Жартовник

«Когда мертвец протягивает вам руку – следует помнить о правилах приличия».

История, которую я вам поведаю, приключилась не так давно, и не так, чтобы далеко. За окном бушует рассерженная стужа, в камине прогорают поленья, поэтому налейте себе горячего шоколада и слушайте.

Начать, я думаю, стоит с главного действующего лица – доброго польского парнишки по имени Вацек. По природе своей он не был плохим человеком. Хотя и хорошим вы его вряд ли назовете, услышав эту историю. Рождение и детские годы, которые герой моего рассказа провел в безымянной деревушке недалеко от Варшавы, мало чем отличались от годов отрочества любого другого.

Несмотря на незнатное происхождение, Вацек своим умом, матушкиными молитвами, и чуть-чуть моей помощи, смог получить научную степень по естественным наукам в столичном университете. Но, как это часто бывает с талантливыми выходцами из низов, его услуги не были востребованы. И здесь следует заметить, что парочка мелких пожаров, произошедших в альма-матер моего подопечного после отказа в работе – чистое совпадение и не имеют ко мне никакого отношения.

Вниманием женщин Вацек также был обделен. Долговязый молодой человек имел косую сажень в плечах и достигал почти трех аршин роста при достаточно тщедушном телосложении. Любая панночка, пересекающаяся с такой оглоблей на пустынной улице, убиралась оттуда как можно быстрее подобру-поздорову. И такое отношение парень вынужден был терпеть, несмотря на свой добрый и покладистый нрав.

Очередной этап взросления для Вацека начался лишь после двадцати лет под материнским крылом, и ознаменовался первым самостоятельным шагом­ – эмиграцией в Лондон.

Не сказать, что лично мне это решение далось легко. Вашему покорному слуге, как потомственному жартовнику-домоседу, молочные берега Вислы всегда были близки сердцу, а далекие странствия претили и нагоняли тоску. Дело в том, что, как и все духи-покровители, я не особо люблю покидать насиженное место. Те, кто о нас слышал – частенько путают с домовиками, а те, кто встречается впервые – обзывают нечистой силой. Последнее тем более обидно, что моюсь я достаточно часто. Сила моя происходит из земли родной и подпитывается верой людей в предания предков. Основной же работой для жартовников всегда была забота о людях – мы оберегаем наивного и порой глупого человека от соприкосновения с неизведанной частью бытия. Порождения Нави тысячи лет жили в Яви. Мавки, русалки, ричковицы, домовые и сотни других существ время от времени сталкиваются с людьми, и, как правило, ничем хорошим подобные истории не заканчиваются. Долг жартовников – все случаи, когда человек соприкасается с неизвестным и непонятным проявлением чар и магии – превращать в шутку, забаву, выдумку, совпадение, чтобы не травмировать душу и уберечь от помутнения рассудок. Признаюсь как на духу – не всегда это получается.

Как бы там ни было, сразу после рождения бабця Вацека, втайне от его матери, к слову ревностной католички, повязала меня синей ниткой с новорождённым и весь свой недолгий век, триста лет – сущая чепуха, я должен оберегать и помогать Вацеку и его потомкам. Будущий ученый не верил в рассказы бабци, но, как ни странно, всегда оставлял на подоконнике корочку хлеба, за что ему отдельное спасибо.

Наш переезд состоялся, и поначалу столичная суматоха чужой страны встретила молодого, но неприхотливого поляка с присущей настоящей англичанке холодной вежливостью и легкой толикой заносчивости. Размеренный график движения омнибусов вдоль канала Риджентс, ароматы пекарен верхнего Ист-Энда с привкусом корицы, что перемешивались с речной вонью полноводной Темзы – все это вселяло надежды в безоблачное будущее. Лично меня радовали булочки с ромовой начинкой, они добавляли красок в унылое пребывание на чужбине. Но, проза жизни такова, что, после четырех недель своего проживания в самом большом городе империи, Вацек оказался на улице, без гроша в кармане.

В ту пору мой подопечный перебирал всевозможные источники доходов: подрабатывал разнорабочим в питейных заведениях, грузчиком на складах, уборщиком. Бывало и я подкидывал ему в ботинок бронзовый пенни, честно взятый взаймы у какого-нибудь пропойцы в доках. Как очевидно, много денег такими способами Вацеку заработать было не суждено, но он никогда не унывал и на все невзгоды и трудности отвечал своей привычной улыбкой. Со всеми знакомыми он был добр, а к незнакомцам относился приветливо и с почтением. Сквернословие было ему чуждо, а бескорыстная помощь была для него такой же бесспорной привычкой, как и чистка зубов.

Жизнь не дает права на ошибку и за каждый промах жестоко наказывает. Чего только стоила моя потасовка с хобгоблинами с Брауни-стрит. Чумазые мерзавцы все никак не хотели принимать моего протеже в съемном чердаке – то окно разобьют, то тарелку спрячут, а однажды покусились на святое – своровали левый носок, самолично связанный бабцею Вацека. Но, ваш покорный слуга был на чеку и низкорослым негодяям пришлось умыться горькими слезами и вернуть отнятое добро. Что ни говорите, а черный перец с солью и тмином – лучший аргумент в споре с хобгоблинами.

В год Бриллиантового юбилея правления королевы Виктории зима решила немного подшутить над чопорными лондонцами и попеременно одаривала горожан то теплым проливным дождем в вечерних сумерках, то густым туманом в предрассветных лучах, а порой и мелким морозным снегом. В такую пору на задворках столицы великой империи, не так-то и просто было найти работу местным кокни, а что уж говорить о бедном польском эмигранте, что все чаще проводил досуг в компании пустой тарелки.

В один из обычных вечеров, когда мокрый снег попеременно с дождем заливали улицы, Вацек, короткими перебежками, устало лавируя между потоками грязной воды с покосившихся крыш, возвращался на Черри-стрит, где старая вдова галантерейщика, совсем за смешную сумму, сдавала ему крохотную, но уютную комнатушку. Причем миссис Дуглас была так любезна, что вслед за Вацеком также начала оставлять крохи ромовых булочек на подоконнике. На половине пути, я решил подтолкнуть промокшего до нитки парня заглянуть в неказистый, но достаточно приличный паб для лондонских маргиналов – «Гарцующая лошадь», дабы слегка просушить одежду и переждать непогоду. Поэтому, недолго думая, я пробежался мурашками по исхудавшей холодной спине, чем заставил Вацека свернуть с намеченного пути к неотапливаемой комнатушке и заглянуть в теплую таверну.

Тусклый свет немногих лучин, что освещали питейное заведение, давали возможность разве что рассмотреть контур человека напротив, но никак не его лицо. Это не мешало, как на промозглый, пропитанный сыростью, вечер, огромному числу выпивох ютиться по углам, потягивая свой дешевый биттер. Пробежав взглядом сие неказистое унылое помещение, я кивнул парочке знакомым лепреконам и устроился на свободном стуле рядом с Вацеком. Эх, бедолаги. За постоянный доступ к винным погребам, эти глупые жители Изумрудного острова променяли зеленые сочные холмы родины на тесные подвалы чуждого Лондона.

Для большинства посетителей паба приход очередного трудяги в поисках тепла и укрытия от дождливой зимы остался незамеченным. Только один человек обратил внимание на Вацека. А я, по долгу службы, приметил его.

Ничто не предвещало беды, но именно этот день, должен был кардинально изменить судьбу двух людей, до этого всячески сторонившихся друг друга.

Боб Боттл принадлежал к тому типу личностей, которых пытаются избегать все хорошо воспитанные леди и джентльмены. С такими особами вынуждены уживаться лишь те, кто не имеет возможности выбраться из омута социального дна. И если отличительной чертой внешности доброго и светлого юноши Вацека, помимо роста, была его белозубая улыбка, то в случае мистера Боттла самым приметным штрихом его наружности являлся громадный красный нос.

Они были знакомы шапочно, но этот факт не помешал Бобу по-хозяйски подсесть к Вацеку. При этом наглец чуть было не сел на меня. Я, конечно, привык к тому, что люди не видят жартовников, они вообще не замечают многого вокруг. Но именно этот тип меня рассердил. Поэтому, я не усмотрел ничего плохого в том, чтобы добавить в его стакан щепотку молотого перца.

– Как дела, малец!  – громогласно, несмотря на свои пять футов и один дюйм, начал разговор Боб Боттл. Для того, чтобы сразу разъяснить, кто в их будущем тандеме будет за рулевого, Боб без обиняков и предисловий хлопнул со всей силы парня по спине, постаравшись сымитировать дружеский жест.

Вацек ничуть не обиделся на легкое похлопывание по пояснице:

– Неплохо, спасибо.

– Возможно, ты обо мне слышал, я Боб Боттл. Кто ты – я знаю. Мне как раз, для одного дела, нужен такой вот трудяга. И я решил предложить тебе работенку. – Сразу взял быка за рога красноносый наглец.

Вацек неспешно оглядел своего нового знакомого. Местами затертый жилет грязно-бордового цвета, темно-серый сюртук, тоже видавший лучшие времена и зеленый шейный платок создавали образ человека, которому вы вряд ли доверите свои карманные деньги. Мистер Боттл отпил из стакана, дабы промочить горло для будущей слащавой речи, но на миг его зрачки замерли в одной точке, а потом коротыш зашелся в приступе кашля. Возможно, щепоть красного перца была чуть больше, чем следовало.

– Так тебя интересует работа, или как? – Вытирая выступившие слезы, произнес Боттл, отставляя стакан в сторону.

– О, простите. Конечно, интересует. А что за работа? – Несмотря на невзрачный вид своего визави, Вацек не мог не признать, что перебиваться временными заработками становилось с каждым днем все тяжелее. Поэтому прибыльное дело ему сейчас, ох как бы пригодилось.

Наглый коротыш, почувствовав, что рыбка уже почти на крючке, с солидным видом потянул голову поближе к уху юноши и зашептал.

– Работа проста – трудов на шиллинг, а прибыли на целый соверен. – Боб улыбнулся, и сразу сменил тему, подтверждая свою репутацию пройдохи. – Я частенько видел тебя на улицах нашего прекрасного города, и в доки ты захаживал. Работал грузчиком?

– Да.

– Значит, силы тебе не занимать. И я не замечал возле тебя ни молодой супруги, ни кагала мелких ребятишек…

При этих словах Вацек немного смутился, но утвердительно кивнул. А мне этот наглец нравился все меньше. Неслыханное дело – вмешиваться в жизнь малознакомого человека, у нас в Крае такое поведение всегда считалось зазорным.

– Все достаточно просто, мой юный друг. Нужно кое-куда пойти, кое-что взять и кое-куда отнести – заговорщицки закончил Боб.

Я заметил, что Вацек задумался. Не то чтобы он не чувствовал подвоха со стороны нового работодателя, парнем он был смышленым, однако пустой желудок и стертые подошвы деликатно напоминали, что нищие не выбирают.

Видя нерешительность поляка, Боттл решил подтолкнуть юношу в нужном направлении и протянул тому открытую ладонь:

– Вот моя рука, парень. Что ты ответишь?

Вацек опустил взгляд на протянутую руку и глаза коротыша:

– Это будет законно?

– А то, как же. – Боб Боттл схватил ладонь парнишки и крепко ее пожал. – Верь мне. Человек, рожденный под звон колоколов Сент-Мэри – не может врать.

Остаток вечера пара новоиспеченных коллег провела за обсуждением деталей предстоящего дела. Конечно, любой добропорядочный гражданин, будь он в этот момент в «Гарцующей лошади», должен был бы непременно предостеречь молодого человека от любых связей с особами, подобными Бобу Боттлу, но, к сожалению, такие заведения приличные люди обходят стороной. А мне оставалось только наблюдать за тем, как этот лицемерный кокни втягивает молодого человека в чертовски рискованную авантюру.

На следующее утро после судьбоносной встречи Вацека и Боба, мне, несмотря на все нежелание, пришлось заскочить на Тауэр-Хилл – местность отвратную и злую. Это возвышение прямо в центре Лондона, что было своего рода Голгофой для трех Томасов – истинных сынов Англии – Кромвеля, Мора, Норфолка, по совместительству являлось негласным околотком для торговых сделок всех приезжих духов, ведьм, колдунов, гномов, гремлинов и многих других существ. Честно говоря, я крайне не люблю пересекаться с другими существами из Нави, поэтому все дела старался провернуть как можно быстрее. Не буду утомлять вас рассказами о моих потугах выменять у говорливых големов и молчаливых квасиров какую-нибудь диковинку, способную припугнуть несмышленых людишек, задумавших ограбление, итог был один – мне ничего не перепало. Поэтому можно считать, что мой героический поход на рынок без пенни в кармане был неудачным.

Как и всякий уважающий себя поляк, отказывающийся опускать руки в моменты отчаяния, я решил заглянуть в «Гарцующую лошадь» дабы обмозговать свое положение за наперстком вина. И вот здесь госпожа Фортуна одарила меня своей улыбкой. Все те же, неунывающие любители картофельной браги, лепреконы Изумрудного острова, предложили мне разыграть карточную партию. В результате, проведя несколько изнурительных часов в компании этих шельмецов, я стал обладателем весьма интересного и необычного артефакта, который, как я полагал, должен был помочь мне отвадить Вацека от глупой аферы мистера Боттла. Зная место и время планируемого мероприятия, я успел все подготовить к назначенному сроку.

 

Сочельник – прекрасное время для темных делишек, все заняты приготовлениями и никому нет дела до парочки неказистых фигур, слоняющихся на отшибе. Закатное зимнее солнце, как и в предыдущие дни, лениво укутывалось грязными облаками. Хампстедская пустошь встретила нас промозглым ветром и сочной грязью вперемешку с мелким снегом. Дороги как таковой не существовало в принципе, было лишь направление, которому следовали Вацек и Боб, прикрываясь одинаково бесцветными, изрядно потрепанными, плащами. Никто так не радуется теплой зиме как нищие.

Хайгейтское кладбище, достаточно крупное, в сравнении со своими собратьями из «Магической семерки», встретило уставших путников сумраком и молчанием. Никогда не понимал странной привычки англичан всему приписывать происки магии и мистицизма, тем более обычному погосту. Лишь отсветы далеких городских огней и эхо паровозного гудка за Кэмденом нарушали священный покой этой окрестности.

Чопорные аллеи, обсаженные ливанскими кедрами, величаво отгораживали вычурные склепы друг от друга. Снежный пух, обласканный ночным морозом, придавал им игрушечный вид. Извилистые тропинки, покрытые изморозью, оббегали скромные готические надгробия и терялись в темноте.

На северной оконечности Египетской улицы путники остановились у подножья пышного мавзолея, что последние несколько лет был местом упокоения широко известного в узких кругах исследователя и пилигрима сэра Чарльза Стефенсона. Со дня его кончины узкими улочками Лондона не прекращали ходить досужие байки о несметных сокровищах, привезенных путешественником из сказочной Индии, и похороненных вместе с ним по примеру богатых раджей. Даже лепреконы-выпивохи парочку раз упоминали об этом золоте, а уж они о таких вещах врать не будут.

– Ну, вот мы и на месте… – доставая из-за пазухи бутыль какого-то дешевого пойла, прошептал Боб Боттл и сделал пару жадных глотков. – Теперь осталось только собрать все самое ценное и преспокойно удалится.

– Тогда может не стоит так налегать на виски? – От Вацека не могло укрыться, что темнота и мелкий снег, а возможно и само место происшествия, подстегивают Боба Боттла пребывать в состоянии крайне далеком от спокойного.

– Не учат цыплята кур, и ты, малец, меня не учи. – Раздраженно бросил краснощекий Боб. – Это моя затея, и я здесь командую.

Маленький человечек сделал шаг, выкатывая «куриную» грудь.

– Так, может, ты пойдешь первым? – Вацек не стал претендовать на лидерство.

– А вот и пойду.

Мистер Боттл спрятал за пазуху бутылку и стал выламывать замок, исправно орудую ломиком. Вацек лишь наблюдал со стороны – эта затея нравилась ему все меньше.

Наконец-то, под аккомпанемент небесного молчания, дверь, ведущая в мир нежити, поддалась. Боб бросил взгляд на своего младшего помощника, но без той молодецкой лихости, на которую рассчитывал.

Осторожно ступая по зачерствевшим опавшим листьям, нежно укрывающим зеленый мрамор пола, пара кладоискателей неуверенно спускалась вглубь мавзолея. Я позволил себе небольшую шалость – пару раз провел лезвием перочинного ножа по твердому мрамору, создавая иллюзию скрежета ногтей о могильные плиты. Парочка людей, невзирая на взаимную неприязнь, ближе прижались друг к дружке. Это было так забавно и я не удержался – хихикнул в кулак, чем спровоцировал едва ли не братские объятия компаньонов. На самом деле кладбище было пустынно, призраки не задерживаются в местах упокоения. Они или бродят по свету, в стремлении побывать там, где не довелось при жизни, либо возвращаются домой, чем, признаться, доставляют много неудобств родственникам и соседям. Ну, а дух такого матерого странника как сэр Чарльз, думаю, упорхнул отсюда, как только над его бренным телом сомкнулись створки склепа.

Все внутреннее убранство обители было обшито досками эвкалипта и черной акации, которые, невзирая на зиму, насыщали спертый воздух подземелья загадочными ароматами далеких стран. В центре прямоугольного зала на постаменте возвышался искусно инкрустированный флорентийской мозаикой деревянный гроб.

Света из распахнутой двери не хватало. Мистер Боб Боттл решительно приблизился к деревянному ящику, что стал последней постелью для сэра Чарльза, и, так же решительно достав огниво, высек искру и зажег самодельный факел. Мгновенно легкое амбре дешевого жира, казалось, пропитало все помещение, перебивая приятный запах дерева.

Как только источник света приблизился к гробу, оглушительный крик сотряс стены фамильного склепа Стефенсонов, казалось, до самого основания. Не разбирая дороги и не видя никого перед собой, мистер Боб Боттл, гроза малолетней шпаны с Финчли-Роуд и мелких торговцев с Пасифик-стрит, выбежал из усыпальницы и бросился со всех ног по узким улочкам Хайгейтского некрополя, вопя во все горло и заливаясь слезами.

Вацек, ошеломленный поначалу неожиданной выходкой своего компаньона, решил было последовать примеру незадачливого крикуна, но врожденное любопытство, что неоднократно помогало ему прогрызать мел наук, пересилило. Крайне медленно переставляя непослушные ноги и перебирая в памяти все молитвы, услышанные в детстве от матери, Вацек приблизился к гробу и подобрал оброненное огниво.

В неровном свете трепещущего огня вновь зажженного факела молодой, но не очень храбрый человек смог рассмотреть причину, заставившую матерого хулигана и прохвоста Боба Боттла бежать, куда глаза глядят.

Из вычурного эвкалиптового гроба осуждающе торчала черная рука, указующий перст которой, казалось, был направлен прямо на несостоявшегося воришку. Все это выглядело достаточно зловеще, поэтому последующий пассаж Вацека привел меня в искреннее замешательство. Мой план сводился к тому, чтобы припугнуть мелкого воришку Боттла и предостеречь неопытного поляка от кривой дорожки, на которую тот собирался ступить, помогая грабить склеп.

Если бы вы спросили молодого человека, чем он руководствовался в тот момент, то вряд ли получили бы внятный ответ. Но, как бы там ни было, а случилось так, что юноша просто пожал протянутую ему руку.

В первое мгновение Вацек зажмурил глаза, ожидая провалиться прямо в преисподнюю. Но, к величайшему удивлению, ничего подобного не произошло. Пальцы мертвеца оказались чересчур хрупкими и обломались. Поднеся поближе зажженный факел, Вацек с удивлением и, чего уж греха таить, облегчением рассмотрел у себя на ладони, пусть и необычное, но всего лишь растение.

– Хилариус… Полиморфия – не сразу вспомнил латынь бывший магистр естествознания. Вацек еще раз внимательно осмотрел находку, и невольно широкая белозубая улыбка осветила мрачный склеп. Вслед за ним улыбнулся и я, хотя и не понимал до конца, что же произошло.

Лишь спустя пару дней до меня дошел весь смысл провала моей затеи. Странная черная рука, которую я принял за древнюю пугающую безделицу, на самом деле оказалась довольно редким видом грибов, что до этого произрастали лишь в отдаленных глухих уголках тундры. Позднее, когда Вацек представил свой научный доклад светилам Королевской академии наук, этот гриб получил в народе незамысловатое прозвище – «рука мертвеца».

Конечно же, больших денег это открытие Вацеку не принесло, но помогло заявить о себе в кругах лондонской научной элиты.

Мистер Боб Боттл навсегда распрощался с выпивкой и теперь его нос имеет вполне нормальный оттенок и уже не может служить отличительной чертой данного субъекта.

А вашему покорному слуге, ничего не оставалось, как усвоить урок – порой, в погоне за хорошей шуткой, можно обвести вокруг пальца самого себя.