаотичным, всё вымерено и проверено заранее. Дым тонкой змеёй последовательно обвивал шеи присутствующих на празднике Самайна.

Мастер успел поприветствовать всего около четверти присутствующих, когда на макушку Айдана с неба упала капля. За ней поспешили остальные, заморосил лёгкий дождь. Он был слишком слаб перед бушующем священным пламенем, и Огонь Самайна горел уверенно. В отличии от него крохотный факел Учителя потух.

Мастер не подал вида, но Айдан знал, что у него внутри тоже что-то сжалось, хотя никто другой не придал значения происходящему. Вышедшая из-под контроля церемония, самая важная в году, от которой зависят тысячи жизней народа Keltoi…

Айдан скорее не увидел, а почувствовал на себе взгляд Учителя. Тот смотрел на него пристально и еле заметно повёл головой в направлении леса. Мальчик уже сообразил: этот факел не зажечь второй раз. Его не заменить: он сконструирован специальным способом. Там нет смолы, а деликатная начинка слишком сильно промокла…

Занятно, что в борьбе с обычным дождем им помогут запасы для дождя огненного. Айдан спокойно развернулся и тихо пошёл к сомкнутой линии воинов. Он вежливо попросил выпустить его из круга, перешагнул через кольцо горящих факелов и, убедившись, что никто не обращает на него внимания, побежал в лес.

Их с Учителем рабочая хижина здесь совсем рядом, и мелкий дождь уже кончился. Всё обойдётся.

Не успел запыхаться, и уже на месте. Вот они, оставшиеся с последней битвы мешки со снарядами для огненного дождя. Айдан кинулся к одному из них, полному всего наполовину, и быстро развязал его.

«Глупо и неудобно будет нести только несколько снарядов в руке, они слишком хрупкие… А этот мешок не такой уж и тяжёлый. Вдруг дождик опять начнётся…Мало ли что ещё случится». Айдан задумчиво завязал некрепкий узел и взял с пола полупустой мешок.

«Даже с меньшим количеством дурмана всё обязательно получится,  ̶  уверял себя мальчик на бегу.  ̶  Скорее назад, выручать Учителя».

Приближаясь к поляне, он уже издалека видел, что Мастер успел поприветствовать всего ничего, человек двадцать, не более. Всё еще очень много времени для того, чтобы факел и его дым сработали… Всего лишь мелкая неприятность…

Айдан протиснулся между воинов, один из огненных снарядов уже был наготове, зажатым в ладони. Нужно просто подойти к Учителю, взять факел, незаметно начинить его и поджечь.

Мастер положил правую руку на грудь очередного воина.

Айдан остановился.

Мужчина резким движением стряхнул ладонь Учителя.

Ноги мальчика будто вросли в землю.

Солдат оттолкнул Говорящего с Богами, повернулся спиной, что-то поднял с земли… Перешагнул через пламя и, с ненавистью смотря Мастеру прямо в глаза, бросил к его ногам три копья.

 

Глава 10, в которой много обсуждений

Ты Знание не доверяй письму.

Твой долг – найти Достойного из сотен.

Поведай наши Тайны лишь ему.

А мир невежд пусть будет беззаботен.

(Из Седьмого Послания Богов народам Keltoi)

 

Учитель, не отрываясь, смотрел на копья. Воин прошел в центр круга и заговорил, медленно поворачиваясь и обращаясь к собравшимся на поляне:

– Братья! Я отдаю себя на ваш суд, хотя мог бы смолчать. В священную ночь Самайна перед взором богов и каждого из вас, я признаюсь. Это я украл копья у Кехта. И сегодня я возвращаю их. Кехт, где ты? Покажись, выйди сюда!

Воины молчали. Ровный круг надломился, и к говорящему начала приближаться тучная фигура. Любопытство пересилило всеобщее оцепенение, и со всех сторон дротиками полетели вопросы:

– Как ты избежал наказания на обряде выявления вора?

– Обхитрил богов?

– Что произошло?

Кехт был уже здесь, в центре неожиданных событий. Кряхтя, он сел на корточки и стал перебирать копьё за копьём, внимательно разглядывая их.

– Клянусь, это мои копья.

Учитель не поднимал взгляда. Вор продолжал:

– Я не мог поверить: Боги сжалились надо мною…Но почему? Я же преступник. Неужели ошиблись? Или Боги вовсе не такие справедливые, как мы думаем? А может ошибся тот, кто говорит с ними? И была ли это ошибка, а не ложь?

– Боги не ошибаются!

– Здесь замешан Риогалл!

– Он слишком молод!

– Странный.

– Не такой, как другие Мастера!

– Отменил жертвоприношение! В военное-то время!

– Даже ради победы не стал марать ручки.

– Еще и брата сместил…

– А где Борбхасс?

– Он был Учеником, он должен был стать Мастером.

– Да, если бы не был таким гнилым внутри! – последний оратор завершил тираду смачным плевком.

Руки Айдана потянулись к голове: только бы закрыть ладонями уши и не слышать этот хаос оскорблений, сомнений, неверия.

Вдруг гул стал затихать. Его обуздал негромкий, но более пугающий звук. Учитель, все так же уставившись в одну точку, тихо смеялся.

– Вы верите, что Боги только и делают, что следят за каждым движением мелкого воришки? И почему-то благосклонны к нам больше, чем к вражеским армиям?

– Мы приносим им дары – они нас оберегают.

Учитель не реагировал.

– Вы думаете бессмысленные убийства детей – плата за волшебный туман на поле боя? А перед битвой после обряда Бесстрашия, на котором я пою вас отваром, вы чувствуете прилив сил, так как Боги нас услышали? – учитель усмехнулся? – Это не заслуга Богов. Это результат применения Знаний. Мастера из поколения в поколение не только бережно хранят и передают их, но и приумножают.

После битвы вы идете отдыхать, а я возвращаюсь исследовать трупы.

Не задумывались, зачем я собираю копья и мечи в ночь перед сражением? Почему вам запрещено касаться наконечников? Потому что они поцелованы богами? Нет, там яд, исключающий шанс выжить раненому врагу.

Ночами вы спите, а я и Ученик собираем травы, экспериментируем на животных и на себе. Знание, факты и логика. Вот в чем настоящая сила, которая не подведёт никогда.

– Твоя хвалёная логика не помогла в деле с копьями!

– Да, не так уж она и могущественна.

– Как доверять твоим словам и всему, что ты делаешь?

– Без жертвоприношения, получается, надежда только на тебя.

– Где уверенность, что твои драгоценные Знания не подведут?

Теперь Учитель усмехнулся с горечью.

– Я никогда не усомнюсь в Знании. Кому нельзя доверять – это люди. Не так ли, Борбхасс? Брат, где же ты? Покажись! Посмотри мне в глаза!

«Борбхассу нельзя доверять? Почему? Как и когда Учитель узнал?..» – Айдан ждал, что Борбхасс выйдет из общего круга. Но он появился из-за Оленьего камня.

– Друзья, мой младший брат так уповает на Знание, потому что у него нет Дара, которым обладаю я. Дара, позволяющего говорить с Богами. Вы правы, это я был избранным Учеником. Боги выделили меня, не Риогалла. Мой младший брат вступил в права не по воле Верховного Жреца, а по воле вождя. Несомненно, уважаемого человека, но он не обладает надлежащим, высшем знанием.

Никто не шевелился, боясь оказаться между двумя могущественными братьями. Айдан нервно сглотнул. Риогалл вплотную подошёл к брату:

– Твой Учитель преподал тебе главный урок отлично, не спорю – как поэффектнее совершать обряды жертвоприношения, каких детей отбирать и как держать посёлок в обеспечивающем эффективное управление ужасе… Это всё давно должно стать историей, а такие, как ты, не дают бессмысленным, ритуальным убийствам сгинуть в небытие.

– Братец, ты жалок в своих попытках опорочить многовековые традиции, подорвать веру в божественные законы… Друзья, вот вам правда, – Борбхасс развёл перед собой руками и пошёл вдоль линии воинов. – История с копьями подстроена мной, чтобы открыть вам правду. Риогалл не слышит Богов, он просто делает то, что ему хочется. За семь лет он не принес в дар небу ни одной человеческой жертвы. Да и с баранами расстается неохотно. Из-за такого своеволия и самонадеянности связь с Богами давно утеряна!

̶  Борбхасс, что же ты творишь? Ты знаешь правду. Как и я, – длинные тонкие пальцы Учителя потирали переносицу.

̶  Я хочу исправить твои ошибки, Риогалл, а их накопилось немало. Сегодня, когда боги внемлют каждому из нас, традиции будут восстановлены. Согласно Четвертому Посланию, самое ценное подношение небесам – кровь врага. У нас есть четыре пленника, – Борбхасс махнул рукой в сторону дуба с привязанными к нему вражескими солдатами, – и предатель, опаснейший враг из всех, – бунтарь развернулся к Учителю и, улыбаясь, продолжил. – После такого дара Боги, я уверен, простят ошибки Риогалла и не оставят нас в этой войне.

Поляна отозвалась одобрительным улюлюканьем. Круг рассыпался, распалённые воины хлынули в центр поляны.

– Взять его! – рявкнул Борбхасс.

Несколько черных фигур тут же ускорились и подскочили к Учителю.

– Мальчишку тоже. Он слишком заражён ложными идеями своего любимого Мастера.

 

Глава 11, в которой пленников становится больше

Возьми с собой воды,

Коль разжигаешь пламя.

А избежал беды –

Не прячься долго в яме.

(Из устных сказаний народа Keltoi)

 

На какое-то время Фортунат совершенно позабыл о насущных проблемах пленника, увлеченный происходящим на пылающей кострами поляне. Варвары бунтовали, магия не работала.

На главного друида набросились сразу четверо здоровяков, повалили его и поволокли к дубу с римлянами.

Тем временем несколько воинов направились к мальчику. Ребёнок оказался либо слишком самоуверенным, либо чересчур наивным, так как решил, что сможет скрыться. Подхватив с земли мешок, он побежал. Но не в спасительную темноту леса, а прямо к пылающему вокруг оленьего камня костру. Фортунат недоумевал, наблюдая, как мальчишка несколько раз обогнул булыжник.

– Что он делает?

– По-моему, что-то бросает в огонь. Да, точно… И дым изменился, – прищурился Орест.

Когда мальчика поймали, мешок уже был пустым. Один из воинов легко поднял его, перекинул через плечо и понёс к дереву с пленными, вокруг которого уже сгрудилось с десяток бунтарей.

Пока двух новых пленников привязывали к дубу, брат Мага продолжал торжественно и воодушевлённо вещать. Варвары от всей души поддерживали его.

Учителя и ученика усадили рядом с Фортунатом. Представителям вражеских лагерей, необычному галлу и заурядному легионеру, было суждено провести последние мгновения своей жизни плечом к плечу.

Длинная блестящая туника полностью скрывала тело Мага. Он пытался устроиться поудобнее, постоянно менял положение ног и безостановочно двигал локтями и кистями. Декан наблюдал за ним, с интересом рассматривая его одеяние. Ему очень хотелось поделиться с мудрейшим галлом земным наблюдением опытного пленника: связанному не бывает комфортно.

– Опять! – Орест двинул Фортуната локтём в бок, – Так, кто сегодня пожертвует туникой? Я и так в одной кольчуге на голое тело все эти дни живу, помочь не смогу. Давайте, решайте. Иначе мы тут сейчас надышимся этой гадостью до потери сознания! Умён малец…

Всё ещё не понимая, что за бред несёт грек, Фортунат отметил, что стало тихо. Часть воинов стояла, почти не двигаясь, а те, кто были совсем близко к костру, уже лежали на земле. Некоторые из них шатались, будто борясь с ураганом, а затем падали. Поляну постепенно заполнял густой туман.

Слева послышался звук трения, Маг заёрзал, как пойманный зверь. Да что он там делает, колдует?

Обошлось, как ни странно, без волшебства: у него в руках, которые уже были свободны от веревок, блеснуло маленькое лезвие. Поймав на себе взгляд Фортуната, он приложил ладонь ко рту, жестом призывая римлянина к тишине.

 

Глава 12, в которой приходится общаться жестами

В бою ударил брата кровный брат,

И полетел обоим в спину копий град.

Враги, идущие с тобой к плечу плечом,

Опасней честно замахнувшихся мечом.

(Из народной песни Keltoi)

 

– Они почти все одурманены. Те, кто рядом с нами, обезволены. Никто не смотрит… Как скоро дым доберется до нас?

– Айдан, я в тебе никогда не сомневался, но сегодня ты… – Учитель запнулся, – рисковал собой. Ради меня. Я пойду на все, чтобы вытащить тебя из этого хаоса.

Учитель говорил тихо, но быстро, одновременно совершая сотни движений. Он уже освободил руки ученика и обеспечил его защитой от дыма – оторвал кусок своего длинного прекрасного рукава и скомандовал дышать исключительно через ткань. Сейчас он трудился над веревками, опутывающие ступни мальчика. И только после того, как дело было сделано, принялся за свои ноги.

– Спасибо, Учитель.

Мастер поднялся, снял сверкающее одеяние через голову, оставшись в простой рубахе и коротких штанах. Нож безжалостно вспорол воздушную ткань.

Учитель резко нагнулся над сидящим рядом пленником. Римлянин вздрогнул. Айдану даже показалось, что тот зажмурился. Мастер разрезал верёвку на его руках и вложил ему в ладонь кусок ткани. Тут же подполз к следующему…

Пока сомнения ученика складывались в уме в тактичные слова возражения, четверо пленных уже от радости тёрли свободные кисти рук.

Учитель хлопком привлек их внимание и демонстративно приложил оставшийся кусок материи к носу.

– Дышите так. И идите вон туда, – Мастер махнул свободной рукой в сторону лагеря, – Обойдите, – очертил в воздухе полукруг, – И идите прямо.

Потом ещё дважды широкими жестами нарисовал в воздухе план отступления и отдал пленным свое маленькое лезвие. Не верящие в спасение римляне бросились вспарывать узлы на ногах.

– Айдан, нам с тобой не в нашу деревню. Я когда-то говорил тебе о ведьме Нессе. Помнишь карту? Её поселение? Если со мной что-то случится, тебе нужно добраться до него.

Учитель и ученик уже быстро шли рука об руку прочь от дуба.

Айдан резко остановился:

– Учитель… Борбхасс сказал, что у Вас нет Дара. Это правда? Я знаю, что у меня тоже его нет, это же что-то особенное. Почему Вы выбрали меня? – Айдан не мог не задать вопрос, мучивший его сильнее, чем детали побега.

– Айдан, дорогой…

Мастера прервал один из пленных. Он подбежал сзади, тронул Риогалла за плечо. Когда Учитель развернулся, воин стоял на одном колене, склонив голову. Наверное, таким странным образом у них принято благодарить. Римлянин вернул маленький нож хозяину, а тот в ответ махнул на разбросанные в стороне мечи и копья, призывая бывших пленных вооружиться.

Зажимая нос и рот тканью, солдат кивнул и умчался в указанном направлении.

Учитель взял Айдана за руку, и они побежали в сторону леса.

 

Глава 13, в которой вершатся справедливость и несправедливость

Мы говорим,

Но не ушами слушай.

Не мы творим

Судьбу. Решают души.

(Из Первого Послания Богов народам Keltoi)

 

– Ты зря волнуешься из-за такого понятия, как «Дар», Айдан, – выдохнул Учитель набегу.

Они пересекли огромную поляну и только-только вступили в укрытие леса. Костер Самайна все ещё просматривался сквозь спасительный туман. Материал туники Мастера помог, но сознание и зрение всё равно застилала густая дымка.

– Мы ещё не обсуждали с тобой это, но Дар не имеет ничего общего с тем, о чём сейчас говорил Борбхасс. Есть навыки, который может развить каждый. Нужны только жажда познания, чистота помыслов, пытливый ум и правильная вера. Через пару лет обучения ты все поймёшь сам. Боги действительно говорят с нами, но многие их неверно понимают, приписывая им кровожадность и тщеславие. Поверь мне, ты был выбран неслучайно…

Учитель остановился, прислушиваясь. Он резко обернулся. В тот же момент раздался тихий удар, и Мастер вдруг странно всхлипнул. Его ноги подкосились, тело стало медленно оседать.

Время сделалось тягучим, звуки исчезли, словно под водой.

Айдан, пытаясь вытеснить из головы дурман, до слёз зажмурился. Рядом послышался знакомый самодовольный голос:

– Я знаю все твои заумные трюки, братец…Да, ни изобретательности, ни красноречия тебе не занимать…Как ты выразился там, на поляне?  «Копья, поцелованные богом»? Отлично сказано. Ни один твой целебный отвар уже тебя не спасёт…

Туман отступил, глаза открылись.

Учитель лежал на земле. Вместо смелых, воодушевляющих слов мальчик слышал лишь беспомощные хрипы. Всегда горящие жизнью синие глаза обожгли отчаянием.

Из живота Мастера торчало копьё. Борбхасс победно улыбался поверженному младшему брату.

Ненависть пронзила каждую частичку того, из чего состоит тело. С криком, балансирующим между плачем и воем, Айдан бросился на предателя. Он молотил его ногами и кулаками, рвал убийце бороду, кусал до крови, целился в глаза и сердце, искренне желая противнику только одного – смерти.

Борбхасс отбивался левой рукой, правой вытягивая из тела Риогалла копьё. Древко вдруг поддалось. Борбхасс толкнул Айдана на землю.

Копьё тут же нацелилось в грудь мальчика. Однако приближающийся окровавленный наконечник, пропитанный ядом, только распалил жажду убить негодяя.

Айдан вскочил на ноги, но какая-то невидимая сила обхватила его за пояс и оттащила назад. Ученик Риогалла изо всех сил рвался в бой, но то, что тянуло его назад, оказалось мощнее.

Глаза Борбхасса резко распахнулись и застыли. Из груди выглянуло острие копья. Колени предателя надломились, и застывшее тело упало на землю, лицом вниз.

Из темноты появились трое бывших пленных. Четвертый стоял за спиной Айдана и тёмными, блестящими от слёз глазами смотрел на неподвижное тело Учителя.

 

Эпилог, в котором как и во всех эпилогах, всё заканчивается один из этапов заканчивается, и начинается новый

В момент сомнений нам задай вопрос –

Ответ получишь правильный и точный…

Его из леса шум дубов принес?

Иль знал его уже ты прошлой ночью?

(Из последнего Послания Богов народам Keltoi)

 

…Пока мы подбирали копья, вытягивали из-под одурманенных варваров их мечи, я заметил осторожно скользящую по краю поляны тень. Это был главный бунтарь. Он, видимо, знал об эффекте горящего вещества и тоже защищался от дыма тканью. Мы посовещались, пытаясь предугадать его намерения. Было решено следовать за ним. К сожалению, мы опоздали. Нам не удалось предупредить освободившего нас друида. Когда мы нагнали беглецов, Маг был уже мертв. Чтобы спасти мальчика, нам пришлось ликвидировать бунтаря. Напуганный ребенок, увидев нас, убежал в неизвестном направлении. Благодаря Магу, его разорванному одеянию и предложенному плану побега, мы добрались до лагеря. Думаю, на этом всё.

– Что же, опцион, Ваш доклад чрезвычайно интересен и полезен. А спасение можно приравнять к настоящему чуду! Вы показали себя смелым, наблюдательным и преданным воином, поэтому это повышение более, чем заслужено.

– Благодарю, трибун!

Бородатый и не по годам подтянутый старший офицер легиона отпил воды из стоящего перед ним на столе кубка и продолжил:

– Жарковато в этой палатке… Надо будет сказать, чтобы уменьшили количество дров…Кхм, очень занимательны Ваши заметки о том, как друиды используют растения… Это не только лечебное средство, но и орудие убийства, и рычаг власти… Как Вы думаете, почему же лишь один воин из троих на том собрании, на утёсе, подвергся воздействию чудодейственных ягод?

– Это не моя идея, ее предложил контурбеналий Орест, но я с ним полностью согласен. По его мнению, друиды уже знали, кого нужно напоить ядовитым отваром. Остальным они налили что-то безобидное.

– Что-то ваши друиды слишком умные и хитрые получаются. И не очень волшебные.

– Да, выходит, никакой магии здесь нет. Однако галлы могут гордиться тем, что ими управляют воистину выдающиеся личности. Нам нужно быть гораздо дальновиднее и скромнее, планируя выступления.

– Отлично сказано, опцион! Ну, а что насчёт не менее смекалистого, чем друиды, грека? Он всё ещё отказывается от моего предложения? Из рабов в деканы легиона. Шанс один на…. легион.

– Отказывается. Но у него есть просьба. Он хочет, чтобы Вы позволили ему вернуться в город.

– Серьезно? И чем он там будет заниматься?

– Говорит, пойдет в гончары.

– Вовсе не понятное для меня решение, но я обещал…

***

– Декан, взгляните на небо! – Орест лежал на траве, раскинув в стороны руки и ноги и любовался ярко-желтым закатом. – Никогда в жизни не видел такой красоты! Небо погибает в пламени! Видимо, друиды со своими кострами добрались и туда… Извините, что я Вас по старинке «деканом», мне так больше нравится. Тем более, что обновлённый гребень на опционском шлеме делает Вас похожим на разозлённого ежа.

В этот раз Фортунат не стал отчитывать нахального грека за его дерзости. Вместо этого он усмехнулся, аккуратно положил на землю только что упомянутый шлем с полукруглым чёрным гребнем и растянулся на траве. Рядом с бывшим рабом, лицом к небу.

– Орест, трибун дал Вам ещё один шанс поменять решение, остаться с нами и получить повышение. Вы не передумали?

– Нет.

– Что же Вы будете делать без службы? Для гончара у Вас слишком острый язык и пытливый ум. И, конечно же, непреодолимое желание глотать ядовитые растения, когда выпадет удача, может помешать новой профессии.

– Ох, какая ночка была, – засмеялся Орест.

– А если серьёзно?

– Ох, декан. Не могу я воевать. Думал, будет интересно, опасно… И от этого ещё интереснее. Но я оказался слабаком. По причинам, не важным для меня, убивать таких же, как я, людей…детей…не могу. Не моё это.

– Жаль, Вы обладаете набором качеств, присущих выдающимся военным.

– За меня не волнуйтесь, Фортунат. У меня же есть план! Мои горшки из кривых и дырявых в скором времени превратятся в лучшие в Риме. И, когда я достигну гончарного совершенства, уйду в поэты. Буду нудно философствовать об ужасах войны, глядишь, кто из государственных деятелей прочитает…задумается… Как знать, возможно, один из моих шедевров попадёт в руки самого легата Фортуната.

– Какой шедевр: глиняный или поэтический?

– Оба!

Друзья засмеялись. После недолгого молчания Фортунат продолжил:

– Кстати, я не сказал ему. Как и договаривались. Уверен, если бы я не изменил концовку доклада…

– Вы хотите сказать «если бы я, честный и правильный, новоиспеченный опцион не соврал», – очередная издёвка грека не заставила себя долго ждать.

Фортунат не улыбнулся:

– Не сомневаюсь, трибун бы потребовал план местности. Мне страшно даже представить, как легион входит в ту деревню…

– Это было благородно, Фортунат. Не только сейчас, но и тогда ночью, когда Вы решили, что мы должны сопроводить мальчишку. Убитый горем, он так бы и остался оплакивать своего Учителя, пока бы его не нашли бунтари.

– Спасибо и Вам, Орест, что убедили меня пренебречь скоростью и безопасностью. Да, мы двигались медленнее, чем могли, из-за того, что несли тело. Но нельзя было допустить, чтобы земное облачение Мага стало предметом надругательств.

– Уверен, в деревне совершили все надлежащие обряды погребения, и мальчик успел проститься с самым дорогим для него человеком.

Друзья помолчали. Что-то жгло глаза, дышалось трудно. Опять этот проклятый дым священного огня друидов, на этот раз сжигающий предзакатное небо…

***

Айдан жил жизнью простого деревенского мальчишки, сироты, свалившегося из ниоткуда на голову родной тётке.

Несса оказалась веселой, сообразительной и очень заботливой. Такой заботливой, что иногда хотелось убежать от её теплоты в угрюмую холодную ночь.

Теперь любимым занятием Айдана были вечерние прогулки. Они часто превращались в ночные. Четырехлетняя привычка подолгу не спать, а бродить по лесам и полям, изучая растения, животных и общие законы мироздания, не исчезла вместе с уходом Мастера.

Сегодняшний закат был золотисто-оранжевым. Как будто небо праздновало свой Самайн, и его священный огонь пылал сильнее, чем когда-либо на земле.

Айдан шел новой для себя дорогой, но отлично понимал, где он. Многочисленные уроки и ежедневная практика из прошлой его жизни, жизни ученика Риогалла, позволяли превосходно ориентироваться в любом месте в любое время.

Немного в отдалении небесное пламя осветило несколько гладких камней, выстроенных в круг. Менгиры! Айдан тут же повернул к ним.

Внутри кромлеха ощущалось необъяснимое притяжение: мальчика манил алтарь. Айдан зачарованно приблизился к нему. В центре священного камня красовался симметричный изящный трискель. Айдан, будто зная, зачем и почему он это делает, положил ладони на символ и закрыл глаза.

«Ты слышишь нас. Ты понимаешь нас. Ты знаешь цену жизни…»

Голос звучал четко, но не снаружи, а изнутри. Он был знакомым и одновременно чужим.

Что это? Айдан убрал руки с камня и завертел головой.

– Учитель, – позвал он.

Глупости! Здесь никого нет.

Не сомневаясь в правильности действий, он прикоснулся к трискелю ещё раз.

Голос был таким же отчётливым:

«Кто, если не ты?»