Чёртик

За окном грохнул салют, расцветая в гигантский шар, похожий на созревшую луковую стрелку, и рассыпался мелкими искрами.

Не успевший выпасть серый городской снег уже стаивал, смешиваясь с асфальтом и моросящей жижей. Ничего общего с гоголевской «Ночью перед рождеством», и хорошо, что на работу ещё только через несколько дней.

Можно было бы постепенно готовиться войти в бешеный темп банковской работы: прибраться после Нового года, сходить в магазин или в гости, начать готовить самой, а не заказывать доставку на дом с несчастными промокшими курьерами… но ужас до чего всё это было лень. Тем более Костю заслали в командировку, и стараться было не перед кем.

Единственным героическим усилием Настя заставила себя принять ванную. Зажгла свечи и расставила их на раковине и под зеркалом, кинула в воду ароматную лавандовую бомбочку, натёрлась скрабами, намазалась масками, и теперь блаженно отмокала в остывающей воде.

Длинные волосы змеями скользили по плечам, чистые до скрипа. Настя потянулась к мобильнику, сфотографировалась и принялась колдовать над фото в редакторе. Через пятнадцать минут опытных манипуляций оно ушло Косте. Может, оценит. А может, и нет, кто его знает. Он был добрый и надёжный, но выражать эмоции совершенно не умел. Вот и поди пойми, как он на самом деле к ней относится.

В воде стало зябко. Девушка со вздохом выбралась и закуталась в огромный махровый халат. Костин. В нём было теплее. Телевизор смотреть осточертело, лазить по Интернету тем более, читать нечего. Ночь перед Рождеством хотелось провести как-то по-особенному. Не ложиться же спать, в самом деле. Да и режим уже сбился, не заснуть.

Настя присела за письменный стол у окна и, подперев руками подбородок, уставилась в темноту. Даже представлять противно, как там сыро и промозгло.

Рука сама собой вытянула чистый лист из принтера. Карандашные линии складывались в орнамент, не зря в детстве родители приучали к рукоделию. А может, и зря, дизайнером стать так и не вышло. Зато пришить пуговицу никогда не было проблемой. Или, например, заштопать порвавшийся карман халата.

Девушка достала из ящика швейную шкатулку и хотела уже снять халат и заняться карманом, но в голове тут же возникла картинка. Приезжает Костя, идёт в душ, надевает халат и… ничего не говорит. Потому что не заметил. И придётся самой: «Я тебе карман зашила!», а в ответ получить дежурное спасибо… не то это, не то.

Да ну его с его карманом.

Иголка зависла над листом, раскачиваясь на нитке и отбрасывая нечёткую тень. Настя хихикнула. В голову пришла идея.

Выключив свет, она зажгла лампу, вытащила новый лист и нарисовала круг, по краям написала буквы, цифры, ДА, НЕТ. В центре изобразила чёртика с большим пупком, ткнула в него кончиком иголки и приподняла нитку, чтобы падала тень. Навела камеру и сделала пару снимков. Получилось так себе.

Порывшись в шкафу, девушка вытащила оставшиеся с подросткового бунта артефакты: шкатулку-гробик с восседающей вампиршей, подвеску в виде лошадиного черепа. Чёрные витые свечи нашлись в новогодних подарках. Вот теперь фото выглядело антуражно.

А может, сторис?

Настя поправила покачивающуюся иголку и, держа второй рукой телефон, пафосно произнесла:

— Здесь кто-нибудь есть?

Иголка качнулась, и на ДА упала тонкая тень. Экран треснул и погас.

 

Настя застыла, покрывшись испариной под тёплым халатом. По босым ногам протянуло сквозняком.

Но ничего не происходило, и сердце успокоилось.

Телефон было жалко. Положив иголку, девушка попробовала его перезагрузить, но, похоже, сломался не экран, а сам смартфон. А там все контакты. И пароли ещё придётся восстанавливать!

Повернувшись, она раздражённо кинула бесполезный аппарат на диван, чуть не попав в…

— Ну, здравствуй, — сказал незнакомец.

 

 

— Вы кто? — прошептала Настя, хотя и так было понятно, КТО.

До ноздрей запоздало донёсся запах горелых спичек. Свечные огоньки плясали синим. Усталый незнакомец, одетый только в тёмные штаны, совсем не волосатый, без рогов и копыт, сидел на диване, пачкая светлую обивку сажей. На руках и груди виднелись порезы не порезы, царапины не царапины, и светились красным, будто под кожей полыхала лава.

— Как… как?

— Ну, ты же вызывала чёртика, — кивнул он на круг с буквами, в центре которого стоймя стояла иголка. — Вот я и пришёл.

— Так чёртика же, — жалко повторила девушка. — Чтобы на вопросы отвечал. Как в детстве.

— Так вот он и я, — глаза незнакомца иронично блеснули красным, в лице проснулся интерес. — Только теперь по-взрослому.

Помочь было некому. Чёрт сидел на диване, простой и реальный, вовсе не страшный… даже наоборот. Прямо как в кино: высокий, мускулистый, с сильными красивыми руками и длинными пальцами, правильными чертами умного лица. Вертикальные зрачки вдоль красных радужек совершенно его не портили, как и чёрная сетчатая россыпь вокруг глаз, будто от невыносимого жара треснула кожа.

— Да ты не бойся, — понял он. — Я тебе ничего не сделаю. Праздник же. Рождество Христово.

— А ты… меня не убьёшь?

— Зачем? За душу тоже не беспокойся. На самом деле, ты её не можешь продать. Она же ведь не твоя.

— А чья? — живо переспросила Настя.

Чёрт дёрнул бровями и многозначительно показал пальцем наверх, сквозь потолок.

— Ты же вопросы задавать хотела? Спрашивай, отвечу. Я много знаю. И в прошлом, и в будущем.

— Ну, вообще я просто хотела фотку…

Девушка смущённо замолчала, разглядывая гостя. Страх ушёл совсем, уступив место опасливому любопытству. Он, в свою очередь, с интересом разглядывал её. И, казалось, понимал без слов.

— Вы же искушаете людей?

— Да нет, конечно, — вздохнул чёрт. — Нельзя никого искусить или спасти. Вы сами всё делаете. Можно только подтолкнуть… или удержать. Не бойся. Я уйду, как пропоют первые петухи. Можно я тут просто посижу? Я так страшно устал…

Только сейчас Насте бросилась в глаза испарина у него на лбу. Осмелев, она дотронулась до плеча, вопреки ожиданию мокрого и холодного.

— Холодно, — виновато подтвердил чёрт, поводя плечами.

Наверное. В Аду-то куда пожарче.

— Сейчас, — засуетилась хозяйка, лихорадочно вспоминая, где лежит Костина толстовка, но чёрт легко коснулся её запястья и потянул к себе:

— Не надо. Не уходи. Редко когда так получается… просто поговорить.

Настя нерешительно присела рядом, касаясь бедром горячего бедра. Подвинуться было совершенно некуда.

— Мы гуляем в эту ночь. Последнюю. Вся нечисть. С рассветом отправимся в Ад. А так хотелось бы тоже… приветствовать Его рожденье.

— Почему? Разве вы не… не на другой стороне?

— Когда-то были на одной. Я ещё помню.

— Я думала, черти совсем по-другому выглядят.

— Это как это? — хмыкнул гость. — Шерстяные, с копытами, рогами и пятаком? Так это всё церковники придумали. Чтобы людей ото зла отвращать.

— А какой твой настоящий облик?

— Так вот этот и настоящий. — Чёрт недоумённо вытянул руки, разглядывая себя. — Вот такой вот я и есть. Сейчас, конечно, не то что был тогда… до Падения. Мы же все были ангелы. И крылья у меня были. Теперь нет. Крылья остались тем, кто в Небесах.

Слова явно дались ему с болью. Настя, не заметив, сильно сжала его руку.

— Ты жалеешь?

— Нет! — Чёрт со злостью резко выдернул ладонь и вскочил. — Нет! — повторил он, расхаживая по ковру и оставляя палёные следы. — Отец создал вас… и возлюбил вас больше… а мы не смогли. Да вы ведь и сами себя ненавидите! Вы же тоже видите, какие вы слабые, ничтожные, мелочные… твари! Мы не предавали его! Никто из нас! Мы просто не смогли вас полюбить! Скажи мне! Разве… можно… заставить… полюбить?! Скажи! Как можно… такое заставлять?! — крикнул он, задыхаясь, прорывая наболевшее веками, разъедающее, словно яд.

— Я… я не… прости, — только и смогла выдавить тоже вскочившая Настя, вдруг разом ощутив груз всечеловеческой вины за всех этих ангелов, ставших демонами, потерявших себя и всё, что у них было дорогого: крылья, Небеса… отца.

Чёрт, осёкшись, взглянул на неё, покачал головой и упал обратно на диван, закрыв лицо руками. Его била мелкая дрожь.

Девушка нерешительно подошла и снова коснулась его плеча, обнажённого и беззащитного, мраморно-белого под слоем копоти. Теперь оно пылало.

Чёрт с глухим стоном обхватил её колени, сотрясаясь от беззвучных рыданий. Девушка запустила пальцы в его волосы, всё-таки нащупав под волосами маленькие твёрдые рожки, гладила по голове, а в груди и теле разгоралось что-то жаркое, будоражащее, совсем не похожее на то, что было с Костей, более сильное, более крепкое, вечное, словно адский огонь, и цвета густой крови, полной жизни и смерти.

— Это ты меня прости. — Чёрт поднялся, положив ей руки на плечи, скользя сумасшедшим взглядом по лицу и жарко дыша, глаза у него были сухими. — Я просто… я хочу жить, понимаешь? Любить… я скучаю по братьям. Чтобы они не отворачивались от меня, как от прокажённого… и Отец тоже… я был ангелом… я устал ненавидеть… устал… я… ты понимаешь? Ты же понимаешь. Я же вижу, тебе тоже не хватает любви. Ты даже не представляешь, как тебя любят! Просто по праву рождения! А меня!.. А как же я?

У Насти кружилась голова, и подкашивались ноги. Что она могла ему сказать? Только подарить часть той любви, которой он так отчаянно жаждал, поделиться теплом, а не иссушающим жаром, согревающим, а не сжигающим.

Халат полетел на пол, и её обхватили уверенные руки, полные додревней силы и страсти, а тело испятнали жадные поцелуи, больше похожие на укусы, грозящие назавтра превратиться в синяки…

 

 

Моросящий дождь окончательно смыл склизкий снег, небо постепенно светлело. Под окнами многоэтажки неспешно прогуливалась женщина в длинном дорогом пальто, не обращая внимания на противный стылый холод, заползающий под воротник и рукава.

Запищала дверь с кодовым замком, и из подъезда вышел мужчина, одетый в одни штаны. Утренний холод со страхом отпрянул от разгорячённой кожи, словно светящейся изнутри лавовым огнём.

— Наконец-то, — проворчала женщина. — Успел?

Чёрт остановился, окинул её довольным взглядом и кивнул.

— Конечно.

— И которая это по счёту дура?

— Внизу посчитают, — засмеялся чёрт. — Один и тот же фокус, столько веков, а всё работает. И каждая думает, что не такая. Отличная была идея любовь жалостью подменить. Душу они продавать боятся. Контрактов ждут. Сами не замечают, как отдают.

— Но-но, а кто им романтику зла столько лет подпихивал? Раскаявшиеся демоны, вампирская любовь, оборотни, некроманты? Голоса правды никто уже и не слушает. Даже скучно.

— Приходится извращаться, — кивнул чёрт. — Иной раз прямо говоришь, пришёл тебя искусить, падёшь низко, так им всё равно. Мало таких инквизиция сожгла. Знали бы, на что идут…

— Так ведь знают, — хмыкнула демоница. — И всё равно. Тебе хоть понравилось?

Чёрт расхохотался. Шутка была старой, но никогда не надоедала.

— И вот стоила она таких стараний? — продолжила женщина, тыкая пальцем в Настино окно.

Рама словно окуталась светом, выпуская золотой всполох, и печальный ангел-хранитель взмыл в небеса, навсегда покидая свою подопечную.

— Конечно, не стоила, — подтвердил чёрт. — Совершенно не мой уровень. Но я и не ради неё старался.

К дому подъехало такси, и из него вышел счастливый паренёк с букетом ярко-жёлтых роз с красной каймой. Костя.

— Многоходовочка, — уважительно протянула демоница. — Этого на жалость не проймёшь. Изменой решил подкопать? Предательством? Такое посильнее по вере вдарит.

Еле дождавшись ответа консьержки, Костя взбежал по лестнице, торопясь обрадовать любимую. За ним из такси вышел светлокудрый ангел в белом одеянии, невидимый никому, кроме двоих.

— Что, успел? — хихикнул чёрт, глядя, как светлый брат нервно сжимает кулаки, готовясь разделить человеческую боль. — А гнал-то, гнал. Чуть собаку не задавил.

— Так это не собака была? — спокойно уточнил ангел.

— Гав! — весело оскалилась демоница, высунув длинный красный язык. — И ты на жалость поймался. Ж-а-а-алкий!

— Искусил слабую душу? — Ангел проводил взглядом отъезжающее такси, зная, что Костя сейчас стоит у двери и недоумевает, почему же она не открывается.

— Искусил! — довольно ответил чёрт. — Два часа искушал, еле ушёл! До чего эти ваши людишки до сладострастия прилипчивые. Она меня теперь всю жизнь не забудет. Ждать станет. Я же обещал вернуться. — Демоница фыркнула. — Вон от неё и хранитель сбежал. Всё, нечего там теперь хранить. Что, побежишь спасать падшую душу?

— Не побегу.

— Как это? — опешил чёрт.

— Спасти можно того, кто сам себя спасает, — строго взглянул на него ангел. — А не чуда извне ждёт. Что же не понял разве я, кого на самом деле ты сломать хотел? Не выйдет. Они уже не те, что Отец создал. Они тоже учатся. Стремятся к небу. Пусть вы их запутали, остаются сильные. И мы их храним, а не ведём. Всех не спасти. Мы и не спасаем.

— Как это? — тупо повторил чёрт.

— Так жалость это и не любовь вовсе, — улыбнулся ангел. — Сам же знаешь. Мы теперь тоже поняли. Спасибо, брат.

Чёрт отшатнулся, словно от удара. Ангел удовлетворённо кивнул, прислушиваясь как где-то наверху Настя истерично кричит на ничего не понимающего Костю. Жёлтые розы — эмблема разлуки.

Где-то на грани мироздания закричал первый петух.