Автобус остановился. С шипением открылась дверь, и пассажиры торопливо стали выбираться наружу. Последним вышел невысокий человек в чёрном плаще, надетом поверх красной кофты с воротом на молнии под самое горло. Лицо рассмотреть было невозможно и из-за потёртой временем чёрной бейсболки с вышитыми перекрещенными английскими буквами «N» и «Y» — логотипом Нью-Йорк Янкиз. Крест-наксрест грудь незнакомца пересекали лямки от большой коричневой брезентовой сумки и тубуса.
Незнакомец медленно огляделся, поднял воротник плаща, слово пытаясь таким образом спрятаться от сырости и неспешно пошёл к зданию вокзала.
Через миг он растворился в толпе таких же пассажиров, как и он…
— Что скажешь, Гера? – поинтересовалась девушка у склонившегося над телом судмедэкспертом.
Последний поднял глаза, поправил очки толстыми линзами, посмотрел на девушку и развел руками.
— Что тут скажешь, Ева, на первый взгляд смерть по естественным причинам. Но точнее смогу сказать только после вскрытия.
Ева поморщилась. В уголках голубых глаз появилась ещё парочка новых морщинок.
Девушка обошла тело и посмотрела на расколотую скалу, что была позади.
— Приехал посмотреть на Камень Лжи и умер?..
— Ну, не веришь же ты в старую легенду?
— Как знать, Гера, как знать. В нашем городе и не такое бывает.
— Ну, тогда бы его убило молнией, — криминалист рассмеялся, после чего встал и неспешно пошёл к машине, на ходу обронив. – Будут результаты, позвоню.
Тут же появились люди с черным целлофаном и стали засовывать в мешок тело.
Девушка подошла к камню и прикоснулась к нему рукой. Червячок сомнения точил очевидные выводы.
Случись этот инцидент сам по себе, она бы спокойно написала в отчете, что насильственных следов смерти нет, как нет и причин возбуждать дело. Но это была уже третья подобная смерть за неделю. При этом, все в местах, которые можно смело отнести к аномальным. И что-то подсказывало, что это не последняя такая смерть…
Взгляд Евы упал на гадь воды в луже, в которой отразилось её лицо. Усталое, пепельно-серого цвета от вечного недосыпа, с тоненькой полоской не накрашенных губ и едва вздёрнутым носиком. Сухие каштановые волосы, ниспадающее на плечи были посеченными. Давно следовало заняться собой…
Девушка собиралась уходить, когда заметила, как по тропинке идёт парень большой коричневой сумкой через плечо, и чем-то похожим на тубус.
— Сюда нельзя, — тут же среагировал ближайший к незнакомцу полицейский и перегородил собой проход.
— Нельзя? Почему? – удивился незнакомец.
— Тут труп. Достопримечательность закрыта до завершения следственных мероприятий.
— Но я проделал долгий путь. Мне уезжать через три дня. Я не смогу в другой день!
— Тебе не повезло, парень, — Ева похлопала незнакомца по плечу и прошла мимо…
Дождь наконец стих и можно было прогуляться по городу, подышать морским воздухом.
«Патологий нет. Смерть естественная, — буднично заключил в трубку Гера. – Так что тут у тебя работы не будет».
Ева усмехнулась про себя. Бывает же так. Вроде и сложилось всё удачно, и вечер после написания отчета выдался свободным, а ощущение невыполненного долго гнетет и не дает отдохнуть.
Девушка размеренно шла по набережной рыбацкой деревни и смотрела то на идущую рябью воду, то на стены стилизованного под «старую Пруссию» этнографический и торговый комплекс.
Напротив здания, похожего на маяк стоял встреченный днем в лесу незнакомец. Он, не отрываясь смотрел на противоположный берег.
— Ну как, удалось ещё что-то увидеть, кроме Камня Лжи? – неожиданно для себя спросила Ева.
Незнакомец повернулся на голос. Он не выглядел испуганным.
— Не много. У меня нет служебной машины и пришлось добираться от Пионерского своего хода.
— Что Вас вообще понесло к этому булыжнику?
— Красивая легенда, — незнакомец улыбнулся.
У него была красивая и добрая улыбка. Ева смотрела на эту улыбку и понимала, что не хочет уходить…
Может я смогу провести небольшую экскурсию? В качестве компенсации.
Девушка сама не понимала, почему сказала это. В душе она ругала себя последними словами. Сейчас её пошлют, и она будет очень глупо выглядеть. А если не пошлют?..
Незнакомец замешкался. Было заметно, что он взвешивает все за и против предложения.
Я бы не отказался от проводника к Пятому форту. Но это уже завтра, а сегодня, может покажете где у вас можно перекусить?
Ева улыбнулась в ответ…
Ночью снова пошёл дождь. Просыпаться очень не хотелось, но барабанящие по стеклу капли не давали никакой возможности уснуть.
Ева потянулась к другой половине кровати. Она была холодной и пустой…
Чувство разочарования на миг пронеслось в сознании. Хотя, чего она хотела?..
В едва приоткрытую дверь падал свет. Судя по его тусклости, горел он на кухне.
Ева завернулась в одеяло и пошлепала босыми ногами на кухню.
Мартин сидел на подоконнике. В его руках были планшет, с зажатым листом бумаги и кисточка. Рядом лежала палитра с красками. В углу стояли раскрытые тубус и сумка.
Мартин смотрел на стол, на котором лежали пистолет Евы, охотничий нож, ранее стоявший на подставке на комоде, и вазочка с фруктами, и рисовал.
Заметив Еву, художник отвлекся.
— Ты проснулась?
— Дождь, — девушка подошла к парню и заглянула в рисунок. – Ого, да у тебя талант!
— Это мой дар, и это моё проклятье, — Мартин улыбнулся своей обезоруживающей улыбкой. Когда он так делал Еве хотелось смеяться от радости и счастья, словно ей было ять годиков, и папа купил ей сладкой ваты в парке.
— Ей, ты в Кёнигсберге! Городские легенды рассказывают о проклятьях и пострашнее твоего, — Ева не выдержала и засмеялась.
— Пожалуй, — согласился художник.
— Пойдем в кровать…
— Иди, дорогая, я сделаю пару штрихов и догоню тебя.
Девушка кивнула и пошла в спальню.
Убедившись, что остался один, Мартин коснулся нарисованного пистолета. Его рука словно погрузилась в лист бумаги. Ладонь сжала рукоятку Макарова и в следующее мгновение пистолет оказался извлеченным из картины. Та же участь постигла и нож. На картине осталась лишь ваза с фруктами.
Художник спрятал оружие в сумку, и пошел в спальню.
Подполковник был не очень рад просьбе об отгуле, но возражать не стал.
Утром Ева и Мартин побродили по Амалиенау. Многие особняки старого дворянского района уже обрушались, но ещё не утратили всего своего великолепия.
На острове Канта они полюбовались видами величественного Кафедрального собора. Кирпичное здание было эталоном «балтийской» готики. Ева ожидала, что Мартин захочет зарисовать собор, но он лишь отшутился, что рисует только натюрморты, да простые пейзажи, и что ему в жизни не воспроизвести этой древней красоты на бумаге. Хотя, сумка и тубус художника были при нём.
А вот скульптуру «Борющихся Зубров» Гауля Мартин зарисовал, да так, что зубры смотрелись словно живые.
Когда солнце было в зените, художник посмотрел на винтажный циферблат своих карманных часов и заторопился к форту.
Ева не возражала, ей было хорошо в его компании. Она не думала о работе, о нераскрытых убийствах, и вечных отчетов. Она просто разбивалась жизни, получая удовольствие от каждого момента.
Она даже не стала спрашивать, чем так важен был форт. Может Мартин хотел нарисовать картину, может, как и многие до него, поискать таинственную Янтарную комнату, по преданиям спрятанную в подземном лабиринте под Калининградом, вход в который был именно в форте, или он искал встречи с призраками, которых нередко видели в тех местах. Это всё было не важно. Для неё это были драгоценные мгновения, что они были вместе…
Когда добрались солнце уже почти закатилось. Мартин спешил, словно опаздывает на очень важную сделку. Перед самым фортом он практически бежал.
Полуразрушенный кирпичный форт опоясывал ров с мутной водой. Как раз рядом с ним, расположилась ещё одна парочка. Мужчина лет сорока позировал молодой художнице на фоне одной из арок.
Картина была почти закончена. Не хватало только лица. Почему-то Ева сразу это заметила. Наметанный взгляд следока всегда подмечал детали.
— Агата, остановись! – закричал Мартин и побежал к девушке.
Увидев его, художница испугалась и стала спешно рисовать лицо ничего не понимающего мужчины-статиста.
— Проклятье! Агата, не делай этого!
На ходу Мартин открыл сумку и достал пистолет.
Девушка раскрыла лежавший возле неё блокнот для рисования, и словно погрузила руку в один из них. После чего, резким движением, словно выдернула из рисунка большого льва, который тут же понесся к Мартину.
Художник попытался сделать пару выстрелов, но поняв всю тщетность, открыл тубус и вытащил рисунок зубров, тут же «оживив» одного из них.
Огромный зверь налетел на льва, сбив того с лап, а сам Мартин побежал к Агате, которая заканчивала портрет.
Статист стоял словно окаменелый от шока.
Мартин вытащил из сумки нож, но в руке девушки появился миниатюрный дамский Браунинг, также эффектно выуженный из блокнота.
Мартин замер. Прозвучал выстрел…
Алые капли забрызгали портрет… На белоснежной до этого блузке Агаты проступало кровавое пятно. Позади всех стояла Ева. В её руках был зажат табельный Макаров из ствола которого шел дым от выстрела.
Ноги девушки подкосились. Мартин успел её подхватить.
— Что же ты наделала, сестренка…
— Мартин… — слова давались девушке тяжело. В уголке губ проступила кровавая пена. – Я просто хотела жить…
Глаза Агаты закрылись. В тот же момент лев развеялся словно дым.
Мартин прижал бездыханное тело к себе и заплакал.
Ева медленно подошла и села рядом.
— Кто она?
— Моя сестра…
— Почему ты хотел убить её?
— Я должен был её остановить… Должен…
— Остановить? Я не понимаю. Ничего не понимаю. А если бы не видела своими глазами все эти фокусы с зверями, — Ева посмотрела на мирно пасущегося зубра. – Никогда бы не поверила!
— У нас с ней был один дар, и одно проклятье. Мы умеем оживлять то, что рисуем. Но нам нельзя рисовать живые существа. Словно забираем их души. Переносим на полотно. Оставляя лишь бездыханные тела. Ещё в детстве поняли это.
Мартин погладил сестру по спутавшимся волосам
— Не знаю, откуда он у нас. Может свыше ниспослан, а может подарок из Преисподней. Когда-то я пытался это понять, потом перестал искать ответы. Просто жил как все. Пока у Агаты не нашли рак. Ей ничто не могло помочь. Пока какая-то гадалка не рассказала ей о том, что есть места силы. Разломы, откуда выходит энергия земли. И если забрать душу в таком месте, то можно продлить себе жизнь…
Мартин замолчал.
— Сколько лет она забирает души?
— Третий или четвертый год… Я потерял счет времени. Каждый раз я пытался её остановить, но каждый раз не успевал. Сегодня повезло…
Мартин заплакал. Он плакал долго, словно со слезами уходила живущая в нем боль. Ева обняла его сзади и положила голову на плечо. Она не хотела в это верить, как не верила в городские легенды, коими был полон старый Кёнигсберг. Но она верила Мартину. Верила, как себе, и это было главное.
Пришедший в себя статист начал громко кричать и звать полицию. И лишь зубр всё также неспешно жевал траву.
Ева ходила по поющему песку, а он пел ей свою песню.
Когда подул ветер, песчаное поле загудело, как оркестр, издавая звуки то флейты, то органа.
Ева любило это место. Не потому, что оно волшебное, а как раз наоборот. Своим «волшебным» свойствам песок обязан особым кварцевым песчинкам, которые трутся друг о друга, вызывая акустический эффект. Никакой мистики, чистая наука.
Мистики в её жизни последнее время и без городских легенд хватало.
Ева посмотрела на Мартина. Простая льняная рубашка развивалась на ветру. Местами на ней была оранжевая краска. На песке лежали янтарные камушки, которые художник тщательно вырисовывал.
Когда рисунок был закончен, Мартин «вытащил» из картины один из камушков и протянул его Еве.
Девушка улыбнулась. Взяла камень, обняла художника и радостно рассмеялась.
«Это мой дар, и это моё проклятье», — ей вспомнились его слова.
«Теперь это наш дар, и наше проклятье. Ведь у нас теперь всё общее», — подумала девушка и нежно поцеловала мужа.