В канун Нового года, на Никольской

                 20 минут жизни – целая сказка.

  Сейчас, дорогие читатели, я попрошу вспомнить вас, что на карте нашей необъятной страны есть такой город — Москва. Десять, два, один раз вы там были или только мечтаете поехать? Это не важно. Важно то, что первым делом вы в прошлом, настоящем и будущем, приехав в Москву, устремитесь на Красную площадь. Устремитесь в надежде увидеть подлинную картинку с магнитика или обёртки от шоколадки. И этот вид, первый или сто первый, оставит в вашей памяти неизгладимое впечатление особенно в канун самого волшебного праздника.  Но сейчас речь пойдёт не о главной достопримечательности нашей столицы. Я хочу поведать вам историю о невероятные приключения на Никольской улице. Может быть это звучит странно, многие даже не подозревают, что, проходя от станции метро «Лубянка» до ГУМа, пропускают столько интересного мимо глаз. Хотя это и не удивительно. Не каждому из нас дано видеть то, что обычно прячется под карнизами зданий, за красивой лепниной, в щёлках старых дверей. К сожалению или к радости, но ко мне это всё тянется само. Уж не знаю, дар всевидящего путника постарался или моя чудо способность влипать во всякие передряги. Но устраивайтесь поудобнее, укутывайтесь в плед и приготовьтесь к путешествию в настоящую новогоднюю сказку.

***

В час пик в метро, как всегда, не протолкнуться: все спешат куда-то в неизвестном направлении, а я, схватив за руку маму, чтобы её банально не снесла толпа школьников, спешил к выходу. Рядом с маской из гирлянд и железного каркаса, установленной возле здания «Детского мира», нас уже ждала мамина тётка. Алина, женщина на вид не многим старше моей родительницы, в пальто и смешной шапке, переминалась с ноги на ногу и совсем не видела нас в топе ошалелых туристов, рвущихся сфотографироваться везде и всюду.

— Костя, подожди, я тебя с ёлочкой щёлкну! – дёрнув меня за рукав, крикнула мама. В гуле вокруг я едва её услышал.

— Да брось. Такая же ёлка была в прошлом году.

— Ну как хочешь, — и… замерла с фотоаппаратом в руках. Ох, как иногда хочется спросить, на кой чёрт (ой, я ж вроде не ругаюсь) нам столько фотографий. И ведь обидеться потом. А композиция с ёлками взаправду такая же, как и в прошлом году: одна большая и четыре маленькие по бокам; от звезды главной ёлки из золотистой гирлянды растянут сверкающий шатёр. Из далека смотрится не так, конечно, как там, под ёлочкой, но, судя, по количеству китайцев, окруживших новогоднюю композицию рядом со зданием бывшего КГБ, к фотографии можно сделать подпись «Китайский Новый год». И ведь они, бедолаги, и так жмутся друг к другу от холода, а что бы было, ели они стали бы пошире? Мама дорогая! Кстати к слову о маме… и где я её должен сейчас искать? Минуту назад стояла рядом, а сейчас возле меня было только светящееся деревце, на которое чуть ли не с пеной у рта и криком «Фоткай!» карабкалась девица не многим младше меня. Её, по всей видимости, парень, обогнув дерево, стал карабкаться следом, врезав мне локтем по затылку. Что дальше? А дальше люди! Вокруг один сплошной поток!

— КОСТЯ! – раздался радостный зов. Это тётя Алина. Обернувшись, я увидел её вместе с мамой и поспешил к ним.

— Здрасте, — да-да, я сама любезность. – Ну что, идём в ГУМ?

— Да! За мороженным! — радостно озвучила мама цель нашего приезда.

— Тогда вперёд, — скомандовала тётка, а дальше про меня забыли. – Ты представляешь, у меня на работе есть одна девушка преклонного возраста, ну прям совсем, Сталину ровесница… — и завела свою старую шарманку. Только сейчас можно было заметить, что у двух женщин разница была в тридцать с хвостиком лет. О размере хвостика сколько я не пытался узнать всегда умалчивали.

Пока две давно не видевшиеся родственницы перемывали кости всем, кого могли сейчас вспомнить, я, отстранившись от них, наслаждался самым прекрасным, что мог увидеть в Москве – снегом. У нас, в Орле, зима перепутала снег с дождём, поэтому вместо сугробов в декабре месяце были лужи. А когда этот снег кружиться в блеске нескольких сотен лампочек, да ещё и под весёлую мелодию саксофона, здесь уж точно не до сплетен, хочется петь и кружиться вместе со снегом. Люди вокруг улыбаются, веселятся, хотя всё также огромным потоком мчатся на Красную площадь или уже оттуда. Я даже остановился и поднял глаза кверху. Над улицей висели красиво скрученные в виде снежинок гирлянды. Весной или летом мы уже приезжали сюда. И Никольскую неизменно украшала эта накидка света, только на шариках были ещё бабочки, которые от дуновения ветерка немного раскачивались, от чего я не сразу понял, что они не живые. Ах, только посмотрите, кажется одну всё-таки забыли снять.

Одинокая бабочка раскачивалась на ветру, ловя блестевшими золотисто-розовыми крылышками снежинки.

— Костя, ты там заснул?! – раздался голос мамы.

— Иду! – я догнала родительницу. Хорошо ещё, что Алина усиленно отвлекала её, мне бы уже по ушам досталось.

Чем ближе мы были к Красное площади, тем больше было народу, мы были вынужден сбавить темп ходьбы. По левую сторону от нас были магазинчики и кафешки, владельцы которых не поскупились на украшения к новому году. Рядом с одним из таких заведений одинока стояла… я бы даже сказал, что Снегурочка.  Высокая девушка с огромными голубыми газами, светло-русыми волосами, собранными в косу, одетая в длинное голубое платье с узорами и белый полушубок, была и впрямь похожа на ту добрую волшебницу, которую обычно рисуют в детских книжках. Но стоило мне моргнуть, и вот уже на том месте стоит отвратительного вида зверюга, у которой от красавицы осталась белобрысая коса да одежда. Редунтант, сходу определил, вспомнив картинку из книги, что показывал мастер. Это существо-полиморф, не встречающееся в природе, а созданное искусственно, путём скрещивания оборотня и русалки. С обострением дара я стал больше видеть, больше чувствовать, и больше разочаровываться, иногда даже жить не хочется после увиденного. Мой наставник усиленно взялся за моё обучение после одного случая в институте и вбивал в голову знания так крепко, что разбуди меня ночью и спроси про тех же редунтантов, я с ходу расскажу всю их подноготную и добавлю слова мастера, что, увидев его, всегда держись подальше, особенно если не хочешь неприятностей.

Проталкиваясь сквозь толпу, я спешил поскорее скрыться из поля зрения монстра, а когда тот потерялся в толпе, остановился и прислушался к своим чувствам: вроде, всё тихо, только сердце бешено колотиться. Отдышавшись, я вспомнил про маму и тётку, которые уже наверняка, снова ищут меня в толпе. Развернувшись, я врезался в кого-то и упал бы, если бы этот кто-то не поймал меня за руку. Незнакомцем оказался довольно высокий мужчина в коричневом пальто. По сравнению со мной, он был прямо-таки дядя Стёпа.

— Не ушибся, парень? – пробасил он.

— Нет. Спасибо.

Мужчина улыбнулся, и когда я твёрдо стал на землю, отпустил руку и пошёл дальше, а я остался на месте и смотрел ему во след, и ещё долго мог наблюдать, как его массивная фигура рассекает толпу, но моё внимание вновь привлекла гирлянда, висевшая над улицей. Снежинка почему-то не горела, но за то на ней была ещё одна забытая бабочка. Постойте, мне показалось или она сейчас перепрыгнула на другую лампочку? Нет, не показалась. Бабочка прыгала по гирлянде, будто играя, и ловила снежинки своими крылышками. И в какой-то момент я перестал слышать гул толпы и далёкие звуки саксофона. Я не мог оторвать глаз от немного дикого вальса холода и живого, но очень ранимого существа. Эта бабочка притянула всё моё внимание к себе, потому что для меня, восемнадцатилетнего оболтуса, уставшего от общения с духами, это было настоящее чудо. Зимой я ещё никогда не был за гранью, но уверен, что бабочки там тоже не летают в эту холодную пору.

К сожалению, моё волшебное состояние было нагло прервано. Кто-то потянул меня за рукав. Я не сразу смог оторвать глаза от бабочки, но та вдруг вспорхнула и полетела над гирляндами и скрылась где-то в щёлке между лепниной и стеной Московского Печатного двора. Было несказанно обидно и мне безумно хотелось высказать всё тому, кто отнял у меня чудо, но повернувшись в сторону, я никого не увидел.

— Мальчик, — меня позвал писклявый детский голос. Я опустил глаза и увидел маленькую девчонку лет шести-семи, которая едва доставала мне до пояса.  Она смотрела на меня своими серо-голубыми глазами так, что я забыл весь свой гнев и присел рядом с ней на корточки.

— Привет, — как-то само собой вырвалось у меня. – Что тебе нужно? – не умею я с детьми разговаривать, хоть режьте вы меня.

Девочка откинула назад свои золотистые волосы и посмотрела так, как будто сейчас заревёт. А я этого терпеть не могу.

— Где твои родители? – спросил я, и когда девочка отрицательно помотала головой, я вынес вердикт, — Значит потерялась, — и только потом понял, что сказал это вслух. Морально, я уже был готов, что девчонка сейчас разразиться в вопле, но этого не случилось.

Слёзы, которые вот-вот должны были вырваться из серо-голубых глаз моментально высохли. Всё лицо её как будто стало старше, а на губах заиграла какая-то совсем не детская улыбка.

— Я — нет, а вот ты – да. – выдала девчонка и, схватив меня за руку, подпрыгнула. Не знаю, как вообще так могло произойти, какой силой может обладать ребёнок, но только вверх за собой она утянула и меня.

Я почувствовал, как ноги оторвались от земли, тело будто стало легче, а ветер своим невидимым крылом подтолкнул нас и понёс над Никольской. Хорошо, что язык я проглотил не в прямом, а в переносном смысле, хотя было от чего: сначала всё тело сковал страх, холод ударил в лицо, от чего было даже тяжело дышать, но привыкнув к новым ощущениям и посмотрев вниз, я не мог уже сдержать ни улыбку, ни желания разглядывать всё вокруг с жадностью поэта, вбирая в себя все краски этого мира. Внизу осталась огромная толпа народу, живой поток укрывали, как парчой, огоньки Никольской (даже вспомнить не могу, как мы пролетели сквозь них). Такое ощущение, что там ползла огромная змея, блестя и переливаясь золотисто-голубыми красками. Впереди – Кремль, величественно смотревший на меня в обрамлении огней Красной площади, как кавалер смотрит на зевак с полотна в старинной раме. А к самой площади, как к огромному морю света и веселья, стремились улочки, огибавшие ГУМ и Собор Василия Блаженного, образуя вместе из блеска тысячи лампочек толи солнышко с детской картинки, толи веер императрицы.

Малышка с золотистыми волосами, о которой я вспомнил к концу полёта, летела впереди, причём лицом ко мне, и весело улыбалась, не отпуская руки.

Жаль, что полёт длился не более тридцати секунд. Я не успел ничего толком рассмотреть, когда девчонка скомандовала:

— Приготовься! Сейчас будем снижаться.

И впрямь мы летели уже над самыми гирляндами так, что можно было зацепить их рукой, и неизбежно приближались к площади, когда ветер подтолкнул резко вверх и растворился.

Я приземлился на край крыши с жутким грохотом, едва не упав на козырёк, на котором за секунду «до» успел прочитать: «ГУМ».  Удержала меня златовласка, а после помогла перебраться подальше от края.

— Ты первый раз летаешь? – поинтересовалась она, но, думаю, моего ответа ей не нужно было, сама всё видела. Да и ответить я не мог, дар речи ко мне так и не вернулся, поэтому я только кивнул головой.

Девочка хихикнула. Я даже знаю от чего, и вам могу рассказать, как здорово я сейчас выглядел: взрослый парень, довольно упитанный (по крайней мере, так говорила мама) вцепился всем, чем только можно (разве что не зубами) в скат чердачной крыши и ошалело мотал вокруг головой. Ух, даже самому стыдно стало. Посмотрел на златовласку – стоит себе и не боится, собрал последнюю силу воли в кулак и отцепился от крыши, после чего подошёл к девочке ближе. В её глазах я увидел немые аплодисменты. Чувствую, сейчас просто краской зальюсь, щёки, так уж точно пылали. Чтобы немного привести мысли в порядок, я огляделся. Дальше крыша была ровной и, на вид, крепкой.

— Молодец. Дальше точно будет не страшно, — вынесла вердикт малышка и, взяв меня за руку, повела к небольшой группке людей, стоявшей на другом конце крыши и дрожавшей от холода.

— Когда мы уже полетим?! – воскликнула рыжеволосая, вся в веснушках девочка, на голове которой была ну просто гигантских размеров шапка с помпоном.

Я уж точно больше не куда не собирался лететь, а вот насчёт златовласки не знаю.

— Скоро. Всего пару минут и мы отправимся. Познакомьтесь пока, — тон малышки был настолько взрослым, что я даже посмотрел в её сторону, не изменилась ли она за время пути, может подросла? Нет всё так же мне по пояс.

— Рита, — сквозь зубы, практически прорычала мне рыжеволосая и протянула руку.

— Костя, — прохрипел я, осознав, что голос так и не вернулся, пожал её тонкие пальцы.

— Костя? – мне врезали по плечу, — а я Николай, будем знакомы, — пробасил парень в чёрной кепке, бывший на голову выше меня. – А это Ден, — указал на второго такого же гиганта. Второй парень скромно помахал рукой. Ладно, хоть девчонки ниже меня, а то мне как-то снова немного стыдно.

Пятым участником нашей странной компашки была девочка в чёрных очках и с рюкзаком такого же цвета в руках.

— Вика. Очень приятно познакомиться, — застеснялась она.

Злотовласка, на время пропавшая из поля нашего зрения, внезапно выросла между нами и скомандовала:

— Постройтесь в колонну так, чтобы самые маленькие по возрасту были первыми, а в хвосте самые старшие.

Мы все переглянулись. Николай почесал в затылке и выдал общую мысль:

— Ну, давайте, говорите кому сколько. Мне — пятнадцать. – такой вот неожиданный поворот, а я думал где-то двадцать один.

— Мне — четырнадцать. – рыкнула Рита. Она вообще походу была не в духе.

— Мне — шестнадцать, — отозвался  Ден.

— Мне –тоже. – сказала Вика, замёрзшая так, что даже я слышал стук её зубов.

— Тогда у кого в каком месяце день рождения? – спросила малышка.

— Апрель, — холодно ответил Ден (ещё один в «хорошем» расположении духа).

— А у меня в марте, —  Вика немного покраснела (я думал, что от холода только синеют).

Дошла очередь до моей исповеди, а я смотрю на них и даже не знаю, смеяться мне или плакать.

— Чего, возраст забыл? – вспылил Ден, который по всей видимости тоже очень замёрз.

— Почти восемнадцать, — прохрипел я практически человеческим голосом и не хуже Вики залился краской. А как тут не покраснеешь? Рядом с ними я себя реально малолетним мальчишкой чувствовал.

Мы выстроились в колонну, во главе которой стала малышка, и весело потопали к краю крыши. Остановившись за шаг до конца покрытия, златовласка рассказала нам план действий.

— Считаете про себя до трёх, разбегаетесь с того места, на котором стоите и прыгаете.

Класс! Я точно в этом участвовать не хочу, пошёл я отсюда. Шучу! Надо же было досмотреть шоу до конца. И я видел, с каким радостным визгом Рита сделала шаг и полетела вниз с крыши. Первым делом что я захотел в это мгновение, броситься ей вдогонку и может быть удержать, или хотя бы посмотреть, но малышка крикнула раньше, чем я успел сделать шаг:

— Всем оставаться на месте!

Дальше прыгал Николай. Он это сделал с восторгом, но не таким громким, как это было у Риты. Ден, как оказалось, вообще был человеком безэмоциональным. Он с холодной уверенностью сделал разбег и перевернувшись в воздухе, бросился следом за остальными.  Последней была Вика. Она вообще немного замялась, поскольку в руках был рюкзак и она не знала куда его пристроить. В итоге, она натянула лямки портфеля на оба плечика и с зажмуренными глазами и диким визгом полетела вниз.

Оставался я. Ветер на крыше стал гулять вольно, залезая чуть ли не под куртку.

— Считай до трёх, — напомнила златовласка.

—  Я не буду. – не знаю страх или какое-то другое чувство в большей степени заставляло меня отказываться, но я точно для себя решил, что делать этого я не буду. Даже отмазку придумал, — Меня наверняка уже ищут. И так уже по ушам достанется.

Малышка кинула на меня недобрый взгляд и рыкнула:

— Не будет никто тебя искать, – а потом чуть мягче, — никто даже не заметит твоего отсутствия

— Я не маг. Даже если я прыгну, крылья у меня не вырастут, — я стоял на своём.

— Видел, как легко эти дети сделали шаг, — я качнул головой. – А знаешь почему? Они верят в чудо, в отличии от тебя.

— В какое чудо? Сигануть с крыш и расшибиться в лепёшку на самой нарядной улице столицы?

— В чудо, что кроется там, под козырьком крыши. Если не хочешь, дальше я тебе не помощник: выбирайся как хочешь сам, — грустно пожала плечиками златовласка и уже хотела прыгнуть вслед за ребятами, но я остановил.

— Ладно. – одевая рюкзак на оба плеча, выдохнул я. – Верю, что меня подхватит сила нечистая в метре до земли.

Разбежавшись и зажмурив глаза, я бросился вниз. Летел недолго, секунды три, зато какие это были секунды: успел прочитать молитву, подумать о мастере, который, наверняка бы, расстроился, погибни я так глупо, и да, поверил в то, что сейчас невидимый мне ветер возьмёт и подхватит беспомощное тельце, понесёт вверх и сохранит жизнь.

В метре от земли я открыл глаза. Смотрел я ровно на брусчатку, которая была слишком крупной почему-то, и чувствовал, как в спину бьют потоки ветра, но при этом я висел почти неподвижно в них.

Когда я извернулся так, что смог посмотреть на источник такого сильного ветра, я был ошарашен. Огромная золотисто-розовая бабочка держала меня своими лапками за ворот куртки и рюкзак, огромными махами крыльев нагоняя ветер.

Бабочка издала звук, похожий на песню соловья и одновременно чириканье воробья, что-то между ними, и потащила меня вверх, а после швырнула на нечто холодное и колючие. Когда я смог встать на ноги, моему изумлению не было придела. Я стоял (никогда не догадаетесь на чём) на снежинке. Огромная, слегка подтаявшая от прикосновения моих рук снежинка летела вверх к другим, на которых разместились Рита, Николай, Ден и Вика. Златовласка летала без снежинки, оглядывая нас.

— Что происходит? – вырвалось у меня. Малышка зависла рядом со мной и пояснила:

— Добро пожаловать в Новогодний Излом. Нас никто не видит, мы здесь колдуем так, как хотим, но в пределах допустимого. Здесь оказываются в основном только дети и мы – духи.

Понятнее, как вы сами слышали, не стало. Я уже второй год маюсь с переходом в Грань и обратно, с духами и нечестью, но про Излом слышу в первый раз.

— У меня есть два вопроса. Первый: «Что за Излом?» А второй: «Предел допустимого– это в каком вообще смысле?»

Малышка устало потёрла лоб (так обычно делают только взрослые) и приземлилась ко мне на снежинку, все остальные снежинки подлетели ближе и зависли.

— Излом – время и место, когда духи, наделённые магией, могут пройти в мир людей из Грани и творить своё волшебство в почти не ограниченном объёме. Но… всё зависит от состояния мира людей, а конкретно от того, что сейчас происходит и в каком масштабе. Не празднуй вы Новый год с таким размахом, и сил, чтобы вас уменьшить и заставить парить, было бы гораздо меньше. Как видите, я могу потянуть только пятерых.

— И всё? Больше никаких ограничений? – я ждал, если честно, что она ответит самым худшим для меня «ДА», но, как оказалось, у всего есть свои тонкости.

— Нет, не совсем. Праздник – это… как же мне сказать-то на современный лад, — девчонка, похоже, никому раньше не разъясняла всё это. Кажется, я догадался, почему именно дети: они бы не стали задавать такие вопросы, а восприняли бы это всё как чудо, особенно, если им намекнуть на эту мысль словом «Новогодний».

— Фильтр! – вспомнила подходящее слово златовласка. – Могут пройти только определённые духи, и в них обязательно должны верить. «Мертвецы» сюда не попадут. Ещё вопросы есть?

Я отрицательно помотал головой.

— Тогда присядь, пожалуйста, и держись крепче.

Я не стал больше сопротивляться, сделал всё так, как мне сказали, и, удивительно, снежинка перестала таять под моими руками.

— Надо же, а я раньше и не задумывалась зачем всё это! — в восторге воскликнула Рита. – Ты настоящий молодец. Я, кстати, знахарка.

— Очень приятно, — улыбнулся я в ответ. – И, наверное, хорошо, что не задумывалась. Ты ещё маленькая и должна верить в чудеса. (после этих слов Рита обиженно надула губки, а до меня наконец-то дошла самая простая истина) Плохо, когда от возраста ты стареешь не только физически, но и душой. Вот я уже старый, мне нужно было едва не влететь носом в брусчатку, чтобы поверить в самый волшебный праздник в году.

Грустно бывает осознавать, а ещё грустнее признаваться не всем, а самому себе, что ты вырос. Я понял, что не хочу расти, не хочу забывать о том, что в мире помимо Грани, которая сама по себе и есть огромное чудо, существует ещё множество и других волшебных явлений, не хочу с ледяным сердцем разбирать каждый закон природы, пусть в мире останется хоть одна маленькая тайна, которую ни один человек не сможет раскрыть.

— А я тоже перестану верить? – спросила дрожащим голосом Вика, выдёргивая меня из собственных мыслей.

— Кто знает, — хорошо, что она это спросила. — У нас же праздник, да? – переход из депрессии в хорошее настроение произошёл стремительно. —  Значит надо послать всё к чёрту. – на меня посмотрели все широко распахнутыми глазами, даже Ден изобразил удивление. – Снежка, — да, так я прозвал новый знакомый дух, — что у нас по плану?

Златовласка ничуть не обиделась на моё прозвище, только улыбнулась и ответила само собой разумеющееся:

— Встреча с чудом.

Она сделала какой-то жест руками и рассыпалась мелкой блестящей пылью, а дальше… что было дальше я никогда в жизни не забуду.

Ветер засвистел у меня в ушах, мир закружился в удивительном вихре и нашу весёлую компанию понесло в мир огней Красной площади. Пролетая мимо катка, под звуки приятной мелодии, наши снежинки стали выписывать кульбиты, проскальзывая между огромными людьми, почти касаясь льда и ныряя то между рук, то в отверстия в коньках. Мы мчались к Спасской башни, обогнув домики с огромными валенками, увидев себя в отражении на лакированной матрёшке и вдохнув запах пряников и чая. Мы преодолели сцену, на которой сейчас прыгали смешарики, даже, можно сказать, поучаствовали в их выступлении, ненадолго приземлившись на Кроша.  Но после снова ветер взял нас в свои ладони и вынес за пределы буйства огней и звуков. Мы были уже у башни и вдоль её стены летели, как на ракете, с неимоверной скоростью, а, когда достигли циферблата, внезапно почувствовали, как снежинки под нами исчезли. Упасть нам не дали. Меня вдруг схватили за руки и повели в каком-то яростном вальсе. Партнёршей у меня была ни то фея, ни то снежинка, которая несла меня сюда, на крылышках существа, сплетённых будто из кружева, я заметил две проталинки от моих ладоней. Часы пробили семь, и эта была самая красивая музыка сегодняшнего дня, под которую нас кружили и несли дальше, к колокольне «Иван Великий» мимо администрации и крохотных Царь-пушки и Царь-колокола, одиноко укутавшихся в снег. Снежинки вновь стали прежними, я поудобнее устроился на своей, чтобы осуществить маленькую шалость, и она мне удалась. Я провёл рукой по холодному металлу креста, оставив на нём тонкий сед тепла, конечно, через пару секунд испарившийся, но кто бы мог подумать, что я, до жути боявшийся высоты, когда-нибудь смогу осуществить что-то подобное. Как-то даже на душе тепло стало.

Дальше мы летели спокойно мимо здания Сената, на котором неизменно развивался флаг, мимо арсенала, облетели вокруг красную звезду Троицкой башни, и, как с горки на санках, промчались по бойницам Троицкого моста до самой Кутафьи башни. От Кремля мы полетели по Александровскому саду, который почему-то не радовал глаз блеском и огнями, а стоял грустно, будто греясь в темноте и под шумок у вечного огня. Но за спящим садом нас ждал не менее захватывающий мир. Застывший в молчании фонтан «Четыре времени года» мы облетели, чтобы попасть в сказочное поселение духов и фей, волшебных огоньков и нимф, чья жизнь бурлила под каждой крышей домика с стеклянными сосульками, в каждой искусственной еловой ветке, что украшала Манежную площадь. Мы могли услышать, как лось начинал читать своим малышам очередную сказку, могли видеть, как пристально волк в очках и пальто рассматривал прохожих и следил за духами, чтобы те ни в коем случае не бежали за оградки. Оставив за спиной всё это, мы влетели в галерею света, в пролётах которой висели знаменитые картины русских художников. Лично я заметил «Купчиху за чаем» Кустодиева. За последней аркой было не менее прекрасное зрелище из огней, сплетённых в огромный шар и много чего другого, что просто я уже не мог уловить, от чувств голова шла кругом. Мы стали подниматься выше, и чем больше мы это делали, тем ветер становился яростнее, тем сильнее нас уносило прочь от Исторического музея и Музея войны 1812. Мы пролетели станцию метро, обогнули ресторан «Старая башня» и нырнули в проулок между знакомыми домами, после чего вновь оказались на Никольской. Всем вдруг стало понятно, что полёт близится к концу, когда снежинки подлетели к ГУМу. Но вопреки ожиданиям, они не оставили нас на крыше, а нырнули в двери самого магазина. Там мы пролетели над огромной очередью за мороженным, аллейкой смешных ёлочек и попали в главное место ГУМа – пересечение основных линий магазина.

Огромная ёлка, вокруг которой по традиции были расставлены столы с подарками, сладостями, газировкой, была наряжена прошлогодними фигурками. Но всё вокруг: этажи, украшенные мишурой и игрушками; гирлянды; шум толпы копошившихся внизу людей, похожих на муравьёв – это всё дышало предновогодней суетой, в которой можно было утопать и наслаждаться жизнью.

Снежинки влетели в ёлку, где и оставили нашу весёлую компанию на одной из веток. Здесь не было слышно шума толпы, не было вообще никого вокруг. На соседней ветке из собравшихся в одну кучку блёсток материализовалась Снежка.

— Понравилось? – спросила она.

— Очень!!! – громогласно выразила общую мысль Рита.

— Тогда идём те за мной.

Снежка спрыгнула на нашу ветку и повела нас в глубь ёлки. По пути мы увидели огромных размеров стеклянные свечи, позолоченные и посеребрённые, несколько снежинок из картона и множество лампочек, горевших разноцветными огнями, но главное украшение ёлки ждало нас у самого её ствола. На довольно-таки обычном троне из дерева, покрытого красной, голубой краской и лаком, восседал сухой старик с длинной бородой и деревянным посохом.

— Нагулялись? – прохрипел дед. – Ну и хорошо.

Снежка подбежала к старику и что-то прошептала на ухо. Старик захрипел, потом стукнул посохом и сказал:

— Ну и кто из вас Рита?

Знахарка подбежала к старику и весело воскликнула:

— Я – Рита. Приготовила тебе, Дедушка Мороз, стихотворение. – и начала громко и с выражением читать «Белая берёза под моим окном…»

Пока Рита выступала перед стариком, я тихонечко толкнул Николая и спросил:

— Чё, правда Дед Мороз или так, дух очередной?

— А ты первый раз вообще в этом участвуешь? – ответил вопросом на вопрос парень. Я кивнул. – Короче говоря, это дух, исполняющий желание, за определённую плату. Можно попросить всё, что достать в мире людей почти невозможно, но за это придётся отдать силу слов или музыки. Танцевать как-то здесь никто не решался, но говорят, что и так можно. Вся та энергия, с которой Рита читает стихи, скапливается у него в жезле. Вот, гляди.

И я заметил, как вокруг Риты образовалось мягкое розоватое свечение, от которого нитями с каждым её словом расходился этот свет, завиваясь в причудливые узоры.

— Ты куда смотришь? – толкнул меня Николай.

— На Риту, — прошептал я.

— Да нет же, — Николая оттащил меня в сторону и указал на посох, — смотри на его тросточку. Видишь, она светиться всё сильнее и сильнее начинает, это значит в ней накапливается энергия.

Но помимо света посох приобретал и совсем другой цвет, менялась даже форма: старая, чуть ли не рассыпавшаяся в труху ветка приобретала очертания настоящего жезла новогоднего волшебника, да и сам волшебник менялся в лице, становился немного моложе, румяней и добрее.

Когда Рита закончила со стихами, старик подозвал её поближе и спросил, что же она хочет. Знахарка прошептала на ухо Деду Морозу своё желание, тот кивнул и отправил Снежку, по всей видимости, за подарком. Мы наблюдали за тем, как малышка ловко перепрыгивая с ветки на ветку, искала среди украшений то, что попросила Рита. Найдя нужный свёрток, она спрыгнула и отдала его девочке. Та не стала долго ждать и развернула подарок, после чего с визгом и смехом помчалась к нам. Рита радовалась подарку так, как радуются дети: прыгала вокруг нас и хвасталась удивительными свойствами кулона, доставшегося ей

После четырнадцатилетней знахарки, на поклон к Деду Морозу пошёл Николай, он тоже прочитал стих, отдав со словами часть ауры и получив взамен сверкающий меч с какими-то заклинаниями на лезвии. Дальше был Ден. Он, к моему большому удивлению, пел песню «Маленькой ёлочке холодно зимой» на манер оперы. И это было прекрасно, мы даже аплодировали. В подарок ему достался тоже меч, но какой-то немного не правильной формы с лезвием, выложенным камнями. Вика, как самая застенчивая, читала стишок совсем тихим голосом, от чего старику пришлось попросить её подойти ближе. Ей подарили перчатки.

Настала моя очередь идти. Честно говоря, мне нечего было просить, поскольку занесло меня сюда совершенно случайно. Я бы лучше в сторонке постоял, но Снежка взяла меня за руку и подтащила к старику.

— Как звать тебя, добрый молодец? – спросил старик.

— Костя, — отозвался я.

— Ну что ж Костя, вижу в первый раз ты в мои чертоги попал, а раз так, то ты сегодня почётный гость – проси, чего хочешь, предлагай, что в обмен дашь.

А что я мог попросить? Оружие? Мой мастер всегда говорил, что единственное моё оружие – голова, не просить же мне втору. Травы? Так ведь я понятия не имел какие: «великую» тайну чудесных сборов, с помощью которых я в Крыму входил в магический сон, мне так и не открыли. Поэтому я мог только что-нибудь предложить от себя, чтобы старания Снежки не пропали даром.

— Я… песенку могу спеть, — припомнил одну из тех, что пели в любимом мной фильме «Чародеи», — только просить мне нечего.

Старик погладил свою бороду, которая за время нашего пребывания здесь приобрела густой и ухоженный вид, и, махнув рукой, сказал:

— Нет, песни мне не надо. Дай руку.

Даже веселившаяся Рита, смех которой оглашал сейчас всю ёлку, замолчала, а я так вообще в состояние столбняка перешёл. Старик, поглядев на нас всех, расхохотался.

— Не боись, цела она будет. Я только посмотрю на твой браслет.

Пожав плечами, я протянул руку. Старик снял варежки, которые я поначалу даже не заметил, холодными пальцами закатал рукав моей куртки, а следом толстовки, освобождая всё предплечье, и осторожно ощупал резиновый браслет, находившийся почти у самого локтя.

— Дорог он тебе? – поинтересовался старик. И мне было бы жутко неприятно ему отказывать, если бы он сейчас попросил именно это, потому что браслет я не мог отдать, я с ним почти не расставался.

— Это память о конкурсе. – признался я.

— Стало быть, редко его снимаешь? – я кивнул головой. – Тогда пусть он тебе служит не только светлой памятью, но и оберегает душу твою от тьмы всякой.

Старик что-то неразборчиво промямлил, а после от его посоха потянулись серебряные нити. Они достигали браслета и уходили в него, как цепи, брошенные в воды моря, скрываясь в глубине, а после от слова Россия по всему браслету потянулись золотые узоры, как будто морозом на окне рисовали. И в этих завитках я разглядел снежинки, жар-птицу и листья папоротника. Помимо света браслет излучал ещё и тепло, но не обжигал. Стоило мне коснуться его, как все узоры погасли и пропали, а браслет стал снова обычной холодной резиной.

— Только подумай об этих чудесных узорах и прикоснись к браслету, как он снова станет таким, — сказал старик.

— Что я должен взамен?

Дед Мороз задумался, оглядел меня с ног до головы, а после вздохнул и ответил:

— Ступай себе с богом, только своему мастеру от меня привет передай.

— Обязательно, — пообещал я и пошёл к свои новым знакомым.

— Ну же, покажи! – потребовала Рита, как только я подошёл к ребятам. Хорошо ещё, рукав не успел опустить. Знахарка потрогала пальчиком браслет и, вздохнув, сказала:

— Для первого раза неплохо.

— А ты здесь не в первый раз? – даже было интересно, сколько лет она знакома с миром духов.

— Нет, третий, — она наконец-таки перестала вертеть кулон в руках и надела его как положено, на шею.

— Да, — хлопнул меня по плечу Николай, — хорошо для первого раза. Я вот, когда на годок помладше был, коллекцию оловянных солдатиков попросил, что однажды в мастерской у папиного друга увидел. Так и лежат дома в коробке, зато память хорошая. А теперь вот, — он показал меч, — попросил то, что действительно по жизни пригодится.

— Так стало быть ты… — закончить мысль мне не дали.

— Да ни я один, вон Ден тоже борец с духами, только мы на разных охотимся, у разных учителей учимся, но часто видимся.

— А я —  ведьма. – призналась Вика.

— Мы так и собираемся нашей четвёркой двадцать девятого числа. Два раза мы были. Пятого с нами ни разу не было, но я, да и все остальные рады, что сегодня познакомились и с тобой, — закончил Николай.

— Костя, а почему ты не сказал, какой у тебя талант, — спохватилась Рита.

— А что рассказывать? Я – всего лишь путник.

— Всевидящий? — уточнила Вика.

— Ну, да, — пожал я плечами и улыбнулся, — а есть ещё какие-то, имеющие отношение к миру духов?- Ребята засмеялись.

Снежка собрала нас в кучку и подвела к краю ветки. Снизу толпа шумела, не переставая, а с верху что-то шуршало на ёлке. Вдруг мимо нас промчались две огромные птицы и зависли на пару веток ниже.

— Вспоминаем историю на крыше, — сказала Снежка. – Выстраиваемся в колонну, считаем до трёх, разбегаемся и прыгаем.

Здесь уже всё было намного быстрее. Когда дело дошло до меня, мне почему-то стало жаль оставлять сказку. Я обернулся и увидел Деда Мороза, одевавшего красный кафтан и шапку, он помахал мне рукой в красной варежке, взял посох, на котором сияла голубая звёздочка, а после рассыпался на огоньки и полетел прочь из ёлки.

Я разбежался и прыгнул, даже не считая про себя до трёх и приземлился на спину огромной голубой картонной птицы, где уже сидели Николай и Ден. Последней на соседнюю розовую к девочкам приземлилась Снежка. И мы полетели вдоль магазинов абсолютно никем не замеченные.

— Костя, — позвала Снежка. – Приготовься, ты будешь первым. Тебе нужно будет прыгнуть и постараться приземлиться на ноги.

— Хорошо.

Мы впорхнули в ближайшие двери гастронома №1 и стали медленно лететь мимо витрин и прилавков, заполненных колбасой, хлебом, сырами и многим другим – всем, что можно было съесть. Но я смотрел не на прилавки, а на людей и у витрины с мороженным заметил маму и её тётку.

— Спасибо вам, ребят, и тебе, Снежка. Надеюсь ещё свидимся, — и я прыгнул. Вдогонку мне полетели голоса девчонок:

— Мы будем ждать!

Я приземлился ровно между витриной и мамой.

— Ну что, какое мороженное будешь? – как ни в чём не бывало спросила родительница. Мне нужно было быстро сориентироваться, чтобы никто ничего не заметил, но я замедлил с ответом, наблюдая как две картонные птицы, бывшие не более чем мне с ладонь каждая, удалялись от меня, а рядом, прямо на стеклянную витрину приземлилась небольшая коробочка с лентой, на которой серебряными буквами было написано: «Откроешь после боя Курантов». Я схватил коробочку и быстро спрятал в рюкзак.

— Костя, что ты потерял в рюкзаке? – сердясь спросила мама, но я не обратил внимание.

— Фисташковое, — напомнил про мороженное. Мама вроде и ничего не заметила.

***
Наслаждаясь знаменитым на всю Россию мороженным, я, мама и Алина гуляли по ГУМу, рассматривая ёлочки, украшенные тематическими фигурками разных брендов и магазинов. Они по-прежнему обсуждали неизвестных мне людей, а я думал над тем, что запишу всё, что видел и чувствовал сегодня, запишу, чтобы через много лет мои дети и их дети знали, почему нужно верить в волшебство.