Рождественское волшебство

Это случилось под самое Рождество. Я узнала правду.

Мы переехали в новый дом. Мы – это я, папа и наш домашний питомец кот Мурзик. Переехали загород, причём так быстро, что моя любимая игрушка – белый мишка со снежинкой на груди, — бесследно исчезла, не оставив даже малейшего намёка на своё присутствие. Я плакала. Рыдала навзрыд, ведь этот мишка был со мной с самого рождения, но ещё важнее было то, что его мне подарила мама перед тем, как её не стало. Можно сказать, как бы ненормально это не звучало, эта игрушка в какой-то степени заменила мне маму. Её утрата оказалась для меня огромным горем и непередаваемой болью, папа же отказался помочь мне найти Тучку (именно так звали моего любимца), ссылаясь на то, что ему некогда заниматься пустяковыми делами.

— Прости меня, что кричала на тебя. – Плакала я ещё сильнее, вспоминая, как за несколько дней до переезда отругала своего мишку за то, что он, упав со стола, зацепил собой ёлочную игрушку, которая впоследствии разбилась. Если бы Тучка нашёлся, я бы непременно попросила у него прощение.

Новый дом оказался старинным двухэтажным особняком, подстать тем, в которых обязательно должны быть привидения. Остроконечные пики двух полукруглых конструкций, расположенных по бокам от основного строения – дома из красного кирпича с открытым балконом, — сказочно походили на башни самого настоящего средневекового замка. Узкие, но длинные окна напоминали бойницы, из которых хотелось не стрелять и обороняться, а, наоборот, пускать большие мыльные пузыри.

Комната, которую мне определил папа, оказалась просторной и, на удивление, уютной. Быстро «раскидав» вещи по потрескавшимся от времени шкафам и полкам, я отправилась осматривать дом. Особенно меня заворожил чердак, его темнота и таинственность, которая, я уверена, в нём присутствовала. Толстый слой пыли лежал повсюду: и на старом коричневом комоде, и на раскладной кровати, и дощатом полу, — только маленькое круглое окошко под самой крышей оставалось сияющим и блестящим благодаря солнечному свету, играющему на волшебных узорах на его поверхности.

— Видно сюда давно никто не заходил, — подытожила я, и покинула чердак, несмотря на неудовлетворённое чувство любопытства и жгучего интереса.

Следующим помещением, очаровавшим меня, стала библиотека. Как и моя комната, она оказалась большой и просторной. Книги, старинные и совсем новые, располагались на своеобразных полках-клетках вдоль стен в два этажа, у одной из стен стояла передвижная треугольная лестница, с которой можно было дотянуться до любой даже самой отдалённой книжки. Подняв голову кверху, я почувствовала, как закружилась голова. Закружилась приятно и умиротворяюще.

В противоположном от входной двери углу библиотеки стояло искусственное деревце, корнями уходящее в пол, и при недостаточном освещении можно было подумать, что оно растёт прямо из-под него. На одной из веток сидела огромных размеров сова, конечно же, ненастоящая. Её большущие глаза, казалось, видели всё вокруг. Я подошла к ней. От одной мысли, что хищная птица, вдруг оказавшись живой, взмахнёт сейчас крыльями, поднявшись к потолку, мурашки побежали по всему телу. Тем не менее, осмелившись, я решила погладить сову по прижатому крылу, но, только притронувшись к нему, внезапно ощутила, что ветка, на которой сидел грозный хищник, опустилась вниз, словно рычаг, издав негромкий щелчок. Вслед за этим тотчас же позади стоящие полки-клетки с книгами в красном переплёте с шумом разъехались в разные стороны, и я увидела красно-бурого цвета дверь высотой с мой рост. Она была приоткрыта. Повинуясь неведомому чувству, я открыла дверь шире и шагнула за неё. Страха не было совсем. Было, наоборот, ощущение какого-то неземного спокойствия и безмятежности, точно я оказалась… дома. Да, именно дома. На душе стало так тепло и уютно, что я заплакала. Последний раз я плакала так очень давно, когда находилась в объятиях мамы. Налетевшие в сию секунду воспоминания заставили меня опуститься на колени, закрыть лицо руками и заплакать ещё сильнее.

Открыв лицо, я обнаружила, что нахожусь посреди небольшой комнаты с яркими мерцающими огоньками серебристого цвета, напомнившими мне удивительных насекомых – светляков, за которыми когда-то очень давно я могла наблюдать часами, заворожённая их фантастической красотой и магическим сиянием. Окон не было, но свет будто исходил от самих стен этого необычного помещения.

Поодаль я заметила ёлочку. Главная виновница новогодних торжеств стояла необыкновенно нарядной, своей красотой готовая поразить любого взрослого, не говоря уже про детей. Самые диковинные и даже странные игрушки светились всеми цветами радуги, отчего на сердце становилось особенно благостно и хотелось совершить что-то очень доброе и нежное, такое, что привнесёт в этот мир немного сказочного волшебства. Красная звезда на самой макушке живого деревца была обрамлена голубоватым свечением, от которого слабыми вибрациями исходила тихая спокойная мелодия до боли мне знакомая. Именно её напевала мне мама, когда укладывала меня спать.

Под ёлочкой я обнаружила фотографии, сделанные, судя по их внешнему виду, достаточно давно. Там были изображены мужчина и женщина. При виде их лиц внутри меня что-то с грохотом перевернулось. Они показались мне знакомыми, но я их не знала. Рядом лежала ещё одна фотография. На ней была изображена маленькая девочка отроду не больше месяца. Странно, или быть может мне показалось, но девочка была очень похожа на меня.

— Словно это… — Шорох за ёлочкой не дал мне закончить мысль. Наклонившись, я не поверила своим глазам – ожидая увидеть всё что угодно, я никак не ожидала увидеть свою любимую игрушку. Более того, мой мишка оказался живым!

— Тучка, Тучка! — я прижала некогда плюшевого, а теперь ожившего зверька к себе. – Прости меня!

Медвежонок со снежинкой на груди посмотрел на меня. Только сейчас я заметила, что у моего мишки глаза тёмно-зелёного цвета.

— Это твои родители, — сообщил мне Тучка, указывая на ту фотографию, на которой были изображены мужчина и женщина. — Твои настоящие родители. Они ищут тебя. А ребёнок на детском снимке – это ты.

Я смотрела на героя детского мультипликационного сериала и не могла поверить в происходящее. Мне казалось, что я нахожусь в самой настоящей заколдованной сказке, где животные оживают, разговаривают, чудеса случаются, а родные люди не расстаются.

— Разве такое может быть?!

И тогда он показал мне: я увидела сильный пожар, в больнице, в родильном отделении. Увидела женщину с фотографии, как она рожает. Мужчину, стоящего рядом. Ребёнка, который родился… Невероятно, но этим ребёнком оказалась я! Перед моим взором вновь предстала картина огня, слёзы ручьём потекли из моих глаз. Появилась женщина. Судя по белому халату и медицинской маске на её лице, это была акушерка. Она взяла малышку на руки, накрыв её лёгким розовым одеялком, и… Я узнала эти глаза, я узнала бы их из тысячи!.. Это были глаза моей мамы, которой не стало, когда я была ещё совсем маленькой.

В следующую секунду момент сильного задымления детской комнаты с последующим обрушением в ней потолка возник в моём сознании яркой и очень красочной зарисовкой, вызвав в душе шквал самых разных отрицательных эмоций, начиная от обычного страха и заканчивая чувствами вселенского горя и бесконечной трагедии. В ту же секунду я поняла: моя ненастоящая мама спасла мне жизнь.

Дальше произошло то, что никогда не уложится в моей голове — женщина, которую я считала своей мамой, спрятала меня от моих настоящих родителей! Я отчётливо видела слёзы на её глазах, я чувствовала настоящую бурю эмоций в её душе, я ощущала, как моё сердце разрывается в такт с её сердцем, но как бы разум не сопротивлялся отчаянному желанию женщины, будучи не имеющей возможности иметь собственных детей, она не может более оказывать сопротивление, не может более быть одинокой и несчастной, решается на самоубийственный поступок присвоить чужого ребёнка себе.

— Твои родители искали тебя очень долго, — продолжил свою речь медвежонок, — они не сдавались несмотря ни на что, потому что очень любили тебя, да и сейчас продолжают любить тебя не меньше. Та женщина, что решила забрать тебя и растить как родную, тоже тебя любила. Но при разговоре с твоими родителями она солгала.

В то время как Тучка говорил мне всё это, я словно провалилась в другое измерение, уже не отображая, где правда, а где вымысел, где сон, а где явь. Вся моя жизнь в один миг показалась мне обманом, а те несколько мгновений в больнице – настоящими, подлинными, которыми я и жила. Голова закружилась, я готова была потерять сознание и упасть в обморок, как вдруг кругом всё изменилось. Я оказалась перед домом. В руках моих лежала любимая игрушка — белый мишка со снежинкой на груди, только он стал опять плюшевым, — а на крыльце дома стояли мои настоящие родители. Они улыбались. Позади них, как теперь мне стало известно, стоял мой приёмный папа. Посмотрев на меня, он молча удалился.

Женщина спустилась по ступенькам, подошла ко мне и нежно обняла меня. Чувство это было настолько сильным, что я не удержалась и заплакала. С крыльца спустился мужчина. Он также обнял меня.

— Наконец-то мы нашли тебя, — сквозь слёзы тихо промолвил он, и обнял меня ещё крепче.

Вечером я узнала, что этот сказочный дом принадлежит им, и мой приёмный папа его вовсе не покупал — мои настоящие родители нашли меня три месяца назад, но чтоб ускорить процесс возвращения меня в родную семью, обойдя стороной бумажную волокиту, они смогли договориться с моим отчимом по исправлению допущенной когда-то его женой ошибки и, тем самым, заглаживанию их вины. Надо сказать, мой неродной отец не очень-то сильно этому сопротивлялся. Мне было обидно, но я понимала, что по-настоящему он никогда меня не любил. Особенно с тех пор, когда не стало мамы.

— Мы нашли тебя по фотоснимку… по твоей любимой игрушке, вот этому плюшевому мишке, — указала женщина на Тучку, — это я подарила его тебе, ещё до твоего рождения. Ты, конечно, не помнишь, но именно он помог нам узнать тебя и признать в тебе нашу пропавшую дочь. Своего рода, он стал твоим ангелом-хранителем.

Я сильнее прижала медвежонка к себе.

— Боже, какое же это счастье найти тебя после стольких многолетних усилий! – не удержалась вдруг женщина и расплакалась, обняв меня. Одна из её слёз упала мишке на лоб, и я заметила на лице Тучки улыбку, свойственную тем, кто действительно искренне рад совершенному добру, особенно если это добро совершается в канун Рождества.