Голоса из бездны

1

«Осталась только витриоль, дальше дело за малым».

Старик, оглядывая стол перед собой в поиске последнего элемента, становился все раздражительнее.

«Черт, забыл вытащить из шкафа, а я уже надеялся, что все пройдет без затруднений».

Алхимик поставил склянку с жидкостью на небольшой деревянный столик квадратной формы, а пустую колбу из-под раствора ртути и золота убрал в выдвижной ящик. Вставая со своего рабочего места, алхимик упал плашмя на спину. При попытке подняться старика пронзила боль, словно ему всадили нож в поясницу. Вставая, он вскрикнул во весь голос. Ученый, не в состоянии продолжать терпеть эту пытку, оставил затею продолжить свою работу, вновь распластался на ледяном, земляном полу.

«Все это из-за сырости и холода. Безмозглый старик, спустил все деньги на чертову ртуть, даже на дрова не осталось. Как смешно. Нищий и убогий старикашка, который даже дом прогреть не в состоянии, буквально через мгновение станет подобен Богу! Но для этого мне нужно все-таки встать на ноги».

Он покосился на опрокинутый табурет.

«Как я вообще умудрялся раньше не падать с табурета без двух ножек?».

Алхимик ни без трудностей перевернулся на живот, подполз к столу и начал аккуратно подниматься, упершись в него руками. Еще несколько минут, после своей победы старик тяжело дышал стоя над рабочим местом. Почувствовав уверенность в себе, Николай направился к высокому шкафу в противоположной стороне дома, благо в нем была одна единственная комната. Доковыляв до шкафа, старик дрожащими руками распахнул его и судорожно принялся искать нужную ему склянку.

— Витриоль… — прошептал название одной из множества остальных этикеток.

Трясущимися руками алхимик вырвал колбу из пасти шкафчика. Сгорбившись от вновь подступившей к пояснице боли, старик побрел к столу с уже давно ждавшем его раствором.

«Мгновение. Всего лишь одно мгновение отделяет меня от божественности. Все, над чем я работал двадцать лет почти завершилось».

Николай взглянул, пожалуй, на единственный предмет, украшавший его лачугу – портрет. На нем была изображена молодая женщина, позирующая на стуле. Бледная кожа делала ее похожей на мертвеца, но яркие карие глаза горели жизнью. Прекрасные русые волосы были распущенны и заканчивались лишь на пояснице. Одежда девушки выглядело величественной. Белое платье отливало серебром, а украшение ему служили растительные узоры серебристого цвета, благодаря глубокому вырезу и зауженной талии, фигура девушки могла предстать во всей красе.

Старый ученный, кажется, совсем забыв о том, что намеревался сделать, захромал к портрету, находящемуся напротив табурета. Он подошел к изображению вплотную, провел свободной рукой по нему и произнес:

— Анна… Мне тебя не хватает.

После этих слов, словно опомнившись, старик вновь направился к склянке. Стоя над столом, алхимик завороженными глазами смотрел на склянку с прозрачной, слегка зеленоватой жидкостью. Внимательно рассмотрев колбу в своей руке, он произнес:

— Двадцать лет, двадцать лет нищеты и одиночество, вот чего мне стоили эти пары капель. Но если все получится, то цена, что я заплатил покажется ничтожной.

Левой рукой, старик трепетно поднял перед лицом смесь из множества растворов, жидкостей и сплавов.

« El memento de la verdad».

Во время добавления в зелье последнего элемента, произошла небольшая вспышка, и дом заполнился зеленоватым дымом. Старик сильно закашлялся, едва ли не выпустив из рук колбу. Невыносимое жжение в глазах и острый кашель мучили алхимика все то время, пока смог не покинул дома.

«Надеюсь, что так все и должно быть».

Развернувшись, он пристально посмотрел на висящий портрет девушки

— Я это сделал, хоть ты и отговаривала меня … — монолог ученого прервал звук похожий на чей-то бег, донесшийся до него со стороны единственного окна в доме, чуть левее портрета.

«Опять крестьянские дети забрели в лес? Что-то поздновато для них, в любом случае, они уже убежали».

Поднесся к носу недавно приготовленное зелье, алхимик вдохнул его аромат. К его удивлению, запах не вызвал тошноту или рвоту, но и приятным его назвать нельзя было, он напоминал мокрую древесину. Старик залпом осушил содержимое склянки, после чего его голова наполнилась леденящими кровь криками. Перед глазами развернулось настоящее дьявольское представление. В центе комнаты появились уродливые существа не похожие на гуманоидов, не выдержав этого ужаса, из его уст прогремел нечеловеческий вопль. Спустя еще несколько минут мучений, алхимик потерял сознание и упал. Склянку из-под зелья разбилась в его руках, впрочем, она все равно была пуста.

 

Очнувшись, алхимик испытал новую порцию унижений. Голова трещала настолько сильно, что старик был уверен, что она вот-вот лопнет, словно тыква. Мерцание в глазах не давало ему рассмотреть обстановку вокруг себя. Спина была не в лучшем состоянии, но этого было достаточно для того, чтобы встать. Превозмогая боль, он все-таки встал, согнувшись при этом практически пополам.

«Не так я себе представлял избавление от смерти. Впрочем, спина – это теперь не так уж и важно, ведь в конце концов, у меня есть сколько угодно времени на ее лечение, надеюсь, алхимия и тут будет подвластна».

Осматривая комнату, ученый не заметил никаких изменений, кроме портрета. Полотно осталось на месте, а девушка, изображенная на нем, исчезла. В панике осматривая комнату, на наличие объяснений, он так ничего и не обнаружил.

— Николаааай – прошептал давно забытый, но ужасно знакомый голос над ухом старика.

Развернувшись, алхимик в ужасе отшатнулся к пустующему портрету. Перед ним стояла та самая девушка.

— Т-ты умерла, много-много лет назад, а, я кажется понял, это галлюцинация из-за зелья, — запинаясь прошептал старик.

— Нет-нет-нет, я настоящая, разве ты не видишь? Сейчас я докажу, что не обманываю тебя.

Девушка, сблизившись со своей любовью, одарила его страстным поцелуем. Но вкус ее губ оказался не таким, каким ожидал старик. Ощущение было, что он целует беззубую старуху, а могильная вонь, исходящая из ее рта, еще больше пугали его. Открыв глаза, он остолбенел от ужаса. Разорвав поцелуй, он отшатнулся к столу и принялся что-то судорожно искать в выдвижном ящике. В это время на него с издевкой смотрела некогда прекрасная женщина, но сейчас она из себя представляла оживший и изуродованный труп. Глаза, как старик думал смотревшие на него, оказались пустыми орбитами, из которых лезли наружу могильные черви. Волосы на голове были седые и полностью прилипшие к черепу, словно они были намочены, а их количество было настолько мало, что их можно было пересчитать по пальцам. Нос отсутствовал, а нижняя челюсть то и дело раскачивалась, но никогда не закрывалась. Зубов почти не осталось, а те, что были прогнили полностью, истощая мерзкую вонь. Оставшаяся кожа в некоторых участках лица была даже бледнее чем у трупа, но и она осталась только в верхней части лица, а ниже практически полностью отсутствовала. Где не было кожного покрова, там ужасали своим видом прогнившие кости и остатки сухожилий. Ушей не было, на их месте торчали оставшиеся небольшие хрящи. Руки были не менее мерзостные, представляли они из себя практически голые кости.

Облачен призрак был в то самое белое платье с картины, на котором, добавилось изрядно грязи, а чуть ниже колен оно было надорвано. Ноги по своей структуре были точной копией рук, но они почему-то не касались земли, а непонятным образом левитировали в воздухе.

Полностью осознав, что существо, представшее перед ним не, галлюцинация, алхимик, стоя спиной к рабочему столу, выдвинул из-под него ящик, и начал что-то яростно искать.

Наблюдая за стариком, призрак девушки залился хохотом и произнесла:

— Дурак, что ты там ищешь? Неужели свой золотой крест? Ты де сам его продал пару лет назад, идиот, — призрак вновь рассмеялся.

— И-изыди, нечисть, изыди тебе говорю, — воскликнул Николай.

— Это я нечисть? – после сказанных слов, призрак исчез на долю мгновения, после чего появился прямо перед лицом алхимика.

Увидев, кто стоит перед ним, старик потерял возможность, что-либо сказать, и потерялся в своих воспоминаний, ведь перед ним предстала она. То самое бледное лицо, которое он полюбил на всю жизнь, пышные волосы, которые он так обожал, тихий, практически шепчущий голос, он любил в ней все.

— Если бы ты не затащил меня сюда, и не занялся бы этой дьявольской магией, мы бы так и жили, будто бы в раю. Это все ты… – шептала девушка на ухо Николаю.

— Нет, нет, это не ты, она бы так никогда не сказала, сгинь повторяю тебе!

Девушка вновь обрела мерзкий загробный облик.

— Ты настолько боишься правды, что готов прогнать меня? Похоже, что за тридцать лет жизни отшельником ты загубил не только свой ум, но и душу. Я уйду, но знай я всегда буду с тобой любовь моя.

Призрак исчез так же внезапно, как и появился, и дом вновь наполнился звонким смехом.

«Это должно быть, последствия эликсира, ведь так, да? Ведь не может в конце то концов, появится такое! Но ведь она знала про крест. Бред, она это знала, потому что является порождением моего ослабевшего разума. После такого, я думаю, лучше хорошо поспать, а то еще одно такое видение я не выдержу».

Старик, вновь согнувшись направился к своей постели, расположенной напротив шкафа со склянками. Алхимик, подняв старый плащ с соломы, лег на нее, укрывшись им.

 

Сны, увиденные стариком в ту ночь, представляли из себя настолько ужасающие картины, что до самого утра стены дома были наполнены криками и различными бормотаниями. Омерзительные существа, походившие собой на скорее на случайно связанные между собой конечности и органы, чем на естественные, созданных природой гуманоидов. Один из них, заметив алхимика, направился прямо к нему. Отсутствие нижних конечностей никак ему не мешало в этом, а сзади себя по мере продвижения, он оставлял темно-кровавый след. Своими пятью руками, расположенными полностью ассиметрично и хаотично, он и совершал свое движение. Когда существо практически вплотную приблизилось к старику, он понял, что лицо, в отличии от тела, имеет нормальные черты. Разглядев лицо чудовища, Николай закричал от ужаса. Через мгновение он уже находился в своем доме.

Направившись к своей небольшой лаборатории, алхимик заметил, что в портрете что-то изменилось, но не мог рассмотреть, что именно.

«Не может быть…»

С картины на старика смотрели пара пустых орбит.

2

«Что сложного в том, чтобы просто открыть дверь?»

Из-за дождя, что длился уже несколько часов, из плаща Абрама можно выжимать воду, и наполнить таким образом целую ванну. От полной сырости, спасала лишь его огромная фетровая шляпа, которой он каждый раз привлекал взгляды зевак, проходящих мимо него. Абрам несколько раз ударил кулаком, по находящейся перед ним входной двери. Подняв голову, он заметил горящий свет на втором этаже.

«Зачем ему включенный свет во всем доме, если, судя по письму, его семья уехала».

Через несколько секунд он услышал скрип половицы. Дверь наконец открылась, а встречал его, весьма тщедушный человечек среднего возраста.   Были у него седеющие волосы, но на лице практически полностью отсутствовали морщины. Глаза были красными, а левое веко часто дергалось, словно у мужчины был нервный тик. Правой рукой он сделал зазывающий жест своему гостю. Перешагнув порог, тяжелый сапог Абрама наступил на половицу, чей скрип отозвался эхом во всем доме. Протянув свой насквозь промокший плащ хозяину дома, Абрам принялся осматривать дом. Повсюду на стенах висели портреты людей из предыдущих эпох. Дальше, прямо по коридору была по всей видимости кухня. По левую стену находились еще две запертые комнаты. Но кое-что привлекло внимание Абрама. Рядом с входной дверью, была лестница ведущая на чердак, но из-за увесистого замка, он показался подозрительным. Повесив плащ, возбужденный мужчина подошел к своему гостю, протянул руку и сказал:

— Федор Голицын.

— Абрам Левин, — еще раз внимательно осмотрев лицо Федора, он добавил, — а рука у меня грязная.

— Понимаю, ничего страшного. Я хотел спросить по поводу…

— По поводу моей работы я хотел бы вам кое-что сказать, или лучше сказать предупредить. Если вы наняли меня, значит дело ваше хуже некуда, я правильно полагаю господин? –он настолько пристально смотрел в глаза своего собеседника, что создавалось ощущение, будто бы он вот-вот прожжет дыру в голове Федора.

— Да, вы правильно полагаете, но…

— А это означает, что раз ваше ситуация, скажем прямо, ужасна, насколько я понял из вашего письма, посему, в ваших же интересах отвечать на все мои вопросы, насколько бы вульгарными они для вас не казались, я понятно объяснил?

— Да, но я хотел спросить насчет ваших…

— Бог ты мой, какой же вы нетерпеливый Николай, послушайте…

— Меня зовут Федор, — вмешался хозяин дома.

— Да, да, да, конечно, а насчет моих методов работы, скажу вам прямо и без мистификации, они довольно необычны, впрочем, я думаю, что вам уже все равно на это.

— Вы правы, но давайте побеседуем в более комфортабельных условиях, прошу, пройдемте на кухню.

Федор вновь повторил жест, которым он встретил гостя, и пошел в сторону кухни. Абрам окинул взглядом вход на чердак, после чего побрел за Федором. Обстановка на кухне была довольно жалкой. Сама по себе, это была достаточно просторная комната, но бесчисленные картонные коробки, практически разваливающийся стол, и стулья, что были достойными дополнением к столу.

— Извините за этот беспорядок, но обстоятельства… думаю, что вы сами понимаете. Прошу, присаживайтесь.

Сев за стол, Абрам державший чемодан до сих пор в руках, поставил его на пол, между ног.

— Может быть, я отнес бы чемоданчик куда-нибудь в другое место? А то как-то ну не знаю, некультурно, что ли.

— Оставьте чемодан, у нас и так много тем для разговора.

— Да, конечно. Ну, задавайте свои вопросы, господин Левин, — Федор соединил пальцы рук между собой и подставил их под подбородок.

— Я хотел уточнить касательно фрагмента из вашего письма, секундочку – Абрам принялся искать в карманах брюк письмо, — а вот и оно, «спать, или же находиться в этом проклятом доме невозможно, в первый день нашего с семьей приезда ни один из нас заснуть не смог, а собака непрестанно лаяла, уткнувшись мордой в пол в коридоре. Всему виной тому, леденящий кровь в жилах гул, что походил на мучения тысячи душ, слившихся в одном голосе…» Неплохо написано, у меня во время первого прочтения даже мурашки появились. Можно рассказать поподробнее насчет того гула? – убрав письмо, Абрам достал из внутреннего кармана жилетки курительную трубку и пачку спичек.

— В день нашего приезда…

— Вы не против, если я немного покурю? – спросил Левин, уже при этом вставив трубку себе в рот.

Лицо Федора исказила нервная гримаса.

— Зачем вы меня о чем-то спрашиваете и через несколько секунд перебиваете?

— Такой уж я человек, так что насчет курения?

— Да ради бога, курите хоть целыми днями, только престаньте меня наконец перебивать, хорошо?

Абрам кивнул, и тут же принялся за свою трубку.

— Кхм, что касается нашего приезда. Около месяца назад, меня уведомили о смерти какого-то дальнего родственника, а что самое главное, о его завещании, оставленном мне.

— Этот дом? – не отрываясь от курения спросил Левин.

— Дом и десять гектаров земли, — уточнил Федор.

— Неплохое наследство. И кем же был этот родственник?

— Если честно, то о его существовании я узнал только после его смерти, поэтому сами понимаете, что расспрашивать меня о нем особого смысла не имеет. Единственное, что я могу е нем сказать, так это то, что человек он был нелюдимым, я бы сказал, отшельником, так мне его описывали местные. Звали его Петром Андреевичем Голицыным. Жена его, уже очень давно, умерла во время родов, вот после этого и стал странным Петр Андреевич.

— Мне интересно зачем так много земли, если у него был один дом, не просветите меня?

— Я сам задаюсь себе этим вопросом, — за долю мгновения лицо Федора приял испуганный вид, — опять началось.

Услышав странные звуки, исходящие откуда-то снизу, Абрам понял в чем тут дело. Приложив ухо к полу, уго тут же обдало стремительным потоком воздуха.

«Щель небольшая, но даже ее хватило для того, чтобы пропускать ветер»

Стоны, наполнившие кухню, привели в ужас Левина, до сих пор не слышав ничего подобного. Внезапно появившаяся мигрень, еще более ухудшило состояние Абрама. Дойдя до ближайшей стены и оперившись на нее, он начал переводить учащенное дыхание. Ноги Левин совсем перестал чувствовать, но Федор спас его от падения.

Сидя на полу, Абрам смотрел на Голицыны все еще затуманенными глазами.

— Вы в порядке? – спросил Федор.

— Уже лучше, спасибо. Только голова раскалывается, у вас есть что-нибудь от мигрени? Если нет, до утра я не доживу.

— Кажется, в аптечке было что от головной боли, сейчас посмотрю.

Долго рывшись в одном из выдвижных ящиков кухонной гарнитуры, он наконец извлек небольшую, после чего подал ее Абраму вместе с водой. Левин осушил полностью осушил стакан.

— Можете идти, или мне вам помочь?

Спасибо, сам справлюсь, думаю, что на сегодня достаточно, можете показать, где я могу поспать?

— Конечно, первая дверь справа после выхода с кухни, вы не заблудитесь.

— Я хотел бы вас еще кое о чем спросить, но оставим это до завтра, я пошел спать.

— Доброй ночи.

Оставив пожелание Федора без ответа, Абрам направился в свою комнату. Зайдя в каморку, в которой не было абсолютно ничего кроме двух кроватей, после чего рухнул на постель и погрузился в сон.

 

Абрам зачерпнул воды из таза, ополоснул свое лицо, после чего взглянул в зеркало.

«Никогда бы не подумал, что могу выглядеть хуже чем обычно»

Волосы на лице, выросшие за время поездки, вкупе с покрасневшими глазами и бледной, словно у мертвеца кожей, создавали весьма отталкивающую внешность. Выйдя в коридор, внимание Абрама вновь привлек внимание запертый вход на чердак. Поднявшись по ступеням, он принялся с изумленным видом изучать замок. Устройство его было парадоксальным, поскольку в нем отсутствовала скважина для ключа.

«Страшно подумать, какие ужасы и откровения может скрывать этот чердак, если его заперли с надеждой никогда больше не соприкасаться с его содержимым»

— Не знал, что вы уже проснулись, — чопорным голосом проговорил внезапно появившийся Федор.

Абрам развернулся и ответил:

— Какого черта в этом замке нет скважины под ключ?

— Без понятия, дом старый, возможно кто-то из его бывших владельцев его повесил, а вам то, какое дело? Я думал, что вы приехали, чтобы помочь мне с затруднениями, за что я вам кстати, заплатил авансом, а вы чем заняты в это время? Сначала падаете в чуть ли не падаете в обморок, потом спите до, — Федор взглянул на наручные часы, — до двух часов дня! А теперь вы пытаетесь проникнуть на мой чердак! – Федор скрестил руки на груди, и своим постукиванием ноги по дереву требовал немедленного ответа.

— Что-то с этим чердаком не так, так что отойдите и не мешайтесь, а еще лучше будет, если вы успокоитесь и прекратите на меня кричать.

— Ладно, хорошо, я спокоен, сказал Федор крайне раздражительным тоном, после чего выдохнул.

Абрам присел на ближайшую к нему ступеньку, после чего сказал:

— Если на чердак нельзя попасть через номинальный главный вход, то может на него можно подняться как-то иначе? Вы сами сказали, что дом старый, возможно в нем есть какие-та тайные хода?

— Сомневаюсь. Дом старый, но не думаю, чтобы в нем было что-то подобное, даже учитывая всю странность, когда-то живших здесь людей.

— Хорошо, пускай нет древних катакомб, но ведь окно, можно попасть на чердак с улицы.

— Я не позволю вам бить окна в моем доме. Придумайте что-нибудь другое, прошу вас.

 

— Лом? Вы это серьезно? — недоумевающе спросил Федор.

— А что вас не устраивает? По-моему, в таких делах нет ничего лучшего старого доброго лома.

— Меня не устраивает то, что вместо знатока оккультизма и всякой прочей магии, ко мне приехал какой-то бандит с ломом в чемодане! На кой черт вы его вообще с собой взяли?

— Вам лучше не знать, что в моем чудесном чемоданчике еще припасено, а то я окажусь не только бандитом. И да, если в замке нет скважины, то это не значит, что он магический, или что вы там себе вообразили. Я похожее уже встречал, и знаю, что с ними надо делать, уж поверьте мне.

— Хорошо, допустим вы взломали ход на чердак. А дальше что? Звуки то, исходят снизу, а не сверху.

— Попадем на чердак, тогда и узнаем.

 

— Я же говорил, что это плевое дело, — гордо произнес Абрам.

— Вы не подумайте ничего плохого, но я вынужден оставить вас, головная боль просто ужасна. С тех пор, как вы приехали, она такое ощущение, усилилась во сто крат. Если хотите, я могу положить инструмент обратно в ваш чемодан.

— Вы идите, отдохните, а лом я оставлю при себе, черт его знает, что меня ждет.

Федор вздохнул и сказа:

— Тогда удачи вам.

Закинув свой инструмент наверх, Абрам оперся руками на пол, и поднялся на чердак. Из-за темноты, Левина не могу даже понять где он находится. Сжав в руке лом, и вытащив фонарик из заднего кармана брюк, он осветил кромешную тьму комнаты. Чердак представлял собой комнату, по площади равняющийся всему дому, но в то же время потолок был крайне низок, из-за чего при первой попытке вытянуться в полный рост, Абрам ударился головой. Помещение, несмотря на свой размер, было практически пустым, не считая небольшое скопление ящиков в дальнем углу. Ничего не обнаружив внутри них, он обратил свое внимание на древнего вида сундук, но тем не менее, сохранившегося довольно хорошо. Абрам коснулся его и удивился, что пыли практически нет, словно его совсем недавно к нему кто-то прикасался.

«А ведь этот гад говорил, что не имеет понятия откуда замок. Очевидно, что если его родственник умер около пяти недель назад, то до меня здесь точно кто-то успел побывать.»

Внутри сундука лежало множество документов, свидетельств, но это не волновало Абрама, в отличии от дневника, найденного на самом дне. Обложка, несмотря на ее явное старинное происхождение, выглядела так, будто была куплена только вчера. Листая записи, Левин, все сильнее ощущал постепенно накапливающийся ужас в своей душе. Большая часть записей была на латинице, но ближе к концу дневника, стали появляться страницы на известном ему языке.

«2 сентября

Силы отцы почти иссякли, похоже, что его время закончилось. Когда-нибудь, со мной произойдет то же самое, что и с ним, но дело стоит того. Вот уже несколько веков наша семья является материальным телом для той частички космоса, что вскоре изменит наш мир. Не надо будет не умирать, ни рождаться, ни любить, ни страдать. Будет все и ничего, ибо все станут частью всем, частью вечного.»

«3 декабря

Кормление становится все большей проблемой для нас. Местные уже начали что-то разнюхивать, а стоны из подвала становятся все громче. Придется быть осторожными, если мы не хотим повторить судьбу салемских ведьм.»

«24 марта

Отец наконец слился с космосом, а это значит, что глава семьи теперь я. Все проходит просто великолепно, но мой племянник меня волнует, из-за его странного поведения, деревенщины стали еще менее доверчивыми по отношению к нам.»

Услышав уже, знакомый ранее звук, Абрам обернулся. В метре от себя он увидел Федора, трущий после удара об потолок голову. Заметив в темноте блики, Левин рванул к Голицыну, и повалил его на пол ударом лома по каленной чашечке. Возвысившись над Федором, Абрам надавил ботинком на кисть, в которой Голицын все еще удерживал нож.  Только после нескольких ударов по кисти, Федор разомкнул пальцы, после чего, Абрам откинул лезвие к стене.

— Знаешь, у меня херова туча вопросов, но начнем, пожалуй, одновременно с самого простого и сложного. Какого хрена здесь происходит?

После продолжительного молчания, Абрам жестко ударил Федора по челюсти, окрасив лом кровью.

— За каждый оставленный без ответа мой вопрос, ты будешь получать в рожу, поэтому я тебе предлагаю наконец открыть рот и начать говорить хоть что-то.

— Идиот, ты просто идиот. Ты не имеешь ни малейшего представления, что тут происходит, — еле выговорил Федор.

— О, я очень хорошо понимаю, что черт побери тут происходит, а вот ты нет. Ты не в том положении, чтобы не отвечать на мои вопросы, поэтому рекомендую начать объяснять мне, что за хрень здесь происходит.

— Ладно, что ты хочешь узнать?

— Вот так вот просто? – удивленно спросил Абрам.

— Если крысе сказать, что она всю свою жизнь бесцельно пытается выбраться из лабиринта, после этого она все равно продолжит делать то, чем и занималась до недавнего откровения. Так что, какая разница? Спрашивай, времени у нас осталась немного.

— Сколько у нас осталось времени решаю я, не забывайся, — пафосно сказал Абрам.

— Как хочешь.

— Что за кормление, и, кого вы кормите? На ферму это не место не похоже.

— Можешь считать это неким, жертвоприношением, так тебе будет понятней. А насчет объекта кормления, то это мы оставим на потом, господин Левин.

— Что означает вся эта лабуда про тело для космоса, и, черт… — внезапно Абрама поразила резкая и беспощадная головная боль, такая же, как и в день его приезда.

— Плохо себя чувствуете, да? – ухмыльнувшись спросил Голицын.

— Я в порядке, просто… голова болит

— Хозяин в этом доме, не я, господин Левин, и уж точно не вы. Прибыв сюда, вы должны были это понять.

— Что ты… — Абрам не успел закончить фразу, потеряв сознание из-за невыносимой головной боли.

 

Первое, что увидел Абрам после пробуждение, оказался темный человеческий силуэт, нависающий над ним. Попытавшись сделать хоть какие-та движения, он осознал, что привязан, или прикован к чему-то. После того, как глаза привыкли к свету, Абрам, вертя головой во все возможные стороны, понял, что он был прикован цепями к темному валуну, вырывающемуся прямиком из земли.  Руки и ноги невыносимо болели, а кожа покрылась мурашками.  Место, в котором находился Абрам, напоминало нечто среднее между пещерой и подвалом. Стены и пол полностью состояли из камня, наподобие того, к которому был прикован Левин, но потолок был сделан из деревянных досок. Кроме того, по всей площади пещеры были построены подпорки.

Через несколько секунд, глухую тишину нарушил громогласный вопль невидимой фигуры, затаившейся где-то в тени. Вопли продолжались несколько минут, но для Абрама это время превратилось в бесконечные муки, во время которых он практически впал в безумие. Звуки становились все громче, и вместе с тем преобразовывались из сумбурных, казалось бы, никак не связанных слов, в нечто вроде заклинания, в котором строки повторялись с определенным интервалом. Оставаясь все еще в здравом рассудке, Абрам узнал в голосе, вещавшем, как казалось ему из совершенно другого пространства, знакомую ему интонацию, коей обладал Голицын.

Полностью утраченный веры и надежды на хоть секундную тишину, Абрам возрадовался как ничему другому в своей жизни, когда-то самое молчание настало. Но то, что предстояло пережить Левину, ни в какое сравнение ни шло с той истошной молитвой, от которой он хотел сбежать как можно скорее. В самый разгар ритуала, в Голицына будто что-то вселилось. Из всего его тела выходили странные отростки, похожие на рудименты, а посередине тела зияла огромная черная дыра. Сердце Абрама колотилось с бешенной скоростью, готовое вот-вот вырваться из его тела. Левин практически полностью покрылся холодным потом, и только цепи не давали его рукам трястись от ужаса. От увиденного, ему хотелось выколоть глаза, а слышимых им звуков, навсегда оглохнуть.

Существо, пугающие Абрама не своим видом, а скорее его отсутствием, явилось разгадкой того, ради чего он и прибыл. Это нечто, не имеющее четкой внешности, лишь имело какие-та намеки на привычное человеку внешний гуманоидов. Основная его часть составлял длинный, не имеющих постоянных очертаний овал, а помимо него, имелось несколько таких же нестабильных отростка, скорее напоминающих рудименты, чем конечности. Космическая сущность находилась перед Абрамом, словно ожидая чего-то. Левин же в это время, теряя последний рассудок, был вынужден слушать те душераздирающие крики, источник которых он так надеялся найти.

Мгновение спустя, нечто приблизилось к Абраму вплотную, после чего начало медленно его поглощать. До сих пор не осознавая происходящего, он до сих пор хранил молчание, словно онемел от ужаса. Лишь через минуты, он наконец издал животный крик, но его уже никто не слышал, теперь его голос стал всего лишь частью стона, что был сплетен из бесчисленного множества душ.

 

3

Пальцы мои трясутся от ужаса, что я вынужден запечатлеть сейчас своим пером. Ибо тот страх и омерзение, испытанный мной невозможно описать, по крайней мерее в здравом рассудке, даже в том виде, в котором он остался у меня.  Мерзкие ритуалы, навсегда закостеневшие в моем сознание, не подлежащие никакому описанию и прочие богохульные вещи, видевшие мной, повергли мой рассудок в пучину безумия. Но самое страшное то, что я не понимаю зачем принялся писать все это! Какая-то иррациональное желание, сопротивляться которому я не в состоянии принуждает меня это делать.

Я проклинаю то, что я решил откликнуться на мольбы местных жителей. Мольбы прекратить богохульные языческие ритуалы, совершавшиеся каждое новолуние какой-то сворой наглых безбожников.

Решив покончить с ними, я, заручившись помощью местных крестьян, организовал облаву. Прибыв на место сбора богохульников, я вместе с ополчением, состоявшим из двенадцати мужей, засели недалеко от сборища язычников. Приняв решение застать их врасплох, мы принялись ждать удобного случая для атаки, ибо только таким образом возможно искоренить этих тварей, и никаким другим.

Как только они разожгли огромный костер, способный гореть много часов, я приободрился, думая, что это возможность видеть их, поможет нам. Господи, как мне кажется, эта моя мысль, как и организация вылазки, была одной сплошной ошибкой. Никогда в жизни я не забуду увиденного мною в ту ночь. То гигантское пламя было не только частью ритуала, но и частью жертвоприношения. Четырех людей, связанных по рукам и ногам, столкнули в этот самый костер. Двенадцать голых, омерзительных животных, образовали круг вокруг горящих людей, и принялись исполнять странный танец. Еще двенадцать язычников, образовали более узкий круг, вознесли руки к небу  и принялись выкрикивать во всю мощь неизвестные мне слова, словно их язык был совсем из другого мира, в котором нет места гласных, из-за чего их выкрики звучали до невозможности омерзительно. Мы были словно заворожены происходящим, царила мертвая тишина, никто не сделал ни одного движения, казалось, что мы даже на некоторое время забыли как дышать.В те минуты, не верилось, что весь этот безбожный ужас и вправду может происходить кроме как в страшном сне.

Постепенно, выкрики язычников становились все более громкими и ритмичными, будто бы они были частью какого-то оркестра, а их концерт подходил к кульминации. Но весь полный ужас той ночи мне только предстоит описать. Подходя к своей кульминации, ритуал принял еще более невразумительную форму. Закончив горланить, внутренний круг оккультистов слился в хаосе первобытного танца вместе с остальными. Но покинув свое место, молящиеся уступили место старику. Подойдя практически в упор к горящим людям, он принялся зачитывать молитву, неизвестного мне происхождения. Руки его были также подняты кверху, как и предыдущих молящихся. Вместе с началом молитвы, или заклинанием, что читал старик, в нескольких метров над костром, возник портал, нескольких метров диаметром. Не знаю, в какой мир, измерение, или на какую планету он вел, но там точно не живут люди. В нем нельзя было разглядеть абсолютно ничего, кроме кромешной тьмы. Страшно было даже предположить, какие существа могут жить в этой пустоте. Я смотрел в эту бездну, наполненную первородной тьмой не в силах оторвать глаз, я уже перестал понимать, кто из нас в кого смотрит.

Из оцепенения меня заставило выйти существо, вернее какая-та его часть, внезапно появившаяся из портала. Я не в силах описать увиденное, ибо чтобы описать хоть что-то, надо понимать увиденное тобой. Я могу лишь предполагать то, что какая-та часть тела, если конечно у существа, явившегося из тьмы, может быть тело. Явившееся из портала часть той темной сущности, даже не имела какой-то определенной формы, каждое мгновение, проведенное в нашем мире, она меняла свою форму, причем каждый раз на такую, что ты не понимал ни ее размера, ни даже малейшего ее очертания. Казалось, что через портал проникла сама тьма, не имевшая ни ног, ни рук, ни даже своего тела.

Наконец выйдя из оцепенения, мы решительным образом остановили язычников. У меня нет ни желания, ни сил описывать те зверства, что мы учинили той ночью. Ни один язычник не был пощажён, а тело старика было настолько изуродовано, что на человека он совсем перестал быть похожим.

Несколько дней спустя, я сложил с себя обязанности деревенского старосты, а всему тому причиной, как мне тогда казалось галлюцинации, видимые мной постоянно после той злополучной ночи. Перед моим взором являлись какие-та несуразные существа, явно не из нашего мира. Но окончательно я покинул деревню, после того как мне привиделся призрак моей покойной матери. Невозможно описать весь ужас, что предстал передо мной в ту минуту. Покинув свой дом, я отправился подальше от всего этого ужаса. Мерзких тварей я перестал видеть, но здоровой рассудок мне уже никто не вернет. Но почему после той ночи я стал видеть все эти пугающие вещи? Все, кто пошли тогда со мной так же стали видеть всякие сущности, но моему совету, покинуть деревню никто не внял. Я до сих пор задаюсь вопросом. Что стало бы с нашим миром, если язычникам удалось бы завершить ритуал, если несколько секунд, вглядывания в тьму хватило для того, чтобы изменить свое видение мира? Но об одной вещи я умолчал, и причем не зря. Думая об этом, все мое тело начинает трястись от страха. Та космическая сущность не отправилась в свой мир. После закрытия портала, она впиталась в почву словно вода. Мне невыносимо осознавать, что осколок бездны навсегда останется пятном на нашей земле.

4

Последняя неделя выдалась для алхимика тяжелым испытанием. Каждую ночь его одолевали кошмары, не сравнимые ни с чем. Адские существа то поедали его заживо, то просто гнались за ним, и каждый сон воспринимался им как действительность, реальный мир, и только после утреннего пробуждения, он осознавал, что в безопасности. Но кое-что в снах старика оставалось неизменным. Помимо чудовищ, в кошмарах находилось бесформенное создание, напоминающее облако. Алхимику казалось, что это нечто хотело ему что-то сказать, и это ощущение не давало ему покоя. Но беспокоило его не только это. Здоровье становилось все хуже и хуже, порой он не мог встать с кровати, из-за чего вновь погружался в пучины безумия, что происходили с ним во снах. Вскоре ему стало очевидно, что зелье, приготовленное им, было вовсе не спасением от смерти, а чем-то другим, возможно тем, благодарю чему он и видеть галлюцинации и вынужден был терпеть мучения в собственных снах.

Спустя еще неделю, алхимик окончательно потерял какую бы то ни было волю к жизни. Целых два дня он был не в силах встать со своей кровати, а чудища продолжали мучать его, но нечто так лишь и кружило вокруг него, будто не могло определиться, что он хочет от старика. На третий день, когда разум алхимика полностью утратил свою прежнюю силу, существо из его снов наконец добилось своего. Дождавшись полной беспомощности старика, существо овладело его телом, после чего, старик будто бы пробудился. Разум его восстановился, но телом он управлять не мог.

— Тебе полегчало? – произнес отозвавшейся в голове голос, напоминающий алхимику его собственный.

— Кто это говорит? – воскликнул старик.

— Тот, кто сейчас управляет твоим телом.

— Что? Но как?

— Это неважно.

— Как это не важно? Какого черта это не важно? Кто-то украл у меня тело, но это не важно?

— Именно, важно только то, что я желаю тебе сказать. Слушай меня, человек. Я могу исполнить все твои желания, мне абсолютно все равно, чего ты захочешь, тебе лишь надо сказать. Я могу дать тебе истинное бессмертие. Тебе надо лишь сделать в ответ кое-что и для меня.

— Все?

— В пределах разумного, правда эти пределы для меня несколько шире, чем у вас, так что можешь не волноваться. Соглашайся и побыстрее, я и так ждал слишком долго.

— Но, что я должен сделать для тебя?

— Для таких форм жизни, как я нужна некая, как бы вы это назвали, еда. Люди отлично подойдут.

— Много?

— Много, очень-очень много.

— Я согласен.

— Неужели так просто. Ты даже не удивился, неужели тебе все равно, на то, что тебе придется обрекать других людей на смерть? А ты в это время будешь довольствоваться благами вечной жизни?

Старик взглянул на портрет, на котором вновь была изображена прекрасная девушка, после чего произнес:

— Мне кажется, что есть вещи и похуже. К моему сожалению, я их делал. Так что, какая теперь разница? Жизнь человека ценна только тогда, пока ты не переступишь эту черту впервые. После этого все преграды падают. Я согласен.

— Прекрасно, прекрасно, я не могу дождаться своего первого банкета, спустя столько времени!

— Я хочу спросить тебя. Ты сказал, что можешь исполнить все мои желания, ведь так?

— Да, ты чересчур сообразительный.

— Ответь мне на вопрос. Ты можешь воскресить мертвого человека?